Бывают «вредые советы», а бывают «вредные вопросы» - это такие вопросы, которые лезут в голову из вредности даже тогда, когда твердо знаешь, что ни себе, ни окружающим задавать их нельзя. Хотите пример?Пожалуйста.

«Надо же, оказывается, так можно?!» - изумилось сто сорок миллионов по одну сторону границы и сорок миллионов по другую 6 августа 2024 года, когда регулярные части ВСУ пересекли плохо охраняемую границу Курской области. А теперь внимание, вопрос:

«А что было бы, если бы прорыв границы под Курском случился ровно год тому назад, то есть летом 2023 года, строго вместо того, чтобы штурмовать в лоб “линию Суровикина” в рамках знаменитого “контрнаступу”?»

Почему это сделано в критической ситуации, в условиях, когда военный ресурс практически полностью растрачен, причем в наибольшей степени - в том самом прошлогоднем наступлении на Южном фронте, ну и еще под Бахмутом и Авдеевкой. Представьте себе, что бы было, если бы ВСУ могли бросить в образовавшийся прорыв 10-15 свежих бригад, укомплектованных еще не уничтоженной западной тяжелой техникой. Тех, которых сегодня уже физически нет. Ладно, я понимаю, что этого бы не было никогда сделано. Красная линия, боязнь ответного ядерного удара и все такое. Но ведь все равно сделали. Так почему только сейчас?

Вопрос, естественно, риторический. Ответ знают все, но не все произносят вслух. Не делали, потому что были связаны запретом от союзников, зависимость от которых является в сложившихся условиях абсолютной. И тут у меня есть ценное наблюдение. Красные линии Байдена не являются константой. Они подвижны и постоянно смещаются от «даже не думайте об этом» до «вчера мы уже это сделали». Типа, даже не думайте о самолетах, - и первая партия самолетов прибыла в Украину. Но есть нюансы.

Байден переходит свои незыблемые красные линии с лагом опоздания приблизительно в полгода, строго после того, как они перестают иметь для Украины стратегическое «game changing» значение. Закрытие неба на первом этапе войны могло ее остановить, поставка самолетов в середине третьего года войны мало что меняет стратегически. Перенос войны на территорию России год назад, когда у Украины сохранялись резервы для стратегического наступления, мог иметь ошеломительный результат. Сейчас мы можем говорить лишь о перераспределении сил и ослаблении российского давления под Донецком и Луганском (психологическую сторону вопроса я в данном случае не рассматриваю).

Конечно, проще всего было бы, подражая Трампу, списать это на возраст – мол, тормозит старик. Но, к сожалению, это не так. И даже страх перед русским ядерным оружием ничего не объясняет (тогда бы и сейчас не позволили сделать – нашли бы способ). Дело в другом: приоритетом администрации Байдена является перспектива договориться с Путиным, чтобы через унижение возможным поражением заставить его дружить с собой против Китая. Свою политику в отношении Украины администрация Байдена выстраивает, руководствуясь этой незамысловатой утопией.

Цель Байдена – не поражение Путина, а воспитание Путина. Инструментом (ремнем), с помощью которого его воспитывают, является Украина. То, что инструмент в процессе воспитания расходуется, воспитателя волнует не в первую очередь – он, как говорится, никого не заставлял, сами вписались. Помощь Украине поэтому будет и впредь оказываться тем темпом и в тех объемах, которые отвечают не национальным интересам Украины, а национальным интересам США. А прорыв ВСУ к Москве по стопам Деникина пока в эти планы никак не вписывался. "Не наш метод” – сказал бы по этому поводу Федя из “Приключений Шурика”. Именно поэтому этот прорыв случился в 2024, а не в 2023 году.

А все-таки интересно, регистрация участников фестиваля «Фиаско Августа 2024» уже досрочно закончилась или еще будут новые заявки?

Еще раз очень коротко для тех, кто не понимает, что происходит, хочет понять, но утомляется от «много букв».

Все очень по-черномырдински: «Никогда такого не было, и вот опять». Но есть нюансы…

У раннего большевизма (интернационал-большевизма), то есть у ленинизма, и даже у сталинизма (прости меня, Господи) была понятная историческая миссия - модернизационная. Они традиционную, азиатскую Россию превращали в европейскую, современную, технологическую (индустриальную) империю. Да, делали это как проктологи, порвали все, что можно было порвать, в результате чего пациент загнулся на этапе выздоровления. Но хотели как лучше, пусть и вышло как всегда. Сейчас происходит демодернизация – превращение относительно светской, достаточно европеизированной страны в славянский аяттолат. У путинизма историческая миссия отсутствует, он паразитирует на остаточных советских шлаках и живет ровно до тех пор, пока эти шлаки не выгорят окончательно. В худшем случае – с носителями соответствующей исторической памяти. Но никакого будущего у путинизма нет. Убиться - может, размножаться – нет.

На фоне украинского рейда по «каноническим» землям России разгромные чистки в Минобороны заиграли новыми красками. Ну полное впечатление, что чего-то подобного ждали и загодя готовили целое стадо козлов отпущения.

Вообще впечатляющие масштабы арестов в Министерстве обороны и окрестностях, выкосившие практически все мало-мальски заметное окружение экс-министра обороны, наводят на мысль о том, что он сам давно был в окружении. Я могу выдвинуть лишь одно более-менее разумное объяснение тому, почему Шойгу до сих пор остается с таким счастьем и на свободе. Выглядит это так, будто все это время министр обороны находился в заложниках у ОПГ. И, кстати, в таком случае понятно его поведение - возможно, у него развился стокгольмский синдром. С кем не бывает…

Разгром армейской верхушки, завязанной даже не столько (ну или не только) на Шойгу, но не в меньшей степени - на предыдущего министра Сердюкова, нельзя упрощенно трактовать только как «наезд на армию», в том числе, со стороны ФСБ. Это также популистский жест, своего рода подачка в отношении армейской массы, которая больше всех остальных социальных когорт ненавидит армейских тыловиков и штабистов. В этом контексте события в русском приграничье могут сработать как катализатор новой череды отставок и арестов.

Причем на этот раз козлом отпущения может стать уже руководство Гештаба во главе с Герасимовым (если только чудом не закончит войну за пару месяцев – мотивация у них сегодня большая как никогда). Создается ощущение, что Пригожин с того света продолжает дело это… Он своих (врагов) не бросает…

Если (если!) информация о назначении Дюмина руководителем КТО в Курской области подтвердится, то это косвенно подтвердит и многочисленные и многолетние слухи об особых отношениях Путина с этим персонажем. Само по себе это назначение иррационально и лишено смысла. Классический русский «постельничий», никакими, как любит выражаться Путин, особыми «компетенциями», позволяющими быть руководителем специального командования на участке прорыва фронта регулярными частями армии противника, не обладает. Да он и не будет командовать, по всей видимости, поскольку назначен «смотрящим» за «ситуацией». Это признак тех самых «особых отношений» внутри путинского deep state, которые на деле важнее любой должности в путинском «внешнем государстве». И да, похоже, Дюмину таким образом рисуют биографию, вписывая туда необходимый пункт – спаситель отечества. На будущее. Хотя, конечно, как пойдет…

На фоне все более оптимистичных отчетов Главкома Сырского по Киеву разошелся «инсайд», который дает неожиданный ответ на вопрос, который я сформулировал несколько дней назад: почему ничего подобного не случилось гораздо раньше? Оказывается, все дело в «линейности», «отсутствии боевого опыта» и излишней осторожности бывшего Главкома Залужного. Вот уж действительно как быстро проходит мирская слава! Теперь выясняется, что лично Залужный тормозил рейды на территорию России, и даже Харьковское наступление произошло вопреки его воле и только потому, что на этом настояли Сырский с Зеленским.

Оставлю пока в стороне вопрос о том, какой Главком главнее и кто из них останется в истории победителем, а на кого свалят грехи за все военные неудачи – время рассудит. Мне бы хотелось воспользоваться этой дискуссией как поводом, чтобы посмотреть на рейд ВСУ под углом зрения его отдаленных перспектив. На мой взгляд, несмотря на первоначальный успех, вопрос о том, является ли начало войны на территории «канонической России» стратегическим прорывом или стратегической ошибкой, остается открытым. Так что дискуссия между Сырским и Залужным, если она на самом деле была, далеко не закончена. Это, похоже, как раз тот случай, когда цыплят по осени считают.

В пользу Сырского вроде бы говорит та легкость, с которой ВСУ решили задачи первого этапа операции, то есть осуществили прорыв и закрепились на территориях. Если бы ВСУ обладали неограниченным ресурсом, уже одно это можно было бы однозначно оценить как успех. Но они этим ресурсом не обладают, а Россия обладает. Успех в таких обстоятельствах больше зависит не от собственных действий, а от ответных действий противника. Иными словами, слишком много в этой операции зависит от того, совершит ли Россия стратегическую ошибку, начав беспорядочно бросать в прорыв резервы, лишь бы вытащить эту занозу из-под кожи.

Если да, то успех можно считать окончательным. А если нет? Но, может быть, Россия, наоборот, медленно и планомерно, не считаясь с жертвами, бросит людей в Курске на произвол судьбы и продолжит добиваться своих целей на Донбассе. Пока выбор Кремля именно в том, чтобы пожертвовать людьми и территориями ради асимметричного стратегического успеха. Если этот план сработает, то ВСУ придется самим оставить занятые позиции, но ситуацию на донецком направлении это уже не спасет. Это риск военный, риск первого порядка, он в компетенции Сырского или Залужного. Но есть и другие риски, которые относятся не столько к разряду военных, сколько политических.

Допустим, Сырский тактически выигрывает, и Герасимов вынужден будет прекратить наступление на Донбассе и перебросить боеспособные бригады в Курск, который украинцы к этому времени превратят в новый Бахмут или Авдеевку. Но в этом случае, когда план Сырского срабатывает, Кремль вновь, как и осенью 2022 года, оказывается перед дилеммой: либо «умыться», либо выйти из режима СВО и войти, наконец, в режим настоящей войны (то есть мобилизовать до миллиона человек, обратной стороной чего является перевод промышленности на военные рельсы и создание трудармии).

Многие убеждены, что Путин уже не может себе позволить такой глубокий маневр, и поэтому откатится на линию переговоров. Но точно этого никто знать не может, и уж точно такие расчёты не дело Сырского. Это исключительная прерогатива Зеленского - решать, нужно ли испытывать готовность России к тотальной войне и есть ли у Украины шансы противостоять России в тотальной войне. Это не дискуссия Сырского с Залужным о методах ведения войны, а дискуссия нового Зеленского со старым Зеленским о допустимых для Украины ее пределах.

Вчерашнеий Зеленский не готов был провоцировать тотальную войну со стороны России и выбирал Залужного. Сегодняшний Зеленский к этому готов и выбирает Сырского. Он как бы проверяет Путина «на слабо», подводя его к краю пропасти и предлагая: «Прыгнем?» Все почему-то думают, что Путин «соскочит», а я полагаю, что он прыгнет, но не один.

В очередной раз согласен с Валерием Ширяевым. Самый простой и обсуждаемый вариант окончания войны – прекращение огня по линии противостояния - представляется наименее технологичным и наименее вероятным. Эту войну нельзя заморозить, ее можно только убить. А для этого нужны более определенные решения, чем прекращение огня. То есть необходимы болезненные соглашения по территориальному размежеванию. Не вечные (ничто не вечно под луной), но внятные, дающие возможность начать военную и психологическую демобилизацию. Однако и это только часть проблемы размером с хвост от слона. Сам слон лежит не в плоскости отношений между Россией и Украиной, а прячется в «бермудском треугольнике» системы коллективной безопасности в Европе и в мире в целом. Не существует, на мой взгляд, «отдельно взятого мира» в условиях глобальной неопределенности и стратегической неуверенности основных элементов этой системы. Нет сегодня изолированного решения для российско-украинского кризиса, которое не было бы увязано с отношениями России с США, Европой и Китаем. Придется искать комплексное решение, а к этому мало кто готов, прежде всего на Западе. Нас ждет очень трудная и долгая дорога к миру.

Много разговоров о мире во время войны…

Основной тезис - все устали. Больше всего, конечно, устали те, кто смотрит со стороны: глазам больно. Вроде бы (так говорят), по обе стороны от линии фронта большинство в войне разочаровалось. Предполагается, что правительства (правители) должны прочувствовать этот новый настрой и броситься исполнять желание масс - на это намекают десятки соцопросов, рисующих оптимистичную кривую роста усталости.

Но, увы, процесс нелинеен. Наверное, в теории (плохой) все так и есть. Но на практике война - это историческое событие, происходящее вследствие сложной комбинации как объективных, так и субъективных факторов, которая хотя и является в некотором роде случайной, но, однако, раз возникнув, уже так просто не распадается лишь потому, что какая-то часть факторов перестала действовать. Война – это новая реальность, которую нельзя просто «развидеть» из-за усталости общества. Это вроде бы все понимают умозрительно, но все равно в душе стремятся вернуться в прошлое, восстановить старый статус-кво. А этого быть не может, потому что старый мир исчез, а есть только новый мир, в котором, может быть, когда-то и возникнет статус-кво, но уже совершенно другой.

Мир, который мы ищем, ни в чем не может быть похож на мир, который мы потеряли. Прежде всего потому, что рулить в нем будет не уставшее большинство, а недовоевавшее, недострелявшее, не добившееся своего меньшинство. Это меньшинство будет заряжено нерастворимой ненавистью, которую никакой мир не размоет. Эта ненависть уже сегодня существует в двух формах: во-первых, как ненависть украинцев и русских друг к другу, и, во-вторых, как ненависть внутри самих себя, между теми, кто воевал на войне, и теми, кто воевал с войной. Наличие в обществе этого компактного воинственного меньшинства, на мой взгляд, является серьезным препятствием к заключению любого мира даже тогда, когда у большинства наметился перелом и возникла усталость.

Констатация этого факта заставляет меня предположить, что одним из нежелательных, но вполне реальных сценариев будущего может быть война как длящееся (годами) состояние. Даже тогда, когда никакого военно-политического смысла она иметь не будет ни для одной из сторон. Война будет продолжаться на голой ненависти, а воинственные меньшинства будут жестоко подавлять всякую оппозицию войне внутри обществ, не давая усталости приобрести толком характер значимого политического фактора. События в Курске, на мой взгляд, лежат в русле именно этой парадигмы.

Либеральную «партийную» публицистику отличает стопроцентная предсказуемость. Что бы ни случилось, она будет утверждать, что это:

- свидетельствует о глупости, недальновидности и стратегической импотентности Путина;

- указывает на растущую слабость и обреченность на неудачу всех инициатив путинского режима;

- подчеркивает интеллектуальное преимущество, моральное превосходство и неограниченные перспективы противников режима, опирающихся на поддержку передовой части человечества (Запада).

Реальность, как правило, сложнее. Именно эта сложность является причиной того, что мы находимся там, где находимся. И я искренне не понимаю, что мешает эту реальность признать.

Зло не превратится в добро, ошибка не станет эврикой, а бандит не станет святым (ну, если он не Соловей-разбойник) от того, что мы признаем зло умным, изворотливым и живучим. Добро не пострадает, если мы заметим, что под его знаменами часто собираются не только альтруисты, но и корыстные циники вперемешку с бескорыстными глупцами.

Да, картина мира станет менее понятной, более размытой и не сильно привлекательной. Зато появится реальный шанс победить.

Идеологический раскол внутри оппозиции путинскому режиму действительно существует, но водораздел проходит по неочевидной линии – по отношению к русскому национализму. Противостоящие Путину группировки и лидеры достаточно отчетливо поделились на два больших лагеря: либеральных догматиков, которые в своем дискурсе продолжают принципиально игнорировать национальный вопрос, если речь идет о русских, а не нацменьшинствах, и либеральных прагматиков, которые в тестовом режиме, кто с большей, а кто с меньшей осторожностью пытаются сыграть на поле Путина и заигрывают с тем, что условно можно обозначить как «национальные чувства» россиян. Это, в числе прочего, можно наблюдать и в полемике по вопросу о санкциях, но не только.

Раскол этот не нов, и его истоки можно отследить как минимум в дискуссии между юным Навальным и тогда еще не старым Явлинским, из которой много чего впоследствии выросло. По моим наблюдениям, на фоне войны и разочарования в эффективности антивоенной пропаганды число тех оппозиционных политиков, которые считают необходимым включить в свое политическое меню отсылку к национальным чувствам русского народа, увеличивается. Это тенденция выглядит, на первый взгляд, парадоксальной, но на деле является вполне естественной. Она – всего лишь ответная (зеркальная) реакция на ту консолидацию («рев племени» по Муравьеву), которую можно наблюдать сегодня в России. Нисколько не буду удивлен, если через какое-то время мы станем свидетелями рождения чего-то вроде «нового сменовеховства» в эмигрантской среде. Конечно, в более дистрофичной и декадентской форме, чем первое издание.

Существует разница между длительностью и бесконечностью.

«Курскую вогнутость» можно игнорировать достаточно долго, но не бесконечно. В какой-то точке эта заноза в подошве России начнет гноить и, если совсем ничего не делать, приведет к сепсису. У Путина есть достаточное, но, тем не менее, ограниченное время на реакцию.

В то время, как внимание медиа приковано к квадратным километрам, захватываемым Украиной на Курском фронте, судьба войны по-прежнему решается под Покровском и Торецком. Она в руках тех солдат и офицеров ВСУ, которые держат там оборону. Можно сказать, что в их руках ключи этого этапа, если не всей войны.

Что будет, если они не удержат фронт, более-менее понятно. Украина потеряет значительные территории, вынуждена будет сама уйти из Курской и других областей (если зайдет и туда) и, скорее всего, вынуждена будет в течение довольно короткого времени подписать тяжелое мирное соглашение на условиях Путина, – и это в лучшем случае.

А вот если каким-то чудом ВСУ удержит оборону хотя бы в течение двух-трех месяцев (то есть – до осени), то вечер для Путина перестанет быть томным. Ситуацию осложнит именно то, что не обращать внимание на «курскую занозу» после провала наступления на Донбассе станет невозможно.

Путину придется сосредоточиться на этой проблеме, выдавливая хорошо окопавшиеся и подготовившиеся к осаде части ВСУ со своей территории. В переводе на язык современной войны это значит, что территории русского приграничья будут зимой превращены в такой же трэш, как и оккупированные Россией территории Украины.

Не быстро и не прямо, но это повлияет на уверенность лояльных Путину элит в том, что с Путиным у них «все будет кока-кола». Эту неуверенность прочувствуют и зафиксируют те, кому это положено по долгу службы, что станет предпосылкой для усиления внутренних чисток (удара по штабам). И это вне зависимости от того, понадобится или нет проводить мобилизацию.

Олимпийское спокойствие Кремля по поводу Курской операции ВСУ наиграно. Оно оправдано лишь в определенных временных границах и в расчете на «неизбежный успех» российской армии на Донбассе. При любом раскладе можно утверждать, что Курская операция – это крайне рискованная, на грани безбашенного авантюризма попытка Украины вырваться из тисков позиционной войны, которая почти наверняка станет катализатором всех военных и военно-политических событий в регионе.

У меня возникли сложности с презентацией очередной «Пастуховской кухни». Возможно, потому, что этот выпуск оказался и на самом деле чересчур «кухонным» - обычный треп близких родственников поздним вечером (скорее уже ночью), спровоцированный какой-то случайно оброненной, услышанной фразой. Борис, изящно уклонившийся от продолжения бесконечного разговора о Курске, неожиданно «вытащил из рукава» пару купленных на Брайтоне книжек и внезапно заговорил об эмиграции, легко и непринужденно перекинув мостик длиной в сто лет от «философских пароходов» к «философским самолетам». На это наложились мои не столько воспоминания, сколько ощущения от собственной эмиграции. В результате разговор получился до неприличного личный и, как следствие, малоинформативный.

К утру, по итогам этого полуночного погружения в «воспоминания о будущем», я пришел к выводу, что эмиграция в современных условиях - совершенно экстерриториальное явление, и в большей степени является состоянием души, чем следствием местонахождения тела. Можно оставаться в путинской России и при этом быть в эмиграции, а можно уехать за тридевять земель, и при этом оставаться в путинской России. И это не столько о ментальности, сколько о мироощущении. В значительной степени это личный выбор, который не зависит от того, уехал носитель сознания физически за пределы культурной Ойкумены или нет.

Подробности по ссылке:

https://youtu.be/X9LvDS_-go8?si=dCbo8IfX5MavuZHv

Все возмущаются цинизмом Путина, который попользовал трагедию в Беслане для того, чтобы дать «правильный спин» в трактовке «ситуации» в Курской области:
- Это не война, а террористы - они были, есть и будут – мы их будем уничтожать – но жертвы неизбежны - короче, «армии нет, но вы держитесь»;
- Это большая, но локальная трагедия – она никак не связана с нашей политикой – жалко людей, которых это коснулось – все остальные могут спать спокойно – граница на замке, мы просто куда-то дели ключ – но мы обязательно найдем – всех.

Я же вижу в происходящем много позитива.

Во-первых, общественное мнение его по-прежнему волнует. Мог бы просто, как написал Довлатов, «класть с пробором». Однако не рискует, вынужден выкручиваться и объясняться.

Во-вторых, его припекло так сильно, что десяти дней не дотянули собственно до памятной даты – 1 сентября (трагедия случилась 1 сентября 2004 года). А что так? Еще 10 дней без мысли о том, что ВСУ – это хуже, чем бесланские террористы, страна бы не протянула?

В целом я, как человек, половину своей сознательной жизни наблюдавший, как испекаются подобные заморочки в околокремлевских «think tanks», не разделяю ажиотажа вокруг этого очевидного (и очередного) высосанного из политтехнологического пальца кремлевского гафа. Реальное влияние на общественное мнение подобные задумки оказывают крайне редко - чаще всего заложенный в них импульс просто игнорируется обществом. Это в некотором смысле пример не моральной деградации Путина (не сочтите, что оправдываю), а аппаратной деградации Кремля.

А что же Путин? А он же в некотором смысле заложник мастеров черного пиара: раз стоит в графике, значит, «стоящие сапоги», надо брать. И, наоборот, все, что не в графике (моральные сомнения, например), - как известно, на фиг.

Тот, кто долго жил рядом с кухней, не должен посещать рестораны. Я просто вижу эту картинку маслом - советники пишут письмо с предложениями по менеджерированию "ситуации" в Курской области.


Рабочая группа, пара сотрудников, пара командированных, пара консультантов (один трет треснувшее пенсне).

На повестке дня один вопрос: как отвлечь внимание от "ситуации" на то время, которое нужно бравому Генштабу, чтобы справиться с ней.

Набрасывают идеи:

Не привлекать лишнего внимания, не циклиться на теме, подчеркивать локальный характер происходящего. – Хорошо, но мало. Что еще?


Понизить градус, свести к минимуму военное знчение, приравнять к чему-то «обыденному», типа - к теракту, мол, плохо, но в целом норм. – Тоже хорошо. Но как?


А пусть он съездит куда-то, где чечены теракт устраивали, и скажет, что украинцы – это еще хуже. – Допустим. А куда?


Да хоть куда. Ну, в Беслан, например, - он по дороге из Баку в Грозный. - Это удобно, но там же 1 сентября юбилей?


Да какая разница - отметим раньше…


Ну, в общем, как-то так. Тяжелые будни посткоммунистического застоя на крови.

Дважды за последнее время московский царь навещал кавказского князя в его вотчине: после того, как отряды князя застряли в автомобильной пробке и не успели на битву с «Вагнером», и после того, как эти же отряды разминулись с ВСУ, которые прошли мимо. Тенденция, однако…

Понятно, что идет торг. Долг платежом красен. Царь хочет взамен квартала имени себя получить жизни чеченцев, которыми он засеет курские поля. Князь предпочел бы рассчитаться громкими словами, в крайнем случае – отдать Cybertruck. По сути, Путин приехал на стрелку, на которой от Кадырова потребуют подтвердить лояльность делом (жизнями своих бойцов), но дадут и личный утешительный приз – какую-нибудь долю в каком-нибудь энергетическом междусобойчике. Например, с Азербайджаном.

Кремлевские, между тем, ведут эту войну абсолютно по лекалам 90-х, как они изображены в каком-нибудь «Бандитском Петербурге». Украинцы в их представлении - местные плохие пацаны, которых использует заокеанский бугор. Говорить с ними кремлевским не о чем и незачем. Если пацаны нарываются (зашли в Курск), то отвечать должен пахан, и ему нужно «предъявить». Никакого другого смысла заявление русского посла Антонова в Вашингтоне о том, что Путин принял решение об ответе, вне этого контекста не имеет.

Нетерпение эмиграции и ее несколько предвзятые оценки происходящего в России, когда желаемое часто выдается за действительное, волей-неволей оказывает влияние на формирование оценок западными «центрами принятия решений», когда речь идет о прогнозе для путинского режима. Как правило, адаптивные возможности режима к тем или иным формам давления занижаются. При этом неэффективные, но внешне эффектные меры воздействия множатся с бессмысленным ускорением, способствуя выработке у режима иммунитета к такого рода воздействию. Это очень похоже на бессистемное и избыточное употребление антибиотиков, которое в худшем случае может привести к возникновению «госпитальной инфекции» - своего рода «супербактерии», не реагирующей ни на один из известных препаратов. Ну и побочка немалая, первой дохнет, как правило, полезная микрофлора. Если что, это я о санкциях, которые принимаются по инерции, только потому, что что-то надо предпринять во время утреннего обхода и сделать дежурную запись в истории болезни. Мол, вкололи еще 40 физических лиц (единиц), больной перед смертью потел…

Ну прямо эпическая история на выходные. Но сначала небольшое лирическое отступление.

Моя мама до шести лет говорила только по-украински. После смерти своей мамы, то есть моей бабушки, в 1937 году она воспитывалась у прабабушки в Чернигове в чисто украинском окружении. Поэтому, когда дедушка перед войной вез ее в Киев, на каждое «Дывысь, стогы наче хатки стоять» он настойчиво повторял, что надо говорить: «Смотри, стога как домики стоят».

Папа у меня – породистый волжский русак, ярославский медведь. Когда они с мамой переехали из Ленинграда в Киев, он, естественно, не знал ни одного слова по-украински. Когда у нас в семье было грустно, кто-то болел или просто не было настроения, мы с мамой просили его (и просим до сих пор) произнести вслух слово «паляныця» по-украински. Это всегда было и остается душераздирающим зрелищем, поднимающим нам с мамой настроение. Человек, не родившийся в Украине и не впитавший этот язык с детства, сделать это практически не может.

Так вот, сегодня Зеленский запустил самую, на мой взгляд, жестокую и провокационную кампанию против российских пропагандистов. Он объявил о том, что новый украинский «ракета-дрон» (что бы это ни значило) будет называться "Паляница" (в транскрипции что-то вроде "паляныця"). Ради того, чтобы посмотреть, как дикторы российских госканалов будут корячиться, чтобы произнести это наименование, я готов заново, как генерал Чернота, на день на эти каналы подписаться, - чтобы послушать, получить удовольствие и снова отписаться.

Дуров не Дуров, а без Телеграм можем остаться.

По существу проблемы:

1. Кризис в отношениях Дурова с «мировым истеблишментом» был неизбежен, место и время его возникновения были случайны.
2. Так как всякая случайность есть непознанная нами необходимость, то со временем всплывут вполне конкретные причины: почему именно Макрон и почему именно сейчас?
3. Дуров стал заложником собственной талантливости. Такие проекты (идеи) как Телеграм рождаются раз в десятилетие, конкурентов можно посчитать на пальцах одной руки.
4. Не могу отделаться от ощущения, что конкуренты приложили руку к произошедшему. Дуров для них как Паниковский информационного Арбатова – нарушитель конвенции. Всей Одессе нравится сотрудничать с государством, а ему не нравится.
5. Дело Дурова, как и вся его жизнь, будет развиваться в двух параллельных плоскостях: в политической и бизнесовой. Надеюсь, что бизнес-составляющая победит, и второго Ассанжа в итоге мы не получим.
6. Основная претензия в принципе неразрешима. Жизнь убедительно доказала, что свободой слова, в первую очередь, умеют пользоваться те, кому место не на свободе. Часть общества считает, что будет дешевле оставить на свободе преступников, чем лишить свободы слова, другая, наоборот, с радостью откажется от слов. Государство всегда будет следить за балансом сил, и, как только появится возможность, вставит свои пять копеек (биткоинов) в пользу ограничения свобод. Дело Дурова, как и ранее дело Ассанжа, будет иметь тестовое значение, и, возможно, на десятилетие определит будущую расстановку сил в этой битве.
7. Кстати, о биткоинах. Если бы личность Сатоси Накамото можно было определить методами Интерпола, он бы уже давно был арестован. Мудрость его инкогнито заиграла вчера новыми красками. Так или иначе, но биткоин на прицеле. Падет Телеграм – рвно или поздно падет и он, хотя это и внешне, и внутренне не связанные вещи. Просто государство, победив раз, захочет повторения банкета.
8. Телеграм как проект под двойной угрозой. Во-первых, если Дуров не идет на уступки, то он с большой вероятностью превращается в заложника французских властей и всех тех, кто влез с ними в одну лодку. Во-вторых, если он идет на уступки, это может уронить доверие к проекту до уровня, который он не сможет пережить. Кроме того, у французских властей в этом случае окажется много последователей. Все захотят повторить.
9. Меня не покидает ощущение, что Дуров сознательно пошел на обострение. Причины могут быть экономические, политические или сугубо личные. Но он сам прервал игру в кошки-мышки. Зачем и почему – вопрос, ответ на который мы получим не скоро.
10. В любом случае, чем бы это ни закончилось, я благодарен Дурову за возможность несколько лет эксплуатировать уникальную платформу, которая лично для меня удобней и привлекательней ФБ. Во-первых, это было красиво…

Дилемма Лукашенко: можно ли откупиться от Путина таким образом, чтобы не спровоцировать в Беларуси новую революционную ситуацию?

Белорусы как бы посередине между русскими и украинцами по темпераменту. Предугадать, как поведет себя армия, а вслед за ней и общество, если она понесет существенные потери при штурме украинских укрепрайонов, не возьмется никто.

Но и зависимость немолодого диктатора от России выросла до катастрофических пределов. Не выполнишь просьбу – в Москве найдут Беларуси «другую вдову».

Как быть? Пропустить через границу только одних вагнеровцев, а своих оставить маршировать вдоль границы? Но сколько там тех вагнеровцев? И смогут ли они что-то сделать с озверевшей за годы войны украинской армией? А если Украина ответит? А если собственная армия поддержит украинскую? Что тогда, ядерное оружие применять? А кто ж ему дасть…

В общем, куда ни кинь – всюду клин. Как жить, баб Шур? …

Небольшой текст из категории «вредные вопросы»: о двух «кейсах», точнее - двух историях. Обе грустные, но поучительные.

Одна история - про национал-социализм в Германии. Эта история прямолинейная и относительно короткая. В 1933-м к власти в Германии пришли сторонники теории расового превосходства, они начали войну. США и Великобритания с их амбициями не согласились, в конечном счете от войны не уклонились и одержали бескомпромиссную победу. В 1945-м эта история более-менее закончилась.

Вторая история - про национал-большевизм в России. Она путаная и относительно длинная. В некотором смысле она продолжается до сих пор.

В 1917-м году к власти в России пришли сторонники теории социального превосходства. Они вели подготовку к большой войне и, скорее всего, не начали ее только потому, что национал-социалисты Германии сделали это раньше. Тем не менее, несмотря на то, что хрен был явно не слаще редьки, США и Великобритания не стали воевать на два фронта, а сделали большевистскую Россию своим союзником в борьбе с нацистской Германией.

По итогам Второй мировой войны эти же США и Великобритания согласились оставить большую часть стран Восточной Европы в зоне контроля (фактически оккупации) России, включая страны Балтии, которые вообще были аннексированы. После этого Запад опустил «железный занавес», чтобы ограничить распространение русского влияния на оставшуюся часть Европы.

Несколько раз особо свободолюбивые народы Восточной Европы пытались совершить побег из «русского мира» (тогда советского). Как минимум, в трех случаях (в Венгрии в 1956, в Чехословакии в 1968 и в Польше в 1981) эти попытки жестоко насильственно пресекались – в Польше руками самих поляков. Ни в одном случае это не стало поводом для вмешательства Запада в конфликт, и тем более для военной и финансовой поддержки восставших народов, и, кроме моральной поддержки, эти народы ничего не получили.

Под этим «железным занавесом» советская Россия прела как овощи в скороварке, и в 1991-м (реально уже в 1989-м) советский трест лопнул от внутреннего напряжения. «Англосаксы» оказались в положении сентиментального боксера из песни Высоцкого: им руку поднял рефери (история), которой они не били. В отличие от событий полувековой давности, на этот раз Запад России ничего не обещал: это логично, обещают победителям, а не проигравшим.

Еще четверть века спустя выяснилось, что русский Ванька-встанька проиграл отнюдь не все, а оставшегося с лихвой хватило, чтобы не только консолидировать государство изнутри, но и начать прирезать обратно отпавшие куски: сначала в Грузии, позже в Украине. Это мало чем отличалось от того, что СССР проделал с Венгрией, Чехословакией и Польшой, но на этот раз США и Великобритания, а вслед за ними и весь западный альянс, вмешались (воспоминания о крахе СССР были так свежи, что представить себе, что этот «огрызок империи» может долго противостоять коллективному Западу, было просто невозможно). Обе стороны в итоге просчитались и вывалились в изматывающую позиционную войну.

А теперь внимание, вопрос (на который лично у меня нет ответа): вот этот «огрызочный» кейс - он про что? Про национал-социализм и войну до победного конца (возможно, общего) или про национал-большевизм и «мирное сосуществование» (ров с крокодилами, как любит говорить мой сын)? Добивать или огородиться и ждать, пока сопреет? Но есть нюанс: во втором случае Запад жестко и крайне аморально предает Украину и еще какую-то часть вновь образованных независимых государств.