Очень любопытно какими путями шла иконизация русской истории, какие сюжеты отбирались и становились "мемами", а какие по необъяснимым причинам вытеснялись и забывались.

Вот прямо роскошнейший сюжет и образ.

Великий князь Василий Васильевич, будущий Темный, воюет с узурпатором Василием Юрьевичем, будущим Косым. Косой предложил великому князю перемирие, тот распустил войска на прокорм, однако Косой оказался предателем - он под прикрытием перемирия продолжил наступление, надеясь великого князя захватить врасплох и пленить.

Однако дозорные предупредиили великого князя о грозящей беде. И тогда Василий Васильевич сам лично хватает трубу и начинает трубить сбор. Московские войска собрались, узурпатор был разбит, схвачен и пленен (то есть ровно то, чего он желал великому князю), а за все свои безобразия ослеплен и, видимо, так стал "Косым".

Невероятно красивая сцена - великий князь стоит под знаменем и лично трубит сбор. Как же он в этот момент должен быть прекрасен. Сюжет для сотен картин и гравюр...

Вы вообще об этом событии слышали? Нет.

При этом нельзя сказать, что историки о нем умалчивают.

Карамзин пишет прямо:
Василій оказалъ смѣлую рѣшительность: увѣдомленный о быстромъ движеніи непріятеля, схватилъ трубу воинскую, и подавъ голосъ своимъ, не тронулся съ мѣста. Въ нѣсколько минутъ станъ наполнился людьми: непріятель вмѣсто оплошности, вмѣсто изумленія, увидѣлъ предъ собою блескъ оружія и стройные ряды воиновъ, которые однимъ ударомъ смяли его, погнали, разсѣяли.

Соловьев тоже:
Великий князь тотчас разослал по всем сторонам приказ собираться, сам схватил трубу и начал трубить; полки московские успели собраться до прихода Косого, который был разбит.

Советские, конечно, о сути умалчивают - и Черепнин, и Зимин, и Греков-Шахмагонов отделываются общими словами. Незачем прославлять личную смелость монарха. У Борисова современного все опять на месте.

Но из этих упоминаний у классиков все равно не получается рыцарского образа-иконы. Никому не интересно. Вот скандальчик со сдиранием с того же Василия Косового пояса Дмитрия Донского - это интересно, даже картина есть.

Кстати вообще, если читать внимательно, то Василий II предстает в летописях не только как эффективный государственный деятель, закончивший свою жизнь полным триумфом. Он предстает еще и как отважный рыцарь, хоть и не всегда удачливый. Лично сражается, трубит в рог, в плен к татарам он попал именно потому, что сам бился. Ну и отвержение Флорентийской унии, событие, конечно, прежде всего духовного плана - это тоже акт личного мужества большого.

То есть Василий Темный - это сильный романтический персонаж, где есть и мужество, и трагедия, и конечная победа. Мечта писателя. Вместо этого его закидывают какашками.

На самом деле нарративу русской истории нужна полная пересборка от уровня летописей именно в целях новой расстановки сильных и слабых акцентов. Потому что они затерялись и частично расставлены неверно.

Об Иване Сусанине.

https://magazines.gorky.media/nlo/2003/5/susaninskij-mif-stanovlenie-kanona.html

Статья, где подробно разбираются источники о Сусанине. Ни о какой мифичности его не может быть и речи. И суть подвига описана предельно четко.

Как мы Великий Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Руси в прошлом во 121 году были на Костроме, и в те поры приходили в Костромской уезд Польские и Литовские люди, а тестя его Богдашкова Ивана Сусанина в те поры Литовские люди изымали и его пытали великими немерными пытками. А пытали у него, где в те поры мы Великий Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Руси были, и он Иван ведал про нас Великого Государя, где мы в те поры были, терпя от тех Польских и Литовских людей немерные пытки, про нас Великого Государя тем Польским и Литовским людям, где мы в те поры были, не сказал, и Польские и Литовские люди замучили его до смерти.

Другое дело, что художественный мотив ложного проводника был изобретен в 19 веке для наглядности образа (еще в 1731 году обстоятельства описывались иначе).

А дальше следующий любопытный финт. Советский агитпроп оставил только вымышленный образ ложного проводника, исключив реальное спасение царя.

То есть историческое содержание сусанинского подвига было _полностью_ исключено. На все сто. Только имя осталось прежним.

Теперь Сусанин заводил поляков в болото, вместо... Москвы (найти которую без проводника составляло, конечно, проблему).

И именно паразитируя на советской лжи вылезли постсоветские демифологизаторы, которые рассказывали, что никакого Сусанина вообще не было.

Большая повесть о Флорентийском соборе, огромная сравнительно с обычными летописными повестями и включенная во все летописные своды, четко показывает, что на Руси отчетливо рассматривали унию и отвержение ее русским царем (так называют Василия II летописи и некоторые документы) как переломный момент истории. Как установочное событие для Третьего Рима.

И духовная генеалогия Руси, по слову самих же наших летописцев, восходит к святому Марку Эфесскому, совершенно исчезшему из светской западнической историографии.

И только интеллигентско-советская историография смотрит на Флорентийскую унию как на курьезное событие, а на ее отвержение как на отрицательное - мол упустили случай сблизиться с Западом.

Битва на Листани - еще одно яркое событие русской истории, вытесненное на историографическую периферию.

Зимой 1443 в Рязанской земле состоялся акт евразийского диалога. Татарский царевич Мустафа разграбил Рязанскую землю, взял большой полон, и пригнал его... в Рязань же, чтобы русские его выкупили.

После выкупа довольный Мустафа сообщил рязанцам, что он теперь будет тут зимовать и вообще мир и дрючба.

Василий II послал на него своих воевод, а заодно еще вассальную мордву на лыжах с рогатинами. Наряду с москвичами и мордвой в битву на реке Листань вступили и рязанские казаки - это первое упоминание казаков в летописи.

Битва была крайне упорная, но в результате бандитов перерезали, начиная с Мустафы. Погиб в бою и коломенский наместник Василий Лыков. В этой битве впервые прославился знаменитый полководец Федор Басенок.

Как видите, в истории об этой битве правильная многонациональность противостоит неправильной, а еще рассказано о жертвенных подвигах русских, включая казаков. Так что о ней обязательно надо помнить.

Василий II заставил покинуть Псков князя Александра Чарторыйского, ранее бежавшего на Русь из Литвы, а потом повинного в поддержке Шемяки.

С Чарторыйским Псков покинуло 300 человек "кованой рати".

Это позволяет представить масштаб события, когда мы читаем в летописях о приездах и отъездах князей.

То есть Шахматов, всегда подтявкивавший хохлам, жалел, что из Твери не сформировалась еще одна Украина.

Вообще редкостно противный персонаж был.

Александр Зимин. Кумир нашей либеральной медиевистики. Последние страницы "Витязя на распутье", которого я раскрыл впервые с 16 лет, испещрены теперь моими ругательствами.

Фактически главный упрек Зимина Юрию Дмитриевичу и Шемяке - то, что они не создали Северную Украину.

Мол их владения были настоящей многонационалией с финноугорским уклоном, языческой и свободолюбивой, а они, не осознав своего шанса на сепаратизм, боролись за клерикальную русскую деспотическую Москву, вместо того, чтобы соорудить Украину-на-Шексне, которая через Новгород торговала бы с Западом.

Все это сопровождается глумливыми антиправославными пассажами, русофобскими выпадами и полно лютейших внутренних противоречий.

Хорошего тут только одно. Теперь я точно уверен, что Слово о полку Игореве написано в 1185 году. Зимин был главным нападчиком на подлинность Слова, но из его "лебединой песни" очевидно, что по сути он был русофобствующий дурак, умевший копаться в фактах, но впадавший в идиотизм на уровне мало-мальски приличного обобщения.

Достаточно указать на анекдотические противоречия и этодругизм в рамках буквально нескольких страниц последней главы "Витязя", касательно взаимоотношений промыслового Галича и хлеборобной Москвы.

По Зимину русское боярство в 15 веке создавало богатства продавая соотечественников в рабство заграницу.

Вместо подтверждения - по ссылке справка о ценах на рабов в Генуе.

При этом в основном тексте книги множество историй о том, как русские воеводы гибли, отбивая татар, отбирали у них полон и тд.

Ну то есть в реальности Зимин был совсем конченая тварь в духе академика Пивоварова и только довольно ранняя смерть в 1980 году уберегла нас от вездесущия этого упыря в 90-е в статусе классика историографии разоблачающего уродство русской государственности.

В общем я в 16 лет был, слава Богу, дураком. В результате чтение этой русофобской дряни мне не повредило. Я запомнил только сомнительный тезис о том, что Галич представлял собой промыслово-буржуазную альтернативу военно-феодальной Москве (тоже бред).

А всей этой русофобски-антиправославной риторики, всей этой Устюжской-Украины, бесноватой ненависти к Православию - не запомнил вообще и в душу она мне не запала.

А потом я начал понимать, что недооценка Василия Темного это один из главных пробелов нашей историографии. Мне тут помогла Иоасафовская летопись.

Понятно, что "Витязь" это желчь умирающего человека, а напечатан он был в 1990 году, то есть на пике русофобии формата "Гласность".

Но то, что книга не сделала автору одиозную репутацию, напротив долгое время считалась ярким явлением в историографии - говорит о многом.

Да. Тот факт, что Витовт до своей смерти был фактическим гегемоном всей Руси обычно в нашей историографии замалчивается.

По счастью история с несостоявшейся коронацией отправила его на тот свет. А то мог бы нас и дожевать.

Никон Черногорец (11 век) в своем "Тактиконе" объясняет ересь римо-католиков не "латинством", к чему мы привыкли, а напротив "фряжством", влиянием германского начала. Мол германцы, язык вандальский, и Рим разорили, и носили с собой много ересей (арианство, македонианство), и вот всем своим умственным вандализмом испроказили Рим.

Совсем другая перспектива, чем наша привычка выводить католицизм прямо из римско-латинского духа.

Не латинство, а вандализм.

Первый раз на страницах истории казаки появляются на лыжах.

Живите теперь с этим.

Это та самая битва на Листани, где впервые в источниках упоминаются казаки.

В Никоновской летописи:

"Казаки рязанские такоже на ртах с сулицами, с рогатинами и с саблями..."

Рта - это как раз лыжи.

Вообще нарратив наших советски-постсоветски-либерально-антиклерикальных историографов, причем не только покойного Зимина, но и персон здравствующих, в отношении Василия Темного и противостоящей ему Галицкой группировки - это какой-то эталон разнузданного Этодругизма.

Юрий Дмитриевич - "борец за освобождение против татар, духовный наследник Дмитрия Донского". А то, что именно он выносит спор о московском княжении в Орду - Это Другое.

Дмитрий Шемяка - еще один "борец с татарами за освобождение". То, что он при пленении Василия пытается получить у Улу-Мухаммеда ярлык на княжение - Это Другое.

Тот же Шемяка - "блестящий полководец" - то, что именно он позорно просирает Белевскую битву малому числу татар - Это Другое.

Василий II - что бы ни делал - "трус, неудачник, коварный тиран, бездарь, презираем всеми". Сражается как герой - Это Другое. Защищает Веру - Это Другое. Отстраивает систему управления Государством - Это Другое. Надеется на крестное целование братьев и доверяет им - Это Другое. Обожаем своими придворными и воеводами - Это Другое.

При этом авторы с докторскими степенями изощряются в подонковском слоге в отношении русского государя. Понятно, что во многом это продукт суммируемой и культивируемой в нашей историографии начиная с хохла Костомарова усердно взращиваемой антимосковской ненависти. Но по отношению к Василию II - жертве, фигуре трагической, ненависть доходит до каких-то комически-космических масштабов.

Если я доживу до степеней известных, то обязательно напишу о Василии II чисто академическую скучную монографию, где весь этот этодругизм разгромлю. Только ведь не доживу.

И еще про Зимина и Этодругизм.

Мне на буквально соседних страницах последней главы "Витязя" понравилась последовательность логики:

О москвичах

С.Б. Веселовский тонко подметил, что вес эти Минины, Бутурлины и прочие дети боярские «не вели в своих владениях никакого земледельческого хозяйства: вся их деятельность выражалась в эксплуатации природных богатств самыми примитивными способами — в бортном пчеловодстве, ловле рыбы и охоте на зверя и птицу»...

О галичанах

Вятчане, эти полуразбойники, полуохотники, добытчики пушнины, которой торговали новгородцы с заморскими купцами, были душой побед галицких князей...

О москвичах

Третья сила — хлебородный Центр с его холопьей покорностью властям и благочестивостью бессловесной паствы… Его средоточию — Москве суждено было одержать победу в борьбе за единство Руси.

О московских монастырях

Топор крестьянина и монаха в непроходимых чащобах вместе с деревянной сохой создавал хлеб насущный, достигал того, чего не могло достичь оружие воина.. Опираясь на благосклонное внимание властей, монахи созидали очаги благополучия в этой грешной жизни... Галицкие князья с их разнородным воинством, когда они не занимали великокняжеского престола, были злейшими врагами московских монастырей. В солеварах и других мытарях они видели своих соперников по торговле, в черносошных крестьянах — ненужных насельников необходимых им земель, в «инородцах» — «поганых», из которых надо было выбить их языческий дух. Провозгласив богоугодным делом труд хлебороба («в поте лица своего»), пастырь благословлял на ратный подвиг и воина.

О московско-галицкой альтернативе

Стоял вопрос, по какому пути пойдет Русь: по предбуржуазному, который развивался на Севере с его соледобывающей промышленностью, или по крепостническому? Север противостоял Центру и был в конечном счете им подмят под себя. Предвестником этого противостояния и была борьба Москвы с Галичем, Вяткой и Устюгом в годы смуты. Крепостнической, крестьянской и монашествующей Москве противостояла северная вольница промысловых людей (солеваров, охотников, рыболовов) и свободных крестьян.

ПРОСТО ПРОЧТИТЕ ЭТО ПОДРЯД!

Когда московские дворяне занимаются не хлеборобством промыслами - они убогие ретрограды. Когда промыслами занимаются галичане - они проводники прогресса. Но только противостоит им злая хлеборобная Москва (как же так, ведь только что дети боярские хлеба не сеяли, а наоборот занимались промыслами?). И она губит этот промыслово-охотничий капитализм (но ведь им-то и занимались у себя московские дети боярские?).

Тут еще дополнительно смешно, что после победы Москвы Россию ждут два столетия промыслового госкапитализма с экспансией в Сибирь и до Аляски. И тут уже ключевое, что не нравится нашим либерализаторам - это приставка гос-. Мол, если бы богатела не казна, укрепляя государство, а токмо частные лица, его разваливая, вот тогда было бы самое то.

А вот это уже какой-то совсем лютейший источниковедческий позор. Зачем "продавать" читателю колоритную сцену, когда отлично знаешь, что это составитель Львовской летописи просто скопипастил туда ослепление Василька Теребовльского (1097 г.), лишь изменив имя Берында на Берестень?

Вот зачем так делать? (Борисов)

О том, как именно ослепили Василия мы не знаем ничего. Но скорее всего просто прижгли глаза, а не вырезали их

А еще одно тяжелейшее источниковедческое проклятие русской историографии - это татищевщина.

Ну Василий Никитич в начале XVIII века сочинял историческую фэнтези. Ему простительно.

Но в XXI веке люди на серьезных щщщах эту фэнтези повторяющие...

Это же такая летопись Карлика Гриба, вспоминая мартиновский Дом Дракона.