Forwarded from Камертон
🌕Фашизм в разрезе. Часть 1. Гитлер
До прихода к власти и в первые годы своего правления Гитлер удостаивал.. точнее, заговаривал до полусмерти (он был абсолютно закрыт для диалога) довольно интеллигентных собеседников, способных внятно пересказывать и даже систематизировать некие эмоциональные азы его учения. Книга одного из них — Германа Раушнинга, занимавшего высокий пост в вольном Данциге — в девяносто третьем году выходила в Москве, но, к сожалению, не была достаточно громко и разборчиво прочитана. И может быть, самыми неожиданными для широкого читателя были неоднократные гитлеровские признания, что национал-социализм есть то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей противоестественной связи с либерализмом, с демократическим устройством: он, Гитлер, многому научился у Ленина, у Троцкого. Главное в их опыте — работа с массами, объединяющие шествия, листовки, долбящие одни и те же примитивные лозунги, неизменные, как у католической церкви. Главное не вносить обновлений в символы веры — народ не принимает близко к сердцу логических противоречий. Вообще поменьше логики: у масонов Гитлер научился воспитывать символами и ритуалами — помимо просвещения разума, путем оплодотворения фантазии. Надо будоражить массу фантастическими выдумками, вводить ее в экстаз — только возбужденная, опьяненная масса становится управляемой, апатия массы — это уже форма самозащиты, протеста (что совершенно верно, ибо отсутствие энтузиазма есть присутствие критического чувства, способности искать доказательств). На разумном убеждении, уверял Гитлер, ничего прочного построить нельзя: если даже вы сегодня в чем-то убедили толпу, завтра ее вполне может кто-то разубедить, никогда не нужно заниматься обоснованием собственных мнений или опровергать чужие, и вообще опускаться до сомнений или разъяснений. С противниками никогда не спорить — только дискредитировать: если, скажем, вашим оппонентом оказалась женщина, нужно объявить, что у нее дети завшивели, а она таскается по митингам.Читать далее…
#АлександрМелихов #Публицистика
До прихода к власти и в первые годы своего правления Гитлер удостаивал.. точнее, заговаривал до полусмерти (он был абсолютно закрыт для диалога) довольно интеллигентных собеседников, способных внятно пересказывать и даже систематизировать некие эмоциональные азы его учения. Книга одного из них — Германа Раушнинга, занимавшего высокий пост в вольном Данциге — в девяносто третьем году выходила в Москве, но, к сожалению, не была достаточно громко и разборчиво прочитана. И может быть, самыми неожиданными для широкого читателя были неоднократные гитлеровские признания, что национал-социализм есть то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей противоестественной связи с либерализмом, с демократическим устройством: он, Гитлер, многому научился у Ленина, у Троцкого. Главное в их опыте — работа с массами, объединяющие шествия, листовки, долбящие одни и те же примитивные лозунги, неизменные, как у католической церкви. Главное не вносить обновлений в символы веры — народ не принимает близко к сердцу логических противоречий. Вообще поменьше логики: у масонов Гитлер научился воспитывать символами и ритуалами — помимо просвещения разума, путем оплодотворения фантазии. Надо будоражить массу фантастическими выдумками, вводить ее в экстаз — только возбужденная, опьяненная масса становится управляемой, апатия массы — это уже форма самозащиты, протеста (что совершенно верно, ибо отсутствие энтузиазма есть присутствие критического чувства, способности искать доказательств). На разумном убеждении, уверял Гитлер, ничего прочного построить нельзя: если даже вы сегодня в чем-то убедили толпу, завтра ее вполне может кто-то разубедить, никогда не нужно заниматься обоснованием собственных мнений или опровергать чужие, и вообще опускаться до сомнений или разъяснений. С противниками никогда не спорить — только дискредитировать: если, скажем, вашим оппонентом оказалась женщина, нужно объявить, что у нее дети завшивели, а она таскается по митингам.Читать далее…
#АлександрМелихов #Публицистика
Forwarded from Камертон
🌕Первомайские размышления писателя
«Коммунистическая химера»? — даже от коммунистов уже не слыхать ни про мировую революцию, ни про мир без Россий, без Латвий — сплошная мелкобуржуазность: зарплаты, изъятие природной ренты…
Да и на первомайских демонстрациях пытаются брести своим особым путем лишь самые наивные да неприкаянные. Так что если кому неймется без социализма, пускай отправляется хоть в Финляндию, — там Первомай справляют как у нас в лучшие времена: гремит и бухает духовой оркестр, сияют гроздья воздушных шариков, развеваются припасенные флаги, у нас уже вызывающие лишь легкое напряжение, а не страх, когда-то заставивший Бунина написать в «Окаянных днях» слова «проклятого красного цвета».
Хорошо одетые, приятные, сытые и здоровые финские господа, которых было бы даже и амикошонством назвать товарищами, полным-полно веселой молодежи. Они несут плакат с мудрым Марксом, сжимающим в руках плакат «Или рынок, или люди». Они протестуют против гегемонии Америки. Они призывают демократизировать глобализацию и глобализировать демократизацию.
Они настаивают на загнивании капитализма, доведшего мир до кризиса. Их возмущает агрессивный блок НАТО и вторжение в Ирак и Афганистан — все, как у нас когда-то. Только «Интернационал» поют с неподдельным пафосом. Лозунгов типа «Народ и партия едины», правда, не видал, врать не стану. Однако явное отсутствие принуждения лишь демонстрирует еще более явственно, что всякая порядочная греза бессмертна. И клокотать под асфальтом и дерном продолжает всегда. И в какой-то момент снова может рвануть новым вулканом.
Пожалуй, навеки угасла только та скромненькая химерка, во имя которой мы затевали свою капиталистическую революцию. Мы отказались от всего восхитительного в нашем прошлом, поскольку им оправдывалось ужасное. Мы провозгласили, что мы «нормальная», то есть заурядная европейская страна. Читать далее...
#АлександрМелихов
«Коммунистическая химера»? — даже от коммунистов уже не слыхать ни про мировую революцию, ни про мир без Россий, без Латвий — сплошная мелкобуржуазность: зарплаты, изъятие природной ренты…
Да и на первомайских демонстрациях пытаются брести своим особым путем лишь самые наивные да неприкаянные. Так что если кому неймется без социализма, пускай отправляется хоть в Финляндию, — там Первомай справляют как у нас в лучшие времена: гремит и бухает духовой оркестр, сияют гроздья воздушных шариков, развеваются припасенные флаги, у нас уже вызывающие лишь легкое напряжение, а не страх, когда-то заставивший Бунина написать в «Окаянных днях» слова «проклятого красного цвета».
Хорошо одетые, приятные, сытые и здоровые финские господа, которых было бы даже и амикошонством назвать товарищами, полным-полно веселой молодежи. Они несут плакат с мудрым Марксом, сжимающим в руках плакат «Или рынок, или люди». Они протестуют против гегемонии Америки. Они призывают демократизировать глобализацию и глобализировать демократизацию.
Они настаивают на загнивании капитализма, доведшего мир до кризиса. Их возмущает агрессивный блок НАТО и вторжение в Ирак и Афганистан — все, как у нас когда-то. Только «Интернационал» поют с неподдельным пафосом. Лозунгов типа «Народ и партия едины», правда, не видал, врать не стану. Однако явное отсутствие принуждения лишь демонстрирует еще более явственно, что всякая порядочная греза бессмертна. И клокотать под асфальтом и дерном продолжает всегда. И в какой-то момент снова может рвануть новым вулканом.
Пожалуй, навеки угасла только та скромненькая химерка, во имя которой мы затевали свою капиталистическую революцию. Мы отказались от всего восхитительного в нашем прошлом, поскольку им оправдывалось ужасное. Мы провозгласили, что мы «нормальная», то есть заурядная европейская страна. Читать далее...
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
🌕Астафьев
1 мая или 2 мая 1924 года в деревне Овсянка Енисейской губернии родился Виктор Астафьев.
Виктора Астафьева я долгое время не читал, даже когда он был уже вполне знаменит: мне почему-то казалось, что это очередной эпигон Шолохова, но когда заставил себя взяться за «Царь-рыбу», был ослеплен и оглушен красками, звуками, пленен гиперреалистической достоверностью, юмором…
А глава «Уха на Боганиде» повергла меня в такую восхищенную немоту, что, кажется, только она и спасла меня от конфуза: я все-таки удержался и не отправил Астафьеву восторженное письмо, которое сочинял несколько дней подряд.
В середине девяностых Астафьев статью о моем романе в «Новом мире» начал резко критически, но постепенно сменил гнев на милость:
«Большинство любой литературы — нашей или американской, — она вся об одиночестве человека. И то, что современные прозаики и поэты изобразили, пусть и в безобразном виде (будь это Петрушевская или Мелихов), но нащупали эту трагедию, — их заслуга. Мы, старики, так не умеем».
Мне кажется, он вообще был очень добрым, но взрывным, как все обостренно чувствительные люди. Надо сказать, я нисколько на него не обиделся, и не только потому, что он «имел право», — это само собой, если уж Толстой мог обругать Шекспира, а Набоков Достоевского. Но мне казалось, да и сейчас кажется, что голосом Астафьева говорила какая-то традиция, и в этом смысле он действительно — хотя и не единственный, разумеется, — глас народа Читать далее…
#АлександрМелихов
1 мая или 2 мая 1924 года в деревне Овсянка Енисейской губернии родился Виктор Астафьев.
Виктора Астафьева я долгое время не читал, даже когда он был уже вполне знаменит: мне почему-то казалось, что это очередной эпигон Шолохова, но когда заставил себя взяться за «Царь-рыбу», был ослеплен и оглушен красками, звуками, пленен гиперреалистической достоверностью, юмором…
А глава «Уха на Боганиде» повергла меня в такую восхищенную немоту, что, кажется, только она и спасла меня от конфуза: я все-таки удержался и не отправил Астафьеву восторженное письмо, которое сочинял несколько дней подряд.
В середине девяностых Астафьев статью о моем романе в «Новом мире» начал резко критически, но постепенно сменил гнев на милость:
«Большинство любой литературы — нашей или американской, — она вся об одиночестве человека. И то, что современные прозаики и поэты изобразили, пусть и в безобразном виде (будь это Петрушевская или Мелихов), но нащупали эту трагедию, — их заслуга. Мы, старики, так не умеем».
Мне кажется, он вообще был очень добрым, но взрывным, как все обостренно чувствительные люди. Надо сказать, я нисколько на него не обиделся, и не только потому, что он «имел право», — это само собой, если уж Толстой мог обругать Шекспира, а Набоков Достоевского. Но мне казалось, да и сейчас кажется, что голосом Астафьева говорила какая-то традиция, и в этом смысле он действительно — хотя и не единственный, разумеется, — глас народа Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
🌕Макакивеализм. 555 лет назад, 3 мая 1469 года родился Никколо Макиавелли
Я ничуть не сомневаюсь, что день рождения Макиавелли в очередной раз пройдет незамеченным: макиавеллизм как культ циничной вседозволенности в политике вошел в наш словарь. Да пожалуй, и в наши будни, и будет с него. Тем более что передовая публика издавна привыкла считать цинизм исключительным свойством именно российского правления, а Макиавелли уверял, что он открыл универсальные законы завоевания и удержания власти. Мережковский в «ренессансном» томе своей трилогии «Христос и Антихрист» вложил в уста знаменитого флорентинца такой монолог:
«Все, кто писал о государстве, не видели самого главного — законов естественных, управляющих жизнью всякого народа и находящихся вне человеческой воли, вне зла и добра. Все говорили о том, что кажется добрым и злым, благородным и низким, воображая себе такие правления, какие должны быть, но каких нет и не может быть в действительности. Я же хочу не того, что должно быть, и не того, что кажется, а лишь того, что есть на самом деле. Я хочу исследовать природу великих тел, именуемых республиками и монархиями, — без любви и ненависти, без хвалы и порицания, как математик исследует природу чисел, анатом — строение тела. Знаю, что это трудно и опасно, ибо люди нигде так не боятся истины и не мстят за нее, как в политике». Читать далее…
#АлександрМелихов
Я ничуть не сомневаюсь, что день рождения Макиавелли в очередной раз пройдет незамеченным: макиавеллизм как культ циничной вседозволенности в политике вошел в наш словарь. Да пожалуй, и в наши будни, и будет с него. Тем более что передовая публика издавна привыкла считать цинизм исключительным свойством именно российского правления, а Макиавелли уверял, что он открыл универсальные законы завоевания и удержания власти. Мережковский в «ренессансном» томе своей трилогии «Христос и Антихрист» вложил в уста знаменитого флорентинца такой монолог:
«Все, кто писал о государстве, не видели самого главного — законов естественных, управляющих жизнью всякого народа и находящихся вне человеческой воли, вне зла и добра. Все говорили о том, что кажется добрым и злым, благородным и низким, воображая себе такие правления, какие должны быть, но каких нет и не может быть в действительности. Я же хочу не того, что должно быть, и не того, что кажется, а лишь того, что есть на самом деле. Я хочу исследовать природу великих тел, именуемых республиками и монархиями, — без любви и ненависти, без хвалы и порицания, как математик исследует природу чисел, анатом — строение тела. Знаю, что это трудно и опасно, ибо люди нигде так не боятся истины и не мстят за нее, как в политике». Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
🌕Особенности национального атеизма.
В североказахстанском шахтерском Эдеме моего детства кресты водились только на кладбище в количестве, сопоставимом с пятиконечными звездочками, и я никогда не видел и не слышал, чтобы кто-нибудь крестился или богохульствовал «в бога душу мать!». Предавать поруганию имеет смысл только то, что хотя бы в какой-то степени ощущается священным. В «Очерках бурсы» Помяловский писал об атеизме невежественного человека, атеизме кошки и собаки, но он был неправ. В областном городе, куда переехали родители, я классе этак в восьмом познакомился с сестрой моей русской бабушки, которую звали баба Маня.
Когда-то в молодости она была монашкой, и какая сила завлекла ее не в мир, а в монастырь, она и сама не знала. Монастырь стоял на горке, и еще девочкой лет десяти она с подружкой каталась с этой горки на ледянках — вода, замерзшая в тазике, — и мимо проходил отец игумен. Читать далее…
#АлександрМелихов
В североказахстанском шахтерском Эдеме моего детства кресты водились только на кладбище в количестве, сопоставимом с пятиконечными звездочками, и я никогда не видел и не слышал, чтобы кто-нибудь крестился или богохульствовал «в бога душу мать!». Предавать поруганию имеет смысл только то, что хотя бы в какой-то степени ощущается священным. В «Очерках бурсы» Помяловский писал об атеизме невежественного человека, атеизме кошки и собаки, но он был неправ. В областном городе, куда переехали родители, я классе этак в восьмом познакомился с сестрой моей русской бабушки, которую звали баба Маня.
Когда-то в молодости она была монашкой, и какая сила завлекла ее не в мир, а в монастырь, она и сама не знала. Монастырь стоял на горке, и еще девочкой лет десяти она с подружкой каталась с этой горки на ледянках — вода, замерзшая в тазике, — и мимо проходил отец игумен. Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
🌕7 мая 1903 года родился Николай Заболоцкий
Начало пути Заболоцкого выглядит таким же ординарным, как его внешность. Родился в семье агронома и сельской учительницы, закончил реальное училище в Уржуме, отслужил в советской армии, получил кое-какое раннесоветское образование… Этому мальчику из Уржума было, казалось бы, самое место в рядах эпигонов Есенина-Блока-Маяковского-Светлова, а он вписался в основатели ОБЭРИУ — Объединение Реального Искусства, провозгласившего реальностью нелепость, гротеск, абсурд.
Впрочем, в скандальных манифестах хайпа ради можно провозглашать и не такое, а попробуй изобразить будничную реальность такой блистательно диковинной, какой она предстает у Заболоцкого в сборнике «Столбцы». Кажется, лишь тупость советских надзирателей от литературы (да только было ли это тупостью?) высмотрела в них глумление над социализмом — Заболоцкий, подобно любимому им Брейгелю, смотрел на реальные предметы, а не на «измы». Смотрел взглядом простака и говорил языком простака, который по наивности, из-за незнакомства с литературными штампами оказывался восхитительно, первозданно оригинальным. Читать далее…
#АлександрМелихов
Начало пути Заболоцкого выглядит таким же ординарным, как его внешность. Родился в семье агронома и сельской учительницы, закончил реальное училище в Уржуме, отслужил в советской армии, получил кое-какое раннесоветское образование… Этому мальчику из Уржума было, казалось бы, самое место в рядах эпигонов Есенина-Блока-Маяковского-Светлова, а он вписался в основатели ОБЭРИУ — Объединение Реального Искусства, провозгласившего реальностью нелепость, гротеск, абсурд.
Впрочем, в скандальных манифестах хайпа ради можно провозглашать и не такое, а попробуй изобразить будничную реальность такой блистательно диковинной, какой она предстает у Заболоцкого в сборнике «Столбцы». Кажется, лишь тупость советских надзирателей от литературы (да только было ли это тупостью?) высмотрела в них глумление над социализмом — Заболоцкий, подобно любимому им Брейгелю, смотрел на реальные предметы, а не на «измы». Смотрел взглядом простака и говорил языком простака, который по наивности, из-за незнакомства с литературными штампами оказывался восхитительно, первозданно оригинальным. Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
14 мая 1983 года ушел из жизни Федор Абрамов
Федор Абрамов был славен сосредоточенностью на проблемах и болях деревни, начиная с навлекшей на него первые неприятности статьи «Люди колхозной деревни в послевоенной литературе» (1954 год), где он призывал показывать «нелицеприятную правду». Но трудно сделаться мыслителем, будучи вынужденным десятилетиями доказывать, что колхозникам за их труд желательно платить зарплату.
А вот что писал главный редактор легендарного «Нового мира» Твардовский Федору Абрамову о первой редакции его лучшего романа «Две зимы и три лета»:
«Книга полна горчайшего недоумения, огненной боли за людей деревни и глубокой любви к ним». Читать далее…
#АлександрМелихов
Федор Абрамов был славен сосредоточенностью на проблемах и болях деревни, начиная с навлекшей на него первые неприятности статьи «Люди колхозной деревни в послевоенной литературе» (1954 год), где он призывал показывать «нелицеприятную правду». Но трудно сделаться мыслителем, будучи вынужденным десятилетиями доказывать, что колхозникам за их труд желательно платить зарплату.
А вот что писал главный редактор легендарного «Нового мира» Твардовский Федору Абрамову о первой редакции его лучшего романа «Две зимы и три лета»:
«Книга полна горчайшего недоумения, огненной боли за людей деревни и глубокой любви к ним». Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
3 [15] мая 1891 года родился Михаил Булгаков
Московской осенью двадцать первого к дочери обратившегося в коммунистическую веру генерала, подрабатывавшей машинописью, явился даже для той героической эпохи очень бедно одетый молодой человек с просьбой поработать в кредит: он вернет долг, когда его сочинение «Записки на манжетах» выйдет в свет. «Записки» изображали мытарства героя-рассказчика в Северной Осетии: в дополнение к общему историческому пайку — вооруженная вольница, голод, тиф — ему выпало и деликатесное блюдо: заведование подотделом искусств.
Лито. Завподиск. Наробраз. Но черт его дернул загадочно улыбнуться, когда один из ниспровергателей «старья» с огромным револьвером на поясе предложил бросить Пушкина в печку. И вот он уже «господин», «буржуазный подголосок», и вот он уже, изгнанный из советского искусства, несет на базар цилиндр, пригодный разве что для параши…
И докатывается даже до того, что с местным помощником присяжного поверенного сочиняет революционную пьесу, которая производит фурор среди горцев и доставляет автору возможность бежать в Москву. По морю. В теплушке. Плюс верст двести пешком по шпалам. Читать далее…
#АлександрМелихов
Московской осенью двадцать первого к дочери обратившегося в коммунистическую веру генерала, подрабатывавшей машинописью, явился даже для той героической эпохи очень бедно одетый молодой человек с просьбой поработать в кредит: он вернет долг, когда его сочинение «Записки на манжетах» выйдет в свет. «Записки» изображали мытарства героя-рассказчика в Северной Осетии: в дополнение к общему историческому пайку — вооруженная вольница, голод, тиф — ему выпало и деликатесное блюдо: заведование подотделом искусств.
Лито. Завподиск. Наробраз. Но черт его дернул загадочно улыбнуться, когда один из ниспровергателей «старья» с огромным револьвером на поясе предложил бросить Пушкина в печку. И вот он уже «господин», «буржуазный подголосок», и вот он уже, изгнанный из советского искусства, несет на базар цилиндр, пригодный разве что для параши…
И докатывается даже до того, что с местным помощником присяжного поверенного сочиняет революционную пьесу, которая производит фурор среди горцев и доставляет автору возможность бежать в Москву. По морю. В теплушке. Плюс верст двести пешком по шпалам. Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
История жизни Максимилиана Волошина.
Бунин упрекал Волошина в кощунственной литературности, «великолепности» изображаемых им революционных ужасов.
Но — Бунин, не замечавший в революции ничего, кроме зверства и скотства, почти наверняка погиб бы, оставшись в России, а Волошин, видевший в озверевших массах прежде всего наивность, а в большевиках — продолжение вечных российских грез, не только выжил сам, но и помог спастись многим достойным людям.
В страшном голодном Крыму 22-го года Волошин констатировал, что «без работы (над поэмой, — А.М.) выносить то, что окружает, совершенно нестерпимо».
«Эпохи ужасов и зверств, — по обыкновению заостряя до парадокса, рассуждал Волошин о русско-японской войне, — всегда следуют за эпохами упадка фантазии и бессилия мечты».
Волошинская тяга к парадоксам раздражала даже любивших его людей. «Все он играет теориями, увлекается бездушными французами и — словами, словами, словами… Честный безукоризненно в жизни, он в мысли — шарлатан», — с горечью писала о нем возвышенная Маргарита Сабашникова после распада их брака. А много помогавший ему уже при большевиках и чрезвычайно высоко ценивший его Вересаев вспоминал эту его манеру с откровенной досадой Читать далее…
#АлександрМелихов
Бунин упрекал Волошина в кощунственной литературности, «великолепности» изображаемых им революционных ужасов.
Но — Бунин, не замечавший в революции ничего, кроме зверства и скотства, почти наверняка погиб бы, оставшись в России, а Волошин, видевший в озверевших массах прежде всего наивность, а в большевиках — продолжение вечных российских грез, не только выжил сам, но и помог спастись многим достойным людям.
В страшном голодном Крыму 22-го года Волошин констатировал, что «без работы (над поэмой, — А.М.) выносить то, что окружает, совершенно нестерпимо».
«Эпохи ужасов и зверств, — по обыкновению заостряя до парадокса, рассуждал Волошин о русско-японской войне, — всегда следуют за эпохами упадка фантазии и бессилия мечты».
Волошинская тяга к парадоксам раздражала даже любивших его людей. «Все он играет теориями, увлекается бездушными французами и — словами, словами, словами… Честный безукоризненно в жизни, он в мысли — шарлатан», — с горечью писала о нем возвышенная Маргарита Сабашникова после распада их брака. А много помогавший ему уже при большевиках и чрезвычайно высоко ценивший его Вересаев вспоминал эту его манеру с откровенной досадой Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
225 лет назад, 1899 года родился Пушкин
Не помню времени, когда бы не знал Пушкина: он был всегда — как солнце, как ветер, как куры и собаки в увлекательнейшем пыльном переулке. Я знал, что у Лукоморья дуб зеленый, а на неведомых дорожках следы невиданных зверей, — но мир леших и русалок казался ничуть не более странным, чем заросли картошки, где можно было провести целую вечность, следя за неведомыми дорожками жуков и лягушек.
Я даже и не припомню, когда Пушкин превратился в школьный «предмет», который все проходят и проходят, и никак не пройдут: такое впечатление, что его каждый год начинали «учить» заново. Хуже того, стихи вообще превратились для меня в принудительную принадлежность школьных вечеров худсамодеятельности.
Но однажды вдруг застываешь в немом изумлении перед невероятной красотой простейших, казалось бы, строчек:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна.
На печальные поляны
Льет печальный свет она.
Читать далее…
#АлександрМелихов
Не помню времени, когда бы не знал Пушкина: он был всегда — как солнце, как ветер, как куры и собаки в увлекательнейшем пыльном переулке. Я знал, что у Лукоморья дуб зеленый, а на неведомых дорожках следы невиданных зверей, — но мир леших и русалок казался ничуть не более странным, чем заросли картошки, где можно было провести целую вечность, следя за неведомыми дорожками жуков и лягушек.
Я даже и не припомню, когда Пушкин превратился в школьный «предмет», который все проходят и проходят, и никак не пройдут: такое впечатление, что его каждый год начинали «учить» заново. Хуже того, стихи вообще превратились для меня в принудительную принадлежность школьных вечеров худсамодеятельности.
Но однажды вдруг застываешь в немом изумлении перед невероятной красотой простейших, казалось бы, строчек:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна.
На печальные поляны
Льет печальный свет она.
Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
9 июня 1672 года родился Пётр Первый
Позитивисты давно вынашивают мечту о социальной физике, которая бы опиралась исключительно на наблюдаемые факты и была столь же достоверной, как обычная, «физическая» физика. Однако никакого заметного прогресса ни в прогностических способностях социальных наук, ни даже в согласии ученого сообщества не наблюдается.
Монархисты и анархисты, индивидуалисты и коллективисты, демократы и аристократы не только не приближаются друг к другу в своих мнениях, но хорошо еще, если не считают друг друга идиотами или чьими-то наймитами. Похоже, что дальше всех по этому пути зашел марксизм, ультрабуржуазное учение, возводящее корысть — не властолюбие, не честолюбие, не страх, не этику, не эстетику и не эротику — в главный двигатель человеческой души. Правда, корысть не индивидуальную, а классовую, которая каким-то мистическим путем претворяется в индивидуальное бескорыстие.
Одной этой примитивности уже было бы достаточно, чтобы сделаться популярным учением наравне хотя бы со столь же примитивным фрейдизмом, но марксизм шагнул гораздо дальше — под маской квазинаучного занудства он подарил миру грезу о будущем земном рае, которого все-таки не обещали его соперники. Коим, в отличие от физиков, тоже никогда не сойтись друг с другом. Потому что физические теории основываются на нашем физическом опыте — на различении мягкого и твердого, горячего и холодного, близкого и далекого, тяжелого и легкого и так далее. А физический опыт у всех нас примерно один и тот же вследствие примерно одинакового устройства нашего физического тела. Социальные же теории пытаются обобщить социальный опыт, а этот опыт у разных аналитиков может отличаться самым радикальным образом. Читать далее…
#АлександрМелихов
Позитивисты давно вынашивают мечту о социальной физике, которая бы опиралась исключительно на наблюдаемые факты и была столь же достоверной, как обычная, «физическая» физика. Однако никакого заметного прогресса ни в прогностических способностях социальных наук, ни даже в согласии ученого сообщества не наблюдается.
Монархисты и анархисты, индивидуалисты и коллективисты, демократы и аристократы не только не приближаются друг к другу в своих мнениях, но хорошо еще, если не считают друг друга идиотами или чьими-то наймитами. Похоже, что дальше всех по этому пути зашел марксизм, ультрабуржуазное учение, возводящее корысть — не властолюбие, не честолюбие, не страх, не этику, не эстетику и не эротику — в главный двигатель человеческой души. Правда, корысть не индивидуальную, а классовую, которая каким-то мистическим путем претворяется в индивидуальное бескорыстие.
Одной этой примитивности уже было бы достаточно, чтобы сделаться популярным учением наравне хотя бы со столь же примитивным фрейдизмом, но марксизм шагнул гораздо дальше — под маской квазинаучного занудства он подарил миру грезу о будущем земном рае, которого все-таки не обещали его соперники. Коим, в отличие от физиков, тоже никогда не сойтись друг с другом. Потому что физические теории основываются на нашем физическом опыте — на различении мягкого и твердого, горячего и холодного, близкого и далекого, тяжелого и легкого и так далее. А физический опыт у всех нас примерно один и тот же вследствие примерно одинакового устройства нашего физического тела. Социальные же теории пытаются обобщить социальный опыт, а этот опыт у разных аналитиков может отличаться самым радикальным образом. Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
Аладар Кунц. Мощная увертюра смерти
Концлагеря сделались настолько устрашающими символами двадцатого века, что вечная склонность людей к примирению с действительностью старается подыскать для них какие-то исключительные причины, а кто ищет, тот всегда найдет.
Пошляков вполне удовлетворяют расистские объяснения этих ужасов, приписывающие народам некие неизменные качества, только вместо крови и почвы на первое место сегодня выходит некая туманная «культура».
Власть бескомпромиссных расовых или классовых идеологий, призывающих «униженных и оскорбленных» мстить тем, кого они считают своими угнетателями, являет собой гораздо более серьезную и убедительную причину. Совсем уж бесхитростные души утешаются тем, что все эти кошмарные дела творили не люди, а чудовища. Но книга венгерского писателя Аладара Кунца «Черный монастырь: Записки интернированного. 1914—1919» (М., 2022) открывает нам дверь в прекрасную эпоху, в прекрасную Францию, для которой наши пошляки, кажется, не придумали ни одного очерняющего мифа. С этого и начинает отличное предисловие к своему переводу известный переводчик с венгерского Юрий Гусев. Читать далее…
#АлександрМелихов
Концлагеря сделались настолько устрашающими символами двадцатого века, что вечная склонность людей к примирению с действительностью старается подыскать для них какие-то исключительные причины, а кто ищет, тот всегда найдет.
Пошляков вполне удовлетворяют расистские объяснения этих ужасов, приписывающие народам некие неизменные качества, только вместо крови и почвы на первое место сегодня выходит некая туманная «культура».
Власть бескомпромиссных расовых или классовых идеологий, призывающих «униженных и оскорбленных» мстить тем, кого они считают своими угнетателями, являет собой гораздо более серьезную и убедительную причину. Совсем уж бесхитростные души утешаются тем, что все эти кошмарные дела творили не люди, а чудовища. Но книга венгерского писателя Аладара Кунца «Черный монастырь: Записки интернированного. 1914—1919» (М., 2022) открывает нам дверь в прекрасную эпоху, в прекрасную Францию, для которой наши пошляки, кажется, не придумали ни одного очерняющего мифа. С этого и начинает отличное предисловие к своему переводу известный переводчик с венгерского Юрий Гусев. Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
Комментарий по поводу одной книги, или Шанс Трампа на победу
Авторы этой книги — «Свет, обманувший надежды» (М., 2020) — вполне респектабельные фигуры западного истеблишмента. Стивен Холмс — профессор права в Нью-Йоркском университете, а послужной список Ивана Крастева занял бы половину страницы. Он — председатель правления софийского Центра либеральных стратегий, сотрудник многих аналитических центров, один из основателей и член Европейского совета по международным отношениям.
Крастев широко публикуется в мировой печати, в 2008 году занял 85-е место в списке ста ведущих публичных интеллектуалов мира по версии британского журнала Prospect и американского журнала Foreign Policy. Заслуживает доверия и автор предисловия Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». И суть книги он пересказывает совершенно правильно.
Эпоха «конца истории», которая, казалось, наступила после краха коммунизма, не привела к реальной эволюции сбросивших коммунистическое иго государств в направлении западных образцов, но сделалась периодом поверхностной имитации. А через три десятилетия притворства «ученикам» и вовсе надоело выносить моральное превосходство «учителей», и они принялись искать пятна на том, что прежде представлялось незапятнанным солнцем, — и, само собой, материала для обличений оказалось вполне достаточно — и коррупции, и военных преступлений, и нарушений прав человека, и ограничений свободы слова. Россия же, по мнению авторов, со временем еще и принялась пародировать американский внешнеполитический авантюризм. Читать далее…
#АлександрМелихов
Авторы этой книги — «Свет, обманувший надежды» (М., 2020) — вполне респектабельные фигуры западного истеблишмента. Стивен Холмс — профессор права в Нью-Йоркском университете, а послужной список Ивана Крастева занял бы половину страницы. Он — председатель правления софийского Центра либеральных стратегий, сотрудник многих аналитических центров, один из основателей и член Европейского совета по международным отношениям.
Крастев широко публикуется в мировой печати, в 2008 году занял 85-е место в списке ста ведущих публичных интеллектуалов мира по версии британского журнала Prospect и американского журнала Foreign Policy. Заслуживает доверия и автор предисловия Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». И суть книги он пересказывает совершенно правильно.
Эпоха «конца истории», которая, казалось, наступила после краха коммунизма, не привела к реальной эволюции сбросивших коммунистическое иго государств в направлении западных образцов, но сделалась периодом поверхностной имитации. А через три десятилетия притворства «ученикам» и вовсе надоело выносить моральное превосходство «учителей», и они принялись искать пятна на том, что прежде представлялось незапятнанным солнцем, — и, само собой, материала для обличений оказалось вполне достаточно — и коррупции, и военных преступлений, и нарушений прав человека, и ограничений свободы слова. Россия же, по мнению авторов, со временем еще и принялась пародировать американский внешнеполитический авантюризм. Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
18 июня 1907 года родился Варлам Шаламов
Он угодил в контрреволюционеры за то, что считал сталинскую политику недостаточно революционной: 7 ноября 1927 г. принял участие в разогнанном органами ОГПУ несанкционированном шествии левой оппозиции, а 19 февраля 1929 г. был арестован во время облавы в подпольной типографии. На следствии он заявил, что руководство ВКП(б) сползает вправо и тем самым способствует реставрации капитализма.
В тюрьме он ощущал себя совершенно счастливым, веря, что продолжает великую революционную традицию эсеров и народовольцев.
В Вишерском лагере Шаламов дорос до должности заведующего учётно-распределительной частью Березниковского отделения Вишлага, а «когда приехал Берзин, а главное, приехали берзинские люди, всё казалось мне в розовом свете, и я был готов своротить горы и принять на себя любую ответственность». После Колымы же Шаламов вспоминал Берзина как рядового убийцу, расстрелянного другими убийцами, однако в «антиромане» «Вишера» он оценил свой первый лагерный опыт оптимистически:
«Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Испытанный тяжелой пробой — начиная с этапа из Соликамска на Север в апреле 1929 года, — один, без друзей и единомышленников, я выдержал пробу — физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь — это штука серьёзная, но бояться её не надо. Я был готов жить». Читать далее…
#АлександрМелихов
Он угодил в контрреволюционеры за то, что считал сталинскую политику недостаточно революционной: 7 ноября 1927 г. принял участие в разогнанном органами ОГПУ несанкционированном шествии левой оппозиции, а 19 февраля 1929 г. был арестован во время облавы в подпольной типографии. На следствии он заявил, что руководство ВКП(б) сползает вправо и тем самым способствует реставрации капитализма.
В тюрьме он ощущал себя совершенно счастливым, веря, что продолжает великую революционную традицию эсеров и народовольцев.
В Вишерском лагере Шаламов дорос до должности заведующего учётно-распределительной частью Березниковского отделения Вишлага, а «когда приехал Берзин, а главное, приехали берзинские люди, всё казалось мне в розовом свете, и я был готов своротить горы и принять на себя любую ответственность». После Колымы же Шаламов вспоминал Берзина как рядового убийцу, расстрелянного другими убийцами, однако в «антиромане» «Вишера» он оценил свой первый лагерный опыт оптимистически:
«Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Испытанный тяжелой пробой — начиная с этапа из Соликамска на Север в апреле 1929 года, — один, без друзей и единомышленников, я выдержал пробу — физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь — это штука серьёзная, но бояться её не надо. Я был готов жить». Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
18 июня 1812 года родился Иван Александрович Гончаров
Создатель бессмертного Обломова в своих первых романах «Обыкновенная история» и «Обломов», принесших ему всероссийскую славу, столкнул восторженного романтика Адуева-младшего и мечтателя-лежебоку Обломова с трезвыми практичными «новыми людьми» Адуевым-старшим и Штольцем, дабы выразительнее или даже, если угодно, разительнее показать необходимость для России людей дела.
Но как они черствы и малосимпатичны, и как трогательны романтики и мечтатели! И с какой любовной улыбкой живописует Гончаров райский уголок, Обломовку, где безмятежно расцветал ее будущий хозяин! Там и само небо не возносится над людьми чем-то далеким, холодным и опасным.
«Небо там, кажется, напротив, ближе жмется к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только, чтоб обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод.
<…>
Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому неведомым счастьем. Все сулит там покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть». Читать далее…
#АлександрМелихов
Создатель бессмертного Обломова в своих первых романах «Обыкновенная история» и «Обломов», принесших ему всероссийскую славу, столкнул восторженного романтика Адуева-младшего и мечтателя-лежебоку Обломова с трезвыми практичными «новыми людьми» Адуевым-старшим и Штольцем, дабы выразительнее или даже, если угодно, разительнее показать необходимость для России людей дела.
Но как они черствы и малосимпатичны, и как трогательны романтики и мечтатели! И с какой любовной улыбкой живописует Гончаров райский уголок, Обломовку, где безмятежно расцветал ее будущий хозяин! Там и само небо не возносится над людьми чем-то далеким, холодным и опасным.
«Небо там, кажется, напротив, ближе жмется к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только, чтоб обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод.
<…>
Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому неведомым счастьем. Все сулит там покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть». Читать далее…
#АлександрМелихов
Forwarded from Камертон
21 июня 1910 года родился Александр Трифонович Твардовский
Лет уже, пожалуй, за десять назад в городе Гамбурге мне случилось поучаствовать в дискуссии, почему Отечественная война до сих пор является для России главным фактором национальной идентичности. В воздухе витал вопрос: а не скрыто ли за этим желание над кем-то восторжествовать, не таится ли под этим какая-то агрессия, романтика насилия?
И авторитетный преподаватель истории из Петербурга разъяснял, что та часть молодежи, для которой война является предметом гордости, видит в ней не убийство, не чье-то унижение, но лишь огромную жертву, тягчайшее испытание, с которым их деды сумели справиться. Я же подтвердил это ссылкой на Твардовского. Ибо в его военных зарисовках «Родина и чужбина», сложившихся с 1942-го по 1945-й год (глаз, ухо отличного прозаика), тоже практически нет торжества даже над врагом — лишь торжество над страхом, усталостью и болью. Нет, в стихах «Возмездие» 1944 года звучат страшные угрозы и проклятия:
И в этот грозный предреченный час,
У этих сел, фольварков и предместий,
О мести не расспрашивайте нас,
Спросите так: верны ль мы нашей чести?
Ее завет и краток и суров,
И с нами здесь никто не будет в споре:
Да, смерть — за смерть! Да, кровь — за кровь!
За горе — горе!..
Читать далее….
#АлександрМелихов
Лет уже, пожалуй, за десять назад в городе Гамбурге мне случилось поучаствовать в дискуссии, почему Отечественная война до сих пор является для России главным фактором национальной идентичности. В воздухе витал вопрос: а не скрыто ли за этим желание над кем-то восторжествовать, не таится ли под этим какая-то агрессия, романтика насилия?
И авторитетный преподаватель истории из Петербурга разъяснял, что та часть молодежи, для которой война является предметом гордости, видит в ней не убийство, не чье-то унижение, но лишь огромную жертву, тягчайшее испытание, с которым их деды сумели справиться. Я же подтвердил это ссылкой на Твардовского. Ибо в его военных зарисовках «Родина и чужбина», сложившихся с 1942-го по 1945-й год (глаз, ухо отличного прозаика), тоже практически нет торжества даже над врагом — лишь торжество над страхом, усталостью и болью. Нет, в стихах «Возмездие» 1944 года звучат страшные угрозы и проклятия:
И в этот грозный предреченный час,
У этих сел, фольварков и предместий,
О мести не расспрашивайте нас,
Спросите так: верны ль мы нашей чести?
Ее завет и краток и суров,
И с нами здесь никто не будет в споре:
Да, смерть — за смерть! Да, кровь — за кровь!
За горе — горе!..
Читать далее….
#АлександрМелихов