Это одно из посланий той котолюбивой сволочи, что травит сегодня проводницу поезда.

Таких посланий сотни.

Считаю, что государство уже обязано, наконец, вмешаться, найти этого выродка (эту, это - как угодно) и ещё с десяток подобных и показательно, максимально жестко наказать. Вплоть до тюрьмы.

Ибо сами уроды не остановятся.

И нужно оказать помощь проводнице. Поддержать. Защитить. Чтобы она видела, что нормальных людей больше, чем уродов.

История с уничтожением самолёта Ил-76 – результат внутриполитической борьбы неонацистских элит в Киеве. Война свиней у корыта. Об этом уже многие написали.

Светлая память нашим лётчикам. Они герои. Украинские семьи не дождались из России своих пленных.

Дальше будет только хуже: эти тризубые уродцы для сохранения своей власти будут с лёгкостью убивать своих военнослужащих и военнопленных, чему научились за 700 дней СВО. Будут нещадно бомбить свои города и сёла, стирая в пыль свои дома и испепеляя своих стариков и детей. Тут для жовто-блакитных тварей нет никаких ограничителей. Ведь на карту поставлено главное – власть и деньги.

Очень нравится, когда сегодня с трудом изобретается то, что давно изобретено.

Ещё будучи школьником, я неоднократно бывал с отцом и его друзьями на той территории, что ныне называется Ханты-Мансийский автономный округ. Так вот там во всех населённых пунктах вывески дублировались на хантейский язык. В Салехарде на речном вокзале висела вывеска «Речной вокзал» и под ним было написано «Хэвнди нгатеналва» (запомнил на всю жизнь). В деревне, где мы останавливались, был маленький магазинчик, на вывеске которого рядом со словом «магазин» значилось «Лапка» (судя по всему, искажённое русское «лавка»). И так далее.

В СССР - многонациональной стране - уже все было придумано.

Я знал, что этим кончится …

«Сколько котов ещё должно погибнуть от рук режима???? Сколько????»

Кричат криком. Воют, как ветер в трубе.

К восстанию зовут. За котов мстить революцией. Коты на знамёна взойдут.

О детях Донбасса, убитых украинскими нацистами, эти не кричали вообще. Местью к нацистам и клоуну не горели.

А тут накося. Зарыдали.

Прекрасный штрих к характерам «борцов».

Правильно их мочат.

Армен, дискутируя с этим персонажем можно нечаянно уподобиться человеку, который благодарит тетеньку, объяснившую маршрут в навигаторе.

Поясню - Вы, очень возможно, общаетесь с его литературными неграми, которые ещё ограниченнее, чем он сам и поэтому не отдают себе отчёт в том, что несут.

Если же это он сам, то эти постики лежат строго в той неизменяемой координате, другой конец которой скрывается в фашистской «Лимонке», где он гадил на Путина и в дружбе с уголовником Навальным и иноагентом Быковым.

Как в случае с «крокодиловым силлогизмом» стоиков, в любом случае дискутирующий в проигрыше.

Армен Сумбатович все пытается достучаться до деревянной головы прилепинско-пригожинского подсосника.

Напрасный труд. Стоило бы посмотреть на уровень развития. А он примерно класса четвёртого школы для проблемных детей.

Не говоря уже о том, что у него с Прилепиным тексты почти одинаковые. То есть была общая болванка или подсосник тупо списал. Как в четвёртом, том самом, классе.

Поэтому продолжать не надо. Ибо ещё пара постов - и Чота Ржу просто нагадит на Армена Сумбатовича и объявит (не читая) все его книги дерьмом, а самого Армена Сумбатовича недоумком.

Как советовал чеховский Лаевский: «Уйди от грязи и не копайся в ней обеими руками».

Верно.

На затравленную идиотами несчастную женщину завели уголовное дело.

«Спасите меня! возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего».

Николай Васильевич, как же вы мне близки в такие минуты.

Некоторые видели текст потешного «подполковника» и назначенного в АП «писателем» графомана Прилепина о катастрофе ИЛ-76. В данном тексте графоман пожелал «Царствия Небесного всем погибшим». То есть убийцам детей Донбасса, мирных белгородцев, наших солдат и офицеров (среди убийц были изуверы «азовцы» (запрещенные в РФ), которые, как правило, язычники) он пожелал попасть в рай.

Но дело не только в этом. Доказывая (на основании имен), что убийцы-хохлы хорошие и на самом деле наши (у Власова и его подельников тоже были вполне себе наши ФИО), он открыто написал, что «на месте «хохлов» мог оказаться любой из нас. Случись нам родиться не в Рязани и Сызрани, а в Житомире и Харькове. Не в Белгороде, а в Сумах. Разницы, собственно говоря, никакой».

Перечитайте этот абзац еще раз.

Подонок открыто записал в потенциальные враги России всех нас.

Дескать, родись любой из нас в Харькове – и сегодня почем зря уничтожали бы российских детей и женщин, пытали бы и жгли российских солдат. А поскольку мы просто не реализовали такую возможность в силу места рождения, а они реализовали, то мы все равны. И нечего тут. Так что им в рай, жертвам обстоятельств. Варианты отказаться, действовать по совести, по человечеству им не предусмотрены.

Ловко приклеил волос к бороде. Ловко всех нас поставил на одну доску с убийцами и палачами. Странно, что ничего не добавил про «банальность зла». Тут дело в том, что он никогда не слышал о Ханне Арендт, а кураторы и те, кто ляпает за него книги и передачи, не подсказали, так как сами тоже не читали.

И дело не в том, что он чисто по привычке ищет пятый угол, хочет понравиться сразу всем. Тут важно всерьез разобраться. Он невежда и крайне ограниченный человек и оттого не в курсе, что впервые тема «Мы все нацисты» (была одноименная книга Г.Аскенази (1978 г.) на эту тему) возникла после Второй Мировой войны именно как оправдание нацистских преступлений. В ходе различного рода экспериментов (Милгрем, Зимбардо и др.) и анализа (З.Бауман, Э.Скэрри и др.) было «доказано», что насилие и убийства (равно как героизм и подвижничество) имеют в основе сочетание случайных факторов, в зависимости от которых «форма человека» легко меняет свою сущность.

Примечательно, что в этой конструкции не оставалось места для свободы в значении недетерминированного действия от себя, что закономерно исключало любую ответственность за содеянное. Главным итогом этих умозаключений становилось оправдание виновных в массовых убийствах. Они становились невиновными уже потому, что на их месте мог бы оказаться кто угодно, включая тех, кто их судит.

За этим закономерно следовала деформация доверительного отношения к людям, которые в убийствах не замешаны. То есть каждый становился недиагностированным убийцей или героем, неразличимым в общей массе до того момента, когда внешние обстоятельства, приложенные к конкретному человеку, не продемонстрируют отличия. В результате авторы и сторонники данных теорий с этой же логике оказывались в одном ряду с идеологами нацизма и геноцида и общее у тех и у других – расчеловечивание человека, превращение его в схему, материал, который легко выводится в пространство несуществования.

В своей книге «Пепел над пропастью» я посвятил целую главу развенчанию этой схемы и на большом материале постарался доказать, что подобного рода уравнивание – кощунственная ложь, что никакой банальности зла не существует и обычные люди не равны убийцам хотя бы потому, что все мы люди. Убийцы и тогда и сейчас не игрушка обстоятельств, а повинны в своих действиях, так как совершали преступления сознательно, отдавая себе отчет в своих действиях.

А графоман взял да и уравнял нас всех с ними.

Распишитесь в получении, потенциальные убийцы российских детей.

Если что, он простит.

И пожелает вам Царствия небесного.

Сегодняшнее время требует перемен.

Любые перемены в свою очередь требуют критерия, относительно которого станет понятным, насколько перемены радикальны, невозвратны, какова их скорость. При этом важно помнить, что опыт исторических трансформаций свидетельствует, что в ходе перемен обычно происходит воскрешение старых социальных, политических, культурных форм и явлений, осознаваемых как новизна, в результате чего происходит актуализация прошлого, усиливаются консервативные, но позитивные тенденции в социальной и политической жизни.

Опыт реформ Петра Первого, Екатерины Великой, Александра Второго и других нас в этом убеждает. Именно поэтому за «реформатором» в нашей истории как правило идет «консерватор», возвращающий, воскрешающий прошлое, как противовес реформам.

В такие моменты всегда особенную актуальность приобретает прошлое, прежде всего культура минувшего, которая и приводила людей к катарсису, полной переоценке себя. С этой культурой или борются («сбрасывают Пушкина с парохода современности») или заново переосмысляют, актуализируют, но в любом случае культура прошлого перестает быть музеем и становится важнейшим средством трансформации настоящего.

«Война с памятниками», которую мы сегодня наблюдаем на постсоветском пространстве и, наоборот, установка новых памятников героям и восстановление старых памятников в России подтверждают тезис о растущей актуальности культуры прошлого.

В этих условиях все более острой проблемой культуры становится необходимость сохранить соответствие формы и содержания культуры прошлого, точно встроить ее в настоящее, ввести в наше время то, что стало вечностью. Когда-то казалось, что лингвистика и техника не имеют друг к другу никакого отношения и могут развиваться автономно, пока не выяснилось, что лингвистика теснейшим образом сваязана с IT технологиями, с языком современных кибернетических систем. Ю.М.Лотман писал, что «инженеру необходимо быть еще и искусствоведом, поскольку такого совершенного устройства, такой сложной и виртуозной кибернетической системы, обладающей богатейшими возможностями, как произведение искусства, человечество еще не создало».

А для этого необходимо не просто приобщение к культуре, но, что гораздо более важно – нужно точное понимание культуры прошлого, тех сигналов и кодов, которые она содержит, новое осмысление того, что досталось нам в наследство от былых столетий, погружение в культуру. В силу того, что мы сегодня сталкиваемся со все большим количеством глобальных и сложных перемен культура прошлого и ее смыслы становятся все менее понятными, все более востребованы аллегории, а не явления, так как последние уже с большим трудом напрямую подходят к происходящему.

Владимиру Высоцкому 86 лет.

Могло бы быть.

Но это вряд ли. Представить его стариком невозможно. Если жить как он, Маяковский, Есенин, Башлачев - на разрыв, с максимальной раздачей себя - много не прожить.

Да и не хочется думать, что сделало бы с ним (как с Андреем Мироновым, Олегом Далем) наше мутное время, доживи он. С неприятным чувством думаешь, что они сегодня играли бы, пели, говорили….

Но они не успели побороться, как пел Башлачев, «за право наблевать за свадебным столом». Они были. И были не просто, а так как мог БЫТЬ только Даль. Только Миронов. Только Высоцкий.

Высоцкий, вопреки бродячим предоставлениям, не был диссидентом - он был в оппозиции к вещам более значительным, нежели номенклатурный порядок вещей или соцреализм. Он не входил в диссидентские тусовки (хотя бывал за столами и в компаниях оных) хотя бы потому, что его песни не были для избранных, как самиздат - их пели и генералы и алкаши.

Герои песен Высоцкого имеют понятные, близкие всем судьбы и биографии - дальнобойщики, пилоты, солдаты, простые люди (сегодняшняя литература не имеет образов героев). За Высоцкого масса всего придумано - первый признак того, что он говорил правду, что ему доверяли и его именем хотели утвердить тот или иной сюжет или текст. Высоцкий, как Маяковский, мог бы сказать «я — где боль, везде; на каждой капле слёзовой течи распял себя на кресте».

Мне вообще всегда казалось, что они - Маяковский и Высоцкий- очень близки своей неровной, надрывной гениальностью, какой то изломанной, рваной судьбой, несоответствием образа и внутренней сущности.

И тому и другому хочется верить сразу, только лишь на слово - особое, только их слово, словно заново открытое.

Некоторое время тому назад я представлял в одном из своих эфиров книгу «Политика и хронотоп. Фактор времени и пространства в политических процессах» авторства Р.Н.Романова. Роман Николаевич был у меня в эфире и мы подробно поговорили о книге, выход которой готовился.

Теперь она вышла.

По сути дела это едва ли не первая книга, в которой так подробно, на массе примеров объясняется и осмысливается феномен совместимости/несовместимости времени и пространства в России, где подчеркивается важность учета хронотопа при политическом и социальном планировании.

Масштаб пространства России всегда был таков, что в нем «вязло» время. Мы часто шли в ногу с Западом и даже опережали его, то есть соответствовали западному времени, но при этом ментально, ритмами внутренней жизни, ее проблематикой отставали, что во многом было связано с пространством. Когда А.Островскому сказали, что «Грозу» перевели во Франции, он удивился: «Зачем? Для них ведь это XIV век». Стивен Грэм, английский славянофил, исходивший в XIX в. пешком Россию, восторгался: «Там все как у нас при Эдуардах», то есть тоже в XIV веке. Многое будет понятно, если вспомнить, что с тех пор прошло сто с небольшим лет, что означает, что мы как раз достигли периода, соответствующего концу XV- началу XVI столетия в Европе, то есть времени грандиозных перемен, через которые Старому Свету пришлось пройти пять столетий назад.

Так работает хронотоп.

Хронотоп – важнейший фактор формирования национального сознания. Безграничное пространство создало представление о том, что «у Бога всего много», масштаб души, легкость покорения огромных пространств (ездить в Россию на дачу за 200-300 км – ерунда, в то время как для многих стран Европы это полстраны), породило понятие «воля», непереводимое на другие языки. Климат, когда полгода приходилось лежать на печи, а потом работать от зари до зари создал «авральное» сознание, по настоящему мобилизующееся только в минуты опасности и раскисающее в комфорте. И коллективизм и пренебрежение техническими достижениями и гостеприимство и многое другое – все отсюда же.

Однако, как ни странно, все эти факторы почти не учитывались при строительстве государственной системы, при формировании политических доктрин. Роман Николаевич показывает, насколько это опасно, почему это нельзя недооценивать.

Если людей волнует, какой город освобожден – Бахмут или Артемовск, если они противятся (или наоборот, поддерживают) те или иные переименования, то это не схоластика. Это важно для самоатрибуции. «Отпечатки» истории в земле, памяти, текстах остаются надолго – не случайно Золотая Орда географически точно наступает в «след», оставленный Хазарией в Прикаспии за несколько столетий до этого, современные расколы, как подчеркивает автор, идут по трещинам, возникшим сотни лет назад.

Можно жить со всеми в одно время – но не в одном времени, на одной земле – но словно на чужой. «Хронотопные смыслы и ценности, - пишет автор, - не витают в воздухе или глубинах человечского мозга, они зримо зафиксированы, материализованы и воплощены в повседневности». Тому или иному хронотопу точно соответствуют те или иные ценности, то или иное поколение, которое потом исчезает потому что меняется хронотоп.

Автор точно констатирует, что хронотоп отчетливо виден в памятниках и праздниках. Памятник (память об истории) должен быть вписан в территорию, пейзаж – иначе он не «раскроется», память должна точно лечь на «почву», от которой зависит – завянет память или будет расти. Именно поэтому невозможно «победить» хронотоп в России – он пробьется сквозь толщу постановлений, любое явление встроит в менталитет.

При этом хронотоп не един – есть хронотоп власти и хронотоп общества, они и смешиваются и расходятся, но никогда не бывают полностью едины. Их максимальное совмещение и есть главная задача настоящего политика.

В грядущую субботу мы в эфире «Утра Z» вновь встретимся с Р.Н.Романовым и побеседуем обо всех этих подробностях. Кстати, 3 февраля в 13.00 в магазине «Книжный день» (Коровий вал. 1Ас1, 3 этаж) состоится презентация этой книги, в ходе которой можно будет пообщаться с автором.

В продолжение темы.

Как печальное следствие, возникают «посредники» - масскульт, который приспосабливает классическую культуру к пониманию массовым сознанием. Все это можно видеть в матрешках, календариках, фестивалях, воссоздающих не старую культуру, а фантазии о ней неискушенного человека.

Они превращают великую культуру в ширпотреб, портят вкус, уменьшают сложное до предельно простого. Духовное и эстетическое достояние великой культуры переходит в собственность массовой культуры. С ее помощью великие шедевры становятся на уровень потребительского блага и их предназначение в этом качестве только одно. Быть потребленными, так же, как и прочие блага общества потребления.

Подлинная культура заменяется выпущенной массовым тиражом целлулоидной развлекательной версией. Картины, книги и скульптуры становятся валютой, на которую мещанство, ходящее в музеи только чтобы развлечься, пытается купить вечность. Все становится неважно, несущественно, сиюминутно.

Масскульт занят бесконечным дублированием оригналов, которые от этого становятся клишированными, безвкусными. А человек не только культуры Средневековья, но и нового времени жил в мире, где не было повторяющихся вещей – нет никакого сомнения, что жителя Москвы или Владимира XIV в. больше всего поразили бы две одинаковых ложки или тарелки. В мире, где не повторяются предметы, где невозможно сделать два одинаковых топора или копья, иначе относятся к уникальности самого человека, чувствуют эту уникальность даже в повседневных вещах. Именно поэтому одинаковые книги, появившиеся благодаря книгопечатанию, стали большой психологической проблемой для тех, кто их печатал и тех, кто ими пользовался.

А теперь необходимо поставить вопрос – какое отношение старая (средневековая) культура имеет к современному человеку? Сможет ли она пробиться к нему сквозь толщу массуульта? Важно понимать, что культура средневековья – это не музейный экспонат, не чучело некогда живого организма - это культура живая и настоящая, культура, содержащая восторженные чувства людей, впервые узнавших то, что для нас заданность. Она возвращает нам эти чувства, дает инструментарий для их выражения (сегодня благодаря массовой культуре этот инструментарий очень обеднел), она дает возможность предпочесть вещам, предметам, явлениям их ощущения, впервые пережитые людьми прошлого.

Эти ощущения нельзя получить просмотром фильмов или репродукций. Настоящую культуру можно увидеть только в подлинниках. Важно увидеть своими глазами подлинные «Троицу» Рублева или «Церковь воинствующую», войти в храм Покрова на Нерли, перевернуть страницу старопечатной книги, вдохнув волнующий запах слежавшейся бумаги, послушать стихиры Грозного. Вслушаться в эхо времени.

И пусть каждый переживет эти ощущения по-своему. Один видит цвет, другой запах, тритий – ритм и гармонию. Но у всех вместе все равно и Феофан и Рублев и Нестор и Дионисий и собор Василия Блаженного. Миссия средневековой культуры, о которой помнили иконописцы, летописцы, строители, творцы музыки – вносить в мир гармонию и любовь. То есть свет, который дает ясно видеть предметы и явления жизни сразу со всех сторон. Литература, иконопись, архитектура проникнутые гармонией и любовью, придают миру глубину. Но чтобы увидеть эту глубину, читателю, слушателю, зрителю необходимо «выйти на поверхность».

Словно разучившись читать, слушать и смотреть, вернуть себе хотя бы ненадолго наивность и чистоту.Посмотреть на иконы, послушать средневековую музыку, прочесть «Слово о Полку Игореве» словно впервые, молча, без помощи школьного и другого опыта.

Важно понимать, что все, что создавали люди Средневековья имеет отношение не к науке, не к музею, а ко всем нам, к любому прохожему, городу, селу России. Не потому что те люди написали ярко, образно, построили замысловато, а потому что они сами нам близки, потому что и мы на их месте поступили бы точно так же. Мучились, страдали, любили, писали, творили, строили, выходили на битвы, кричали на вече, умирали за близких, Родину, за книги и памятники. Эту связь, сегодня в значительной степени утраченную, необходимо восстановить.

Книжный магазин «Москва» на Тверской. Моя «История России» прямо на кассе. Чтобы не искать.

Имейте в виду.

При этом важно понимать, что культура это не форма самообразования.

Так часто воспринимают культуру те, кто привык потреблять всё, что их окружает – вещи, время, людей, деньги. Х.Арендт точно указывает, что «как только бессмертные произведения прошлого становятся для индивида и общества средством саморазвития и приобретения соответствующего статуса, они теряют своё важнейшее и фундаментальнейшее свойство, а именно захватывать читателя или зрителя и перемещать его через века».

Использование культуры для образования превращает ее в прикладной, инструментальный предмет, лишенный всякого духовного, нравственного содержания, за ним видят предназначение, которое ему никогда не было присуще.

Человек, ищущий в Шекспире, Шиллере, Гоголе, Васнецове, Бахе образования, ищущий нового, того, что он раньше не знал, загоняет все их произведения в прикладные рамки, лишает себя возможности узнать нечто большее, уникальное, то, что ему могут рассказать только эти люди.

Привычка искать дидактику в культуре формирует потребителей «с запросами», которым хочется чего-то «умного» и «сложного», поскольку это существует для того, чтобы помочь решить те или иные проблемы. Объяснить, что такое красота, как жили люди раньше, почему происходили те или иные события, столкнуть с чем-то непривычным. При этом главный принцип потребителя культуры – увиденное, услышанное, прочитанное должно быть знакомым и вызывать мысль «Это очень похоже на то, что я думал», радость узнавания себя. То есть быть примитивным и понятным с первого раза, ибо человек «идет в культуру» не за трудностями.

В ходе такого потребления культура начинает рождать не смыслы, а «ценности». «Ценности культуры», то есть в товар, имеющий цену, который нужно пускать в оборот и обменивать на другие «ценности» цивилизации. Именно отсюда традиционное и очень распространенное, хотя и чудовищное представление о том, что чем выше цена картины (книги), чем больше у фильма, музыкальной композиции просмотров и лайков, тем они лучше как художественное произведение, хотя это совсем не так.