5 июня в 18:00 на семинаре Проектно-учебной лаборатории муниципального управления пройдет презентация книги «Потенциальный Дальний Восток. Как расцветают и угасают проекты развития в самом большом регионе России», вышедшей в издательстве «Common place» при поддержке Фонда «Хамовники».

Что скрывается за абстрактным понятием «развивать Дальний Восток»?

Кто они — люди, бравшиеся на свой страх и риск за проекты развития в самом большом и самом удалённом от Москвы регионе России? Что ими движет, о чём они мечтают? Что изменилось за последнее десятилетие, когда развитием Дальнего Востока стало заниматься специальное министерство?

Об этом мы поговорим с авторами книги Анатолием Савченко и Иваном Зуенко.

Для участия в семинаре просьба заполнить регистрационную форму.

#анонс

Более двадцати лет в РМЭЗ респондентов просят назвать примерную рыночную стоимость занимаемого жилья, с 2013 подробнее о стоимости объектов в собственности спрашивают во Всероссийском обследовании домохозяйств по потребительским финансам. До момента, пока не открыли для широкого использования данные последнего обследования, встречала в публикациях только цифры о средних величинах стоимости отдельных активов. «Что не так с этими данными, если их не используют для оценки богатства (имущества в собственности) российских домохозяйств, для оценки неравенства по богатству?» – с этого вопроса начинался мой интерес к этим данным. Уже когда стала погружаться в динамику ответов и неответов о том, сколько стоит, прежде всего, жильё, возник второй исследовательским вопрос: чем, собственно, определяется наличие таких ответов? Итоги поиска – в публикации в новом номере «Экономической социологии»:

Черкашина Т. Ю. Опросные данные о стоимости жилья: качество и перспективы использования в оценке жилищного богатства россиян // Экономическая социология. 2025. № 3. С. 44–75.

Работа сосредоточена на жилье: и потому, что это основной актив в портфеле российских домохозяйств (даже если не актив, всё равно – основной), и чтобы сравнить данные двух обследований (они пересекаются только в вопросе о стоимости основного (занимаемого) жилья). Диапазон уровня ответов на вопрос о рыночной цене собственного занимаемого жилья в РМЭЗ – 62–74% (минимум – во второй половине «нулевых» годов, максимум – в конце «десятых» годов); в ВОДПФ – 82–87%. Разница этих цифр для двух обследований связана преимущественно с методическими различиями: в ВОДПФ тем, кто затрудняется назвать стоимость своего жилья в денежных единицах, предлагают выбрать интервал значений, что дает прирост уровня ответов примерно на 10 п.п. Из факторов, влияющих на наличие ответов респондентов о рыночной цене их жилья, наиболее важны финансовая компетентность и «финансовая скрытность», то есть готовность сообщить интервьюерам финансовую информацию. Более высокая доля неответов о стоимости жилья характерна для респондентов старших возрастов, живущих в столичных регионах и городах-«миллионниках» или, наоборот, в сельских населённых пунктах. Недавний опыт финансового поведения, связанного с недвижимостью (уплата налога на недвижимость), повышает вероятность ответов о стоимости жилья, как и наличие планов когда-либо приобрести недвижимость.
Доля указавших возможную цену продажи занимаемого жилья не дифференцируется в зависимости от того, является ли респондент анкеты собственником этого жилья; способ приобретения прав собственности слабо дифференцирует наличие ответов, лишь к началу 2020-х среди тех, кто всё еще живет в приватизированном жилье стала снижаться доля тех респондентов, кто называет стоимость своего жилья. В целом судя по динамике уровня ответов о стоимости жилья, за последние 20 лет россияне стали лучше ориентироваться в происходящем на жилищном рынке и соотносить своё жильё с этим рынком.

Семинар Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, 3 июня в 16:00 (мск), онлайн (Zoom). Выступает коллега, Полина Лаврусевич, тема – «Время и опыт в формировании компонент чувства места: случай неформального природопользования».

В эмпирической части доклада – материалы и результаты исследования «Неформальные практики природопользования Караканского бора: между социальным присвоением и социальной кооперацией» (Новосибирская область, 2021-2022), поддержанного Фондом «Хамовники».

Исследовательский интерес сфокусирован на формировании отдельных компонент чувства места (привязанности к месту, зависимости от места, идентификации с местом и удовлетворенности им) у агентов природопользования с разной историей жизни и опытом природопользования: сельских жителей, дачников-горожан и горожан-туристов. Совокупность индивидуального опыта в сочетании с особенностями восприятия биофизических характеристик ландшафта определяет структурную сложность, а часто и противоречивость чувства места как обобщающей категории, но в итоге приводит к восприятию места не только как «лучшего», но и как «родного», «своего». Длительность постоянного и сезонного проживания, наличие и характер поколенческих связей с местом, особенности практик природопользования рассматриваются как детерминанты базового неформального дифференцирующего резидентов бора критерия, укорененности в ландшафте.

Регистрация – по ссылке.

Комментарий на полях. Про сроки

В замеченных мной обсуждениях эмпирически плотного отчета о том, какие барьеры мешают защищать диссертации в российской аспирантуре, почему-то оказался упущенным сюжет про сроки.

Отчёт начинается с графика на данных Росстата о доле выпускников, окончивших аспирантуру с защитой диссертации, в 2010–2023 гг. Если в 2010 г. закончили вузовские аспирантуры с защитой 30% выпускников, аспирантуры научных организации – 17%, то к 2023 эти сегменты подготовки аспирантов сравнялись – только 11 и 10% защищали диссертации к концу обучения. (Мысль в сторону: в этом отчете есть данные о том, каким исследовательским опытом обладали выпускники аспирантуры до поступления в неё. Они показывают, что «наличие исследовательского опыта до поступления в аспирантуру в большей степени характерно для аспирантов научных организаций, нежели вузов», с. 24. Так почему же среди тех, кто обладает большими исследовательскими компетенциями на входе (в аспирантуры научных организаций) ниже доля защищающихся к концу обучения?)

При таких цифрах впору задавать вопрос не что мешает, а кто эти 10% из дошедших до финиша, и что им помогает сломать систему и всё-таки защитить диссертацию в аспирантуре. Но не всё так печально, если раздвинуть временны’е рамки. Аспиранты защищаются, но позднее: «как показывают данные опроса выпускников, использующиеся в настоящем исследовании, средняя продолжительность продвижения к защите у аспирантов [от поступления в аспирантуру до защиты диссертации] составляет 4,5 года». И в отчёте есть ссылка на исследование с оценками, что «в общественных и гуманитарных науках не менее 80% диссертаций защищаются после окончания аспирантуры, а в естественных и технических науках вклад постаспирантского периода составляет ≈ 55%». В общем, три нормативных года просто мало, чтобы пройти весь путь до защищённой диссертации.

Так вот. А есть ли где-нибудь статистика научных фондов, например, РНФ, какая доля двух-, трёхлетних научных проектов завершается с полностью выполненными публикационными планами? Не справками, что рукопись принята редакцией или статья принята к печати, а уже всеми опубликованными статьями в обещанном количестве?

В руках билет туда-обратно на электричку. На станции "обратно" турникет просит особый qr-код, которого нет на билете. Иду через проход для тех, кто с проездными.

- Ваш билет?
- Вот билет!
- Он не действительный.
- Как не действительный? Утром же он действовал.
- Ваш билет действителен в электричке, но не действителен для прохода на платформу!
- И как попасть в электричку?
- Не знаю!

#пятница

«Если быть точным» опубликовал аналитический материал о динамике налогооблагаемых доходов и социальных выплат в доходах постоянного населения муниципальных образований. Временные ряды охватывают последнее десятилетие. Это административные данные о доходах населения самого «низкого» территориального уровня, то есть это самая детальная из публично открытых территориальная проекция неравенства населения по доходам.

В материале есть мои комментарии о согласованности тенденций, которые фиксируются разными данными, о предпосылках снижения вклада социальных выплат в совокупные доходы населения. У нас, в принципе, любой период – переломный; и после «исторического пика» в 2020 г. по доле социальных трансфертов в денежных доходах россиян (на который постепенно, планомерно поднимались с 2007-2008 гг.) также устойчиво с него сейчас спускаемся. Политика социальных трансфертов всё больше подчиняется «рационализации и адресной концентрации».

Каков уровень жилищного неравенства в России на основе стоимостных оценок жилья?

В «Социологическом журнале» вышла ещё одна моя статья, в которой анализируются данные о стоимости жилья. На этот раз – для того, чтобы определить степень неравенства российских домохозяйств по жилищному богатству – стоимости объектов жилой недвижимости, которой они обладают:

Черкашина Т.Ю. Неравенство российских домохозяйств по жилищному богатству: уровень и динамика // Социологический журнал. 2025. Том 31. № 2. С. 51–78.

Казалось бы, количественные данные – всё однозначно, конкретно, просто считай. Но нет. Хотя первая статья, в «Экономической социологии» была методической, с анализом масштабов и предпосылок пропусков ответов на вопросы о стоимости принадлежащих домохозяйствам квартир и домов, во второй всё равно больше двух страниц посвящено описанию допущений и решений, которые были приняты при работе с данными РМЭЗ (стоимость занимаемого жилья, 2006-2022) и Всероссийского обследования домохозяйств по потребительским финансам (стоимость занимаемого жилья и всех объектов жилой недвижимости, 2013-2022).

Основной показатель для оценки неравенства – коэффициент Джини, через значения которого часто описывают различия в доходах. Но в отличии от доходного неравенства, были годы (в пределах рассматриваемого периода), когда неравенство по жилищному богатству снижалось. Измеренное по стоимости основного жилья, оно было максимальным в 2006–2007 гг. (G=0,599…0,633), стабилизировалось в 2010-е гг. (G=0,517…0,531), но с конца 2010-х росло (до 0,551 в 2022 г.). В публикациях смогла найти только одно исследование, с которым можно было бы соотнести эти цифры: жилищное неравенств в 2006 г. (G=0,633) было близко к значениям, зафиксированным на данных Национального обследования бюджетов домашних хозяйств и участия в социальных программах (НОБУС) в 2003 г. – G=0,631.

Если учитывать совокупное чистое жилищное богатство, с середины 2010-х гг. к 2022 г. дифференциация домохозяйств выросла, хотя и не очень существенно (от G=0,554 до 0,573). И тут пригодился индекс Тейла, чтобы определить, что, хотя основной вклад в жилищное неравенство вносят различия в стоимости жилья, рост G в 2013-2022 объясняется нарастающими различиями в количестве квартир и домов, которые есть в собственности домохозяйств. На диаграмме ниже именно это и показано: за последнее десятилетие среди домохозяйств, которые оказывались в числе 10% самых «жилищно богатых», стало больше тех, у кого несколько квартир или домов, то есть чья жилая собственность не только дорожает, но и «прирастает» новыми объектами.

Территориальная проекция жилищного неравенства

Росстат отслеживает цены на первичном и вторичном рынках жилья только в региональных центрах и городах в субъектах федерации (точнее, на «территориях массовой застройки жилья», причём лишь для квартир; методически подробнее здесь и здесь). По сравнению со статистикой данные РМЭЗ и ВОДПФ, содержащие стоимостные оценки в том числе сельского жилья, делают сельский жилой фонд «видимым» в ценовом измерении.

Ещё одна диаграмма из результатов исследования о жилищном неравенстве на основе стоимости жилья как раз показывает, домохозяйства из каких населённых пунктов оказываются в разных «жилищных слоях». Среди не имеющих никакого жилья в собственности несколько больше представлены городские домохозяйства из столицы и городов с численностью населения более 100 тыс. чел. (по сравнению с их долей среди всех домохозяйств). На другом полюсе жилищной стратификации десятая децильная группа более чем на половину состоит из московских домохозяйств, их доля в этой группе увеличилась с 54,4% в 2013 г. до 58% в 2022 г. За это время среди 10% самых богатых в плане жилья стало больше домохозяйств из городов-миллионников, а сельские домохозяйства практически покинули эту страту (их доля сократилась до 1,8% в 2022 г.).

В статье представлено два варианта группировки населённых пунктов. Если домохозяйства из сельских и малых городских населённых пунктов Московской области рассматривать вместе с остальными городскими и сельскими домохозяйствами, то эти «территориальные слои» окажутся наиболее дифференцированными по величине жилищного богатства. Но если населённые пункты Москвы и Московской области объединить в одну группу, жилищное неравенство среди остальных сельских домохозяйств существенно сокращается и в целом уменьшается степень дифференциации домохозяйств внутри территориальных слоёв. Но при любой территориальной классификации с 2013 по 2022 г. наблюдается увеличение жилищного неравенства внутри территориальных групп и между ними. И если до 2020 г. вклады внутри- и межгруппового неравенства в общую величину индекса Тейла были близки, то в 2022 г. вклад межгруппового неравенства стал существенно выше. Проще говоря, домохозяйства столичных регионов еще больше «оторвались» от остальной России по стоимости всего жилья, принадлежащего им.

Постапокалиптический роман ростовского писателя Сергея Медведева «Второй» — многослойное и жутковатое повествование о недалеком будущем, действие которого происходит в глухом поселке на берегу Азовского моря. Соединяя мотивы Платонова и Мамлеева с отработанным десятилетиями журналистской работы лаконичным стилем, Медведев изображает мир, в котором восторжествовал принцип «когда начальство ушло», — и заново открывает нехитрый инструментарий искусства быть неподвластным. Рассказывает Африкан Богаевский.

https://gorky.media/reviews/krokodil-donskoi-obyknovennyi

Вернакулярные районы Новосибирска

Для нашей команды только сейчас завершается учебный год с завершением летней практики студентов. Традиционно наш формат практики – полноценное коллективное исследование с полевым этапом, тема этого года – «Вернакулярные районы Новосибирска».

Их можно исследовать в логике «от районов» и от «представлений горожан»; на этот раз мы пошли по первому пути. По разным источникам был составлен список из 50-ти потенциальных вернакулярных городских территорий, из них выбрали 30 «наиболее явных» и представляющих по времени возникновения четыре периода – дореволюционные, предвоенные и военные, третья четверть XX в. и возникшие начиная с 1980-х (среди последних, конечно же, надо выделять возникшие начиная с 2000-х, «эпохи жилых комплексов», но для этого нужна выборка побольше). Студенты выбирали 17 районов из 30.

Что включал сбор данных?
▪️Исторические справки о районах из открытых источников.
▪️Ознакомительное и направленное наблюдение, которое предполагало фотографирование районных объектов, которые называли жители районов, плюс топонимика района на коммерческих и др. вывесках.
▪️Интервью с жителями районов. Выборка доступная (можно было обращаться к знакомым и далее по цепочке, но так были найдены только четверть респондентов), в каждом районе опрашивали 12 человек (по два мужчины и две женщины в трёх возрастных группах).
▪️Интервью помимо вопросов о территории, где живёт респондент, включало составление персональных карт вернакулярных районов с отметками границ районов (как их видит респондент), объектов на границах, объектов-ориентиров, открытые, уличные «третьи места» (где собираются местные жители), наиболее знакомые респонденту места.
▪️Составление подборки пабликов в социальных медиа. Их просто искали в медиа плюс просили назвать в интервью.

Нашим партнёром в этом году была компания «Дата Ист», один из продуктов которой – конструктор интерактивных карт. Собственно, пилотаж такой интерактивной карты был одной из задач практики. Респонденты создавали свои карты на бумажных фрагментах городских территорий, оцифровку выполняли наши студенты. Ещё не начинали методически-критически анализировать эту часть данных, пока только смотрю, что нанесено на карту. При беглом взгляде видно, насколько респонденты «корректировали» априорные границы районов, определенные нами, причём корректировали «в обе стороны»: как существенно раздвигая, так и дробя территорию в априорных границах на ещё меньшие. Можно, выбирая район из списка слева и слои карты из списка справа, либо кликая на отметки на карте, изучать коллективные портреты 17-ти вернакулярных районов Новосибирска.

И позднее напишу про пару эмпирических сюжетов, которые получились из ответов в интервью.

Архипелаг Новосибирск?

Жителей 17-ти вернакулярных районов Новосибирска среди других вопросов просили сказать, чем, на их взгляд, то место, тот район, где они живут, отличается от других территорий Новосибирска. Отличия определяют через объекты, которые находятся в районе, через его историю, архитектуру, но есть пласт таких ответов:

В районе есть отдельная жизнь, местные мероприятия, которых нет в других в районах
Исторический, закрытый, обособленный
Наличие изолированности от центра
Обособленный, у реки, закрытое пространство, район непроезжий
Отдалённость и наличие своего мира
Отдалённость от всех основных городских инфраструктур, деревенская местность
Отдалённый, уютный, зелёный, прикольный
Отдельное государство, тихо, спокойно
Отдельный посёлок, нет ощущения, что находишься в Новосибирске
Район находится как бы вдали от других, обособленный
Это немного обособленная территория, отдельный мирок
Это отдельная, самостоятельная улица, … это город в городе, по сути

Такая категория ответов не доминирующая, но заметная. Да, так чаще говорят о периферийных районах, но также и о тех местах, что не в центре, но «в ядре» городской территории. Из таких ответов Новосибирск предстаёт как архипелаг с большим центральным «островом» и россыпью районов-«островов» вокруг.

Насколько реалистичен такой образ? Нет, конечно, как один из образов вполне реалистичен. И почему-то именно он оказался для меня самым выделяющимся из ответов. Кстати, в противоположность поиску отличий 8% из опрошенных ответили, что их район «ничем не отличается, такой же, как остальной Новосибирск», но это ещё не говорит, что город воспринимается как нечто целое.

А может ли крупный город восприниматься изнутри как нечто целое?

Районные магниты

Ещё один вопрос, через ответы на который пытались зафиксировать образ территории проживания, вернакулярного района, – что ценного на территории, чем район привлекателен для других горожан («С какими целями жители других частей Новосибирска, соседних районов, микрорайонов приезжают в Ваш район? Что на территории Вашего района может быть привлекательным, нужным для тех, кто здесь не живёт?»).

Ответы на него, с одной стороны, отражают наличие чего-то ценного, и чем больше районов с одинаковым ценимым благом, который «работает» как магнит, тем выше будет доля выбравших соответствующие ответы. С другой стороны, ответы показывают, а что в принципе притягивает, ради чего едут в то или иное место города.

И что же получилось? Топ-7 ответов, перешагнувших 20% по частоте выбора (множественный выбор):

в парк, лес, ради других природных объектов 58,3%
к родственникам, друзьям 54,9%
на работу, работают здесь 36,8%
учиться (в училища, колледжи, вузы) 27,5%
на спортивные площадки, в спортивные секции, на стадион, в том числе посмотреть спортивные соревнования 24,0%
в торговый центр, на рынок, ради других мест торговли 22,5%
погулять по красивым улицам города 22,5%

Относительно распространённые и ценимые, а потому притягивающие объекты, которые есть в вернакулярных районах, – это природа (в нашем опросе за «другими природными объектами», как правило, «скрываются» пляжи). А второе – это не объекты, а субъекты: люди сшивают территориальную ткань города своими родственными, дружескими, межличностными отношениями (этот вариант вставляли в анкету с мыслью, что уж если ничего физического, воплощенного в зданиях, или природного нет, чтобы у респондента была возможность выбрать какой-то вариант, например, «социальный». Но тех, кто выбрал только его и не видит ничего другого притягивающего в своём районе, 6%). Такую человеческую подоплёку территориальной мобильности мы уже фиксировали в прошлых исследованиях межрегиональных поездок – «к родственникам, друзьям» стабильно называют чаще остальных как цель поездок. А что касается природы, хотя образ «город-лес» закрепился за Академгородком (по крайней мере, в восприятии жителей Академгородка), он не один такой в Новосибирске (просто другие районы не исследуют так «вдоль и поперёк», как Академгородок).