Записки уездного травматолога
6.28K subscribers
326 photos
18 videos
11 files
180 links
Мир глазами провинциального ортопеда

Обратная связь - @uezdnyBot
Download Telegram
О массажист(к)ах

— Доктор, нам сказали что у нас *страшная ортопедическая патология*!
— Кто сказал?
— Массажист!

Так начинается практически любой амбулаторный прием детского ортопеда в Дагестане.

Если специалистами по травмам у нас являются костоправы, то статус экспертов по патологиям опорно-двигательной системы уверенно занимают массажисты.

Но что такое массаж? «Массаж — совокупность приёмов механического и рефлекторного воздействия на ткани…» (Википедия). А массажист, стало быть, тот, кто этим занимается. Другими словами, тот, кто мнёт, гладит кожу и другие мягкие ткани тела с определенной целью называется массажистом. Всё! На этом задача массажистов заканчивается.

Но это в обычном мире, а не в нашем, где массажисты сформировали некий синдикат, куда завлекают жертв, ставят диагнозы и сажают их на иглу «Курсы массажей». А ещё умудряются оспаривать мнение врачей: «Как ортопед мог такое не заметить?!» Что это нередко становится причиной конфликтов с разъярёнными родителями.

Это при всём том, что массаж на самом деле практически бесполезная манипуляция, которая работает в заявленных, примерно, 1 из 30 случаев при ортопедических патологиях у детей.

Есть, конечно, и добросовестные массажисты, которые при подозрении на какую-то патологию, сразу же отправляют к врачу.

Против самого массажа ничего не имею, даже согласен, чтобы мне проводили его каждый день после работы. А единственная просьба к массажистам — занимайтесь своим делом.

Да и в целом лучше у нас работать массажистом, чем врачом: лечишь всё и ноль ответственности.
Текст выше я писал примерно три года назад. С тех пор ситуация немного изменилась: тогда после массажисток ходили к ортопедам, а сейчас, наоборот, ходят к массажисткам для уточнения диагнозов.

У меня был случай. На приёме был здоровый ребёнок. После меня родители обратились к какой-то массажистке. Та посмотрела на снимки тазобедренных суставов и начала неистовствовать: «Как?! Разве ортопед не видит, насколько тут всё плачевно...»

Те пришли на разборки. Меня не застали и пригрозили начальству, что так дело не оставят, пожалуются в министерство и сделают всё, чтобы меня уволить.

Я по просьбе главврача достал из архива их карту, нашёл отца ребёнка и назначил ему встречу. Самое интересное, что в тот момент ни я, ни главврач не знали, что они пришли с заключением массажистки. Иначе просто махнули бы и пошли по своим делам. Пока ждал родителя, всё думал, кто же из ортопедов мог дать такое заключение.

Потом мы встретились, я послушал его и спросил, кто им такое сказал. И когда он ответил, что это заключение массажистки, с одной стороны я сильно взбесился, а с другой – не знал, что сказать. Потому что когда проблема связана с ошибочным заключением, то можно легко объяснить в чём ошибка и разойтись, а когда проблема системная, то говорить уже не о чём – просто нужно растить новое поколение.

Всё же мы с ним поговорили, обсудили ситуацию, хоть и немного на повышенных тонах с моей стороны. Он включил её голосовые сообщения, где она: «Разве ортопед не видит...» Потом призадумался и говорит: «Значит она не только с нами такое вытворяет, надо бы ей объяснить.» Попросил меня поехать к ней. Мы поехали, но массажистка под разными предлогами отказалась от встречи.

И теперь, когда ко мне приходят и говорят: «Нам массажистка сказала...» У меня рефлекторно дёргается глаз и сжимаются кулаки.
На приёме был мальчик с ушибом локтя. При пальпации места ушиба ребёнок смеялся. И чем сильнее я давил, тем громче. Я думал ребенку весело и давил ещё сильнее. Потом мама прервала наше веселье и сказала, что отец запрещает ребёнку плакать и каждый раз, когда тот плакал, то ли бил его, то ли ругал. В конечном итоге плач сменился смехом.
Ночью в травмпункт обратились с ушибом грудной клетки. Осмотрел ребёнка, направил на рентгенограмму, проверил снимок и отправил за дополнительной консультацией к хирургу. Позже родители вернулись и снова протянули мне снимок, мол, врач сказал, что всё нормально. Я взял снимок, просто механически ещё раз глянул и в замешательстве схватился за голову – на рентгенограмме отсутствовало одно лёгкое. Несколько минут разглядывал снимок, который плюс ко всему не был никак подписан. В голове крутились два вопроса: как я сразу не заметил и как сообщить родителям.

Осторожно спросил, а не было ли каких-нибудь серьёзных заболеваний, или операции на лёгких. Родители синхронно покачали головами: «Нет, не было». Потом ещё осторожнее спросил: «А хирург точно сказал, что всё нормально?» Они утвердительно закивали. И я, набравшись воздуха, почти шёпотом продолжил: «Тут нет одного лёгкого». Родители запаниковали: «Как это нету?!» Объяснил, что значит «Нету», и за одно более подробно собрал анамнез. Выяснилось, что на консультации у хирурга они каким-то образом перепутали и взяли со стола чужой снимок.
— Подписался на такого-то эндоскописта. Слушай, как часто, оказывается, встречаются опухоли пищевода, чуть ли не каждый день выкладывает.
— Да, заметил, я тоже следил за ним.
— Я решил больше не пить горячее, не есть острое, не переедать, и вообще, буду вести здоровый образ жизни...
— А я просто отписался.
Держать уразу

Под вечер к нам поступает малышка с маленькой ранкой пальчика – порезалась стеклом. Стёкла имеют непредсказуемое коварство повреждать важные анатомические структуры. У нашей девочки перерезаны сухожилия сгибателя третьего пальца. В таком случае зашиваем под наркозом.

Наркоз, за исключением крайне экстренных случаев, даётся натощак. Иначе содержимое желудка на фоне расслабления мышц попрёт наружу и просто так не отделаешься. Поэтому перед операцией всегда спрашиваем у родителей, не ел ли ребёнок. Мать уверила, что ребёнок не ел и не пил.

Взяли девочку на операцию. Дали наркоз. Всё шло по плану. Но через несколько минут у ребёнка внезапно открылась рвота и понеслось... Анестезиолог подключил отсос, эвакуировал содержимое, прочистил рот и... Снова рвота. Быстро повторил все шаги, но опять рвота и у девочки остановилось дыхание. На подмогу прибежал второй доктор. Ввели желудочный зонд, подключили эндотрахиальную трубку, начали промывать желудок, прочистили дыхательные пути. Потом всё заново и опять по новой.

Вызвали третьего врача и борьба началась с новыми силами. Пока за дверями операционной, ничего не подозревающие родители, ожидали малышку, три анестезиолога бились за её спасение. Так прошло около двух часов и наконец ребёнок самостоятельно задышал и перестал вырывать. Но эти два долгих часа, наверное, прибавило седины на головах всех, кто суетился вокруг неё.

Наконец зашил сухожилия, вышел, поругал родителей за ложную информацию. Потом отец вспомнил, что девочка перекусила печеньками.

Родители очень часто недооценивают опасность принятия пищи перед наркозом. Всегда нужно учитывать, что для матерей «поел» – это сожрать тарелку с горкой, а всё что меньше – не ел и голоден. Мы заранее готовим к наркозу и строго запрещаем давать ребёнку какую-либо пищу. А перед наркозом всегда уточняем, не ел ли ребёнок. И иногда мамы, мило хлопая глазками, отвечают: «Ну пол бананчика дала, это же ниче?» Или: «Чуть-чуть йогурт дала, он же кушать хотел». Поэтому анестезиологи придумали почти гениальную фразу «Держать уразу»: «Пусть ребёнок не ест, будто держит уразу», или «Пусть держит уразу». И всем сразу всё понятно.

А в редких случаях родители просто врут, чтобы ускорить процесс.
Встречаешь девушку с ослепляющей красотой. Боишься поднять на неё глаза, чтобы не лишиться зрения. Спустя какое-то время видишь ту же девушку, но уже с надутыми губами. По-прежнему боишься поднять глаза, но уже от ужаса.

Зачем они так делают? Кому это нравится?
Подаю машину назад. В зеркале заднего вида вижу, как мужик активно размахивает руками. Остановился, спрашиваю, в чём дело. Показывает, что правым задним колесом еду прямо в яму.

– О, – говорю, – спасибо, что сообщили. Очень благодарен. Сам бы не заметил. Хоть бы огородили чем-нибудь. Спасибо ещё раз. Спасибо.
– Да бросьте! – отвечает мужик. – Смотрю, вот-вот провалится в яму. Яма-то глубокая, так просто ведь и не заметишь.
– Спасибо, спасибо. Очень помогли.

Попрощался, развернулся, сделал круг вокруг ямы и правым задним колесом всё равно провалился в эту яму.
Ещё пару лет назад почти все мои маленькие пациенты занимались борьбой, а сейчас на вопрос, каким видом спорта занимаешься, гордо отвечают «МэМэА»
К нам из Махачкалы приезжала комиссия. В то время я вёл приём в поликлинике, а со мной в кабинете сидел эксперт из делегации и проверял какие-то бумаги.

В течение получаса к нам в кабинет с грохотом и визгами ворвалась уже вторая мадам, требуя принять без очереди. За пару недель до этого у нас внедрили электронную очередь и возмущения были связаны с тем, что они не могут записаться, потому что якобы не умеют пользоваться интернетом.

Но обе барышни были примерно того возраста, когда в среднем на женскую душу населения в нашем регионе имеются по два аккаунта в Инстаграм: один личный, второй – для конкурсов. А записаться на очередь через тот сайт было на порядок проще, чем пользоваться соцсетями. Что говорило о том, что истинные причины негодований, скорее всего, были совсем другими.

Ответил, что организационными вопросами занимаются другие специалисты, после чего дверь громко захлопнулась прямо перед моим носом. Немного постояв, повернулся к гостю и хотел что-то сказать, чтоб прервать неловкую тишину, но он меня опередил, и, приспустив очки, сочувствующим голосом задал монолог о том, как усмирять скандальных пациентов. Меня это очень удивило.

Удивил не сам совет, а поразило то, что мой гость, член комиссии, специально приехавший из Махачкалы проверить, отчитать, возможно, где-то и наказать нас, советует мне, как усмирять скандальных. Для меня это было неким откровением и свидетельством того, насколько глубокой стала пропасть взаимопонимания между врачами и пациентами.

Смотришь, вроде бы в интересах обеих сторон стоит одна и та же задача – борьба за жизнь и здоровье; и решать её нужно сообща. Но на деле видим только крайнее напряжение и полное отсутствие согласованности: первые не понимают, почему к ним так относятся, а вторые не представляют, как вообще можно относиться иначе.

Кстати, как раз после этого случая я начал освещать в инстаграм некоторые проблемные моменты, и заметил, что даже у меня, где в подписчиках собралась, наверное, самая адекватная аудитория на весь инстаграм, чувствовалось то самое напряжение.

К примеру, когда писал о проблемных пациентах, то в комментариях: «А чё о продажных врачах не пишешь?» А когда о продажных врачах, то: «А чё о скандальных пациентах не скажешь?» И так постоянно. А иногда просто врываются в личку, ругая кого-то из коллег.

Все эти противоречия настолько древние, и со временем так тесно переплелись, что нашу медицину можно представить в виде организма, пораженного одновременно бешенством и лепрой: когда ты пытаешься что-то исправить, встречаешь неадекват и агрессию, а когда хочешь схватить, потянуть и недопустить, то части тела просто отваливаются. В результате остаётся только наблюдать, помечать у себя интересные симптомы и ждать.

В конце наш эксперт с упоением вспоминал, как хорошо раньше их встречали с накрытыми столами. Я сказал, что не сторонник накрытых столов и объяснил к чему это приводит. Потом он сам купил нам вкусняшки и раздал по кабинетам)
Из дневника А.П. Чехова. 1893 год:
«Ездил к Григоровичу. На обратной дороге попался назойливый извозчик. Рассказывал, что кобылу водит для души, а вообще он купец второй гильдии с успешной лавкой»
Кстати, а куда вывезли весь нетающий от пламени зажигалок снег?
Постановка диагноза – штука непростая. И чаще даже важнее, чем само лечение. Правильно поставленный диагноз – это иногда не только половина лечения, но и всё лечение. Правильная диагностика требует соблюдения чёткого порядка: сначала выслушивание жалоб, сбор анамнеза, осмотр пациента, дополнительное обследование, и только потом – диагноз. И то – предварительный.

Даже если взять самый банальный случай, как падение с крыши, где пострадавший валяется на полу, корчится от боли, голень пугающе вывернута и вроде бы диагноз очевиден – перелом голени. Однако всё же необходимо пройтись по всем пунктам, чтобы выяснить тип и область перелома, наличие или отсутствие повреждения других органов, число вовлечённых сегментов; да и просто, чтобы уточнить, а не была ли нога так же вывернута ещё до падения, например, с самого рождения. Только после всего этого выносим вердикт и начинаем лечение.

Однако многие наши пациенты убеждены ровно в обратном. По их логике сначала диагноз, и только потом выслушивание, обследование и прочая мутотень. К примеру, экстренный случай. Поступает больной без сознания. Вокруг куча сопровождающих. Не успевает доктор подойти к больному, а его уже со всех сторон обсыпают вопросами: «Чё с ним? Чё у него?» А если в толпе окажется женщина, то вопрос «Что у него?» прозвучит ещё до того, как врач успеет добраться до больного.

Другой пример из амбулаторного приёма. Приходят на консультацию с ребенком и сразу:
– Доктор, у него болит спина, что это?
– Давайте по порядку. Сначала я вас послушаю, потом задам вопросы и перейду к...
– Я думаю, что это сколиоз. Видите лопатки?..
– Подождите.
– Думаете это не сколиоз? Смотрите, как он сутулится...

Однажды после работы я стоял у приёмника и ждал коллегу. В этот момент скорая привезла пострадавшего в ДТП. Прибежал хирург, схватил каталку с больным, помчался в экстренную операционную и повернулся, чтобы закрыть за собой дверь. Тут появилась какая-то женщина, вцепилась в руку доктора и громко вскрикнула: «Доктор, что у него?!» Хирург, естественно, ответил «Не знаю» и закрыл дверь. Женщина тут же куда-то позвонила и на весь коридор: «Мухуууч! Они даже не знают, что у него!» Примерно так рождаются легенды о том, что врачи «даже не знают, какой у него диагноз».

Но там, где одна крайность, всегда рождается другая. Та, где после осмотра, обследования, госпитализации, операции, длительного лечения и восстановления спрашивают: «Доктор, а чё у него вообще было?»

Не болейте.
Примерно лет десять назад в Фейсбуке я написал небольшую заметку о том, что имя удивительным образом сочетается с характером, поступками и даже внешностью своего носителя. Имеется ввиду то имя или прозвище, которое носят с детства. Привёл примеры и заключил, что по характеру или внешности можно предугадать имя.

После чего мне в личку написал один из фейсбучных друзей, который был записан под каким-то ником. Скинул фотку, где он стоит с другом, и говорит: «А ну-ка, давай проверим твою теорию.» Я разглядел и ответил, ничего, кроме имени Рамазан, в голову не приходит. Он удивился, говорит, что, скорее всего, я знал заранее, и для убедительности предложил назвать имя друга, который был на той же фотке. Друг его тоже ассоциировался с тем же именем Рамазан, о чём я ему сообщил. И снова угадал.

Как потом выяснилось, этим другом был Рамазан Абдулатипов. Шутка.

В общем, хотел добавить, что характер и внешность разнятся, даже когда имена имеют общее производное. Например, Патиматы очень похожи друг на друга и резко отличаются от Фатим. И если Патимат в какой-то момент решит назваться Фатимой, то её внешность и манеры всё равно будут выдавать в ней отъявленную Патимат. Потому что Фатима – обычно тонкая, спокойная, уравновешенная натура, с миловидными чертами и мелодичным голоском. А Патимат можно описать словосочетанием «Тяжёлый бронетранспортёр».

Да что говорить о производных, когда даже одна буква меняет всё. Ахмады, например, имеют схожий характер и внешность, и в то же время сильно отличаются от АхмЕдов и АхмаТов.

Нередко случается так, что когда с кем-то знакомишься, собеседник представляется и сразу чувствуешь, что имя подозрительно не стыкуется с внешностью и повадками. Будто стул назвали шифоньером, или кота обозвали львом. Ну, не может такой шумоголовый называться Мухаммадом. Позже узнаёшь, что у себя на районе он носит погоняло «Мага» и всё становится на свои места.

Кстати, а Рамазаны, интересно, похожи на Рамзанов?
Вчера в Махачкале завершилось двухдневное заседание хендклаба.

Кисть – крайне сложный и важный орган, о чём косвенно свидетельствует и то, что на обсуждение отвели аж целых два дня. Хотя, как я понял, о кисти можно говорить вечно и всё равно ничего не понять. Это как космос – чем дальше, тем загадочнее.

Хендклаб, или, как мы их называем, кистевики – очень узкая и специфическая компания, состоящая из кистевых хирургов, терапевтов, реабилитологов, ревматологов, немного нейро- и пластических хирургов. Кажется, все они давно знакомы, тесно общаются, делятся опытом, и, казалось бы, должны знать о кисти всё и даже больше, но при этом постоянно спорят о каких-то известных только им тонкостях, что невольно наталкивает на мысль, что кисть – это, вообще, самый сложный и важный орган.

Всю важность и сложность кисти я прочувствовал ещё в студенческие годы, когда сдавал экзамен по травматологии. Мы с другом готовились к экзамену. Тему кисти, как самую сложную, оставили напоследок. А вечером перед экзаменом, после двух недель почти бессонных ночей, когда завершили повторение всех тем, и только-только собрались перейти к изучению кисти, в комнату вошёл наш однокурсник и сказал, что тему кисти исключили из экзаменационных билетов.

Мы уже настолько устали от всех этих костей, связок, переломов и прочей травматологии, что даже не стали уточнять, почему это вдруг решили исключить, а просто с радостью приняли весть, закрыли учебники и пошли спать.

На следущий день мой друг зашёл на экзамен первым. Через полчаса он вышел жутко расстроенный, сказал, что провалил экзамен – ему попался вопрос со злополучной кистью. Я побежал обратно в актовый зал, где мы оставили свои принадлежности. Достал учебник, быстренько пробежался по теме кисти, ничего не запомнил и, надеясь, что бомба дважды в одну воронку не упадёт, пошёл на экзамен.

Вытянул билет, а там – кисть! С невероятными усилиями всё же сдал, но на четвёрку. Тогда ещё понял, что тема кисти просто так не отстанет, впрочем, как и вся травматология.

P.S. Встреча прежде всего была интересна развиртуализациями. Давно следил за всеми по научным статьям, обучающим роликам и хендклабовскому чату. А с кем-то даже был знаком по переписке. Раньше казалось, что конечная цель и высшая точка мастерства травматолога – это оперативная ортопедия. Теперь убеждён, что – кистевая хирургия.
С наступлением лета учащаются травмы, и каждый раз думаю, как много мужских пальцев можно было бы спасти, просто запретив пользоваться болгарками и циркулярками; как много женских конечностей могли бы сохранить, просто запретив им залезать на строительные козлы и лестницы для побелки и покраски (особенно перед байрамом); и сколько детей избежали бы тяжёлых травм, если бы не лезли на деревья и не катались на велосипедах. Но, с другой стороны, травматология чем-то же должна заниматься.
Пришёл какой-то парень, представился волонтёром и попросил разрешения прибить к воротам табличку с надписью, что в моём доме жил ветеран ВОВ. Я разрешил. Прошло несколько дней и табличка появилась. Но почему-то не на воротах, а под ними. К тому же испачканной и зашарканной. Логику к произошедшему потерял и ищу скрытые символизмы.
Недавно с другом психологом обсуждали мой пост про имена и он высказал интересные мысли о влиянии определённых черт внешности на других людей. Далее с его слов.

«Человеческое тело, особенно лицо – это целая система невербальной коммуникации. Форма головы, губ и даже степень изгиба бровей вызывают определенные поведенческие и эмоциональные реакции у других людей. Это так называемые знаки релизеры.

Релизеры на подсознательном уровне передают практически всю основную информацию о характере и привычках. И они же имеют чуть ли не решающее значение при избрании спутника жизни.

Мужчина выбирая женщину, инстинктивно ориентируется по набору этих самых маркеров. И когда релизеры совпадают, он влюбляется, ухаживает, женится и строит счастливую жизнь.

Чем же опасны даже малейшие изменения во внешности? Вот тут любопытный момент. Релизеры меняются вслед за характером, но не наоборот. И когда девушка по веянию инстаграма искусственно изменяет форму бровей, её знаки релизеры искажаются, но характер остаётся прежним. Потенциальный жених считывает её лицо, наделяя невесту несуществующими качествами и темпераментом. Молодые знакомятся, женятся и практически сразу начинается разлад – новоиспеченная жена эмоционально не выдерживает взрывной характер мужа.

Подробнее. Прямые брови, кончиками вверх, вытягивают зрительно глаза и сигналят о том, что обладательница таких бровей имеет стервозный характер (простите). А мужчины, западающие на такой типаж, любят бурные выяснения и страстные примирения, к чему фальшивые бровки оказываются не готовыми. В итоге, обманутые надежды, неоправданные ожидания и развод.

То же самое с губами, носами, скулами и другими частями тела.

Кстати, идеальных партнёров видно сразу, и неважно, что у них разный рост, цвет кожи или глаз – они идеально гармонируют, дополняя друг друга.»