Forwarded from Boris Pastukhov (Boris Pastukhov)
ЧАСТЬ 1 из 2
ПРЕКРАСНАЯ ИМПЕРИЯ БУДУЩЕГО
Разве есть лучшее мерило жизни, чем смерть? Этоработает одинаково точно как в медицине, так и в истории, вскрытие – лучший метод поставить диагноз эпохе. Впрочем, хотя и там, и тамсуществует надежда на то, что такой диагноз поможет выжить другим, только в медицине этанадежда иногда оправдывается. Не припомню такого общества, которое спаслось бы исследованием чужого мертвого опыта.
Возрождение Франкенштейна.
Зная исход, легче отматывать события и искать ошибки – у живого исторического материала всегда есть возможность извернуться и доказать, что якобы стопудовый смертельный диагноз был поставлен слишком рано, или, наоборот, обернуть блестящую победу – в пиррову.
Сегодня сравнительно легко разбирать промахи властей Российской Империи – мы знаем, чем все кончилось, и ощущаем, что эта глава закрыта навсегда. То же долгое время думали об СССР исследователи советского прошлого. В течении 30 лет считалось, что люди, всматривающиеся в историю советской власти, тоже скорее патологоанатомы, чем терапевты.
Новость о том, что пациент был только в состоянии клинической смерти и, несмотря на множественные ампутации, ожил, застала врасплох не только далекий от анатомического театра мир, но и большую часть живущих с ним по соседству граждан бывшего Союза. Попытки «пришить» отрезанные «конечности» обратно рассматриваются ими исключительно как попыткам оживить монстра Франкенштейна.
Злая и добрая империя
Как к ожившему Франкенштейну сегодня к России в основном и относятся. Среди прочих констант последних двух лет в общественном сознании противников нынешней России прочно утвердился простой тезис: Россия является Империей зла и, если не удастся совсем стереть ее с карты, то надо хотя бы навсегда покончить с ее имперской составляющей. Мне этот тезис представляется спорным сразу с двух концов.
Во-первых, как бы Россия не тужилась изобразить из себя империю, империей она не является. Нет, конечно, прозвучавший из уст высшей российской власти тезис о том, что «границы России нигде не заканчиваются», — это почти дословное определение «империи». Но мы же не верим всему остальному, что они говорят, почему же начинать надо с этого?
На практике мы видим стремление Россииприсоединить кусочки своих старых сфер влияния и нанести такой урон всем остальным, чтобы у них не было желания соваться на эту «помеченную»территорию снова. Тут нет ничего глобального, это очень местная, точнее - местечковая политика. Это поведение не империи, а обиженного королевича, который должен любой ценой показать, что он ничем не хуже своих славных предков.
Никакой внятной концепции покорения мира ни с помощью жесткой, ни с помощью мягкой силы в Кремле за все эти годы так и не представили, асегодняшний «русский мир» похож на pax romanaтолько подстрочным переводом. Мы видим лишь желание натянуть свое унылое унитарное государство на чуть больший кусок глобуса, заняв часть (далеко не все) бывших владений.
Во-вторых, мне категорически непонятна проблема с неприятием империализма как идеи. Имперскостьпревратилась в настолько общепринятое оскорбление, что окончательно потеряло всякий смысл. Сторонники Украины требуют помощи США в восстановлении справедливости против имперской России, жалуясь, что Америка оказалась недостаточно имперской – то есть не пытается навести глобальный порядок во все мире.
Антиглобалисты и леваки по всему миру громко (одни очень громко, другие потише) поддерживают Россию – так как готовы поддержать хоть самого черта в борьбе с американским империализмом. Где-то параллельно к будущим войнам с Китаем готовится проклинаемая Россией за империализм Англия, активно восстанавливая военное сотрудничество со своими бывшими колониями по всему земному шару, А где-то в это же время главный союзник и друг России Китай пачками покупает себе колонии по всей Африке и Азии, иногда приходя закупиться и на европейский и латиноамериканский рынки.
В общем, как бы это ни было печально, но хрупкое равновесие в мире было и остается продуктом конкуренции империй.
ПРЕКРАСНАЯ ИМПЕРИЯ БУДУЩЕГО
Разве есть лучшее мерило жизни, чем смерть? Этоработает одинаково точно как в медицине, так и в истории, вскрытие – лучший метод поставить диагноз эпохе. Впрочем, хотя и там, и тамсуществует надежда на то, что такой диагноз поможет выжить другим, только в медицине этанадежда иногда оправдывается. Не припомню такого общества, которое спаслось бы исследованием чужого мертвого опыта.
Возрождение Франкенштейна.
Зная исход, легче отматывать события и искать ошибки – у живого исторического материала всегда есть возможность извернуться и доказать, что якобы стопудовый смертельный диагноз был поставлен слишком рано, или, наоборот, обернуть блестящую победу – в пиррову.
Сегодня сравнительно легко разбирать промахи властей Российской Империи – мы знаем, чем все кончилось, и ощущаем, что эта глава закрыта навсегда. То же долгое время думали об СССР исследователи советского прошлого. В течении 30 лет считалось, что люди, всматривающиеся в историю советской власти, тоже скорее патологоанатомы, чем терапевты.
Новость о том, что пациент был только в состоянии клинической смерти и, несмотря на множественные ампутации, ожил, застала врасплох не только далекий от анатомического театра мир, но и большую часть живущих с ним по соседству граждан бывшего Союза. Попытки «пришить» отрезанные «конечности» обратно рассматриваются ими исключительно как попыткам оживить монстра Франкенштейна.
Злая и добрая империя
Как к ожившему Франкенштейну сегодня к России в основном и относятся. Среди прочих констант последних двух лет в общественном сознании противников нынешней России прочно утвердился простой тезис: Россия является Империей зла и, если не удастся совсем стереть ее с карты, то надо хотя бы навсегда покончить с ее имперской составляющей. Мне этот тезис представляется спорным сразу с двух концов.
Во-первых, как бы Россия не тужилась изобразить из себя империю, империей она не является. Нет, конечно, прозвучавший из уст высшей российской власти тезис о том, что «границы России нигде не заканчиваются», — это почти дословное определение «империи». Но мы же не верим всему остальному, что они говорят, почему же начинать надо с этого?
На практике мы видим стремление Россииприсоединить кусочки своих старых сфер влияния и нанести такой урон всем остальным, чтобы у них не было желания соваться на эту «помеченную»территорию снова. Тут нет ничего глобального, это очень местная, точнее - местечковая политика. Это поведение не империи, а обиженного королевича, который должен любой ценой показать, что он ничем не хуже своих славных предков.
Никакой внятной концепции покорения мира ни с помощью жесткой, ни с помощью мягкой силы в Кремле за все эти годы так и не представили, асегодняшний «русский мир» похож на pax romanaтолько подстрочным переводом. Мы видим лишь желание натянуть свое унылое унитарное государство на чуть больший кусок глобуса, заняв часть (далеко не все) бывших владений.
Во-вторых, мне категорически непонятна проблема с неприятием империализма как идеи. Имперскостьпревратилась в настолько общепринятое оскорбление, что окончательно потеряло всякий смысл. Сторонники Украины требуют помощи США в восстановлении справедливости против имперской России, жалуясь, что Америка оказалась недостаточно имперской – то есть не пытается навести глобальный порядок во все мире.
Антиглобалисты и леваки по всему миру громко (одни очень громко, другие потише) поддерживают Россию – так как готовы поддержать хоть самого черта в борьбе с американским империализмом. Где-то параллельно к будущим войнам с Китаем готовится проклинаемая Россией за империализм Англия, активно восстанавливая военное сотрудничество со своими бывшими колониями по всему земному шару, А где-то в это же время главный союзник и друг России Китай пачками покупает себе колонии по всей Африке и Азии, иногда приходя закупиться и на европейский и латиноамериканский рынки.
В общем, как бы это ни было печально, но хрупкое равновесие в мире было и остается продуктом конкуренции империй.
Forwarded from Boris Pastukhov (Boris Pastukhov)
ЧАСТЬ 2 из 2
Полагаю, что критиковать можно (и нужны) методы их расширения, а не сам факт их существования. Такова суровая реальность окружающего нас мира.
Это страшно произносить вслух, но борьба России, США и Китая за влияние путем конкуренции в инвестициях, культурных рынках и прочем даже в идеологических концепциях может приноситьсущественную выгоду тем, за кого они борются. Проблемы начинаются там и тогда, где и когдаконкуренция осуществляется методами XIX века. Но эта проблема не уникальна для конфликта российской империи с Украиной – тут есть что Ираку сказать про США, а Тайвань готовится получить подобный же опыт от Китая.
Надо ли убивать в себе Империю?
Что же остается? Часть суровой реальности сегодня, по-видимому, состоит в том, что мечта сторонников концепции «стереть Россию с карты мира» может осуществиться только вместе со стиранием всей карты мира. Поэтому для всех будет легче, если центр тяжести размышлений о будущем России сместится со «стирания» на размышления о том, что может быть позитивного построено на этом месте.
А строить в России что-то новое все равнопридется (возможно, с международной помощью) – и не важно, будет ли это через один год, десятьили семьдесят лет. И как по мне, вне зависимости от срока представить превращение России в Швейцарию невозможно, это несбыточные мечты.
Что бы ни образовалось на этой гигантской территории (пусть и с существенными потерями), будет оставаться обладателем немалой истории и будет населено весьма памятливым народом. И поэтому только к одному оно будет стремиться: к тому, чтобы иметь в мире влияние – то есть чтобы быть империей. И так будет всегда, покуда оно живо. И с этим мало что можно сделать.
Попытки «отрезать» имперскую составляющую от России обернутся только «зомбификацией» этой империи – рано или поздно она снова вылезет на белый свет в самом неприглядном виде и при самых неподходящих обстоятельствах. Вместо попыток убить неубиваемое надо искать новыесмыслы для существования и развития этой империи таким образом, чтобы это удовлетворяло амбиции ее жителей, но было бы одновременно выгодно (или хотя бы не вредно) соседям. Пользуясь популярной лексикой, я бы предложил строить вместо «Империи Зла» «Прекрасную Империю Будущего».
Полагаю, что критиковать можно (и нужны) методы их расширения, а не сам факт их существования. Такова суровая реальность окружающего нас мира.
Это страшно произносить вслух, но борьба России, США и Китая за влияние путем конкуренции в инвестициях, культурных рынках и прочем даже в идеологических концепциях может приноситьсущественную выгоду тем, за кого они борются. Проблемы начинаются там и тогда, где и когдаконкуренция осуществляется методами XIX века. Но эта проблема не уникальна для конфликта российской империи с Украиной – тут есть что Ираку сказать про США, а Тайвань готовится получить подобный же опыт от Китая.
Надо ли убивать в себе Империю?
Что же остается? Часть суровой реальности сегодня, по-видимому, состоит в том, что мечта сторонников концепции «стереть Россию с карты мира» может осуществиться только вместе со стиранием всей карты мира. Поэтому для всех будет легче, если центр тяжести размышлений о будущем России сместится со «стирания» на размышления о том, что может быть позитивного построено на этом месте.
А строить в России что-то новое все равнопридется (возможно, с международной помощью) – и не важно, будет ли это через один год, десятьили семьдесят лет. И как по мне, вне зависимости от срока представить превращение России в Швейцарию невозможно, это несбыточные мечты.
Что бы ни образовалось на этой гигантской территории (пусть и с существенными потерями), будет оставаться обладателем немалой истории и будет населено весьма памятливым народом. И поэтому только к одному оно будет стремиться: к тому, чтобы иметь в мире влияние – то есть чтобы быть империей. И так будет всегда, покуда оно живо. И с этим мало что можно сделать.
Попытки «отрезать» имперскую составляющую от России обернутся только «зомбификацией» этой империи – рано или поздно она снова вылезет на белый свет в самом неприглядном виде и при самых неподходящих обстоятельствах. Вместо попыток убить неубиваемое надо искать новыесмыслы для существования и развития этой империи таким образом, чтобы это удовлетворяло амбиции ее жителей, но было бы одновременно выгодно (или хотя бы не вредно) соседям. Пользуясь популярной лексикой, я бы предложил строить вместо «Империи Зла» «Прекрасную Империю Будущего».
Я думаю, что где-то осенью 2022 года украинское общество оказалось перед серьезным выбором между двумя стратегиями формирования национальной идентичности в условиях войны, обеспечивающими полноценную культурную эмансипацию от России: «все, кто не украинцы, - против нас» или «все, кто за нас, - украинцы». Это была серьезная развилка, на которой происходило мощное размежевание двух народов на фоне агрессии одного против другого. Размежевание было неизбежным и оправданным, но оно могло пойти по линии размежевания двух наций, однако в итоге пошло по линии размежевания двух этносов.
Этот выбор оставлял за бортом «украинского национального проекта» две группы людей: русскоязычных украинцев внутри Украины и собственно русских, симпатизировавших Украине в ее борьбе с агрессором за пределами Украины. При этом для первых «вход» в проект оставался открытым при условии ускоренной украинизации, в первую очередь, языковой, и отказа от всяких связей, соприкосновений с «русскостью». Вторым вход в украинский мир был закрыт полностью и навсегда, так как на них лежало каиново проклятие «имперской» культуры.
На первых порах украинизация русскоязычного населения Украины происходила совершенно естественным путем, без всякого понукания и с огромным энтузиазмом. Люди добровольно и совершенно искренне отказывались говорить на языке агрессора, уничтожающего их страну, и искать в этом какие-то дополнительные скрытые мотивы было бы безумием. Но со временем ситуация стала меняться. Для части украинской интеллигенции и для власти по разным причинам процесс украинизации стал политически самоценным.
Для украинской интеллигенции война стала поводом для ускоренного решения той исторической задачи «культурной деколонизации», которая до этого не была решена в течение почти двух столетий и на решение которой в «мягкой форме» потребовалось бы еще как минимум несколько десятилетий. А вот для команды Зеленского упор на радикальную украинизацию был движением в сторону наименьшего сопротивления в решении реально насущной задачи политической мобилизации общества перед лицом агрессии. Другие технологии были более сложными и требовали от самой власти большей прозрачности и эффективности.
Приблизительно к концу 2022 года в Украине при активном участии власти сформировалась в окончательном виде новая национальная идея, которая не на словах, а на деле объединила народ и власть: идея ненависти к русским и всему русскому. Отбросив неуместное морализаторство, следует признать, что мобилизация на ненависти – наиболее естественный, логичный и простой выход из любого затруднительного положения в условиях войны, и было бы странным ханжеством предъявлять в этом вопросе к украинцам какие-то завышенные требования – мол, немцам и русским можно, а вам, извините, нельзя. Но, к сожалению, все имеет свою цену.
Проблема пришла откуда не ждали: снижение уровня политической поддержки на Западе. Дело в том, что новая национальная идея пришла не на пустое место, а вытеснила старую идею европеизма - того самого знамени, под которым до войны успешно развивалось и побеждало украинское национально-освободительное движение. Подмена национальной идеи не осталась незамеченной на Западе. Не в последнюю очередь все чаще звучащие призывы сократить военную и финансовую помощь Украине в Европе и США связаны именно с тем, что украинский национальный проект перестают там воспринимать как европоцентричный, то есть завязанный на европейские ценности, а рассматривают больше как локальный «спор славян между собою», в основании которого лежит взаимная ненависть.
Возникает замкнутый круг: то, что должно было способствовать скорейшей победе, сегодня превращается в препятствие к ее достижению. Возможно, это один из самых серьезных просчетов команды Зеленского. Возвращение к идее европеизма как к базовой национальной идее становится все более актуальной политической задачей. Но она плохо совместима с идеей ненависти ко всему русскому. Это не тот случай, когда можно будет усидеть на двух стульях.
Этот выбор оставлял за бортом «украинского национального проекта» две группы людей: русскоязычных украинцев внутри Украины и собственно русских, симпатизировавших Украине в ее борьбе с агрессором за пределами Украины. При этом для первых «вход» в проект оставался открытым при условии ускоренной украинизации, в первую очередь, языковой, и отказа от всяких связей, соприкосновений с «русскостью». Вторым вход в украинский мир был закрыт полностью и навсегда, так как на них лежало каиново проклятие «имперской» культуры.
На первых порах украинизация русскоязычного населения Украины происходила совершенно естественным путем, без всякого понукания и с огромным энтузиазмом. Люди добровольно и совершенно искренне отказывались говорить на языке агрессора, уничтожающего их страну, и искать в этом какие-то дополнительные скрытые мотивы было бы безумием. Но со временем ситуация стала меняться. Для части украинской интеллигенции и для власти по разным причинам процесс украинизации стал политически самоценным.
Для украинской интеллигенции война стала поводом для ускоренного решения той исторической задачи «культурной деколонизации», которая до этого не была решена в течение почти двух столетий и на решение которой в «мягкой форме» потребовалось бы еще как минимум несколько десятилетий. А вот для команды Зеленского упор на радикальную украинизацию был движением в сторону наименьшего сопротивления в решении реально насущной задачи политической мобилизации общества перед лицом агрессии. Другие технологии были более сложными и требовали от самой власти большей прозрачности и эффективности.
Приблизительно к концу 2022 года в Украине при активном участии власти сформировалась в окончательном виде новая национальная идея, которая не на словах, а на деле объединила народ и власть: идея ненависти к русским и всему русскому. Отбросив неуместное морализаторство, следует признать, что мобилизация на ненависти – наиболее естественный, логичный и простой выход из любого затруднительного положения в условиях войны, и было бы странным ханжеством предъявлять в этом вопросе к украинцам какие-то завышенные требования – мол, немцам и русским можно, а вам, извините, нельзя. Но, к сожалению, все имеет свою цену.
Проблема пришла откуда не ждали: снижение уровня политической поддержки на Западе. Дело в том, что новая национальная идея пришла не на пустое место, а вытеснила старую идею европеизма - того самого знамени, под которым до войны успешно развивалось и побеждало украинское национально-освободительное движение. Подмена национальной идеи не осталась незамеченной на Западе. Не в последнюю очередь все чаще звучащие призывы сократить военную и финансовую помощь Украине в Европе и США связаны именно с тем, что украинский национальный проект перестают там воспринимать как европоцентричный, то есть завязанный на европейские ценности, а рассматривают больше как локальный «спор славян между собою», в основании которого лежит взаимная ненависть.
Возникает замкнутый круг: то, что должно было способствовать скорейшей победе, сегодня превращается в препятствие к ее достижению. Возможно, это один из самых серьезных просчетов команды Зеленского. Возвращение к идее европеизма как к базовой национальной идее становится все более актуальной политической задачей. Но она плохо совместима с идеей ненависти ко всему русскому. Это не тот случай, когда можно будет усидеть на двух стульях.
Пару дней я с недоумением пролистывал странные посты в медиа, где было что-то про устрицы с Овсянниковой. Нет, ну я конечно сообразил, что это не про кулинарию, но данное знание не заставило меня все это прочесть. И только когда Борис прижал меня к теплой стенке на «Пастуховской кухне» (слава Богу – не внеочередной, а вполне себе регулярной), я стал вникать в глубину драмы, которую испытывают люди, не переносящие вида других людей, поедающих устриц. Вникнув же, вспомнил про железного человека Рахметова, который спал на гвоздях, пока Вера Павловна смотрела свои сны (возможно, даже и с устрицами). Если что (для молодых), это из романа Чернышевского "Что делать?», который стал библией русских революционеров-бомбистов XIX века. Что сказать, образ получился сильный, про гвозди мне в юности как-то особенно зашло. Только вот из тех, кто начитался этого романа и навосхищался Рахметовым, выросли «нечаевщина» и «большевизм». То есть вот совсем ничего хорошего. Ей богу, уж лучше бы они устриц ели живьем сначала, чем потом людей. Не стоит нам еще раз показывать личным примером, на что на самом деле в истории способен русский аскет.
А вообще выпуск получился веселый – обхохочетесь. Из серии «Хрюши против». Время такое, все почему-то против чего-то или кого-то, а хочется, чтобы хоть кто-то был за что-то. Стоящее…
https://youtu.be/7aJX1yy7aD0?si=WIZQMMdNqIy_JDaT
А вообще выпуск получился веселый – обхохочетесь. Из серии «Хрюши против». Время такое, все почему-то против чего-то или кого-то, а хочется, чтобы хоть кто-то был за что-то. Стоящее…
https://youtu.be/7aJX1yy7aD0?si=WIZQMMdNqIy_JDaT
YouTube
ФБК против устриц, Кац против ФБК, Олимпиада против России, Пугачева - не агент. Пастуховская Кухня
Восьмидесятый выпуск передачи Владимира Пастухова, ведущий - Борис Пастухов
https://t.me/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.me/b_pastukhov - Борис Пастухов
https://t.me/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.me/b_pastukhov - Борис Пастухов
Forwarded from Boris Pastukhov (Boris Pastukhov)
Сегодня в соцсетях смакуют кадры обыска у генерала Булгакова. Я не поклонник этого жанра (хотя бы из принципа, что фотографии обыска не должны утекать в сеть, тем более, что он пока подозреваемый, а не осужденный - будь он хоть маньяк, хоть оппозиционер), но за одну деталь зацепился взгляд.
Главный фокус обозревателей на коллекции портретов (и даже фресок) с генералом Булгаковым и его свитой - то в одном образе, то в другом. На два из них я хотел бы обратить внимание.
Как видим, генерал (и все его окружение, вплоть до Шойгу) не просто сочетают образы имперских генералов и советских генералов - нет, они одновременно из Российской Империи и из «службы очистки», в кожанках и с наганом.
Есть в этом что-то замечательное: так и не сумев определиться, кому же они наследуют, представители новой элиты готовы выбрать любую эстетику - была бы хоть какая. Это может казаться историей поверхностной, но зря: для меня это показатель того, что, несмотря на абстрактное стремление к «русскому миру», массовую пропаганду и всё большую тоталитарность режима, на месте идеологии есть только лозунги, рекламные баннеры и культ личности, прикрывающие идеологический вакуум. Что оставляет некоторую надежду на будущее.
Главный фокус обозревателей на коллекции портретов (и даже фресок) с генералом Булгаковым и его свитой - то в одном образе, то в другом. На два из них я хотел бы обратить внимание.
Как видим, генерал (и все его окружение, вплоть до Шойгу) не просто сочетают образы имперских генералов и советских генералов - нет, они одновременно из Российской Империи и из «службы очистки», в кожанках и с наганом.
Есть в этом что-то замечательное: так и не сумев определиться, кому же они наследуют, представители новой элиты готовы выбрать любую эстетику - была бы хоть какая. Это может казаться историей поверхностной, но зря: для меня это показатель того, что, несмотря на абстрактное стремление к «русскому миру», массовую пропаганду и всё большую тоталитарность режима, на месте идеологии есть только лозунги, рекламные баннеры и культ личности, прикрывающие идеологический вакуум. Что оставляет некоторую надежду на будущее.
Откровенно говоря, меня трудно чем-то удивить, но новостная заметка на Эхо.Онлайн заставила поднять брови. При том, что Кара-Мурзе и другим политзаключенным дают сроки до 25 лет, по делу о массовых изнасилованиях подростков в екатеринбургской спецшколе, которые, по всей видимости, совершались под руководством преподавателей и с ведома администрации, осуждены трое подростков, ни одного учителя, а директор отделалась условным сроком по статье о халатности и работает теперь в обычной школе. Замечательный педагог, достойна звания «Учитель года» в номинации «Лучший вопрос». На общем собрании школы она подняла подростка, подвершегося сексуальному насилию, и спросила его: «Почему ты не мог откусить ему?». Это интересный вопрос, который, как мне кажется, для всего российского общества имеет глубокий философский подтекст...
Forwarded from Boris Pastukhov (Boris Pastukhov)
Пару слов почти по теме дня.
Жена Игоря Стрелкова (Гиркина) прокомментировала обмен заключенными:
Все новости сейчас — об обмене заключенных либералов. Пока происходит обмен предателей Родины, патриот своей страны и военный офицер Игорь Стрелков остается в тюрьме.
В принципе, если снова накопится обменный фонд российских разведчиков на обмен, то идея хорошая: обменять одного из них на Стрелкова и отправить его отбывать полученный пожизненный срок на Западе вместо оставшихся нескольких лет в России. Ну, во-первых, это красиво…
Жена Игоря Стрелкова (Гиркина) прокомментировала обмен заключенными:
Все новости сейчас — об обмене заключенных либералов. Пока происходит обмен предателей Родины, патриот своей страны и военный офицер Игорь Стрелков остается в тюрьме.
В принципе, если снова накопится обменный фонд российских разведчиков на обмен, то идея хорошая: обменять одного из них на Стрелкова и отправить его отбывать полученный пожизненный срок на Западе вместо оставшихся нескольких лет в России. Ну, во-первых, это красиво…
Что общего между рождением и смертью в путинской России? Один из вариантов ответа на этот вопрос – меры экономического стимулирования и того, и другого эффективны до определенных пороговых значений. А потом стимулы действовать перестают: сколько ни плати, бабы не хотят рожать, а мужики - умирать.
Рекрутинговая политика правительства в рамках мобилизационных мероприятий косплеит хорошо известные программы повышения деторождаемости: разовые выплаты, ежемесячные выплаты, социальные (образовательные и медицинские) льготы. Правда, за смерть платят больше, видимо, в связи с актуальностью темы на данный момент. И точно так же, сначала неплохо работает, а потом тормозит. Приходится повышать ставки.
Но в какой-то точке ситуация выходит на плато стабильности, на котором методы материального стимулирования практически полностью перестают действовать. Объясняется это просто – все, для кого вопрос упирался в деньги, либо родили, либо отправились на войну. Остаются те, для кого значение имеют нематериальные факторы, то есть те, кто ни рожать, ни умирать за деньги в рамках заданной парадигмы не хочет.
Массовое повышение материальных компенсаций за армейский контракт, развертывание гигантской системы вербовочных пунктов, напоминающих о Европе кондотьеров, переход к материальному стимулированию посредников («отправь друга на фронт и заработай на поездку в Сочи») является важным и однозначным свидетельством того, что Россия приблизилась к «плато пацифизма», то есть практически «выела» контингент, готовый воевать за деньги (как еще раньше «выела» контингент, готовый воевать за идею).
Что это значит в глобальном раскладе возможных сценариев развития ситуации? Это значит, что затянувшийся медовый месяц СВО, который чудесным образом (если нефтедоллары считать чудом) удалось растянуть на три года, таки подходит к своему завершению, а дальше начнутся постылые будни войны. Фора, которую Россия в этом отношении имела перед Украиной в сохранении довоенного образа жизни, для подавляющей части населения исчерпывается. Те, кто смело на вопрос о войне до сих пор отвечал «нас-там-нет», имеют шанс обнаружить, что они давно-таки там (хотя бы по рэндомному стуку повесток в дверь, но не только).
В России перегрелась не только экономика. Когда Набиуллина говорит, что денег полно, а мощности и люди на исходе, я думаю не о заводах, а о призывных пунктах. Наступает момент, когда деньги не решают все, как это ни противно. Это прекрасно понимают в Кремле. Но не думаю, что там готово однозначное решение по поводу дальнейших шагов. Логично предположить, что на фоне формирующейся дилеммы должны образоваться две партии: тех, кто хочет закончить банкет, пока не началась массовая отрыжка, и тех, кто хочет продолжить, заперев всех тех, кому поплохеет, в сортире. Думаю, обострение борьбы между этими двумя партиями в ближайшее время почти неизбежно, и нисколько не буду удивлен, если эта борьба в какой-то момент вырвется на поверхность.
Рекрутинговая политика правительства в рамках мобилизационных мероприятий косплеит хорошо известные программы повышения деторождаемости: разовые выплаты, ежемесячные выплаты, социальные (образовательные и медицинские) льготы. Правда, за смерть платят больше, видимо, в связи с актуальностью темы на данный момент. И точно так же, сначала неплохо работает, а потом тормозит. Приходится повышать ставки.
Но в какой-то точке ситуация выходит на плато стабильности, на котором методы материального стимулирования практически полностью перестают действовать. Объясняется это просто – все, для кого вопрос упирался в деньги, либо родили, либо отправились на войну. Остаются те, для кого значение имеют нематериальные факторы, то есть те, кто ни рожать, ни умирать за деньги в рамках заданной парадигмы не хочет.
Массовое повышение материальных компенсаций за армейский контракт, развертывание гигантской системы вербовочных пунктов, напоминающих о Европе кондотьеров, переход к материальному стимулированию посредников («отправь друга на фронт и заработай на поездку в Сочи») является важным и однозначным свидетельством того, что Россия приблизилась к «плато пацифизма», то есть практически «выела» контингент, готовый воевать за деньги (как еще раньше «выела» контингент, готовый воевать за идею).
Что это значит в глобальном раскладе возможных сценариев развития ситуации? Это значит, что затянувшийся медовый месяц СВО, который чудесным образом (если нефтедоллары считать чудом) удалось растянуть на три года, таки подходит к своему завершению, а дальше начнутся постылые будни войны. Фора, которую Россия в этом отношении имела перед Украиной в сохранении довоенного образа жизни, для подавляющей части населения исчерпывается. Те, кто смело на вопрос о войне до сих пор отвечал «нас-там-нет», имеют шанс обнаружить, что они давно-таки там (хотя бы по рэндомному стуку повесток в дверь, но не только).
В России перегрелась не только экономика. Когда Набиуллина говорит, что денег полно, а мощности и люди на исходе, я думаю не о заводах, а о призывных пунктах. Наступает момент, когда деньги не решают все, как это ни противно. Это прекрасно понимают в Кремле. Но не думаю, что там готово однозначное решение по поводу дальнейших шагов. Логично предположить, что на фоне формирующейся дилеммы должны образоваться две партии: тех, кто хочет закончить банкет, пока не началась массовая отрыжка, и тех, кто хочет продолжить, заперев всех тех, кому поплохеет, в сортире. Думаю, обострение борьбы между этими двумя партиями в ближайшее время почти неизбежно, и нисколько не буду удивлен, если эта борьба в какой-то момент вырвется на поверхность.
На мой взгляд, ключевой вопрос, касающийся произошедшего размена между Россией и США, был сформулирован Михаилом Фишманом. Если подтверждается, что перевод Навального в Харп состоялся после встречи представителя Путина со спецпредставителем США в Израиле, и на этой встрече действительно с американской стороны было сделано предложение обменять Красикова именно на Навального, то смысл перевода Навального в Харп считывается совершенно однозначно как исполнение приговора к смертной казни. Гадать, кто и на каком уровне вынес этот приговор, вне мой компетенции. Но причинно-следственная связь между предложением об обмене и убийством становится в этом случае слишком выпуклой, чтобы ее можно было игнорировать.
Масштабы арестов в МО таковы, что соблазн замкнуть цепочку на более крупной фигуре становится все большим. Выбор невелик: между экс-экс-министром обороны и его гражданской спутницей-художницей или экс-министром обороны и его гражданской спутницей -бизнесвумен. Я думаю, у Стрелкова-Гиркина есть ненулевые шансы словить наивысший кайф в своей жизни и посидеть некоторое время в одной камере с «Фанерным». Жаль, Пригожин не дожил до такого счастья.
Размен заключенными обрастает избыточными слухами и спекуляциями. Обывателя развлекают ненужными подробностями и подсчетами мнимых выгод, которые якобы получила та или другая сторона. Все это замутняет историю, хотя и делает ее более популярной с элементами конспирологии. Реальность проста, суха, неинтересна и тривиальна.
России был нужен Красиков, США – Вилан. Договориться не могли. Россия увеличила ставки, взяв в заложники Гершковича. Не договариваться для Байдена стало тяжело. Но Красиков не был в его руках, надо было уговорить Шольца. Шольц был в сложном положении, так как внутри коалиции были (и сохраняются) жесткие разногласия о самой возможности задействовать Красикова в каких-либо обменах. Тем более странно выглядело бы решение Шольца отпустить Красикова в качестве подарка Байдену. Возникла необходимость в более сложной и широкой сделке, в которой можно было бы утопить ее суть (Красиков vs Вилан).
Кремль в это время стал активно инвестировать в аресты немецких граждан, и на последней стадии даже подключил Лукашенко, который в свойственной ему манере «большого стиля» сразу впаял 30-летнему немецкому врачу смертную казнь. Вышло, однако, так себе. В таком виде это только усиливало аргументацию тех сил в Германии и за ее пределами, которые выступали против обмена Красикова именно потому, что это провоцирует перманентный захват новых заложников. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, обычной сделке по обмену разведчиками надо было придать общегуманитарный вид.
Возникло окно возможностей для многочисленных лоббистских групп поддержки самых разных политических заключенных. Американцы зашли сразу с самой крупной карты, предложив добавить в список Навального. Оказалось, что Путину Красиков нужен не так сильно. Впрочем, проблему решили по-азиатски, устранив предмет торга из жизни. Переговорный процесс промахнулся мимо посадочной полосы и вынужден был зайти на второй круг. После мучительной паузы, подгоняемый наступающими на пятки выборами, он возобновился. На этот раз уже с более продвинутой точки, на которую вышли в первом круге – широкой гуманитарной сделки, но уже без Навального.
Кандидатуры, предлагаемые для обмена на этот раз, отвечали сразу нескольким критериям: наличие второго гражданства, медийная узнаваемость, активная группа поддержки, обладающая достаточным лоббистским ресурсом, и состояние здоровья. В общем, это было похоже на выдвижение на «Букер»: длинный список, потом - короткий, потом - финалисты. Пока список финалистов с американской и немецкой стороны «устаканивался», Россия уравновешивала его, добавляя к Красикову другие, менее значимые для нее имена.
Этот процесс мог бы быть бесконечным, но подстегивал фактор неопределенности – никто не может сказать, что именно случится после президентских выборов в США. Было понятно, что сейчас Байдену очень надо, и Шольц готов идти ему навстречу, несмотря на очевидные репутационые и политические риски. Москва благоразумно приняла решение больше не повышать ставки и «откэшиться» с тем прикупом, который есть. Видимо, аналогичное ощущение возникло и у другой стороны. Размен состоялся. В нем нет ничего интригующего, никакой конспирологии, никакого чуда – обычная рутина работы спецслужб и дипломатии. В общем, все как в песенке про русского джина Владимира Высоцкого: "Кроме мордобитиев - никаких чудес!".
России был нужен Красиков, США – Вилан. Договориться не могли. Россия увеличила ставки, взяв в заложники Гершковича. Не договариваться для Байдена стало тяжело. Но Красиков не был в его руках, надо было уговорить Шольца. Шольц был в сложном положении, так как внутри коалиции были (и сохраняются) жесткие разногласия о самой возможности задействовать Красикова в каких-либо обменах. Тем более странно выглядело бы решение Шольца отпустить Красикова в качестве подарка Байдену. Возникла необходимость в более сложной и широкой сделке, в которой можно было бы утопить ее суть (Красиков vs Вилан).
Кремль в это время стал активно инвестировать в аресты немецких граждан, и на последней стадии даже подключил Лукашенко, который в свойственной ему манере «большого стиля» сразу впаял 30-летнему немецкому врачу смертную казнь. Вышло, однако, так себе. В таком виде это только усиливало аргументацию тех сил в Германии и за ее пределами, которые выступали против обмена Красикова именно потому, что это провоцирует перманентный захват новых заложников. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, обычной сделке по обмену разведчиками надо было придать общегуманитарный вид.
Возникло окно возможностей для многочисленных лоббистских групп поддержки самых разных политических заключенных. Американцы зашли сразу с самой крупной карты, предложив добавить в список Навального. Оказалось, что Путину Красиков нужен не так сильно. Впрочем, проблему решили по-азиатски, устранив предмет торга из жизни. Переговорный процесс промахнулся мимо посадочной полосы и вынужден был зайти на второй круг. После мучительной паузы, подгоняемый наступающими на пятки выборами, он возобновился. На этот раз уже с более продвинутой точки, на которую вышли в первом круге – широкой гуманитарной сделки, но уже без Навального.
Кандидатуры, предлагаемые для обмена на этот раз, отвечали сразу нескольким критериям: наличие второго гражданства, медийная узнаваемость, активная группа поддержки, обладающая достаточным лоббистским ресурсом, и состояние здоровья. В общем, это было похоже на выдвижение на «Букер»: длинный список, потом - короткий, потом - финалисты. Пока список финалистов с американской и немецкой стороны «устаканивался», Россия уравновешивала его, добавляя к Красикову другие, менее значимые для нее имена.
Этот процесс мог бы быть бесконечным, но подстегивал фактор неопределенности – никто не может сказать, что именно случится после президентских выборов в США. Было понятно, что сейчас Байдену очень надо, и Шольц готов идти ему навстречу, несмотря на очевидные репутационые и политические риски. Москва благоразумно приняла решение больше не повышать ставки и «откэшиться» с тем прикупом, который есть. Видимо, аналогичное ощущение возникло и у другой стороны. Размен состоялся. В нем нет ничего интригующего, никакой конспирологии, никакого чуда – обычная рутина работы спецслужб и дипломатии. В общем, все как в песенке про русского джина Владимира Высоцкого: "Кроме мордобитиев - никаких чудес!".
Вопреки расхожему мнению, немало людей в России идут на войну не умирать, а «делать жизнь». Не просто зарабатывать, а открывать новые горизонты для себя и своей семьи. Для них война – это шанс, часто единственный, круто изменить вектор жизни. Ведь на войне погибают многие, но не все. На этом призрачном оптимизме пока и держится возможость вести суррогатную войну (СВО), не скатываясь в тотальную военную и экономическую мобилизацию. Люди спешат сыграть с Богом в «русскую рулетку». Но почему?
Ответ вряд ли обрадует филантропов и гуманистов. Потому что путинская война, похоже, является для низших слоев русского общества «серебряным веком» России («золотым» какое-то время была советская власть). Дело не в качестве жизни, а в тех социальных лифтах, которые практически перестали работать с конца 60-х годов прошлого века (после того, как СССР вполз в застой) и которые теперь пообещали запустить с помощью войны.
Власть предлагает невиданные доселе условия. И дело не в деньгах как таковых. Деньги - дело как наживное, так и проживное. Ключевую роль, на мой взгляд, начинают играть социальные пакеты – комплексы образовательных, медицинских льгот, а также «скоростные» социальные лифты, которыми власть намерена обеспечивать русских кондотьеров. Исследование «Новой вкладки» (Дмитрий Шишкин), раскрывающее приоритеты и практику квотирования при поступлении в ВУЗы, является хорошей иллюстрацией этой тенденции.
По сути, предпринята попытка воссоздать служивое дворянство, наряду с родовым боярством (путины, патрушевы, роттенберги, сечины и прочие родовитые семьи). Теперь можно и другим попробовать стать элитой. Продав себя в кабалу, ты не просто зарабатываешь, а вытаскиваешь свой род из грязи в князи, становишься служебной аристократией с перспективой дослужиться и до наследственной. Что бы там ни говорили, это игра в долгую. Тут не только тактический, но и стратегический расчет. Что же может этому помешать?
Ну, во-первых, могут закончиться деньги. Сейчас ничего такого не предвидится, но, если случится мировой финансовый кризис, то, вопреки упованиям изоляционистов, по России он ударит сильнее, чем по Америке. Так что я бы на месте Путина так сильно лодку не раскачивал – можно случайно выпасть из нее первым.
Во-вторых, могут появиться внеэкономические факторы. Но все они так или иначе завязаны на поражение (пусть даже относительное) на фронте. Либо Украина сможет наносить ущерб, подобный тому, который сейчас она наносит в Курской области, долго и на систематической основе, либо в принципе война затянется так надолго, что перерастет рамки специальной операции, и власти придется раскачивать народ мобилизациями.
В-третьих, режим может пойти вразнос и начать уничтожать свой собственный политический класс, которому ради собственного спасения потребуется поменять параметры всей системы, чтобы повысить уровень свой коллективной безопасности.
Так или иначе, это дело явно не завтрашнего дня, и поэтому, скорее всего, мы еще успеем понаблюдать за борьбой путинского боярства с путинским дворянством.
Ответ вряд ли обрадует филантропов и гуманистов. Потому что путинская война, похоже, является для низших слоев русского общества «серебряным веком» России («золотым» какое-то время была советская власть). Дело не в качестве жизни, а в тех социальных лифтах, которые практически перестали работать с конца 60-х годов прошлого века (после того, как СССР вполз в застой) и которые теперь пообещали запустить с помощью войны.
Власть предлагает невиданные доселе условия. И дело не в деньгах как таковых. Деньги - дело как наживное, так и проживное. Ключевую роль, на мой взгляд, начинают играть социальные пакеты – комплексы образовательных, медицинских льгот, а также «скоростные» социальные лифты, которыми власть намерена обеспечивать русских кондотьеров. Исследование «Новой вкладки» (Дмитрий Шишкин), раскрывающее приоритеты и практику квотирования при поступлении в ВУЗы, является хорошей иллюстрацией этой тенденции.
По сути, предпринята попытка воссоздать служивое дворянство, наряду с родовым боярством (путины, патрушевы, роттенберги, сечины и прочие родовитые семьи). Теперь можно и другим попробовать стать элитой. Продав себя в кабалу, ты не просто зарабатываешь, а вытаскиваешь свой род из грязи в князи, становишься служебной аристократией с перспективой дослужиться и до наследственной. Что бы там ни говорили, это игра в долгую. Тут не только тактический, но и стратегический расчет. Что же может этому помешать?
Ну, во-первых, могут закончиться деньги. Сейчас ничего такого не предвидится, но, если случится мировой финансовый кризис, то, вопреки упованиям изоляционистов, по России он ударит сильнее, чем по Америке. Так что я бы на месте Путина так сильно лодку не раскачивал – можно случайно выпасть из нее первым.
Во-вторых, могут появиться внеэкономические факторы. Но все они так или иначе завязаны на поражение (пусть даже относительное) на фронте. Либо Украина сможет наносить ущерб, подобный тому, который сейчас она наносит в Курской области, долго и на систематической основе, либо в принципе война затянется так надолго, что перерастет рамки специальной операции, и власти придется раскачивать народ мобилизациями.
В-третьих, режим может пойти вразнос и начать уничтожать свой собственный политический класс, которому ради собственного спасения потребуется поменять параметры всей системы, чтобы повысить уровень свой коллективной безопасности.
Так или иначе, это дело явно не завтрашнего дня, и поэтому, скорее всего, мы еще успеем понаблюдать за борьбой путинского боярства с путинским дворянством.
При всем разнообразии и обширности опричных ландшафтов нашей необъятной Родины, на ее поверхности есть эрогенные зоны, при любом взаимодействии с которыми система немедленно возбуждается и встает в стойку. Эти точки нельзя кусать, на них нельзя давить, их можно только слегка облизывать, тихо повизгивая от восторга. Самые известные из таких точек – Кадыров и Мизулина. Все, кто по неосторожности и тем более умышленно их задели, вынуждены отдергивать руку (ну или что-то еще) так, как будто случайно задели сигнализацию. Вой сирены начинается такой, что мало не покажется. Тем интереснее узнать, чем закончится история с Лебедевым, который вначале слегка надкусил, а потом так извинился, что откусил уже до конца.
От места, где сейчас предположительно идут бои между ВСУ и ВС РФ (окраина Суджи), до Курской АЭС, если верить картам Google, пока еще не признанным в России иноагентами, на машине приблизительно 1 час 9 минут, или 15 часов пешком (но это, наверное, не в боевом снаряжении). Если на минуту представить, что ВСУ войдут в Курчатов и возьмут под контроль Курскую АЭС, то возникнет хорошая торговая позиция – ее можно будет обменять потом на Запорожскую АЭС. Шутки шутками, но Герасимову в этой ситуации придется вводить в бой резервы. А это значит, что прорыв в Курскую область выходит далеко за рамки пиар-акций, вроде тех, которыми баловались отряды РДК в Белогородской области, и представляет собой продуманную войсковую операцию с внятными целями и задачами. Это, в свою очередь, значит, что быстро кризис может не кончиться, и ситуация зависнет на несколько дней, если не больше. Все это время район боев будет излучать токсичные картинки апокалипсиса уездного масштаба, которые разойдутся по России как воспоминание о будущем.
Я часто и с удовольствием читаю талантливые заметки киевского врача Андрея Волны. Его задела “кричалка” на берлинском митинге (насколько я понимаю, русской оппозиции в эмиграции, – сам я не видел репортажей об этом событии и узнал о нем из поста Волны): «Россия будет счастливой!».
Я не люблю митинги, - любые, - но меня эта кричалка не взволновала. Может быть, потому, что я считаю, что будущее у России может быть разным, в том числе, сильно отличающимся от ее прошлого и настоящего. Вопрос, однако, сложнее, чем кажется, ведь, в конечном счете, реплика Волны считывается как серьезное сомнение в том, нужно ли вообще какое-то будущее для такой страны, как Россия?
Должно ли вообще у России быть будущее? Соответственно, имеют ли русские моральное право думать и, тем более, говорить вслух о будущем своей страны тогда, когда эта страна сеет смерть и разрушение в Украине? Этот вопрос стал нетривиальным три года назад. Десятки миллионов человек, живущих вдоль российской западной границы (и не только в Украине), сегодня однозначно отвечают на него: нет. Более того, даже простые разговоры о том, что у ЭТОЙ страны может быть какое-то будущее, оскорбляет их чувства.
Что ими движет? Врожденная русофобия, как утверждают в Кремле? Отчасти да, если перевести слово "русофобия» на человеческий язык: страх перед русскими. Да – страх. Страх, что гигантская восточная (для них) империя может двинуть на них тысячи своих солдат, готовых убивать за деньги, за идею и просто так, которые придут в их дома, будут запрещать им говорить на своем языке, которые будут рассказывать их детям в школе, что их как народа не существует, а в это время московские попы будут читать в их церквях проповеди во славу русского царя и русского мира. Их можно понять.
Но что делать самим русским в этой ситуации? Должны ли они поголовно стать «русофобами» и начать бояться самих себя и самой тени собственной истории и культуры, добровольно отказываясь от своего права на будущее? Есть многие люди, которые именно так и сделали. Они отказались после начала войны от своей русской идентичности в знак протеста против преступлений путинского режима. Это их выбор, и я его уважаю, но не считаю безальтернативным. Есть и другой путь – оставаться русскими, но думать о том, как превратить Россию в страну, которую не боятся ни сами русские, ни те, кто волею судьбы вынужден жить с ними рядом. Мне этот путь ближе.
Я не считаю, что он бесперспективен, потому что в самой русской истории было много развилок и альтернатив. А если они были в прошлом, то будут и в будущем.
Я благодарен Александру Плющеву за то, что он дал мне повод высказаться на эту тему.
https://youtu.be/TBMaZaoPHJw?si=nqcl0rROYeTMWMsA
Я не люблю митинги, - любые, - но меня эта кричалка не взволновала. Может быть, потому, что я считаю, что будущее у России может быть разным, в том числе, сильно отличающимся от ее прошлого и настоящего. Вопрос, однако, сложнее, чем кажется, ведь, в конечном счете, реплика Волны считывается как серьезное сомнение в том, нужно ли вообще какое-то будущее для такой страны, как Россия?
Должно ли вообще у России быть будущее? Соответственно, имеют ли русские моральное право думать и, тем более, говорить вслух о будущем своей страны тогда, когда эта страна сеет смерть и разрушение в Украине? Этот вопрос стал нетривиальным три года назад. Десятки миллионов человек, живущих вдоль российской западной границы (и не только в Украине), сегодня однозначно отвечают на него: нет. Более того, даже простые разговоры о том, что у ЭТОЙ страны может быть какое-то будущее, оскорбляет их чувства.
Что ими движет? Врожденная русофобия, как утверждают в Кремле? Отчасти да, если перевести слово "русофобия» на человеческий язык: страх перед русскими. Да – страх. Страх, что гигантская восточная (для них) империя может двинуть на них тысячи своих солдат, готовых убивать за деньги, за идею и просто так, которые придут в их дома, будут запрещать им говорить на своем языке, которые будут рассказывать их детям в школе, что их как народа не существует, а в это время московские попы будут читать в их церквях проповеди во славу русского царя и русского мира. Их можно понять.
Но что делать самим русским в этой ситуации? Должны ли они поголовно стать «русофобами» и начать бояться самих себя и самой тени собственной истории и культуры, добровольно отказываясь от своего права на будущее? Есть многие люди, которые именно так и сделали. Они отказались после начала войны от своей русской идентичности в знак протеста против преступлений путинского режима. Это их выбор, и я его уважаю, но не считаю безальтернативным. Есть и другой путь – оставаться русскими, но думать о том, как превратить Россию в страну, которую не боятся ни сами русские, ни те, кто волею судьбы вынужден жить с ними рядом. Мне этот путь ближе.
Я не считаю, что он бесперспективен, потому что в самой русской истории было много развилок и альтернатив. А если они были в прошлом, то будут и в будущем.
Я благодарен Александру Плющеву за то, что он дал мне повод высказаться на эту тему.
https://youtu.be/TBMaZaoPHJw?si=nqcl0rROYeTMWMsA
YouTube
Идём по звёздам. Владимир Пастухов: "Есть два пути: либо умереть, либо родить себя заново".
Политолог Владимир Пастухов о том, куда движется Россия, почему нынешняя война имеет черты гражданской, получится ли переучредить Россию и о чем модно и нужно мечтать, а также о том, страшна ли коррупция и грозит ли России территориальный распад.
Купить…
Купить…
Я все-таки чего-то не понимаю в математике. Изначально сообщалось, что в Курскую область вошло 400 бойцов ВСУ. О каких-либо изменениях в этой оценке не сообщалось. Сегодня от имени российского Генштаба заявили, что уничтожено 400 бойцов ВСУ. «А 400 минус 400 по-любому ноль будет». Возникает вопрос: кто же тогда стреляет в Судже? Неужели гражданская война? Правильно сказал новый министр обороны: «Ошибаться можно, врать нельзя». Полностью поддерживаю.
Есть такой метод в науке - физический эксперимент. Это когда определенный уровень теоретической проработки вопроса уже имеется, но однозначного вывода нет. Есть несколько гипотез, но какая из них верна, установить можно только экспериментальным путем. Вот такой физический эксперимент сейчас, на мой взгляд, ВСУ ставят в Курской области.
Есть две гипотезы относительно состояния российских вооруженных сил. Одна предполагает, что российский военный ресурс в принципе безграничен, и Россия может отмобилизовать столько людей и ресурсов (в рамках этого локального конфликта, конечно), сколько захочет. Вопрос лишь в политической воле и во времени. Другая гипотеза состоит в том, что Россия, как и Украина, действует на пределе своих возможностей, но в покер играет (блефует) лучше. В этом случае неожиданное и избыточное давление может иметь эффект бабочки.
В этом смысле неожиданное наступление ВСУ под Курском – это не про квадратные километры, а про будущее войны. По его итогам будут вымерять подходы к мирным планам, расклады военной и финансовой помощи Украине (с другой стороны – военно-технической помощи России). Возможно, это одно из самых главных по своему политическому значению сражений кампании 2023-2024 годов, превосходящее по своим последствиям все то, что происходит под Авдеевкой и в ее окрестностях. Это не тактический выверт, а стратегическое (именно в политическом, а не в чисто военном смысле) предприятие.
Ставки и для Украины, и для России здесь выше, чем это может показаться на первый взгляд. Легкость, с которой нож ВСУ вошел в масло российской обороны на свежем участке фронта, на мой взгляд, обманчива. В Кремле понимают важность «ответой реакции», и она в скором времени последует. И вот здесь-то и начинается эксперимент: мы на практике увидим, есть ли России чем отвечать (оставив в стороне тему тактического ядерного оружия), не снимая части с других стратегически важных направлений и не проводя срочных мобилизационных мероприятий, или уже все.
Есть две гипотезы относительно состояния российских вооруженных сил. Одна предполагает, что российский военный ресурс в принципе безграничен, и Россия может отмобилизовать столько людей и ресурсов (в рамках этого локального конфликта, конечно), сколько захочет. Вопрос лишь в политической воле и во времени. Другая гипотеза состоит в том, что Россия, как и Украина, действует на пределе своих возможностей, но в покер играет (блефует) лучше. В этом случае неожиданное и избыточное давление может иметь эффект бабочки.
В этом смысле неожиданное наступление ВСУ под Курском – это не про квадратные километры, а про будущее войны. По его итогам будут вымерять подходы к мирным планам, расклады военной и финансовой помощи Украине (с другой стороны – военно-технической помощи России). Возможно, это одно из самых главных по своему политическому значению сражений кампании 2023-2024 годов, превосходящее по своим последствиям все то, что происходит под Авдеевкой и в ее окрестностях. Это не тактический выверт, а стратегическое (именно в политическом, а не в чисто военном смысле) предприятие.
Ставки и для Украины, и для России здесь выше, чем это может показаться на первый взгляд. Легкость, с которой нож ВСУ вошел в масло российской обороны на свежем участке фронта, на мой взгляд, обманчива. В Кремле понимают важность «ответой реакции», и она в скором времени последует. И вот здесь-то и начинается эксперимент: мы на практике увидим, есть ли России чем отвечать (оставив в стороне тему тактического ядерного оружия), не снимая части с других стратегически важных направлений и не проводя срочных мобилизационных мероприятий, или уже все.
Честно говоря, я видел себе это иначе. Красивая полка Уотерстоун (пусть не на видном месте, но все-таки), глянцевая обложка какой-нибудь «Их-Там-Пресс», доброжелательные отзывы в Кембридже и Оксфорде, рецензия на последней странице «Times», но перед некрологами и все такое 😀.
Но, как говорил один мой знакомый, никогда хорошо не жили, нечего и начинать. Моя первая книжка за границей вышла как спецоперация. О ее появлении в продаже я узнал от Александра Плющева. Сам я смогу подержать ее в руках не раньше, чем через неделю, когда любезно посланные издателем авторские экземпляры доберутся, наконец, и до меня. Ее путь от рукописи до издателя мне самому известен только в общих чертах. Выстроилась целая цепочка добрых самаритян: кто-то сделал глубокую редактуру, кто-то собрал макет, кто-то нашел на все это деньги, кто-то, в конечном счете, рискнул и издал. Всем спасибо; честно – не ожидал.
С чего все началось?
Ну, во-первых, так было задумано. С самого начала мой телеграм-канал был построен как живая книга. Я принципиально отказался от модели «агрегатора новостей и чужих умных мыслей». Это был жанр постижения непостижимого во всем его безобразном разнообразии. Там было много скрытых от постороннего глаза внутренних переходов, кроличьих нор и крысиных троп между текстами, внутренний смысл которых раскрывается только постфактум. Вот такой я вредный.
Во-вторых, где-то через полтора года стало понятно, что замысел в некоторой степени удался. Перечитывая написанное, я понял, что сам с трудом верю, что я это когда-то написал. Текст в целом смотрелся как не имеющий ничего общего с тем, что публиковалось по частям. Это был хороший знак, подсказывавший, что пора переходить к следующему этапу спецоперации – собственно попытаться сделать книгу.
Лучшее – враг хорошего. Просто так взять и выгрузить телеграм в бумагу было бы неспортивно. Нужно было поместить это в реальный исторический и политический событийный контекст, связать каждое высказывание с фактом-триггером, который вызвал его к жизни. Но как? И тут явился первый из добрых самаритян, который взвалил на себя этот адов труд, сам будучи сверхзагруженным и сверхвостребованным публицистом. А потом пришел второй, который это организовал, а затем третий, который оплатил, затем четвертый, который, собственно, и издал. И, наверное, поэтому я могу позволить себе роскошь в своем солидном возрасте оставаться романтиком и верить в добрые сказки и в кооперацию русской интеллигенции. Вот такой я везунчик.
Вообще-то я хотел всех их в книге поблагодарить, но почему-то все четверо дружно сказали: «Лучше не надо!».
Почему не в России? Потому что не хочется подставлять ни издателей, ни продавцов, ни читателей. Ничего такого, что не было бы написано на каждом заборе в максимально кратких выражениях, в книге нет, но правила жизни и выживания в России сегодня так сложны, что никогда не знаешь, какое именно из этих слов выстрелит тебе в ногу. Надо осмотреться. Может быть, она и дойдет до русского читателя, но не сразу. В целом думаю, что с распространением будут проблемы. Но рукописи, как выяснилось, не только не горят, но каким-то образом сами протаптывают себе дорогу к читателю. Я в них (в рукописи) верю. И в читателей – тоже.
После этого странного предисловия встречайте новую книжку: «Война телеграмным стилем. 500 дней катастрофы». Вышла в издательстве Kust Press совместно с издательством Rewind Books. Надеюсь, что она в течение пары недель доберется и до Amazon. А пока есть в продаже в книжных магазинах в Вильнюсе, Хайфе, Иерусалиме, Тель-Авиве, Нью-Йорке, Бруклине и Белграде, а также в онлайн-магазине издательства по адресу:
http://rwnd.store/product/%d0%b2%d0%be%d0%b9%d0%bd%d0%b0-%d1%82%d0%b5%d0%bb%d0%b5%d0%b3%d1%80%d0%b0%d0%bc%d0%bd%d1%8b%d0%bc-%d1%81%d1%82%d0%b8%d0%bb%d0%b5%d0%bc-500-%d0%b4%d0%bd%d0%b5%d0%b9-%d0%ba%d0%b0%d1%82%d0%b0%d1%81/
Но, как говорил один мой знакомый, никогда хорошо не жили, нечего и начинать. Моя первая книжка за границей вышла как спецоперация. О ее появлении в продаже я узнал от Александра Плющева. Сам я смогу подержать ее в руках не раньше, чем через неделю, когда любезно посланные издателем авторские экземпляры доберутся, наконец, и до меня. Ее путь от рукописи до издателя мне самому известен только в общих чертах. Выстроилась целая цепочка добрых самаритян: кто-то сделал глубокую редактуру, кто-то собрал макет, кто-то нашел на все это деньги, кто-то, в конечном счете, рискнул и издал. Всем спасибо; честно – не ожидал.
С чего все началось?
Ну, во-первых, так было задумано. С самого начала мой телеграм-канал был построен как живая книга. Я принципиально отказался от модели «агрегатора новостей и чужих умных мыслей». Это был жанр постижения непостижимого во всем его безобразном разнообразии. Там было много скрытых от постороннего глаза внутренних переходов, кроличьих нор и крысиных троп между текстами, внутренний смысл которых раскрывается только постфактум. Вот такой я вредный.
Во-вторых, где-то через полтора года стало понятно, что замысел в некоторой степени удался. Перечитывая написанное, я понял, что сам с трудом верю, что я это когда-то написал. Текст в целом смотрелся как не имеющий ничего общего с тем, что публиковалось по частям. Это был хороший знак, подсказывавший, что пора переходить к следующему этапу спецоперации – собственно попытаться сделать книгу.
Лучшее – враг хорошего. Просто так взять и выгрузить телеграм в бумагу было бы неспортивно. Нужно было поместить это в реальный исторический и политический событийный контекст, связать каждое высказывание с фактом-триггером, который вызвал его к жизни. Но как? И тут явился первый из добрых самаритян, который взвалил на себя этот адов труд, сам будучи сверхзагруженным и сверхвостребованным публицистом. А потом пришел второй, который это организовал, а затем третий, который оплатил, затем четвертый, который, собственно, и издал. И, наверное, поэтому я могу позволить себе роскошь в своем солидном возрасте оставаться романтиком и верить в добрые сказки и в кооперацию русской интеллигенции. Вот такой я везунчик.
Вообще-то я хотел всех их в книге поблагодарить, но почему-то все четверо дружно сказали: «Лучше не надо!».
Почему не в России? Потому что не хочется подставлять ни издателей, ни продавцов, ни читателей. Ничего такого, что не было бы написано на каждом заборе в максимально кратких выражениях, в книге нет, но правила жизни и выживания в России сегодня так сложны, что никогда не знаешь, какое именно из этих слов выстрелит тебе в ногу. Надо осмотреться. Может быть, она и дойдет до русского читателя, но не сразу. В целом думаю, что с распространением будут проблемы. Но рукописи, как выяснилось, не только не горят, но каким-то образом сами протаптывают себе дорогу к читателю. Я в них (в рукописи) верю. И в читателей – тоже.
После этого странного предисловия встречайте новую книжку: «Война телеграмным стилем. 500 дней катастрофы». Вышла в издательстве Kust Press совместно с издательством Rewind Books. Надеюсь, что она в течение пары недель доберется и до Amazon. А пока есть в продаже в книжных магазинах в Вильнюсе, Хайфе, Иерусалиме, Тель-Авиве, Нью-Йорке, Бруклине и Белграде, а также в онлайн-магазине издательства по адресу:
http://rwnd.store/product/%d0%b2%d0%be%d0%b9%d0%bd%d0%b0-%d1%82%d0%b5%d0%bb%d0%b5%d0%b3%d1%80%d0%b0%d0%bc%d0%bd%d1%8b%d0%bc-%d1%81%d1%82%d0%b8%d0%bb%d0%b5%d0%bc-500-%d0%b4%d0%bd%d0%b5%d0%b9-%d0%ba%d0%b0%d1%82%d0%b0%d1%81/