На какие вопросы мы отвечали на этой неделе:
1. Как вести себя с человеком, у которого диагностировали ПРЛ? Как я могу ему помочь?
- часть 1
- часть 2
2. Почему даже отвлеченные замечания родителей я воспринимаю на свой счет?
3. Почему когда человеку плохо и он нуждается в поддержке близких, он их прогоняет?
4. Как самостоятельно справиться с синдромом выученной беспомощности?
PS. Технические вопросы, которые касаются сервиса «Ясно» (подбора специалиста, оплаты или отмены сессии), лучше задавать нашей службе поддержки.
1. Как вести себя с человеком, у которого диагностировали ПРЛ? Как я могу ему помочь?
- часть 1
- часть 2
2. Почему даже отвлеченные замечания родителей я воспринимаю на свой счет?
3. Почему когда человеку плохо и он нуждается в поддержке близких, он их прогоняет?
4. Как самостоятельно справиться с синдромом выученной беспомощности?
PS. Технические вопросы, которые касаются сервиса «Ясно» (подбора специалиста, оплаты или отмены сессии), лучше задавать нашей службе поддержки.
Я постоянно вспоминаю прошлое. С чем это может быть связано и плохо ли это?
✔️Отвечает Виктория Каленская, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Чтобы оценить воспоминания о прошлом, важно понять, какой внутренний дефицит они восполняют.
Повторяющиеся воспоминания о неприятном событии говорят, что оно пока не прожито до конца. Прокручивая его в сознании, вы как бы заново проходите через сложные обстоятельства и вписываете этот опыт в личную историю, стараетесь присвоить его как часть жизни.
Другой вариант — вы погружаетесь в воспоминания, чтобы отвлечься от реальности и избежать сложных и болезненных чувств, которые она вызывает. Это не плохо — психика заботится о себе, как умеет. Важно подумать, как себя поддержать, чтобы соприкосновение с настоящим стало переносимым.
В отдельных случаях речь может идти о флешбеках при посттравматическом стрессовом расстройстве — ПТСР. Это — комплекс симптомов, возникающих на почве сильного травмирующего события. Если на фоне сильного стресса у психики не хватило ресурсов, чтобы переработать переживание, флешблеки станут одним из возможных последствий: такие воспоминания «выстреливают» внезапно, практически неуправляемы и воспроизводят прошлый опыт так, как если бы он повторялся «здесь и сейчас». То есть вы как бы заново переживаете травмирующую ситуацию. В этом случае необходимо обратиться к психотерапевту, потому что с течением времени симптомы будут только усиливаться.
Важно понять, как эти воспоминания влияют на текущую жизнь. Подумайте: что это за воспоминания, о чем они? Когда они приходят, какие чувства вызывают, как побуждают действовать?
✔️Отвечает Виктория Каленская, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Чтобы оценить воспоминания о прошлом, важно понять, какой внутренний дефицит они восполняют.
Повторяющиеся воспоминания о неприятном событии говорят, что оно пока не прожито до конца. Прокручивая его в сознании, вы как бы заново проходите через сложные обстоятельства и вписываете этот опыт в личную историю, стараетесь присвоить его как часть жизни.
Другой вариант — вы погружаетесь в воспоминания, чтобы отвлечься от реальности и избежать сложных и болезненных чувств, которые она вызывает. Это не плохо — психика заботится о себе, как умеет. Важно подумать, как себя поддержать, чтобы соприкосновение с настоящим стало переносимым.
В отдельных случаях речь может идти о флешбеках при посттравматическом стрессовом расстройстве — ПТСР. Это — комплекс симптомов, возникающих на почве сильного травмирующего события. Если на фоне сильного стресса у психики не хватило ресурсов, чтобы переработать переживание, флешблеки станут одним из возможных последствий: такие воспоминания «выстреливают» внезапно, практически неуправляемы и воспроизводят прошлый опыт так, как если бы он повторялся «здесь и сейчас». То есть вы как бы заново переживаете травмирующую ситуацию. В этом случае необходимо обратиться к психотерапевту, потому что с течением времени симптомы будут только усиливаться.
Важно понять, как эти воспоминания влияют на текущую жизнь. Подумайте: что это за воспоминания, о чем они? Когда они приходят, какие чувства вызывают, как побуждают действовать?
Что делать, если не получается побороть желание быть с человеком, хотя он холодный и не проявляет чувств?
✔️Отвечает Антон Ольховик, клинический психолог, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Давайте подумаем, почему мы выбираем именно таких партнеров: холодных, ненадежных, дистантных, которые не выбирают нас? Такая ситуация, как правило, связана с особенностями стиля привязанности. Например, холодного, отдаляющегося партнера часто выбирают люди с тревожным типом привязанности, который формируется детстве, в отношениях с родителями.
В нормальной ситуации ребенок тревожится, пугается и расстраивается, когда родители его покидают, и успокаивается, когда они возвращаются. Если мама или папа покидали надолго, не удовлетворяли потребность в близости и безопасности или делали это непоследовательно, ребенок будет острее реагировать на их уход, чем на возвращение. И будет воспроизводить этот опыт во взрослом возрасте: яркие эмоции будет вызывать не тот, кто стабилен в своем отношении и на кого можно положиться, а дистантный и холодный человек.
Но выбираем мы таких людей не потому, что стремимся к боли, а потому что бессознательно хотим переиграть детскую ситуацию. Ведь помимо чувства бессилия и злости на родителя у нас осталась потренобность во внимании и любви. Именно ее так хочется добрать у холодных, избегающих близости партнеров.
На практике подавить это желание скорее всего не получится — ситуация повторится вновь, возможно, с другим партнером. Необходимо «вернуться в детство», исследовать прошлый опыт, в котором человек чувствовал себя отвергнутым, и прожить не только желание любви и близости, но и горевание. Что конечно же лучше делать рядом с чутким Другим, а не в одиночестве. То, что порождено в отношениях, лучше всего в них же и лечится.
✔️Отвечает Антон Ольховик, клинический психолог, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Давайте подумаем, почему мы выбираем именно таких партнеров: холодных, ненадежных, дистантных, которые не выбирают нас? Такая ситуация, как правило, связана с особенностями стиля привязанности. Например, холодного, отдаляющегося партнера часто выбирают люди с тревожным типом привязанности, который формируется детстве, в отношениях с родителями.
В нормальной ситуации ребенок тревожится, пугается и расстраивается, когда родители его покидают, и успокаивается, когда они возвращаются. Если мама или папа покидали надолго, не удовлетворяли потребность в близости и безопасности или делали это непоследовательно, ребенок будет острее реагировать на их уход, чем на возвращение. И будет воспроизводить этот опыт во взрослом возрасте: яркие эмоции будет вызывать не тот, кто стабилен в своем отношении и на кого можно положиться, а дистантный и холодный человек.
Но выбираем мы таких людей не потому, что стремимся к боли, а потому что бессознательно хотим переиграть детскую ситуацию. Ведь помимо чувства бессилия и злости на родителя у нас осталась потренобность во внимании и любви. Именно ее так хочется добрать у холодных, избегающих близости партнеров.
На практике подавить это желание скорее всего не получится — ситуация повторится вновь, возможно, с другим партнером. Необходимо «вернуться в детство», исследовать прошлый опыт, в котором человек чувствовал себя отвергнутым, и прожить не только желание любви и близости, но и горевание. Что конечно же лучше делать рядом с чутким Другим, а не в одиночестве. То, что порождено в отношениях, лучше всего в них же и лечится.
Я могу накричать по пустяку на своего близкого, а потом очень сильно жалеть об этом. Я могу уйти в нервный срыв, ненавидя саму себя. Как научиться контролировать поведение и собственные эмоции?
✔️Отвечает Александр Соловьев, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
А действительно ли речь идет о пустяке? Интересно, что вы замечаете чувства близкого, но обесцениваете контекст ситуации и боль, которую она причиняет вам.
Так бывает, если взрослые не выдерживали наши слезы, возгласы, обиду, гнев и говорили что-то типа: «Ничего страшного не произошло, зачем так орать?». Они не придавали значения переживаниям ребенка и транслировали идею: «Причин для слез нет, твоя реакция неадекватна». Такой ребенок не связывает обстоятельства со своими эмоциями, теряет к ним чувствительность или становится враждебным. Сами переживания при этом никуда не уходят: их причина непонятна, но они накапливаются и проявляют себя через взрыв, когда психика переполнена и больше не в силах сдерживать накал. И тогда любой «пустяк» может запустить цепную реакцию, которая высвободит чувства, не проявленные вовремя и «по адресу».
Контролировать эмоции – подавлять их или не испытывать – это способ, который не работает. Мы живые люди, испытывать чувства в ответ на происходящее вокруг — абсолютно нормально. Чувства не бывают плохими или хорошими, а работают как сигнальная система, помогающая нам ориентироваться в реальности: у них есть причина, и они о чем-то говорят. Как градусник отражает температуру, так и чувства подсказывают, все ли в порядке, в какую сторону двигаться, стоит ли что-то изменить.
Важно, наоборот, искать с чувствами контакт, признавать и проявлять их так, чтобы это было безопасно для вас и окружающих людей. Например, когда испытываете вину – сказать об этом и попросить прощения; если возмущаетесь – сообщить, что возмущены; поделиться страхом. Такое взаимодействие с близкими обычно укрепляет отношения, вы учитесь понимать и слышать друг друга. Помните, что чувства не поддаются прямому контролю – но мы можем учиться конструктивному поведению. Процесс, надо признаться, увлекательный, хоть и не быстрый.
✔️Отвечает Александр Соловьев, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
А действительно ли речь идет о пустяке? Интересно, что вы замечаете чувства близкого, но обесцениваете контекст ситуации и боль, которую она причиняет вам.
Так бывает, если взрослые не выдерживали наши слезы, возгласы, обиду, гнев и говорили что-то типа: «Ничего страшного не произошло, зачем так орать?». Они не придавали значения переживаниям ребенка и транслировали идею: «Причин для слез нет, твоя реакция неадекватна». Такой ребенок не связывает обстоятельства со своими эмоциями, теряет к ним чувствительность или становится враждебным. Сами переживания при этом никуда не уходят: их причина непонятна, но они накапливаются и проявляют себя через взрыв, когда психика переполнена и больше не в силах сдерживать накал. И тогда любой «пустяк» может запустить цепную реакцию, которая высвободит чувства, не проявленные вовремя и «по адресу».
Контролировать эмоции – подавлять их или не испытывать – это способ, который не работает. Мы живые люди, испытывать чувства в ответ на происходящее вокруг — абсолютно нормально. Чувства не бывают плохими или хорошими, а работают как сигнальная система, помогающая нам ориентироваться в реальности: у них есть причина, и они о чем-то говорят. Как градусник отражает температуру, так и чувства подсказывают, все ли в порядке, в какую сторону двигаться, стоит ли что-то изменить.
Важно, наоборот, искать с чувствами контакт, признавать и проявлять их так, чтобы это было безопасно для вас и окружающих людей. Например, когда испытываете вину – сказать об этом и попросить прощения; если возмущаетесь – сообщить, что возмущены; поделиться страхом. Такое взаимодействие с близкими обычно укрепляет отношения, вы учитесь понимать и слышать друг друга. Помните, что чувства не поддаются прямому контролю – но мы можем учиться конструктивному поведению. Процесс, надо признаться, увлекательный, хоть и не быстрый.
Чем доверие отличается от доверчивости?
✔️ Отвечает Мария Чершинцева, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Доверие — это не наличие железной гарантии, не опора на абсолютный факт, а напротив — только предположение, что другому можно верить. Причем вера эта не слепая, она основана на реальном опыте хороших отношений: ребенок чувствует, что его любят, что родители ждали его появления, рады тому, что он есть. Они откликаются на его нужды и потребности, физические и эмоциональные: кормят, когда он голоден, утешают, если расстроен и плачет. Так ребенок учится тому, что есть люди, на которых можно положиться: рядом с ними безопасно, они предсказуемы и стабильны. Ребенок на глубинном уровне обретает уверенность, что «все будет хорошо»: и это не просто гарантия, а внутренняя опора личности, помогающая ей идти вперед. Во взрослой жизни такой человек будет доверять тем, кто этого заслуживает, и сохранять здоровое недоверие к тем, кто очевидно может подвести.
Но иногда родители бывают переполнены тревогой, злостью или депрессивными чувствами. Младенец ничего не знает о себе — именно родитель рассказывает ему, что он чувствует. Для этого взрослому нужно быть достаточно спокойным и внимательным — настолько, чтобы в психике хватило места для чувств двоих. Если собственных тяжелых переживаний слишком много, ситуация переворачивается — несформированная психика младенца становится резервуаром для родительской тревоги и депрессии. Этот младенческий опыт наша психика обычно проецирует вовне, в мир, который как будто заставляет тревожиться, испытывать страх, неуверенность — в мир, которому нельзя доверять.
Доверчивость — результат надлома или провала базового доверия. Это — повторение ранней травмы, когда от ребенка требовали доверять, поклоняться авторитету взрослых, но подрывали это доверие раз за разом или вовсе игнорировали собственные слова и обещания. Многим из нас знакомы фразы «я знаю лучше», «когда вырастешь – поймешь», «учитель всегда прав».
Можно сказать, что доверие формируется в отношениях, в которых участвуют двое: «я допускаю, что тебе можно верить, а ты оправдываешь эту веру своим поведением — и со временем она укрепляется». А доверчивость — это односторонний акт без опоры на реальность: «я не знаю, какой ты, но я очень хочу, чтобы все было хорошо — и возлагаю на тебя свою надежду, как когда-то возлагал на родителей». Доверчивость — это не плохо, за ней кроется тоска по надежной привязанности. И если ее прожить, человек заметит, что мир может быть разным, но в нем много хорошего — и есть те, кому он может доверять, как и самому себе.
✔️ Отвечает Мария Чершинцева, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Доверие — это не наличие железной гарантии, не опора на абсолютный факт, а напротив — только предположение, что другому можно верить. Причем вера эта не слепая, она основана на реальном опыте хороших отношений: ребенок чувствует, что его любят, что родители ждали его появления, рады тому, что он есть. Они откликаются на его нужды и потребности, физические и эмоциональные: кормят, когда он голоден, утешают, если расстроен и плачет. Так ребенок учится тому, что есть люди, на которых можно положиться: рядом с ними безопасно, они предсказуемы и стабильны. Ребенок на глубинном уровне обретает уверенность, что «все будет хорошо»: и это не просто гарантия, а внутренняя опора личности, помогающая ей идти вперед. Во взрослой жизни такой человек будет доверять тем, кто этого заслуживает, и сохранять здоровое недоверие к тем, кто очевидно может подвести.
Но иногда родители бывают переполнены тревогой, злостью или депрессивными чувствами. Младенец ничего не знает о себе — именно родитель рассказывает ему, что он чувствует. Для этого взрослому нужно быть достаточно спокойным и внимательным — настолько, чтобы в психике хватило места для чувств двоих. Если собственных тяжелых переживаний слишком много, ситуация переворачивается — несформированная психика младенца становится резервуаром для родительской тревоги и депрессии. Этот младенческий опыт наша психика обычно проецирует вовне, в мир, который как будто заставляет тревожиться, испытывать страх, неуверенность — в мир, которому нельзя доверять.
Доверчивость — результат надлома или провала базового доверия. Это — повторение ранней травмы, когда от ребенка требовали доверять, поклоняться авторитету взрослых, но подрывали это доверие раз за разом или вовсе игнорировали собственные слова и обещания. Многим из нас знакомы фразы «я знаю лучше», «когда вырастешь – поймешь», «учитель всегда прав».
Можно сказать, что доверие формируется в отношениях, в которых участвуют двое: «я допускаю, что тебе можно верить, а ты оправдываешь эту веру своим поведением — и со временем она укрепляется». А доверчивость — это односторонний акт без опоры на реальность: «я не знаю, какой ты, но я очень хочу, чтобы все было хорошо — и возлагаю на тебя свою надежду, как когда-то возлагал на родителей». Доверчивость — это не плохо, за ней кроется тоска по надежной привязанности. И если ее прожить, человек заметит, что мир может быть разным, но в нем много хорошего — и есть те, кому он может доверять, как и самому себе.
Правда ли, что если тебя раздражает какая-то черта характера в человеке, то это значит, что эта черта есть и в тебе?
✔️ Отвечает Вера Кузнецова, психоанатилический психотерапевт, психолог сервиса «Ясно»
С одной стороны, это классический пример проекции — психической защиты, при которой неприемлемые, но свойственные нам мысли, чувства и желания мы приписываем другому. Так мы сохраняем образ Я, за который можно себя не осуждать. Например, если я не разрешаю себе быть жадным, собственником — меня будет раздражать жадность другого человека. Срабатывает бессознательная реакция: почему ему можно, а мне нельзя?!
Но в тоже время утверждать, что раздражающая черта характера другого точно есть во мне, неверно. Реакцию может вызывать не само качество, а то, что с ним ассоциируется. Например, родители транслировали ребенку идею: «Мнения не должны отличаться, прав только кто-то один: или ты, или я. И, конечно, это я». Став взрослым, такой человек будет воспринимать отличия как нападение: то, что ты другой, представляет для меня угрозу. И тогда, например, если я люблю творческий беспорядок, а мой близкий – педант, это будет раздражать не в силу моей «скрытой педантичности», а потому что хочется защитить себя: целостность личности, право быть таким, какой ты есть.
Иногда раздражение говорит о том, что другой «посягает» на ваши границы. Та же педантичность будет раздражать, когда в ваших вещах без вашего ведома и разрешения наводят порядок. Но дело не в качестве, а в том, что человек не считается с вашими правилами, мнением и волей.
✔️ Отвечает Вера Кузнецова, психоанатилический психотерапевт, психолог сервиса «Ясно»
С одной стороны, это классический пример проекции — психической защиты, при которой неприемлемые, но свойственные нам мысли, чувства и желания мы приписываем другому. Так мы сохраняем образ Я, за который можно себя не осуждать. Например, если я не разрешаю себе быть жадным, собственником — меня будет раздражать жадность другого человека. Срабатывает бессознательная реакция: почему ему можно, а мне нельзя?!
Но в тоже время утверждать, что раздражающая черта характера другого точно есть во мне, неверно. Реакцию может вызывать не само качество, а то, что с ним ассоциируется. Например, родители транслировали ребенку идею: «Мнения не должны отличаться, прав только кто-то один: или ты, или я. И, конечно, это я». Став взрослым, такой человек будет воспринимать отличия как нападение: то, что ты другой, представляет для меня угрозу. И тогда, например, если я люблю творческий беспорядок, а мой близкий – педант, это будет раздражать не в силу моей «скрытой педантичности», а потому что хочется защитить себя: целостность личности, право быть таким, какой ты есть.
Иногда раздражение говорит о том, что другой «посягает» на ваши границы. Та же педантичность будет раздражать, когда в ваших вещах без вашего ведома и разрешения наводят порядок. Но дело не в качестве, а в том, что человек не считается с вашими правилами, мнением и волей.
Переехала в другую страну — и абсолютно перестали сниться сны. При этом, когда я прилетаю домой на каникулы, сны тут же возвращаются. С чем это может быть связано и может ли это означать что-то серьёзное?
✔️Отвечает Лидия Руонала, социальный психолог
Смотрите, в вашей жизни изменилось всё: еда, звуки с улицы, язык, традиции, возможно, даже климат. Вы вынуждены перестраиваться на всех уровнях: биологическом, психологическом и социальном. Адаптация к новой стране в среднем занимает 4 года: человек пересматривает привычки и образ жизни, убеждения о себе и других. Психика перерабатывает огромный объем информации и когда человек бодрствует, и когда спит.
Психологи, работающие с адаптацией мигрантов, предупреждают: переехавший человек иногда берет на себя слишком много, и такая гиперстимуляция может привести к эмоциональному истощению.
Судя по тому, что сны возвращаются, когда вы оказываетесь в привычной обстановке, их отсутствие — часть процесса адаптации. Он требует много ресурса — и его не хватает, чтобы психика могла «создать» сновидение. Наука не знает, почему так происходит, но сны пропадают, когда уровень стресса и тревоги повышен. Скорее всего, они вернутся, когда вы освоитесь в новой стране.
В норме любой мигрант переживает такое развитие событий: в начале — стадию «медового месяца», ведь он переехал, и вот результат; позже — депрессивную яму, затем — фазу выхода из депрессии и уже непосредственную интеграцию в новое общество.
Подробнее о психологических аспектах эмиграции можно почитать в нашем блоге.
✔️Отвечает Лидия Руонала, социальный психолог
Смотрите, в вашей жизни изменилось всё: еда, звуки с улицы, язык, традиции, возможно, даже климат. Вы вынуждены перестраиваться на всех уровнях: биологическом, психологическом и социальном. Адаптация к новой стране в среднем занимает 4 года: человек пересматривает привычки и образ жизни, убеждения о себе и других. Психика перерабатывает огромный объем информации и когда человек бодрствует, и когда спит.
Психологи, работающие с адаптацией мигрантов, предупреждают: переехавший человек иногда берет на себя слишком много, и такая гиперстимуляция может привести к эмоциональному истощению.
Судя по тому, что сны возвращаются, когда вы оказываетесь в привычной обстановке, их отсутствие — часть процесса адаптации. Он требует много ресурса — и его не хватает, чтобы психика могла «создать» сновидение. Наука не знает, почему так происходит, но сны пропадают, когда уровень стресса и тревоги повышен. Скорее всего, они вернутся, когда вы освоитесь в новой стране.
В норме любой мигрант переживает такое развитие событий: в начале — стадию «медового месяца», ведь он переехал, и вот результат; позже — депрессивную яму, затем — фазу выхода из депрессии и уже непосредственную интеграцию в новое общество.
Подробнее о психологических аспектах эмиграции можно почитать в нашем блоге.
На какие вопросы мы отвечали на этой неделе:
1. Чем доверие отличается от доверчивости?
2. Правда ли, что если тебя что-то раздражает в человеке, то это значит, что эта черта есть и в тебе?
3. Что делать, если не получается побороть желание быть с человеком, хотя он не проявляет чувств?
4. Я могу накричать по пустяку на своего близкого, а потом жалеть об этом. Как научиться контролировать собственные эмоции?
5. Я постоянно вспоминаю прошлое. С чем это может быть связано?
6. Переехала в другую страну — и абсолютно перестали сниться сны. С чем это может быть связано?
1. Чем доверие отличается от доверчивости?
2. Правда ли, что если тебя что-то раздражает в человеке, то это значит, что эта черта есть и в тебе?
3. Что делать, если не получается побороть желание быть с человеком, хотя он не проявляет чувств?
4. Я могу накричать по пустяку на своего близкого, а потом жалеть об этом. Как научиться контролировать собственные эмоции?
5. Я постоянно вспоминаю прошлое. С чем это может быть связано?
6. Переехала в другую страну — и абсолютно перестали сниться сны. С чем это может быть связано?
Есть у меня особенность: я делаю назло. К примеру: «Когда ты уже что-то сделаешь?» А я злюсь и специально срываю сроки. Хочу сделать, а не делаю. Откуда это идёт и как над этим работать?
✔️Отвечает Антон Ольховик, клинический психолог, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Это — классический пример пассивной агрессии. Чтобы разобраться, откуда она взялась, нам опять понадобится вернуться в детство. Представьте, что ребенка принимают и любят, только если он соответствует родительским стандартам, если он ведёт и чувствует себя так, как хочет взрослый. Это — любовь с условиями, которая заставляет ребенка быть покорным и сдерживать настоящие желания, подавлять чувства, чтобы родители его не отвергли. Любые проявления агрессии в таких семьях — под запретом. Ребенок чувствует себя загнанным в ловушку, переживает бессилие и злость. Опыт подчинения — это опыт отсутствия контроля над жизнью.
В дальнейшем это как раз и приводит к пассивно-агрессивному поведению, психосоматическим симптомам, фантазиям, в которых «жертва» воздает по заслугам обидчикам. Действуя «назло», мы возвращаем контроль над ситуацией, которого так не хватало в детстве, доказываем себе и другому, что наши потребности и чувства имеют значение, что с ними придётся считаться. Мы наказываем человека затягиванием сроков, предполагая, что это вызовет фрустрацию — и теперь бессилие будет испытывать другой, а не мы.
Как быть? Для начала попробуйте отслеживать негативные эмоции и выражать их, как только они возникли. Например, в форме я-сообщений: «Когда ты говоришь с такой интонацией – я чувствую себя виноватым, и поэтому злюсь на тебя». Другой важный аспект работы с этим состоянием – осознанный выбор партнёров. Люди с подобным опытом часто выбирают контролирующих, доминирующих, критикующих людей, с которыми можно воспроизвести детскую ситуацию (и наконец-то ее переиграть).
Злиться открыто и по адресу — не так просто, как кажется. Чтобы изменить ситуацию, важно вернуть себе право на злость (и на любые другие чувства). Для этого нужен человек, который не будет стыдить и осуждать вас за эмоции, а позволит их прожить и выразить в адрес тех, кому они предназначены на самом деле (мы имеем в виду родителей).
✔️Отвечает Антон Ольховик, клинический психолог, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Это — классический пример пассивной агрессии. Чтобы разобраться, откуда она взялась, нам опять понадобится вернуться в детство. Представьте, что ребенка принимают и любят, только если он соответствует родительским стандартам, если он ведёт и чувствует себя так, как хочет взрослый. Это — любовь с условиями, которая заставляет ребенка быть покорным и сдерживать настоящие желания, подавлять чувства, чтобы родители его не отвергли. Любые проявления агрессии в таких семьях — под запретом. Ребенок чувствует себя загнанным в ловушку, переживает бессилие и злость. Опыт подчинения — это опыт отсутствия контроля над жизнью.
В дальнейшем это как раз и приводит к пассивно-агрессивному поведению, психосоматическим симптомам, фантазиям, в которых «жертва» воздает по заслугам обидчикам. Действуя «назло», мы возвращаем контроль над ситуацией, которого так не хватало в детстве, доказываем себе и другому, что наши потребности и чувства имеют значение, что с ними придётся считаться. Мы наказываем человека затягиванием сроков, предполагая, что это вызовет фрустрацию — и теперь бессилие будет испытывать другой, а не мы.
Как быть? Для начала попробуйте отслеживать негативные эмоции и выражать их, как только они возникли. Например, в форме я-сообщений: «Когда ты говоришь с такой интонацией – я чувствую себя виноватым, и поэтому злюсь на тебя». Другой важный аспект работы с этим состоянием – осознанный выбор партнёров. Люди с подобным опытом часто выбирают контролирующих, доминирующих, критикующих людей, с которыми можно воспроизвести детскую ситуацию (и наконец-то ее переиграть).
Злиться открыто и по адресу — не так просто, как кажется. Чтобы изменить ситуацию, важно вернуть себе право на злость (и на любые другие чувства). Для этого нужен человек, который не будет стыдить и осуждать вас за эмоции, а позволит их прожить и выразить в адрес тех, кому они предназначены на самом деле (мы имеем в виду родителей).
Что делать, если нет места и времени, когда я могу остаться один? Сеанс с психологом это — то, что должно происходить один на один, но где же тогда найти такое место?
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Это очень интересный вопрос – в том смысле, что терапия пока даже не началась, а ваша попытка создать условия для нее уже высвечивает трудности, с которыми важно поработать.
Если вы не можете остаться наедине с собой, скорее всего, это происходит не только во время сеанса с психологом, а говорит о том, как организована ваша жизнь вообще. Как обстоят дела с границами в семье?
Если родители или партнер склонны к контролю и гиперопеке, иногда действует негласное правило: «Не закрывай дверь, иначе ты меня предаешь и делаешь что-то плохое». Такая семья как бы «запирается» в своих границах, транслируя идею: безопасно только внутри, а снаружи — враждебный мир. Обычно это связано с травматическим опытом предыдущих поколений, попыткой выжить и обеспечить безопасность, оставшись в кругу «своих». Но если когда-то это было адекватно обстоятельствам, то сейчас такое поведение препятствует нормальному течению жизни.
Иметь что-то, принадлежащее только вам – включая пространство и время – абсолютно нормально, и вы имеете на это право. И если, пытаясь его реализовать, вы сталкиваетесь с сопротивлением или чувством вины – в первую очередь стоит назвать вещи своими именами: «Да, мне страшно противостоять моим близким. Кажется, я совершаю что-то ужасное, когда остаюсь один на один с другим человеком. Но мне не обязательно просить их разрешения. Я могу это сделать».
Чисто технически вы можете на час в неделю арендовать кабинет для работы с психологом в своем городе: это безопасное пространство, откуда вы выйдете на связь и где вам никто не будет мешать. Кроме, возможно, внутренних голосов – над которыми и предстоит поработать.
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Это очень интересный вопрос – в том смысле, что терапия пока даже не началась, а ваша попытка создать условия для нее уже высвечивает трудности, с которыми важно поработать.
Если вы не можете остаться наедине с собой, скорее всего, это происходит не только во время сеанса с психологом, а говорит о том, как организована ваша жизнь вообще. Как обстоят дела с границами в семье?
Если родители или партнер склонны к контролю и гиперопеке, иногда действует негласное правило: «Не закрывай дверь, иначе ты меня предаешь и делаешь что-то плохое». Такая семья как бы «запирается» в своих границах, транслируя идею: безопасно только внутри, а снаружи — враждебный мир. Обычно это связано с травматическим опытом предыдущих поколений, попыткой выжить и обеспечить безопасность, оставшись в кругу «своих». Но если когда-то это было адекватно обстоятельствам, то сейчас такое поведение препятствует нормальному течению жизни.
Иметь что-то, принадлежащее только вам – включая пространство и время – абсолютно нормально, и вы имеете на это право. И если, пытаясь его реализовать, вы сталкиваетесь с сопротивлением или чувством вины – в первую очередь стоит назвать вещи своими именами: «Да, мне страшно противостоять моим близким. Кажется, я совершаю что-то ужасное, когда остаюсь один на один с другим человеком. Но мне не обязательно просить их разрешения. Я могу это сделать».
Чисто технически вы можете на час в неделю арендовать кабинет для работы с психологом в своем городе: это безопасное пространство, откуда вы выйдете на связь и где вам никто не будет мешать. Кроме, возможно, внутренних голосов – над которыми и предстоит поработать.
Расскажите про обиды. Когда никто не обижает нас, а мы обижаемся сами, так как что-то триггерит внутри, что мы не проработали.
✔️Отвечает Алиса Кузнецова, психолог сервиса «Ясно» (Понимающая психотерапия)
В психологии принято считать, что обида — это «перевернутый» гнев. И в то же время в переживании обиды есть еще один важный компонент — жалость к себе. То есть, обида — это много агрессии и много уязвимости одновременно. И в этом смысле обида может отсылать нас к детскому опыту. Ребенок злится, но не может позволить себе проявлять агрессию в полной мере, так как целиком и полностью зависит от взрослых. На родителя ребенок злится, но родитель же его и утешает. Получается, что внутри обиды как бы сразу назначен тот, кто отвечает за эмоцию и должен все исправить. И если в детстве такое ожидание адекватно, то во взрослом возрасте эта система обязательно покажет свою несостоятельность. Ведь тот, кто нас обидел, не собирается и не обязан нас утешать. Обида как бы заставляет нас замереть в гневе и жалости к себе одновременно.
Это не значит, что взрослый человек обязан покорно принимать любые поступки другого человека. Конечно, нет. Он может сильно злиться, проживать эту злость, делать выводы и перестраивать свои представления о человеке или ситуации. Разница только в том, что не стоит ждать, что другой человек или реальность будут соответствовать нашим требованиям.
Обида же «требует» возмещения ущерба (от другого человека, от реальности) в соответствии с несбывшимися ожиданиями. И в этом смысле обида — это история не про конкретные триггеры, а скорее про отношения с реальностью в целом. Про те ожидания, которые мы часто неосознанно предъявляем в ультимативной форме. Обида в этом смысле обратно пропорциональна свободе и ответственности.
В терапии можно исследовать разный опыт, со временем выстраивая другой синтаксис отношений. Человек осознает и проговаривает свои ожидания от мира и других людей. Также можно исследовать, какую роль играет обида в конкретных отношениях: как она выражается? Чему позволяет быть (или не быть) в отношениях? Отвечая на эти вопросы, можно постепенно выстраивать другие пути взаимодействия с реальностью, другими людьми и самим собой.
Со временем человек осознает, что даже очень сильные желания и надежды не могут отменить свободу другого человека быть Другим.
✔️Отвечает Алиса Кузнецова, психолог сервиса «Ясно» (Понимающая психотерапия)
В психологии принято считать, что обида — это «перевернутый» гнев. И в то же время в переживании обиды есть еще один важный компонент — жалость к себе. То есть, обида — это много агрессии и много уязвимости одновременно. И в этом смысле обида может отсылать нас к детскому опыту. Ребенок злится, но не может позволить себе проявлять агрессию в полной мере, так как целиком и полностью зависит от взрослых. На родителя ребенок злится, но родитель же его и утешает. Получается, что внутри обиды как бы сразу назначен тот, кто отвечает за эмоцию и должен все исправить. И если в детстве такое ожидание адекватно, то во взрослом возрасте эта система обязательно покажет свою несостоятельность. Ведь тот, кто нас обидел, не собирается и не обязан нас утешать. Обида как бы заставляет нас замереть в гневе и жалости к себе одновременно.
Это не значит, что взрослый человек обязан покорно принимать любые поступки другого человека. Конечно, нет. Он может сильно злиться, проживать эту злость, делать выводы и перестраивать свои представления о человеке или ситуации. Разница только в том, что не стоит ждать, что другой человек или реальность будут соответствовать нашим требованиям.
Обида же «требует» возмещения ущерба (от другого человека, от реальности) в соответствии с несбывшимися ожиданиями. И в этом смысле обида — это история не про конкретные триггеры, а скорее про отношения с реальностью в целом. Про те ожидания, которые мы часто неосознанно предъявляем в ультимативной форме. Обида в этом смысле обратно пропорциональна свободе и ответственности.
В терапии можно исследовать разный опыт, со временем выстраивая другой синтаксис отношений. Человек осознает и проговаривает свои ожидания от мира и других людей. Также можно исследовать, какую роль играет обида в конкретных отношениях: как она выражается? Чему позволяет быть (или не быть) в отношениях? Отвечая на эти вопросы, можно постепенно выстраивать другие пути взаимодействия с реальностью, другими людьми и самим собой.
Со временем человек осознает, что даже очень сильные желания и надежды не могут отменить свободу другого человека быть Другим.
Что делать, если близкий человек тебя внезапно игнорирует? Как быть, если столкнулась с гостингом? Как пережить гостинг, если он сильно ранит, а прояснить ситуацию нет возможности?
✔️ Отвечает Вера Кузнецова, психоанатилический психотерапевт, психолог сервиса «Ясно»
«Гостинг» (от англ. ghost - призрак) — резкое прекращение отношений без объяснения причин. В его основе — страх и пассивная агрессия. Человек выражает ее через избегание и не дает другому выразить ответные чувства. Это — способ не участвовать в разрешении конфликта, а просто его «отсечь». Сталкиваясь с гостингом, важно помнить, что вы не виноваты; и дело в том, что другой человек «вернулся» в старую травму.
Речь идет о нарушении привязанности, в результате которого человек избегает эмоционально сложного контакта. Скорее всего в детстве ему приходилось сталкиваться с агрессией от окружающих и ребенком он был не в состоянии отразить нападение. Поэтому сейчас, когда кажется, что окружающие представляют угрозу, а позитивного опыта защиты нет — он использует стратегию, которая максимально экономит силы и причиняет меньше боли. Выбирая пассивную агрессию вместо активной, человек защищается от ответного удара и вряд ли осознает, что делает.
Гостинг проявляется по-разному: от ситуаций, где вас как будто не слышит продавец, до занесения в черный список в ответ на признание в любви. В близких отношениях гостинг переживается особенно тяжело, ведь мы ждем от них постоянства и стабильности. И тогда внезапное исчезновение подрывает представления о мире, вызывает ужас брошенности. Этот ужас напоминает тот, что испытывает младенец, когда его покидает значимый взрослый.
Когда нам не дают сказать последнее слово, это похоже на ситуацию, когда человек внезапно умирает. Поэтому и выход здесь такой же — прожить стадии горевания: шок и отрицание, гнев, торг, депрессию, принятие. Стадии не обязательно идут друг за другом — иногда они чередуются, или человек возвращается к одной и той же несколько раз.
✔️ Отвечает Вера Кузнецова, психоанатилический психотерапевт, психолог сервиса «Ясно»
«Гостинг» (от англ. ghost - призрак) — резкое прекращение отношений без объяснения причин. В его основе — страх и пассивная агрессия. Человек выражает ее через избегание и не дает другому выразить ответные чувства. Это — способ не участвовать в разрешении конфликта, а просто его «отсечь». Сталкиваясь с гостингом, важно помнить, что вы не виноваты; и дело в том, что другой человек «вернулся» в старую травму.
Речь идет о нарушении привязанности, в результате которого человек избегает эмоционально сложного контакта. Скорее всего в детстве ему приходилось сталкиваться с агрессией от окружающих и ребенком он был не в состоянии отразить нападение. Поэтому сейчас, когда кажется, что окружающие представляют угрозу, а позитивного опыта защиты нет — он использует стратегию, которая максимально экономит силы и причиняет меньше боли. Выбирая пассивную агрессию вместо активной, человек защищается от ответного удара и вряд ли осознает, что делает.
Гостинг проявляется по-разному: от ситуаций, где вас как будто не слышит продавец, до занесения в черный список в ответ на признание в любви. В близких отношениях гостинг переживается особенно тяжело, ведь мы ждем от них постоянства и стабильности. И тогда внезапное исчезновение подрывает представления о мире, вызывает ужас брошенности. Этот ужас напоминает тот, что испытывает младенец, когда его покидает значимый взрослый.
Когда нам не дают сказать последнее слово, это похоже на ситуацию, когда человек внезапно умирает. Поэтому и выход здесь такой же — прожить стадии горевания: шок и отрицание, гнев, торг, депрессию, принятие. Стадии не обязательно идут друг за другом — иногда они чередуются, или человек возвращается к одной и той же несколько раз.
Почему человек в своих неудачах обвиняет других? И также внушает вину близким, когда они ошибаются?
✔️Отвечает Виктория Каленская, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Почему человек в своих неудачах обвиняет других? Скорее всего дело в проекции. Как и любой другой защитный механизм, проекция обеспечивает сохранность психики. Человек отчуждает собственные нежелательные качества или чувства и приписывает их другому. Так он оберегает себя от невыносимых эмоций, сохраняет самоуважение, чувствует свое «Я» непротиворечивым и хорошим.
В описанном примере человек, скорее всего, не способен выдерживать стыд и вину. Признав их, он столкнется с уязвимостью и поймет: он не идеален. Поэтому чувства вытесняются, их приписывают внешним событиям или окружающим людям, которых назначают причиной всех бед.
Вероятно, в детстве такого человека унижали, стыдили и обвиняли; требовали гораздо больше, чем он умел в силу возраста и развития, не давали необходимой поддержки. Маленькими мы не способны защититься от такого воздействия. Если неудача прочно связана с самоощущением «я плохой», человек прибегнет к защите, чтобы сохранить самоуважение и не разрушиться.
Почему человек внушает вину близким, когда они ошибаются? Загвоздка в том, что вытеснение и проекция невыносимых чувств приносят лишь временное облегчение. В глубине души человек все равно чувствует себя плохим и ничтожным. Его психика как бы «разделена» на две части: страдающую и атакующую. И когда он видит в других то, что невыносимо в самом себе, он «разворачивает» и отыгрывает агрессию, уничтожает другого, чтобы не уничтожить себя.
Внушить чувство вины важно, чтобы получить подтверждение из реальности: «Я не схожу с ума: это ты, а не я, виноват на самом деле — и ты это признаешь. Я помещаю в тебя свое невыносимое страдание, и мне становится легче». В таком отыгрывании травматическая ситуация «переворачивается»: когда-то давно кто-то обвинял, унижал и наказывал ЕГО. Теперь ОН делает это с другими. Но внутри все равно живет ужас от беспомощности и ничтожности.
У юнгианского аналитика Джеймса Холлиса по этому поводу есть очень точные слова: «Качество наших отношений с другими не бывает выше, чем качество отношений с собой». Для того, чтобы не внушать вину близким, важно перестать приписывать ее себе.
✔️Отвечает Виктория Каленская, гештальт-терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Почему человек в своих неудачах обвиняет других? Скорее всего дело в проекции. Как и любой другой защитный механизм, проекция обеспечивает сохранность психики. Человек отчуждает собственные нежелательные качества или чувства и приписывает их другому. Так он оберегает себя от невыносимых эмоций, сохраняет самоуважение, чувствует свое «Я» непротиворечивым и хорошим.
В описанном примере человек, скорее всего, не способен выдерживать стыд и вину. Признав их, он столкнется с уязвимостью и поймет: он не идеален. Поэтому чувства вытесняются, их приписывают внешним событиям или окружающим людям, которых назначают причиной всех бед.
Вероятно, в детстве такого человека унижали, стыдили и обвиняли; требовали гораздо больше, чем он умел в силу возраста и развития, не давали необходимой поддержки. Маленькими мы не способны защититься от такого воздействия. Если неудача прочно связана с самоощущением «я плохой», человек прибегнет к защите, чтобы сохранить самоуважение и не разрушиться.
Почему человек внушает вину близким, когда они ошибаются? Загвоздка в том, что вытеснение и проекция невыносимых чувств приносят лишь временное облегчение. В глубине души человек все равно чувствует себя плохим и ничтожным. Его психика как бы «разделена» на две части: страдающую и атакующую. И когда он видит в других то, что невыносимо в самом себе, он «разворачивает» и отыгрывает агрессию, уничтожает другого, чтобы не уничтожить себя.
Внушить чувство вины важно, чтобы получить подтверждение из реальности: «Я не схожу с ума: это ты, а не я, виноват на самом деле — и ты это признаешь. Я помещаю в тебя свое невыносимое страдание, и мне становится легче». В таком отыгрывании травматическая ситуация «переворачивается»: когда-то давно кто-то обвинял, унижал и наказывал ЕГО. Теперь ОН делает это с другими. Но внутри все равно живет ужас от беспомощности и ничтожности.
У юнгианского аналитика Джеймса Холлиса по этому поводу есть очень точные слова: «Качество наших отношений с другими не бывает выше, чем качество отношений с собой». Для того, чтобы не внушать вину близким, важно перестать приписывать ее себе.
На какие вопросы мы отвечали на этой неделе:
1. Почему человек в своих неудачах обвиняет других? И внушает вину близким, когда они ошибаются?
2. Расскажите про обиды. Когда никто не обижает нас, а мы обижаемся сами.
3. Что делать, если близкий человек тебя внезапно игнорирует? Как быть, если столкнулась с гостингом?
4. Почему я делаю назло? Откуда это идёт и как над этим работать?
5. Что делать, если нет места и времени, когда я могу остаться один? Где найти место для сеанса с психологом?
1. Почему человек в своих неудачах обвиняет других? И внушает вину близким, когда они ошибаются?
2. Расскажите про обиды. Когда никто не обижает нас, а мы обижаемся сами.
3. Что делать, если близкий человек тебя внезапно игнорирует? Как быть, если столкнулась с гостингом?
4. Почему я делаю назло? Откуда это идёт и как над этим работать?
5. Что делать, если нет места и времени, когда я могу остаться один? Где найти место для сеанса с психологом?
Есть ли методы, помогающие самостоятельно преодолеть селфхарм?
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический психотерапевт, психолог сервиса «Ясно»
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, как устроено самоповреждающее поведение. Как ни парадоксально, селфхарм — это радикальная попытка выжить, когда кажется, что других способов для этого нет. К самоповреждающему поведению относятся не только царапины, порезы или ожоги, но и лишение себя сна и еды; изнурительные спортивные тренировки; беспорядочный, незащищенный секс и тд.
К селфхарму прибегают, чтобы «перевести» на телесный уровень постоянную и невыносимую душевную боль. В травматической ситуации мы теряем контроль над реальностью, а селфхарм помогает его вернуть на уровне ощущений: психика из руин конструирует для себя более безопасную ситуацию, где автором действия являюсь я сам, а не что-то другое — угрожающее и непредсказуемое.
Иногда с помощью селфхарма человек пытается отрегулировать свое поведение, потому что в арсенале нет других способов справляться с невыносимым внутренним напряжением. И тогда тело становится объектом, на котором отыгрывают не выраженную по адресу ненависть или отчаяние. Вслед за волной боли организм вырабатывает эндорфины, что дает краткосрочный успокоительный эффект.
Все это — «красные флаги», которые говорят о том, что сейчас у психики нет ресурса справиться с ситуацией напрямую. Но что все-таки можно сделать — это создать «ремень безопасности». Ниже в карточках — набор решений, которые помогут совладать с самоповреждающим поведением или снизить его интенсивность.
Не ругайте себя, если у вас все-таки не получится их применить; селфхарм — это симптом, и решать необходимо проблему, которая за ним стоит.
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический психотерапевт, психолог сервиса «Ясно»
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, как устроено самоповреждающее поведение. Как ни парадоксально, селфхарм — это радикальная попытка выжить, когда кажется, что других способов для этого нет. К самоповреждающему поведению относятся не только царапины, порезы или ожоги, но и лишение себя сна и еды; изнурительные спортивные тренировки; беспорядочный, незащищенный секс и тд.
К селфхарму прибегают, чтобы «перевести» на телесный уровень постоянную и невыносимую душевную боль. В травматической ситуации мы теряем контроль над реальностью, а селфхарм помогает его вернуть на уровне ощущений: психика из руин конструирует для себя более безопасную ситуацию, где автором действия являюсь я сам, а не что-то другое — угрожающее и непредсказуемое.
Иногда с помощью селфхарма человек пытается отрегулировать свое поведение, потому что в арсенале нет других способов справляться с невыносимым внутренним напряжением. И тогда тело становится объектом, на котором отыгрывают не выраженную по адресу ненависть или отчаяние. Вслед за волной боли организм вырабатывает эндорфины, что дает краткосрочный успокоительный эффект.
Все это — «красные флаги», которые говорят о том, что сейчас у психики нет ресурса справиться с ситуацией напрямую. Но что все-таки можно сделать — это создать «ремень безопасности». Ниже в карточках — набор решений, которые помогут совладать с самоповреждающим поведением или снизить его интенсивность.
Не ругайте себя, если у вас все-таки не получится их применить; селфхарм — это симптом, и решать необходимо проблему, которая за ним стоит.
Что делать с грустью от осознания, что отношения с человеком рано или поздно закончатся в силу обстоятельств?
✔️Отвечает Алиса Кузнецова, психолог сервиса «Ясно» (понимающая психотерапия)
Психология считает, что с эмоциями нельзя поступать произвольно, их нельзя отменить. Но человек может встретиться с ними во всей полноте, выразить их и осмыслить.
В конце ХХ века стали популярны тенденции позитивного мышления. Разумные идеи о природе счастья со временем превратились в требование позитивности, которое на деле лишает жизнь важного опыта и обедняет ее. Ведь грусть — это самостоятельная реальность, «имеющая право быть, достойная того, чтобы быть прочувствованной, понятой и включенной в целостность личного опыта» — так писал основатель понимающей психотерапии Федор Ефимович Василюк.
Любая эмоция ставит перед человеком «задачу на смысл». Поначалу непонятно, что значит событие, но я прислушиваюсь к эмоциональному отклику, который оно вызывает, и осмысляю случившееся. Если бы грусть имела голос, что бы она сказала? Возможно, в прошлом остался печальный опыт отношений, и теперь новым сопутствует тревога, трудно поверить в их надежность? Или это чувство, которое сопровождает самые радостные минуты, — щемящее чувство конечности текущего момента?
Внимание к вопросам конечности (чего бы то ни было в нашей жизни) удерживает от соблазна откладывать жизнь и отношения, требует открытости, включенности, смелости. У наших переживаний всегда есть адресат, которому они посвящены. Грусть тоже предназначается другому, но увы, не всегда выходит поделиться эмоциями с тем, кому они предназначены. Но если такое самораскрытие возможно, оно обогащает отношения и делает их по-настоящему живыми.
Счастливые моменты нашей жизни обрамлены печалью, ведь мы осознаем, что они завершатся. Грусть — это обратная сторона ценности отношений. Экзистенциальный психотерапевт Ролло Мэй говорит о «мужестве быть» несмотря на конечность жизни. И решиться на это мужество — выбор каждого человека.
✔️Отвечает Алиса Кузнецова, психолог сервиса «Ясно» (понимающая психотерапия)
Психология считает, что с эмоциями нельзя поступать произвольно, их нельзя отменить. Но человек может встретиться с ними во всей полноте, выразить их и осмыслить.
В конце ХХ века стали популярны тенденции позитивного мышления. Разумные идеи о природе счастья со временем превратились в требование позитивности, которое на деле лишает жизнь важного опыта и обедняет ее. Ведь грусть — это самостоятельная реальность, «имеющая право быть, достойная того, чтобы быть прочувствованной, понятой и включенной в целостность личного опыта» — так писал основатель понимающей психотерапии Федор Ефимович Василюк.
Любая эмоция ставит перед человеком «задачу на смысл». Поначалу непонятно, что значит событие, но я прислушиваюсь к эмоциональному отклику, который оно вызывает, и осмысляю случившееся. Если бы грусть имела голос, что бы она сказала? Возможно, в прошлом остался печальный опыт отношений, и теперь новым сопутствует тревога, трудно поверить в их надежность? Или это чувство, которое сопровождает самые радостные минуты, — щемящее чувство конечности текущего момента?
Внимание к вопросам конечности (чего бы то ни было в нашей жизни) удерживает от соблазна откладывать жизнь и отношения, требует открытости, включенности, смелости. У наших переживаний всегда есть адресат, которому они посвящены. Грусть тоже предназначается другому, но увы, не всегда выходит поделиться эмоциями с тем, кому они предназначены. Но если такое самораскрытие возможно, оно обогащает отношения и делает их по-настоящему живыми.
Счастливые моменты нашей жизни обрамлены печалью, ведь мы осознаем, что они завершатся. Грусть — это обратная сторона ценности отношений. Экзистенциальный психотерапевт Ролло Мэй говорит о «мужестве быть» несмотря на конечность жизни. И решиться на это мужество — выбор каждого человека.
Можно ли изменить тревожно-избегающий тип привязанности на надежный, не прибегая к терапии? Как это сделать?
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Тип привязанности формируется в отношениях между ребенком и человеком, который о нем заботится. А то, что было сформировано в отношениях, изменяется только в отношениях.
Давайте вспомним, что такое надежный тип привязанности. В идеале взрослый должен стать для ребенка устойчивой опорой, защитой от опасностей окружающего мира — тихой гаванью. Если ребенок уверен, что в слабостях и трудностях его поддержат и утешат, у него формируется надежный тип привязанности.
Соответственно, чтобы изменить тревожно-избегающий тип на надежный, нам нужен другой человек, который будет откликаться на нужды, которые не были закрыты в детстве. Это станет его задачей — видеть потребности и правильно на них откликаться, в чем-то поддерживать, где-то фрустрировать. При этом рано или поздно от действия (или бездействия) даже самого бережного партнера человеку с тревожно-избегающим типом привязанности станет больно. Но не потому что у партнера были злые намерения, а потому что он ненароком попадет в какую-то больную точку или его действия будут неправильно поняты.
Человек с тревожно-избегающим типом присматривается к партнеру, хочет почувствовать себя в безопасности рядом с другим, но его прошлый опыт фонит ужасом. И с одной стороны, все это вроде бы можно скомпенсировать надежностью, стабильностью, постоянством, верностью. Но с другой стороны, тревожно-избегающий человек видит в партнере не живого человека, а потенциальный источник боли и хочет из отношений сбежать.
Партнеру выдерживать все это непросто, но именно на него возлагается ответственность за то, чтобы все исправить. Он вынужден принимать и выдерживать злость, боль, ярость, обиду, разочарование, желания и надежды другого — перерабатывать эти сложные чувства и объяснять, что именно происходит. Он должен успокаивать и утешать, при этом не нагружая человека собственными желаниями, чувствами и потребностями — то есть, делать все то, что обычно делает родитель или психотерапевт.
Поэтому да, скорректировать тип привязанности возможно, но только в очень ограниченном объеме. Потому что окружающие люди не в состоянии (да и не должны) выполнять для нас родительскую функцию. Безусловно, партнер может показывать своим примером, что не все люди в мире нестабильные, отвергающие и холодные. Но если мы назначаем партнера на роль родителя, это лишает отношения возможности быть равнозначными и равновесными.
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Тип привязанности формируется в отношениях между ребенком и человеком, который о нем заботится. А то, что было сформировано в отношениях, изменяется только в отношениях.
Давайте вспомним, что такое надежный тип привязанности. В идеале взрослый должен стать для ребенка устойчивой опорой, защитой от опасностей окружающего мира — тихой гаванью. Если ребенок уверен, что в слабостях и трудностях его поддержат и утешат, у него формируется надежный тип привязанности.
Соответственно, чтобы изменить тревожно-избегающий тип на надежный, нам нужен другой человек, который будет откликаться на нужды, которые не были закрыты в детстве. Это станет его задачей — видеть потребности и правильно на них откликаться, в чем-то поддерживать, где-то фрустрировать. При этом рано или поздно от действия (или бездействия) даже самого бережного партнера человеку с тревожно-избегающим типом привязанности станет больно. Но не потому что у партнера были злые намерения, а потому что он ненароком попадет в какую-то больную точку или его действия будут неправильно поняты.
Человек с тревожно-избегающим типом присматривается к партнеру, хочет почувствовать себя в безопасности рядом с другим, но его прошлый опыт фонит ужасом. И с одной стороны, все это вроде бы можно скомпенсировать надежностью, стабильностью, постоянством, верностью. Но с другой стороны, тревожно-избегающий человек видит в партнере не живого человека, а потенциальный источник боли и хочет из отношений сбежать.
Партнеру выдерживать все это непросто, но именно на него возлагается ответственность за то, чтобы все исправить. Он вынужден принимать и выдерживать злость, боль, ярость, обиду, разочарование, желания и надежды другого — перерабатывать эти сложные чувства и объяснять, что именно происходит. Он должен успокаивать и утешать, при этом не нагружая человека собственными желаниями, чувствами и потребностями — то есть, делать все то, что обычно делает родитель или психотерапевт.
Поэтому да, скорректировать тип привязанности возможно, но только в очень ограниченном объеме. Потому что окружающие люди не в состоянии (да и не должны) выполнять для нас родительскую функцию. Безусловно, партнер может показывать своим примером, что не все люди в мире нестабильные, отвергающие и холодные. Но если мы назначаем партнера на роль родителя, это лишает отношения возможности быть равнозначными и равновесными.
Хочется закончить терапию после второго сеанса. Чувствую себя хорошо и не вижу смысла в завершающей сессии. О чем это говорит?
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
В каком-то смысле ваша терапия пока не началась. Но ситуация, обозначенная в вопросе, может стать ее завязкой.
Вы говорите, что чувствуете себя хорошо. Однако маловероятно, что два сеанса терапии решили проблему. Возможно, это была трудная жизненная ситуация, болезненные чувства или другой повод. Но вдруг вы понимаете, что все в порядке, а смысла в продолжении работы нет. И тогда интересно подумать, что изменилось за две недели? Почему две сессии назад казалось, что терапия нужна, а теперь – что она абсолютно лишняя? Возможно, и в других областях жизни вы принимаете спонтанные решения, а потом теряетесь в догадках, как вы оказались в тех или иных обстоятельствах и как теперь из них выбираться. И тогда проблемная зона, в которой может быть важна помощь, – именно здесь.
Иногда бывает, что эмоциональные состояния сменяются хаотично. Эти фрагменты опыта как будто не связаны друг с другом во времени и пространстве внутренней жизни. Это лишает опоры, потому что человек с трудом выдерживает переживания и не связывает их с событиями во внешнем мире.
Еще один вариант – подобный уход бывает проявлением маниакальных защит. Маниакальный характер — «оборотная сторона» депрессивного. Такие люди выглядят позитивными, энергичными, они на подъеме и налегке. Скрытая сторона их симпатичного и располагающего характера — боль, которую они «запрещают» себе чувствовать. Они отрицают депрессию, а печаль подменяют гневом; веселость – это форма их защиты. Такой характер формируется, если в детстве ребенок столкнулся с чередой потерь и не оплакал утрату. Тогда он делает бессознательный выбор не привязываться, и во взрослом возрасте с легкостью меняет жилища, работу, людей, с которыми общается. У него нет ничего по-настоящему своего: «я для всех и ничей». И если уход – следствие такой защиты, он показывает, как страшно человеку сформировать связь с другим – ведь тогда ему снова будет грозить страх потери, а он не знает, как ее пережить.
Завершающая сессия важна по двум причинам. Во-первых, мы не всегда понимаем мотивы нашего выбора, не осознаем, что побуждает нас к действию. Защита, при которой мы действуем, когда невозможно выразить переживание словами, называется «отыгрывание вовне». На завершающей сессии клиент и терапевт всматриваются в эти мотивы. Во-вторых, незавершенные процессы и отношения напоминают о себе, их эмоциональный след возвращается годами. Чтобы такого не происходило, важно правильно попрощаться.
На завершающей сессии у терапевта нет задачи удержать клиента – он помогает сделать выбор, основанный на более полном и прозрачном понимании себя – так же, как и на других этапах терапевтического процесса. А клиент, в свою очередь, имеет право на эту сессию не прийти - и завершить терапию в любой момент и именно так, как посчитает нужным.
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
В каком-то смысле ваша терапия пока не началась. Но ситуация, обозначенная в вопросе, может стать ее завязкой.
Вы говорите, что чувствуете себя хорошо. Однако маловероятно, что два сеанса терапии решили проблему. Возможно, это была трудная жизненная ситуация, болезненные чувства или другой повод. Но вдруг вы понимаете, что все в порядке, а смысла в продолжении работы нет. И тогда интересно подумать, что изменилось за две недели? Почему две сессии назад казалось, что терапия нужна, а теперь – что она абсолютно лишняя? Возможно, и в других областях жизни вы принимаете спонтанные решения, а потом теряетесь в догадках, как вы оказались в тех или иных обстоятельствах и как теперь из них выбираться. И тогда проблемная зона, в которой может быть важна помощь, – именно здесь.
Иногда бывает, что эмоциональные состояния сменяются хаотично. Эти фрагменты опыта как будто не связаны друг с другом во времени и пространстве внутренней жизни. Это лишает опоры, потому что человек с трудом выдерживает переживания и не связывает их с событиями во внешнем мире.
Еще один вариант – подобный уход бывает проявлением маниакальных защит. Маниакальный характер — «оборотная сторона» депрессивного. Такие люди выглядят позитивными, энергичными, они на подъеме и налегке. Скрытая сторона их симпатичного и располагающего характера — боль, которую они «запрещают» себе чувствовать. Они отрицают депрессию, а печаль подменяют гневом; веселость – это форма их защиты. Такой характер формируется, если в детстве ребенок столкнулся с чередой потерь и не оплакал утрату. Тогда он делает бессознательный выбор не привязываться, и во взрослом возрасте с легкостью меняет жилища, работу, людей, с которыми общается. У него нет ничего по-настоящему своего: «я для всех и ничей». И если уход – следствие такой защиты, он показывает, как страшно человеку сформировать связь с другим – ведь тогда ему снова будет грозить страх потери, а он не знает, как ее пережить.
Завершающая сессия важна по двум причинам. Во-первых, мы не всегда понимаем мотивы нашего выбора, не осознаем, что побуждает нас к действию. Защита, при которой мы действуем, когда невозможно выразить переживание словами, называется «отыгрывание вовне». На завершающей сессии клиент и терапевт всматриваются в эти мотивы. Во-вторых, незавершенные процессы и отношения напоминают о себе, их эмоциональный след возвращается годами. Чтобы такого не происходило, важно правильно попрощаться.
На завершающей сессии у терапевта нет задачи удержать клиента – он помогает сделать выбор, основанный на более полном и прозрачном понимании себя – так же, как и на других этапах терапевтического процесса. А клиент, в свою очередь, имеет право на эту сессию не прийти - и завершить терапию в любой момент и именно так, как посчитает нужным.
Во всех ли отношениях абьюзер будет абьюзером? Или же с другим партнёром сценарий может сложиться иначе?
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Сценарий не сложится иначе, потому что схема поведения при абьюзе не зависит от партнера. Человек, который практикует абьюз (насилие), не распознает, что другой — это такой же человек, но со своими желаниями и особенностями. Вместо этого абьюзер видит крайне поврежденный внутренний объект: элемент его же внутреннего мира, собирательный опыт восприятия окружающих, отношения с которыми в прошлом были глубоко искаженными.
Жестокое обращение с партнером — это прежде всего момент внутреннего выбора. Ланди Бэнкрофт, американский клинический психолог, специализирующийся на работе с авторами насилия, приводил пример из своей практики: когда он спрашивал мужчин, сделали бы они со своей матерью то же самое, что и с партнершей, они отвечали в ключе: “Нет, так нельзя поступать с матерью, как бы ты ни злился! Просто нельзя!”
Абьюз нельзя спровоцировать, даже если поведение партнера является объективно спорным и эмоционально триггерным (например, измена). Основа — в позиции правомочия самого абьюзера: «я хочу власти и контроля, у меня есть агрессивные импульсы — и я даю себе зеленый свет, чтобы отыграть их на тебе». Даже в самой болезненной ситуации, причиной которой стал партнер, можно выбирать поведение: ни один человек не принужден к тому, чтобы бить, оскорблять или морально уничтожать другого. Неприемлемое поведение может стать поводом для обсуждения, похода на личную или семейную терапию, наконец, разрыва отношений — но не разрушающих другого человека действий, которые выбирают абьюзеры.
Основная проблема абьюзера не в том, что он не умеет контролировать свое поведение и регулировать негативные эмоции, а в том, что он не хочет этому учиться и перекладывает вину и ответственность за их возникновение на партнера. Источник поведения абьюзера — его убеждения, ценности и привычки, и они работают вне зависимости от человека, который находится рядом с ним.
✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»
Сценарий не сложится иначе, потому что схема поведения при абьюзе не зависит от партнера. Человек, который практикует абьюз (насилие), не распознает, что другой — это такой же человек, но со своими желаниями и особенностями. Вместо этого абьюзер видит крайне поврежденный внутренний объект: элемент его же внутреннего мира, собирательный опыт восприятия окружающих, отношения с которыми в прошлом были глубоко искаженными.
Жестокое обращение с партнером — это прежде всего момент внутреннего выбора. Ланди Бэнкрофт, американский клинический психолог, специализирующийся на работе с авторами насилия, приводил пример из своей практики: когда он спрашивал мужчин, сделали бы они со своей матерью то же самое, что и с партнершей, они отвечали в ключе: “Нет, так нельзя поступать с матерью, как бы ты ни злился! Просто нельзя!”
Абьюз нельзя спровоцировать, даже если поведение партнера является объективно спорным и эмоционально триггерным (например, измена). Основа — в позиции правомочия самого абьюзера: «я хочу власти и контроля, у меня есть агрессивные импульсы — и я даю себе зеленый свет, чтобы отыграть их на тебе». Даже в самой болезненной ситуации, причиной которой стал партнер, можно выбирать поведение: ни один человек не принужден к тому, чтобы бить, оскорблять или морально уничтожать другого. Неприемлемое поведение может стать поводом для обсуждения, похода на личную или семейную терапию, наконец, разрыва отношений — но не разрушающих другого человека действий, которые выбирают абьюзеры.
Основная проблема абьюзера не в том, что он не умеет контролировать свое поведение и регулировать негативные эмоции, а в том, что он не хочет этому учиться и перекладывает вину и ответственность за их возникновение на партнера. Источник поведения абьюзера — его убеждения, ценности и привычки, и они работают вне зависимости от человека, который находится рядом с ним.