Пожалуйста, всегда напоминайте мне, что когда передо мной стоит выбор: самолёт или поезд, — и когда самолётом лететь час, а поездом ехать семь, — всегда напоминайте мне, чтобы я, поц, выбирал самолёт! Ехать на дальние расстояния поездом, когда это же расстояние можно покрыть самолётом, потратив в восемь раз меньше времени, — идиотизм высшей степени! И я, идиот, выбрал поезд! В итоге вместо семи часов я трясся на клинически неторопливом поезде за 240 евро восемь с половиной часов и, затемно приехав в Вену, потерял роскошный день в столице шоколада и оперного пения.

Я как минимум за это время мог бы съесть расплющенный телячий шницель с отварной картошечкой. Мог бы позволить себе кусочек легендарного шоколада. Мог бы потратить пару часов на «Дас» — легендарный качалковый клубец, взрастивший Шварца, — но я, шлимазл, выбрал поезд и, с выражением лица как у дедушки из мультика «Вверх», плёлся в Вену, коря себя за потерянный день.

Учитывая, что в моих планах был юг Европы, и Вена совершенно спонтанно появилась у меня на пути, тёплой одежды у меня не было. Я купил на вокзале в Венеции кофту с принтом авокадо на груди и в ней гордо заехал в имперскую Вену. Мне было тепло и комфортно. Выйдя из поезда и пройдя через пугающе эффективный и чистый вокзал, я побрёл на вокзальную площадь, тут же от усталости — или просто поленившись — совершил ошибку. До отеля был километр, и я подумал, что лучше взять такси, тем более я был с большим чемоданом. Был вечер, был район вокзала, я боялся, что меня изнасилуют и отберут кошелёк.

Пятачок таксистов на вокзальной площади держала турецкая мафия. Все таксисты были либо лысые, либо с зализанными назад волосами. Они громко орали друг другу что-то по-турецки, матерились и неуклюже распределяли приехавших. Я сел в такси к татуированному лысому громиле, уже засомневавшись в своей затее. Мы тронулись. На ходу он спросил адрес. Я молча показал экран телефона, и когда он увидел, куда ехать, он сказал мне что-то по-немецки, потом спросил, понимаю ли я по-английски. Я совершенно не хотел с ним вступать в диалог, сказал, что по-английски не говорю. Потом он задал тот же вопрос на турецком языке, и в конце концов спросил меня по-русски: «Русский понимаешь?» Я, обомлев, смотрел на этого татуированного полиглота и не понимал, что происходит. — «Понимаю», — промямлил я. Он на ломаном русском довольно резко сказал: «Сюда можно пешком! Зачем ты сел в такси?»

Я даже немного обиделся от этого неизящного вопроса и мягко объяснил на молдавском, что ебать это его не должно (естественно, применив более мягкую форму повествования). Затем сказал по-русски: «У меня большой чемодан, я не хочу с ним идти пешком». Он говорит: «Я два часа стоял, ждал клиента. Думал, что заработаю, а в итоге по счётчику будет 5 евро. Мне детей кормить надо!» Со мной такое было впервые. Я не знал, что ответить, на секунду почувствовав себя виноватым. Каким-то циничным упырём, почти плантатором, измывающимся над бедным водителем. За десять минут дороги он трижды проклял меня на немецком, рассказал про свою плохую жизнь на турецком и, довезя до отеля, попрощался на русском.

Я вытащил из кошелька 20 евро и молча протянул ему. «Сдачи не надо». В этот момент мне показалось, что таксист хотел меня поцеловать, но я крепко пожал ему руку, пожелал удачи. Он долго смотрел мне вслед, долго благодарил, а затем, взвизгнув резиной, уехал. Так началась моя Вена — совершенно потрясающей красоты город, о котором я предлагаю поговорить в следующей главе.