"В России сила не может стоять выше права": Яков Миркин - о Петре Столыпине и о том, почему из нашей страны не получилось Германии.

Моя новая статья в "Неделе - Российская газета"
https://rg.ru/2022/12/06/obrechennyj.html

Главная проблема Латвии (как и России) - демография. В 1992 г. ее население - 2,68 млн чел., в 2021 г. - 1,89 млн. чел. За 30 лет снизилось почти на 30%. Доля русских в 1989 г. - 34%, сегодня - по оценке, 24 - 25%. Уровень рождаемости - 1,55 - 1,6 ребенка на 1 женщину. Это - естественная убыль населения каждый год, не восполняемая иммиграцией.
Медианный прогноз ООН на 2050 г. - 1,43 млн чел., 2100 год - 0,95 млн чел. населения.
Чтобы выжить, Латвии нужно стать человечески притягательной. Это же относится ко всем постсоветским странам, даже если в них с демографией получше.

Данные: IMF World Economic Outlook, World Bank, Database, UN World Population Prospects

Любить – это лучший способ провести тяжелые времена. Но просто так любить – вряд ли удастся. Придется по сумасшедшему любить. Ждать – годами, быть в страхе, жалеть, потому что любить – это жалеть, плакать над собой, спасать, сходить с ума – и все-таки пытаться достать до него или до нее, пусть в снах, пусть на огромных расстояниях, пусть только по переписке, если она есть.

Любить – это лучший способ терпеть, потому что только тогда у жизни есть значение, хотя бы какое-то, только тогда у нее есть цвет, есть сумасшествие, когда хватаешься за облака, пусть они хмурые, темные облака. Есть, в конце концов, блеск. Не серый, монотонный, а необычайный. Есть ожидание. Есть просто слово и дело – ради чего. Не только жизнь – но и любовь, и обязательно большая любовь.

А, собственно, почему не любить? Только это и остается делать, когда жизнь идет и ничто в ней не имеет прежнего значения, или значения в ней уже нет, кроме самой жизни.

Кто может стать автором «российского экономического чуда», будущих глубоких изменений в модели общества?
Какой типаж? Как бабочек, я коллекционирую известнейшие имена тех, кто это сделал, и пытаюсь выяснить, что между ними общего.

Дэн Сяопин в юности учился и работал во Франции. Ли Куан Ю, властитель Сингапура – Лондонская школа экономики, затем Кембридж. Сигэру Ёсида (Япония), пятикратный премьер-министр Японии, из самурайского рода, рожденный гейшей – бывший посол в Лондоне и Италии в 1930-х, скрытый католик. Пак Чон Хи, хозяин Южной Кореи, служил в корейской войне под американским командованием. Проходил военную подготовку в США. Махатхир бин Мохамад (Малайзия) – сын директора английской школы, врач, закончил King Edward VII College of Medicine в Сингапуре. Людвиг Эрхард (Германия) – профессор, либерал, ученик Франца Оппенгеймера, бежавшего от нацистов в США.

Все это люди, способные навести мосты к западному обществу, к западным политикам, даже при глубоких расхождениях в «цивилизационных» взглядах. Все случаи экономического чуда после Второй мировой войны (даже во франкистской Испании в конце 1950–1960-х годов) произошли при поддержке, в первую очередь, США. Обычно, в противодействии коммунистам.

Сегодня - для восстановления любого баланса интересов в современном мире.

Здесь нет никакой идеологии - просто факт жизни. Хочешь жить - умей вертеться. Даже для страны - это так.

«Окно возможностей», не закрытые шансы «перевернуть позицию», сыграть то ли в бридж, то ли в шахматы будут и у российских политиков.

Нам не важны фамилии – от самых первых до десятых. Не стоит и бессмысленно обсуждать их. Здесь этому не место. Никчемно это.

Важен «типаж», набор умений, точки соприкосновения с западным обществом, способность договариваться и играть с ним на усиление даже тогда, когда кажется, что мы далеко «отпрыгнули назад».

Но точки поворота - при полном соблюдении национальных интересов, настоящих и будущих - всегда есть.

Осторожно, расчетливо, договариваясь и помня, что самый большой интерес России - люди, их ясная, полноценная, состоятельная жизнь.

Из книги "Правила неосторожного обращения с государством"
Озон - Бестселлер
https://www.ozon.ru/product/pravila-neostorozhnogo-obrashcheniya-s-gosudarstvom-250461803/?sh=hRF2HgAAAA
Лабиринт
https://www.labirint.ru/books/739543/
Литрес, аудио, электронная
https://www.litres.ru/yakov-mirkin-10789112/pravila-neostorozhnogo-obrascheniya-s-gosudarstvom

Когда системы управления, неважно где, отличают безжалостность и скрытый национализм, хорошо вымуштрованный, свобода и этика умирают. Технократы, 30 - 45 лет, ничем и никому не обязанные, могут довести до слепой ненависти, ибо любое государство всегда может сделать так, что оно -формально право. Самое худшее, когда правила, как они толкуются, перечеркивают право по существу, смысл права - охранять, беречь, поддерживать все лучшее, что есть в человеческом существовании, все то, что относится к категории добра. Самое худшее в праве - возможность формального, предубежденного толкования его узким, технократическим, злым по существу умом, скрывающим свой черно-белый взгляд на мир

Смешной, нелепый, чудак? Настырный, вечно домогающийся добра своими просьбами, утомивший всех? Но будут помнить именно его, потому что он не только рассуждал, но и строил, лечил, творил тепло тысячами дел, тысячам людей – со всей страстью, с фанатизмом человека, призванного быть добрым. Таких немного – тех, кто добросердечен всегда, кто никогда и ни на кого не может поднять руку, кто действует – не для себя, а для всех. Их совсем немного, может быть, пять из ста или даже пять из тысячи, но они есть, они дают нам то, что редко дается – свою любовь, не избранную, не отдельную к отдельным – а просто любовь, потому что я, мы, они – люди, и, значит, нас нужно любить.

Фридрих Гааз, в России – Федор Петрович Гааз, появился на свет на 19 лет раньше Пушкина, ушел на 16 лет позже и никогда с ним не пересекался, хотя мог бы это сделать в Москве, где обитал с 1806 г., будучи увлечен туда семейством Репниных за 2000 руб. жалованья, когда вылечил свою ровесницу, 26 лет, княгиню Репнину от «мучительной болезни глаз», с которой никто больше не мог справиться. Был он к тому времени выпускником сразу 2-х университетов (Иены и Геттингена, философия, математика и медицина) и, будучи рожден в Германии в зажиточной семье, между многих братьев и сестер, тем не менее, увлекся и отправился – себе на голову – в далекую и романтичную страну. В страну Россия - мы все в ней живем.

Там он немедленно выучил русский язык, вдобавок к своим латыни, греческому и французскому (на нем он писал книги), стал модным доктором, разбогател, прикупив себе дом на Кузнецком мосту, поместье с готической усадьбой в Тишках под Москвой (ныне Тишково, усадьба разломана), построил там суконный завод – и зажил припеваючи.

И быть бы ему одним из многих частных докторов и, скорее всего, мы бы о нем никогда не вспоминали, но вдруг, год от года, в нем стала брать власть любовь – просто к людям, просто к каждому из нас, к служению для всех. И он полностью, со временем, ушел в это служение, растеряв и растратив для всех, для «благотворения», всё, что накопил. Совершил сто тысяч дел, каждое из которых заслуживает памяти, и умер с долгами, будучи похороненным за чужой счет.

Так что же он совершил? За что в Москве стоит ему памятник (1909 г.) за народные деньги? Откроем счет. 1806 г. – офтальмолог, известен тем, что вылечивает то, что не могут другие. В 1807 г., ему 27 лет – главный доктор (врач) московского госпиталя имени императора Павла I. Это – первая публичная больница России, существует и сегодня.
1809 – 1810 гг., 29 лет – прямиком на Кавказ, бродить, найти, изучить десятки источников минеральных вод, открыть новые, совершить массу опытов и измерений. Что в итоге? Большая справочная книга «Мое путешествие на Александровские воды», под 400 страниц. Зачем все это? «Стремление облегчить муки других». В Пятигорске или Ессентуках вспоминайте, пожалуйста, доктора Гааза – он стоял в самом начале этого великолепия.

1814 г., 33 года – врач в действующей армии, добрался до Парижа. Резать, выхаживать, спасать! А затем вновь – частная практика, модный врач в Москве, «по тогдашней моде, цугом в карете, на четырех белых лошадях». Местная знаменитость! А что с публичным долгом? Всё в порядке – в Москве эпидемии, он в первых рядах.

А дальше – развилка в жизни. Быть частным, модным, или служить – для всех. Он выбрал служение. Случилось ли это потому, что он глубоко веровал (католик) и имя Христа не сходило у него с губ? И да, и нет. Есть те, кто, веруя, творят зло. Он же был добр по сути своей, он был чрезвычайно деятелен в любви просто к человеку. Такая доброта – не больше, чем у 5% человечества. «Быть доктором Гаазом» доводится лишь единицам.

Так началось служение. В 1825 г., в 45 лет назначен штадт-физиком (главным врачом) Москвы. Пытался: а) создать скорую помощь, б) набить Москву койками, в) наладить оспопрививание – во всем отказано. Со-основал глазную больницу №1 в Москве (была жива еще недавно). А через год, в 1826 г. подал в отставку, ибо справиться с аппаратными играми и доносами было невозможно. Тратил на больницы, аптеки и склады сколько мог и не мог. Сражался с нехватками – всего и вся – в московской медицине. Забрасывал инстанции прошениями! А потом еще судился 19 лет (законность его расходов) и все суды выиграл.

Ну и что? Мало ли таких докторов, честных, приличных, знала Россия? В чем все-таки святость Гааза (его называли «святым доктором») и радость для нашего общества?

Что ж, необыкновенная история доктора продолжается. На дворе – 1828 г., ему 47 лет. Гааз вдруг оказался главным врачом московских тюрем и секретарем Попечительного о тюрьмах комитета, весьма влиятельного общества во главе с генерал-губернатором Москвы, кн. Голицыным. Если и был ад на земле, то это были московские тюрьмы и пересылка. Смешение полов, невинных и осужденных, беглых и преступников, разлученные семьи, в холоде, в грязи, без различения тех, кто болен и кто здоров, в толпах, ибо были нарушены все нормы общежития, в насилии, в существовании почти животном и, самое главное, - без права на милосердие, на помощь, на хотя бы ничтожное внимание к тебе.

Изо дня в день, Гааз шел в камеры, шел на пересылку, чтобы быть в помощь. Просто – в помощь, без всяких условий, по долгу, по братству человеческому, ибо осужденный человек – тоже человек. Выслушать, не дать семьям разлучиться, вытащить из толпы больных, подлечить их, найти и оставить в Москве хотя бы ненадолго слабых, дать им хотя бы малейший шанс набрать силы, ибо впереди был пеший переход в Сибирь, который выдержать они бы не смогли. «Многие ссыльные идут по Сибири почти год». Расстояние из Москвы до Тобольска в километрах (не в верстах) – больше 2 тыс., до Нерчинска – больше 6 тыс.

Его любили. Любовь эта была народной. Она не позволяла его обидеть. Когда он умер, его провожали 20 тысяч человек. Государственная машина изнемогала от его прошений, просьб, его самовольных действий, она воевала с ним, когда он спасал, вытаскивал из толпы тех, кто не может выдержать тысячекилометровый, адский путь в Сибирь. Он открыл «полицейскую больницу» в усадьбе Нарышкиных (и ныне там медицинское учреждение), через нее прошли десятки тысяч человек. Он добился переустройства «Московского тюремного замка» на Воробьевых горах (пересыльная тюрьма), разделил арестантов по полу (этого не было), намного улучшил их питание, условия жизни, создал школу для детей арестантов, его стараниями был построен Рогожский полуэтап на окраине Москвы (отдохнуть перед Владимиркой). Переустроил Старо-Екатерининскую больницу, сначала арестантскую (для Бутырской тюрьмы), потом для чернорабочих. Там же врачевал и жил при ней в каких-то комнатках.

Он был бесконечно доступным. «Днем Гааз объезжал тюремные больницы и почти ежедневно ездил на Воробьевы горы, — обязательно накануне и в день отправки партий». Он - тот, кто выслушает, последняя надежда осужденного, последнее человеческое внимание, которое может быть оказано перед уходом в почти никуда – на бескрайние просторы, на восток, в Сибирь. Тот, кто может попытаться соединить семьи, детей с родителями, жен с мужьями, дать дождаться последнего свидания с родными перед уходом в Сибирь.

И часто именно он – последняя возможность утешения от мира естественного, обычного - он мог обнять человека, поцеловать страждущего, сделать так, чтобы тот прислонился к нему или ребенок, уходящий с родителями в никуда, мог бы засмеяться. Он задаривал пересыльных сладостями, говоря, что хлеб потом им каждый подаст, а вот этого у них в жизни уже не будет.

Дом на Кузнецком мосту, имение, суконная фабрика – всё это потихоньку разорилось, было продано или пущено с молотка. «Дорогие рысаки были заменены клячами, а барский экипаж - обветшалой таратайкой». Одежда – поношенная, по старой моде, залез в долги, раздавая подаяния налево и направо, а в ответ - любовь, чистая истинная любовь к нему, боязнь обидеть. И слава – каждый арестант, каждый ссыльный или каторжник в России знал, что есть заступник, человек божий – доктор Гааз.

А вот и свидетель – Достоевский, он сам прошел через пересылку в Москве (1849 г.). «В Москве жил один старик, один «генерал», то есть действительный статский советник, с немецким именем; он всю свою жизнь таскался по острогам и по преступникам… Он делал свое дело в высшей степени серьезно и набожно; он являлся, проходил по рядам ссыльных, которые окружали его, останавливался пред каждым, каждого расспрашивал о его нуждах, наставлений не читал почти никогда никому, звал их всех «голубчиками». Он давал деньги, присылал необходимые вещи — портянки, подвертки, холста, приносил иногда душеспасительные книжки и оделял ими каждого грамотного… Все преступники у него были на равной ноге, различия не было. Он говорил с ними, как с братьями, но они сами стали считать его под конец за отца… Так поступал он множество лет, до самой смерти; дошло до того, что его знали по всей России и по всей Сибири, то есть все преступники».

26 лет, целых 26 лет он поступал именно так, до самого своего ухода в 1853 г. Он придумал легкие кандалы, заставил обшивать их кожей, их стали называть «гаазовскими». За одно это ставят памятники – Бог знает сколько людей умерло на просторах Сибири от тяжелейших кандальных цепей, от цепей с укороченным шагом, когда идти невозможно, от того, что их всех, без разбора, сильных и слабых, здоровых и больных, приковывали к железному пруту в их тысячекилометровых пеших переходах, создавая – для людей на пруте – муку невыносимую. Он сделал всё, чтобы убить прут, замучить госаппарат своими требованиями и прощениями, пока прут не убьют, не уничтожат на всем пути в Сибирь.

Лучше дать слово самому доктору Гаазу. Пусть он сам скажет нам, почему все это делал. Вот его речь: «Жизнь… столь прекрасна и дорога для людей; она такова потому, что человек… является условием, без коего не совершается в мире ничего великого и прекрасного».

- «Облекитесь… в милосердие, благость… кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно… Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства».

- «Любовь к ближнему… есть лоно и сущность нашей души». «Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».

- «Радуйтесь!» Человек создан, «дабы он был счастлив». Мы призваны «рассеивать вокруг себя счастье». «Величайшее счастье заключается в том, чтобы делать с удовольствием все, что мы должны делать».

- «Стремиться победить зло добром».

- «Торопиться делать добро». «Делать добро скромно, не тщеславясь и стараясь как можно меньше тратить на себя». «Кто не может проявлять своей любви в больших и крупных делах, пусть проявляет хоть в малом». Приобрести привычку к добру.

- «Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что только добродетель и достойно похвалы, о том помышляйте».

- «Блаженны миротворцы, ибо они помилованы будут» (Матфей, V) …Какое жалкое и мучительное зрелище представляют нам распри между людьми, которые по самому свойству своей природы должны быть едины мыслью и волей… Не призрачно ли счастье таких людей, и не стоят ли они на краю вечной погибели?».

- «Мыслимо ли предположить, чтобы человек мог хладнокровно и сознательно причинять мучительное горе, заставляющее еще при жизни пережить тысячи смертей. Как предположить, что человек сознательно хочет разбить сердце…?».

- «Прощение порождает любовь. И нужно много, много прощать, чтобы было много любви». «В милосердии и снисхождении… мы можем достигнуть совершенства, приближающего нас к Богу». «Всегда прощать врагам и платить добром за причиняемое нам зло».

- «Нужны усилия, чтобы победить то противодействие добру, которое существует в каждом из нас». «Без жертв нет возможности… сделать что-нибудь доброе». Все потраченное на себя – потеряно, все розданное другим – остается с тобой. «Настоящей нашей собственностью остается только то, что мы раздаем».

- «Привыкнуть с пользой употреблять каждую минуту… Избегая бесполезных трат и пустых занятий… несколько продолжить свою жизнь и сделать многое, что другие сочтут невозможным».

И вот еще золотые слова Гааза, сказанные давным – давно, в 1811 г., они должны быть в каждом учебнике для врача, но не только врача - любого, кто имеет дело с человеком, врачует человека - пусть духовно, пусть "политически". Попробуйте заменить слова «медицина» - «общественными науками», «болезнь» - «человеческими проблемами», «больной» - «человек», и вы получите требования, самые жесткие, настоятельные требования к любому, кто призван влиять на людей.

"Медицина — царица наук… потому что жизнь есть суть медицины, рядом с которой все науки есть лишь атрибуты… Медицина — самая трудная из наук. Она такова не только из-за бесконечного числа болезней и не потому, что нуждается во многих дополнительных знаниях; но потому что составные части любой из ее задач никогда не будут точно вычислены, хотя всегда должны быть, хотя бы примерно, учтены гением врача, его практическим чувством меры….

Самые обширные знания, самый тонкий ум, самая глубокая проницательность и то, что придает истинную цену и венчает любое качество человека, добровольное стремление направить все имеющиеся знания и средства на облегчение мук страждущих, возрастающее до способности пожертвовать собой ради этой цели, — вот что должно быть свойственно настоящему врачу. Именно о таком человеке можно сказать вместе с Гомером: «Врач, помогающий людям, стоит большего, нежели любой другой человек», ибо человек, носящий звание врача, есть самый достойный из людей".

Но мы, члены святого братства, отвергаем продажных людей, которые, …нарушая свой долг, жертвуют спасением больных ради своего тщеславия и алчности».

Вот мы и услышали Федора Петровича. Он всё сказал о себе – и всё сказал для нас. Любите, берегите, не раскаивайтесь в доброте, спасайте, прощайте и думайте – думайте о каждом, что можно ему сделать в радость, чтобы облегчить его жизнь. И воздастся вам жизнью истинной, настоящей, когда вас любят – любят бездумно, просто потому, что вас нельзя, невозможно не любить. И никогда не забудут.

Это моя новая статья в историческом журнале "Родина"
https://rg.ru/2022/12/08/anamnez-doktora-gaaza.html

Сейчас уже не кажется невероятной война "до последнего украинца", "до последнего русского", "до последнего восточного европейца", а, может быть, "до последнего человека". Никто никому не хотел уступать земли, которая не принадлежит никому, людей, которые не принадлежат никому, кроме самих себя. Мы, собственно говоря, принадлежим природе, земля свободно и со всем чувством лежит без нас, и только человеческое сознание пытается изобразить власть, силу, вечность. А их просто нет.

Каждый человек, который укрепляет любого другого в мысли о том, что массовые убийства неизбежны, что они должны были быть на огромном пространстве славянских земель, что все должно было делаться так, чтобы они случились, должен быть забыт.

Это было бы самым лучшим исходом - забвение, исчезновение из памяти, не помнить, не повторять, не распространять, очиститься от логик, мифов, словесных конструкций, интонаций, вызывающих войну. Слово бывает смертельным, оно век за веком, когда бы оно ни было произнесено, может вызывать губительное исчезновение людей.

Правило исчезновения, правило забвения имени, вычеркивания твоих слов из памяти,.

С мечтой - проще жить

Ура! Моя новая книга "Краткая история российских стрессов" только что появилась в "Лабиринте".
Наконец, она доступна для всех.
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/?ysclid=lbgf4d1y79973725186
"Литрес" - электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

Российский народ можно распропагандировать, можно ввести его в грех ошибки, но рано или поздно он отвечает на события самыми нормальными реакциями, абсолютно рационально. Так было и так обязательно будет. Бессмысленно проклинать его - он выправится. Об этом моя новая книга "Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения в России за 300 лет". Только вчера она стала "физически" доступна для всех:
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/?ysclid=lbgf4d1y79973725186
"Литрес" - электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

Всем тем, у кого есть мозги, неизбежно понятно, что при сколько-нибудь значительном перевесе сил в сторону Украины, чем бы он ни был вызван, резко нарастает риск применения ядерного оружия. И этот риск сразу же перейдет в глобальный. Значит, перед нами либо многолетний конфликт, 7 - 8, может быть, больше лет, удерживаемый поставками оружия "на грани", на "вот - вот", либо сторонам нужно садиться за стол переговоров, чтобы избежать будущих неисчислимых жертв и потерь, которые все равно будут. Никакие крики, никакие проклятья - только дело, которым все равно всё закончится. Если повезет. Если не придут совсем другие риски. Игры с вероятностями, кто бы ими ни занимался, - на Западе, Востоке, Юге или Севере, - могут плохо закончиться

«Замри – беги – сражайся» - азбука, знаменитая триада психологии. Так мы живем, так отвечаем на любой стресс, на любое силовое давление.
Замереть? Это значит – стать неотличимым. Молчать, ни звука; цвет, как у всех, всем низкий поклон; меня – нет, я – как вы, я – свой, а не чужой, и съесть меня нельзя.
Бежать? Это значит – исчезнуть заранее, понимая будущее. А если нет возможности? Тогда сразу же сорваться с места, когда опасность – вот она. А если снова медлишь и считаешься со всеми обстоятельствами? Тогда расплачивайся, полный вперед, когда уйти уже почти нельзя.

Сражайся? А как? Битвы – только словесные? Всех убеждаем, что жить так нельзя? Или ищем у себя клыки?

Как еще отвечают на риски, на опасность? Прорицают. Всегда есть впередсмотрящие. Эти будут кричать, молить, предупреждать, что впереди опасность. Возможно, они – самые беззащитные из существ.

Можно быть слепым, взять и погибнуть – и это тоже ответ. Не видишь опасности, увлечен, ее вроде нет, и всё идет как идет, но только до той поры, пока не перестаешь быть.

Так ведут себя люди, семьи и целые народы. Мы должны ясно отдавать себе отчет в том, кто мы. Мы кто – беги? Или замри? Сражайся? Мы способны предугадывать? Мы идем, спокойно покачиваясь, на верную гибель, ничего не понимая? Как мы отвечаем на опасность, каким еще из сотни способов?

Мы – это каждый из нас.

И мы – это народ, российский народ, «коллективный человек», столетия существующий во внутренних опасностях и в стрессах.
Мы существуем в мире, пронизанном рисками. Мы сотни лет подвергаемся сильнейшему давлению в вертикалях общества.
Мы многое теряем в каждом поколении людей.
Нам бы понять, что будет дальше.

Какие вызовы – впереди? Не ложные, не внушенные – а настоящие.

Что с нами будет? Мы погибнем? Мы будем бежать, как народ, в другие края, размазываясь по свету? Мы будем сражаться? Но как? И что это значит – сражаться?

Что с нами будет – лично с каждым и всеми вместе, – если не изменимся?

А как меняться? И что, собственно, менять?

Это вступление к моей новой книге "Краткая история российских стрессов".
Сегодня она появилась еще и в "Озон"

"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/?ysclid=lbgf4d1y79973725186
"Озон" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA
"Литрес" - электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

ИНОСТРАННЫЕ АГЕНТЫ - ВЕЗДЕ

Мне было девять лет, я только что прочитал «Петю на границе» или «Взять его!» и был полон бдительности. Шпионы заполонили границы нашей страны, а также внутренности Москвы. Каждая скамейка в парке могла нести следы тайных встреч, каждые темные очки были – зачем? Зачем их носить, криво свисающие с носа?
Против нашего окна стояла башня в четырнадцать этажей. Я стоял и вглядывался в нее, окна то вспыхивали, то гасли, но, в основном, просто горели, долго и ровно. Наконец, одно окно стало черным, а спустя несколько секунд снова вспыхнуло. Помедлило, потом опять потемнело, и вдруг, короткими перебежками, стало мигать, то посылая свет в ночи, то чернея и уползая опять в мрак.
-Шпион! – вспыхнуло в моей голове, - Это иностранный агент угнездился наверху! Теплой майской ночью он подает сигналы, мрачно оглядываясь по сторонам и передавая за границу большой секрет!
-Он даже знает азбуку Морзе! - подумал я, - Что делать?
У меня не было связи с пограничниками. Я не мог преследовать его. У меня не было собаки, чтобы пойти по следу. Я не мог даже посмотреть ему в глаза, мучая его совесть.
И тогда я решил спутать ему карты. С холодной решительностью я бросился к стене, и стал то включать, то выключать свет, посылая ему сигналы, в немыслимой последовательности, и сводя его с ума.
И тогда он замолчал. В том окне вдруг потух свет, и больше не вспыхивал. Ночь, теплая майская ночь опустилась на землю. Я подавил вражеское гнездо и исполнил свой долг.
В дверь раздался звонок. Я не стал включать в коридоре свет, вдруг там, за дверью, поймут, что здесь кто-то есть и будут стрелять. И, уже дрожа, заглянул в глазок.
Там стояла мама. К ней прислонился папа, и они чему-то смеялись.
-Почему они никогда не болеют? – спросил я себя. – Я кашляю, и у меня еще вчера было 38. А взрослые совсем не болеют!
Но чувство облегчения уже затопило меня, меня не поймали шпионы, я выполнил свой долг, и могу поспешить на кухню, где всегда найдется награда.
Но как сладко, какое острое ощущение – поймать и подавить врага!
С тех пор я неизменно ловлю врага, только внутреннего. Как избавиться от всего, что ты прочитал, когда тебе было девять лет? И как остаться только со Стивенсоном, Жюль Верном, Дюма и Вальтер Скоттом? Как остаться только в сладких тенетах «Капитанской дочки», которая не такая уж и сладкая?
Вот уж правда.
Совсем не сладкая – для моих нынешних мозгов.

НАШИ СТРАХИ. ТРИ ВЕКА

Самый липкий страх – ловушки, неважно какой. Вот только что ты был свободен, даже валял дурака или строил из себя подлинного великана, а вот момент, ты пойман, даже вдруг пойман – створки захлопнулись, и где же ты? Машина повелевает тобой – она неминуемо, шаг за шагом ведет тебя к тому, что невозможно, нельзя, не должно быть, не для тебя, но ведет настойчиво, изо дня в день, подбирая по дороге все сторонние выделки, дела, подделки под важность, изделия известного существования.

Как мог ты не думать об этом заранее? Какое право имел не проломить всё? Но бессмысленно задавать вопросы. Один лишь страх – заранее, звериный терпкий страх угадывает, что дверь захлопнется, и, как звериная лапа, толкает в спину – уходи!

Нужно уходить – если еще есть время.

Из моей новой книге "Краткая история российских стрессов".

"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/?ysclid=lbgf4d1y79973725186

"Озон" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA

"Литрес" - электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

Уже хорошо видно, что экономика Европы выдержит расцепление с Россией. Газ есть, тепло есть, звучат рождественские гимны, и горячий глинтвейн - на каждом углу. Уровень состоятельности таков, что позволяет выдержать самый тяжелый удар. Так мне сообщают - все, как обычно. Другой вопрос - как выдержим мы, годами, это разъединение с западными технологиями. Вся история - впереди

У каждой жизни есть своя денежная формула. Конечно, мы все – очень разные и мы совершенно не сводимся к деньгам, но все-таки в чем-то сводимся, если вспомнить, что деньги – это свобода («чеканенная свобода», по Достоевскому в «Записках из Мертвого дома»), это возможность быть тем, чем ты хочешь, это независимость от слепых сил рынка, и это – не зарплатное, не долговое рабство.

Нам всем всю жизнь приходится тянуть денежную лямку. И даже тогда, когда ты на коне, на самой вершине, хочется сказать, самодовольства, всегда есть вопрос – что будет, если наступят финансовые риски, а их – миллион.

Редко кто делится с нами подробностями своей финансовой жизни, своей денежной формулой. Но, слава богу, есть писатели, есть их дневники и бумаги, есть все мелкие подробности их ежедневной жизни, чтобы извлечь из них их жизненные, денежные формулы и попробовать их применить к себе. Пушкин? Вечный должник, не слишком удалой картежник, получавший в заем деньги из казны и тем державшийся в Петербурге вместе с великосветской семьей, наряду, конечно, с блистательными личными проектами – изданиями своих книг и журнала. Достоевский? Там игра, игра, игра. Толстой? Огромное желание освободиться от своего имущества, как от позорного, избыточного, и заодно очистить от него свою семью, которая, как многодетная, могла бы на эти средства жить. Чехов? Всю жизнь был изработавшимся, всю жизнь в борьбе за гонорары, за ежемесячный доход, всю жизнь в долгах, чтобы хоть как-то, более – менее прилично содержать – или поддерживать - родителей, братьев и сестру. Продать всего себя на 20 лет, продать права, чтобы заплатить долги и обрести свой дом.

Они – живые люди, и вряд ли бы им понравилось, что мы пытаемся так разобраться в их частной жизни, пусть даже денежной, но что же делать? Мы сами себе небольшой пример. Мы всё пытаемся найти учителей или образцы для подражания. Но есть все-таки один человек – воистину загадка, по совместительству большой русский поэт. Как смог он прожить с такими финансовыми рисками, как мог так разбрасываться деньгами – и выжить?

Кто же это? «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». «Сейте разумное, доброе, вечное»! Николай Алексеевич Некрасов, но не тот, кого мы помним в нездоровье, а деятельный, живой, удивительно коммерческий человек. Как-то раз Некрасов (24 года), Иван Панаев (34 года) и его жена Авдотья (26 лет) засиделись летним вечером (дело было в 1846 г.) в имении в Казанской губернии, где были в гостях, и решили основать новый журнал, точнее, купить права на журнал, находящийся в увядании, но зато пушкинский, «Современник». Ибо Н. А. Некрасов (нам никак не обойтись без имени - отчества) был не только молодым поэтом («всё туманится и тмится, мрак густеет впереди», - так писал он в первом сборнике), но еще и обладал большим финансовым талантом.

Первым заметил это Белинский. Юный Некрасов, будучи близким ему человеком и партнером в преферансе, но находясь без денег, придумал литературные сборники, куда известные писатели должны были сдать свои тексты бесплатно. «Белинский находил, что тем литераторам, которые имеют средства, не следует брать денег с Некрасова. Он проповедовал, что обязанность каждого писателя помочь нуждающемуся собрату выкарабкаться» (Панаева). Затея блистательно удалась, сборники пошли нарасхват, с большой финансовой отдачей.

А затем жизнь по нарастающей. Некрасов за чужие деньги перекупил права на «Современник»; дал в нем Белинскому оплату до неба; «продвинулся на рынок» – все тогдашние газеты и журналы были завалены объявлениями о выходе «Современника»; дал ниже, чем на рынке, цены на подписку; уже в №2 была помещена «Обыкновенная история» Гончарова, имевшая громкий успех; считались затраты, прибыль, брались кредиты, авансы, финансами управляли, как экипажем – полный вперед! (Панаева).

Ему 25 – 27 лет – и он преуспел. Вот слова Белинского: «Нам с вами нечего учить Некрасова… мы младенцы в коммерческом расчете: сумели бы мы с вами устроить такой кредит в типографии и с бумажным фабрикантом, как он?». А вот сам Некрасов: «Риск – дело благородное. Потребность к чтению сильно развилась… С каждым днем заметно назревают все новые… общественные вопросы; надо заняться ими… с огнем, чтобы он наэлектризовал читателей, пробудил бы в них жажду деятельности» (Панаева).

И они занялись, и стали пробуждать. В первый же год – 2000 подписчиков, во второй – 3000, по 16,5 руб. за год. А дальше – то долги, то прибыль. То меньше подписчиков, то больше. То задержки из-за цензуры, то быстро отдать подписчикам всё, что задолжали. Это был денежный пирог, который рос год за годом, но всё время объедался, правда, не издателями, у них были умеренные аппетиты, а авторами (дайте в долг, аванс) и просителями (дайте денег). Через 7 лет долги журнала достигли 25 тыс. руб. (Чернышевский).

Как же они выжили? И как случилось чудо? «Я слышала от самого Некрасова, как он бедствовал… в начале своего пребывания в Петербурге… спал на голом полу, подложив пальто под голову… На моих глазах произошло почти сказочное превращение в… жизни Некрасова… Многие завидовали… что у его квартиры стояли блестящие экипажи очень важных особ; его ужинами восхищались богачи – гастрономы; сам Некрасов бросал тысячи на свои прихоти, выписывал себе из Англии ружья и охотничьих собак» (Панаева).

Что это за чудо? Ответ прост. Значительные средства Некрасову доставляли его произведения, но, действительно, космические, колоссальные деньги приносила карточная игра. Перед нами великий картежник, тот, кто любит запредельные риски. «Я играю в карты; веду большую игру. В коммерческие игры я играю очень хорошо, так что вообще остаюсь в выигрыше. И пока играю только в коммерческие игры, у меня увеличиваются деньги. В это время я и употребляю много на надобности журнала» (Чернышевский).

А где же было поле денежных битв? Английский клуб в Петербурге. «Некрасов был человеком великих неукротимых страстей, которому был нужен головокружительный риск… Где было их искать в то время, да еще ему, свя¬занному серьезным и благородным делом таких журналов, как «Современник» сначала и «Отечественные записки» потом? Отводом бунтующей, неукротимой силе и являлся… Английский клуб с целыми состояниями на зеленом сукне, с борцами на жизнь и на смерть кругом» (Немирович-Данченко).

Он даже от цензуры лечился картами: «За картами я еще притупляю мои нервы, а иначе они бы меня довели до нервного удара. Чувствуешь потребность писать стихи, но знаешь заранее, что никогда их не дозволят напечатать. Это такое состояние, как если бы у человека отрезали язык, и он лишился возможности говорить» (Панаева).

Карты, большая коммерческая игра, выигрыши – это был образ жизни. «В начале пятидесятых годов Некрасов стал ездить в Английский клуб раза два в неделю и очень счастливо играл в коммерческую игру… Часто из клуба Некрасов приезжал с гостями часов в 12 ночи, чтобы играть в карты… Иногда игра продолжалась с 12 часов ночи до 2 часов пополудни другого дня» (Панаева).

Счет шел на десятки тысяч. «Глупо бросать… когда мне везет такое дурацкое счастье». Вот его слова: «Пустяками окончилась у меня игра — тысяч сорок выиграл. Сначала был в выигрыше сто пятьдесят тысяч, да потом не повезло. Впрочем, завтра… может быть, верну эти деньги» (Панаева).

Что это такое? Прокламация карточной игры? Нам осуждать? Никак нет. Он знал себя, он был человеком сильных рисков, он играл там, где нужны были ум и расчет, он это делал в игре, а без нее мы, человечество, обойтись никак не можем. Вспомним профессиональный спорт, где сегодня ставки – миллионы. Это ведь и были миллионы «в наших деньгах»: тамошние сто тысяч рублей гораздо больше наших сегодняшних 100 миллионов.
Переведем-ка дух. Некрасов, демократ, почти что революционер, под цензурой, «Кому жить на Руси хорошо» – и Английский клуб в Петербурге, в высшем обществе, среди высоких чинов, в посиделках даже у себя дома, где велась многочасовая, на многие тысячи, днем и ночью коммерческая игра?

Лучше поклониться! Умению человека управлять собой, выбиться из ничего, завоевать свой капитал, удерживать журналы, рождавшие великую русскую литературу. Оставить наследство трем бывшим своим возлюбленным, одной – деньги, другой – доходы, а третьей - имение. Найти в своей любви к запредельным рискам источник высоких доходов и создать такую оригинальную денежную формулу своей жизни, что о ней вспоминают и через полтора с лишним века.

Поклонимся и пожелаем, чтобы каждый из нас – нет, не играл и не заигрывался – а просто нашел свою собственную денежную формулу, равную тем рискам и талантам, которые есть в каждом из нас.

Это моя новая статья в "Неделе-РГ"
https://rg.ru/2022/12/13/velikij-kartezhnik.html

Книгу пытаешься поставить на ноги, как младенца. Моя "Краткая история российских стрессов" стартовала к продаже 11 декабря. Все книги этого месяца были, естественно, впереди. За 4 дня она поднялась в рейтинге продаж "Лабиринта" с 84-го на 23 место. Жду, что будет впереди. Писал ее так, чтобы была - для каждого

"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/