Друзья за 60+ в муках. Им нечего делать, дети на воле, они пытаются себя развлечь.
Для этого тоже есть правила сожительства с собственным временем.
1) Главное в нем – творчество, в любых его видах.
2) Не растрата времени, не убийство его с особой жестокостью.
3) Дальние цели – обязательны.
4) Инвестиции времени — быть ценнее, дороже для всех, сбить рост ограничений, каждый день.
5) Иметь проект. А еще лучше большой проект, свой. Один за другим.
6) Любой проект, но — движения. Достичь.
7) Лучше в интересах всех, не только собственных.
8) Всё это – залог юности. Не на словах, не во внутренних ощущениях – на деле.
9) У вас столько впереди, чтобы достичь и получить удовольствие.
10) И быть необыкновенно ценным — для всех.
11) Все возрасты сместились. Вы молоды.
12) Что удалось сделать за год? Что?
Это необычно? Нет, нам свойственно так думать.

Из моей новой книги "Потрясенные общества" (2025)

26 мая. "Отличная книга , читается легко, глубокая и содержательная". Один из многих отзывов на мою новую книгу "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен" (2025).
Читательский рейтинг -высший, 5. Нравятся иллюстрации, полиграфия, для подарков.
За 0,5 кг "Мишек на Севере" - 508 руб.
"Озон" - https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/?tab=reviews

Россия Александра II и Александра III – это разные России. Россия Хрущева, Брежнева, Андропова… Горбачева, Ельцина и так далее – разные России.
Мы находимся внутри другого человека, как бы он ни назывался – премьер, президент, внутри его эмоций, талантов или отсутствия таковых. Он накладывает свой характер на каждый наш выбор. Его вкус, реакции, способ мышления, люди, которые ему нравятся или нет, тяжести или восторги детства, комплексы, неисполненные желания – все это опутывает нас с ног до головы.

США Буша, Клинтона, Обамы, Байдена, Трампа – во многом разные страны, с очень личностными особенностями в поведении, хотя ядро, модель страны, ее желаний, реакций – одни и те же в самом главном.

Прогноз того, что будет со страной, – это очень личностный прогноз. Попытка понять, кто перед тобой, кто этот человек, оказавшийся за рулем.

Он не может выпрыгнуть из самого себя.

Все прогнозы, обращающиеся к его рациональности, к трезвому оцениванию ситуации, к образованию и качеству мышления, все прогнозы, относящиеся к объективному ходу вещей, могут быть совершенно бесполезными, потому что его «я» живет в совершенно другом измерении и доказывает всему миру и всем тем, кто конкурирует с ним, совсем другие истины, купаясь в собственных ощущениях того, что правильно, а что нет, что и кто нравится, а кто нет, перед кем нужно утверждаться, а перед кем – конечно же, нет.

Переломить все это мы не можем.

Есть масса "говорящих голов", которые нас оповещают, что "Такой-то решил" или "Такой-то думает, что", но как они забрались "Таким-то" в мозги - никто не знает. И чаще всего они ошибаются.

Но это создает новое понятие времени. Оно делится на время человека Иванова, на годы, прошедшие под знаком человечка Петрова, и на то, что случилось при человечище Сидорове.
Это человеческое время задает наши собственные границы, наши риски, наш ход – кому полный вперед, кому ход конем, а кому просто пятиться и лучше уползать с поля.

В любом случае, ощущая характер человека, под которым живет семья, можно прогнозировать будущее - в экономике, во внутренней политике, в затяжных военных конфликтах.

Для этого достаточно посмотреть на недавнее прошлое "под ним", на то, что достигли, и что - не удалось. Это прошлое создано, в первую очередь, именно им, несет глубокий отпечаток - именно его.

Попытайтесь понять, кто перед вами - не в кличках, не в штампах, не в восторженных или унизительных словах (кому как нравится) - его психологический архетип, его характер, его обычный способ действий, продленный во времени, неважно в какой области, его удачливость или нет, его способность побеждать, пусть с самыми тяжелыми потерями для всех (или, наоборот) - и вы сможете дать сценарный, с вероятностями прогноз того, что "чем все закончится" и что будет с обществом и с Вашей семьей.

Из моей книги "Искушение государством (2-е изд. "Правил неосторожного обращения с государством")
Wildberries https://www.wildberries.ru/catalog/192571864/detail.aspx Озон https://www.ozon.ru/product/iskushenie-gosudarstvom-chelovek-i-vertikal-vlasti-300-let-v-rossii-i-mire-mirkin-yakov-moiseevich-1315668572/

Долой бедность! Можно всю жизнь посвятить этому – в интересах всех! А хуже всего – бедность писателей. Хотя почему хуже? Тоже ведь источник вдохновения! Бедный, как мышь, Федор Достоевский начал свою писательскую жизнь с романа «Бедные люди» (1847). «Ведь вот, душечка моя, я вот знаю, что у вас теплого салопа нет». А у него был?
Ему 16 лет (1838), он учится в таинственном Михайловском замке в Петербурге (помните судьбу Павла I?), в военном инженерном училище и пишет брату из летних лагерей: «Веришь ли, что я во время выступленья из лагерей не имел ни копейки денег; заболел дорогою от простуды (дождь лил целый день, а мы были открыты) и от голода и не имел ни гроша, чтоб смочить горло глотком чаю» (письмо брату 9 августа 1838 г.). И еще ему нужны сапоги и кивер, а на них тоже денег нет.

А где же отец? Его деньги? «Любезнейший папенька! Боже мой, как давно не писал я к Вам, как давно я не вкушал этих минут истинного сердечного блаженства, истинного, чистого, возвышенного... блаженства, которое ощущают только те, которым есть с кем разделить часы восторга и бедствий; которым есть кому поверить всё, что совершается в душе их. О как жадно теперь я упиваюсь этим блаженством…». Хорошо бы всем так дети писали. Но вот в конце письма: «Без денег беда. Если можно, папенька, пришлите мне хоть что-нибудь» (письмо 5 июня 1838 г.).

Вышли хоть что-нибудь. Семья, на самом деле, по части денег «никакая» – многодетная, со скудным поместьем, без матери (рано умерла), разве что с тетушкой, сестрой матери, вышедшей замуж в первостатейное купеческое семейство. От нее и ее мужа, время от времени – рука помощи.

А так, год за годом, бедность. От нее, может быть, тот ужас и нервность, которыми пронизаны все его писания, скороговорка, крик, стоящий на страницах, его болезненность, гнев – и еще униженность в тоне, в позе, во всех жизненных обстоятельствах, попадающих под перо. Непрерывный монолог человека, согнутого сызмальства. «Боже мой! Долго ли я еще буду брать у Вас последнее. Но эта помощь необходима или я пропал. Срок платежа прошел давно. Спасите меня. Пришлите мне 60 р. (50 р. долга, 10 для моих расходов до лагеря). Скоро в лагери, и опять новые нужды. Боже мой! Знаю, что мы бедны. Но, бог свидетель, я не требую ничего лишнего. Итак, умоляю Вас помогите мне скорее, как можно. — Время идет, бумага вся. — Ваш до гроба преданный во веки веков. Сын Ваш Ф. Достоевский» (письмо отцу 23 марта 1839).

Отец умер, Ф.Д. вышел из училища для короткой службы в Петербурге, потом отставка (пока не услали куда-нибудь за Урал), отставной инженер - поручик, мечта одна – литература. «Служба надоела, как картофель» (письмо брату, апрель 1844 г.). А как прожить?

Мы – бедные, родились от бедных, потерявших свое имущество, и как же нам не понять другого бедного – пусть даже мирового значения? Вот он пытается получить деньги, долю в имении отца, описывая, как живет: «Теперь жить плохо… Человек может сгнить и пропасть, как пропащая собака… Всякий за себя, все против тебя, а Бог за всех… Имею величайшую надобность в платье. Зимы в Петербурге холодны, а осени весьма сыры и вредны для здоровья… Так как я не буду иметь квартиры, ибо со старой за неплатеж нужно непременно съехать, то мне придется жить на улице или спать под колоннадою Казанского собора… Наконец, нужно есть… Я… делал долги, проживался, терпел стыд и горе, терпел болезни, голод и холод, теперь терпение кончилось…» (письмо П. Карепину, распорядителю имущества, 20 августа 1844 г.).

Отдайте мои деньги! Нет ни копейки, нет платья, и «нужно долги заплатить». Ему – 22 года.

А дальше - что? Чтобы писать, нужно есть. Чтобы есть, нужно писать. Выход найден – переводы! Бальзак, Эжен Сю, Жорж Санд и т.п. А еще? Юношеские предприятия, «стартапы»! Переведем и издадим с братом сами, и заработаем много тысяч рублей! Где-то денег займем. «Пусти весь роман в 8 томах по целковому, у нас барыша 7000. Книгопродавцы уверяют, что книга раскупится в 6 месяцев… Вот наше предприятие; хочешь вступать в союз или нет. Выгоды очевидны» (письмо брату 31 декабря 1843 г.).

Все это были несбыточные мечты, ничто из этого не осуществилось, разве что переводы. А потом появился первый роман – «Бедные люди». Конечно же, «бедные», о чем еще писать?

Стало веселее, авторские гонорары. Роман был опубликован Некрасовым, как только получен (2-я половина 1845 г. - январь 1846 г.). Автору – 25 лет, Ф.Д. принят как тот, кто займет место Гоголя. Успех! А как с деньгами? Не густо, но чуть легче. «Все это время я был без копейки и жил на кредит… В начале этого месяца явился Некрасов, отдал мне часть долга… Терзаемый угрызениями совести Некрасов… к 15 январю обещал мне 100 руб. серебром за купленный им у меня роман «Бедные люди». Ибо сам чистосердечно сознался, что 150 р. серебром плата не христианская. И посему 100 руб. серебром набавляет мне сверх из раскаяния» (письмо брату 8 октября 1845 г.).

Какое торжество! Я столько стою! И жизнь налаживается! «На днях, не имея денег, зашел к Некрасову. Сидя у него пришла идея романа в 9 письмах. Придя домой, я написал этот роман в одну ночь; величина его ½ печатного листа. Утром отнес к Некрасову и получил за него 125 руб. ассигнациями… Вечером у Тургенева читался мой роман... и произвел фурор»! (письмо брату 16 ноября 1845 г.). Колокольчики звенят! Всех одолел! И впереди сытая и многообещающая жизнь.

Да, конечно, но только в апреле 1849 г. Федор Михайлович Достоевский (ему 27 лет) был арестован по делу «петрашевцев» и за одно только чтение и попытку распространения запрещенного «письма Белинского – Гоголю» (против властей, конечно) был приговорен к «расстрелянию», а потом помилован (с инсценировкой казни в декабре 1849 г.). Но как помилован? Четыре года каторжных работ, а потом бессрочно в рядовые, с лишением всех прав и состояния. Так что с конца 1849 г. Достоевский гол как сокол, на краю света – в арестантской роте в Омске, выжигает алебастр на работах, и имя ему – тюремные / каторжные финансы.

Кстати, а это что это такое? В каторге денег нельзя иметь, они немедленно отбирались, обыск за обыском. Но у всех были деньги, каждый, кто обладал ремеслом, делал что-то в городе. «Все… трудились и добывали копейку. Деньги есть чеканенная свобода, а потому для человека, лишенного совершенно свободы, они дороже вдесятеро» (Достоевский. «Записки из Мертвого дома»). На них играли, любили, кормились, курили, пили, был вещевой рынок, было ростовщичество, были подобия предприятий и торговых сетей. Кто как мог, воровал. Море контрабанды. И еще был свой «банк» - старовер, которому доверял каждый на каторге. Он прятал деньги в тайник (никто не мог его отыскать) в стволе дерева.

Вершина всего – подаяние. «Я возвращался с утренней работы один, с конвойным. Навстречу мне прошли мать и дочь, девочка лет десяти, хорошенькая, как ангельчик…. Мать была солдатка, вдова. Ее муж, молодой солдат, был под судом и умер в госпитале, в арестантской палате, в то время, когда и я там лежал больной. Жена и дочь приходили к нему прощаться; обе ужасно плакали. Увидев меня, девочка закраснелась, пошептала что-то матери; та тотчас же остановилась, отыскала в узелке четверть копейки и дала ее девочке.

Та бросилась бежать за мной... «На, „несчастный", возьми Христа ради копеечку!» — кричала она, забегая вперед меня и суя мне в руки монетку. Я взял ее копеечку, и девочка возвратилась к матери совершенно довольная. Эту копеечку я долго берег у себя» (Достоевский. «Записки из Мертвого дома»).

Если бы не бедность, если бы не каторжный труд, была бы «русская душа» у Достоевского такой отчаянной, такой печальной, такой готовой кричать на разрыв? Было бы стойким ощущение, что ты находишься в мрачной реке? Была бы – в ином случае - русская душа тихой, деятельной и теплой? Нет ответа – есть только бедность и голод пишущего человека, которому казалось, что он всё на свете понял и распознал, когда был в страшной нужде, изломанным и больным.

Как бы уйти от этого? Как отодвинуться от бедности в общество «всеобщего благосостояния», как его любят называть во всем мире? В сытый «золотой миллиард», которому мы пока не принадлежим?

У этого есть много путей, и они хорошо известны, и один из них – не ощущать себя особенной, изломанной душой, купающейся в бедности как особенной духовной силе. Здесь нечем гордиться и не в чем искать духовные преимущества. Бедность – не порок для отдельного человека, бывают разные обстоятельства, но огромный порок – для общества, в котором униженных и оскорбленных, бедных и несчастных должно быть еле различимое меньшинство.

Это мой новый очерк в "Неделе"

Куда всё это делось, бесконечная работа? Пахать (орать), боронить, сеять, жать, возить, драть, городить, рубить – да тысяча всего, чтобы накормиться и пережить томительные зимы. Где солнце, сто лет тому назад, сильное, ходившее над деревней, ее звали Берег, в том мерцающем краю, где есть река Пежма, а к ней притоки – Навороша, Полица и Заголота? От этих имен можно сойти с ума, как от радости.
Там, в старых, старых местах между Вологдой и Архангельском, жил сто лет назад крестьянин Иван Глотов с женой Таей и детьми – два сына и две дочери. И он оставил дневник – каждый день, каждое свое движение, год за годом тяжелого, поднебесного труда. Было ему уже за сорок, а жене за 30, когда они вернулись домой из голодного Петрограда в 1918 году, чтобы выкормить детей и спасти себя, взяв землю и дом у отца и брата.

Когда читаешь эти бесконечные записи о том, что делалось каждый день, думаешь, а как это возможно? А еще – какие золотые люди! И еще – они бы прожили в любой катастрофе, нам ведь не прожить – мы всё зависим от кого-то – вода, еда, тепло, таблетки, будь они прокляты, энергия – где ее взять? Где этот свой, независимый, невидный способ существования, когда именно ты сам можешь прокормить свою семью, пусть с помощью других, таких же, как ты, но всё же сам? И где взять силы, чтобы так отделиться и выживать, если нужно?

1922 год. «26 августа, пятница. Измолотили овин овса, насадили ржи, с большого сеновала на маленькой перенесли лен, привез и сложил овсяницу на синник, сено отаву свез к гумну в соломенник, извеяли овес всю мелочь пелеву и охвостье снесли на синник. Убрал овес с гумна, замочил ядрица. Тая полоскала с бука белье. Ночью высушил овин с рожью, овса навеяли 6 кулевых мешков».

Кажется, что таких записей – миллион, каждый день, ежегодно, ежечасно. Тот, кто хотя бы в детстве или юности занимался деревенской или строительной работой, понимает, что это такое. 1930 год. «31 июля. Утром в 2 часа я сыпал молоть на мельнице на речке ядрица, в 3 часа разбудил Толю (это – сын), пошел по Рыжка (конь драгоценный, много раз упомянутый), нашел в Боровых над логом, намолол толокна 1 пуд 15 фунтов, свез на Слище лен 25 снопов, привез сено из-под вепря. Сгребли остатки на Муравьишных, под Маковицей и в Новой Согре не все, 5 куч наокучивали, Рыжко ночевал в бору Полянке. Погода без дождя».

Каждый день, каждый час. Достоинство жизни – кормящей, делающей, длящейся нескончаемо. Всё умеющие руки. Все виды деревенской и строительной работы. Сам всё возводил. Праздники – только божьи. «Светлое Христово Воскресение. Пасха. С Таей вместе вперед и обратно ходили к Пасхальной службе и весь день провели дома». Праздник – сходить в церковь. И еще праздник – пировать. «Мы пировали», чудесное слово, никакого другого.

Нет прозвищ в деревне, нет уничижительных имен. Нет даже просто имен – только по имени – отчеству. Федор Михайлович, сапожник, Мария Владимировна, крестная мать, Дмитрий Андреевич, мельник. «С Иваном Григорьевичем Горбуновым срубил перед крыльцом конюшню». «Терентий Никанович от Андрея Егоровича принес гребень». Все зависят от всех, низкий поклон, вместе быть, вместе орать.

Орать? Да ведь еще и древность, язык. Сумрачный, прелестный. Колоколо, пожня, ширкун, заполоск, овсяница, зубленье, суслон, оляба, домер, зобенка, сталик, слаща, леха, завор, новодерь и, наконец, гореченька. И еще тысячу слов для тех, кто чует в себе Велемира Хлебникова. «Исправили осек на Землянишном у пожни Оверича». «За дело кожи и опойки свесил ржи».

Мир? Покой и счастье? Нет, не мир. Вот заказное письмо (орфография оригинала сохранена): «Председателю Центрального Исполнительного Комитета т. Калинину. ПРОСЬБА. Более 20 лет работал на заводе в городе бывшем Петрограде, а ныне Ленинграде, завод бывший «Струк», а ныне «Ильич». В 1926 году вернулся я на родину и занялся крестьянством, как будучи воспитан в семье своего отца коренного крестьянина, занимавшегося только крестьянством без всякого наемного труда и торговли. Все заработанные в кровавых мозолях на руках мои гроши пошли на молодое мое сельское хозяйство, и при всем моем непосильном труде через несколько лет я добился до середняцкого хозяйства. Это бывший заводский рабочий, а в настоящем году обложен едино с/х налогом в сумме 45 р., а также и в хлебозаготовительную кампанию наложено на меня 32 пуда хлебом. Я, как бывший заводский рабочий, попал наравне с кулацким и зажиточным прослойком, т. к. последние лица вредного элемента бывшие эксплуататоры чужого труда и торговцы, а я рабочий, не в силах переносить сделанную ошибку на местах из-за личных счетов с некоторыми личностями, мне позорно и невыносимо быть в одном списке с этим элементом. Имея семью пять человек при молодом моем хозяйстве, я отвез хлеба 32 пуда, а с чем я остался, а без хлеба и положение мое самое тяжелое и безвыходное с семьей остаться на голодовку…. Убедительно прошу… т. Калинина исправить ошибку, вкравшуюся на местах, отменить хлебное наложение, исключить из позорного списка, ибо тут мне не место, т. к. вся полнота ясности свидетельствуют мои прилагаемые документы… 1929 года, ноября 5 дня. гражданин Ив. Гр. Глотов».

Уже описали имущество. Вот-вот отнимут и выселят. ««Опись имущества… кулацкого хозяйства Глотова И.Г. 1930 г. 5 февраля». Дом, двор и хлев, конюшня хлев и синник, амбар, баня, гумно 1/3, лошадь рыжей масти, две коровы, овец 2 шт., ягнят 4 шт., молотилка, веялка, соломорезка, сепаратор, дроги, телега, сани, плуг, борона, комод, кровать железная, кровать деревянная, часы стенные, стол большой, два небольших стола, два венских стула, три простых стула, сбруя, гардероб, «пинжак серый», женское драповое пальто, два сундука, жакетка, брюки, кольцо золотое, плащ клеенчатый, пальто женское, самовар, поднос, умывальник, таз и ковшик медные, тулуп, 5 ларей, 1 мясорубка».

О да, это большой кулак! Это всем кулакам кулак. Это – вершина кулачества!

Но случилось чудо. Причины неизвестны. Не прошло и полугода, в канун Пасхи, 19 апреля 1930-го, как его опять «перевели в середняки». И даже вернули хлеб, взятый излишне как с кулака. Снова счастье? Конечно, нет. Тот же год, 1930-й. «20 июля. К вечеру положение жизни обострилось: пришла весть, что опять вводят в кулаки и выселение неизбежно, вся энергия в работе упала, и жизнь уже не стала радостной. День без дождя».

Жизнь перестала быть радостной. Нет, не изгнали, не «выселили», не отправили в дождь и глад, на смерть семьи. Оставили, пусть и с клеймом. Он ушел далеко за 80, в родном селении, в конце 1950-х, и женщина его, Тая, за 90 лет, в 1970-х. Они были очень здоровые люди, вскормленные работой и чистым воздухом. Живы были и дети, кроме сына, погибшего в 1945-м, под Кенигсбергом, и каждый из детей дал потомство. Семья не прервалась.

Но вот что прервалось – чувство радости. Есть дневник: «я орал, я возил, я поставил, я жал», и вдруг, в какой-то момент, даже день известен, его «я» исчезло. Только безличное: работали, доехали, сделали. А потом исчезает и сам дневник. Молчание, вечное уже молчание, говорить незачем.

1931 г. 11 июня. «Вступили в артель. Обобществили: дом - 1, двор- 1, конюшня- 1, гумна- 1/3 часть, плуг- 1, борона- 1, веялка - 1, молотилка- 1, соломорезка- 1, дроги - 1, телега- 1, комплект сбруи - 1, лошадь- 1, коров- 1, телят- 1, овец большая- 1, работников мужчин- 1, женщин- 1, подростков
ж[енского пола] от 14 до 18 [лет] - 1, малых и стариков – 2».
Обобществили. Больше ничего своего, кроме самого личного. Для него – навсегда. А для нас?

Но с каким же достоинством он прожил жизнь. Достоинством труда честного, кормящего, сильного и умного".

Из моей новой книги "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен" (2025).

Как жить в нашем туманном и буйном обществе? Все мои книги non/fiction построены по "библейскому принципу" - занимательные истории (документальные), они же - притчи + правила, советы для тех, кто внутренне свободен.
Эти книги обычно читают семьями.
Читательский рейтинг - высший, 5. На рынке сейчас 3 книги:
1) "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен" (2025) - Озон, 508 руб. https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
2) "Правила бессмысленного финансового поведения" (3-е изд., 2025) - Озон, 793 руб. https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-3-e-mirkin-yakov-moiseevich-1785729542/?at=oZt6VQXkxtnBnpX6IQBjyqqH3o0vmzt7WljgMI512n9N&tab=reviews
3) "Искушение государством" (2-е изд. "Правил неосторожного обращения с государством" (2023) (остатки) - Озон, 690 руб. https://www.ozon.ru/product/iskushenie-gosudarstvom-chelovek-i-vertikal-vlasti-300-let-v-rossii-i-mire-mirkin-yakov-moiseevich-1315668572/

То, что требую от себя: язык моих книг должен быть "великолепным", не скоропись, бесконечная преданность русскому языку, тонкому, очень яркому инструменту. Вот уж кто - великий

100-долларовые купюры – самые популярные в мире. Сегодня около 80% выпущенных банкнот с номиналом 100 долл. – за границами США. Они составляют 60% от всей массы наличных долларов (ФРС). Неплохой экспортный товар – зеленоватая, хорошо нарезанная бумага, на сумму больше 1 трлн. долл., обращающихся вне США. Россия – один из крупнейших потребителей.

Проклинать не стоит - это нужно суметь.

Конкурировать - идеями и технологиями, а не воевать. Придумывать, а не проклинать. И никогда больше не слышать - публично - идиотов, которые нуждаются в срочном лечении вместо того, чтобы бродить по вершинам и кричать, с наслаждением слушая эхо

Где они теперь, будущие реформаторы? На каких ступеньках власти? И могут ли быть вообще, когда все должны быть так едины и воодушевлены?
Да, могут.
В 38 лет он был уже действительным статским советником (то же самое, что генерал-майор). «Ваше превосходительство» - так к нему нужно было обращаться. Петр Валуев, будущий граф, был в 18 лет отмечен на московском балу Николаем I как образцовый молодой человек – за стройность, молодцеватость и обходительность – произведен в камер-юнкеры и отправлен служить в собственную Е. И. В. канцелярию, с билетом – прямо в высший свет (Зельдич, «Валуев и его время»).

Женился по любви на дочери кн. Петра Вяземского – а это уже пушкинский круг, и тоже – небеса. «Мои молодые здоровы и Вам всем кланяются». Так писал Вяземский Пушкину в письме от 11.08.1836 г. Молодые – Петр Валуев и его жена, Мария, в девичестве Вяземская (Пушкин, «Письма»). В одном из вариантов «Капитанской дочки» герой – не Гринев, а Валуев.

Еще один «высший знак» – год работы со знаменитым Михаилом Сперанским, бывшим №2 при Александре I, по кодификации законов Российской империи. Это – высший класс размышлений, знаний, представлений о будущем.

А дальше – карьера. Кто сказал, что в жестко централизованном государстве (Россия при Николае I) выживают – в карьерном росте – только исполнители, покорные, послушные? Что они всегда слабее своих начальников и царствует только «отрицательный кадровый отбор»? Никак нет! Всем нужны умные тихие молодые люди, быстрые, с хорошим письмом, с отличными манерами и еще - понятливые, которые вмиг исполнят любое поручение. Технократы. Это и есть Валуев 1830-х – 1850-х гг. И он настолько успешен, что еще при Николае I «вырос» до должности губернатора (Курляндия, часть Латвии). Ему 39 лет (1853) – а он уже губернатор.

Потом вдруг взял и напал на госаппарат. Суть его - «бездушная формалистика» (Валуев, «Дневник», 1855). «Благоприятствует ли развитию духовных и вещественных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления? …Многочисленность форм у нас подавляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь. Взгляните на годовые отчеты: везде сделано всевозможное, везде приобретены успехи, везде водворяется, если не вдруг, то по крайней мере постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, и – редко где окажется прочная, плодотворная польза. Сверху – блеск, внизу – гниль».

Так написал он в своей записке «Дума русского во второй половине 1855 г.» (опубликована) - и обратил на себя благожелательно внимание «высших кругов». Именно критикой, именно желанием самых глубоких изменений. Был замечен – и взят наверх.

Часто спрашивают, как появляются реформаторы, которые меняют общество? Как вдруг объявляется новый Дэн Сяопин или Людвиг Эрхард (экономическое чудо Германии)? Откуда взяться Ли Куан Ю (чудо Сингапура)? Ответ – они обязательно прорастут даже через асфальт. Так появился и Валуев – один из ровесников (в широком смысле) Александра II, вошедший в команду, делавшую великие реформы в России 1860-х гг. Пророс через жесткие, душные исполнительские вертикали, через «Ревизоров» 1820-х – 1850-х.

А за что мы ему благодарны? Он – ключевой автор земской реформы Александра II (1864 г.). С ним в России появились местное самоуправление (земские собрания, земские управы), выборность, местные бюджеты, земские школы и больницы, способность вкладывать в свой город, улучшать место, где живешь. И еще – он один из носителей идеи выборного представительства на высшем уровне страны. С 1863 г. стал настойчиво предлагать включить выборных в состав Государственного совета, не ограничивая (доказывал это) самодержавную власть.

Какая успешная карьера! В 47 лет – министр внутренних дел, тайный советник (генерал-лейтенант). В 58 лет – министр государственных имуществ. В 65 лет – председатель Комитета министров Российской империи. «Моя задача – объединяющее слово превратить в объединяющий факт» (Валуев, «Дневник»). Усыпан орденами, возведен в графское достоинство, хотя был без денег, без состояния изначально - и на службе себе состояния не сделал. Заведовал всем государственным имуществом, от имени империи земли раздавал в частные руки – а себе ничего не взял.

По вине сына «материальное положение… в последние годы его жизни было поистине плачевно… Под конец жизни он обитал в небольшой квартире в шумном и узком месте Екатерингофского проспекта… Я посетил его скромное жилище и, подойдя к окну, увидел напротив через узкую улицу стену пятиэтажного дома, не допускавшую ни одного солнечного луча в квартиру Валуева» (Кони, «Из лет юности и старости»).

Пока же он – ловкий царедворец (любезен императору), блестящий чиновник (так видят его другие), с огромным влиянием (за это его не любят), находящийся все 25 лет службы Александру II в глубоком конфликте с тем, как должен быть правильно устроен механизм государства, и с тем, какой он есть.

А что в этом механизме не так? Как он должен быть устроен? Лучше дать Валуеву прямое слово.

Что нам нужно? «Начало правды в формах управления вообще, вместо нынешней бездушной формалистики; начало нравственного достоинства в действиях высших правительственных властей, сопряженное с началом уважения к человеческой личности» (здесь и ниже – Валуев, «Дневник»). Он писал с отчаянием о правительстве: «Никого нет… кто бы смотрел на дело с точки зрения общечеловеческой и с памятью об обязанностях правительства в отношении к правительствуемым».

А что не нужно? Чрезмерной концентрации власти. «Самодержавие должно остаться неприкосновенным. но формы его проявления должны обновиться. Управлять исключительно при помощи следственных комиссий и жандармов невозможно. Мы повинуемся, но обанкрутимся. Велика слава и польза царю от покорности банкротной массы... В наш век не довольно быть героем покорности. Самостоятельная мысль и находчивый ум тупеют от упражнения в измене самому себе по мере надобности и приказаний. Чувство достоинства, сила убеждений, вера в будущность не согласимы с системою покорности, безгласны».

Для чего? «Моя игра – игра России... Не я имею значение, а те вечные начала справедливости, человеколюбия, сострадания, уважения к правам и чувствам человечества, на стороне которых я стою… Эти начала или выиграют, или проиграют. Если же они проиграют, то и Россией будет проиграна ее историческая партия».

Этой игре, этой исторической партии – столетия. Она бросала страну из одного потрясенного состояния в другое. И каждый из нас играет в нее. Сострадание, любовь к народу как основа политики, цели – жить как можно дольше (80+), благосостояние каждой семьи – как фундамент любых реформ, «правительствуемые» - как святая святых для государства. Только так, по Валуеву – победа в этой игре.

Для моей книги "Искушение государством" ("Правила неосторожного обращения с государством", 2-е изд.)

Вам кажется, что вы – обеспечены. А вот и нет. Квартиры и дома могут падать в цене. Чужая валюта вдруг оборачивается просто резаной бумагой. Счет в банке может стать ничем, если его вдруг заморозят или банк лопнет, а денег слишком много, чтобы государство их вернуло полностью. По облигациям вдруг может случиться дефолт, а акции стать пустышкой.
Это значит, что к вам в дверь постучался риск ликвидности. «Привет! –радостно говорит он, - Я вас сейчас раздену!». Риск ликвидности – когда вы не можете продать то, чем владеете, легко и быстро, без особых издержек и по той цене, что купили или даже выше.
А, может быть, у вас «кассовый разрыв». Впереди – платежи, даже много платежей, но приход денег эти платежи не покрывает. Пустота в кассе. И это тоже - риск ликвидности. Ваш личный, семейный баланс – не ликвиден. Так наступают банкротства. И вас в миру перестают любить.

У каждого из нас был свой неликвид. Никто не обошелся без потерь. Государственные ценные бумаги, ГКО в 1998 г. – типичный неликвид. Акции в 1997, 2020, 2022 гг. – неликвид, особенно сегодня – иностранные. Советские госзаймы – неликвид, мало ли старых облигаций от наших родителей валялось по ящикам в наших квартирах.

Сегодня доллары, евро – неликвид, перекрыты большинство дорожек, чтобы с ними что-то делать. Земля и дома в пустеющих российских деревнях (исчезли десятки тысяч за 30 лет) – неликвид. Квартиры в домах под реновацию, под снос – еще какой неликвид! Делали капитальный ремонт, покупали для себя, вложились – стал неликвид. Картины как предмет искусства, купленные в 2000-х на взлете цен. Сегодня – неликвид. А вот и символ творчества и свободы – криптоактивы. Когда биржа таких активов вдруг закрывается, когда криптоактивы сокрушительно падают в цене, как это время от времени бывает, они самый настоящий неликвид.

Всегда стоит посмотреть на свое имущество и подумать: «А не избавиться ли от…? Не идет ли дело к неликвиду?». Есть масса историй о том, как наши вещи были всем, а потом стали ничем, и одна из них рассказана «тем самым» князем Феликсом Юсуповым, отчаянно нуждавшимся в деньгах.

Среди огромного его состояния в России был Рембрандт. В 1917 г. князь Юсупов скатал Рембрандта в рулоны и добрался из Петербурга до Крыма, в «разрушенном спальном вагоне, в купе восьмером». Рембрандт - это две картины, «Мужчина к широкополой шляпе» и «Женщина с веером», он смог их вынести из дворца на Мойке, а в Крыму спас от «красных». «Я завесил их в гостиной невинными цветочными натюрмортами двоюродной сестрицы своей Елены Сумароковой».

А дальше смог доставить в багажных сумках в Лондон – среди других остатков бесчисленных богатств.

Шло время, деньги были отчаянно нужны, и вот пришла крайняя нужда – Рембрандта продать. Год был 1921-й, год небогатый, но 200 тыс. фунтов стерлингов за картины он запросил там, где всё дороже и денег больше – в Америке. Расчет был верным, картины быстро ушли, но за полцены, всего лишь за 100 тысяч, зато Юсупов имел право выкупить их обратно до 1924 г., под 8% годовых.

Что ж, срок есть срок, и к сроку князь Юсупов взял ссуду у нефтяных магнатов, когда-то российских, из тех, кто был настолько хитрым и расчетливым, что вывел все деньги из России задолго до года за номером 1917.

Бинго! Выкуплено! А вот и нет! Князю в выкупе наотрез отказали, и он долго и страстно потом судился в большой Америке, где все свои суды проиграл. Ибо картины его выкупил и больше уже не выпускал из рук сам Виденер. Точнее - Джозеф Уайденер (Joseph E. Widener), коллекционер, американец, один из основателей Национальной галереи искусства в Вашингтоне, родом из богатейшей семьи (недвижимость и перевозки). Большой владелец скаковых конюшен.

Якобы еще его отец пытался купить эти картины у Юсуповых на переломе 19-го -20-го столетий. В этом ему было отказано. И сын «отомстил» за отца.

В 1942 г. картины, как завещал Виденер, оказались в Национальной галерее искусства (США). Находятся они там и сейчас.

Так происходит, когда наступает риск ликвидности, когда мы в беде, и наши ценности продаются, как неликвид, пусть даже с оговорками и условиями – но в беде и задешево. Все знают, что вам деваться некуда, и вы должны продать то, что у вас есть, чего бы это вам ни стоило.

Множество людей сейчас расхаживают по нашей земле и с гордостью говорят, а иногда шепчут: «А я вложился в золото! Это же золото!» или «Доллары, пиастры, юани! Валюта все равно будет расти в цене!». Или: «Смотри какой прозрачный камень! …Тысяч стоит!». И даже о картине, висящей на стене: «Это имя будет стоить миллионы!».

Но риск ликвидности может всё превратить в ничто. «Люди несли на рынок золото, меха, драгоценности – и получали за это кусок хлеба, как кусок жизни». Хромовые сапоги, крепдешиновое платье, отрез на платье – за толику хлеба, алмаз – на один килограмм риса. Еда – за фотоаппараты и готовальни (Пянкевич). Всё это – хроника ленинградской блокады. «За килограмм хлеба можно было золотые часы купить». «Он показывал нам огромные шкафы, украшенные бронзовыми бюстами… редкие монографии, гравюры, свою знаменитую картотеку… Мы не могли ими любоваться. Слишком явственно виделась за всем этим трагедия блокады. Бессовестно и беспощадно пользовался он этой трагедией». (Гранин, Адамович).

Пусть никогда, нигде, ни в каких городах картины не будут менять на буханку хлеба. Пусть никогда не будет больше карточек, пусть никогда жизнь не вынудит идти сдаваться – в ломбард, в залоги, перекупщикам, в коммерческие лавки, когда-то так приятно и музыкально названные - «Торгсин».
«Торгсин» (торговля с иностранцами, 1930 – 1936 гг.) взял ценностей у населения на 20% импорта СССР промышленного оборудования. В голодомор 1933 г. – на треть импорта. Он же извлек из населения 100 тонн золота (40% золотодобычи СССР). В 1932 г. Торгсин был 4-м по объемам валютной выручки в СССР, после нефти, зерна и леса. В 1933 г., благодаря голоду, первым. В 1934 – 35 гг. – 2-е место, после нефти. В голод цены на муку в «Торгсине» были выше государственных в 40 – 60 раз (Осокина).

Во множестве семей есть истории, как спасли ребенка, спаслись сами за малые ценности, которые сохранила семья.

Пусть они у вас будут – эти ценности. Всего понемногу. Старинное кольцо может сохранить жизнь ребенку. Маленький золотой слиток в несколько грамм, золотой червонец, редкая монета – накормить. Фамильное серебро? Да, его будут скупать по цене лома, но семья вздохнет легче. Драгоценные камни и украшения, фарфор. Коллекционеры, как волки, будут рыскать, понимая ваше трудное положение. Главное, чтобы камни были без трещин и натуральными.

Старые книги, первые издания, антиквариат. Рукописи и автографы. Все то, что называется громким именем «искусство» - высится и возвышается. Любые коллекции. Время бедствий, если вдруг наступит – время коллекций, которые скупаются.

А что еще? Ценные бумаги станут просто бумагой. Валюта – за нее могут свернуть голову. Крупные счета в банках – их могут ограничить. Деньги? Их будет есть инфляция. Что еще? Дома, квартиры, куски земли, производство «духовных ценностей»? В трудные времена все это – неликвид, они мало что стоят.

А что ликвидно? Вечные ценности - всё, что едят, пьют и носят. Чем греются, чем лечатся - чем выживают в самом глубоком смысле этого слова. Ликвидна власть, если она дает какие-то блага. Ликвидны ваши права, накопленные титулы, звания и связи. Ваша общественная ценность. Еще редкостные умения. Гениальный стоматолог – при всех режимах гений. Он – ликвиден сверх меры, он обязательно прокормится.

Главное – надеяться, что риск ликвидности, такой, что поглощает всё нажитое, к нам никогда не придет. А если придет – мы будем к нему готовы. Будем иметь всего понемногу, не упираясь во что-то одно. «Портфель» ценностей, самых разных, на все случаи жизни, чтобы семья осталась на плаву в самых неожиданных обстоятельствах, при самых неожиданных скачках спроса и цен.

Из моей книги "Правила бессмысленного финансового поведения", 3-изд., 2025
Озон https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-3-e-mirkin-yakov-moiseevich-1785729542/?at=oZt6VQXkxtnBnpX6IQBjyqqH3o0vmzt7WljgMI512n9N&fbclid=IwY2xjawKnac1leHRuA2FlbQIxMABicmlkETBIU1BvR2RzaUNic3h2eTI0AR4qVvbeoAPD1LdKQOuSohDPncTmw32c21Co-RbB3m-kigO5QglKgHnDtH314Q_aem_kcpBT2iB46PdU0omRNPU8Q&tab=reviews

Свои принципы. Как щит
1) Того, что случилось, могло не быть. Но это произошло. Быстрее признать реальность
2) Для России экстремальные состояния общества – поворотные точки, на десятки лет. Не ждать того, что вот-вот всё «вернется назад».
3) Нужно иметь терпение, чтобы сохранить себя и семью
4) Всё еще – впереди. Не ослабеть, не отставать
5) Честь, достоинство, добро, жалость, любовь к людям
6) Не уничтожить себя – пропагандой. Не замарать
7) Практическое мышление
8) Быть впередсмотрящим
9) Взвешивать риски, быстро меняться, не терять самого себя, ни в чем не поступаясь в том, что называется человечностью
10) Всё может быть. Всё – возможно. Всё идет с жестокостью, без жалости
9) Строить другое будущее. Ради себя – и ради всех
10) Любить. Жить с максимумом внутренней силы. Никогда не ослабевать
11) Заставить себя быть сильным. Изо дня в день, это – труд
12) Сказать себе: «Я живу. Я дышу. Я свободен, хотя бы внутри себя. Я всё – решу»

Из моей новой книги "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен"

Законы развития мгновенного стресса (во время войн и социальных потрясений)
Много схожего с тем, что происходит во время катастрофического землетрясения (1988), психологические реакции:
- Реакция оцепенения (около 15 минут);
- «Острый эмоциональный шок. Развивается вслед за состоянием оцепенения и длится от 3 до 5 часов; характеризуется общим психическим напряжением, предельной мобилизацией психофизиологических резервов, обострением восприятия и увеличением скорости мыслительных процессов…».

На этой стадии возникают первые ответы на вопросы: «что произошло», «что будет дальше», «что буду делать»;

- «Психофизиологическая демобилизация». Длительность до трех суток… Характеризуется наиболее существенным ухудшением самочувствия и психоэмоционального состояния с преобладанием чувства растерянности, панических реакций (нередко — иррациональной направленности), понижением моральной нормативности поведения, снижением уровня эффективности деятельности и мотивации к ней, депрессивными тенденциями, некоторыми изменениями функций внимания и памяти (как правило… не могли достаточно четко вспомнить, что они делали в эти дни)».

«Тяжесть в голове», размытые очертания реальности, бродить по окрестностям, молча смотреть друг на друга, говорить только об одном, сидеть в социальных сетях, слушать всех, пытаясь понять, что происходит, не тяжелый ли это сон.
Наряду с этим – действия, немедленное выполнение решений, если они есть и обстановка этого требует;

- «Стадия разрешения» — 3—12 суток после... Постепенно стабилизируется настроение и самочувствие. Однако… у абсолютного большинства… сохраняются пониженный эмоциональный фон, ограничение контактов с окружающими, гипомимия (маскообразность лица), снижение интонационной окраски речи, замедленность движений. К концу этого периода появляется желание «выговориться»… сопровождающееся некоторой ажитацией…»;

- «Стадия восстановления». Началась с 12-го дня… наиболее отчетливо проявлялась в поведенческих реакциях: активизировалось межличностное общение, начала нормализоваться эмоциональная окраска речи и мимических реакций, впервые… были отмечены шутки, вызывавшие эмоциональный отклик у окружающих».

Начало «нормальной жизни» - с тяжелым камнем на сердце, с каждодневным ощущением «ненормальности» происходящего.

Основа текста, цитаты: Решетников М., Баранов Ю., Мухин А., Чермянин С. Психофизиологические аспекты состояния, поведения и деятельности пострадавших в очаге стихийного бедствия // Психологический журнал, 1989. Т. 10. №4. С. 125 – 128 (исследование состояний людей пострадавших от землетрясения в Армении в декабре 1988 г.).

Из моей новой книги "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен" (2025)

"Новости одна страшнее другой. И тут вдруг в сетях спрашивают про самое неожиданное место, где мне довелось провести ночь. Ну вот и хорошо.
Итак, моя жизнь, если на то пошло, полна дивными ночами.
Ночь в кювете на шоссе на Кондопогу – без палатки, ночь в палатке, поставленной под ливнем в наименее глубокой луже на реке Кемь (до сих пор, когда летом около нуля, ложимся спать, стуча зубами, и приговариваем: «Зато сухо и ровно»), ночь в палатке на Белом море, вокруг которой ходил медведь и которую под утро стало заливать приливом...

Одна из лучших ночей – в аэропорту Сыктывкара без штанов, которые сгорели в костре накануне. По аэропорту фланировала в свитере до колен и в резиновых сапогах, типа московская штучка.

Но если выбирать самую-самую ночевку, то вокзал Термини, Рим.
Мы приехали в девять вечера с верхушки Альп, из Шамполюка, а в шесть утра уезжали в Палицци, городок на самой пятке итальянского сапога. Погуляли полночи по Риму, пришли к Термини — а там на ночь запирают. И поспали, прислонившись к стене, в компании бомжей и дамочек с чемоданами из белой змеиной кожи.

Было холодно. Почти как в Сыктывкаре. И весело — тоже как в Сыктывкаре. И совершенно неожиданно – круче, чем в Сыктывкаре.

Если взять 1 Сыктывкар за единицу счастья и удивления, то Рим — это примерно 1,7 Сыктывкара.
На то он и Рим".

Это - Марина Новикова-Грунд, замечательный психолог и лингвист. Из ее большой главы "Тет-а-тет с психологом" в моей новой книге "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен"

Каких ответов ждать после событий в субботу и краткого "периода молчания"?
1) нарастание рисков для гражданского населения в России и в Украине (эскалация ударов, "решительные ответы" и т.п.)
2) ужесточение контроля за поведением людей в России (режим границы, контроль мобильности внутри, мигранты, доступ к средствам коммуникации, и т.п.). Поставить каждую человеческую единицу под всё больший контроль
3) "никто не хотел уступать", Россия - Украина - еще годами

Как факты жизни