В России нет политики, как нет и политиков, а есть лишь бюрократы и революционеры, а также те, кто наблюдает за их вечной борьбой со стороны. Сложность ситуации состоит  в том, что, с моей сугубо личной точки зрения, победа того штамма революционеров, который сегодня является в России доминирующим, сама по себе пространство политики в  ней не создаст. Ее государственный строй останется таким же плоским, каким был до этого, похожим на представления древних людей о земле. Только это будет мир Алисы в стране чудес, где все будут стоять на головах. Кто был ничем – тот в очередной раз станет всем, а о тех, кто был всем, в очередной раз вытрут ноги. На смену империалистическим войнам придут войны революционные, которые, конечно, тут же будут объявлены священными и справедливыми. Как поется в известной песне: «И то, и другое я видел не раз»…

Вопрос в том, как создать пространство политики в России, если просто революция не работает? Точнее, если просто революции мало. Нужна ведь не рутинная смена власти, замена плохих правителей на хороших, а эффект «большого взрыва», который  формирует не просто новое государство, а новую цивилизацию – хоть и связанную с цепочкой прежних русских цивилизаций пунктирной линией культурной преемственности, но все же совершенно самостоятельную по отношению к ним. Такой исторический взрыв практически никогда не бывает следствием реализации рационального плана, в рамках которого люди действуют, руководствуясь своими экономическими (собственность) и политическими (власть) интересами. Он всегда есть следствие победы альтруистского по своей природе движения, сгруппировавшегося вокруг определенных идей. Как писал Вебер, за всеми внешне рациональными либеральными концептами лежит иррациональная аксиома, принимаемая сторонниками данного концепта на веру точно так же, как это делают адепты разных религий в отношении своих религиозных догматов (символов веры). Так что ничего сверхъестественного в расчёте на альтруистическое движение как фактор культурных и социальных изменений нет.

Настоящая революция, которая меняет не власть, а ход истории, как это не покажется странным, всегда иррациональна, всегда замышляется людьми «не от мира сего», которым нужна не власть и, тем более, не деньги, а реализация некоторой идеи, в которую они веруют почти религиозно и ради которой готовы рисковать и идти на жертвы. Именно недостаточное количество таких  людей во власти в 90-е, возможно, и стало одной из главных причин, которые обрекли посткоммунистический эксперимент на провал. Верхушка интеллигенции, поучаствовавшая в той революции, растворила альтруизм в приватизации. Смерти Меня и Сахарова на раннем этапе реализации проекта, может быть, значили куда как больше, чем мы привыкли думать.

С точки зрения русского человека третьей декады путинской эпохи, порченного десятилетиями непрерывного разврата цинизмом и насилием, рассуждения об альтруизме как о действующей силе истории звучат как полнейший бред. Но то, что этого  когда-то в каком-то конкретном месте не случилось, не значит, что этого не может быть в принципе. История других народов показывает, что такие компактные группы единомышленников, целью которых является не захват власти, а реализация масштабного и по сути своей религиозного проекта, возникают время от времени совершенно стихийным образом и становятся решающим фактором эволюции соответствующих обществ. К тому же, мне кажется, что именно сейчас Россия, проходящая последовательно все круги ада,  к такому повороту сюжета своей истории созревает.

Я не говорю, что это случится завтра. Я даже не уверен, что это случится через 10 лет. Но, когда придет время великих каменщиков, у них под рукою должны быть готовые кирпичи. Вот я их и обжигаю. В конце концов, Кёльнский Собор строился почти 600 лет, и те, кто закладывал фундамент, не имели ни единого шанса увидеть финал. Ну и что? Не обязательно, чтобы все происходило при нашей жизни…

 

Читатели быстро отреагировали на мой утренний пост. Пишут, что сплоченная группа, упрямо реализующая свой религиозный проект, - это и есть путинцы образца «2022». И да, и нет одновременно. Да - потому что нынешнее руководство России действительно похоже на религиозную секту, пытающуюся воплотить наяву свой вычурный проект. Нет - потому что они не альтруисты, и помимо своих религиозных убеждений ничто человеческое им не чуждо. Это сильно портит картинку. Думаю, будет время поговорить об этом в эфире. До встречи в «Пастуховских четвергах» с Алексеем Венедиктовым через час.

https://youtu.be/RD_pkj6sVc8

Лишь спустя 100 дней после начала так называемой спецоперации в Украине на поверхности начинают проступать контуры воистину гигантского замысла. Как и следовало ожидать, война является не самоцелью для Кремля, а лишь инструментом для достижения других более значимых для него целей. Цели эти лишь отчасти и косвенно связаны с внешней политикой. Все эти досужие разговоры об угрозах и давлении – не более чем дымовая завеса. Хотя для части путинской геронтократии это действительно актуальная тема, костяк путинских элит знает ей реальную цену. Причины и поводы для войны лежат практически целиком в области внутренней, а не внешней политики. И это вовсе не удержание власти в руках клептократии, как принято думать в либеральной среде. Эту задачу можно было решать и менее инвазивными способами.
В основе нового элитного консенсуса, заменившего посткрымский консенсус, лежит идея модернизации, прежде всего технологической, России. Именно потому, что это реальная цель и реальный вызов, а вовсе не какая-то персональная блажь лично Путина, Вайно, Мишустина или Кириенко, Кремлю удалось сплотить вокруг своей «новой политики» так много разнообразных фракций правящего класса. Война и все связанные с ней тяготы в глазах этого класса оправдываются величием стоящей перед Россией цели – совершить великий технологический рывок из сырьевой грязи в информационные князи. Путин выиграл внутриэлитную борьбу на этом этапе не потому, что возбудил в очередной раз патриотическое чувство и выжал в пол педаль национального экстаза (хотя и это имеет место быть), а потому, что предложил концепцию модернизации (будущего) России, в которую значимая часть элит поверила сильнее, чем в добрую «Россию будущего» Навального или в свободную «Россию будущего» Вильнюсского форума.
Пока элиты сочли более реалистичной и исполнимой «злую» Россию будущего Путина – имперскую, жестокую, ощетинившуюся штыками и ракетами, для которой война есть нормальное состояние и стимул развития. Не понимать этого – значит сознательно удерживать себя в плену иллюзорных представлений о злом царе и обманутых им несчастных подданных. Другое дело, что предлагаемый от имени Путина концепт модернизации является еще более утопическим и еще более иллюзорным, чем все освободительные проекты оппонентов режима. Это по сути своей необольшевистский проект. Как и все вторичное, он сильно уступает оригиналу. Практически и теоретически невозможно дважды войти в одну и ту же реку большевизма, поскольку исторические условия, которые в свое время обеспечили временный успех большевистскому модернизационному рывку, давно исчерпали себя.
Именно утопичность этой затеи вылезла на первый план при неуклюжей попытке его презентации в формате «встречи со стартаперами». Путин пообещал там не наступать больше на те же грабли, на которые наступил СССР, и сохранить экономику оикрытой. В результате он предложил слушателям сесть между двух стульев. То есть Россия сама не будет обносить себя забоом (это хорошо), но при этом будет вести себя так, что у мирового сообщества не останется другого выбора, как скинутся на этот забор и поставить его извне. И, кстати, чтоб не было иллюзий, – торговля с Китаем тоже стагнирует третий месяц подряд. В общем, подход остроумный: мы сами изолироваться не будем, но создадим такие условия, что другие нас изолируют по скорой помощи в Палате #6 бесплатно.
Так или иначе, но лично мне кажется, что соревнование по консолидации элит в конечном счете выиграет теперь тот, кто побьет эту карту и предложит вместо модернизационного плана Путина альтернативный и реальный план модернизации России, в который смогут поверить основные фракции сплотившихся сегодня вокруг Путина элит. Пока место на карточном столе вакантно.

Кажется, Достоевский - могу ошибиться – сказал, что самая жестокая конкуренция среди тех, кто на паперти. Жизнь постоянно подбрасывает примеры справедливости этого наблюдения. Эмигранты предыдущей волны, с трудом встроившиеся в европейскую жизнь ценой огромных усилий и немалых унижений, встречают беженцев с Украины с большей настороженностью, чем, собственно говоря, коренные жители принимающих стран. Нечто похожее происходит и в среде оппозиции режиму Владимира Путина. Война создала не то что бы бурный поток, скорее тонкий ручеек из элементов, ранее лояльных Кремлю, которые на этот раз предпочли от него дистанцироваться (в том числе и ради сохранения обитающих на Западе капиталов). Появление свежеиспеченных противников режима вызывает плохо скрываемое раздражение и ревность в среде профессиональных борцов с Путиным, сделавших имя и карьеру на Западе на своей непревзойденной бескомпромиссности. Тут вспоминается известная притча о виноградарях, возмутившихся тем, что Христос расплатился с последними работниками так же, как с первыми:
«Эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенёсшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми своё и пойди; я же хочу дать этому последнему [то же], что и тебе; разве я не властен в своём делать, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных.
— Мф. 20:12—16».
Лично мне безразлично сколько Савлов превратится в Павлов на этой войне и какими они станут в очереди на присвоение звания самого стойкого борца с Путиным. Чем больше – тем лучше. Лишь бы не происходило наоборот, и Павлы не превращались бы обратно в Савлов, что в России случается частенько.

Совершенно согласен с тем, что демократия есть продукт развития общества и форма его стабилизации,  а не инструмент его преобразования. Добавлю только, что непонимание этого стоило демократам первой волны потери влияния в 90-х. Они полагали, что, объявив демократию, таким образом решают все проблемы России. На самом деле, они их таким образом только обнажали и обостряли. Решать их должна была партия преобразований, получившая власть, но при этом ограниченная институтами демократии в своих амбициях. Получилось все наоборот. Партия преобразований быстро выродилась в партию удержания власти, а удержание власти начали с упразднения демократии. В этом смысл событий 1993-го и 1996-го годов. Это был диалектический кризис. Деградация преобразовательского порыва стимулировала желание ограничить демократию, ограничение демократии ускоряло деградацию реформаторов. Перефразируя О'Генри, я бы сказал, что преобразовать общество извне невозможно (разве что уничтожить), но можно создать такие условия, когда общество само начнет меняться, как будто в него влили дрожжи. Таким условием является установление демократии. Но условием, а не инструментом. Инструмент – это идеология и партия.
 

Как-то сразу вспомнилось старое одесское... Встречаются два еврея, один начинает жаловаться на жизнь, а другой его утешает, ну как-то типа - «история нашей Родины - штука тяжеловесная, жизнь - полосатая, бывают черные полосы, а бывают и белые...». Через год снова встречаются и утешавший спрашивает: "Ну, как дела?". В ответ первый еврей бросается ему на шею с криком: "Как ты был прав, как прав - то была белая полоса...". Для того и лают собаки на асфальтоукладчик, чтобы все сегодняшнее не оказалось белой полосой завтра. А то будем бежать все от этого асфальтоукладчика как волк в 4-й серии "Ну, погоди!", подметая дорогу истории хвостом.

Я приеду, когда отпадут условия, заставившие меня уехать.
Моя жена всегда будет против, но всегда будет рядом :)
Я знаю, что у России есть будущее, я уверен, что это будущее выглядит достойно, но у меня нет определенности в вопросе цены, которую за это будущее придется заплатить. Не хотелось бы переплачивать, особенно человеческими жизнями.
Мой компас - не надежда, а понимание логики исторического процесса. Его тренд не имеет альтернативы. У истории нет задней передачи. Тот, кто думает, что на этой машине можно ехать вспять, рискует обнаружить себя неожиданно в ином совершенно некомфортном для него мире.

Сегодня звук был хороший, но спикер был плохой :) Извините. Три прививки - и столько же болезней…

https://youtu.be/kizsT8Db_-4

На украинском фронте без перемен…
Люди, на головы которых падают бомбы и ракеты, справедливо возмущаются тем, что я меньше пишу и говорю об Украине. Оправдание мое сводится к тому, что я не журналист, чтобы информировать, и не священник, чтобы утешать. Я теоретик, моделирующий различные сценарии развития ситуации, но, если ситуация не развивается, то писать мне не о чем. Сейчас именно такой момент. Кровищи много, жертв много, трагедий – несть числа, событий – нет.
Штиль сам по себе – штука выматывающая, чем меньше реального движения, тем больше эмоциональных подвижек. Настроения масс с обеих сторон противостояния быстро меняются. От шока к ярости, от ярости к истерике. Эта истерика пока носит скрытый характер, но она уже серьезно влияет на ситуацию, а будет влиять еще больше. Таким образом тупик самоуглубляется, даже когда ничего вокруг не происходит. Стоячая вода опасна, в ней плодятся микробы, поэтому обе стороны будут делать непрерывные попытки возобновить хоть какое-то движение, но будут ли они успешными - большой вопрос.
Что мы имеем на сегодняшний день объективно:
1. Россия провалила первоначальный план спецоперации - нанесение мгновенного и относительно бескровного военного поражения Украине с установлением протектарата над всей ее территорией через поставленное в Киеве марионеточное правительство - и вывалилась-таки в вязкую региональную войну, развивающуюся по афганскому сценарию.
2. Кремль не был обескуражен тем, что первоначальный план не сработал, и быстро перестроился, настроившись на длительную военную кампанию в Юго-восточной Украине и на затяжную экономическую блокаду со стороны Запада. Новой промежуточной целью войны, по всей видимости, для Кремля является возвращение к проекту “Новороссия” в его первоначальном виде – к созданию из части оккупированных украинских земель марионеточного государственного образования, либо полностью интегрированного в состав России, либо являющегося формально независимым, как нынешняя Абхазия, например. Так или иначе понятно, что Россия при всех введенных санкциях обладает автономным ресурсом для ведения многолетней войны, и это та реальность, с которой придется считаться.
3. Украине в новых условиях необходимо выработать новый политический и общественный консенсус по отношению к необходимости ведения многолетней тотальной и непрерывной войны с Россией. При этом выработка такого консенсуса будет не таким однозначным процессом, как выработка первичного “консенсуса сопротивления”, возникшего в первые дни и недели после вторжения.
4. Аналогичные процессы будут происходить в Европе, где от консенсуса по предоставлению Украине необходимой и безотлагательной помощи в целях предотвращения ее военного разгрома и полной оккупации Россией надо перейти к консенсусу о финансировании за счет средств коллективного Запада ведения Украиной многолетней позиционной войны с превосходящими силами противника, где три года видятся как минимально реалистичный срок. Можно предположить, что в Европе сформируются два четко выраженных альянса “за” и “против” такой длительной поддержки с лидерством США и Великобритании, с одной стороны, и Германии Франции и Италии – с другой.
5. Давление извне на Украину с целью заставить ее пойти на территориальные уступки России ради заключения временного перемирия будет возрастать. Способность украинского руководства сопротивляться этому давлению будет ослабевать. Зеленскому придется все чаще и чаще задумываться о необходимости глубокого и крайне опасного для него политического маневра, в рамках которого он должен будет объяснить нации реальный расклад сил и перспективы выживания государства при разных сценариях развития ситуации. Возможно, это потребует формирования более сложной политической концепции, чем “доктрина Арестовича”, и создания более широкой политической коалиции, чем имеющаяся.
Полагаю поэтому, что наблюдаемая событийная неподвижность является затишьем перед бурей, которая разразится не позднее конца лета.

В России есть добрая традиция - называть предметы «по первопроходцу» на рынке. Например, подгузники называют «Памперсы», поскольку фирма «Памперс» первая пришла на российский рынок. А копии документов - «ксероксом», просто потому, что «Ксерокс» продал первые копировальные машины. Это, конечно, немного смешно, но создаёт проблемы только прямым конкурентам “первопроходцев”, которым сложнее получить свою долю рынка.
И если после первого абзаца кто-то подумал, что это пост о Макдональдсе - то отнюдь. Это пост о либерализме.
В Россию конца двадцатого века либерализм пришёл странным образом, в ассоциации с плохо продуманными (я не обсуждаю их необходимость - только качество исполнения и последствия для окружающих) экономическими реформами, в связке с разложением всех социальных основ общества. В Россию двадцать первого века либерализм продолжал проникать в основном через телевизор - в мишуре гей парадов, борьбы за права меньшинств, metoo и прочих современных трендов. Итогом стало то, что именно все вышеперечисленное и стало значением слова «либерализм» для большинства населения. Так сказать, по имени первых, открывших рынок…
Что ж, война предоставила прекрасный (абсолютно ужасный) повод вспомнить, о чем же либерализм на самом деле. Он о ценности каждой человеческой жизни, о превосходстве личного права на жизнь, свободу, безопасность над «общественным благом». Конечно, и борьба за права меньшинств - важная часть либеральной повестки, но лишь тогда, когда предыдущие поколения решили проблемы борьбы за право на жизнь, право на свободу, право на правосудие и прочие фундаментальные права.
Возможно, отстраивая Россию, нам придется сделать «ребрендинг» понятия либерализма, или вообще придумать другое слово для обозначения аналогичных смыслов в России. Но представляется очевидным, что, не внушив большинству населения, что право на жизнь (их, их детей, их любимого соседа, их нелюбимого соседа) - это базовая ценность, а не собственность государств и власть имущих, ничего нового и стоящего построить не удастся.

Есть мнение, что поддержка Путина - это исключительно следствие работы машины пропаганды. Не собираюсь оспаривать его, но замечу, что значительная часть русских элит совершенно добровольно разделяет часть мировоззренческих установок, популярных в Кремле. Из этих установок при желании можно составить описание того, что я бы назвал новым русским элитным консенсусом:
1. На Западе правды нет.
2. Запад нас не уважает. История отношений России и Запада – это история непрощенных обид.
3. Западный либерализм – сплошное ханжество, на самом деле они такие же, как мы, и даже хуже нас, потому что мы хоть честные и называем вещи своими именами.
4. Запад скоро умрет.
5. Если упереться рогом, Запад обязательно отступит, потому что они сытые, а значит, слабые.
По сути, очень многие в душе давно испытывают по отношению к Западу именно те чувства, которые Медведев выплеснул на бумагу в минуты ночного откровения. Просто большинство не считает нужным быть откровенными. Путин опирается на четко выраженный антизападный элитный консенсус, который пришел на смену прозападному. Он его никому не навязывал. Наоборот, существование такого консенсуса учитывается Путиным как важнейший фактор внутренней и внешней политики Кремля. А что касается яхт, вилл, счетов и прочего барахла на Западе, то в это русские элиты уже наигрались. Наездились. Напробовались. Им теперь нужно "уважение"...

Людям свойственно наделять своих оппонентов психологическими характеристиками, присущими им самим. Если люди испытывают неуверенность, ярость, страх, отчаяние в связи с разверзнувшейся бездной войны, то они полагают, что и люди, развязавшие эту войну втайне испытывают аналогичные чувства. На мой взгляд, это ошибка. Я не вижу никаких признаков особого беспокойства в Кремле в связи с текущей политической ситуацией. Это не значит, что я не вижу поводов для беспокойства для тех, кто сидит в Кремле, - отнюдь, полагаю, что их более чем достаточно. Речь именно о рефлексии. На мой взгляд, никакой серьезной рефлексии пока нет, и тому есть целый комплекс причин.
1. Люди, которые сегодня оказывают решающее влияние на принятие политических решений, по складу своего характера - игроки, привыкшие и умеющие рисковать. По типу мышления – это системщики, живущие выстроенными в их воображении длинными управленческими цепочками, схемами и блок-схемами. Все происходящее для них – не более чем перебор разных сценариев достижения нужного им результата. Сейчас они испытывают скорее азарт, чем страх, не говоря уже об угрызениях совести.
2. В целом в Кремле уверены, что приобретенная ими в комплекте с войной патриотическая подушка безопасности обладает колоссальной амортизирующей силой, и в перспективе от одного до трех лет никакая революция им не грозит, а дальше либо шах сдохнет, либо ишак. Успеют что-то придумать – смотри предыдущий пукт.
3. Кремль вдохновляется примером СССР, для которого изоляция была нормой существования. Они понимают, что полный отказ от российских энергоносителей на Западе возможен, разве что если они действительно попрут на Варшаву, Вильнюс и Таллин или залупят по Киеву атомной бомбой, и поэтому почти наверняка этого не сделают. А без такого отказа – это практически самофинансируемая война. Конечно, года за три Запад проблему поэтапно решит. Но в этом случае снова смотри предыдущие два пункта.
4. Надо понимать, что тем, кто рулит сегодня Россией, глубоко наплевать на корчи всякого рода купчиков и пижонов, у которых рушатся бизнес-империи, которые теряют возможность бывать на своем любимом Западе, возить туда жен, любовниц и наследников. «Кремлевские»готовы допродать желающим оставшиеся места в вагоне нового российского госкапитализма. Кто не успел, пусть валит, их интересы учитываться более не будут.
Холодные и расчетливые планировщики пока ни капли не комплексуют и уверены, что смогут избежать ошибок предшественников и не повторить судьбу СССР 1.0, создав вечную нестираемую версию империи. По сути, Россией управляют сегодня очень русские, многократно описанные в литературе люди. Если вы хотите знать, кто придумал войну с Украиной, я готов предложить вам свою версию ответа: коллективный тургеневский Базаров. Базаров, вышедший из народовольческой шинели, успевший поносить буденовку и поучаствовать в приватизации 90-х, доживший до наших дней в формате «технооптимиста». Я, кстати, нисколько не сомневаюсь в их управленческих талантах – иначе бы мы с ними всеми давно уже попрощались.
Проблема в том, что они верят, будто СССР скончался вследствие управленческих ошибок, которые поддаются рациональному осмыслению и устранению, а я верю, что он исчез в силу неустранимых исторических и культурных противоречий, развитие которых носило иррациональный характер и поэтому в принципе неустранимо. Поэтому боевым управленцам придется вскоре сразиться совсем не с тем противником, к встрече с которым они себя столь тщательно готовят. И, боюсь, что в борьбе с этим противником их многочисленные таланты бесполезны. Он нападает, когда хочет, откуда хочет и рвет изнутри самую изощренную и продуманную систему. Он – рок Истории.

Если эта война закончится миром (что вовсе не обязательно), то это будет мир, который все будут проклинать, и все же у него будет одно позитивное качество: он позволит временно перестать убивать друг друга и отодвинет дату Апокалипсиса.
Помимо того, что стороны должны устать убивать друг друга, условием такого «похабного» мира является достижение точки динамического равновесия войны. Это такой момент войны, в котором стороны осознают тщетность дальнейшего наращивания усилий с целью уничтожения противника, поскольку эти усилия одновременно приводят к нанесению неприемлемого ущерба самим себе. Представление о неприемлемом ущербе при этом субъективно и у каждой стороны свое.
Точка динамического равновесия войны может считаться достигнутой только в том случае, если ВСЕ стороны конфликта одновременно осознали существование неприемлемых рисков. Осознание их лишь одной из сторон не приведет к миру, так как не остановит другие стороны, которые будут продолжать вести войну ради достижения победы. К примеру, одностороннее желание прекратить войну либо со стороны Украины, либо со стороны России сегодня не приведет к ее прекращению.
Эта война уже является мировой или, как минимум, европейской. Она не является войной между Россией и Украиной в узком смысле слова. Мы имеем дело по сути своей c многосторонним конфликтом, в котором, помимо России и Украины, участвуют страны Запада, причем отнюдь не консолидировано. Есть интересы США, Великобритании, условно франко-итало-германского альянса, стран Балтии и Польши, стран центральной и южной Европы. Каждый из перечисленных фигурантов давно погружен в конфликт самостоятельно и преследует в нем свои собственные цели. Чтобы достигнуть хоть какого-то мира, их все, а не только интересы Украины и России, нужно привести к общему знаменателю.
Момент динамического равновесия войны может никогда не наступить. В этом случае война будет продолжаться долго, до коллапса одной из воюющих сторон, либо перерастет в глобальный термоядерный конфликт. Так или иначе, любые попытки установить мир до наступления этого момента будут контрпродуктивными, любые переговорные форматы – тупиковыми, любые предложения и формулы – провокационными. Сегодня любые разговоры о мире есть лишь элемент психологической войны, ведущейся в формате «все против всех».

(см. окончание)

(окончание; начало см.выше)

Все сказанное выше не исключает того, что, если момент динамического равновесия войны будет каким-то образом достигнут, то установление мира потребует определенного переговорного формата, базовые параметры которого можно в принципе обозначить уже сегодня:
1. Временный мир может быть установлен на идеологической платформе мирного сосуществования, с помощью которой поддерживалось равновесие в Европе и в мире в 60-80-е годы прошлого столетия. Мирное сосуществование – это замерзшая «капля войны», равновесие машин убийства, не нашедших способа уничтожить друг друга безопасным способом.
2. Мирное сосуществование начинается с признания статус-кво. Никакой мир никогда не будет установлен, если в его основе будет лежать идея реституции – возвращения к какому-то ранее существовавшему состоянию (неважно - на какую дату). Ни одна сторона, не потерпев поражения, не согласится добровольно изменить статус-кво. То есть мирные переговоры в точке динамического равновесия войны начнутся с признания ситуации, сложившейся на момент достижения этого равновесия или не начнутся вовсе.
3. Переговоры не могут быть частными. Конфликт между Россией и Украиной есть лишь острая фаза войны России против США и стран Европы. Соглашение о мирном сосуществовании поэтому возможно только в формате комплексного паневропейского соглашения о безопасности. Это не значит, что такое соглашение должно быть заключено на основе российского ультиматума, но без такого соглашения достижение какого-либо перемирия в Украине представляется практически неосуществимым.
4. В случае достижения точки равновесия войны возникнет потребность в юридическом и политическом аппарате, обслуживающем мирное сосуществование продолжающих находиться де-факто в состоянии войны систем. Этот аппарат, так или иначе, будет представлять из себя переговорный процесс и комплекс формальных соглашений. Ни один из существующих сегодня переговорных форматов не способен привести к выработке формулы мирного сосуществования с Россией, выступающей в качестве душеприказчика СССР.
5. Оптимальной формой переговорного процесса может быть Конференция, наподобие Венского конгресса или Хельсинского совещания. В рамках этого многостороннего переговорного процесса обсуждаются все спорные позиции, касающиеся всех сторон, а не какая-то их часть, обсуждение которой выгодно той или иной стороне.

Владимир Федорин написал мне в «личку», что от моих выступлений остается неприятный осадок в связи с отсутствием в них эмпатии. Я бы ограничился личным ответом, если бы этот тезис не был бы постоянным лейтмотивом комментариев из Украины.

Интересно, как люди замеряют мою эмпатию?
Я не пишу о страшном лице войны? Но я не очевидец трагедии, чтобы из моих уст это выглядело убедительно, а постоянно повторять банальности о ценности жизни, бесчеловечности и жестокости агрессии не вижу смысла. От этих пустых слов баланс добра и зла в мире не подвинется ни на йоту в сторону добра. Словами трагедию не остановишь, а, если так, то лучше иногда промолчать, а не трещать как простуженный динамик.

Я не повторяю как заклинание после каждого упоминания Путина бранное слово? Ну, так я не верю в магическую силу русского мата – не растворится… В целом не люблю упоминать любые слова всуе. Возьмите этот Рейхстаг и напишите все, что хотите, на его стене с полным правом как победители. А писать на соседском заборе, чтоб облегчить душу, я не привык – на моей душе от этого легче не становится. Скорее тяжелее.

Я не обещаю быстрой и сокрушительной победы Украины над агрессором? Я просто не умею себе лгать. Я знаю, что это будет страшная и изматывающая война, в которой силы драматически не равны, в которой Украина пока остается с агрессором один на один в окружении бодрячков, похлопывающих ее по плечам, по которым струится кровь. Украина ведет справедливую освободительную войну, она заслужила победу, в том числе своим героическим четырехмесячным сопротивлением. Но в жизни мы не всегда получаем по заслугам, и поэтому жизнь – это Шекспир, а не Сорочинская ярмарка.
Зачлось бы мне за большую эмпатию, если бы солгал?

Я не боюсь ставить страшный вопрос о компромиссе с агрессором, если для этого будут созданы (в том числе - героическим сопротивлением армии на фронтах) соответствующие условия? Ну, может быть, именно потому я об этом и говорю, что ценю целое больше части, что считаю сохранение по-настоящему независимой, европейски ориентированной Украины – высшей задачей, что для меня сохранение генофонда формирующейся в огне войны нации есть сегодня приоритет, и я боюсь потерять и то, и другое только потому, что кто-то не расчитает свои силы и окажется в плену иллюзий и в эйфории от собственных кричалок?

Что такое эмпатия? Я видел разных украинских беженцев. Вчера наш видавший виды «Кашкай» парковался рядом с отданной беженцам гостиницей, и с трудом протиснулся в щель между гигантскими черными «бэхами» с киевскими номерами. А пару месяцев назад сын приземлился в аэропорту Дублина одновременно с несколькими эвакуационными рейсами из Донбасса. Это настоящий апокалипсис. Сотни обезумевших, потерявших все людей, орущие, неприкаянные дети, которые, сколько им Бог даст жизни, не забудут этого кошмара, как не забыла моя мама в свои 89 каждую минуту и каждую секунду эвакуации из окруженного и горящего Чернигова в августе 41-го. Это стыд, позор и клеймо на всех нас до конца нашей жизни. И, если я не истерю сегодня, это не значит, что я не с ними. Я просто не видел в жизни ни одного примера, когда истерика помогла бы решить проблему.

Вчерашний эфир на Ходорковский.LIVE немного «трещал», поэтому повторю то, что лично мне показалось главным. Путин на ПМЭФ выглядел человеком, вернувшимся в зону психологического комфорта, из которой он вылетел на три месяца. Ему очевидно полегчало. Он принялся снова «оцифровывать» аудиторию - его личный метод забалтывания проблемы, когда он топит слушателя в океане плохо верифицируемых цифр и фактов, демонстрируя свою гиперкомпетенцию («компетенции», кстати, - любимое слово-паразит Президента, - снова зазвучало громко и задиристо, как в былые годы). Я вижу несколько причин для путинского ренессанса:
Во-первых, ему объяснили и он поверил, что «план Б»
(долгая и изматывающая война) даже ЛУЧШЕ, чем «план А» (молниеносный блицкриг со сменой правительства в Киеве). Теперь он будет ждать, когда не Украина, а весь коллективный Запад, ведомый США, обессиленно рухнут под тяжестью санкций против России и приползут на коленях просить пощады. Это дело нескорое, так что сейчас пока можно расслабиться.
Во-вторых, он понял, - и это действительно правда, - что первая трехмесячная отсечка, когда должно было начать сказываться хоть как-то действие западных санкций, пройдена и катастрофы не случилось. Его команда удержала экономику на плаву, а Запад удержался от принятия обоюдоострых мер, грозивших быстрыми реакциями. Все переходит в плоскость соревнования по удушению, а в этом виде спорта у России кое-какие навыки есть. Следующие отсечки – конец года, когда будут нарастать проблемы критической инфраструктуры, и через три года, когда Европа в удобном для нее темпе вытеснит Россию со своих рынков энергоносителей. Но это все – не завтра, поэтому вполне можно позволить себе поиграть в цифры.
В-третьих, стало понятно, что одну затяжную региональную войну типа афганской или чеченской Россия по-прежнему может себе позволить. Главное, чтобы эта война не привлекала к себе слишком много внимания. Поэтому главный идеологический посыл речи Путина – перевести войну в «событие второго плана», сделать ее фоновой, чтобы журчала как мелодия из «Авторадио» - мол, мы тут едем своим великим модернизационным путём, а параллельно где-то военные песенки поют.
Об остальном можно послушать на канале:

https://youtu.be/eQIWXGRTmLo

По мере того, как Кремль берет себя в руки и с каждым днем становится все больше похож на звероящура из «Убить дракона», решения Киева становятся все более эмоциональными. Не страшно быть Дон Кихотом, опасно полагать, что ты живешь среди Дон Кихотов. В принципе, все действия по-человечески понятны, до русских ли песен и книг в Украине, когда словом «русский» впору украинских детей пугать, как в свое время пугали русских детей «Бабаем». Помогут ли все эти эмоциональные решения убить Дракона? Не знаю. То же с желанием немедленно ввести все возможные и, главное, невозможные санкции против России. Прочитал спокойный и разумный комментарий Юрия Качуры из Киева. Вот уж действительно - бойся своих желаний…