в пермском «Театре-Театре» не была очень давно, а в этот приезд домой решила погрузиться по-максимуму в театральную жизнь города. самое меткое, своевременное, одновременно постмодернистское по форме и классическое по духу художественное высказывание этих дней — «Отцы / Дети» Марка Букина. далеко не каждый просмотренный московский спектакль окажется равен ему по силе, и расшифровывать режиссерские ходы здесь можно бесконечно!

подробнее здесь🤍

#театр

находиться в Пушкинском музее — значит теряться во времени, выпадать из движущегося с частотой кардиограммы города в скульптурную неподвижность истории. шли на «Руанские соборы» Моне сквозь римские залы, замирая у Ники Самофракийской и Венеры Милосской. до «Соборов…» все же добрались, и это было очень камерно, но вдумчиво и изящно.

совсем небольшая выставка — на самом деле исследование художественного метода Моне. как слой за слоем он накладывал краску и белила на холст, так же постепенно, слоями кураторский текст погружает в особенности грунта, структуры и состава пигментов, манеры и техники художника.

«Руанский собор в полдень» и «Руанский собор вечером» — лишь два полотна из тридцати, входящих в цикл. но и они подсвечивают особое внимание Моне к фактуре материала, к движению света и изменчивости облика собора в его лучах, к рассеянности контура и как будто бестелесности образов, несмотря на монументальность и детализированность собора в реальности.

p.s. а совсем недалеко от Пушкинского наконец-то открылась кофейня в пространстве A-HOUSE, куда после музея можно забежать на фильтр и вишневый пирог:)

#выставки

у Юрия Бутусова очень узнаваемый режиссерский почерк — голое, беспорядочное пространство сцены, иступлено играющие актеры, дух макабрической клоунады и ранимость героев, спрятанная за экспрессией действия. все это было и в «Барабанах в ночи» театра им. Пушкина.

«в бархате советской ночи, / в бархате всемирной пустоты» Мандельштама и «сильнее стучи и тревогой / ты спящих от сна пробуди» Плещеева, на мой взгляд, могли бы стать очень точными эпиграфами к постановке. здесь герой Андреас Краглер спустя 4 года возвращается с войны и обнаруживает свою возлюбленную невестой другого. и он действительно будто оказывается в пространстве «всемирной пустоты» или становится ею сам. Краглер невидимка, призрак для всех вокруг, кроме Анны, как призрак Лаэрта — для всех, кроме Гамлета. и постепенно он обретает плоть — изуродованную войной, сожженную и обугленную. не случайно в одной из сцен герой неистово носится по сцене совершенно нагой, лишь обмазанный сажей.

весь спектакль предстает полифоничным полотном. на сцене практически всегда сосуществуют все герои — то статично, напоминая картонных клоунов с цирковой афиши, то в экстатичном танце под «Skip To The Bip». этот музыкальный лейтмотив спектакля постоянно взрывает связность действия и повышает градус напряжения. но это ещё и знак политического театра Брехта, взывающего к социальным изменениям, как и «барабанщик» в стихотворении Плещеева.

постановка полифонична ещё и в жанровом, мультикультурном отношении. из нее слышатся голоса (а вернее, виднеются маски) Джокера, Чарли Чаплина и Иисуса, буффонада соединяется с кабаре и документалистикой, и вот уже зритель наблюдает не за драматичным романтическим сюжетом, а за юмористическим объявлением «перерыва 30 секунд. без музыки» или съемкой постройки берлинской стены. в завершении уже бутафорская стена выплывает на авансцену, становясь фоном для кинематографического «конца». здесь театральность окончательно переходит в стихию кино, дальше только титры и занавес, и у Бутусова получается удивительный синтез искусств!

#театр