Вторая часть. Начало в предыдущем посте.
Сергей Медведев сделал очень талантливое и именно поэтому очень сильное высказывание на тему войны и мира. Оно предельно емко и выразительно сформулировало манифест партии, которая рассматривает войну Украины против российской агрессии как финальную битву добра и зла, или Армагеддон XXI века. Мир, в котором зло не уничтожено, не имеет права на существование и обернется еще большей войной в будущем – а значит, война с Россией должна быть продолжена, невзирая ни на что.
Полагаю, что в замкнутом пространстве формальной этики, где добро и зло всегда противоположны и не пересекаются и где время течет только вперед и никогда вспять, это аксиома, которой нет альтернатив. Однако в разомкнутом мире диалектической этики, где добро и зло взаимопроникают друг в друга, а время закольцовано, это теорема, требующая доказывания.
Апелляция к Гитлеру как «золотому стандарту» зла является нормой с того момента, как возник интернет. Тезис о том, что компромисс с Путиным так же невозможен, как компромисс с Гитлером в 1942 году, выглядит тем кумулятивным снарядом, который прошибает своей незамысловатой простотой любую сложную диалектику. Но есть нюансы: Гитлер, к счастью, жил в доядерную эру и не имел физической возможности уничтожить вместе с собой все человечество, поставив крест на спорах об альтернативных сценариях истории. Его суицид в апреле 1945 был фактом его частной биографии. Суицид Путина вряд ли станет его частным делом. Я верю, что есть много людей, которых устраивает только мир без Путина и ни в каком другом мире они жить не готовы. Но они не должны быть эгоистами. В том числе, хотят жить и многие украинцы.
Боюсь, что и в 1942 году вопрос о компромиссе решился бы на практике иначе, если бы Германия обладала достаточным запасом ядерных зарядов. Означало бы это окончательное и бесповоротное поражение добра и финальное торжество зла? Боюсь, что нет. Хотя бы потому, что нам никогда не известен весь замысел. Человек смертен, а как говорил Воланд, еще и неожиданно смертен. Точно так же неожиданно смертны и самые злобные и беспощадные цивилизации. То, что невозможно сегодня, становится возможным завтра, если завтра есть в плане. Конечно, если завтра отменить вместе со всем человечеством, то тогда уж точно ничего не будет. Компромисс оправдан, когда это единственный способ сохранить завтра для других. В том числе, и компромисс с Путиным. Как говаривал Черчилль, в этом случае – хоть с чертом.
Никому не известен весь замысел. Утверждение «если сейчас не победим, то зло обязательно вернется» имеет такое же право на существование, как и утверждение «если сейчас не проиграем, Бог своих узнает». Одному неудачному «Мюнхену» на чаше весов европейской истории противостоят: похабный «Брестский мир» (ау, где кайзеровская Германия и где ее украинские территории?), компромиссы в Будапеште, Праге и Варшаве, оставленных Западом на съедение советскому монстру (ау, где сейчас социалистическая Венгрия, Чехословакия, Польша и весь Варшавский договор?), «карибское» и «берлинское» размежевание (стесняюсь спросить, где сейчас СССР?).
«Свобода или смерть» звучит очень красиво, но боюсь, что счет в матче между ревнителями стратегических побед и сторонниками тактических ничьих в конечном счете будет не в пользу адептов справедливости любой ценой. Зачастую важнее, чтобы матч подольше продолжался, и тогда многое может случиться (вратарь пропустит, нападающий промахнется, защитник проспит). Главное - не торопиться умирать.
Поразительным образом дугинский лозунг «зачем нам этот мир, если в нем нет русских», оказался перелицован в свою противоположность: «зачем нам этот мир, если в нем есть русские». В этом я вижу серьезную уязвимость. Этот мир придуман не нами, и у нас нет права решать его судьбу за него, будь он хоть с русскими, хоть без русских. Богу - Богово, Кесарю – кесарево.
Пользуясь случаем, хотел бы повесить ссылку на наш диалог с Сергеем Медведевым. Вроде бы о другом, но на самом деле - об этом же:
https://youtu.be/kFVuIBCYceo?si=KeBEwBpc5tUzuDrr
Сергей Медведев сделал очень талантливое и именно поэтому очень сильное высказывание на тему войны и мира. Оно предельно емко и выразительно сформулировало манифест партии, которая рассматривает войну Украины против российской агрессии как финальную битву добра и зла, или Армагеддон XXI века. Мир, в котором зло не уничтожено, не имеет права на существование и обернется еще большей войной в будущем – а значит, война с Россией должна быть продолжена, невзирая ни на что.
Полагаю, что в замкнутом пространстве формальной этики, где добро и зло всегда противоположны и не пересекаются и где время течет только вперед и никогда вспять, это аксиома, которой нет альтернатив. Однако в разомкнутом мире диалектической этики, где добро и зло взаимопроникают друг в друга, а время закольцовано, это теорема, требующая доказывания.
Апелляция к Гитлеру как «золотому стандарту» зла является нормой с того момента, как возник интернет. Тезис о том, что компромисс с Путиным так же невозможен, как компромисс с Гитлером в 1942 году, выглядит тем кумулятивным снарядом, который прошибает своей незамысловатой простотой любую сложную диалектику. Но есть нюансы: Гитлер, к счастью, жил в доядерную эру и не имел физической возможности уничтожить вместе с собой все человечество, поставив крест на спорах об альтернативных сценариях истории. Его суицид в апреле 1945 был фактом его частной биографии. Суицид Путина вряд ли станет его частным делом. Я верю, что есть много людей, которых устраивает только мир без Путина и ни в каком другом мире они жить не готовы. Но они не должны быть эгоистами. В том числе, хотят жить и многие украинцы.
Боюсь, что и в 1942 году вопрос о компромиссе решился бы на практике иначе, если бы Германия обладала достаточным запасом ядерных зарядов. Означало бы это окончательное и бесповоротное поражение добра и финальное торжество зла? Боюсь, что нет. Хотя бы потому, что нам никогда не известен весь замысел. Человек смертен, а как говорил Воланд, еще и неожиданно смертен. Точно так же неожиданно смертны и самые злобные и беспощадные цивилизации. То, что невозможно сегодня, становится возможным завтра, если завтра есть в плане. Конечно, если завтра отменить вместе со всем человечеством, то тогда уж точно ничего не будет. Компромисс оправдан, когда это единственный способ сохранить завтра для других. В том числе, и компромисс с Путиным. Как говаривал Черчилль, в этом случае – хоть с чертом.
Никому не известен весь замысел. Утверждение «если сейчас не победим, то зло обязательно вернется» имеет такое же право на существование, как и утверждение «если сейчас не проиграем, Бог своих узнает». Одному неудачному «Мюнхену» на чаше весов европейской истории противостоят: похабный «Брестский мир» (ау, где кайзеровская Германия и где ее украинские территории?), компромиссы в Будапеште, Праге и Варшаве, оставленных Западом на съедение советскому монстру (ау, где сейчас социалистическая Венгрия, Чехословакия, Польша и весь Варшавский договор?), «карибское» и «берлинское» размежевание (стесняюсь спросить, где сейчас СССР?).
«Свобода или смерть» звучит очень красиво, но боюсь, что счет в матче между ревнителями стратегических побед и сторонниками тактических ничьих в конечном счете будет не в пользу адептов справедливости любой ценой. Зачастую важнее, чтобы матч подольше продолжался, и тогда многое может случиться (вратарь пропустит, нападающий промахнется, защитник проспит). Главное - не торопиться умирать.
Поразительным образом дугинский лозунг «зачем нам этот мир, если в нем нет русских», оказался перелицован в свою противоположность: «зачем нам этот мир, если в нем есть русские». В этом я вижу серьезную уязвимость. Этот мир придуман не нами, и у нас нет права решать его судьбу за него, будь он хоть с русскими, хоть без русских. Богу - Богово, Кесарю – кесарево.
Пользуясь случаем, хотел бы повесить ссылку на наш диалог с Сергеем Медведевым. Вроде бы о другом, но на самом деле - об этом же:
https://youtu.be/kFVuIBCYceo?si=KeBEwBpc5tUzuDrr
YouTube
"Гигантская империя увязла в войне" | "Археология
"Мир провернулся вокруг своей оси. Совершенно очевидно, что накопились, причем каким-то лавинообразным образом, изменения социальной реальности, ускорилось движение в социальной материи. В соответствии с этой новой скоростью движения изменились ее формы.…
К каждому из нас прилетает свой Карлсон.
Зеленский дал пространное интервью Лексу Фридману, в котором нарисовал свою картину русского мира. Интервью продуманное и рассчитанное по секундам, хотя кажется эмоциональным экспромтом. Для этого бенефиса Зеленский выбрал амплуа «президент на грани нервного срыва». В этом жанре он стал третьим: три великих сумасшедших, Путин, Трамп и Зеленский. Не много ли для одного хрупкого мира? Пока у меня есть лишь неполные первые впечатления, надо дослушать до конца и осмыслить. Но две базовых мысли четко прослеживаются с первых слов. Путин - это Гитлер, он недоговороспособен и всех убьет. Запад с самого начала нас предавал и продолжает предавать. Вырисовывается фигура «великого одиночества». Это уже не Украина против России, это Украина против всего мира. Гордая, обиженная, нервозная. Пока мне трудно сказать, насколько этот образ действительно отражает мироощущение украинцев или должен быть атрибутирован только к самому Зеленскому.
Зеленский дал пространное интервью Лексу Фридману, в котором нарисовал свою картину русского мира. Интервью продуманное и рассчитанное по секундам, хотя кажется эмоциональным экспромтом. Для этого бенефиса Зеленский выбрал амплуа «президент на грани нервного срыва». В этом жанре он стал третьим: три великих сумасшедших, Путин, Трамп и Зеленский. Не много ли для одного хрупкого мира? Пока у меня есть лишь неполные первые впечатления, надо дослушать до конца и осмыслить. Но две базовых мысли четко прослеживаются с первых слов. Путин - это Гитлер, он недоговороспособен и всех убьет. Запад с самого начала нас предавал и продолжает предавать. Вырисовывается фигура «великого одиночества». Это уже не Украина против России, это Украина против всего мира. Гордая, обиженная, нервозная. Пока мне трудно сказать, насколько этот образ действительно отражает мироощущение украинцев или должен быть атрибутирован только к самому Зеленскому.
Вынужденное продолжение темы.
После того, как я поделился своими первыми впечатлениями об интервью Зеленского Лексу Фридману, в чате Бориса началась острая, местами - занимательная дискуссия. Я вынужден был вмешаться и ответить на один из вопросов. Думаю, ответ может быть интересен не только непосредственным участникам чата.
Вопрос звучал так: «Неужели там нечего больше обсудить, кроме эмоциональности Зеленского?». Вот мой ответ.
Я таки посмотрел целиком в аутентичной версии. Обсудить есть что и помимо эмоциональности. Но Вам вряд ли понравится. Кое-что обсудил с Ходорковским - выйдет послезавтра. В целом, я готов закрыть глаза и на мат - понимаю. Не мое, но для меня это не главное. Главное - полный отрыв от реальности. У Путина, может быть, еще больший. Но он может себе позволить. Пока. А Зеленский - нет. Уже. Он попал на растяжку между «приемлемый для него выход невозможен» и «возможный для него выход неприемлем». На этой растяжке сейчас находится все украинское общество. Но президент у этого общества один, и то, что позволено обывателю, не позволено президенту.
После того, как я поделился своими первыми впечатлениями об интервью Зеленского Лексу Фридману, в чате Бориса началась острая, местами - занимательная дискуссия. Я вынужден был вмешаться и ответить на один из вопросов. Думаю, ответ может быть интересен не только непосредственным участникам чата.
Вопрос звучал так: «Неужели там нечего больше обсудить, кроме эмоциональности Зеленского?». Вот мой ответ.
Я таки посмотрел целиком в аутентичной версии. Обсудить есть что и помимо эмоциональности. Но Вам вряд ли понравится. Кое-что обсудил с Ходорковским - выйдет послезавтра. В целом, я готов закрыть глаза и на мат - понимаю. Не мое, но для меня это не главное. Главное - полный отрыв от реальности. У Путина, может быть, еще больший. Но он может себе позволить. Пока. А Зеленский - нет. Уже. Он попал на растяжку между «приемлемый для него выход невозможен» и «возможный для него выход неприемлем». На этой растяжке сейчас находится все украинское общество. Но президент у этого общества один, и то, что позволено обывателю, не позволено президенту.
Иногда мне кажется, что это не тот Трамп, о котором мы мечтали.
Хотя, как я сказал в эфире у ААВ, мы все осваиваем науку любви к Трампу, не всем она дается легко. Мне, например, – не очень. Аргумент, в принципе кажущийся бронебойным, - что движуха лучше недвижухи, и Трамп есть закономерная компенсация за годы исторической нерешительности и бездеятельности, - перестает выглядеть убедительно после того, как ознакомишься громадьем Трамповых планов. Еще один великий собиратель земель, на этот раз американских: Канада – 51-й штат, Гренландия – видимо, 52-й, а дальше что? Антарктида?
И Хамас вот-вот должен увидеть что-то такое, чего он никогда не видел. Что именно – ядерную бомбардировку? Поголовный отстрел всех лидеров по всему миру? Слова, слова, слова. Вот уже и прекращение войны стало процессом, растянутым на полгода. А где полгода, там и год. А потом вдруг выяснится, что так и Байден умел. Понятно, почему так тянут и Зеленский, и Путин. Ждут, чем все закончится в реальном времени.
Мы сейчас в основном выстраиваем сценарии, исходя из того, что Трамп прикидывается сумасшедшим, а на самом деле - он жесткий, рациональный, политический игрок. А если не прикидывается? Если это очередной эксцентрик у власти с возрастными изменениями, только не пассивный, как Байден, а активный? Да, он не из тех, кто тормозит, а из тех, кто, наоборот, никак не может затормозить. Его экспромпты хороши, только когда он посылает их на «Х», но в оффлайне они смотрятся менее вдохновляюще.
Мы рассчитываем, что проблемы начнут решаться. Но есть и менее оптимистичный сценарий, при котором «трампизм» станет высшей и последней стадией деградации американского империализма. У меня вообще ощущение тройного дежавю. Сначала Россия, которую мы якобы потеряли, - при Путине. Потом Великобритания, которая захотела срочно вернуть контроль, - при Джонсоне. Теперь вот Америка, которая хочет стать великой опять, - со второго захода при Трампе. Неоимперские системы, похоже, агонизируют.
То, что Сурков принимает за здоровый загар, может оказаться болезненным румянцем. И дело не в том, что империи устарели. Нельзя перестать быть империей иначе как распавшись, – если выпало империей родиться, то будешь ею тыщу лет, пока помрешь. Дело в том, что империи потеряли свою идею, и теперь похожи на змею, пережившую свой яд, как сказал бы герой старинной советской пьесы. Они мечутся, и лидеры у них такие же – мечущиеся.
Я все-таки очень хочу полюбить Трампа. Я стараюсь изо всех сил, потому что хочу верить в лучшее и хочу, чтобы проблемы начали решаться, а клубки истории - разматываться. Но с каждым его новым заявлением делать это становится все труднее. Честно надеюсь, что это напрасные страхи, и Трамп покажет себя с лучшей стороны. Но уверенность тает. Есть и такой сценарий, при котором Трамп дезорганизует внутреннюю и международную политику за пару лет, приведя США и весь мир к хаосу. К еще большему хаосу, чем сегодня. Пока это не основной сценарий, но его уже нельзя полностью игнорировать.
Хотя, как я сказал в эфире у ААВ, мы все осваиваем науку любви к Трампу, не всем она дается легко. Мне, например, – не очень. Аргумент, в принципе кажущийся бронебойным, - что движуха лучше недвижухи, и Трамп есть закономерная компенсация за годы исторической нерешительности и бездеятельности, - перестает выглядеть убедительно после того, как ознакомишься громадьем Трамповых планов. Еще один великий собиратель земель, на этот раз американских: Канада – 51-й штат, Гренландия – видимо, 52-й, а дальше что? Антарктида?
И Хамас вот-вот должен увидеть что-то такое, чего он никогда не видел. Что именно – ядерную бомбардировку? Поголовный отстрел всех лидеров по всему миру? Слова, слова, слова. Вот уже и прекращение войны стало процессом, растянутым на полгода. А где полгода, там и год. А потом вдруг выяснится, что так и Байден умел. Понятно, почему так тянут и Зеленский, и Путин. Ждут, чем все закончится в реальном времени.
Мы сейчас в основном выстраиваем сценарии, исходя из того, что Трамп прикидывается сумасшедшим, а на самом деле - он жесткий, рациональный, политический игрок. А если не прикидывается? Если это очередной эксцентрик у власти с возрастными изменениями, только не пассивный, как Байден, а активный? Да, он не из тех, кто тормозит, а из тех, кто, наоборот, никак не может затормозить. Его экспромпты хороши, только когда он посылает их на «Х», но в оффлайне они смотрятся менее вдохновляюще.
Мы рассчитываем, что проблемы начнут решаться. Но есть и менее оптимистичный сценарий, при котором «трампизм» станет высшей и последней стадией деградации американского империализма. У меня вообще ощущение тройного дежавю. Сначала Россия, которую мы якобы потеряли, - при Путине. Потом Великобритания, которая захотела срочно вернуть контроль, - при Джонсоне. Теперь вот Америка, которая хочет стать великой опять, - со второго захода при Трампе. Неоимперские системы, похоже, агонизируют.
То, что Сурков принимает за здоровый загар, может оказаться болезненным румянцем. И дело не в том, что империи устарели. Нельзя перестать быть империей иначе как распавшись, – если выпало империей родиться, то будешь ею тыщу лет, пока помрешь. Дело в том, что империи потеряли свою идею, и теперь похожи на змею, пережившую свой яд, как сказал бы герой старинной советской пьесы. Они мечутся, и лидеры у них такие же – мечущиеся.
Я все-таки очень хочу полюбить Трампа. Я стараюсь изо всех сил, потому что хочу верить в лучшее и хочу, чтобы проблемы начали решаться, а клубки истории - разматываться. Но с каждым его новым заявлением делать это становится все труднее. Честно надеюсь, что это напрасные страхи, и Трамп покажет себя с лучшей стороны. Но уверенность тает. Есть и такой сценарий, при котором Трамп дезорганизует внутреннюю и международную политику за пару лет, приведя США и весь мир к хаосу. К еще большему хаосу, чем сегодня. Пока это не основной сценарий, но его уже нельзя полностью игнорировать.
Среди множества интерпретаций мистического отключения России от YouTube в преддверии Нового года доминируют политические версии. Но, строго говоря, все они хромают либо на одну, либо сразу на две ноги. С таким же успехом это можно было сделать и пару месяцев назад, и пару месяцев спустя. Ничего особенного здесь и сейчас в России не происходит и, похоже, не предвидится. По крайней мере, явно. Можно, конечно, натянуть сову на глобус и сказать, что так они готовятся к возможному перемирию, которого опасаются больше, чем войны, но как-то очень сложно (хотя ничего другого в голову просто не приходит). Все это подталкивает меня к мысли, что помимо и даже вместо политической версии право на существование имеет и чисто коммерческая версия. В России это как раз нормально. Кто-то элементарно крысятничает на этом деле. Кто бы это мог быть? Вряд ли я тот человек, который может разобраться в хитросплетениях российского IT-бизнеса, однако есть нечто, лежащее на поверхности. Количество детей и внуков представителей первого эшелона путинской элиты в этом секторе, похоже, зашкаливает. То есть возникает довольно простая комбинация. Отцы и деды принимают политические решения об ограничении YouTube по сугубо политическим мотивам, а вот трафик перераспределяется в компании, где в менеджменте сидят их дети и внуки. В целом это удобно. Не то чтобы я подозревал кого-то в прямом лоббировании, но в такой ситуации принимать решения о блокировке можно почти по-родственному.
Не обсудить на «Пастуховской кухне» бурлеск Трампа было бы неспортивно. Никогда не думал, что двойника Путина можно изготовить столь некачественно. Совсем внешне на себя не похож. В целом же философия права силы живет и побеждает в мире XXI века. Так и слышится путинский знаменитый императив: я могу – значит, я должен. Трамп может, а значит, должен и, возможно, будет. Если никто не остановит, конечно.
Конечно, все можно списать на эксцентрику этой «сладкой парочки». Трамп и Маск в одном флаконе – это вам посильнее «Фауста» Гете будет. Дурное влияние «X» - троллинг как основной метод политики, как внутренней, так и внешней. Что плохого в троллинге? Наверное, то, что рано или поздно он переходит в буллинг…
Есть мнение, которым я и сам себя успокаиваю частенько, что Трамп дан за грехи наши, чтобы начать рубить Гордиевы узлы прошлых эпох и решать проблемы. Но не исключено, что он дан авансом под грехи будущие, и его правление будет не успокаивающим, а будоражащим. Мы вот все цитировали Высоцкого, что, мол, «настоящих буйных мало». Ну так получите и распишитесь. Посмотрим, как нам это зайдет. Ни разу не буду удивлен, если эпоха Трампа окажется с равными шансами как короче одного президентского срока, так и длиннее его.
https://youtu.be/H5YE4PBpVB8?si=DOFSopDMKGyxwgV7
Конечно, все можно списать на эксцентрику этой «сладкой парочки». Трамп и Маск в одном флаконе – это вам посильнее «Фауста» Гете будет. Дурное влияние «X» - троллинг как основной метод политики, как внутренней, так и внешней. Что плохого в троллинге? Наверное, то, что рано или поздно он переходит в буллинг…
Есть мнение, которым я и сам себя успокаиваю частенько, что Трамп дан за грехи наши, чтобы начать рубить Гордиевы узлы прошлых эпох и решать проблемы. Но не исключено, что он дан авансом под грехи будущие, и его правление будет не успокаивающим, а будоражащим. Мы вот все цитировали Высоцкого, что, мол, «настоящих буйных мало». Ну так получите и распишитесь. Посмотрим, как нам это зайдет. Ни разу не буду удивлен, если эпоха Трампа окажется с равными шансами как короче одного президентского срока, так и длиннее его.
https://youtu.be/H5YE4PBpVB8?si=DOFSopDMKGyxwgV7
YouTube
ТРАМП как ПУТИН: что США готовят для Зеленского, Украины и Мира. Пастуховская Кухня - Пастухов
Девяносто пятый выпуск передачи Владимира Пастухова, ведущий - Борис Пастухов
https://t.me/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.me/b_pastukhov - Борис Пастухов
https://t.me/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.me/b_pastukhov - Борис Пастухов
В 2023-2024 годах обсуждение темы прекращения войны было неактуально, так как реальных предпосылок для этого не было вообще. К концу 2024 года такие предпосылки возникли. Они очень слабые и хрупкие, но шанс на перемирие в течение года стал ненулевым (хотя я не назвал бы это событие значимо вероятным).
К числу этих предпосылок можно отнести:
- исчерпание людских ресурсов для ведения войны как в России, так и в Украине, что требует внедрения других подходов к мобилизации;
- сдвиг общественного мнения на Западе в сторону восприятия этой войны как локального явления, касающегося только тех стран, которые в нее вовлечены, и еще примыкающих к ним непосредственно соседних государств;
- избрание Трампа президентом, что на поверхности кажется главным фактором, хотя таковым не является, – Трамп, как и Путин, ориентируется на общественное мнение и реалии на земле..
Парадоксальным образом возвращение в публичную повестку вопроса о перемирии привело к вторичному отчуждению между русскими и украинцами (хотя казалось бы, что дальше некуда). На этот раз отчуждение проходит не по линии «украинцы против русских, которые за Путина и войну», а по линии «украинцы против русских, которые против Путина и войны». Это связано с тем, что идею перемирия поддержала значительная часть анти-путинской и анти-военной российской оппозиции и, наоборот, отторгла активная часть украинского общества. Эта активная часть украинского общества формулирует сегодня два основных тезиса по поводу перемирия: хватит предлагать нам сдаться, и все русские вне зависимости от их политической позиции - пропутинские имперцы.
Это то, что на поверхности. Если копнуть глубже, то можно увидеть, что неприятие вызывает прежде всего идея, что Путин, Кремль и Россия могут быть стороной какого-либо соглашения, договора, сделки, вместо того, чтобы сидеть на скамье подсудимых. В этом смысле Зеленский совершенно аутентично выразил в своем интервью настроения этой части украинского общества. В целом я думаю, что, если бы решение вопроса о войне и мире целиком зависело только от этой части общества, то ни о какой перспективе мира ни в 2025, ни 2026 году говорить бы не пришлось.
Очевидно, что активное меньшинство украинцев не приемлет саму эту идею. Проблема в том, что, помимо говорящего активного меньшинства, в Украине есть еще и огромное молчаливое большинство, мнение которого доподлинно неизвестно пока никому, даже Зеленскому. Сегодня, когда пассионарная часть украинского обществв уже либо на фронте, либо вообще погибла в боях, продолжение войны зависит не от слов боли, а от готовности этого молчаливого большинства идти на фронт. Я думаю, именно эта готовность или неготовность, а не громкие слова патриотов и даже не позиция Трампа, изменчивая как сердце красавицы, решат в конечном счете судьбу перемирия в текущем году.
К числу этих предпосылок можно отнести:
- исчерпание людских ресурсов для ведения войны как в России, так и в Украине, что требует внедрения других подходов к мобилизации;
- сдвиг общественного мнения на Западе в сторону восприятия этой войны как локального явления, касающегося только тех стран, которые в нее вовлечены, и еще примыкающих к ним непосредственно соседних государств;
- избрание Трампа президентом, что на поверхности кажется главным фактором, хотя таковым не является, – Трамп, как и Путин, ориентируется на общественное мнение и реалии на земле..
Парадоксальным образом возвращение в публичную повестку вопроса о перемирии привело к вторичному отчуждению между русскими и украинцами (хотя казалось бы, что дальше некуда). На этот раз отчуждение проходит не по линии «украинцы против русских, которые за Путина и войну», а по линии «украинцы против русских, которые против Путина и войны». Это связано с тем, что идею перемирия поддержала значительная часть анти-путинской и анти-военной российской оппозиции и, наоборот, отторгла активная часть украинского общества. Эта активная часть украинского общества формулирует сегодня два основных тезиса по поводу перемирия: хватит предлагать нам сдаться, и все русские вне зависимости от их политической позиции - пропутинские имперцы.
Это то, что на поверхности. Если копнуть глубже, то можно увидеть, что неприятие вызывает прежде всего идея, что Путин, Кремль и Россия могут быть стороной какого-либо соглашения, договора, сделки, вместо того, чтобы сидеть на скамье подсудимых. В этом смысле Зеленский совершенно аутентично выразил в своем интервью настроения этой части украинского общества. В целом я думаю, что, если бы решение вопроса о войне и мире целиком зависело только от этой части общества, то ни о какой перспективе мира ни в 2025, ни 2026 году говорить бы не пришлось.
Очевидно, что активное меньшинство украинцев не приемлет саму эту идею. Проблема в том, что, помимо говорящего активного меньшинства, в Украине есть еще и огромное молчаливое большинство, мнение которого доподлинно неизвестно пока никому, даже Зеленскому. Сегодня, когда пассионарная часть украинского обществв уже либо на фронте, либо вообще погибла в боях, продолжение войны зависит не от слов боли, а от готовности этого молчаливого большинства идти на фронт. Я думаю, именно эта готовность или неготовность, а не громкие слова патриотов и даже не позиция Трампа, изменчивая как сердце красавицы, решат в конечном счете судьбу перемирия в текущем году.
Похоже, Трамп – это специфический социальный антидепрессант. Америка закисла, погрязла в мелких политических интрижках, и ей понадобился «трампвилизатор»: немного бодрящей риторики, позволяющей забыть о том, что, собственно говоря, было изначальным источником стресса. Поперчил немного текущую политику специями из Гренландии и Панамы, и вкус протухшего китайского мяса под русской подливкой уже не ощущается так отвратительно остро. Тут главное, как и с любым антидепрессантом, чтобы передоза не было.
Наблюдая за взрывным вторжением нового IT-олигархата в политику (как внутреннюю, так и международную), начинаю думать, что главная ошибка Маска, Альтмана и прочих адептов ИИ состоит в том, что они начали не с того конца. Сначала на рынок надо было выводить «Искусственную совесть», и лишь потом - «Искусственный интеллект». Но никто не может качественно произвести то, с чем сам плохо знаком – все-таки нужны естественные образцы, с которых можно было бы срисовывать.
В целом я не очень переживаю по поводу того, что ИИ нас поработит. Как говорила Маргарита Павловна в известном фильме Михаила Козакова, «он – орудие». Меня волнует не ИИ, а ИИИ – инвесторы искусственного интеллекта, то есть те, кто готов воспользоваться этими технологиями для создания замкнутой системы манипулирования общественным мнением. Это такой вирус, в отношении которого у существующей демократической политической системы нет иммунитета, авторитарная политическая система сама первая вступит с этим вирусом в альянс, сначала подмяв под себя инвесторов, а затем и их доморощенный интеллект. И вот это действительно нелокальная угроза, ответа на которую пока нет ни Вашингтоне, ни в Москве, ни в Пекине.
Политическое государство, в своих общих чертах мало изменившееся с середины XIX века, когда оно окончательно сложилось в своем более-менее полном виде, последние десятилетия и так существовало во многом по инерции, лишь потому, что вызовы носили ограниченный характер. С появлением искусственного интелллекта в недобросовестных руках кучки сильных мира сего (где-то это будут богачи, где-то - опричники, не суть) она затрещит по всем швам и начнет быстро разваливаться. И это серьезная угроза, в устранении которой Маск нам, боюсь, не помощник. Как бы это мягче сказать - боюсь, что у нас всех тут с ним и его друзьями небольшой конфликт интересов: он владеет операционной системой, а мы все для нее - простые пользователи.
Вот что происходит с человеком, стоит ему провести вечер за ужином с ААВ…
В целом я не очень переживаю по поводу того, что ИИ нас поработит. Как говорила Маргарита Павловна в известном фильме Михаила Козакова, «он – орудие». Меня волнует не ИИ, а ИИИ – инвесторы искусственного интеллекта, то есть те, кто готов воспользоваться этими технологиями для создания замкнутой системы манипулирования общественным мнением. Это такой вирус, в отношении которого у существующей демократической политической системы нет иммунитета, авторитарная политическая система сама первая вступит с этим вирусом в альянс, сначала подмяв под себя инвесторов, а затем и их доморощенный интеллект. И вот это действительно нелокальная угроза, ответа на которую пока нет ни Вашингтоне, ни в Москве, ни в Пекине.
Политическое государство, в своих общих чертах мало изменившееся с середины XIX века, когда оно окончательно сложилось в своем более-менее полном виде, последние десятилетия и так существовало во многом по инерции, лишь потому, что вызовы носили ограниченный характер. С появлением искусственного интелллекта в недобросовестных руках кучки сильных мира сего (где-то это будут богачи, где-то - опричники, не суть) она затрещит по всем швам и начнет быстро разваливаться. И это серьезная угроза, в устранении которой Маск нам, боюсь, не помощник. Как бы это мягче сказать - боюсь, что у нас всех тут с ним и его друзьями небольшой конфликт интересов: он владеет операционной системой, а мы все для нее - простые пользователи.
Вот что происходит с человеком, стоит ему провести вечер за ужином с ААВ…
Цели войны и границы компромиссов. Пост в 2-х частях.
Среди прочих важных вещей продолжение или прекращение войны в значительной степени зависит от тех целей, которые преследует каждая из вовлеченных в нее сторон. При этом жизнь показала, что необходимо различать декларируемые и недекларируемые, но подразумеваемые цели. Для простоты изложения я бы ограничил число сторон конфликта тремя: Россия, Украина и условно «коллективный Запад», в знаменателе которого числятся США. Есть там, конечно, и Китай, и Индия, и Турция, и даже «глобальный Юг», но они все-таки вовлечены в войну пока опосредствованно.
Декларируемыми целями войны для России является защита «русского мира» и «освобождение» Восточной Украины. Не декларируемыми, но не очень скрываемыми целями войны, затеянной Кремлем, является нанесение нестратегического поражения Западу на территории Украины с целью изменить общий баланс отношений России и Запада. Частью желательных перемен Кремль считает восстановление своей международной «субъектности», под которой понимается признание существования так называемых «красных линий», то есть неких «естественных прав» России, которые Запад обязуется политически и, что особенно важно, юридически закрепить и соблюдать. При этом для Кремля сам факт признания «красных линий» значит больше, чем то, где и как конкретно они в итоге будут прочерчены.
Путин и Кремль не преследуют в этой войне каких-то определенных и даже в целом рациональных целей. Россия не заинтересована в действительности не только в установлении своего суверенитета над Юго-Восточной Украиной, но даже и над всей Украиной. Это метод, но не цель. Цель – дать бой Западу. Но и здесь все не так просто. Для Кремля не так важно, где пройдет «геополитическая граница» между Россией и Западом. Ему важен сам факт восстановления такой границы, установления линии, дальше которой Запад не идет. В этом сокровенная тайна всех путинских концепций суверенитета. Здесь же происходит соединение для Путина внутриполитических и внешнеполитических целей войны. Восстановление «геополитической границы» есть важнейшая гарантия самосохранения режима и передачи правящим кланом власти и активов по наследству.
Декларируемыми целями войны для Украины является деоккупация аннексированных территорий и выход на границы 1991 года (включая восстановление суверенитета над Крымом). Не декларируемыми и не афишируемыми целями войны для Киева является нанесение России стратегического поражения, при котором Россия прекращает свое существование в качестве субъекта международных отношений и распадается на несколько самостоятельных государств, не имеющих статуса ядерных держав (деколонизация). В конечном счете, только стратегическое поражение России, которое приведет к прекращению ее существования в нынешнем виде, является единственной устойчивой и реальной гарантией независимости украинской государственности в ее нынешнем формате.
Проблема с задекларированными целями войны для Украины состоит в том, что они недостижимы. По крайней мере, недостижимы в той прямолинейной формулировке, в которой они продвигаются командой Зеленского. Даже в том случае, если Украина решает проблему выхода на государственную границу России 1991 года, это не только не приводит к автоматическому прекращению войны, но, скорее всего, приведет к ее эскалации. Путинская Россия не сложит оружия только потому, что кому-то удалось достичь каких-то географических показателей. В таком бескомпромиссном варианте война может прекратиться только либо в случае распада России, либо революции в России – то есть как раз в случае ее стратегического поражения.
Конец первой части. Продолжение в следующем посте.
Среди прочих важных вещей продолжение или прекращение войны в значительной степени зависит от тех целей, которые преследует каждая из вовлеченных в нее сторон. При этом жизнь показала, что необходимо различать декларируемые и недекларируемые, но подразумеваемые цели. Для простоты изложения я бы ограничил число сторон конфликта тремя: Россия, Украина и условно «коллективный Запад», в знаменателе которого числятся США. Есть там, конечно, и Китай, и Индия, и Турция, и даже «глобальный Юг», но они все-таки вовлечены в войну пока опосредствованно.
Декларируемыми целями войны для России является защита «русского мира» и «освобождение» Восточной Украины. Не декларируемыми, но не очень скрываемыми целями войны, затеянной Кремлем, является нанесение нестратегического поражения Западу на территории Украины с целью изменить общий баланс отношений России и Запада. Частью желательных перемен Кремль считает восстановление своей международной «субъектности», под которой понимается признание существования так называемых «красных линий», то есть неких «естественных прав» России, которые Запад обязуется политически и, что особенно важно, юридически закрепить и соблюдать. При этом для Кремля сам факт признания «красных линий» значит больше, чем то, где и как конкретно они в итоге будут прочерчены.
Путин и Кремль не преследуют в этой войне каких-то определенных и даже в целом рациональных целей. Россия не заинтересована в действительности не только в установлении своего суверенитета над Юго-Восточной Украиной, но даже и над всей Украиной. Это метод, но не цель. Цель – дать бой Западу. Но и здесь все не так просто. Для Кремля не так важно, где пройдет «геополитическая граница» между Россией и Западом. Ему важен сам факт восстановления такой границы, установления линии, дальше которой Запад не идет. В этом сокровенная тайна всех путинских концепций суверенитета. Здесь же происходит соединение для Путина внутриполитических и внешнеполитических целей войны. Восстановление «геополитической границы» есть важнейшая гарантия самосохранения режима и передачи правящим кланом власти и активов по наследству.
Декларируемыми целями войны для Украины является деоккупация аннексированных территорий и выход на границы 1991 года (включая восстановление суверенитета над Крымом). Не декларируемыми и не афишируемыми целями войны для Киева является нанесение России стратегического поражения, при котором Россия прекращает свое существование в качестве субъекта международных отношений и распадается на несколько самостоятельных государств, не имеющих статуса ядерных держав (деколонизация). В конечном счете, только стратегическое поражение России, которое приведет к прекращению ее существования в нынешнем виде, является единственной устойчивой и реальной гарантией независимости украинской государственности в ее нынешнем формате.
Проблема с задекларированными целями войны для Украины состоит в том, что они недостижимы. По крайней мере, недостижимы в той прямолинейной формулировке, в которой они продвигаются командой Зеленского. Даже в том случае, если Украина решает проблему выхода на государственную границу России 1991 года, это не только не приводит к автоматическому прекращению войны, но, скорее всего, приведет к ее эскалации. Путинская Россия не сложит оружия только потому, что кому-то удалось достичь каких-то географических показателей. В таком бескомпромиссном варианте война может прекратиться только либо в случае распада России, либо революции в России – то есть как раз в случае ее стратегического поражения.
Конец первой части. Продолжение в следующем посте.
Вторая часть. Начало в предыдущем посте.
Декларируемыми целями Запада в войне является помощь Украине в достижении ее собственных декларируемых целей (деоккупация территорий). Недекларируемыми, но легко обнаруживаемыми целями войны для Запада (по крайней мере, для прежней американской администрации) было нанесение России нестратегического поражения. Целью Запада никогда не было «свержение режима Путина», а только его максимальное ослабление с целью лишить его потенциала агрессии и субъектности в международной политике. Запад полагал, что после поражения СССР в «холодной войне» он может считать претензии России на какие-либо собственные «красные линии» несостоятельными, в особенности в тех случаях, когда эти «красные линии» пересекают «красные линии» Запада.
Запад в целом не стремился к данной войне. Было бы неправильным утверждать, что он ее провоцировал. Но он и не предпринимал никаких особых мер для того, чтобы ее предотвратить. Причем ни в одну, ни в другую сторону. В некотором смысле Зеленский прав в том, что на Россию не было оказано никакого эффективного воздействия до того, как на Киев посыпались бомбы. Но и Путин отчасти прав: Киеву не были разъяснены «правила игры», и по сути повторилась история с «будапештским договором». Запад готов был помогать оружием и деньгами, но не готов был воевать и не собирается это делать впредь. Вряд ли политика Зеленского была бы такой, какой она была, если бы он понимал, где находятся пределы реальной возможной вовлеченности Запада, который отказался брать на себя в полном объеме ответственность за тех, кого приручил.
Если оставить за скобками декларируемые цели войны и сосредоточиться только на недекларируемых, однако подразумеваемых целях, то можно заметить, что цели войны для России и для Украины являются антагонистическими, а для России и Запада – неантагонистическими. Соответственно, цели Украины и Запада в войне совпадают только поверхностно: Украина стремится к стратегическому поражению России в то время, как Запад ставит своей целью лишь ее нестратегическое поражение. Эти расхождения могут сыграть существенную роль при определении ее перспектив. Дело не только в субъективной позиции Трампа, Зеленского или Путина, а в объективном соотнесении между собой тех целей, к достижению которых стремятся представляемые ими администрации.
Дело не в том, что лично Зеленский не заинтересован в начале переговорного процесса, а в том, что любой переговорный процесс, в который Путин вставлен как субъект, а не как объект, вне зависимости от его содержания будет означать достижение Путиным его незадекларированных целей войны (возвращение России субъектности) и недостижение Украиной ее незадекларированных целей (десубъективация России). Однако существует серьезный риск того, что Запад, цели которого в этой войне амбивалентны, пойдет на сделку с Путиным, разногласия с которым у него не носят на самом деле антагонистического характера, за спиной Украины. Дело не в правоте или в неправоте Зеленского, а в том, насколько долго он может позволить себе этот риск игнорировать.
Декларируемыми целями Запада в войне является помощь Украине в достижении ее собственных декларируемых целей (деоккупация территорий). Недекларируемыми, но легко обнаруживаемыми целями войны для Запада (по крайней мере, для прежней американской администрации) было нанесение России нестратегического поражения. Целью Запада никогда не было «свержение режима Путина», а только его максимальное ослабление с целью лишить его потенциала агрессии и субъектности в международной политике. Запад полагал, что после поражения СССР в «холодной войне» он может считать претензии России на какие-либо собственные «красные линии» несостоятельными, в особенности в тех случаях, когда эти «красные линии» пересекают «красные линии» Запада.
Запад в целом не стремился к данной войне. Было бы неправильным утверждать, что он ее провоцировал. Но он и не предпринимал никаких особых мер для того, чтобы ее предотвратить. Причем ни в одну, ни в другую сторону. В некотором смысле Зеленский прав в том, что на Россию не было оказано никакого эффективного воздействия до того, как на Киев посыпались бомбы. Но и Путин отчасти прав: Киеву не были разъяснены «правила игры», и по сути повторилась история с «будапештским договором». Запад готов был помогать оружием и деньгами, но не готов был воевать и не собирается это делать впредь. Вряд ли политика Зеленского была бы такой, какой она была, если бы он понимал, где находятся пределы реальной возможной вовлеченности Запада, который отказался брать на себя в полном объеме ответственность за тех, кого приручил.
Если оставить за скобками декларируемые цели войны и сосредоточиться только на недекларируемых, однако подразумеваемых целях, то можно заметить, что цели войны для России и для Украины являются антагонистическими, а для России и Запада – неантагонистическими. Соответственно, цели Украины и Запада в войне совпадают только поверхностно: Украина стремится к стратегическому поражению России в то время, как Запад ставит своей целью лишь ее нестратегическое поражение. Эти расхождения могут сыграть существенную роль при определении ее перспектив. Дело не только в субъективной позиции Трампа, Зеленского или Путина, а в объективном соотнесении между собой тех целей, к достижению которых стремятся представляемые ими администрации.
Дело не в том, что лично Зеленский не заинтересован в начале переговорного процесса, а в том, что любой переговорный процесс, в который Путин вставлен как субъект, а не как объект, вне зависимости от его содержания будет означать достижение Путиным его незадекларированных целей войны (возвращение России субъектности) и недостижение Украиной ее незадекларированных целей (десубъективация России). Однако существует серьезный риск того, что Запад, цели которого в этой войне амбивалентны, пойдет на сделку с Путиным, разногласия с которым у него не носят на самом деле антагонистического характера, за спиной Украины. Дело не в правоте или в неправоте Зеленского, а в том, насколько долго он может позволить себе этот риск игнорировать.
В какой степени Трамп – это болезнь, а в какой - лекарство? Где кончается «трампвилизатор» и начинается «трампонойя»? По всей видимости, на этот раз мы имеем два в одном флаконе: исцеляющую болезнь и травматизирующее исцеление. Странным образом история выбрала эксцентрика на роль Гамлета, которому предстоит ответить на вопрос «быть или не быть?». Его ужимки и кривляния не должны заслонять для нас суть самого вопроса. Нам всем будет проще, если мы быстрее переключим внимание с вопроса «почему Трамп?» на вопрос «зачем Трамп?».
На мой взгляд, Трамп пришел в наш мир для того, чтобы скорректировать политкорректность, то есть убрать накопившиеся перекосы и диспропорции XX века. Он многие вещи называет своими именами. Часто это звучит грубо, но одновременно мы снова учимся видеть вещи такими, какими они есть, а не такими, какими нам хочется их видеть. Другое дело, что он собирается делать с этими вещами, которым он вернул свои изначальные, незамутненные фильтрами смыслы? Станут ли эти вещи лучше или хуже от того, что их назовут своим настоящим именем, и не лучше ли было продолжать жить в неведении?
Если посмотреть на мир сквозь Трампа, используя его как увеличительное стекло, чтобы понять, на чем сконцентрирован взгляд эпохи, то мы с удивлением обнаружим, что пристально всматриваемся в священную корову либерализма – принцип «силы права», который под этим испепеляющим взглядом предстает перед нами в своем первозданном виде как принцип «права силы». Трамп пришел в этот мир, чтобы реабилитировать силу и дискриминировать слабость. То есть чтобы вернуть нас в естественное состояние права, которое эффективно, пока покоится на силе. И если это так, то Путин, который пришел на четверть века раньше, был всего лишь предтечей.
Мы думали, что, когда Путин ломал русское право, то он выламывался из мировых трендов. С высоты сегодняшнего дня начинает казаться, что он их предвосхищал. Путинская контрреволюция, как и большевистская революция (с которой у нее сохраняется генетическая связь), оказываются лишь дребезжанием периферии перед тем, как в эпицентре происходит настоящее землетрясение. Только сейчас мы видим, как разворачивается эпическая картина мировой контрреволюции права. Похоже, самое время переводить мою «Понятийную конституцию» на английский язык. Не все же им Толстого с его непротивлением злу насилием читать…
https://novayagazeta.ru/articles/2017/01/23/71246-ponyatiynaya-konstitutsiya-originalnyy-tekst-s-predisloviem-papy-osnovatelya
На мой взгляд, Трамп пришел в наш мир для того, чтобы скорректировать политкорректность, то есть убрать накопившиеся перекосы и диспропорции XX века. Он многие вещи называет своими именами. Часто это звучит грубо, но одновременно мы снова учимся видеть вещи такими, какими они есть, а не такими, какими нам хочется их видеть. Другое дело, что он собирается делать с этими вещами, которым он вернул свои изначальные, незамутненные фильтрами смыслы? Станут ли эти вещи лучше или хуже от того, что их назовут своим настоящим именем, и не лучше ли было продолжать жить в неведении?
Если посмотреть на мир сквозь Трампа, используя его как увеличительное стекло, чтобы понять, на чем сконцентрирован взгляд эпохи, то мы с удивлением обнаружим, что пристально всматриваемся в священную корову либерализма – принцип «силы права», который под этим испепеляющим взглядом предстает перед нами в своем первозданном виде как принцип «права силы». Трамп пришел в этот мир, чтобы реабилитировать силу и дискриминировать слабость. То есть чтобы вернуть нас в естественное состояние права, которое эффективно, пока покоится на силе. И если это так, то Путин, который пришел на четверть века раньше, был всего лишь предтечей.
Мы думали, что, когда Путин ломал русское право, то он выламывался из мировых трендов. С высоты сегодняшнего дня начинает казаться, что он их предвосхищал. Путинская контрреволюция, как и большевистская революция (с которой у нее сохраняется генетическая связь), оказываются лишь дребезжанием периферии перед тем, как в эпицентре происходит настоящее землетрясение. Только сейчас мы видим, как разворачивается эпическая картина мировой контрреволюции права. Похоже, самое время переводить мою «Понятийную конституцию» на английский язык. Не все же им Толстого с его непротивлением злу насилием читать…
https://novayagazeta.ru/articles/2017/01/23/71246-ponyatiynaya-konstitutsiya-originalnyy-tekst-s-predisloviem-papy-osnovatelya
Новая газета
Понятийная Конституция. Оригинальный текст с предисловием папы-основателя. По какому закону на самом деле живут 150 миллионов человек…
В России писаные и неписаные законы постоянно конкурируют друг с другом. Но если писаным законам посвящены десятки томов юридических исследований, то неписаные законы остаются в тени, в прямом и переносном смысле этого слова. Я решил восполнить этот фундаментальный…
Интересно наблюдать, как буквально в считанные недели, даже не дожидаясь инаугурации Трампа, все «all inclusive» стало превращаться в «all exclusive». Причем в лидерах оказались топы капиталистической индустрии: McDonald’s, Meta и прочие гиганты, которые безудержно «топили» за позитивную дискриминацию, создавая квоты для самых различных групп, в отношении которых существовало мнение об их уязвимости, как реальной, так и мнимой. Жду, когда к процессу подключатся крупнейшие университеты.
К сожалению, как и любое другое «массовое» раскрытие глаз, этот процесс мне также несимпатичен, как ранее был несимпатичен тренд на всеобщую обязательную политкорректность. Внимание заслуживает разве что скорость обратного движения. Она заставляет усомниться, что пресловутая политкорректность реально была укоренена в обществе. Если бы это было так, то приход Трампа как минимум вызвал бы усиление протестов сторонников и бенефициаров позитивной дискриминации. Но мы их пока не видим, и это заставляет предположить, что, как и многое другое, новая этика была в значительной мере искусственным интеллектуальным продуктом достаточно компактной общественной группы (левых интеллектуалов), которые поддерживали ее на плаву за счет доминирования в медиа и образовательных учреждениях, но еще больше - за счет поддержки государства.
Безусловно, полного отказа от этой новой этики не будет, да это и было бы глубоко ошибочным шагом. Но коррекция может оказаться более существенной, чем нам сегодня представляется. А в худшем случае маятник так и вовсе качнется в другую сторону.
К сожалению, как и любое другое «массовое» раскрытие глаз, этот процесс мне также несимпатичен, как ранее был несимпатичен тренд на всеобщую обязательную политкорректность. Внимание заслуживает разве что скорость обратного движения. Она заставляет усомниться, что пресловутая политкорректность реально была укоренена в обществе. Если бы это было так, то приход Трампа как минимум вызвал бы усиление протестов сторонников и бенефициаров позитивной дискриминации. Но мы их пока не видим, и это заставляет предположить, что, как и многое другое, новая этика была в значительной мере искусственным интеллектуальным продуктом достаточно компактной общественной группы (левых интеллектуалов), которые поддерживали ее на плаву за счет доминирования в медиа и образовательных учреждениях, но еще больше - за счет поддержки государства.
Безусловно, полного отказа от этой новой этики не будет, да это и было бы глубоко ошибочным шагом. Но коррекция может оказаться более существенной, чем нам сегодня представляется. А в худшем случае маятник так и вовсе качнется в другую сторону.
Есть такой седой анекдот про мужика, который купил «Бентли» без мотора, но обнаружил это, только отъехав от сервис-центра на пару километров. Позвонил в сервис, перед ним извинились и сказали, что мотор был на профилактике и его забыли поставить обратно. На уточняющий вопрос о том, на чем же он проехал пару километров, менеджер невозмутимо ответил: «На репутации». Я этот анекдот вспомнил, прочитав расшифровку переговоров пилотов азербайджанского самолета, разбившегося в Актау. Путин создал России такую репутацию, что на ней, в отличие от «Бентли», далеко не уедешь. Поэтому, когда самолет не сел ни в Грозном, ни в Махачкале, ни в Ростове, а удалился в сторону моря, никому ничего другого уже не могло прийти в голову, как то, что Кремль снова прячет концы в воду. Что поделаешь – реноме такое. Эти парни из Кремля, конечно, рано или поздно съедут, а вот репутация там пропишется надолго. Ее, как запах нафталина, не выведешь. Пахнуть будет десятилетиями. И это, видимо, станет из главных проблем послепутинского периода. Это всех касается, а не только нынешних резидентов Кремля.
О сделке с ХАМАС. Ощущение гнусное, бессилие и злость. При этом я отношусь к числу тех немногих, кто с самого начала писал, что ничем иным это закончиться не может, и поэтому сомневался, стоит ли начинать, хотя одновременно понимал, что не начинать тоже невозможно.
Уничтожить ХАМАС раз и навсегда, найти таким образом какое-то окончательное решение палестинской проблемы было целью изначально утопической. И если это и на самом деле было целью, то все, что происходило после 7 октября, представляется мне достаточно авантюрным проектом. Впрочем, вряд ли это было действительной целью. И была ли вообще цель? Скорее, была политическая потребность в действии, которое было проще совершить, чем не совершить, а дальше одно цеплялось за другое. Все в той или иной мере оказались заложниками. Кто-то - у террористов, кто-то - у собственных амбиций, кто-то - у геополитической конъюнктуры, а все вместе – у истории.
Что мешало уничтожить ХАМАС? То же самое, что мешало предотвратить его возникновение. Расклад сил в мире оказался не в пользу Израиля. Было понятно, что Израилю просто не дадут это сделать до конца, а значит, неизбежно будет минута горького разочарования в финальной фазе, - она сейчас и наступает, – одна из тех минут, которые могут длиться часами, переходящими в сутки, недели, месяцы и десятилетия. Мы стоим на пороге запрограммированного отчаяния перед бесконечностью зла.
Но, если абсолютное решение невозможно, то почему нельзя удовлетвориться относительным: ХАМАС ослаблен, руководство в значительной мере уничтожено, то же можно сказать и об инфраструктуре, быстро не оправятся. Проблема в том, что если решение относительно, а не абсолютно, то возникает вопрос цены. Если решение окончательное, то оно бесценно, а если только временное, то отнюдь. Ценой попытки решить палестинский вопрос одним махом стало окончательное соединение антисемитизма с лево-анархистским мейнстримом. Кто знает, это нормально или слишком дорого? И не обернется ли в будущем еще большей катастрофой?
Ситуация вокруг этой сделки, как и вокруг всей политики Нетаньяху по преодолению кризиса, настолько мутная, что я ни разу не буду удивлен, если она будет сорвана на любом из ее этапов. Ну и чувствует мое сердце, что приблизительно тот же привкус нас ждёт некоторое время спустя при подведении итогов войны в Украине. И ощущения будут те же, и стратегическая неопределенность относительно исторической верности политического решения, когда выяснится, что Россию, как и ХАМАС, уничтожить нельзя, и именно потому, что никто из сильных мира сего этого просто не желает.
Уничтожить ХАМАС раз и навсегда, найти таким образом какое-то окончательное решение палестинской проблемы было целью изначально утопической. И если это и на самом деле было целью, то все, что происходило после 7 октября, представляется мне достаточно авантюрным проектом. Впрочем, вряд ли это было действительной целью. И была ли вообще цель? Скорее, была политическая потребность в действии, которое было проще совершить, чем не совершить, а дальше одно цеплялось за другое. Все в той или иной мере оказались заложниками. Кто-то - у террористов, кто-то - у собственных амбиций, кто-то - у геополитической конъюнктуры, а все вместе – у истории.
Что мешало уничтожить ХАМАС? То же самое, что мешало предотвратить его возникновение. Расклад сил в мире оказался не в пользу Израиля. Было понятно, что Израилю просто не дадут это сделать до конца, а значит, неизбежно будет минута горького разочарования в финальной фазе, - она сейчас и наступает, – одна из тех минут, которые могут длиться часами, переходящими в сутки, недели, месяцы и десятилетия. Мы стоим на пороге запрограммированного отчаяния перед бесконечностью зла.
Но, если абсолютное решение невозможно, то почему нельзя удовлетвориться относительным: ХАМАС ослаблен, руководство в значительной мере уничтожено, то же можно сказать и об инфраструктуре, быстро не оправятся. Проблема в том, что если решение относительно, а не абсолютно, то возникает вопрос цены. Если решение окончательное, то оно бесценно, а если только временное, то отнюдь. Ценой попытки решить палестинский вопрос одним махом стало окончательное соединение антисемитизма с лево-анархистским мейнстримом. Кто знает, это нормально или слишком дорого? И не обернется ли в будущем еще большей катастрофой?
Ситуация вокруг этой сделки, как и вокруг всей политики Нетаньяху по преодолению кризиса, настолько мутная, что я ни разу не буду удивлен, если она будет сорвана на любом из ее этапов. Ну и чувствует мое сердце, что приблизительно тот же привкус нас ждёт некоторое время спустя при подведении итогов войны в Украине. И ощущения будут те же, и стратегическая неопределенность относительно исторической верности политического решения, когда выяснится, что Россию, как и ХАМАС, уничтожить нельзя, и именно потому, что никто из сильных мира сего этого просто не желает.
Я в последнее время довольно внимательно и не без удовольствия читаю Александра Морозова. Он нашел очень удачный формат препарирования нашей мутной действительности через четкую постановку вопросов и обозначение каскадов дилемм, которые возникают при попытке ответить на эти вопросы. Даже если я не согласен с некоторыми ответами, я практически всегда согласен с вопросами.
Одна из последних обозначенных им дилемм: уничтожение путинизма возможно только через бескомпромиссную победу Украины, что требует продолжения кровавой и, по всей видимости, малоперспективной для Украины и альянса войны, а достижение мира на условиях компромисса с Путиным позволяет тоталитарному режиму выскользнуть из западни, что лишает смысла существование оппозиции в эмиграции, которой не удастся въехать в Россию на белом коне.
Это честный и спокойный срез того раздрая в среде оппозиционно настроенных к Путину интеллектуалов, которых смена администрации в Вашингтоне вывела из зоны морального и политического комфорта. Это нерешаемое уравнение, на мой сугубо субъективный взгляд, становится, однако, решаемым, если вычеркнуть из него эгоизм и амбиции поколения, которое в силу возраста и положения (в том числе территориального) хотело получить победу над путинизмом «по тарифу «Джинс»» - то есть все и сразу.
Конечно, поражение Путина означало бы быстрое и наименее затратное для нынешней оппозиции падение режима (мне руку поднял рефери, которой я не бил). Но для меня из этого не вытекает автоматически, что компромисс с Путиным ради прекращения войны, которая все меньше обещает быть победоносной для Украины и альянса, ведет к стабилизации путинского режима. Отнюдь, возвращение к мирной жизни таит в себе огромные риски для этого режима, в чем его архитекторы отдают себе отчет. Недаром некоторые из них годами воспевали войну как единственный инструмент самосохранения.
Переход к мирной жизни означает для Кремля и переход к старой политической повестке, в которой доминирующую роль будет играть социальная несправедливость, коррупция и бедность – то есть к той самой повестке, в которой режим был не особо силен уже в начале десятых. К тому же она будет «утяжелена» социально-политическими проблемами, вызванными последствиями трехлетней войны. Эта повестка рано или поздно доест Путина. Пусть не так стремительно, как поражение в войне, но зато с меньшими рисками сходу вывалиться в острую фазу гражданской войны.
Конечно, правильным было бы немедленное и справедливое возмездие за совершенные преступления. Но в истории нередки случаи, когда справедливости приходится ждать долго. Почти наверняка на этот раз ожидание не растянется на 70 лет и ограничится одним поколенческим шагом. Это, возможно, обрекает на политическое вымирание нынешнее поколение борцов с режимом, которые застрянут в эмиграции, но вряд ли Россию можно удивить еще одной генерацией «лишних людей». Их личный кризис не надо путать с кризисом революционно-демократического движения, которое развивается своим чередом, но не по тем лекалам, которые ранее представлялись и самыми вероятными, и самыми желательными.
Путинский режим обречен не потому, что он обязан проиграть одну конкретно взятую войну, а потому, что он антиисторичен. А вот кто станет бенефициаром его падения – это уже второй вопрос. Поражение режима в войне сразу привело бы к власти радикальные силы (не обязательно, кстати, демократические). Компромисс с Путиным, скорее всего, окажется поначалу полезным «вторым ученикам», которые и начнут плавный демонтаж режима. Это более долгий и запутанный путь, но и он выводит к Храму.
Одна из последних обозначенных им дилемм: уничтожение путинизма возможно только через бескомпромиссную победу Украины, что требует продолжения кровавой и, по всей видимости, малоперспективной для Украины и альянса войны, а достижение мира на условиях компромисса с Путиным позволяет тоталитарному режиму выскользнуть из западни, что лишает смысла существование оппозиции в эмиграции, которой не удастся въехать в Россию на белом коне.
Это честный и спокойный срез того раздрая в среде оппозиционно настроенных к Путину интеллектуалов, которых смена администрации в Вашингтоне вывела из зоны морального и политического комфорта. Это нерешаемое уравнение, на мой сугубо субъективный взгляд, становится, однако, решаемым, если вычеркнуть из него эгоизм и амбиции поколения, которое в силу возраста и положения (в том числе территориального) хотело получить победу над путинизмом «по тарифу «Джинс»» - то есть все и сразу.
Конечно, поражение Путина означало бы быстрое и наименее затратное для нынешней оппозиции падение режима (мне руку поднял рефери, которой я не бил). Но для меня из этого не вытекает автоматически, что компромисс с Путиным ради прекращения войны, которая все меньше обещает быть победоносной для Украины и альянса, ведет к стабилизации путинского режима. Отнюдь, возвращение к мирной жизни таит в себе огромные риски для этого режима, в чем его архитекторы отдают себе отчет. Недаром некоторые из них годами воспевали войну как единственный инструмент самосохранения.
Переход к мирной жизни означает для Кремля и переход к старой политической повестке, в которой доминирующую роль будет играть социальная несправедливость, коррупция и бедность – то есть к той самой повестке, в которой режим был не особо силен уже в начале десятых. К тому же она будет «утяжелена» социально-политическими проблемами, вызванными последствиями трехлетней войны. Эта повестка рано или поздно доест Путина. Пусть не так стремительно, как поражение в войне, но зато с меньшими рисками сходу вывалиться в острую фазу гражданской войны.
Конечно, правильным было бы немедленное и справедливое возмездие за совершенные преступления. Но в истории нередки случаи, когда справедливости приходится ждать долго. Почти наверняка на этот раз ожидание не растянется на 70 лет и ограничится одним поколенческим шагом. Это, возможно, обрекает на политическое вымирание нынешнее поколение борцов с режимом, которые застрянут в эмиграции, но вряд ли Россию можно удивить еще одной генерацией «лишних людей». Их личный кризис не надо путать с кризисом революционно-демократического движения, которое развивается своим чередом, но не по тем лекалам, которые ранее представлялись и самыми вероятными, и самыми желательными.
Путинский режим обречен не потому, что он обязан проиграть одну конкретно взятую войну, а потому, что он антиисторичен. А вот кто станет бенефициаром его падения – это уже второй вопрос. Поражение режима в войне сразу привело бы к власти радикальные силы (не обязательно, кстати, демократические). Компромисс с Путиным, скорее всего, окажется поначалу полезным «вторым ученикам», которые и начнут плавный демонтаж режима. Это более долгий и запутанный путь, но и он выводит к Храму.
Волей случая вознесенный на вершину власти, но, как оказалось, вожделевший ее всю сознательную жизнь.
Умеющий как никто слушать и слышать массу и заводить толпу.
Готовый в любую минуту объявить какую-нибудь гражданскую войну и войну вообще под предлогом защиты мира, в том числе – гражданского.
Враг олигархии и глубинного государства, родившийся исключительно благодаря союзу больших денег с самыми темными и реакционными силами госаппарата.
Всегда готовый взорвать любые устои ради спасения Традиции, вечно отстающий на полтора века неоимперец.
О ком это я? О Трампе? Или о Путине?
С высоты сегодняшнего дня Путин выглядит предтечей Трампа, эдаким «черным Иоанном Крестителем» нового Средневековья.
Путин предвосхитил эпоху реакционной реставрации на периферии мировой капсистемы. Трамп провозгласил начало этой эпохи в ее сердце.
Все ждут союза Путина и Трампа, потому что они похожи. Но в физике одноименные заряды отталкиваются. Социум – не физика, но кто знает, как это здесь работает. Гитлер и Сталин тоже были похожи.
Впрочем, у Гитлера сложились неплохие отношения с Муссолини, хоть он и презирал первопроходца фашизма как слабака. Но Муссолини признал лидерство Гитлера. Вряд ли этого можно ожидать в случае с Трампом и Путиным.
Трамп, как и Путин, реакционный революционер. Он контрреволюцию внедряет революционными методами. Не думаю, что его остановят такие условности как конституционные ограничения. Разве что какие-то законы механики. Например, баллистика.
И тот, и другой являются реакцией общества на левый, точнее – большевистский перехлест предшествующей эпохи. Просто перехлест этот начался с окраины европейской цивилизации, с ее азиатского приграничья, где в 90-е годы как раз и случилось первое пришествие «либеральной империи». Путин – реакция на «предательские 90-е России». Трамп – реакция на американские «политкорректные нулевые». Первое случилось с гигантским перехлестом. Второе тоже обещает быть не слишком дозированной терапией.
В конечном счете и Путин, и Трамп состоялись лишь потому, что, будучи циничными безыдейными прагматиками, оседлали идеологию «новых правых» в ее самой брутальной, самой радикальной версии. И тот, и другой в определенный момент своей политической карьеры стали «лицом» ультраправых политических проектов. С этого момента их личные человеческие качества, симпатии и антипатии, «привязанности» и «отвязанности» перестали играть существенную историческую роль. Значение имеет только идеология, выразителями которой они волей-неволей стали. Революцию «черных философов» в России три года спустя приветствует через океан революция «черных инвесторов».
Если маятник не вылетит за рамку, то он рано или поздно пойдет снова влево, надеюсь, с меньшим размахом. Вопрос – где? Может, и в России с лейтмотивом: «Мы вас породили, мы вас должны и аннигилировать»…
Умеющий как никто слушать и слышать массу и заводить толпу.
Готовый в любую минуту объявить какую-нибудь гражданскую войну и войну вообще под предлогом защиты мира, в том числе – гражданского.
Враг олигархии и глубинного государства, родившийся исключительно благодаря союзу больших денег с самыми темными и реакционными силами госаппарата.
Всегда готовый взорвать любые устои ради спасения Традиции, вечно отстающий на полтора века неоимперец.
О ком это я? О Трампе? Или о Путине?
С высоты сегодняшнего дня Путин выглядит предтечей Трампа, эдаким «черным Иоанном Крестителем» нового Средневековья.
Путин предвосхитил эпоху реакционной реставрации на периферии мировой капсистемы. Трамп провозгласил начало этой эпохи в ее сердце.
Все ждут союза Путина и Трампа, потому что они похожи. Но в физике одноименные заряды отталкиваются. Социум – не физика, но кто знает, как это здесь работает. Гитлер и Сталин тоже были похожи.
Впрочем, у Гитлера сложились неплохие отношения с Муссолини, хоть он и презирал первопроходца фашизма как слабака. Но Муссолини признал лидерство Гитлера. Вряд ли этого можно ожидать в случае с Трампом и Путиным.
Трамп, как и Путин, реакционный революционер. Он контрреволюцию внедряет революционными методами. Не думаю, что его остановят такие условности как конституционные ограничения. Разве что какие-то законы механики. Например, баллистика.
И тот, и другой являются реакцией общества на левый, точнее – большевистский перехлест предшествующей эпохи. Просто перехлест этот начался с окраины европейской цивилизации, с ее азиатского приграничья, где в 90-е годы как раз и случилось первое пришествие «либеральной империи». Путин – реакция на «предательские 90-е России». Трамп – реакция на американские «политкорректные нулевые». Первое случилось с гигантским перехлестом. Второе тоже обещает быть не слишком дозированной терапией.
В конечном счете и Путин, и Трамп состоялись лишь потому, что, будучи циничными безыдейными прагматиками, оседлали идеологию «новых правых» в ее самой брутальной, самой радикальной версии. И тот, и другой в определенный момент своей политической карьеры стали «лицом» ультраправых политических проектов. С этого момента их личные человеческие качества, симпатии и антипатии, «привязанности» и «отвязанности» перестали играть существенную историческую роль. Значение имеет только идеология, выразителями которой они волей-неволей стали. Революцию «черных философов» в России три года спустя приветствует через океан революция «черных инвесторов».
Если маятник не вылетит за рамку, то он рано или поздно пойдет снова влево, надеюсь, с меньшим размахом. Вопрос – где? Может, и в России с лейтмотивом: «Мы вас породили, мы вас должны и аннигилировать»…
В продолжение ранее написанного и сказанного: я думаю, мы прошли через перевал, и дальше история покатится под горку. Не знаю, к добру ли, не к добру ли, но очевидно - с ускорением. Пружина, до этого только сжимавшаяся, начнет разжиматься. Но и разжиматься можно по-разному. Можно плавно, в лайтовом режиме, а можно рывком в хардкорном. Как по мне, вопрос с вектором движения этой пружины можно считать решенным. Все упирается именно в режим этого самого разжатия: успеем увернуться или нет?
Если Трамп будет действовать прагматично и под прикрытием воплей о том, как именно он сделает Америку великой, он на самом деле будет ее грамотно сливать, заключая налево и направо разумные компромиссные сделки, тем самым медленно и поэтапно сокращая зону американского глобального влияния, то у мира есть определенные шансы на выживание. А вот если он и на самом деле намерен сделать Америку великой опять, то я бы начал беспокоиться, потому что в этом случае пружина может распрямиться стремительно, так что никто не отпрыгнет.
От чего это может зависеть? Из физики мы знаем, что пружина разжимается медленнее, если к ней присобачили противовес. А когда ее ничего не сдерживает, то она разжимается враз. То есть, если условно то, что можно обозначить как Семья Трампа, будет как-то уравновешено внутри себя другими центрами силы (тем же Венсом или, на худой конец, Маском), то можно рассчитывать на некоторое замедление пружины. А если другие силы будут отброшены или попросту войдут в резонанс с семьей, то эффект от разжатия пружины Трампа поразит любое самое смелое воображение.
На «Пастуховской кухне», как и на миллионах других кухонь, разбросанных по всему свету, посудачили о Трампе. Ну что ж, свершилось, и сказка снова стала былью. Слушая инаугурационную речь Трампа, я думал о том, что это уже не развидеть - ни в эмоциональном, ни в историческом плане. В этом смысле она сопоставима с фултоновской лекцией Черчилля в 1946 году или с выступлением Путина в Мюнхене в 2007 году. Она формулирует новую парадигму как для Америки, так и для всего мира.
В чем суть «парадигмы Трампа»? На мой взгляд, главное в ней то, что она обращена на самом деле не вперед, а назад. Он, как и Путин, много говорит о будущем, но в действительности уперся взглядом в прошлое и не в силах от него оторваться. Но и в прошлом он не столько хочет воспроизвести какой-то дорогой его сердцу компонент, воссоздать какую-то, на его взгляд, идеальную модель, сколько хочет просто вымарать из этого прошлого одну ненавистную для него страницу – «эпоху гнилого либерализма», «время предателей», «десятилетия позора». Он пришел не строить, а мстить. Чем бы он формально ни занимался, по сути он будет сводить счеты – с людьми и с историей.
Я ожидаю ускорения исторического времени. Это инъекция адреналина прямо в сердце мировой капсистемы, впавшей в кому от левого передоза. Просчитать последствия такой инъекции не может ни один врач. Это реанимационное мероприятие, дальше – либо выживет, либо нет.
https://youtu.be/S41wmyNbZQM?si=ds0w467k_A01FRWk
Если Трамп будет действовать прагматично и под прикрытием воплей о том, как именно он сделает Америку великой, он на самом деле будет ее грамотно сливать, заключая налево и направо разумные компромиссные сделки, тем самым медленно и поэтапно сокращая зону американского глобального влияния, то у мира есть определенные шансы на выживание. А вот если он и на самом деле намерен сделать Америку великой опять, то я бы начал беспокоиться, потому что в этом случае пружина может распрямиться стремительно, так что никто не отпрыгнет.
От чего это может зависеть? Из физики мы знаем, что пружина разжимается медленнее, если к ней присобачили противовес. А когда ее ничего не сдерживает, то она разжимается враз. То есть, если условно то, что можно обозначить как Семья Трампа, будет как-то уравновешено внутри себя другими центрами силы (тем же Венсом или, на худой конец, Маском), то можно рассчитывать на некоторое замедление пружины. А если другие силы будут отброшены или попросту войдут в резонанс с семьей, то эффект от разжатия пружины Трампа поразит любое самое смелое воображение.
На «Пастуховской кухне», как и на миллионах других кухонь, разбросанных по всему свету, посудачили о Трампе. Ну что ж, свершилось, и сказка снова стала былью. Слушая инаугурационную речь Трампа, я думал о том, что это уже не развидеть - ни в эмоциональном, ни в историческом плане. В этом смысле она сопоставима с фултоновской лекцией Черчилля в 1946 году или с выступлением Путина в Мюнхене в 2007 году. Она формулирует новую парадигму как для Америки, так и для всего мира.
В чем суть «парадигмы Трампа»? На мой взгляд, главное в ней то, что она обращена на самом деле не вперед, а назад. Он, как и Путин, много говорит о будущем, но в действительности уперся взглядом в прошлое и не в силах от него оторваться. Но и в прошлом он не столько хочет воспроизвести какой-то дорогой его сердцу компонент, воссоздать какую-то, на его взгляд, идеальную модель, сколько хочет просто вымарать из этого прошлого одну ненавистную для него страницу – «эпоху гнилого либерализма», «время предателей», «десятилетия позора». Он пришел не строить, а мстить. Чем бы он формально ни занимался, по сути он будет сводить счеты – с людьми и с историей.
Я ожидаю ускорения исторического времени. Это инъекция адреналина прямо в сердце мировой капсистемы, впавшей в кому от левого передоза. Просчитать последствия такой инъекции не может ни один врач. Это реанимационное мероприятие, дальше – либо выживет, либо нет.
https://youtu.be/S41wmyNbZQM?si=ds0w467k_A01FRWk
YouTube
Трамп вернулся - нас ждут глобальные перемены? Дугин жаждет "Большой Чистки". Пастуховская Кухня
Девяносто шестой выпуск передачи Владимира Пастухова, ведущий - Борис Пастухов
https://t.me/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.me/b_pastukhov - Борис Пастухов
https://t.me/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.me/b_pastukhov - Борис Пастухов
Платье Мелании на инаугурации Трампа похоже на памятник Хрущеву работы Неизвестного, только не на могиле, а при жизни. Странная перекличка черно-белых эпох. Трамп исцеляющий и Трамп калечащий, ангел и черт, веселый и грустный клоун под одной маской. И впереди уже никогда не будет ни единой краски, ни промежуточных цветов. Только черное и белое в одном флаконе. Ей ли не знать.
Тактика Трампа на дальних подступах к переговорам о завершении войны в Украине напоминает тактику кальмара, который в сложных ситуациях выпускает чернила и прячет себя внутри темного облака. Судя по тому, что успел наговорить Трамп за первые дни своего нового срока, он пока не знает, что с этим (войной в Украине) делать, и поэтому прячется за чернильным облаком, состоящим из десятков противоречащих друг другу заявлений, главная цель которых - не создавать ни у одного из участников конфликта ощущения своей безопасности. Ориентироваться сейчас на эти заявления - все равно что искать кальмара в темной воде.
Справедливости ради надо сказать, что утверждение, будто бы у Трампа нет никакого плана, имеет такое же право на существование, как и утверждение, что у него есть план. Это в некотором смысле «план Шредингера» - он как бы есть, и одновременно его нет. Есть идея, что Зеленского можно запугать тем, что Америка больше не даст ему денег и оружия, а Путина – тем, что Америка даст Зеленскому в разы больше денег и оружия, чем Байден. Успех плана Трампа целиком зависит от того, насколько Путин и Зеленский оба поверят в его способность сделать как первое, так и второе. Пока не верит ни тот, ни другой, и поэтому оба тянут резину. Но еще не вечер, Трамп еще не до конца «уконтрапупил мировую атмосферу». В этой ситуации в своих прогнозах мы вынуждены оставаться в очень общих рамках того, что в принципе могут позволить себе участники этого странного танго втроем.
Практически ни у кого нет иллюзий, что Украина как Украина Трампа вообще не интересует и, будь его воля, он бы сдал ее Путину с доплатой, посчитав выгоду от разницы с бюджетными тратами на продолжение войны. Но, к счастью для Украины, она волнует Трампа как прецедент (Китай внимательно смотрит, чем все закончится, и тоже может повторить) и как точка уязвимости на ближайших выборах в конгресс и сенат, где украинский вопрос может выскочить в наиболее неприятной для него формулировке («слабак» Трамп проиграл Украину Путину). Поэтому у Трампа есть свои «красные линии» на переговорах с Путиным. Трамп готов делить Украину, но не очень готов ее отдать целиком.
В настоящий момент, если отложить в сторону бескомпромиссный сценарий «победы над Путиным на поле боя», за который топит Зеленский, на переговорном столе лежат всего три возможных компромиссных сценария: «немецкий» - при котором часть Украины остается за Путиным, часть за Западом и обе части вооружены до зубов (речь о членстве в НАТО не идет); «австрийский» - при котором Путин не только легитимизирует в той или иной форме контроль над всей или частью уже оккупированной территории Украины, но и оговаривает серьезные ограничения во внешней и внутренней политике для оставшейся части (например, по размеру вооруженных сил) и «афганский», при котором контроль Путина распространяется на всю Украину через контролируемое им прокси-правительство.
По-прежнему думаю, что «афганский» сценарий для Трампа политически неприемлем и, если Путин будет настаивать на нем, это может привести к срыву переговоров и дальнейшей эскалации конфликта. То есть основной торг будет происходить за степень «оборонного суверенитета» Украины в рамках выбора между «немецким» и «австрийским» сценариями. В этой связи я скептически отношусь к поиску «философского камня безопасности» для Украины, которым занимается администрация Зеленского.
Полагаю, что единственной реальной гарантией безопасности Украины является сохранение и развитие собственной боеспособной армии и восстановление собственной оборонной промышленности. Путь, пройденный Израилем, никому не заказан. Украине надо сосредоточиться на реально достижимых целях и помочь Трампу выторговать для нее право на собственную полноценную армию. Других гарантий ей никто никогда не даст, да и не надо будет.
Справедливости ради надо сказать, что утверждение, будто бы у Трампа нет никакого плана, имеет такое же право на существование, как и утверждение, что у него есть план. Это в некотором смысле «план Шредингера» - он как бы есть, и одновременно его нет. Есть идея, что Зеленского можно запугать тем, что Америка больше не даст ему денег и оружия, а Путина – тем, что Америка даст Зеленскому в разы больше денег и оружия, чем Байден. Успех плана Трампа целиком зависит от того, насколько Путин и Зеленский оба поверят в его способность сделать как первое, так и второе. Пока не верит ни тот, ни другой, и поэтому оба тянут резину. Но еще не вечер, Трамп еще не до конца «уконтрапупил мировую атмосферу». В этой ситуации в своих прогнозах мы вынуждены оставаться в очень общих рамках того, что в принципе могут позволить себе участники этого странного танго втроем.
Практически ни у кого нет иллюзий, что Украина как Украина Трампа вообще не интересует и, будь его воля, он бы сдал ее Путину с доплатой, посчитав выгоду от разницы с бюджетными тратами на продолжение войны. Но, к счастью для Украины, она волнует Трампа как прецедент (Китай внимательно смотрит, чем все закончится, и тоже может повторить) и как точка уязвимости на ближайших выборах в конгресс и сенат, где украинский вопрос может выскочить в наиболее неприятной для него формулировке («слабак» Трамп проиграл Украину Путину). Поэтому у Трампа есть свои «красные линии» на переговорах с Путиным. Трамп готов делить Украину, но не очень готов ее отдать целиком.
В настоящий момент, если отложить в сторону бескомпромиссный сценарий «победы над Путиным на поле боя», за который топит Зеленский, на переговорном столе лежат всего три возможных компромиссных сценария: «немецкий» - при котором часть Украины остается за Путиным, часть за Западом и обе части вооружены до зубов (речь о членстве в НАТО не идет); «австрийский» - при котором Путин не только легитимизирует в той или иной форме контроль над всей или частью уже оккупированной территории Украины, но и оговаривает серьезные ограничения во внешней и внутренней политике для оставшейся части (например, по размеру вооруженных сил) и «афганский», при котором контроль Путина распространяется на всю Украину через контролируемое им прокси-правительство.
По-прежнему думаю, что «афганский» сценарий для Трампа политически неприемлем и, если Путин будет настаивать на нем, это может привести к срыву переговоров и дальнейшей эскалации конфликта. То есть основной торг будет происходить за степень «оборонного суверенитета» Украины в рамках выбора между «немецким» и «австрийским» сценариями. В этой связи я скептически отношусь к поиску «философского камня безопасности» для Украины, которым занимается администрация Зеленского.
Полагаю, что единственной реальной гарантией безопасности Украины является сохранение и развитие собственной боеспособной армии и восстановление собственной оборонной промышленности. Путь, пройденный Израилем, никому не заказан. Украине надо сосредоточиться на реально достижимых целях и помочь Трампу выторговать для нее право на собственную полноценную армию. Других гарантий ей никто никогда не даст, да и не надо будет.