Вновь о ни для кого неподъемном камне

Хотелось бы еще раз коснуться парадокса о всемогуществе. Вопрос формулировался как: может ли Бог создать камень, который он не сможет поднять?

В предыдущем размышлении было предложено разрешение этого парадокса путем лингвистического анализа в рамках моделирования физических представлений о материи, пространстве и времени.

Но, что если подойти к этому парадоксу с другой стороны, и на его примере раскрыть некоторые идеи о возможном устройстве мира.

Представим себе объект, камень. У нас нет никакой информации о нем. Все, что нам непосредственно известно: его форма, его цвет. Мы можем поднять его или положить на измерительный прибор. Все что мы в таком случае получим - некоторую оценку силы (энергии), с которой камень воздействует на этот прибор. Сошлемся на размышления об индукции Юма, из которых следует что никакое конечное число измерений никаких физических характеристик, связанных с движением объекта не может нам ответь на вопрос, как он будет себя вести в будущем.

Можем ли мы в таком случае говорить о "способности поднять". Сама идея о "способности поднять" включает в себя мысль о "способности оказать воздействие равное _постоянной_ силе воздействия объекта на нашу руку или некое приспособление, которым мы приподнимаем объект". Если сила с которой объект противостоит нашей попытке его поднять - не постоянная, то сама концепция "способности" растворяется, перестает быть актуальной. Допустим, мы сконструировали прибор, который поднимает 10 кг. Если наш камень во втором измерении будет весить 20 кг, наш прибор, обладающий "способность поднимать 10 кг" уже не поднимет этот камень, говорить в таком случае о "способности поднять камень" бессмысленно, потому что у камня может быть разный вес в разных измерениях.

В этом смысле сама постановка парадокса лишена всякого содержания, ей не соответствует никакая логически представимая реальность. Концепция "веса" предмета не наполнена никаким логически связным понятием. Потому что объекты не обладают никакими характеристиками, кроме как теми, что доступны непосредственному созерцанию этих объектов, любые иные характеристики получаются путем проведения испытаний, а результат этих испытаний не предсказуем, в силу не релевантности предсказаний основанных на предыдущем опыте.

Есть и другое возражение. Мы здесь говорим о некой ситуации, которая существует только в нашем представлении. Нас интересует, возможно ли логически связано представить Бога, который создает предмет, который он же не может поднять. Может ли наше представление быть связным и не противоречивым. Очевидно, не может, потому что в самых базовых условиях ситуации, которую нам нужно представить, содержится противоречие.

Бог обладает всемогуществом, но он либо не может создать предмет, либо не может поднять предмет, следовательно Бог не обладает всемогуществом, что противоречит одному из условий представления. Из этого часто делают ложный вывод, что Бога не существует, т.к. ода из его ключевых характеристик - всемогущество, непротиворечива. Вывод, как легко показать, неточный. Единственный вывод, который можно сделать из этого представление только тот, что наша конструкция противоречива. Мы можем сделать только тот вывод, что представлять всемогущество нельзя так, чтобы оно было саморефлексивно. Похожий парадокс есть в наивной теории множеств, которая так же противоречива и чьей противоречие устраняется запретом на введение понятия "множество всех множеств".

Таким образом, мы поняли, что неверно мыслим о всемогуществе. Всемогущество как свойство не может мыслится путем рассмотрения утверждений, которые бы ссылались на субъекта, обладающий этим свойством. Это не значит, что любое такое утверждение априори противоречиво, но в рамках такой концепции можно придти к противоречивому утверждению. Нам нужен другой понятийный аппарат, другая теория, чтобы говорить о всемогуществе. Важно подчеркнуть, что мы тем самым не ограничиваем само всемогущество, мы ограничиваем только те утверждения, которые об этом свойстве можно сформулировать.

Наконец, хотелось бы отметить, что все вышесказанное относится к нашему представлению о всемогуществе, нашей способности представлять и моделировать утверждения, содержащие это свойство.

Можем наметить путь к пониманию всемогущества через опыт. Реальность, данная нам в ощущениях никак не зависит от утверждений, которые мы о ней формулируем. Всемогущество - такое свойство, понятие, что мы не можем ощутить его на опыте, оно сугубо умозрительно. Мы можем только ощутить его отрицание, в тех случаях, когда нам не удается совершить определенное действие. Отрицание этого отрицания могло бы помочь приблизиться к пониманию всемогущества.

Для непротиворечивого определения всемогущества необходимо отталкиваться от опыта. Всемогущество как его можно помыслить, есть набор всех эмпирически совершенных действий. Мы не можем ссылаться на любое умозрительное описание действия в общем виде, чтобы не придти к противоречию, мы можем ссылаться только на те действия, которые мы фиксируем в своем опыте (коллективном опыте). Всемогущество, разумеется, как оно интуитивно нам представимо, не ограничивается такими действиями, хотя бы потому, что их число ограничено, а это противоречит интуиции о всемогуществе, которое содержит неограниченный набор действий.

Мы можем расширить этот набор дополнив его любыми логически представимыми действиями, то есть любыми действиями, описание которых не содержит противоречия. Самое важное, что эти действия не должны содержать ссылки на субъекта. То есть, действия "создать объект, который ты не можешь поднять" не являются действиями в в строгом смысле, так как в своем описании содержат ссылку на субъекта, а субъект может обладать разными свойствами, причем субъект может обладать разными свойствами в разные моменты жизни. Нам подойдут действия со следующими описаниями: "создать камень весом 20 кг", "поднять камень весом 20 кг", и так далее и тому подобное.

Итого, мы пришли к более точному определению всемогущества как возможности совершить любое логически представимое действие. Описание такого действия должно быть связным, непротиворечивым и не содержать упоминания субъекта, который его совершает.

Рассмотрим проблему некоторых несуществующих объектов

Нас интересуют несуществующие объекты, которые описываются в литературе. Например, персонажи древнегреческой мифологии, герои произведений Толкина и Дж. К. Роулинг.

Можем ли мы сказать, что они существуют? С одной стороны, не можем. В действительности, мы не видели никогда этих персонажей и не читали в заслуживающих доверия исторических трудах об их существовании.

С другой стороны, если эти персонажи не существуют, почему возможны легитимные утверждения, включающие в себя имена этих персонажей прямо или косвенно, например "Геракл - сын Зевса" или "в произведениях Толкина помимо людей существуют другие разумные существа". Если указанные нами персонажи не существуют, почему нам представляется возможным утверждать, что данные утверждения - истинны. Более того, у нас есть критерии для понимания истинно ли подобное утверждение или ложно, у нас есть явное представление об этих персонажах, их жизни, их образе действий, их характере. Представляется, что несуществующие объекты, не могут обладать свойствами, содержанием, отношениями к другим объектам, о них нельзя ничего утверждать.

Существует также следующее формальное рассуждение, показывающее суть идеи, стоящей за изложенными выше соображениями:

1. Зевс не существует.
2. Если Зевс не существует, то (1) - истинное утверждение.
3. Если утверждение "Зевс не существует" - истинное, то существует утверждение "Зевс не существует".
4. Если утверждение "Зевс не существует" существует, то и "Зевс" существует.
5. Следовательно, Зевс существует.

Мы, видимо, остаемся перед выбором, либо отказаться от стандартной логики, в рамках которой мы рассуждаем об объектах, либо согласится, что персонажи в широком смысле художественной литературы существуют. Такой линии мысли придерживаются некоторые философы.

Попробую провести свое рассуждение, которое прояснит как можно обращаться с рассматриваемыми сущностями. Рассмотрим основания для рассуждений о несуществующем: для того, чтобы рассуждать о придуманных персонажах нам необходимо внести ясность, на какие тексты или утверждения мы опираемся. Иначе, если мы будем исходить от всего известного человечеству корпуса текстов, как само собой разумеющегося, мы неизбежно придем к необходимости рассматривать противоречия. Так, помимо ошибок, которые допускают сами писатели в своих же работах существуют различные "ремейки" их работ, а также существуют различные версии изложения известных мифов (напр. Овидий vs Гомер), существуют отсылки к придуманным персонажам в других, поздних текстах. И если мы будем исходить из всех текстов целиком, мы придем к двум одинаково легитимным утверждениям в духе "король Вальда (персонаж Толкина - прим.) умер в 2851 году Третьей эпохи" и "король Вальда умер в 2861 году Третьей эпохи", в этом случае стоит отдельно отметить, что данные даты встречаются не в фанатских рассказах на основе произведений Толкина, а в его оригинальных работах.

Таким образом, для того, чтобы ввести рассматриваемых персонажей и утверждения о них в рамках некоторого сконструированного нами нового формального или неформального языка (подробней о нем в примечании), нам необходимо выбрать конкретный текст(ы), на которые мы опираемся и устранить все противоречия. Либо путем отбрасывания некоторых предложений, либо путем введения более расплывчатых утверждений в духе "король Вальда умер в середине XXIX века третьей эпохи", если речь идет о противоречии в оригинальном тексте из предыдущего абзаца.

Далее, когда мы определились с базовым текстом(ами) и свели их к множеству непротиворечивых утверждений (помимо утверждений текста необходимо дополнить общей логикой, понятиями, чтобы у нас получился связный замкнутый на себе язык), необходимо найти способ избежания указанных парадоксов о существовании несуществующего. На наш взгляд, парадоксов мы в ходе прояснения, сами того не заметив, уже избежали. Так, мы ввели некоторых персонажей путем постулирования утверждений вроде:
"Геракл - мужчина"
"Геракл - обладает большой физической силой"
...

Мы создали новый язык (модель) введя некоторых персонажей, как своего рода аксиомы. Да, можно сказать, что в рамках данного языка Геракл существует. Мы даже знаем о нем множество информации в виде утверждений, из них путем логических заключений можем вывести новые утверждения. Однако без указанного конструирования языка мы не можем никак говорить о таких персонажах, эти утверждения просто не имеют никакого смысла.

Представляется, что существовать - как элемент некоторого искусственного (формального или неформального) языка или языкового мира - не то же самое, что существовать в действительности. Так, существовать в действительности - значит иметь эмпирически проверяемые, либо зафиксированные в заслуживающих доверия исторических источниках (косвенно проверяемые) свидетельства о своем существовании. Ничего подобного, например, о Геракле мы сказать не можем. Мы даже не можем задать вопрос, существует ли он в действительности, потому что "Геракл" - элемент сконструированного языка, а утверждения о "существовании в действительности" осмысленны рамках другого, более общего языка.

Геракл, в данном случае, существует как элемент созданного нами языка. Само слово "Геракл" не имеет под собой никакого смысла, его можно заменить любым другим символом и в данном языке при справедливости всех тех же сформулированных о нем утверждений, ничего не изменится. Ошибка, которую на наш взгляд, часто допускают это рассмотрение утверждений "Геракл существует" в обыденном языке (который противоречив а посему не может быть объектом логического исследования) без всякого формального введения такой сущности как "Геракл". В таком случае слово "Геракл" можно просто интерпретировать как некое абстрактное значение переменной "X" в утверждении "X существует", но никак не применять выводы о существовании некоторой переменной к существованию мифологического персонажа, который в данном случае не был никак описан и в данном случае туманные, явно не сформулированные ссылки на "все знают" и "это общепринятая история, всем знакомый миф" не представляются допустимыми в строгом философском рассуждении.

Таким образом, если мы захотим сослаться на Геракла, нам необходимо сослаться на построенный замкнутый на себе язык, в котором Геракл существует, и в общем виде утверждение будет выглядеть так: "В языке G_1 утверждение "Геракл существует" истинно". И в этом смысле несуществующие объекты существуют. Но только в этом смысле. В обыденном же языке, в котором тоже есть такая сущность как "Геракл" исследовать эту сущность бесполезно, потому что даже если мы начнем ее рассматривать, мы рассмотрим также множество противоречий, которые существуют как относительной этой сущности, так и относительно многих других сущностей, не обязательно выдуманных. Мы конечно можем сказать, что "В обыденном языке утверждение "Геракл существует" истинно", но так как обыденный язык противоречив, в нем может существовать все что угодно. Как мы уже показали, если мы говорим о действительности, или о непротиворечивых языках, в нем такие утверждения не имеют никакого смысла.

В качестве заключения, приведем такой пример. Интуитивно кажется, можно утверждать, что "2+2=4". На самом деле, это проблематично. Что такое "2", что такое "4", что это за символы? Возможно, речь идет о троичной системе исчисления, тогда указанное утверждение неверно. Корректнее было бы сказать так: "ЕСЛИ "Аксиоматика натуральных чисел", ТО "2+2=4"". Иными словами, любое утверждение нуждается в перечислении (явном или подразумеваемом, если невозможны разночтения, а в случае с вымышленными персонажами они возможны) аксиом и терминов, из которых оно следует, само по себе никакое утверждение строго говоря невозможно считать истинным.

(примечание после иллюстрации)

Примечание. Важно отметить, что под конструированием языка мы имеем в виду именно введение утверждений описывающих выдуманный мир, все остальные правила языка совпадают с нашим обыденным или формальным языком, пригодным для целей описания рассматриваемого мира. Этот язык есть некоторое подмножество нашего формального или обыденного языка, из которого мы убрали все лишние сущности и понятия, оставив только те, что применимы к рассматриваемому искусственному миру.

М. А. Гринзайд.

Это рассуждение опирается на книгу Metaphysics: The Basics: The Basics, Michael C. Rea, 2 edition.

О тщетности некоторых рассуждений о возможных мирах

В философской около-философской литературе можно столкнуться с понятием "возможный мир". Идея понятия простая - представим себе, если в некоторой временной точке A наш мир развивался бы другим образом, это был бы возможный мир. Или, в другой формулировке, представим себе мир, похожий на наш во многих аспектах, но в определенных аспектах от него отличающийся (например, вместо F=ma действует другой физический закон). Принципы определения возможных миров могут быть разными.

Данная конструкция оказалась плодотворной для философии и с помощью нее появился способ рассуждать о модальностях в логике. Нечто необходимо, если оно присутствует (выполняется) во всех возможных мирах. Нечто возможно, если существует возможный мир, в котором оно присутствует (выполняется). Это упрощение, но для наших целей оно подойдет. Далее будет небольшая теоретическая часть, если вам интересен наш аргумент, вы можете ее пропустить и перейти к абзацу, который начинается со слов «Проблема в разговорах»

Существует также множество концепций и способов с помощью которых можно говорить о возможных мирах. Возможные миры – это некоторое множество и они возможны относительного вполне конкретного, чаще всего, нашего, мира. О пространстве возможных миров можно рассуждать с помощью отношения "быть в одной комнате". Так, любой возможный с нашей точки зрения мир можно представить как нечто, находящееся в одной комнате. Наш мир там находится, значит это утверждение рефлексивно. Если наш мир находится в одной комнате с другим миром, то и другой мир находится в одной комнате с нашим (симметричность). Если наш мир X находится в одной комнате с миром X', а мир X' находится в одной комнате с миром X'', то и наш мир находится в одной комнате с миром X''. Так, если с точки зрения нашего мира как одного из возможных - другие миры есть миры "которые возможны с нашей точки зрения", то и наш мир с точки зрения других миров есть мир "который возможен с их точки зрения". Также, если с нашей точки зрения "утверждение p верно во всех возможных мирах", то и с точки зрения любого возможного мира это утверждение также верно.

Есть и другой взгляд на пространство возможных миров как на пространство, определяемое отношением "иметь общего знакомого". Это отношение симметрично, рефлексивно, но не транзитивно. Если у нас (нашего мира) есть общий знакомый с X', а у X' есть общий знакомый с X'', из этого не следует что у нас есть общий знакомый с X''. Так, упрощая, любой возможный с нашей точки зрения мир мы представляем как мир, с которым у нас есть общий знакомый.

От нашего взгляда на пространство возможных миров зависит истинность утверждения "возможно, необходимо что p => необходимо p". Так в случае первого отношения, если существует мир, в котором "необходимо что p" (иными словами, «p верно во всех возможных мирах»), следовательно во всех возможных мирах "необходимо, что p", то p - необходимо (в силу транзитивности). Не существует возможного мира, в котором оно не выполняется. А вот если рассмотреть второе отношение. Представим, что у есть мир Y, возможный с нашей точки зрения (у нас с ним есть общий знакомый), с точки зрения которого "необходимо что p". Тогда в любом мире, у которого есть с этим миром общий знакомый "необходимо, что p", включая наш мир. Но рассмотрим мир, у которого есть общий знакомый с нами, но нет общего знакомого с миром Y. Тогда в этом мире не будет (может не быть, если он существует) верным "необходимо, что p". Следовательно, можно представить такое пространство возможных миров, что, p - не необходимо. Так как может существовать возможный мир, в котором оно не выполняется.

Возможные миры также в некоторых построениях представляются как конкретные (существующие также как наш, только в другом пространстве-времени), а в некоторых как абстрактные. Для общего понимания, о чем идет речь мы рассмотрели базовые вещи о возможных мирах, но для нас важнее конкретные рассуждения о них.

Проблема в разговорах о возможных мирах состоит в том же, в чем и проблема в разговорах о несуществующих объектах - ей не хватает конкретики. Проясним эту мысль на конкретном примере. Рассмотрим возможный мир, в котором президента США Кеннеди не убили. Пример показательный, так как речь идет о президенте одной из самых влиятельных стран в то время, когда мир уже был глобализирован. Более того, другие такие прецеденты не лежат «на поверхности» мировой истории.

Казалось бы, простая конструкция. Мы можем рассуждать о ней. Скажем, если Кеннеди не убили, то он бы осуществил свои планы, которые не были осуществлены из-за его смерти. Наоборот, события, вызванные его смертью, например, отправление соболезнований, не произошли бы. На первый взгляд, мы можем делать осмысленные высказывания, какие-то построения о мире, в котором Кеннеди не умер в ходе убийства. Но так ли все просто?

Зададим простой вопрос. Почему в этом возможном мире Кеннеди не умер? Начнем с очевидного, так как этот мир отличается от нашего только фактом не-убийства Кеннеди, до этого события в этом мире все протекало так же или же очень похоже на наш мир таким образом, что все ключевые события в нашем и возможном мире, включая биографию Кеннеди и сам факт замысла убийства совпадали (было ли буквальное или примерное сходство - не критично для нашего рассуждения, поэтому если это не оговорено отдельно будем представлять, что до убийства все события в нашем и возможном мире протекали одинаково). Но каким образом, в таком случае убийца, запланировавший свое злодеяние, не совершил его? Допустим, убийца (его, к слову, звали Ли Харви Освальд) в самый последний момент поменял свое решение или он решение не поменял, но пуля по какой-то причине не достигла своей цели. Рассмотрим разные случаи, разные концепции, в которых существуют рассматриваемые возможные миры:

1.а. Случай детерминизма и одинаковых с нашим миром законов физики.

Мы исходим из детерминизма. Следовательно, убийство могло не произойти только если прошлое (до попытки убийства) в возможном мире было не таким, как в нашем. Если прошлое было не одинаковым, а таким, что Кеннеди не умер, мы встанем перед сложной проблемой. Можем ли мы назвать конкретные события прошлого, изменив которые убийства Кеннеди не произойдет, но при этом произойдет формирование Великобритании, отделение США от Великобритании, рождение Кеннеди и в целом мир будет похож на наш. Если мы исходим из одинаковых законов физики, вряд ли мы можем назвать такие условия, потому что моделирование мира во всей его сложности нам принципиально недоступно (для этого необходимо обладать вычислительными ресурсами значительно превышающие вычислительные ресурсы планеты). Более того, если мы хотим смоделировать такой мир, нам придется менять его начальные условия, ведь изменить какое-то событие после «Большого взрыва» мы не можем, так как это событие уже каузально детерминировано прошедшими до него событиями.

Таким образом, мы встаем перед дилеммой. При невозможности назвать условия при которых мы имеем жизнь Кеннеди максимально похожую на его жизнь в нашем мире и одновременно отсутствие в его биографии факта убийства, мы в принципе не можем утверждать, что такие условия возможны и мир такой возможен. Возможно, в любом мире с одинаковыми законами, в котором рождается президент США Кеннеди, его убивают. Мы не можем содержательно разрешить этот вопрос.

1. b. Случай индетерминизма, наличия свободной воли и одинаковых законов физики

В данном случае, мы можем представить, что вся история мира развивалась также, как и в нашем мире, но убийца изменил свое решение. Но почему он его изменил? Даже если он обладал свободной волей, странно предполагать, что он изменил свое решение, если он его уже принял и множество факторов его к этому подталкивало. Впрочем, некоторая логика здесь есть. Проблема только одна – мы абсолютно ничего не знаем о том, что произошло дальше, ведь у нас по-прежнему нет средств смоделировать мир с такими же законами физики как у нас, в котором все совпадает, но убийца изменил свое решение, и все пошло по-другому.

2. Допустим, законы физики в рассматриваемом возможном мире не такие как в нашем.

2. a. Некоторые физические законы с самого начала отличались от законов нашего мира.

Мы сталкиваемся с той же проблемой, что и в случае (1a) Мы не можем гарантировать, что существует такая конфигурация законов физики, которая приводит к рождению Кеннеди, но не приводит к его убийству. У нас просто нет ресурсов, чтобы это смоделировать. Мы не можем голословно утверждать, что такой набор физических законов существует, это будет интеллектуально нечестным. Впрочем, суть данной работы состоит в том, что во множестве рассуждений авторы проводят именно такой нечестный трюк, который является обманом по своей сути.

2. b. Все физические законы совпадают с законами нашего мира, но во время выстрела они не работают или работают по-другому.

Так, например, пуля меняет траекторию. Или при встрече с телом не вызывает в нем повреждений. Или пуля просто исчезает после выстрела. Что угодно, но это нечто имеет действие только в этом случае. Словом, происходит чудо. Вот, кажется, мы нашли модель, в которой происходит то, что мы хотели, пусть она и выглядит невероятной, но все же не невозможной. Логически такое могло случится. Многое ли можем мы сказать о таком мире? Практически ничего, ведь у нас нет возможности смоделировать как будет развиваться такой мир даже если после выстрела законы физики стали работать ровно так же, как и в нашем мире. Что нам дает такая конструкция? Мы можем начать фантазировать и самим далее придумывать невероятные стечения обстоятельств и события, которые последуют позже, но данная операция больше похожа на создание сказки, чем на рассуждение о последствиях тех или иных ключевых событий с точки зрения строгих рассуждений.

2. c. Все физически законы совпадают с законами нашего мира, но во время выстрела и после него они не работают

Данный пункт аналогичен пункту (3), мы рассмотрим его вместе со сценарием, в котором изначально не было законов физики, так как это никак не повлияет на ход рассуждений.

3. Допустим, законов физики просто не существует. Мир управляется не ими, а чем-то иным. Скепсис в их отношении логически не противоречив, следовательно, мы можем рассмотреть такую возможность. Если законов физики не существует, нам легче обсуждать возможное, мы ничем не скованы. Мы можем представить любую конструкцию и не требуется доказывать, что она возможна.

В этом пункте для нас нет разделения на ситуацию, где законы физики были другими сразу или они стали другими после убийства. Если законов физики не существует, нам не важно, какими они были. Нам неважно совпадал ли этот мир с нашим полностью или нет, главное, чтобы основные вехи в его развитии были аналогичными. Далее, что нам дает представление о таком возможно мире, в котором не работают законы физики? Мы снова, как не прискорбно это признать, вынуждены прийти к парадоксу. О каком возможном мире мы говорим, если там не работают законы физики?

Мы говорим о бесконечном количестве возможных миров. О том, в котором после знакового убийства все материальные частицы просто разлетелись в разные стороны и наступил полный хаос. О том, в котором после убийства случилось то же самое, но одна частица неподвижно стояла на месте. О таком же мире, в котором все разлетелось после убийства, но замерла не одна, а две частицы И так далее… Представив мир, в котором Кеннеди не убили, но в котором не работают законы физики, мы на самом деле не представили ничего, кроме возможно, какой-то своей частной фантазии. Если мы укажем какие-то принципы, какую-то историю того, как этот мир развивался, она может быть абсолютно любой, это будет произвол, ведь мир с законами физики мы смоделировать не можем, а мир без этих законов мы можем представить как угодно, даже таким образом, что Кеннеди через секунду после того, как его не убили, умрет от сердечного приступа, а потом воскреснет. Мы не определили никаких принципов для функционирования такого мира, а если и определили их, пусть даже формально не как законы физики, а иначе, то в силу сложности конструкции (все же мир на момент убийства совпадает с нашим или максимально на него похож), у нас нет вычислительных мощностей, чтобы его моделировать, то есть и логически и практически в таком предприятии нет никакого смысла.

Мы оказываемся в тупике. Если законы физики продолжают действовать в пространстве возможных миров, то ничего сказать про них мы не можем, нет способа их смоделировать. Иначе, мы могли бы смоделировать будущее хотя бы в нашем мире. Если законы физики не работают в пространстве возможных миров, то мы ничего не можем сказать про возможные миры, так как в них может происходить все, что угодно. Возвращаясь к казавшимся в самом начале логичными выводам «Кеннеди осуществит свои планы» или «в США не будет кризиса, связанного с описываемым убийством» - такой вывод мы не сможем сделать. В возможном мире Кеннеди может передумать исполнять свои планы, он может сразу после выстрела умереть, например от сердечного приступа – что угодно может произойти, ведь без законов физики царит полный произвол. А если мы начнем этот произвол ограничивать какими-то принципами (пусть даже абстрактным «здравым смыслом», который например отметет с высокой долей вероятности сердечный приступ у человека без предпосылок к нему) мы столкнемся теми же проблемами, что и в случае с работающими законами физики – мы не можем никак моделировать такой мир в силу его сложности. Одних только людей в нем – миллиарды, никакая модель не сможет дать строгий ответ.

Таким образом, рассуждая о возможных мирах мы забываем о необходимости соблюдать интеллектуальную честность, отдавать самим себе отчет в том, что следует из наших слов. Мы не всегда просто можем сказать "представим, что он не выстрелил", "представим, что он не умер". Если мы так говорим, то мы обязаны объяснить почему и как оно произошло таким образом. К сожалению, если мы начнем такие объяснения, то как было показано выше, поймем, что идея возможных миров такого рода не дает нам никаких содержательных результатов.

На наш взгляд, о возможных мирах имеет смысл говорить, если мы точно и полно можем их описать. Например "представим мир, в котором есть два физических объекта (определенной формы и веса, заданные формулой) и законы физики совпадают с нашими". В таком случае мы можем построить модель и сделать какие-то выводы об этом мире. Не размытую словесную модель, а строгую математическую. Если мы рассматриваем миры, которые крайне похожи на наш, но в чем-то отличаются, то рассмотрение таких миров не дает нам практически ничего, если мы будем рассуждать о них строго и интеллектуально честно, вместо того чтобы предаваться фантазиям. Таким образом, мы не против самой идеи возможных миров и не отрицаем ее важность и плодотворность, но против ее вульгарного применения к нашему данному нам в ощущениях неописуемо сложному физическому, реальному миру. Словом, против ее «антропоморфного» использования.

Имеет ли смысл метафизика в современном контексте

Нужна ли современному миру наукоцентризма такая область исследований как метафизика? Хотя у этого термина нет определения, которое было бы принято большинством философов, можно утверждать в наиболее общем виде – метафизика есть построение теорий о самых основных понятиях, на которых базируются все наши более сложные построения. Какие это сущности? Например: время, пространство, причинность, материя (из чего состоит этот мир). Как следствие, метафизика занимается построением теорий о существовании сложных объектов, условиях сохранения объектов при внутренних изменениях в них с течением времени.

Подробнее - https://telegra.ph/Imeet-li-smysl-metafizika-v-sovremennom-kontekste-02-02

Почему chatGPT (а также general AI) не заменит человека и никогда не сможет понять вещи, недоступные человеку

(во всяком случае, мы никогда не сможем утверждать про него, что он понял нечто недоступное нам)

ChatGPT захватил внимание всего мира, всего за 2 месяца с ним пообщались больше 100 миллионов человек, что является рекордов среди всех приложений за всю историю наблюдений. Игнорировать этот феномен не представляется возможным. Уже сейчас становится ясно, что даже в текущем виде chatGPT радикально изменит нашу жизнь, как минимум займет место удобного инструмента для решения множества повседневных задач, а также станет помощником в решении задач любой сложности.

Подробнее - https://telegra.ph/Pochemu-chatGPT-a-takzhe-general-AI-ne-zamenit-cheloveka-i-nikogda-ne-smozhet-ponyat-veshchi-nedostupnye-cheloveku-03-18

Перенос сознания на альтернативный носитель – давняя мечта человечества, которая вошла в множество легенд и сказок в форме различных превращений, и предлагалась к реализации в полуфантастических, полунаучных проектах. Данная идея является не чисто научным проектом, потому что важное условие ее осуществление – сохранение у субъекта непрерывности внутренних переживаний, внутренней сущности. Однако сохранение «оригинального себя» невозможно установить научным образом, так как квалиа, или, внутренний опыт человека «от первого лица» не может быть часть никакого субъектно-независимого эксперимента, а возможность поставить реплицируемый независимый от субъекта эксперимент есть один из критериев научного знания. Так, гипотеза о квалиа, о «внутреннем я», не опровержимая через никакой эксперимент есть часть метафизического мира, а не мира науки, тем более не можем мы проверять утверждение о сохранении феномена, существование которого не базируется на доступных для экспериментатора свойствах.

Подробнее - https://telegra.ph/O-nevozmozhnosti-perenose-soznaniya-na-inoj-nositel-ili-o-mehanizme-teleporta-06-10

Второе рассуждение о несуществующих объектах. Несуществующие объекты как часть реального мира

Стоит отметить, что представленный в первом рассуждении ответ не охватывает весь контекст поставленной проблемы о несуществующих объектах. Говоря о несуществующих объектах все же не всегда имеются в виду вымышленные персонажи, которых можно поместить в языковую модель, и в ней наделить существованием.

Когда рассматривается проблема о "существовании" несуществующих объектах имеется в виду их реально "существование" в мире. В том реальном мире, который мы изучаем, рассматриваем, к которому применяем понятие существование. Таким образом, ответ, хотя и можно признать корректным, все же некоторым образом вывел за скобки тот способ "существования", о котором идет речь. в первоначальном вопросе.

Чтобы рассмотреть вопрос о существовании "несуществующих" объектов, нам необходимо еще раз оговориться, чтобы хоть как-то говорить о таких объектах, нам нужно их ясное, непротиворечивое и максимально подробное описание. Говорить о существовании не до конца определенных персонажей, тем более о которых существуют противоречивые описания - смысла нет.

Таким образом, рассуждая о несуществующих объектах, мы предполагаем, что у нас есть их ясное, непротиворечивое и подробное описание. Допустим, мы рассматриваем козлооленя - существо, с верхней частью тела козла и с нижней частью тела оленя.

Перед нами вполне определенное, понятное существо, которому мы дали достаточно подробное описание. Да, некоторые нюансы в таком описании не прояснены. Как устроены его внутренние органы? Каким образом он питается? Может ли такое биологическое существо в принципе существовать? Тем не менее, нам достаточно такого описания, потому что если мы встретим существо, похожее на козлооленя, имея под рукой описание козла и описания оленя мы сможем определить, можно ли его отнести к козлооленям. Здесь есть некий элемент неопределенности, который мы выше запретили, но для данного рассуждения он допустим, потому что при должной тщательности можно определить такое существо, для которого легче ответить на поставленные вопросы (например "собака с хвостом свиньи"). Выбор именно козлооленя был сделан исключительно для наглядности и из-за его укорененности в ранних размышлениях (например, Аристотеля).

Далее, рассмотрим свойства козлооленя. Мы мало чего можем сказать о его свойствах в общем виде. Является ли это проблемой? О свойствах кошки в общем виде тоже мало что можно сказать - существует огромное количество пород кошек с самыми разными свойствами, мы считаем их кошками из-за наличия определенных главных, сущностных черт, которые и определяют принадлежности существа к кошкам. Тем не менее, множество свойств мы можем назвать, исходя из свойств верхней части тела, которые совпадают со свойствами верхней части тела козла и нижней части тела, которые совпадают со свойствами нижней части тела оленя.

Далее, является ли проблематичным утверждение "козлоолень существует" или "козлоолень передвигается на четырех ногах"? На первый взгляд — да, ведь такого существа в реальности не существует и начиная строить такие утверждения, мы неизбежно приведем к парадоксу, описанному в основном рассуждении. Однако если мы подумаем хорошо о подобном объекте, и спросим себя, можем ли мы быть уверены, что такое существо мало того, что не существует сейчас, но не существовало никогда и нигде, включая всю нашу вселенные и все неизведанные нами ее уголки, в том числе далекие планеты, о которых мы ничего не знаем?

Определенно не можем, так как утверждение о несуществовании любого объекта не является фальсифицируемым. Таким образом, оно не может быть доказано. Строго говоря, мы можем говорить только о несуществовании объектов, свойства которых противоречат законам физики (действительно, мы уже приняли, чтобы о них говорить, их свойства не должны противоречить друг другу). Свойства козлооленя, по-видимому, не противоречат законам физики, биологии или химии (здесь, опять же, оговоримся, ученым виднее, но мы всегда можем подставить другой пример и он уже будет вполне допустим).

В таком случае, чем рассуждения о козлооленях менее легитимны, чем рассуждения о существовании гипотетических физических элементарных частицах. До того, как мы эмпирически зафиксировали их существование, мы не можем его утверждать. Тем не менее, мы вполне можем говорить о таких частицах, так как их существовании вытекает из наших лучших физических теорий и их свойства вполне определены, ясны, непротиворечивы и согласуются с нашими лучшими физическими теориями.

Утверждение "козлоолень существует" таким образом не является ни истинным, ни ложным, так как у нас нет инструментария, чтобы проверить это утверждение. Подобно утверждению о неразрешенной математической задаче, недоказанной теореме, не зафиксированному приборами элементу таблицы Менделеева.

Более того, стоит условность наших лучших физических теорий в том смысле, что у нас не существует единой непротиворечивой "теории всего" и наше знание о мире постоянно уточняется, пересматривается и формулируется в новых определениях, терминах и фундаментальных основаниях: одни парадигмы приходят на смену другим в ходе научных революций. В этом смысле противоречие свойств гипотетического объекта физическим теориям не отбирает у нас право рассуждать о нем, выдвигать о нем разные утверждения, соотносить его с другими объектами, исследовать логические и каузальные следствия из его свойств.

Итого, так как несуществование любого объекта не может быть научно доказано и наши лучшие физические теории не являются раз и навсегда определенным набором утверждений, мы вполне можем говорить о несуществующих объектах, как о гипотетических объектах. Гипотетические объекты - такие объекты, которые мы можем ясно описать, но у нас нет эмпирических свидетельств об их существовании. Да, нам пришлось сузить область несуществующих объектов и исключить множество "нечетких" объектов из выдуманных миров, но в тот смысле, в каком мы пониманием определенные несуществующие объекты, вполне пересекается с тем смыслом, в котором о них рассуждают в философии, ставя проблему о парадоксах суждений о таких объектах.

Приведенное рассуждение вполне дополняет лингвистический подход утверждений о несуществующих объектах как об утверждениях внутри специально сконструированного языка. Исходя из похожего соображения, о необходимости уточнения определения конкретного несуществующего объекта мы приходим к формулировке обоснования возможности построения корректных, непротиворечивых рассуждений о таких объектах.

Оригинал - https://realandclear.com/o-probleme-nesushhestvuyushhih-obektov/

Есть два известных образа, показывающих значительную ограниченность интеллектуальных возможностей человека. Первый образ – Вавилонская библиотека. В ней есть все книги, которые в принципе возможно написать. Так как человеческий текст поддается текстовой записи, а текст по своей природе максимально удобен для формализации, мы можем представить, что в каком-то воображаемом пространстве существуют все тексты, которые в принципе возможно написать. Допустим, максимальная длинна такого текста 10.000 страниц, иначе пространство не было бы ограниченным. Не будем вдаваться в подробности невозможности такого пространства в нашей Вселенной, сама возможность существования такого пространства показывает наглядно ограниченность возможности человеческой мысли и осмысленных текстов ее продуктов.
Дургой образ – обезьяна с печатной машинкой. Если ей дать неограниченное число времени, она напишет любой текст. Таким образом, текст предстает не неким сложным, неповторимым продуктом человеческой мысли, а результатом случайного набора клавиш, к которому можно прийти чисто случайно.
Образы яркие, но образы неполные. Здесь необходим более глубокий анализ и прояснение. Что такое слово, предложение, абзац, текст? Набор букв. Чем отличается осмысленный набор букв от хаотичного набора букв? Он отличается соответствием некому образу, объекту, мысли, понятию, и так далее. Синтаксический объект соответствует семантическому объекту. Сам по себе синтаксический объект представляет собой набор цветовых пятен (если мы говорим о книге) или электрических зарядов (если мы говорим о цифровом тексте). В нем не больше смысла, чем в расположении звезд, которое мы видим на небе.
«Слово «яблоко» имеет смысл, потому что соответствует объекту «яблоко». Это соответствие реализуется через человека, через его представление. Текст является тем, что вызывает в человеке определенную мысль или образ, или сложное переплетение мыслей и образов и именно этим он цене. Сама по себе «Вавилонская библиотека» без человека, как конечной интерпретирующей инстанции является просто грудой хлама.
Если мы просто запишем совокупность всех фактов, описывающих наш мир, мы не продвинемся никуда. Запись – это производная от осмысления. Нас интересует не синтаксический мир, который произволен, который может меняться, уточняться, эволюционировать, как наш язык, становится более точным. Нас интересует мир семантики, мир мыслей и смыслов, на которые слова и предложений только указывают. И этот мир связан с нашими представлениями, его никак нельзя искусственно расширить или случайно получить. Его можно только понять, изучая и интерпретируя тексты.
Таким образом, нас интересует не совокупность записей о фактах о мире, нас интересует сама эта совокупность фактов. Только осмысляя имеющиеся у нас факты о мире мы можем совершенствовать свой язык, свой мыслительный аппарат, чтобы он был ближе к той реальности, которую нам необходимо осмыслить. Сам текущий наш язык – это просто слепок инструмента нашего понимания и осмысления мира на данный момент. Он будет меняться, он будет расширяться. Наши лучшие теории будут заменяться другими, термины, которыми мы оперируем будут уточняться, базируясь на доступных нам теории, осмысляющих реальность. Концентрируясь на текстах, на словах и предложениях мы упускаем главный процесс – изучение окружающей нас реальности и трансформацию языка (включая термины, теории, используемые в языке) для максимально точного ее описания. Язык и запись на нем фактов, мыслей – это производная от процесса изучения и осмысления мира.

Представляется, что текущий язык и мыслительный аппарат в виде набора терминов, теорий и образов неадекватен для точного описания реальности как промежуточный, следовательно, если мы представим совокупность текстов Вавилонской библиотеки, из которых мы затем выберем все корректные тексты согласно грамматическим правилам языка, то эти тексты не смогут точно описать всю совокупность самых важных фактов о мире, потому что сам современный язык является несовершенным, относительным и промежуточным. Причем свои проблемы есть как у современного формального, так и у современного неформального языка (совершенно неважно какой язык мы рассматриваем). Отсюда также следует полная наивность в желании людей получить волшебным образом новые или максимально точные знания ИИ, оперирующего на современном языке и обученном на текстах современности и прошлого. Для действительного прогресса необходимо работать с совершенствованием языка, способов описания и понимания мира. Ожидать, что современный язык достаточен для совершенного понимания мира подобно ожиданию аккуратного разрезания хлеба от тупого и ржавого ножа. Для начала нужно разработать инструмент, адекватно работающий с семантикой окружающей нас реальности, затем уже синтаксически его расширять. Насколько реалистично в принципе разработать такой инструмент – вопрос, на который еще нет ответа и точно не предмет данного рассмотрения.