Семь лет назад не стало Валерии Ильиничны Новодворской.
Это был 2014 год - год, когда наружу радостно поперло то темное, что копилось многие годы...
Публикую здесь мой старый текст, написанный в те дни - на память и для сверки ощущений.
САВАННА
Предсказуемый ад в комментариях по поводу смерти Новодворской, я думаю, понравился бы Лере. Ненависть врагов бодрила ее, и она много десятилетий дразнила этот зоопарк своим безупречным человеческим прямостоянием. Надпись на дверях клуба санкюлотов - «Что ты сделал для того, чтобы быть расстрелянным в случае прихода неприятеля?» - была ее ежедневным девизом. Счет желавших ей смерти шел на шестизначные числа.
Ну что же, их можно поздравить.
Нас – нет. В погружении страны пройдена очередная отсечка, ибо раньше такие тексты были привилегией газеты «Пульс Тушина», а такие шутки - нехитрым счастьем отдела юмора газеты «Завтра».
Сегодня этот срам плодят, в том числе, журналисты «Комсомольской правды» и сотрудники государственного информационного агентства. И не будем валять дурака разговорами о том, что они выражают свое личное мнение, - они же не выброшены тут же, с позором, вон из своих редакций, не правда ли?
О, нет.
Они в тренде - и они не маргиналы, в отличие от покойной.
Прочитавшие с гулькин нос книг (и не тех) - громко, на всю страну, празднуют смерть одного из образованнейших людей России. Бактерии шумно отмечают победу над космосом. Шпана, понимающая патриотизм как пропуск в закрома Родины, куражится над безвременным уходом женщины, которая заплатила за свою неразделенную любовь к Отечеству так, как не платил на нашей памяти почти никто.
Особую радость улюлюкающим доставляет отделение гнойной хириргии, в котором умерла Новодворская… Как не пошутить про это!
Можно обсуждать идеологию - зоологию обсуждать не приходится.
Когда пляски над телом врага становятся общественной нормой, а хохот гиены - доминирующей эстетикой, это означает, что человеческая жизнь в саванне подходит к концу. Соболезнование альфа-самца - прямого наследника тех, кто пытал Новодворскую, - только добавляет шарма в этот пейзаж.
Не исключено, что его, конченого циника, самого сметет когда-нибудь эта зоология, которую он так много лет культивировал для борьбы с нами. Даже почти наверняка и сметет (на прошлом историческом витке шариковы в конце концов съели швондера), - да только борменталям от этого не легче.
Хохот и улюлюканье несутся над телом Новодворской по просторам свободного фейсбука. Это Валерия Ильинична Новодворская в последний раз послужила России.
Своей смертью она еще раз предупредила нас о смертельной опасности, нависшей над нами.

Несколько дней назад, - на ступенях Цирка на Цветном бульваре, - племя младое, незнакомое...
- Пойду поссу! – громко сообщил он ей, бросил бычок на мостовую и побрел в "Шоколадницу". Она, на тех же децибелах, одобрила этот план:
- Давай-давай!
И подойдя к столику на террасе, загребла с него горсть пакетиков с сахаром.
Идеальная пара.
Боюсь, мы еще увидим их могучий поздний возраст...

Из записной книжки, свежее:
Раба легко опознать по гордости за хозяина.

Вокруг интеграла молча собирались среднеарифметические.

Очередной - "украинский" - исторический экскурс в исполнении Путина по-своему очень информативен. Но не в исторической, разумеется, а в психологической части – для понимания сумрачного внутреннего мира этого персонажа.
И именно в том контексте, о котором я упомянул в последнем «Особом мнении»…
Путин занят собой. Он не хочет помнить себя фигурантом доклада Марины Салье, связным Тамбовской ОПГ и мэра Собчака, шестеркой Березовского и Барсукова-Кумарина, «крышей» и заложником Рамзана Кадырова, ворьем, заказчиком убийств, военным преступником…
Он хочет видеть в зеркале геополитика, мыслителя, русского императора, собирателя славянских земель, борца с западной ересью, скрепу и опору народную…
Это же совсем другое дело!
Тогда – все позволено и оправдано: захват власти, войны, убийства...
Не для себя же!
Историческое предназначение же, не кот нассал.
Волею Господа, ясно вам?
Вот он пишет и пишет херню эту многозначительную, рассыпающуюся при первом прикосновении фактов и логики.
А вы всё историков зовете.
А надо – психиатра.

Никогда такого не было, и вот опять: наношу ущерб деловой репутации убийц!
Все никак не нанесу, но размеры исков растут...

МЕНЮ ОТ КРЕМЛЕВСКОГО ПОВАРА
«Убийцы, как правило, остаются безнаказанными».
В. В. Путин
"Кремлевский повар" Евгений Пригожин подал на меня в суд: ему не понравилось, что я назвал его уголовником и убийцей, - и я его очень хорошо понимаю. Кому ж понравится, когда его называют уголовником и убийцей?
Но войдите и в наше положение, Евгений Викторович, дорогой. Что же нам делать, как же нам называть Вас, если Вы именно уголовник и убийца? Ну хорошо, хорошо: заказчик убийств (это же как минимум, согласитесь.) Как нам всем выйти из этого затруднительного положения?
Вариант первый: вы перестаете быть здешней элитой. Забываете дорогу в казну, перестаете содержать «фабрику троллей», кормить упырей-наемников, организовывать расправы... Вы скрываетесь с наших глаз, чтобы мы забыли о Вашем существовании. И тогда до самого ареста Вас никто не назовет вообще никак.
Вариант второй: нам всем, всему российскому народу, надо заткнуться и лечь ничком от страха перед Вами, советским уголовником и всесильным путинским дружбаном. Именно этот путь Вы, по всей видимости, и имеете в виду своими постоянными исками к журналистам и средствам массовой информации. Своими угрозами - отчасти уже, увы, реализованными…
Но это очень плохой вариант, поверьте. Он даже не рассматривается. Мы себя не на помойке нашли.
Поэтому – по всей видимости, некоторое время все будет обстоять так, как обстоит сейчас. То есть, каждый из нас будет делать то, к чему приспособлен матерью-природой: Вы – безнаказанно шустрить в особо крупных размерах по многочисленным статьям УК РФ, а мы – рассказывать об этом и называть вещи своими именами.
Приближая время, когда правда о Вас и Ваших подельниках начнет принимать очертания судебных решений, - и надеясь дожить до этого времени

Ко дню взятия Бастилии - старый текстик из книги "Координаты в пространстве".
Vive la France, так сказать. Очень, признаться, соскучился...
ИХ НРАВЫ
В Люксембургском саду, у центрального фонтана, снимали кино. Французский понимать было необязательно: камера, мотор, начали!
Рыжая маленькая мадемуазель и длинный обаятельный парень играли сцену любовного свидания.
Играли, на мой вкус, на троечку. В Париже-то было с чем сравнить...
Самая красивая здешняя пара полулежала на травке Пляс де Вош (той самой, которая «по-прежнему квадратна») — нежные, молодые и красивые, как с иллюстрации... И подошла к ним с просьбой дать покурить противная бомжиха. Мне со скамейки было слышно, что пахнет она не шанелью.
Ну, думаю, сейчас погонят пинками.
Нет — приподнялись, поделились спичками, отсыпали горсть табака. Страшно сказать: сограждане... Фратерните, однако!
Не всегда, конечно, фратентите. Один месье, выскочив из-за угла, заехал мне локтем под дых и сам же еще крикнул что-то: мол, не стой на дороге. Пользуясь тем, что нахожусь в Париже, я крикнул в спину месье несколько родных нефильтрованных слов. Полегчало, конечно: русский язык лечит.
Однако ж, возвращаясь к теме фратерните, то бишь братства, — этот дух в Париже жив!
...У кафе «Мистраль» стоял старый клошар с лицом репинского бурлака. Очень серьезный был у дедушки взгляд, с большой социальной претензией! Стоял, сурово смотрел на официанта, годящегося ему во внуки, и что-то бурчал. Официант в наглое рыло не давал, а раз за разом вежливо просил отойти от входа.
Через пару минут навстречу дедушке-клошару поднялась сидевшая в кафе мадам и выдала ему три сигареты — он принял их без благодарности, как должное.
Потом исчез с глаз.
Когда спустя пять минут я покидал кафе, оказалось — дедушка-клошар лежит тут же, за углом, и кочумает чуть ли не головой на проезжей части. Вокруг уже собиралась толпа, и какой-то мужчина вполне зажиточного вида выговаривал полицейскому, что тот не слишком нежно обращался с упавшим. Уж не знаю, что там на самом деле произошло, но бросалось в глаза: рядовой парижанин не боялся полицейского, а ровно наоборот: немолодой ажан (с положительным лицом рабочего-путиловца из советского кино) — не то чтобы оправдывался, но объяснялся с обступившими его недовольными парижанами...
И было понятно, что если у кого-то в этой ситуации могли случиться неприятности, то именно и только у полицейского.
Прошу, что называется, экстраполировать эту сцену на нашего мента — и наших прохожих, которые, забыв про свои дела, остановятся и начнут выговаривать менту за плохое обращение с отечественным бомжом...
Представили? Вот и я про то же.
Продолжая экстраполяцию. Так получилось, что я прилетел в Париж под главный французский праздник. А празднуют они, как вы заметили, не какую-нибудь из побед Наполеона (в честь которых можно было уставить красными числами весь календарь), а годовщину разрушения своей собственной тюрьмы.
Либерте, однако!
Надеюсь, наши внуки будут эдаким образом праздновать день сноса Лубянки... И — мне бы очень хотелось, чтобы праздновали они его похожим образом.
Говоря прямо: по результатам народных гуляний в Париже не было засрано. Не увидел я битых бутылок, брошенных банок, пьяной блевотины, заплеванных тротуаров, зассанных стен. Желающие сравнить — велкам в Пушкинский сквер, а совсем смелых прошу проследовать вечером на Чистопрудный бульвар...
И еще — посреди этого чистого города и по преимуществу приветливых людей (без признаков вырождения на лицах) я ни разу не слышал криков о великой Франции и призывов «Франция, вперед!».
И признаюсь: три этих отсутствия — засранности на улицах, вырождения на лицах и криков о собственном величии — кажутся мне накрепко связанными одной причинно-следственной связью.
Великая страна не нуждается в горлопанах. То есть они, разумеется, есть и тут, но явно не составляют критической массы.
Франция — великая, как говорится, по факту, и давно про себя это знает.

Париж живет без особенной неврастении по поводу своего места в истории. Чего зря пылить, с такой плотностью контекста? Тут жил Дидро, тут похоронен Декарт, отсюда бежал Кальвин, здесь казнил Робеспьер, здесь казнили Робеспьера, тут писал Хемингуэй, за соседним столиком ужинал Пикассо, а площадь назвали, однако ж, именем Сартра... Что поделать, свой. Но и среди своих конкуренция нешуточная!
Впрочем, величие нации достигается различными способами.
Пять минут пешочком от Латинского квартала — и вот тебе уже фонтан с мраморными львами (вечный имперский антураж), а рядом на стене — доска в память о погибших в имперских войнах Франции в двадцатом веке — в Северной Африке и, еще раньше, в Индокитае...
В том числе, поименно — погибших граждан шестого аррондисмана Парижа!
Всё это располагается на улице, что интересно, Бонапарта...
Слышат ли этот парадокс сами парижане? Полагаю, те, кто вешали здесь эти мемориальные доски, — слышали прекрасно. И в самой поименности перечисления погибших (за величие Франции, по версии Бонапарта) мне видится твердо усвоенный урок по предмету «история».
Все мы, каждый из нас, — либо безымянная грязь под имперским сапогом, либо поименные жители всевозможных округов Земли... Шестого ли парижского, Петроградской ли стороны, какого-нибудь Гринвич-Виллиджа...
Безымянных легко пустить в распыл под крики о величии Родины — имена хотя бы заставляют оставшихся задуматься...
И если бы мы однажды посчитали своих павших не с точностью плюс-минус семь «военных» миллионов или плюс-минус двадцать «гулаговских», если бы наши города и веси были завешаны вот такими поименными табличками, — глядишь, меньше бы тянуло орать «Россия, вперед», больше бы думали головой...
Впрочем, вернемся в Париж. Композиция — строгая дама: сказали «а», скажем и «б». Стало быть, либерте, фратерните... А как насчет «эгалите»? Где тут у вас равенство, месье и медам?
Да нигде.
Ни в Париже, ни в других частях света — нет его.
Время, кажется, отшелушило от старого лозунга эту демагогическую шелуху. «Свобода и братство — равенства не будет», — как написал когда-то непрочитанный толком русский поэт Александр Володин.
Равенства не будет, и в двух шагах от дорогого парижского кафе, немым укором цивилизации, стоит суровый маловменяемый клошар с лицом репинского бурлака. И всё, что можно тут сделать, — дать ему несколько сигарет и проследить, чтобы полицейский обращался с ним как с человеком...

Сергей Пархоменко - о выдвижении Елены Русаковой. Москвичи с Юго-Запада, не пропустите редкой возможности проголосовать за приличного человека!

Пропущу две недели эфиров на "Эхе Москвы": лечу на Колыму, по шаламовским и прочим лагерным местам, "Клубом Путешествий" Михаила Кожухова. В четверг, 29 июля (ЕБЖ) - появлюсь, как всегда, на "Эхе".
Нихт волноваться.

Двенадцать лет назад кадыровские силовики похитили среди бела дня и убили правозащитницу Наталью Эстемирову. Она была личным врагом Кадырова. Убийцы не найдены, потому что никто их, разумеется, и не искал.

- Наш самолет произвел посадку в городе трудовой славы Магадан.
И не поспоришь.

Магадан и бухта Ногаева

В Москве я теперь выступаю редко - и, по большей части, во всех смыслах, не на центровых площадках. ))
Но кто ж вам мешает приехать разок на Амурскую улицу?
Буду читать разные тексты - лучшее старое и новое тоже...
Жду!

https://www.facebook.com/events/343315880829516/?ref=newsfeed&__cft__[0]=AZVRmjOya1IAkzJK-mNbLOwzgDsFCWAxS4D9fUFVfchJRJpyuvaVtvCDZExGEmqWIW9DYlFpZCjmYpPpgjtjPlc9ZbGOHzaFtyoFw0HjVSoSYg&__tn__=H-R