Пятна Роршаха, как и пятна Хольцмана (которые, говорят, с научной точки зрения валиднее), относятся к числу проективных тестов, — описывая их, проявляешь себя, — но не все ли изображения, движущиеся или нет, суть таковы? Тем занятнее, когда возникает двойная, вложенная проекция, — с одним изображением внутри другого, и зритель уже интерпретирует интерпретацию (проецирует проекцию). И одна интерпретация сужает другую, и зритель использует одну проекцию как внезапно обретший определённость инструмент для налаживания другой.
...И всё это многословие — лишь попытка структурно описать фотографию, на которую любой уважающий себя человек и внимание-то побрезговал бы обратить. Потому что на этой фотографии — ...

... — порнозвёзды Эльза Джин и Шарлотта Стоукли.

...А я вот не побрезговал. Наверное, потому, что уважать себя — значит себя не уважать.

Если наш мир однажды всё же пойдёт на поправку (а пока не видно ни единого шанса на то, чтобы хотя бы дети тех, кто читает этот пост, успели это застать), — то, почему бы и когда бы это ни случилось, у этого поворота к выздоровлению будет безошибочный признак.
Люди перестанут приводить свои чувства в качестве аргумента.
Неважно где: в рецензиях, в судебных показаниях, в дискуссиях, в протестной риторике, — где угодно за пределами круга "родных и близких".
Из социального, юридического и политического оборота исчезнут "оскорбления чувств" — будь то верующих, меньшинств или любых частных лиц.
Из дискурса эстетических суждений исчезнут все эти "зритель/читатель чувствует, ощущает, пере- и сопереживает".
Лирика, в точном смысле этого слова, перестанет быть доказательной базой.
И это не потому, конечно, что чувства-де "неважны".
А потому, из-за чего и чем именно они важны.
Именно их сущность и их природа делают их непригодными для любого публичного апеллирования.
Можно было бы сказать, что те, кто используют чувства в качестве аргументов, ничего не понимают в аргументах.
Но куда важнее, что они ничего не понимают в чувствах.

А писал ли, интересно, кто-нибудь из филологов об удивительной близости двух поэтических формул: "мы такие зимы знали, вжились в такие холода, что даже не было печали, но только гордость и беда" у Эренбурга и "мы в такие шагали дали, что не очень-то и дойдёшь" у "Машины времени"? Очень уж схожи эти "кредо стоического бахвальства" русского интеллигента, основанные на опыте запредельности.

Часы — убийцы времени. Отщёлкиваемое колёсиками время мертво и оживает, лишь когда часы остановились.
(Фолкнер)

Люди стремились рожать, и случилась беда, — бедняки ныне повсюду. Так произошло это и не проходит.
(Ипувер, XVII в. до н. э.)

Ничто не исчезает бесследно во Вселенной. За исключением людей.
(Росс МакДональд)

Многие, вероятно, уже видели обращение Константина Шавловского (https://t.me/so_slowly/4071), основателя "Порядка слов". Но оно настолько правильное и настолько нужное, что не грех о нём и напомнить.

...Мы очень, очень на многое не можем повлиять. А если и можем, то, как правило, посредством такого эффекта бабочки, что об этом никто, кроме кого-нибудь очень уж Всеведущего, никогда не узнает. В том числе и мы.
Мы не можем пресечь ни один из "измов", которыми болен мир. (Их перечень был бы слишком долог — и здесь неуместен.)
Мы не можем отменить ничего из сделанного.
Мы не можем остановить смерть. (Хотя мы, конечно, можем сделать её как можно несправедливее.)
Не можем удержать порчу того, что нам дорого, если есть хоть что-то, что нам дороже. А обычно — даже если нет.
Не можем, как сказал некогда Годар, преодолеть ту "пропасть, что разделяет субъективную уверенность, которую я имею относительно себя, и объективную истину, которую представляю для других".
...Ах, и этот перечень был бы слишком долог.
Что нам остаётся?
Звук виолончели у Шуберта.
Тепло замершей рядом руки.
Желтоватая морось тумана в свете фонаря.
Пламенеющий красный и бездонный синий у Джотто.
Скольжение теней по рифмам Верлена.
И ещё — ещё — шелест книжных страниц. Означающий, что мысль обрела время.

Купите книгу в "Порядке слов".

Вот, по меньшей мере, две книги, которые там купить просто необходимо. По крайней мере, тем, кто зачем-то ведь читает этот канал.

Одна — это "Опыт киноглаза" Дарины Поликарповой.
Иные хорошие книги читаешь — и завидуешь, что не ты их написал. Это зависть простая, здоровая, жгучая и частая.
Иные читаешь — и радуешься, что тебе выпало их прочесть. Это радость ещё проще и ещё здоровее. И хотя сейчас она, пожалуй, стала реже, чем лет двадцать назад, — от этого она лишь прибавила остроты.
Когда же я читал "Опыт киноглаза", то испытал довольно редкое чувство. Радость, что нашёлся человек, который её написал. И что поэтому теперь этого не придётся делать мне.
(Я не к тому, что я бы точно "смог", о нет. Но мне точно стоило бы отважиться. Как жаль, конечно, что этот повод к отваге исчез. Ну да на мою жизнь, даст Бог, хватит и иных.)
Горжусь, что — так уж выпало — с этой книги началась моя редакторская работа в "НЛО". Да и просто — горжусь причастностью.

О второй же книге — в следующем репосте. Тут мои уста немотствуют. Просто не упустите её.

Дьявол, наверняка

Новинка от Des Esseintes Press «Кинематограф Дьявола» Жана Эпштейна уже у нас!

В книгу вошли два важнейших текста в истории кино, написанные Ж. Эпштейном — режиссером и теоретиком (столь же влиятельным как и Луи Деллюк) — «Кинематограф Дьявола» (1947) и «Здравствуй, кино!» (1921).

Кинематограф — не из той ли он породы аппаратов, механизмов, что, подобно микроскопу или лупе, открывают во вселенной неизвестные широкие горизонты, о которых без этих механизмов мы бы даже не подозревали? Ощущает ли он себя способным достичь предела наших ощущений, сфер, доселе не исследованных? Не обречены ли эти новые представления стать источником некоего интеллектуального течения, столь широкого и глубокого, что оно окажется в силах изменить весь климат, в котором движется и работает мышление?

Эпштейн сразу задаёт рамки кадра, кино — гермафродит науки и искусства — порождение Дьявола. Ему претит всякий покой, оно не признает абсолютного постоянства. «Я есмь» («Тот, кто есть») — заявлял в библейском тексте Дьявол. Когда Бог прекратил творить, обрёк свое творение на небытие — оно выжило, потому что двигалось, и движется и по сей день. Оно есть, есть непрерывно. Движение является непреложным эстетическим принципом кино — оно родилось в движении на рубеже веков, оно само движение.

Беря это за отправную точку, одновременно наступая и на дуализм и на всякое отрицание дуальности, Эпштейн начинает выводить понятие киногении. Он идёт к началу, чтобы понять — как поставить свет на это причудливое искусство, что оттенить, а где дать блик.

Старый спор древних и новых перестает быть нерешенным. Новый человек с улицы, новый средний француз определенно высказался за подвижность против формы, за становление против постоянства. И, разумеется, кинематограф не остаётся в стороне. Если это творение Дьявола, что ж: кинематограф — дело дьявольское, и даже если объявить ему священную войну, окажется поздно: она будет проиграна заранее.

Горячо рекомендуем взять сразу же и «Фотогению» Деллюка (если ещё не...) — кинематографисты чтят их дуэт больше, чем дуэт Бога и Дьявола.

Процесс (ха, смотрите, тоже длительность) над кинематографом

— уже на Фонтанке, 15
и wordorder.ru

Я знаю, что на море, в океане жизни нас ожидают бурные крушения, погибшие матросы и ещё не открытые острова. Но мы опять засядем за книги, и желания наши найдут себе более твёрдую почву. Вот почему, мне кажется, мы веселее прочих смертных.
(Андре Жид)

Моя дорогая ученица, коллега и сотрудница, Алина Рослякова, тоже оскоромилась и завела собственный Телеграм-канал. Который я — не только с чистым, но и с горячим сердцем — рекомендую: t.me/PrettyLittleHorses.

Для тех, кто её ещё не читал и у неё не учился: не стоит слишком узко и плохо понимать тут слово "ученица". Она забирается подчас в такие дебри и прикасается к такому материалу, о котором мне и как человеку подумать-то было бы боязно, не только как киноведу. То она восторженную оду Руджеро Деодато поёт, то в индонезийский хоррор ныряет, то с какой-то мангой вожжается. Поначалу я над этим, бывало, подшучивал, подчас даже, каюсь, тревожился, — а теперь вот перестал.
Хотя три недели назад она на этой территории поставила безусловный рекорд: написала рецензию на бразильский сериал "Клон": https://blog.okko.tv/articles/eto-ne-porcha-eto-kokain-klon-epichnoe-brazilskoe-guilty-pleasure-pro-lyubov-s-abstinentnym-sindromom.
Надеюсь, конечно, что этот рекорд она уже не побьёт.
Но не то чтобы это очень надёжная надежда.