Что будет, когда наступит мир и по его условиям с России начнут снимать санкции? Обрушится "иранская модель", начнется перезагрузка отношений с Западом. Дальше 2 сценария:
№1 - авторитаризм латиноамериканского типа (ноль развития десятилетиями). Вероятность - 50 - 60%
№2 - developmental dictatorship, диктатура развития. Вероятность - 40 - 50%. По типу Тайваня и Южной Кореи. Как это устроено и как делается - хорошо известно. Если, конечно, хватит ума и технократов, которые понимают, что делают.
Временные границы до старта? По оценке, до 4 - 6 лет
Для моей книги "Краткая история российских стрессов"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-809201254/
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/
№1 - авторитаризм латиноамериканского типа (ноль развития десятилетиями). Вероятность - 50 - 60%
№2 - developmental dictatorship, диктатура развития. Вероятность - 40 - 50%. По типу Тайваня и Южной Кореи. Как это устроено и как делается - хорошо известно. Если, конечно, хватит ума и технократов, которые понимают, что делают.
Временные границы до старта? По оценке, до 4 - 6 лет
Для моей книги "Краткая история российских стрессов"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-809201254/
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/
OZON
Краткая история российских стрессов | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (809201254)
Краткая история российских стрессов | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей. (809201254)
Надейся на самого себя. Я существовал при 4 генсеках и 3 президентах. Мое бренное тело присутствовало при двух деноминациях, одной денежной реформе, одном дефолте и не менее, чем трех кризисах. Мои старшие жили в сараях, подвалах, бывшей уборной, и даже парочке бараков, выбившись в хрущевки, как новый способ существования.
Я прошел две общественные системы, два политических переворота и одну попытку к нему, с пяток административных реформ, и массу приливов и отливов в мозгах властей, кроящих, режущих и изменяющих всё по живому.
Я пережил циклы доллара, бомбежки Ханоя, пяток взлетов и падений цен на нефть и, наконец, понял, что все равно буду кормиться государством по остатку, как и полагается в нормальном буржуазном государстве.
И все еще молод.
Это значит, что российский мир переменчив, как ветер.
Бессмысленно ждать, что это изменится.
Бесполезно надеяться на длинные горизонты, на дальние цели, на инвестиции сроком на два поколения вперед и на теплые руки государства, кормящего тебя подогретым молоком с ложечки.
Я знаю, что я знаю, что все знают, что впереди куча поворотов, и очередная пенсионная реформа будет носить еще сотый номер.
Поэтому стоит надеяться – нам всем - только на самих себя. Пытаясь понять, как и за счет чего стоит существовать через 10, 20, а лучше всего 100 лет.
Это написано 7 с половиной лет назад, 24 октября 2014 г.
А сейчас я присоединяюсь к самому себе. Тем более, что с тех пор пережил еще два кризиса и три взрывных девальвации. Плюс еще и столкновение нескольких миров, которое неизвестно чем закончится. А также возникновение новой общественной системы в России за новым железным занавесом.
Вперед, в путь! Все будем меняться, даже если вам кажется устойчивым и неизменным, как скала.
Тот, кто считает, что день нынешний – раз и навсегда – глубоко ошибается. Единственное, вы не проснетесь через 5 лет и даже через 10 лет в «развитой экономике» (developed economy), в «социальной рыночной экономике» (social market economy). Не Прага, не Франкфурт, не Сеул, не Тайпей, не Лондон, не Мадрид с Малагой и т.п.
Но когда-нибудь проснетесь, и, если повезет – то через поколение (20 – 25 лет).
Я прошел две общественные системы, два политических переворота и одну попытку к нему, с пяток административных реформ, и массу приливов и отливов в мозгах властей, кроящих, режущих и изменяющих всё по живому.
Я пережил циклы доллара, бомбежки Ханоя, пяток взлетов и падений цен на нефть и, наконец, понял, что все равно буду кормиться государством по остатку, как и полагается в нормальном буржуазном государстве.
И все еще молод.
Это значит, что российский мир переменчив, как ветер.
Бессмысленно ждать, что это изменится.
Бесполезно надеяться на длинные горизонты, на дальние цели, на инвестиции сроком на два поколения вперед и на теплые руки государства, кормящего тебя подогретым молоком с ложечки.
Я знаю, что я знаю, что все знают, что впереди куча поворотов, и очередная пенсионная реформа будет носить еще сотый номер.
Поэтому стоит надеяться – нам всем - только на самих себя. Пытаясь понять, как и за счет чего стоит существовать через 10, 20, а лучше всего 100 лет.
Это написано 7 с половиной лет назад, 24 октября 2014 г.
А сейчас я присоединяюсь к самому себе. Тем более, что с тех пор пережил еще два кризиса и три взрывных девальвации. Плюс еще и столкновение нескольких миров, которое неизвестно чем закончится. А также возникновение новой общественной системы в России за новым железным занавесом.
Вперед, в путь! Все будем меняться, даже если вам кажется устойчивым и неизменным, как скала.
Тот, кто считает, что день нынешний – раз и навсегда – глубоко ошибается. Единственное, вы не проснетесь через 5 лет и даже через 10 лет в «развитой экономике» (developed economy), в «социальной рыночной экономике» (social market economy). Не Прага, не Франкфурт, не Сеул, не Тайпей, не Лондон, не Мадрид с Малагой и т.п.
Но когда-нибудь проснетесь, и, если повезет – то через поколение (20 – 25 лет).
Редкая книга non-fiction удостоится большой академической рецензии в толстом журнале. К моей книге "Искушение государством"(2023) она прилетела. Такая рецензия всегда большой труд ее автора, по сути, академическая статья. И я благодарен ее автору, проф. Заостровцеву (ВШЭ), за его время, за интересный и полемичный текст, который заставляет меня размышлять: "А что, собственно, я сделал? Какой книга кажется со стороны академическому читателю? В чем прав я, а в чем не прав?". Кажется, что с Андреем Заостровцевым мы расходимся только по одному, но очень важному вопросу - ему кажется, что будущее - мрачная штука, а у меня - разные сценарии, и свет, и тьма. Ссылка на рецензию, ее можно прочитать - https://inecon.org/docs/2024/Zaostrovtsev_VTE_2024_2.pdf
Каждый вечер мы видим на нашей реке:
1) утку с семью утятами. Где папаша – неизвестно, 2) двух лебедей с гадкими утятами. Их четверо, и они без комплексов, 3) кажется, выдру. Но часто она исчезает, 4) комариную кучу, ждущую нас в засаде. Мы от нее отбиваемся. Все они не размышляют о неизвестности, о том, куда мир идет, и об общем порядке вещей. Мы учимся у них, стараясь не думать ни о чем, хотя бы на полчаса. 5) Между тем, солнце вот-вот зайдет. И оно не разбирается в наших страхах, в нашем стыде, в нашей совести. Ему хочется темноты. 6) Нам ее тоже хочется. Спать – это вещь, когда темно. 7) Ночью встает полная луна и, кажется, Венера. Мы десять лет спорим - это звезда или Венера. Мне кажется, что это звезда. Но, на самом деле, это Марс. 8) Говорить об этом гораздо интереснее, чем погружаться в неизвестность 9) Но страх будущего все равно не оставляет нас 10) И мы идем, идем вдоль реки. Она все больше темнеет и уже не отливает вечерним серебром 11) Так бы идти и идти, и ни о чем не думать 12) Вот мы и идем, ни о чем не думая. Только рукам тепло – мы их переплели, чтобы стараться не упасть 13) Но вот куда мы идем – не знаем, хотя обязательно придем домой, чтобы лечь спать
1) утку с семью утятами. Где папаша – неизвестно, 2) двух лебедей с гадкими утятами. Их четверо, и они без комплексов, 3) кажется, выдру. Но часто она исчезает, 4) комариную кучу, ждущую нас в засаде. Мы от нее отбиваемся. Все они не размышляют о неизвестности, о том, куда мир идет, и об общем порядке вещей. Мы учимся у них, стараясь не думать ни о чем, хотя бы на полчаса. 5) Между тем, солнце вот-вот зайдет. И оно не разбирается в наших страхах, в нашем стыде, в нашей совести. Ему хочется темноты. 6) Нам ее тоже хочется. Спать – это вещь, когда темно. 7) Ночью встает полная луна и, кажется, Венера. Мы десять лет спорим - это звезда или Венера. Мне кажется, что это звезда. Но, на самом деле, это Марс. 8) Говорить об этом гораздо интереснее, чем погружаться в неизвестность 9) Но страх будущего все равно не оставляет нас 10) И мы идем, идем вдоль реки. Она все больше темнеет и уже не отливает вечерним серебром 11) Так бы идти и идти, и ни о чем не думать 12) Вот мы и идем, ни о чем не думая. Только рукам тепло – мы их переплели, чтобы стараться не упасть 13) Но вот куда мы идем – не знаем, хотя обязательно придем домой, чтобы лечь спать
Финансовые фантазии – одни из самых сильных в мире. Иногда кажется, что мы сошли с ума. Золотые небеса – в будущем, абсолютная уверенность в самом себе, вера в то, что лично со мной никогда ничего не случится, безапелляционность, - и потери, усушка и утряска, но только не в мозгах, а в своих карманах. Самая распространенная финансовая фантазия – уверенность в том, что всё будет с твоими деньгами и инвестициями именно так, как тебе хочется.
Жил – был сто с лишним лет назад Иван Васильевич Кулаев, всю жизнь его мотало по разным предприятиям, всегда своим, а там – то бунт, то утрата, то кризис, то война и национализация, но был он настолько сметлив и удачлив, что в конце своей жизни написал книгу о самом себе и назвал ее «Под счастливой звездой». Вот что он вспомнил.
Сто лет назад иркутские углепромышленники «сумели все свои копи продать Всероссийскому Временному правительству за 72 миллиона рублей. Один из этих углепромышленников, Петр Карпович Щелкунов, получил, по разверстке, за свои копи 20 миллионов рублей. Если бы он перевел эти деньги в иены, то был бы навсегда обеспеченным человеком: за иену платили тогда еще 3–4 рубля. Но Петру Карповичу, как и многим другим в то время, казалось, что ниже этого курса русский рубль не спустится, и он решил ждать повышения курса… и не так давно умер в Харбине, почти на положении нищего.
Подобного рода случаев было немало. Мой компаньон по мукомольному делу в Харбине, Митрофан Григорьевич Бликанов, по ликвидации этого дела имел 6 миллионов рублей, совместно со мной заработанных на мукомольном деле. Я уговаривал его купить, хотя бы на часть его капитала, какую-либо иностранную валюту или приобрести для себя лично дом, но он не слушал моих уговоров, будучи уверен, что русская валюта снова войдет в свой нормальный курс. И в результате мне пришлось похоронить его за свой счет, затем три года содержать его жену и калеку-сына».
Риск обесценения любой национальной валюты был, есть и будет. Считать, что валюта будет тверда, как камень, бессмысленно. Даже золото сейчас - товар с прыгающей биржевой ценой. Финансы – мир вечных изменений. Курсы валют, ценных бумаг, процент, цены могут резвиться, как на сковородке. Тишина и покой в финансах – это большая фантазия.
Но бывают финансовые фантазии особенного масштаба. Человек закрывает глаза – и видит нечто неслыханное, грандиозное. Сто с лишним лет тому назад жил - был инженер – путеец Николай Хрисанфович Денисов. Хрисанф – что значит «золотоцветный». И он собрался в миллиардеры. В 1916 – 1917 гг. гонял по всей России, скупая акции, земли и недвижимость – по дешевке, чтобы, когда душегубка – мировая война закончится, стать выше всех. Был в кругу Путилова. Военные поставки, железные дороги, Сибирский торговый банк. Владелец массы земель в Гурзуфе. Скупал их в 1916 -1917 гг. на корню. Дача за дачей. Добрался до 1970 года. Жил не меньше 90 лет. Ушел в Испании.
Дело в том, что у него была мечта, финансовая фантазия, и, если бы она осуществилась, то на одном конце света был бы Лас-Вегас, а на другом, поближе к нам - Лас-Гурзуф. В Гурзуфе после войны должно было быть всё – казино, рулетка, рестораны на Ай-Петри. Швейцарский управляющий, итальянский струнный оркестр. Там же снимаются «боевики по американскому образцу». А чего стоит только машина «Беби» на 60 пудов льда в сутки!
Какая же шла скупка! Мария Павловна Чехова – письмо Ольге Леонардовне Книппер, 15 апреля 1916 г.: «Новости о новом владельце Гурзуфа — инженере Денисове. Он скупает берег в деревне, хочет купить и твой участок. Учитель советует просить не меньше 40 т. Он писал тебе о 30. Но рядом покупает Денисов по баснословно дорогой цене. Мой совет продать и купить для своих внуков участок в окрестностях Судака или в Евпатории».
Ответ Ольги Книппер, 28 апреля 1916 г.: «От инженера Денисова получила телеграмму — желаю ли я продать свое место и какие мои крайние условия. Я ответила, что продавать не желаю». И не продала – место, дом, купленные Чеховым за свои кровные, за писательские деньги.
Жил – был сто с лишним лет назад Иван Васильевич Кулаев, всю жизнь его мотало по разным предприятиям, всегда своим, а там – то бунт, то утрата, то кризис, то война и национализация, но был он настолько сметлив и удачлив, что в конце своей жизни написал книгу о самом себе и назвал ее «Под счастливой звездой». Вот что он вспомнил.
Сто лет назад иркутские углепромышленники «сумели все свои копи продать Всероссийскому Временному правительству за 72 миллиона рублей. Один из этих углепромышленников, Петр Карпович Щелкунов, получил, по разверстке, за свои копи 20 миллионов рублей. Если бы он перевел эти деньги в иены, то был бы навсегда обеспеченным человеком: за иену платили тогда еще 3–4 рубля. Но Петру Карповичу, как и многим другим в то время, казалось, что ниже этого курса русский рубль не спустится, и он решил ждать повышения курса… и не так давно умер в Харбине, почти на положении нищего.
Подобного рода случаев было немало. Мой компаньон по мукомольному делу в Харбине, Митрофан Григорьевич Бликанов, по ликвидации этого дела имел 6 миллионов рублей, совместно со мной заработанных на мукомольном деле. Я уговаривал его купить, хотя бы на часть его капитала, какую-либо иностранную валюту или приобрести для себя лично дом, но он не слушал моих уговоров, будучи уверен, что русская валюта снова войдет в свой нормальный курс. И в результате мне пришлось похоронить его за свой счет, затем три года содержать его жену и калеку-сына».
Риск обесценения любой национальной валюты был, есть и будет. Считать, что валюта будет тверда, как камень, бессмысленно. Даже золото сейчас - товар с прыгающей биржевой ценой. Финансы – мир вечных изменений. Курсы валют, ценных бумаг, процент, цены могут резвиться, как на сковородке. Тишина и покой в финансах – это большая фантазия.
Но бывают финансовые фантазии особенного масштаба. Человек закрывает глаза – и видит нечто неслыханное, грандиозное. Сто с лишним лет тому назад жил - был инженер – путеец Николай Хрисанфович Денисов. Хрисанф – что значит «золотоцветный». И он собрался в миллиардеры. В 1916 – 1917 гг. гонял по всей России, скупая акции, земли и недвижимость – по дешевке, чтобы, когда душегубка – мировая война закончится, стать выше всех. Был в кругу Путилова. Военные поставки, железные дороги, Сибирский торговый банк. Владелец массы земель в Гурзуфе. Скупал их в 1916 -1917 гг. на корню. Дача за дачей. Добрался до 1970 года. Жил не меньше 90 лет. Ушел в Испании.
Дело в том, что у него была мечта, финансовая фантазия, и, если бы она осуществилась, то на одном конце света был бы Лас-Вегас, а на другом, поближе к нам - Лас-Гурзуф. В Гурзуфе после войны должно было быть всё – казино, рулетка, рестораны на Ай-Петри. Швейцарский управляющий, итальянский струнный оркестр. Там же снимаются «боевики по американскому образцу». А чего стоит только машина «Беби» на 60 пудов льда в сутки!
Какая же шла скупка! Мария Павловна Чехова – письмо Ольге Леонардовне Книппер, 15 апреля 1916 г.: «Новости о новом владельце Гурзуфа — инженере Денисове. Он скупает берег в деревне, хочет купить и твой участок. Учитель советует просить не меньше 40 т. Он писал тебе о 30. Но рядом покупает Денисов по баснословно дорогой цене. Мой совет продать и купить для своих внуков участок в окрестностях Судака или в Евпатории».
Ответ Ольги Книппер, 28 апреля 1916 г.: «От инженера Денисова получила телеграмму — желаю ли я продать свое место и какие мои крайние условия. Я ответила, что продавать не желаю». И не продала – место, дом, купленные Чеховым за свои кровные, за писательские деньги.
А потом – всё пропало. Мечта, финансовые фантазии рассеялись. Какой там Лас-Гурзуф! Впереди – 1917 год. Всё, что имел Денисов в Гурзуфе, национализировано в 1918 году. Известны, по меньшей мере, три изъятых имения– «Гурзуф», «Грезы» и «Нютино».
В ноябре 1917 г. с женой и двумя дочерями Денисов бежал из России в Лондон, через Норвегию. А дальше началась другая финансовая фантазия, но только не Денисова, а тех, кто в Лондоне скупал в 1918 – 1919 гг. банки, нефтяные промыслы и земли в России, будучи полностью уверен, что большевики вот – вот падут и вся громадная масса имущества, скупленного по дешевке, взовьется в ценах многократно. Всё – под будущее, когда опять наступит «порядок».
Весной 1918 г. г-н Денисов смог продать свой пакет акций Сибирского торгового банка английскому банкирскому дому Шредер и К. и получил за него от 500 тысяч до миллиона фунтов стерлингов. После всех отъемов и национализаций.
И вошел в историю. У Алексея Толстого, в романе «Эмигранты», он в главных действующих лицах. «Я хочу знать происхождение денисовских миллионов. Это чистые деньги?
– Чистые деньги».
«Направо от хозяина сидел директор-распорядитель Русско-азиатского банка Николай Хрисанфович Денисов, низенький, воспаленный, с крупным мясистым носом и жесткой бородой сатира. Он только что много говорил, был возбужден, выпил шесть рюмок водки и пододвигал к себе самые острые закуски» (А. Толстой). По роману, он даже собирался стать Президентом Российской демократической республики. «Я хочу выиграть войну с большевиками. Я хочу реализовать в России мой миллиард долларов, – сказал Денисов».
Масса промышленников оказались в Париже с капиталами. Решил, что именно они, когда свалятся большевики, сделают новую Россию. Основал «Торгпром», союз для богатейших. Купил для этого за свой счет особняк в Париже, «на пляс дю Пале Бурбон против палаты депутатов». Газеты, приемы, записки, соглашения, помощь – всё в ожидании, когда «свалятся».
Не свалились, а он оскудел и в 1930-х исчез из поля зрения.
Но каким же нужно быть чудом обольщения, чтобы впарить лондонцам в 1918 г. акции национализированного банка за миллион фунтов, когда в России шла гражданская война и все, что можно было - помахать платочком, что «вот – вот большевики падут». Они так и не пали. А он – выкрутился и выжил.
Вечно бежать. Вечно продавать. Вечно покупать. Вечно выживать. Двигать мир в коммерческом инстинкте. Быть в полете. И отвергать фантазии – при любых размерах семейного имущества, от малых до великих. Сохранять и приумножать его. Да будет так!
В ноябре 1917 г. с женой и двумя дочерями Денисов бежал из России в Лондон, через Норвегию. А дальше началась другая финансовая фантазия, но только не Денисова, а тех, кто в Лондоне скупал в 1918 – 1919 гг. банки, нефтяные промыслы и земли в России, будучи полностью уверен, что большевики вот – вот падут и вся громадная масса имущества, скупленного по дешевке, взовьется в ценах многократно. Всё – под будущее, когда опять наступит «порядок».
Весной 1918 г. г-н Денисов смог продать свой пакет акций Сибирского торгового банка английскому банкирскому дому Шредер и К. и получил за него от 500 тысяч до миллиона фунтов стерлингов. После всех отъемов и национализаций.
И вошел в историю. У Алексея Толстого, в романе «Эмигранты», он в главных действующих лицах. «Я хочу знать происхождение денисовских миллионов. Это чистые деньги?
– Чистые деньги».
«Направо от хозяина сидел директор-распорядитель Русско-азиатского банка Николай Хрисанфович Денисов, низенький, воспаленный, с крупным мясистым носом и жесткой бородой сатира. Он только что много говорил, был возбужден, выпил шесть рюмок водки и пододвигал к себе самые острые закуски» (А. Толстой). По роману, он даже собирался стать Президентом Российской демократической республики. «Я хочу выиграть войну с большевиками. Я хочу реализовать в России мой миллиард долларов, – сказал Денисов».
Масса промышленников оказались в Париже с капиталами. Решил, что именно они, когда свалятся большевики, сделают новую Россию. Основал «Торгпром», союз для богатейших. Купил для этого за свой счет особняк в Париже, «на пляс дю Пале Бурбон против палаты депутатов». Газеты, приемы, записки, соглашения, помощь – всё в ожидании, когда «свалятся».
Не свалились, а он оскудел и в 1930-х исчез из поля зрения.
Но каким же нужно быть чудом обольщения, чтобы впарить лондонцам в 1918 г. акции национализированного банка за миллион фунтов, когда в России шла гражданская война и все, что можно было - помахать платочком, что «вот – вот большевики падут». Они так и не пали. А он – выкрутился и выжил.
Вечно бежать. Вечно продавать. Вечно покупать. Вечно выживать. Двигать мир в коммерческом инстинкте. Быть в полете. И отвергать фантазии – при любых размерах семейного имущества, от малых до великих. Сохранять и приумножать его. Да будет так!
Остатки роскоши. Как-то в Амстердаме мы снимали апартаменты в старинном, как полагается, доме и, когда зашли в них, вдруг почуяли что-то неуловимо русское, но роскошное. Старая лепнина, старые огромные кресла, старая позолота, старое зеркало над камином, старая, вся в изгибах кровать, круглый стол невероятной ширины. И да, старая эмигрантская квартира, которую дочь, еще говорящая по-русски, и внучки, почти не говорящие, сдают проезжающим, чтобы прожить. Был гордый род (неудобно говорить, какой), были поместья повсюду (есть фотографии и документы), а больше нет ничего - остатки роскоши.
Они есть везде, в мире, в каждом уголке. В Тайбэе, на Тайване есть знаменитое кафе "Астория", которое любил сын Чан Кайши, Цзян Цзинго со своей русской женой Фаиной, впрочем из Беларуси, и там вы до сего времени можете съесть борщ. Нет, это не петербургская "Астория", но основали ее шесть эмигрантов, бежавших из Шанхая от коммунистов - прямо на Тайвань. Где они, кто они, оставили ли они потомков - история умалчивает, но знаменитое кафе - есть, совсем не петербургское, а совсем китайское, причем литературное, там еще заседали местные поэты, и его очень любил сын Чан Кайши, всю молодость проведший на стройках СССР.
А что оставят нынешние волны эмиграции? Куда скроется родное, где будут клубы, школы, театры, галереи, честные попытки сохранить свое? Свои издательства? Что станется с попытками честно выжить среди своих?
Нет ответа, впереди - жизнь
Они есть везде, в мире, в каждом уголке. В Тайбэе, на Тайване есть знаменитое кафе "Астория", которое любил сын Чан Кайши, Цзян Цзинго со своей русской женой Фаиной, впрочем из Беларуси, и там вы до сего времени можете съесть борщ. Нет, это не петербургская "Астория", но основали ее шесть эмигрантов, бежавших из Шанхая от коммунистов - прямо на Тайвань. Где они, кто они, оставили ли они потомков - история умалчивает, но знаменитое кафе - есть, совсем не петербургское, а совсем китайское, причем литературное, там еще заседали местные поэты, и его очень любил сын Чан Кайши, всю молодость проведший на стройках СССР.
А что оставят нынешние волны эмиграции? Куда скроется родное, где будут клубы, школы, театры, галереи, честные попытки сохранить свое? Свои издательства? Что станется с попытками честно выжить среди своих?
Нет ответа, впереди - жизнь
Мы – народ, освоивший и удержавший 1/ 9 земной суши. Мы – №1 в мире по запасам ресурсов (лес, вода, топливо, металлы). Мы – один из самых вооруженных народов мира.
Но в то же время мы – те, кто в большинстве своем не имел семейной собственности. Кто не успел ее создать между выходом из крепостного владения и входом в диктатуру пролетариата.
Мы – любители государства и крупных структур. Мы любим к ним прикрепиться, мы прячемся под ними, но на самом деле не надеемся ни на кого и живем так, как будто мы одиночки. Не верь, не бойся, не проси. Никто не поможет. Защити себя сам.
Наш знаменитый коллективизм – внушенный нам с детства.
Наша особая духовность и соборность – выдумка. Они
оборачиваются самым отчаянным индивидуализмом, гораздо худшим, чем в «золотом миллиарде». Это коллективизм служилого человека. Подчинения интересам государства, а не общества. Служения власти, тоннам, баррелям, мегаваттам. Качество жизни – по остаточному принципу. Россия – на 96 – 100-м месте в мире по продолжительности жизни (2021).
Община как основа всего? Знаменитый Глазычев: «С какого времени существует крестьянская община? …Сельская община насаждается барабанным боем и порками в начале 19 века, как неизбежно необходимый способ переложения… работы по сбору податей и недоимок на народонаселение, экономя… на жалованье низовых чиновников… Община насаждалась искусственно поверх реальной традиции всех архаических обществ – так называемых помочей.»
Но есть стойкость, есть доброта и мягкость, есть сила выстоять в самые тяжкие времена, встать всем вместе и не согнуться. Победить, совершить чудо.
Мы родом из государства, расходовавшего людей как ресурсы. Не рассчитывая особенно на будущее, мы веками строили не дома, а времянки, и все, что осталось от жизни 5-вековой давности, – не каменные города, а церкви, монастыри да царские дворцы.
Мы не думаем о дальнем будущем, хотя изводим тонны бумаги на проспекты и перспективы. Мы просто живем, понимая, что «здесь и сейчас» намного важнее, чем «где-то и потом». Мы создали великую культуру. Все остальное – краткосрочно и будет смыто волной времени через 50 – 100 лет.
Мы – народ заборов. Мы отгораживаемся друг от друга, возводим заборы в три этажа, мы создаем закрытые пространства, потому что в открытости – слабость и риски. Так устроена жизнь.
Мы, как служилые люди – вороваты, но готовы отдать последнюю рубашку. Мы не считаемся с деньгами, мы разбрасываемся деньгами, мы чудовищно, сюрреалистически иррациональны, вечно наказывая самих себя.
Мы бываем жестоки. Доля тех, кто хотел бы часто или иногда «перестрелять всех, из-за кого жизнь в стране стала такой, какова она сейчас», никогда не опускалась ниже 45 – 46% в 1995 – 2011 гг.
Мы умеем делать невероятное во всех стихиях, мы строим пирамиды, пренебрегая мелкими вещами, составляющими наш быт. Мы не любим и плохо делаем их. Мы не подчиняем себя своим домам, не сходим по ним с ума, как центру вселенной.
Мы – не Чехия, не Германия, мы – не домочадцы.
Мы вынуждены докармливать себя в садах и огородах, в серой экономике. Это – рабская модель. Доля личных подсобных хозяйств в аграрной продукции России – десятки процентов.
Мы в общем-то не любим друг друга. За границей мы немедленно ассимилируемся и в 3-м поколении растворяемся в других народах. Мы не держимся вместе, не выступаем сплоченной общиной, рассыпаясь и выживая кто как может.
Мы талантливы, но мы все время догоняем. Мы всегда делали рывки, чтобы модернизироваться. Голландцы, немцы, французы, бельгийцы, англичане, американцы – все приложились к нашей земле, и в нашем великом языке болтается гремучая взвесь из десятка их языков, а заодно греческого и тюркских.
И мы – чудо приспособления. За 5 лет, с 1917 по 1922 г. возник из «царского» советский человек. Со всеми его красными знаменами.
За 5 лет, с 1990 по 1995 г. из «коммуниста» вырос истинно верующий, крестящийся напропалую.
Сегодня становится на ноги «государственный» человек. Иерархический, технический, с функциональной моралью.
Самое смешное, что это может быть один и тот же человек.
Но в то же время мы – те, кто в большинстве своем не имел семейной собственности. Кто не успел ее создать между выходом из крепостного владения и входом в диктатуру пролетариата.
Мы – любители государства и крупных структур. Мы любим к ним прикрепиться, мы прячемся под ними, но на самом деле не надеемся ни на кого и живем так, как будто мы одиночки. Не верь, не бойся, не проси. Никто не поможет. Защити себя сам.
Наш знаменитый коллективизм – внушенный нам с детства.
Наша особая духовность и соборность – выдумка. Они
оборачиваются самым отчаянным индивидуализмом, гораздо худшим, чем в «золотом миллиарде». Это коллективизм служилого человека. Подчинения интересам государства, а не общества. Служения власти, тоннам, баррелям, мегаваттам. Качество жизни – по остаточному принципу. Россия – на 96 – 100-м месте в мире по продолжительности жизни (2021).
Община как основа всего? Знаменитый Глазычев: «С какого времени существует крестьянская община? …Сельская община насаждается барабанным боем и порками в начале 19 века, как неизбежно необходимый способ переложения… работы по сбору податей и недоимок на народонаселение, экономя… на жалованье низовых чиновников… Община насаждалась искусственно поверх реальной традиции всех архаических обществ – так называемых помочей.»
Но есть стойкость, есть доброта и мягкость, есть сила выстоять в самые тяжкие времена, встать всем вместе и не согнуться. Победить, совершить чудо.
Мы родом из государства, расходовавшего людей как ресурсы. Не рассчитывая особенно на будущее, мы веками строили не дома, а времянки, и все, что осталось от жизни 5-вековой давности, – не каменные города, а церкви, монастыри да царские дворцы.
Мы не думаем о дальнем будущем, хотя изводим тонны бумаги на проспекты и перспективы. Мы просто живем, понимая, что «здесь и сейчас» намного важнее, чем «где-то и потом». Мы создали великую культуру. Все остальное – краткосрочно и будет смыто волной времени через 50 – 100 лет.
Мы – народ заборов. Мы отгораживаемся друг от друга, возводим заборы в три этажа, мы создаем закрытые пространства, потому что в открытости – слабость и риски. Так устроена жизнь.
Мы, как служилые люди – вороваты, но готовы отдать последнюю рубашку. Мы не считаемся с деньгами, мы разбрасываемся деньгами, мы чудовищно, сюрреалистически иррациональны, вечно наказывая самих себя.
Мы бываем жестоки. Доля тех, кто хотел бы часто или иногда «перестрелять всех, из-за кого жизнь в стране стала такой, какова она сейчас», никогда не опускалась ниже 45 – 46% в 1995 – 2011 гг.
Мы умеем делать невероятное во всех стихиях, мы строим пирамиды, пренебрегая мелкими вещами, составляющими наш быт. Мы не любим и плохо делаем их. Мы не подчиняем себя своим домам, не сходим по ним с ума, как центру вселенной.
Мы – не Чехия, не Германия, мы – не домочадцы.
Мы вынуждены докармливать себя в садах и огородах, в серой экономике. Это – рабская модель. Доля личных подсобных хозяйств в аграрной продукции России – десятки процентов.
Мы в общем-то не любим друг друга. За границей мы немедленно ассимилируемся и в 3-м поколении растворяемся в других народах. Мы не держимся вместе, не выступаем сплоченной общиной, рассыпаясь и выживая кто как может.
Мы талантливы, но мы все время догоняем. Мы всегда делали рывки, чтобы модернизироваться. Голландцы, немцы, французы, бельгийцы, англичане, американцы – все приложились к нашей земле, и в нашем великом языке болтается гремучая взвесь из десятка их языков, а заодно греческого и тюркских.
И мы – чудо приспособления. За 5 лет, с 1917 по 1922 г. возник из «царского» советский человек. Со всеми его красными знаменами.
За 5 лет, с 1990 по 1995 г. из «коммуниста» вырос истинно верующий, крестящийся напропалую.
Сегодня становится на ноги «государственный» человек. Иерархический, технический, с функциональной моралью.
Самое смешное, что это может быть один и тот же человек.
Мы устали. 300 лет войн, революций, диктатур, эмиграции, рассыпания народа по окрестному пространству. Мы сокращаемся, оставляя все больше пустот на карте. Мы не можем найти себе места – нас веками бросало от одной великой идеи к другой, и все они – не наши. Мы умеем найти только самые трудные решения. Нас обрабатывают, в нас есть жестокость, есть недальновидность, есть искаженное понимание действительности, есть все то, что портит самый великий народ. Мы находим и осуществляем только самое тяжелое, только самое великое, растрачивая силы народа и сам народ.
Мы должны измениться, чтобы выжить.
Модели коллективного поведения людей меняются.
Они не даны народам раз и навсегда.
Это хорошо видно в истории других народов.
Из моей книги "Краткая история российских стрессов"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-809201254/?__rr=1&abt_att=1
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/chitat-onlayn/
Мы должны измениться, чтобы выжить.
Модели коллективного поведения людей меняются.
Они не даны народам раз и навсегда.
Это хорошо видно в истории других народов.
Из моей книги "Краткая история российских стрессов"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-809201254/?__rr=1&abt_att=1
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/chitat-onlayn/
OZON
Краткая история российских стрессов | Миркин Яков Моисеевич - купить с доставкой по выгодным ценам в интернет-магазине OZON (809201254)
Краткая история российских стрессов | Миркин Яков Моисеевич купить в интернет-магазине OZON по низким ценам! Бесплатная доставка🚚 ✔Фото ✔Скидки ✔Рассрочка и настоящие отзывы (809201254)
Как ни зарывайся головой в песок, риски противостояния становятся все выше. И, что удивительно, почти никто в своих рассуждениях не думает о своей семье, да и о себе самом. Как будто это - игра, где побеждают то одни с левой половины поля, то - другие, с правой. Хотя, где бы ни находиться, не спрятаться, не отсидеться, и судьбу каждого будет определять только игра случайностей, и на нее - нет возможности повлиять, даже если ежечасно возносить моления всем богам мира. Нет места личной стратегии, ни одно из личных решений не может оказаться правильным - что меняется, если с горы сходит лавина? Остается - думать, любить, пытаться сделать хотя бы что-то для мира - никто не знает, как слово твое отзовется. И никогда не приносить в мир новую ненависть
У Минфина 2 способа сбалансировать бюджет: 1) ослабление рубля (рост рублевого выражения валютной выручки, рост налогов от экспорта), 2) повышение налогов (но держать курс рубля). И в том, и в другом случае итог - рост цен. Военные действия всегда ведутся за счёт карманов. В первом случае, ещё и стимулирование роста экономики, во втором - торможение
Будущий реформатор России:
1) ему - 30 - 40 лет
2) у него есть западное образование
3) он успешно служит (госструктура, госкорпорация)
4) исполнителен, приятен, адаптивен, эффективный, кажется безопасным для нынешних - его продвигают
5) готов жестко конкурировать, но - миролюбив
6) легко договаривается, находит компромисс со всеми
7) мимикрия - он скрывает свои убеждения
8) эрудиция - гуманитарные, социальные науки, экономика
9) для него благо народа - не пустые слова; любовь к своему народу
10) знает Россию в ее крупных, средних и малых поселениях, знает ее истинное состояние, для него Москва и Петербург - лишь кусок мозаики
11) не -антизападник, не - антивосточник, не копиист, рациональный технократ с "нравственным замесом"
12) не мифологизированное, ясное, проектное, инженерное мышление
13) большой жизненный опыт, не только бюрократический. Человека должно "помотать"
14) очень ясно различать, глубоко чувствовать, что есть добро и что есть зло
А, на самом деле, человек, который в детстве читал хорошие книги. У него внутренние убеждения, пусть не раскрываемые, уже не отнимешь.
Конечно же, это может быть не только "он", но еще и "она". Матушка для России - совсем неплохо. Или даже современный юный вариант "матушки" - Хорватия, Скандинавия
1) ему - 30 - 40 лет
2) у него есть западное образование
3) он успешно служит (госструктура, госкорпорация)
4) исполнителен, приятен, адаптивен, эффективный, кажется безопасным для нынешних - его продвигают
5) готов жестко конкурировать, но - миролюбив
6) легко договаривается, находит компромисс со всеми
7) мимикрия - он скрывает свои убеждения
8) эрудиция - гуманитарные, социальные науки, экономика
9) для него благо народа - не пустые слова; любовь к своему народу
10) знает Россию в ее крупных, средних и малых поселениях, знает ее истинное состояние, для него Москва и Петербург - лишь кусок мозаики
11) не -антизападник, не - антивосточник, не копиист, рациональный технократ с "нравственным замесом"
12) не мифологизированное, ясное, проектное, инженерное мышление
13) большой жизненный опыт, не только бюрократический. Человека должно "помотать"
14) очень ясно различать, глубоко чувствовать, что есть добро и что есть зло
А, на самом деле, человек, который в детстве читал хорошие книги. У него внутренние убеждения, пусть не раскрываемые, уже не отнимешь.
Конечно же, это может быть не только "он", но еще и "она". Матушка для России - совсем неплохо. Или даже современный юный вариант "матушки" - Хорватия, Скандинавия
Курортный роман – дело не тонкое.
Нет, не с турком, не с прожженным египтянином, а со своим в гармошку – где есть русое, где веселые глаза, а всё вместе – не бог весть что, но зато свой, свой, свой.
Нет, не с павой – чешкой, не с хризантемой – англичанкой, не с немкой, по-дружески выпятившей грудь, а со своей – откуда-то из-под Кургана, бог весть как попавшей на испанский богом данный курорт.
Собственно, так он пробегает. Сладкий, чуть с косточкой курортный роман. Пару дней на ознакомление, взгляды исподтишка, присесть – поесть, пару слов сказать. Потом, конечно, посиделки – черный бархат, в небе не звезды, а тунцы, бродят кабальеро – мачо зажигают, теплый, теплый, теплый воздух –собственно, не воздух, а предрасположение, а потом – маленькая смерть. У него, у нее в номерах. Первый раз, второй, бессчетное количество.
День здесь за сто. За день пробегает юношество: знаешь всё о ней, о тонком стане – не нынешнем, о первой спелости, о возмущеньях душ – и вдоволь нахохочешься. За пару дней еще – младенцы, расставания, перегоны, всех родственников наперечет – кому что было суждено, когда родился, а потом ушел. Еще пять дней – по честности, с кем был, кого признала первым, потом вторым, вся правда о мужьях, соперницах, о женах, встреченной любви, потом отправленной куда-то вдаль. Так бывает. И, наконец, короткое замужество, последние пять дней – когда все знаешь друг о друге, почти супруги – привычки, прочность зрения, наряды – их наперечет, что любит петь, какие слабости и хвори. Когда задышит, а когда – кричит, как птица, или, как тюлень, зарычит. Где вдруг кольнет – и как, и почему.
Уже не ново тело – всё изведано – длина, способность уместиться, если не в ладонь, то в горсть. Неутомимость, или же, напротив – желание уснуть, тихонько почитать, прижаться боком, подышать и, если уж не трогать, то просто спать вдвоем. Да – дверь балкона настежь или закрыться. Известны ноги, руки, плечи, испробовано всё. Известно всё, что ешь, что любишь, всё, что носишь, вкус языка и запах, запах – как способ проникать.
Десяток маленьких смертей! Как то, что быть должно – иначе быть нельзя. А, может, двадцать? Или тридцать, сорок – кому как нравится? Нет, если вспомнить, пятьдесят! Как смело! Берите больше - сто за две недели, чтобы признаться когда-нибудь – я так жила, я очень жил и так я был, что даст ист вечно фантастишен! О, я так был! Была! Была!
Но все же – последний, судный день. Какая разница, кто - раньше и кто – позже, но вот и всё – рывок в аэропорт, на долгом, длинном, взбешенном автобусе, хватающем всех тех, кто улетает. Отлет? Да, вот еще ты вместе, подносишь чемодан, держишься за руки, даже целуешься – целуешься в захват, взасос, чтобы не расстаться, - но время нарастает. Шаг, новый шаг, распаренная очередь, штамповка посадочных – а ты еще здесь. Всё, время, прощальный кофе.
Шаг в отрыв, потом еще два шага – да, можно вернуться, но время гонит. Десять, двадцать метров, частокол, секьюрити – еще раз обернуться и скрыться в толпе, как в фантиках. Толпа наваливается, толпы всё больше – и больше тебя нет. Ты – воспоминание, скорее, исчезновение каждый день.
Так начинают смерть. Больше вам не встретиться. Нет. Там, за полетом – дом, там есть, с кем быть, в Кургане – тоже дом и тоже есть – с кем быть. Там есть дома, растрепанные, в них можно завернуться. А вы – где смерть, не маленькая, а просто смерть, когда не встретиться – есть вечность. Когда вся память, как у муравья – был запах, было тело, был грех божественный, молниеносный, была еда, было вино, было – всё было, но вот вы пущены в расход. Запрет на что-то знать. И просто смерть! Вечность, вечность, вечность.
Вы – нежное никто, одна лишь тень – запаха, тень – тела, тень – голоса, тень – пряности, возникшей просто так.
Вас нет.
Но я же есть?
Вас больше нет.
Хотя вы есть – но там, где тени слов, вещей и, может быть, любви.
Радость моя, это – ложь! Смотри, что сейчас будет – ты медленно оборачиваешься, шаг назад, десять шагов, даже двадцать – и мы снова вместе! Какой там полет! Мы изменяем небесные силы! Мы нарушаем сны!
Нет, не с турком, не с прожженным египтянином, а со своим в гармошку – где есть русое, где веселые глаза, а всё вместе – не бог весть что, но зато свой, свой, свой.
Нет, не с павой – чешкой, не с хризантемой – англичанкой, не с немкой, по-дружески выпятившей грудь, а со своей – откуда-то из-под Кургана, бог весть как попавшей на испанский богом данный курорт.
Собственно, так он пробегает. Сладкий, чуть с косточкой курортный роман. Пару дней на ознакомление, взгляды исподтишка, присесть – поесть, пару слов сказать. Потом, конечно, посиделки – черный бархат, в небе не звезды, а тунцы, бродят кабальеро – мачо зажигают, теплый, теплый, теплый воздух –собственно, не воздух, а предрасположение, а потом – маленькая смерть. У него, у нее в номерах. Первый раз, второй, бессчетное количество.
День здесь за сто. За день пробегает юношество: знаешь всё о ней, о тонком стане – не нынешнем, о первой спелости, о возмущеньях душ – и вдоволь нахохочешься. За пару дней еще – младенцы, расставания, перегоны, всех родственников наперечет – кому что было суждено, когда родился, а потом ушел. Еще пять дней – по честности, с кем был, кого признала первым, потом вторым, вся правда о мужьях, соперницах, о женах, встреченной любви, потом отправленной куда-то вдаль. Так бывает. И, наконец, короткое замужество, последние пять дней – когда все знаешь друг о друге, почти супруги – привычки, прочность зрения, наряды – их наперечет, что любит петь, какие слабости и хвори. Когда задышит, а когда – кричит, как птица, или, как тюлень, зарычит. Где вдруг кольнет – и как, и почему.
Уже не ново тело – всё изведано – длина, способность уместиться, если не в ладонь, то в горсть. Неутомимость, или же, напротив – желание уснуть, тихонько почитать, прижаться боком, подышать и, если уж не трогать, то просто спать вдвоем. Да – дверь балкона настежь или закрыться. Известны ноги, руки, плечи, испробовано всё. Известно всё, что ешь, что любишь, всё, что носишь, вкус языка и запах, запах – как способ проникать.
Десяток маленьких смертей! Как то, что быть должно – иначе быть нельзя. А, может, двадцать? Или тридцать, сорок – кому как нравится? Нет, если вспомнить, пятьдесят! Как смело! Берите больше - сто за две недели, чтобы признаться когда-нибудь – я так жила, я очень жил и так я был, что даст ист вечно фантастишен! О, я так был! Была! Была!
Но все же – последний, судный день. Какая разница, кто - раньше и кто – позже, но вот и всё – рывок в аэропорт, на долгом, длинном, взбешенном автобусе, хватающем всех тех, кто улетает. Отлет? Да, вот еще ты вместе, подносишь чемодан, держишься за руки, даже целуешься – целуешься в захват, взасос, чтобы не расстаться, - но время нарастает. Шаг, новый шаг, распаренная очередь, штамповка посадочных – а ты еще здесь. Всё, время, прощальный кофе.
Шаг в отрыв, потом еще два шага – да, можно вернуться, но время гонит. Десять, двадцать метров, частокол, секьюрити – еще раз обернуться и скрыться в толпе, как в фантиках. Толпа наваливается, толпы всё больше – и больше тебя нет. Ты – воспоминание, скорее, исчезновение каждый день.
Так начинают смерть. Больше вам не встретиться. Нет. Там, за полетом – дом, там есть, с кем быть, в Кургане – тоже дом и тоже есть – с кем быть. Там есть дома, растрепанные, в них можно завернуться. А вы – где смерть, не маленькая, а просто смерть, когда не встретиться – есть вечность. Когда вся память, как у муравья – был запах, было тело, был грех божественный, молниеносный, была еда, было вино, было – всё было, но вот вы пущены в расход. Запрет на что-то знать. И просто смерть! Вечность, вечность, вечность.
Вы – нежное никто, одна лишь тень – запаха, тень – тела, тень – голоса, тень – пряности, возникшей просто так.
Вас нет.
Но я же есть?
Вас больше нет.
Хотя вы есть – но там, где тени слов, вещей и, может быть, любви.
Радость моя, это – ложь! Смотри, что сейчас будет – ты медленно оборачиваешься, шаг назад, десять шагов, даже двадцать – и мы снова вместе! Какой там полет! Мы изменяем небесные силы! Мы нарушаем сны!
Тени укорачиваются, день идет на спад, ему нелегко, он был долог и хорош. Мы – вместе, а что – потом? Дни и дни, какие хочешь, там даже зима будет, и осень никак не уйдет, и мы будем там, – но только вместе. Так будет, сколько угодно дней, вместе, пока есть силы видеть солнце.
Да или нет?
Да или нет?
Мало кто написал что-то хорошее о бирже. Спекулянты! Фикция! Грабители народа! Тайные силы мирового правительства и разорители. Давайте-ка вступимся за несчастную. Где узнать, сколько стоит твой завод? Конечно, на бирже, она даст цену акциям. Как поднять новый капитал для рискованного проекта, который всех опередит? Выйти на биржу с акциями или облигациями. Где поиграть вместо казино, сдерживая свои разорительные инстинкты? Милости просим, товарищ спекулянт, на биржу! А как продать огромный бизнес, со всеми его потрохами, цехами и трубами? На бирже, конечно, там всё на свете превращается в товар!
Можно, конечно, отвернуться и сморщить нос. Товар! Продать! А как же о вечном? Когда мы – о добродетелях, о смыслах, о высоком, о том, что не продается? Всегда! Но в то же время, рядом – о другом, о том, что должно уметь торговаться, двигаться, оцениваться, чтобы все мы могли жить.
Не любила русская литература биржу. Гуманитариям – писателям она поперек горла! Предмет для исчезновения! Итак, на дворе – 1869 год, Петербург, акции растут как на дрожжах. «Кредит развился до баснословных размеров, ибо… банкирские конторы способствовали всеми мерами биржевой игре, выдавая за большой учетный процент большие ссуды» (под ценные бумаги, на покупку бумаг). «Акции росли; публика наполняла банкирские конторы; все верили в незыблемость высоких цен и в необычайную доходность железных дорог» (Суворин А. Очерки и картинки. Т. 1).
Между тем жила – была черная «Демутова биржа». Это она вздувала цены. «В Демутовом отеле собирались представители разных общественных слоев: маклера, банкиры, генералы, чиновники. Они собирались утром… и за бокалами шампанского гнали вверх бумаги, без всякого разбора… Установив цены, члены отеля отправлялись на биржу и поднимали и опускали там бумаги, как хотели». Если акции, под которые банки выдали ссуды, падали, банкиры требовали «приплаты соразмерно падению цен», и владельцы акций втягивались «незаметно в огромные потери», пускаясь в продажи и опуская рынок все ниже и ниже.
Это – типичный механизм мыльного пузыря, подогретого кредитами и манипулированием ценами («Демутова биржа»). Россия - не исключение. Таких кризисов в мире были сотни, если не тысячи. Сейчас их «давят» надзором центральных банков (у нас – Банка России), десятками лимитов риска, уголовными делами за манипулирование, но, если положить руку на сердце, то все знают – мыльные пузыри на финансовых рынках были, есть и будут. Все они на одно лицо – жадность, уверенность, что цены всегда будут расти, кредиты, большие игроки подогревают рынок, бум, цены достигают апогея, а потом – крахи и слезы, требования банков внести еще деньги, банкротства игроков.
«Бумаги валятся и валятся; по временам на бирже случаются кое-какие вспышки; вдруг какая-нибудь бумага шальным образом поднимется; все оживут, но это мираж». «Ужас невыразим при ударах, потрясающих само основание бумажной почвы, и жители сбывают на что ни попало свои состояния».
Это – древности, или так было и у нас в последние 30 лет? Конечно, было. Удары 1997, 1998, 2007 / 2008 годов после стремительных взлетов курсов акций. Гигантское падение рублевых цен на акции в марте 2021 г. (пандемия) после того, как они выросли «в рублях» за 7 лет в три с лишним раза. Плюс дикая волатильность на биржевом рынке валюты. Сладкая деятельность иностранцев, годами спекулировавших на нашей бирже и в огромной степени определявших движение цен. Биржевые кризисы в таких экономиках, как российская, бывают 1 – 2 раза в 10 – 15 лет, и мы пока строго следуем этому графику.
Но все-таки - не проклинайте! Не заходитесь в крике! Из биржи – ребенка, если всё вытерпеть, отрегулировать, обязательно вырастет крупнейший финансовый рынок, на котором можно будет привлекать деньги для самых современных технологий и на котором можно будет зарабатывать самым мелким держателям бумаг, не хватаясь поминутно за сердце. Чтобы так случилось, российская экономика должна войти на десятилетия в быстрый рост, в глубокую технологическую модернизацию и в стремительное расширение среднего класса. Это – необходимое условие.
Можно, конечно, отвернуться и сморщить нос. Товар! Продать! А как же о вечном? Когда мы – о добродетелях, о смыслах, о высоком, о том, что не продается? Всегда! Но в то же время, рядом – о другом, о том, что должно уметь торговаться, двигаться, оцениваться, чтобы все мы могли жить.
Не любила русская литература биржу. Гуманитариям – писателям она поперек горла! Предмет для исчезновения! Итак, на дворе – 1869 год, Петербург, акции растут как на дрожжах. «Кредит развился до баснословных размеров, ибо… банкирские конторы способствовали всеми мерами биржевой игре, выдавая за большой учетный процент большие ссуды» (под ценные бумаги, на покупку бумаг). «Акции росли; публика наполняла банкирские конторы; все верили в незыблемость высоких цен и в необычайную доходность железных дорог» (Суворин А. Очерки и картинки. Т. 1).
Между тем жила – была черная «Демутова биржа». Это она вздувала цены. «В Демутовом отеле собирались представители разных общественных слоев: маклера, банкиры, генералы, чиновники. Они собирались утром… и за бокалами шампанского гнали вверх бумаги, без всякого разбора… Установив цены, члены отеля отправлялись на биржу и поднимали и опускали там бумаги, как хотели». Если акции, под которые банки выдали ссуды, падали, банкиры требовали «приплаты соразмерно падению цен», и владельцы акций втягивались «незаметно в огромные потери», пускаясь в продажи и опуская рынок все ниже и ниже.
Это – типичный механизм мыльного пузыря, подогретого кредитами и манипулированием ценами («Демутова биржа»). Россия - не исключение. Таких кризисов в мире были сотни, если не тысячи. Сейчас их «давят» надзором центральных банков (у нас – Банка России), десятками лимитов риска, уголовными делами за манипулирование, но, если положить руку на сердце, то все знают – мыльные пузыри на финансовых рынках были, есть и будут. Все они на одно лицо – жадность, уверенность, что цены всегда будут расти, кредиты, большие игроки подогревают рынок, бум, цены достигают апогея, а потом – крахи и слезы, требования банков внести еще деньги, банкротства игроков.
«Бумаги валятся и валятся; по временам на бирже случаются кое-какие вспышки; вдруг какая-нибудь бумага шальным образом поднимется; все оживут, но это мираж». «Ужас невыразим при ударах, потрясающих само основание бумажной почвы, и жители сбывают на что ни попало свои состояния».
Это – древности, или так было и у нас в последние 30 лет? Конечно, было. Удары 1997, 1998, 2007 / 2008 годов после стремительных взлетов курсов акций. Гигантское падение рублевых цен на акции в марте 2021 г. (пандемия) после того, как они выросли «в рублях» за 7 лет в три с лишним раза. Плюс дикая волатильность на биржевом рынке валюты. Сладкая деятельность иностранцев, годами спекулировавших на нашей бирже и в огромной степени определявших движение цен. Биржевые кризисы в таких экономиках, как российская, бывают 1 – 2 раза в 10 – 15 лет, и мы пока строго следуем этому графику.
Но все-таки - не проклинайте! Не заходитесь в крике! Из биржи – ребенка, если всё вытерпеть, отрегулировать, обязательно вырастет крупнейший финансовый рынок, на котором можно будет привлекать деньги для самых современных технологий и на котором можно будет зарабатывать самым мелким держателям бумаг, не хватаясь поминутно за сердце. Чтобы так случилось, российская экономика должна войти на десятилетия в быстрый рост, в глубокую технологическую модернизацию и в стремительное расширение среднего класса. Это – необходимое условие.
От биржи, которую всегда колотит, можно свихнуться, как от казино. Сотни тысяч гнездятся у экранов, судорожно наблюдая, как мечутся курсы акций или валют, и мысленно подталкивая их: «Вперед, вперед»! Так есть – и так было. Ничего не ново под луной. Вот письмо, написанное полтора века тому назад (Суворин. Очерки и картинки):
«Милая, бесценная Оля… Я была больна, ужасно больна. Причина болезни – я тебе скажу ее. Я играла, играла на бирже. Я заложила бриллианты, тайком от мужа и накупила себе выигрышных билетов… Купив билеты, я дурно спала ночь. Наутро я ждала газет; я их никогда не читала, но теперь горела страстью читать… биржевую хронику. Какой занимательный роман эта хроника: то падает, это поднимается, это падает, то поднимается… Ах, как я была счастлива, как счастлива! Билеты поднимались, поднимались! Мне и продать хотелось их, и хотелось все больше и больше иметь денег. Я ежедневно занималась вычислением барышей своих, даже по нескольку раз в день…».
«Билеты мне снились каждый день… Раз… это была ужасная ночь... Я уснула поздно. Вдруг вижу, что в спальню ко мне входит билет 2-го внутреннего займа. Он был во фраке, в панталонах… Мне нисколько не казалось странным, как будто билеты в самом деле ходят во фраках. Но что меня сконфузило и даже в негодование привело, это то, что он ночью осмелился войти ко мне в спальню. Конечно, думала я, это билет государственный, власть имеющий, а потому обыск всегда произвести может, но зачем же без доклада?.. Наконец, муж у меня есть. Гляжу – мужа нет, и я на постели одна. Быстро надвинула одеяло к подбородку и сказала: «Что вам угодно?» …Я вас люблю, сказал он. – «Уходите, уходите» - кричу, - «У меня муж есть!». «Что ж, - говорит, - муж сам по себе, а я сам по себе». …Я хочу крикнуть, хочу оттолкнуть его, но он держит меня в каком-то очаровании, разбирает мои волосы рукою, рассматривает… И вот мне кажется, что я его люблю… Он целует меня, целует, я ему отвечаю… Какой стыд! Я пала и развелась с мужем; меня повенчали снова с билетом 2-го внутреннего займа… Если б ты знала, как я наслаждалась».
Счастье их было недолговечно. Как-то раз он пришел к ней и закричал: «Я выхожу в тираж! Я несчастный билет! Я тебя недостоин!». А она ему: «Я пойду за тобой, пойду всюду, даже в тираж»! Тут сон прервался, рядом сидит муж и пристально смотрит на нее.
Сон в руку! Когда входишь на биржу и начинаешь одну за другой заключать сделки, главное, - усмирить себя, держать дисциплину, не прилипнуть к биржевому табло, не прыгать в прибылях, еще бумажных, не пылать от страсти, - быть в самом себе. Не сходить с ума, быть жестким, рациональным, понимать, как все работает, знать то, что покупаешь, не поддаваться чужим речам.
В России, на бирже до 30 млн частных инвесторов. Может быть, будет еще больше. Кризисы и биржевые бури обязательно будут. Будьте настороже, не увлекайтесь, не влюбляйтесь в рынок, не пылайте к нему ненавистью, когда он снова пробросит вас. Просто примите его как достойный способ существования думающего человека.
Моя колонка в "Неделе"
«Милая, бесценная Оля… Я была больна, ужасно больна. Причина болезни – я тебе скажу ее. Я играла, играла на бирже. Я заложила бриллианты, тайком от мужа и накупила себе выигрышных билетов… Купив билеты, я дурно спала ночь. Наутро я ждала газет; я их никогда не читала, но теперь горела страстью читать… биржевую хронику. Какой занимательный роман эта хроника: то падает, это поднимается, это падает, то поднимается… Ах, как я была счастлива, как счастлива! Билеты поднимались, поднимались! Мне и продать хотелось их, и хотелось все больше и больше иметь денег. Я ежедневно занималась вычислением барышей своих, даже по нескольку раз в день…».
«Билеты мне снились каждый день… Раз… это была ужасная ночь... Я уснула поздно. Вдруг вижу, что в спальню ко мне входит билет 2-го внутреннего займа. Он был во фраке, в панталонах… Мне нисколько не казалось странным, как будто билеты в самом деле ходят во фраках. Но что меня сконфузило и даже в негодование привело, это то, что он ночью осмелился войти ко мне в спальню. Конечно, думала я, это билет государственный, власть имеющий, а потому обыск всегда произвести может, но зачем же без доклада?.. Наконец, муж у меня есть. Гляжу – мужа нет, и я на постели одна. Быстро надвинула одеяло к подбородку и сказала: «Что вам угодно?» …Я вас люблю, сказал он. – «Уходите, уходите» - кричу, - «У меня муж есть!». «Что ж, - говорит, - муж сам по себе, а я сам по себе». …Я хочу крикнуть, хочу оттолкнуть его, но он держит меня в каком-то очаровании, разбирает мои волосы рукою, рассматривает… И вот мне кажется, что я его люблю… Он целует меня, целует, я ему отвечаю… Какой стыд! Я пала и развелась с мужем; меня повенчали снова с билетом 2-го внутреннего займа… Если б ты знала, как я наслаждалась».
Счастье их было недолговечно. Как-то раз он пришел к ней и закричал: «Я выхожу в тираж! Я несчастный билет! Я тебя недостоин!». А она ему: «Я пойду за тобой, пойду всюду, даже в тираж»! Тут сон прервался, рядом сидит муж и пристально смотрит на нее.
Сон в руку! Когда входишь на биржу и начинаешь одну за другой заключать сделки, главное, - усмирить себя, держать дисциплину, не прилипнуть к биржевому табло, не прыгать в прибылях, еще бумажных, не пылать от страсти, - быть в самом себе. Не сходить с ума, быть жестким, рациональным, понимать, как все работает, знать то, что покупаешь, не поддаваться чужим речам.
В России, на бирже до 30 млн частных инвесторов. Может быть, будет еще больше. Кризисы и биржевые бури обязательно будут. Будьте настороже, не увлекайтесь, не влюбляйтесь в рынок, не пылайте к нему ненавистью, когда он снова пробросит вас. Просто примите его как достойный способ существования думающего человека.
Моя колонка в "Неделе"
Свободное чтение свободных людей - или внутренне-свободных.
Мои книги - non/fiction
"Краткая история российских стрессов"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-809201254/?__rr=1&abt_att=1
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/chitat-onlayn/
"Искушение государством"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/iskushenie-gosudarstvom-chelovek-i-vertikal-vlasti-300-let-v-rossii-i-mire-mirkin-yakov-moiseevich-1315668572/
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/iskushenie-gosudarstvom-chelovek-i-vertikal-vlasti-70052473/
Мои книги - non/fiction
"Краткая история российских стрессов"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-809201254/?__rr=1&abt_att=1
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/chitat-onlayn/
"Искушение государством"
Озон - бестселлер
https://www.ozon.ru/product/iskushenie-gosudarstvom-chelovek-i-vertikal-vlasti-300-let-v-rossii-i-mire-mirkin-yakov-moiseevich-1315668572/
Литрес
https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/iskushenie-gosudarstvom-chelovek-i-vertikal-vlasti-70052473/
OZON
Краткая история российских стрессов | Миркин Яков Моисеевич - купить с доставкой по выгодным ценам в интернет-магазине OZON (809201254)
Краткая история российских стрессов | Миркин Яков Моисеевич купить в интернет-магазине OZON по низким ценам! Бесплатная доставка🚚 ✔Фото ✔Скидки ✔Рассрочка и настоящие отзывы (809201254)
Идеи, от которых в любом обществе случается разруха:
1) Государство – всё, человек – ничто
2) Наша духовность – там (рука вверх)
3) Наш путь – особенный (рука вбок)
4) У нас – миссия
5) Она – дана свыше
6) Мы – верные наследники
7) Все как один
😎 Они – хуже
9) Мы – лучше, выше, стройнее и длиннее
10) Они – наши самые неприятные ассоциации
11) Они всегда скалят зубы
12) Мы – основа мироустройства
13) На самом деле – всё от нас
14) Потерпите, когда-нибудь всё будет
15) Будет обязательно. Когда-нибудь.
16) Уже всё есть.
17) Без Него – никак
18) Он – это Мы
19) Наш «изм» - правда! Их «изм» - кривда!
20) С нами идет война (всегда)
21) Нас ненавидят (веками)
22) Мы – пуп
23) Коллективное – над частным
24) Духовное – над материальным
25) Всё – в один кулак
26) Один кулак – это мощь
27) В кулаке будет всё как надо
28) Мысли! Как полагается
29) Делай – как скажут
30) Существовать = служить
31) Мы – всегда правы
32) Они - нет
Я что-нибудь забыл?
1) Государство – всё, человек – ничто
2) Наша духовность – там (рука вверх)
3) Наш путь – особенный (рука вбок)
4) У нас – миссия
5) Она – дана свыше
6) Мы – верные наследники
7) Все как один
😎 Они – хуже
9) Мы – лучше, выше, стройнее и длиннее
10) Они – наши самые неприятные ассоциации
11) Они всегда скалят зубы
12) Мы – основа мироустройства
13) На самом деле – всё от нас
14) Потерпите, когда-нибудь всё будет
15) Будет обязательно. Когда-нибудь.
16) Уже всё есть.
17) Без Него – никак
18) Он – это Мы
19) Наш «изм» - правда! Их «изм» - кривда!
20) С нами идет война (всегда)
21) Нас ненавидят (веками)
22) Мы – пуп
23) Коллективное – над частным
24) Духовное – над материальным
25) Всё – в один кулак
26) Один кулак – это мощь
27) В кулаке будет всё как надо
28) Мысли! Как полагается
29) Делай – как скажут
30) Существовать = служить
31) Мы – всегда правы
32) Они - нет
Я что-нибудь забыл?
Грабьте, сколько хотите. Именно в этом смысл аукционов в Германии конца 1920-х гг., на которых с молотка уходили картины – «предметы экспорта» из СССР. Картины эти были из реквизированных в 1918 – 1922 гг. частных коллекций. Никакие иски, никакие суды в Германии не поставили под сомнение законность этих продаж. Все решения только – «за»! Не наше германское дело! Грабьте! Плюс аукционы в Швеции, Швейцарии, Австрии, переизбыток «советского» антиквариата и низкие цены, ибо на дворе был мировой кризис 1930-х (Е. Соломаха). Плюс секретные, без аукционов продажи отобранным коллекционерам на Западе.
Масштабы содеянного? В 1928 – 1933 гг. за рубеж ушли более 1,2 млн картин и других предметов искусства. Суммы? 76 млн руб., в разные годы – от 0,3 до 0,8% экспорта из СССР (Статобзор Минвнешторга СССР, 1960 г.). Самые большие продажи – в 1929 – 1931 гг., пик – в 1930 г. В расчете на штуку – 63 руб., с ума можно сойти.
Что такое 76 млн руб. в долларах по курсу на начало 1930-х гг.? Это – 39 млн долл. (ЦБР). Какой сумме в долларах они эквивалентны сейчас (с учетом инфляции в США за 90 лет)? Примерно 700 млн долл. По нынешним меркам, самая малость. Шедевры, проданные из СССР, сейчас стоят многократно больше. Это – денежная оценка. А потери культурные, моральные – невосполнимы.
Что значит – моральные? Картины, драгоценности, антиквариат – все они кому-то принадлежали, они потоком шли из частных коллекций, из дворцов, зажиточных квартир, поместий, церквей. Конфискованы. Национализированы. Изъяты. «Количество бриллиантов, которые поступили в государственные хранилища ценностей, равнялось пятилетней потребности мирового рынка». Это слова директора Эрмитажа в начале 1920-х С. Тройницкого. «Через мои руки прошло около 20 000 серебряных и 12 000 золотых предметов». «Когда у нас было огромное количество предметов в несколько тысяч, приходилось брать вещи, чтобы не терять время, разбирать на месте. Помню юсуповскую коллекцию, когда я был вызван неожиданно в ГПУ. В течение 3-х месяцев составляли опись, выбирайте, что нужно и что не нужно» (Эрмитаж. Музейные распродажи (1930 – 1931)).
Только из Эрмитажа для продаж на Западе «с 10 марта 1928 г. по 10 октября 1933 г… было выдано 2 730 картин, 3 763 рисунков и гравюр, 16 489 предметов западноевропейского прикладного искусства (мебель, бронза, фарфор, хрусталь, ткани, изделия из серебра, золота и драгоценных камней), 415 золотых античных украшений, 613 миниатюр и т.д.» (Е. Соломаха).
Эти ценности выбрасывались на рынок, когда Берлин, Париж, Прага были еще полны их прошлых владельцев. Все были живы, все были свидетелями обысков и реквизиций, с документами на руках. Князь Феликс Юсупов: «В Берлине… Советы организовали продажу произведений искусства. В… каталоге я узнал некоторые наши вещи. Обратился я к адвокату… и просил его предупредить судебные власти и приостановить продажу до разбирательства дела в суде. Другие русские эмигранты, оказавшиеся в подобном положении, приехали также в Берлин и присоединились ко мне. Со мной случился буквально шок, когда увидал я мебель, картины и редкостные вещицы из матушкиной гостиной нашего дома в Санкт-Петербурге.
В день торгов полиция вошла в зал и конфисковала все указанные нами предметы, что вызвало некоторую панику у покупателей и продавцов. Мы не сомневались, что собственность нашу нам возвратят… По немецким законам всякая собственность, краденая или взятая насильно и продаваемая в Германии, подлежит возвращению владельцу вне зависимости от политической ситуации в стране. Но… большевики заявили, что декретом… советское правительство силой своих полномочий конфисковало все имущество эмигрировавших и немецкие власти не вправе вмешиваться. Увы, большевики выиграли дело. Из Берлина уехал я в сильнейшем расстройстве» (Ф. Юсупов. Мемуары).
Еще бы не расстраиваться! Подобные истории повторялись по всему миру. Национализация? По декрету? СССР признан? Значит, законно! Юсуповская коллекция - это 266 картин, из которых, по меньшей мере, 78 были отданы на экспорт (Эрмитаж. Музейные распродажи. 1929. Ч. I).
Масштабы содеянного? В 1928 – 1933 гг. за рубеж ушли более 1,2 млн картин и других предметов искусства. Суммы? 76 млн руб., в разные годы – от 0,3 до 0,8% экспорта из СССР (Статобзор Минвнешторга СССР, 1960 г.). Самые большие продажи – в 1929 – 1931 гг., пик – в 1930 г. В расчете на штуку – 63 руб., с ума можно сойти.
Что такое 76 млн руб. в долларах по курсу на начало 1930-х гг.? Это – 39 млн долл. (ЦБР). Какой сумме в долларах они эквивалентны сейчас (с учетом инфляции в США за 90 лет)? Примерно 700 млн долл. По нынешним меркам, самая малость. Шедевры, проданные из СССР, сейчас стоят многократно больше. Это – денежная оценка. А потери культурные, моральные – невосполнимы.
Что значит – моральные? Картины, драгоценности, антиквариат – все они кому-то принадлежали, они потоком шли из частных коллекций, из дворцов, зажиточных квартир, поместий, церквей. Конфискованы. Национализированы. Изъяты. «Количество бриллиантов, которые поступили в государственные хранилища ценностей, равнялось пятилетней потребности мирового рынка». Это слова директора Эрмитажа в начале 1920-х С. Тройницкого. «Через мои руки прошло около 20 000 серебряных и 12 000 золотых предметов». «Когда у нас было огромное количество предметов в несколько тысяч, приходилось брать вещи, чтобы не терять время, разбирать на месте. Помню юсуповскую коллекцию, когда я был вызван неожиданно в ГПУ. В течение 3-х месяцев составляли опись, выбирайте, что нужно и что не нужно» (Эрмитаж. Музейные распродажи (1930 – 1931)).
Только из Эрмитажа для продаж на Западе «с 10 марта 1928 г. по 10 октября 1933 г… было выдано 2 730 картин, 3 763 рисунков и гравюр, 16 489 предметов западноевропейского прикладного искусства (мебель, бронза, фарфор, хрусталь, ткани, изделия из серебра, золота и драгоценных камней), 415 золотых античных украшений, 613 миниатюр и т.д.» (Е. Соломаха).
Эти ценности выбрасывались на рынок, когда Берлин, Париж, Прага были еще полны их прошлых владельцев. Все были живы, все были свидетелями обысков и реквизиций, с документами на руках. Князь Феликс Юсупов: «В Берлине… Советы организовали продажу произведений искусства. В… каталоге я узнал некоторые наши вещи. Обратился я к адвокату… и просил его предупредить судебные власти и приостановить продажу до разбирательства дела в суде. Другие русские эмигранты, оказавшиеся в подобном положении, приехали также в Берлин и присоединились ко мне. Со мной случился буквально шок, когда увидал я мебель, картины и редкостные вещицы из матушкиной гостиной нашего дома в Санкт-Петербурге.
В день торгов полиция вошла в зал и конфисковала все указанные нами предметы, что вызвало некоторую панику у покупателей и продавцов. Мы не сомневались, что собственность нашу нам возвратят… По немецким законам всякая собственность, краденая или взятая насильно и продаваемая в Германии, подлежит возвращению владельцу вне зависимости от политической ситуации в стране. Но… большевики заявили, что декретом… советское правительство силой своих полномочий конфисковало все имущество эмигрировавших и немецкие власти не вправе вмешиваться. Увы, большевики выиграли дело. Из Берлина уехал я в сильнейшем расстройстве» (Ф. Юсупов. Мемуары).
Еще бы не расстраиваться! Подобные истории повторялись по всему миру. Национализация? По декрету? СССР признан? Значит, законно! Юсуповская коллекция - это 266 картин, из которых, по меньшей мере, 78 были отданы на экспорт (Эрмитаж. Музейные распродажи. 1929. Ч. I).