Когда со всех сторон – про опасность для образования ChatGPT и т.п., начинаешь видеть эти угрозы во всём.

Читаю студенческую работу, из которой до этого была знакома только с первой частью. Дочитываю до нового фрагмента, и текст как будто подменили: стиль, терминология совсем другие; используются слова, как мне кажется, непривычные, редкие для современно-российской социологии. Первая часть текста полна ссылок, во второй – только две на шесть страниц, но списка литературы нет вообще («Не успеваю оформить…»). И одна из новых ссылок – ненастоящая: ну не находится человек с такой фамилией ни в elibrary, ни в Киберленинке, ни в гугле. «Ага, вот и ссылка фейковая!» ‒ крепнет моя уверенность. Или сомнения… А вот и то, что считают явным признаком искусственно созданных текстов, – «тезис бегает по кругу»: одна и та же мысль повторяется почти теми же словами через полтора абзаца.

В отличие от плагиата, когда в подкрепление подозрений можно предъявить ранее написанный текст другого авторства, в подозрениях несамостоятельного написания текста можно предъявить студенту только его непонимание или незнание написанного. И чтобы не превращаться в чат-бота по переписке, приглашаю поговорить. А разговора про содержание не получается, получается про форму:

‒ На основе чего вы делаете эти утверждения? А эти цифры откуда?
‒ Ой! Надо ссылки вставить…
‒ А это вы откуда знаете?
‒ Из интернета. Пересказав своими словами…
‒ Я не нашла автора с такой фамилией. Как вы нашли его статью?
‒ Наверное, опечатка в фамилии…

Пытаюсь усвоить этот опыт и разобраться со своими подозрениями. Не потому ли не получается обсуждать содержание, что чрезмерные сомнения в самостоятельном авторстве вытеснили из моей головы вопросы к нему? Или останавливает, что текст бессмысленно гладкий – не за что зацепиться, чтобы задать вопросы? Или останавливает непонимание: а кому я буду задавать вопросы и указывать на ошибки – автору ли?

«Антиплагиат» не счел этот текст подозрительным, с признаками сгенерированного. Может, стоило сразу поверить, не считая этот результат ложноотрицательным?
Вот и последний вебинар от «Антиплагиата» был про его возможности в противостоянии с генераторами искусственных текстов, и что делать в этой ситуации преподавателям.

Про исследовательскую оптику

До сих пор лишь на данных деклараций о доходах и имуществе региональных политиков и их супругов мы могли оценить тенденцию к индивидуализации собственности. Группа специфическая, потому было интересно сравнить её с «массовыми слоями». Если в недавно открытых данных Всероссийского обследования домохозяйств по потребительским финансам ограничится занимаемым жильём – ядром имущественных активов населения, – получается, что почти половина домохозяйств живёт в жилье, которое принадлежит только одному его члену. Закономерно, что среди одиночек таких больше, но и среди домохозяйств с супружеской парой в двух из пяти также только один собственник занимаемого жилья.

В целом в выборке Обследования 78-80% домохозяйств живут в жилье, которым владеет кто-либо из его членов, но если сменить оптику с домохозяйства на людей, то собственниками занимаемого жилья являются 43-45% среди всех, включая детей, и 50-51% среди 18+. На декларационных данных мы получили примерно такую же разницу.

История и современность социальных трансфертов

Многократно замечено, что в последние годы доля социальных выплат в доходах населения РФ высокая: 21,4% в 2020, 20,6% в 2021, 21,0% в 2022. И хотя Росстат периодически меняет методологию определения доходов населения, включая «серую» оплату труда то в доходы от труда, то в прочие доходы, что меняет структуру доходов, доля социальных выплат в моменты «методологических переходов» существенно не меняется.

Но балансы денежных доходов и расходов населения СССР, опубликованные в архивных фондах ЦБ РФ, позволяют рассчитать долю пенсий, пособий и стипендий в доходах того времени. Считала с пятилетним шагом, и в выбранные годы наибольшее значение в 1985 – 14,2%; в 1989 – 13,8%.

То есть, современные социальные выплаты в относительном плане – максимальные за «всё время наблюдений», столько много не было никогда.

#архивЦБ #ретро

Вынужденные сбережения и покупка данного

Ещё одна цифра из архивных данных ЦБ РФ – соотношение с доходами сбережений и остатков денег у населения СССР. Их относительный рост, а значит – сокращение потребления происходит во время войны; накануне реформы 1961 остаток денег у населения уходит в минус; 1970-80-ые – снова рост сбережений. Сбережений, вынужденных из-за дефицита: «в условиях неудовлетворенного спроса на многие товары в сберкассах откладываются некоторые суммы денег, использование которых затруднено из-за недостатка товаров».

Рост денег, необеспеченных товарами, считают одной из причин принятия в декабре 1988 постановления «О продаже гражданам в личную собственность квартир в домах государственного и общественного жилищного фонда». Но советские семьи не спешили платить за то, что им дали или могли дать: в 1989 куплено 10 тыс. квартир, в 1990 – 44 тыс.

А потом началась другая страна и уже бесплатная приватизация жилья, пролог к которой сделан в последние советские годы.

#архивЦБ #ретро

Сугубо профессионально-образовательное

В тех дискуссиях, как нам реорганизовать высшее образование, что доходят до меня, слышу лишь один голос – административно-преподавательской. Не исключаю, что это эффект моего информационного пузыря, но в него не пробиваются голоса с рынка труда и обобщенный голос тех, кто недавно учился и учится.
Вот и сегодня ФУМО по социологии будет обсуждать образовательный стандарт четвёртого поколения. Одно их предлагаемых, но кардинальных изменений – сделать базовое высшее социологическое образование пятилетним. Магистратура остаётся двухлетней. Более гибких вариантов в проекте нет. Так вот, про рынок труда. В октябре 2021 г., после долгих, многолетних обсуждений и согласований, был принят профессиональный стандарт социолога, разработанный командой представителей вузов и социологов-практиков, и на который нужно было ориентироваться в разработке образовательных программ по социологии. При моём, скорее, скептическом отношении к стандартам этот, предложенный для высшего образования по схеме 4+2, воспринимаю как сигнал, что исследовательская индустрия считает четырёхлетнюю подготовку социологов возможной и допустимой, на рынке труда есть позиции для такого образования. А дальше – либо опыт, либо магистратура. ФУМО по социологии, сейчас, в 2023 г., считает, что четырёх лет недостаточно. Хотела бы узнать аргументы этой позиции… А может, и студенты хотят учиться базовой социологии пять лет? Или продолжительность обучения не будет критерием выбора для абитуриентов, выбирающих между социологией и чем-то другим?
В обсуждениях, как отказаться от болонской системы, почему-то не вспоминают, что её российская адаптация включала массовое распространение не только уровневого высшего образования, но и ориентацию образования на «формирование компетенций». Вы слышали хоть одно предложение отменить компетентностный подход в ФГОС ВО? А вы знаете образовательные программы с ясной, прозрачной системой и процедурой измерения сформированности компетенций? Но зато список компетенций, которые образовательная программа должна сформировать, можно переделывать и расширять бесконечно. Правда, все расширения последнего года касаются не профессиональных, а тех, что входят группу универсальных компетенций. Не в этом ли причина, что четырёх лет для профессионального образования становится недостаточно?

PS. Сейчас в реестре проф. стандартов Минтруда России 1554 документа. Их все тоже будут переписывать после образовательной реформы?
.

Гипотезы и классовый конфликт

Проверила свою экспертную порцию дипломных исследований, присланных выпускниками-социологами из разных вузов на всероссийский конкурс. И даже в этой небольшой порции текстов продолжается следование тихой новации, появившейся несколько лет назад в дипломах одного из университетов – замене в качественных исследованиях гипотез предположениями. Вплоть до того, что в микс-исследовании будут гипотезы для количественных данных и предположения – для качественных.

«Классическая» гипотеза не только выдвигается, но и проверяется, и для таких случаев в стат. анализе данных есть немало критериев. Но можно ли в качественном исследовании проверить гипотезу без методов мат. статистики? Если да, по каким критериям? Когда-то разложила мнения на этот счет на три позиции:

Гипотезы выдвигаются, но не проверяются (не тестируются). «В качественном исследовании исследователи обычно заявляют, что развивают гипотезы, а не проверяют их. ... Исследователь не должен отрицать, что гипотезы существуют, однако задача исследователя-«качественника» в том, чтобы объяснить и, возможно, поставить под сомнение гипотезы как составляющие предвзятых мнений и размышлений, вместо того, чтобы применять процедуры для их проверки».

Гипотезы выдвигаются и проверяются (тестируются), но проверяются на ложность, а не истинность.

Позиция «классового конфликта». Всё началось с Глейзера и Страусса, разделивших исследователей на «теоретических капиталистов» (в их примере это был Парсонс) и научный «пролетариат», тестирующий гипотезы, выдвинутые на основе «гранд-теорий».
«Обоснованная теория показала, как теория может быть произведена социологическим «пролетариатом» научных работников, а не кабинетными профессорами. … Часто говорится, … что теоретические идеи лежат в основе исследовательской практики и методов. Эту позицию я все больше хотел бы оспорить, поскольку она приводит к бесполезным foundationalist привычкам в исследовательской практике. Исследование – это прежде всего ремесленный навык, относительно автономный от философских и теоретических соображений. … социальные исследователи должны чувствовать, что навыки, которыми они обладают, «достаточно хороши» для многих полезных целей, без необходимости решать философские или социально-теоретические споры, прежде чем приступить к исследованию».
Эту цитату из статьи Clive Seale можно счесть крайним проявлением позиции, но если «через неё» посмотреть на превращение гипотез в предположения, то
✔сути отношений между «теоретическими капиталистами» и «эмпирическим пролетариатом» это не меняет, а лишь воспроизводит академическую «классовую структуру»;
✔имеет право на существование, по крайней мере в качестве квалификационного, исследование, выполненное в дедуктивном ключе, проверяющее априорные теоретические построения, но не предлагающее свои на основе данных (не спрашивайте потом, почему мы не умеем создавать теории).

Как трудно в интерпретации качественных данных отказаться от количественных техник – «у большинства из 10 информантов», «одни реже, другие чаще» (когда тех и других по-прежнему 10), – видимо, также трудно отказаться от гипотез в качестве способа сфокусировать исследование. И интересно, в методичке для студентов написано, что делать с предположениями? По текстам вижу, что результаты могут быть «вопреки предположениям», «предположения [частично] подтверждаются», а «результаты совпадают с первоначальными предположениями».

Труд или Родина?

С интервалом в 33 года ВЦИОМ задал своим респондентам вопрос «Какой бы Вы хотели видеть современную молодёжь?». Если сравнивать ответы в разные годы (в 1990 и 2023) и разных возрастных групп (до 29 лет и 50-59–летних), то

✔молодёжь 2023-го по сравнению с молодёжью 1990-го стала чаще ставить на первое место желаемых качеств образование (а было трудолюбие), у неё выросли ожидания доброты и терпимости;
✔от современной молодёжи – начала 2020-х – постаревшая молодёжь 1990-го (кому сейчас 50+) стала больше ожидать преданности Родине, сдвинув на второе место трудолюбие. И если во времена своей молодости нынешние 50-59-летние хотели видеть себя более независимыми в суждениях и действиях, то аналогичные ожидания к современной молодёжи есть у совсем немногих из них. Современные молодые уже и так независимы, или независимость нынче не в цене?
✔в целом трудолюбие и «качества для выживания» (быть «более способной обеспечить себя материально» и «более физически крепкой») стали менее ожидаемыми от молодёжи, больше стали ожидаться образованность и преданность Родине, но рост первой обеспечила молодёжь, а рост второй – «бывшая» молодёжь, кому сейчас 50+.

А у нас победитель!

1 место и премия имени В. Петухова в номинации «Бакалавриат» Всероссийского конкурса ВЦИОМ «Дипломник года»:

Прозорова Анна Артемовна.«Точка сборки и опоры: векторы трансформации музеев современного искусства» (Новосибирский национальный исследовательский государственный университет). Научный руководитель – Калашникова Ксения Николаевна.

Работа вмещает анализ разноплановых данных – информации из реестра музеев Министерства культуры, контент-анализ сайтов и страниц в социальных сетях действующих музеев, онлайн-опрос постоянных посетителей музеев современного искусства, экспертные интервью с представителями арт-индустрии. «Объекты и сети» создают современное искусство, а устойчивые сетевые отношения внутри и вокруг музеев современного искусства возможны, если музеи предлагают что-то для организации досуга своей постоянной аудитории; переходят в цифровое пространство для новых форм коммуникации и доступа к виртуальным музейным ресурсам; если есть доступность, открытость и свобода внутри музейного пространства («… одним словом если описать, я думаю, это свобода, современное искусство – оно в принципе еще живет в парадигме свободы»); пространство музея интерактивно. В жёстких текущих условиях музеи современного искусства могут лишиться какого-то из этого элементов, но сохраниться, продержаться помогут остальные.

Мне посчастливилось читать на первом этапе отбора работу второго победителя конкурса:

Малофеева Мария Вячеславовна.«Социальная идентичность и профессиональный выбор взрослых детей глухих родителей» (НИУ ВШЭ). Научный руководитель – Большаков Никита Викторович, заместитель руководителя департамента социологии НИУ ВШЭ, к.с.н., доцент.

На мой взгляд, это «дидактически прекрасный» текст. Если нужен пример описания качественного исследования, не впадающего в «количественную логику», это как раз такой пример. Было интересно читать об инверсии родительско-детских отношений, когда дети без проблем со слухом становятся проводниками в общении с внешним миром для своих глухих родителей, зачастую «лишаясь детства». При этом социальная поддержка родителей «не замечает» специфических потребностей и проблем самих детей.

9 июля 1984 – так датирован один из отчётов в Архиве Центра международных исследований Университета Питтсбурга.

Исследования, подобные описанному в отчёте, и до этого были знакомы социологам – когда информантами о происходящем «где-то» становились мигранты. Но здесь речь о стране, куда зарубежные социологи в начале 1970-х попасть навряд ли могли.
На данных опроса 1250 семей, эмигрировавших из Советского Союза в Израиль в первой половине 1970-х, Гур Офер и Аарон Винокур составили бюджеты этих семей. Хотя выборка охватывала преимущественно бывшие городские семьи из европейской части страны, получилось создать «один из немногих системных массивов микроданных, ставших доступными западным ученым», который «касался экономического положения респондентов до их решения покинуть Советский Союз».

Кроме эмпирических результатов, отчёт интересен как попытка ответить на вопрос о «применимости западной теории к советским условиям». Авторы предполагают, что «советские домохозяйства обладают функцией материальной полезности (a material utility function), сходной по своей общей характеристике с функцией полезности домохозяйств в рыночных системах», что они также стремятся к ее максимизации в условиях бюджетных и других ограничений; что из параметров советской системы – макросистемных характеристик, производственного сектора и домашних хозяйств – «последние наиболее похожи на свой аналог в рыночных системах западного типа».

Некоторые из результатов, вынесенные Офером и Винокуром в значимые:

✔«Уровень равенства доходов в СССР выше, чем в Соединенных Штатах, Канаде, Франции и ряде менее развитых европейских стран. ... Напротив, уровень неравенства доходов в Советском Союзе выше, чем в большинстве стран, если не во всей Восточной Европе».
✔«Размер вознаграждения для женщин сохраняется на уровне всего 60% от сопоставимой рыночной заработной платы для мужчин. Эта разница является серьезным исключением из общей советской модели равенства заработной платы. Это также единственная разница в заработной плате, которая не уменьшилась за последние тридцать лет»
✔«Преимущества, которые советские женщины получили в плане трудоустройства, стираются отсталостью услуг, дополнительным давлением на их время и энергию, создаваемым бременем домашнего хозяйства, и в некоторой степени дискриминацией и предубеждениями (prejudices) на рынке труда и в домашних хозяйствах».
✔«Базовая западная экономическая теория действительно применима и уместна при анализе поведения советских домохозяйств».

Не из отчёта, а статьи: в 1978 был проведён повторный опрос в семьях мигрантов, зафиксировавший, что уровень занятости замужних женщин из данной выборки составлял 74%, несколько ниже, чем тогда в СССР, но существенно выше уровня занятости замужних израильских женщин (30%), что может быть, по мнению авторов, «проявлением инвестиций в человеческий капитал, которые в большей степени направлены на внешнюю занятость, или вкуса к такой работе, развитого в Советском Союзе, или того и другого».

Публикации с результатами исследования:
Gur Ofer, Aaron Vinokur. Work and Family Roles of Soviet Women: Historical Trends and Cross-Section Analysis. Journal of Labor Economics. 1985. Vol. 3, N. 1, Part 2.
Gur Ofer, Aaron Vinokur. The labor-force participation of married women in the Soviet Union: A household cross-section analysis. Journal of Comparative Economics 1983. Vol. 7, Issue 2.
Gur Ofer, Aaron Vinokur. The Soviet Household Under the Old Regime: Economic Conditions and Behaviour in the 1970s. Cambridge University Press, 1992.

Продолжение следует.
#SovietInterviewProjects

Итак, продолжение.

Мигранты из СССР рассматривались как «ценный “живой архив” о современном советском обществе» не только в Израиле⬆, но и в США: в начале 1980-х здесь провели аналогичный Soviet Interview Project с бывшими советскими гражданами. Группа, отвечавшая за методологию проекта, включала «двух экономистов, пять политологов, трёх социологов и одного специалиста по русской литературе».

Что спрашивали? Интервью было разбито на две части: основное двухчасовое со всеми респондентами и три дополнительных (по часу), каждое из которых случайным образом распределялось между 1/3 выборки. Большинство общих вопросов касались жизни респондентов в СССР: образование, работа, структура и уровень жизни семьи, принятие решения о миграции и др. Дополнительные блоки были о (1) религиозности, СМИ, досуге; (2) политике, преступности, гендерных ролях; (3) уровне жизни, контроле над рождаемостью, переписях.

«Последний нормальный период». Стратегия заимствована из исследования советских эмигрантов в Израиле. Респондентов просили указать месяц и год, в котором они подали заявление на эмиграцию; также спрашивали, изменили ли планы по миграции их жизнь еще до этой даты; если да, просили назвать месяц и год, когда изменилась их жизнь. Пять лет, предшествовавших более ранней из этих двух дат, были определены как «последний нормальный период» (last normal period, LNP). Собственно, об этом времени и собирали данные.

Интервьюеры. Интервью проводились на русском языке. Соответственно, критерии отбора интервьюеров: знание русского языка, личные качества, помогающие в работе интервьюера, близость к районам проживания респондентов. Априори исключили из кандидатов в интервьюеры мигрантов, прибывших в США после 1978 – тех, кто мог стать респондентом. В итоге отобрали 95 человек, из них только 26 мигрантов; 76% из отобранных «специализировались на изучении русского языка или российских регионов». Почти 90% интервьюеров были в СССР.

Сбор данных. Март 1983 – январь 1984.

Выборка. Генеральная совокупность – взрослые эмигранты, прибывшие в США с 01.04.1979 до 30.04.1982. Подавляющее большинство советских эмигрантов попали в США через местные агентства по переселению. Совместно с ними оператор сбора данных – National Opinion Research Center (NORC) of the University of Chicago – составили список из 37156 советских эмигрантов, из которых 33618 соответствовали критериям отбора: взрослые, прибывшие в США в указанный период, и которым на момент прибытия было от 21 до 70 лет. Выборка случайная стратифицированная, планируемый объем 3750 человек с ожиданием response rate 80%. В итоге проведено 2793 интервью, 74,5% от запланированного объема. Основные причины недостижимости – мобильность мигрантов внутри страны (не смогли найти нужных лиц по последнему известному адресу) и отказы. 2562 из 2793 респондентов указали окончание своего LNP с 1978 по 1981.

Оценка смещений. Возрастная структура основы и реальной выборки близки, в том числе к возрастной структуре взрослого населения СССР. Но если доля живущих в РСФСР в населении Союза составляла 60%, то в основе выборки SIP 24%, а в достигнутой выборке – 47%. Наоборот, живущие в «западных» республиках (Украина, Молдавия, Белоруссия) составляли 21% в населении СССР, 64% в основе выборки и 34% – в достигнутой. 98% основы выборки и 85% реальной выборки – евреи (по самоопределению).
Ещё одно обсуждаемое смещение – из-за возможного забывания. Но так получилось, что итоговая выборка включала 163 супружеские пары, которые проживали вместе как в LNP, так и во время сбора данных. Эти респонденты опрашивались раздельно, одновременно или один за другим, то есть не могли обсуждать свои ответы. И их ответы об условиях жизни в СССР (размер жилья, доходы и расходы и т.п.) оказались очень согласованными. В общем, к моменту опроса либо основные факты помнили хорошо, либо забывали их согласованно.

Millar, J. (Ed.). (1987). Politics, Work, and Daily Life in the USSR: A Survey of Former Soviet Citizens. Cambridge University Press. (или здесь)

Продолжение следует.
#SovietInterviewProjects

Soviet Interview Project – что узнали?

Израильский и американский проекты ⬆️ сближает не только состав выборки, но и «извечный вопрос в советских исследованиях: отличается ли советская социалистическая система фундаментально от индустриальных и постиндустриальных обществ Запада?» и «подходят ли стандартные инструменты анализа различных социальных наук для изучения советского общества?» Общий вывод по первым результатам проекта: не очень-то и отличается, «различия скорее в степени, чем в характере».

К примеру, «распределение доходов и богатства в СССР, возможно, более эгалитарное, чем можно было бы ожидать, учитывая уровень развития страны, – благодаря широкой доступности образования. Но оно не выделяется как исключительно эгалитарная по сравнению с другими, более развитыми “смешанными” экономиками. … бедность по-прежнему широко распространена, охватывая от 5 до 21,9 % домохозяйств, в зависимости от определения. Кроме того, как и в Соединенных Штатах, бедность “феминизирована”». Гур Офер и Аарон Винокур, участвовавшие и в SIP, дают оценки неравенства советского населения по богатству (gross wealth): Gini=0,77 по данным израильских интервью (ISIP) и 0,61 по данным SIP; на 10% самых «богатых» советских людей приходилось 41,2% (ISIP) и 42,9% (SIP) от общего богатства населения. Никаких аналогичных оценок до этого не встречала.

«Советские рынки труда поощряли образование и опыт», не отличаясь от других развитых стран, но явная отдача от образования была лишь в случае высшего, «что противоречит американской модели снижения отдачи от более высоких уровней образования. … Отдача от опыта, по-видимому, ниже, чем в Соединенных Штатах».

Но вот что сочли значимым результатом, это критичность молодых и образованных советских мигрантов: «эпоху Брежнева они считают худшей». Обсуждая эту критичность как источник смещений, авторы «успокаивают» себя, что политические мотивы миграции не были основными (назвали их 43,3%), уступая религиозным, этническим (45,8%) и «вслед за семьей, друзьями» (48%); 26,9% ответили, что у их миграции были экономические причины, но в ответах молодых и имеющих высшее образование политические причины с существенным отрывом – на первом месте. То есть, это критичное отношение к ситуации в СССР – характеристика не столько мигрантов, сколько молодого поколения, усиленная образованием.

Поколенческие различия авторы исследования в целом сочли самыми значимыми, и Джеймс Миллар завершает введение к книге прогнозом, что постепенная, но уже явная «приватизация» отдельной, индивидуальной (personal) жизни будет в дальнейшем усиливаться со сменой поколений, сочетаясь с «требованием экономического развития, доступа к западной культуре, "частной", спокойной жизни и, следовательно, реформ».

Продолжение следует.
#SovietInterviewProjects