Во-вторых, продолжая тему проектов национальных павильонов архитектурной биеннале в Венеции, очень мне нравится программа Голландии Who is we?. Они сделали ставку на работу с куратором, исследовательницей и художницей Дэборы Соломон, которая изучила само пространство садов Джардини и Арсенала (неважное состояние деревьев, уплотнение почвы итд) и придумала зелёную арт-интервенцию. Осуществляя свою методику «многовидового урбанизма», Соломон создала пруды между нидерландским павильоном и павильонами Италии и Бельгии, затронув тему исчезающих краснокнижных болотных и гидрофильных растений. Наконец кто-то начал заботиться о месте, в котором это всё происходит.

Дэбора также сделала партиципаторный проект по созданию сада в неиспользуемой части Арсенала, применив свои принципы радикального наблюдения. Принципы, кстати, довольно похожи на элементы разных художественных и пермакультурных практик.

​​Занятие для выходного. У моей любимой художницы Alexandra Daisy Ginsberg стартовала Pollinator Pathmaker, где можно создать buzzing цифровой сад, поиграв с разными параметрами. В чём концептуальная крутость проекта? В том, что сад этот позиционируется, как вид искусства для насекомых-опылителей, не для человека (что не мешает и человеку испытать от сада свой ASMR). Думаю, уже ни для кого не секрет, что исчезновение насекомых ведёт к исчезновению многих видов растений. Это проблема, которая наблюдается во всех частях света, и наша страна - не исключение. Я создала свой шведский песчаный сад с геранями, первоцветами, зверобоем и рассматривала его глазами одного из опылителей (что, разумеется, немного натянутая симуляция, ну да ладно), так как зрение насекомых может серьёзно отличается от нашего. Cовместная эволюция растений и насекомых происходила длительная время, когда растения развивали дифференцируемые запахи, цвета, формы, нектар, чтобы заманивать в свои уникальные объятья насекомых, которые в свою очередь развили определённые части тел, позволяющие видеть цвет, слышать запах и доставать нектар, у подходящих для них цветов.
Создав сад, можно скачать инструкцию со списком растений и планировку сада, смоделированную платформой. Я бы многие растения заменила, чтобы они были ближе к местному разнотравью, но в качестве упражнения и так хорошо, особенно смотреть на осенний сад, весь в охрах.

В четверг открылась одна из частей Киберфест фестиваля в Анненкирхе. Там представлена работа Хуана Линдуна и У Цзывэя, работающая с явлением мимикрии. На стол с расставленными растениями направлены камеры, записывающие формы и цвет растений, передающиеся потом через алгоритм на экраны с насекомыми, которые виртуально начинают подстраиваться под растительную среду. В аннотации к работе художники пишут, о спорных, с моей точки зрения, параллелях с человеческим обществом и конструированием псевдосреды.
Пока мы обсуждали работу, вспомнили про растение-загадку Boquila trifoliolata, потрясшая своей способностью мимикрировать несколько лет назад научный мир. Среди растений это явление – редкость (известны случаи, когда цветы мимикрируют под какое-то насекомое, или растение прикидывается камнем), в отличие от мира животных. Итак, в 2014 году чилийский учёный Эрнесто Джианоли вместе со своим студентом обнаружил случайно маскирующуюся лиану, листья которой на земле были короткие и округлые, а при подъёме по стволу дерева превратились в более продолговатые и заострённые. Дальнейшее исследование бокилы показало, что лиана, перебрасываясь с одного дерева на другое, может подражать сразу нескольким видам растений, на которых вьётся, насчитывая до 8 возможных морфологических перемен. Было выдвинуто несколько гипотез, почему бокила так ловко «хамелеонит», какие механизмы способствуют такой гибкой адаптации к среде. Из основных: 1) растение-хозяин передаёт сигнал с помощью летучих химических веществ бокиле, и та начинает трансформироваться; 2) перемещении генов от хозяина к лиане, запускающий процесс мимикрии.
Эти гипотезы были бы идеальными для дальнейшего развития, если бы в одном из опытов бокила не начала имитировать рядом расположенный муляж растения из пластика. И это открывает очень большие возможности для новых научных гипотез и художественных спекуляций об особой способности растений «видеть».

​​К вчерашней теме растительного видения и её гипертрофированной интерпретации. Вспомнила про опереточный чехословацкий фильм «Адела ещё не ужинала», где один сумасшедший профессор-ботаник экспериментирует, заставляя по команде (колыбельная Моцарта) одно растение съедать людей и собак, а другое вырастить человеческий глаз, чтобы плакать, слушая грустную музыку.

Гибрид человека и растения можно встретить не только в литературе и кино. Но и среди работ "великого и ужасного" художника Эдуардо Каца, создавшего как крольчиху Альбу, светящуюся флуоресцентным зелёным, так и петунию Эдунию (каждый раз улыбаюсь), розовые лепестки которой прорезаны ярко красными дельтами растительных жилок.

Вместе с учёным-генетиком Кац внедрил в петунию химерный ген. Эта химера состоит из гена художника и промотера, она проявляется в цветке как красный цвет жилок сосудистой системы лепестка, теперь напоминающего человеческую кровеносную систему. Ген был выделен из иммунной системы Каца, то есть, системы, отвечающей за распознавание себя и другого. Красивая идея, но доставляющая много внутреннего беспокойства.

«Синяя роза» | показ фильма + дискуссия «Диалог с растениями»

https://fb.me/e/1mADIvqSz

⚡️Сциапонический кружок: опен-колл

В сциапоническом кружке мы попробуем найти что-то другое, что-то, помимо жестокой прагматики растениеводства или возвышенной теоретическо/художественной фантазии. Это будет совместный поиск: мы будем помогать другу другу, а также нам будут помогать лопухи и мышиный горошек, паутинные клещи, старые и современные книги, дождевые черви. Мы будем искать не только глубоких и детализированных отношений с растениями — но также, ничуть не менее важно, слова и образы для рассказа об этих отношениях.

Ведущие кружка — Илья Долгов и Дарья Болдырева.

Жизнь кружка будет состоять из глубоко переплетенных линий и практик. Их можно разделить на три слоя:

🪡 Перенастройка внимания
🪡 Теневодство
🪡 Рассказывание

Прочитать подробнее о каждом слое можно на сайте.

Встречи будут проходить 4-6 раз в месяц начиная со второй половины января 2022 по июнь 2022 включительно в пространстве Ассамблеи, в студии Ильи Долгова, в природных фитоценозах, а иногда — онлайн (полностью удаленное участие невозможно). Подразумевается глубокое и практичное погружение в длительный коллективный процесс.

Участие бесплатное. Возрастное ограничение 18+. Единственное строгое требование для участвующих — нестерпимый, жгучий интерес-влюбленность к растениям.

Для участия в кружке необходимо заполнить заявку и затем прийти на личное знакомство. К сожалению, размер нашей группы имеет ограничения. Заявки на участие в сциапоническом кружке принимаются до 12 декабря включительно.

⚡️Оставить заявку⚡️

​​У Зэди Смит есть пиротехнический роман «Белые зубы» про не-англичан в Лондоне. Художественная фантазия об очень конкретных постколониальных темах. Роман жёсткий, внутри которого постоянно меняются регистры и напряжённость - от саркастических замечаний и анализа того, как люди самоопределяются в новой стране, до ироничных диалогов о «правильных» религии и культуре. Но Смит блестяще пользуется и приёмом иносказательным: где-то это магически реалистическое рождение бабушки героини во время землетрясения на Ямайке, а где-то вот такое тонкое описание проблем английского сада (сразу и не очень-то понятно, какой смысл зашит в следующем абзаце):

"И вот, перестав кормить грудью Оскара, она занялась садоводством — там она была нужна маленьким и слабым созданиям. А потом в один прекрасный день в ее жизнь неохотно вошли Миллат Икбал и Айри Джонс. В это время она была в саду — со слезами на глазах рассматривала дельфиниум «Найт Гартер» (кобальтовый гелиотроп с черной серединкой — как дыра от пули в небе), изуродованный трипсом — гадким паразитом, который уже сожрал ее бокконию. «Трипс», — сказала она сама себе, видя, что каждый второй цветок поели насекомые. «Трипс», — удовлетворенно повторила она. Значит, о растении надо будет позаботиться, а еще это может стать поводом для написания новой главы или даже целой книги. Трипс. Джойс о нем кое-что знала. Трипс — общее название целого класса крошечных насекомых, которые питаются разнообразными растениями. Чаще всего заводятся в тепле на комнатных или экзотических растениях. Большинство взрослых особей не более 1,5 мм (0,06 дюйма). Некоторые бескрылые, а у других — две пары коротких крыльев, по краю покрытых ворсинками. И у личинок, и у взрослых особей мощные жвала. Трипс опыляет некоторые растения, а также ест некоторых паразитов, но, несмотря на это, они — проклятие любого современного садовода. Их считают вредителями и выводят с помощью инсектицидов, например «Линдекса». Научная классификация: трипс относится к отряду тизаноптерий. Джойс Чалфен, «Жизнь комнатных растений», приложение: «Вредители и паразиты»: Да, трипс — неплохое насекомое: это добрые плодовитые создания, помогающие растению. Трипсы хотят как лучше, но заходят слишком далеко: не просто съедают других вредителей, не просто опыляют цветы, но и начинают жрать само растение. Если не принять меры, трипс будет переходить с одного поколения дельфиниума на другое. Что же можно сделать, если (как в этот раз) «Линдекс» не помог? Остается только безжалостно обрезать растение и начать все сначала. Джойс глубоко вздохнула. Она так и сделает ради дельфиниума. Без нее дельфиниум зачахнет. Джойс вытащила из кармана фартука большой секатор с ярко-оранжевыми ручками, и синий цветочек с раскрытым ротиком оказался между стальными пластинами. Жестокая любовь."

​​На прошлой неделе смотрела симпозиум (Post) Anthropocene Museologies, где исследователи и кураторы обсуждают, как они работают с архивами и коллекциями, новыми выставками и как в их деятельности прорабатываются вопросы антропоцена, изменения климата, империализма и колониализма. Можно было сидеть с открытым ртом в принципе весь день и слушать про нормальные методики подачи новых знаний, через которые транслируется, как культурное переплетается с природным.

Этот симпозиум проходит в рамках публичной программы к выставке во Framer Framed в Амстердаме, построенной жёстко по принципу суда, где идут слушания на тему климатических преступлений.

Доделали с моей коллегой онлайн-выставку "Природа в городе. Нечеловеческие гетеротопии" по следам осенней выставки в Кунстхалле и летней лаборатории. Это выставка работ ребят, мужественно дошедших до конца двухмесячной междисциплинарной лаборатории и не сломавшихся, в которой они слушали зум-лекции скандинавских художниц (Катя Аглерт, Кристин Бергауст, Элин Сандстрём, Аннет Арландер и Яной Холмстед), осваивали художественные практики в городе с художниками Мариной Карповой, Ильёй Долговым, арт-группой Куда бегут собаки и Лизой Билецкой, занимались философией природы с Катей Никитиной и с социальными антропологами (Леной Никифоровой и Ольгой Бредниковой), и с учёными (геоботаником Ириной Варгановой, энтомологом Олегом Валерским, орнитологом Юрой Петровым) и занимались немного драматургией с Алиной Шклярской для создания зина.
К выставке присоединились художники Ваня Трибой, арт-группировка BIOROBOTY 019, Костя Ставров.
Ура!

​​В ноябре пришла рассылка в виде толстого письма от художественного директора театрально-перформативного фестиваля Baltic Circle в Хельсинки. Всё письмо – это рассказ о проблемах водного пространства в разных точках планеты (от бассейна Амазонки до болот центральной Финляндии) и несколько слов про то, как мы все связаны через воду (привет, Астрида Нейманис!). В этом году и в прошлом и в позапрошлом на фестивале показывали очень много работ, связанных с растительным миром, квир экологиями, антропоценом.
В письме был ещё пакетик с семенами для партизанской практики озеленения, названия растений указаны на финском, будет большой сюрприз летом.

Напоминаю, что сегодня последний день приёма ваших заявок в наш с художником Ильёй Долговым теневодческий сциакружок, в котором возможно будет поэкспериментировать в неустойчивом промежутке между эстетикой, философией и растениеводством.

Подробно о кружке: https://assembly.ru/events/47

Заявка: https://forms.gle/WWRAJxKAh4KZ446R9

В The New Yorker на прошлой неделе вышел лонгрид Creating a Better Leaf в авторстве Элизабет Колберт (та самая, которая написала «Шестое вымирание»). По форме текст – это развилка двух дорог, с точкой-камнем отсчёта - фотосинтезом. С одной стороны – популярная история эволюционного развития процесса фотосинтеза: от захвата протоводорослью цианобактерии (мне очень нравится библейское сравнение с Ионой в ките) и неминуемому изменению состава атмосферы до образования “нового” C4 фотосинтеза. To make a long story short: эволюция ведёт фотосинтез по пути увеличения стадий-ступеней процесса.

Второй путь – это путь противоречия, потому что с точки зрения науки и в частности сельского хозяйства процесс фотосинтеза выглядит крайне неэффективно, поэтому его необходимо минимизировать, чтобы ускорять процессы и тем самым, например, повышать урожайность и кормить всех голодающих. Зелёная революция – то, что началось во время Второй Мировой войны, и апогей её пришёлся на 70ые годы, когда учёные выводили продуктивные сорта растений. Подобно каскаду реакций, рождаемых фотоном в листе, зелёная революция произвела каскады реакция в политике, экологии и социально-экономической структуре мира. На обеспечение суперпродуктивных сортов риса и пшеницы теперь стало уходить несопоставимо большее количество водных ресурсов, удобрений, пестицидов. А это требовало больше финансовых вложений, и дальше по цепочке можно представить и масштабировать ситуацию и её результаты.

Сейчас виток продовольственного кризиса повторяется, население планеты растёт стремительно, в статье рассматривается деятельность научно-исследовательской организации RIPE, которая как раз работает с манипуляцией процесса фотосинтеза для того, чтобы предотвратить этот кризис.
У меня только один вопрос, почему продовольственный кризис должен решаться через инструментарий сельского хозяйства и науки, когда корень кризиса лежит совсем в другой области.

«Придорожная растительность поражала разнообразием, истинная услада ботаника: зверобой и лихнис, свекольно-розовая стена чистеца, репейник, таволга и серебристый калган, способный как останавливать кровь, так и окрашивать кожу. Мне хотелось утонуть в этой траве, ненадолго сомкнуть глаза…» В "зебальдианской" книге «К реке» Оливии Лэнг очень много трав и деревьев, но и очень много размышлений о реке, воде, пойменных пейзажах реки Уз.
Эту книгу я читала в Риме в самом конце декабря 2019, а 1 января 2020 принимала участие в перформансе-параде, посвящённом реке Тибр, под предводительством итальянского художника Andreco. Под действием этого дня, в течение которого мы воздавали символическую дань реке, её богам и богатствам – слушали, смотрели, пели, пили и шествовали – я вдруг осознала, какое значение для меня имеют берега рек, на которых я жила.

Я чествую свою холодную Северную Двину и острова её дельты, дни книжно-спинного студенческого загара на Воробьёвых горах у Москвы-реки, сумеречные прогулки вдоль Невы, wild swimming в Гудзоне и велопрогулки у реки Святого Лаврентия, однодневный путь вдоль норвежской реки Акер, и что уж там травно-шалашное сидение у заводей реки, которая могла бы зваться Стикс, но зовётся прямолинейно и равнинно – Вад.

Возможно, вы тоже любите реки и травы на их берегах, и хотели бы поделиться своими опытами взаимодействия, то вот.

Та папайя попала в угловой магазин на пересечении 24ой улицы и 8ой авеню из Коста Рики. Купил, завернул в воскресный New York Times, привёз в Москву. В сканере Шереметьево она смотрелась, как кривой макет дирижабля.
Оранжевый стрёмный  подарок на скамейке у набережной в конце апреля цепенеющими руками достал из пакета. Тропическая мечта, окутанная тяжёлым и приторным запахом, опустилась на колени. Резать мечту на ветру казалось неуместной глупостью. Решил разрезать на куски в фойе театра неподалёку. Эти дали нож и смотрели косо. Та папайя раскрылась в театре, но ей тут были не рады.

​​В фильме «Сувенир» (2019, Joanna Hogg) перенимает название картины Фрагонара из коллекции Уоллеса в Лондоне. Предположу, что определяющим моментом является появление этой картины в кадре, когда режиссёрка Джули идёт по галерее вместе с таинственным Энтони. Я не знаю людей из своего окружения, которые бы страстно и открыто любили рококо. И в этом большая проблема рокайльного. За кажущимся поверхностным содержанием картин рококо практически невозможно углядеть метасмыслов. А они кроются в деталях. То, что смотрится, как великая наивность декоративности и игривость без подвоха – девушка всего лишь получает любовное письмо от возлюбленного и пишет его инициалы на стволе дерева (вполне современный сюжет) – выглядит легковесно и до тошнотворности глупо. Стоит ли в таком случае обращать внимание на потусторонний, театрально сконструированный свет (так же обсессивно выстроены сцены в фильме – грандиозно, пугающе искусственно), льющийся так зовуще из-за дерева? Свет – это обещание, упование на продолжение буколического пейзажа, убеждённость в досягаемости мечты. Энтони беспощадно говорит Джули, намекая на её ранимость: «You’re lost and you’ll always be lost». И она теряется в тенистом лесу, непредсказуемо разворачивающемся за деревом с инициалами, потому что свет – это манок, потому что в лесу обитает «vile beast», потому что там нет места жемчужно-розовому румянцу. Потому что в конце обязательно будет звучать Кристина Россетти:

When I am dead, my dearest,
Sing no sad songs for me;
Plant thou no roses at my head,
Nor shady cypress tree:
Be the green grass above me
With showers and dewdrops wet;
And if thou wilt, remember,
And if thou wilt, forget.

Мой плейлист Plantophilia на Яндекс.Музыка и Spotify

​​Удар. Глоток воздуха. Подавляющая тишина. Сигнализация. Непреодолимая бессонница. Это всё в Колумбии, в Боготе, далеко, с кем-то, с актрисой в фильме. Падение камня – интервенция сердца, соприкосновение с водой – погружение в память мира. Фитопатологии орхидей - болезни, похищающие красоту хрупких цветов джунглей. Что им нужно для спасения? Стерильные холодильные камеры. Давай купим, но зачем? Время длится в ту и в обратную сторону. В какую сторону идти? Туда, где орхидея ослепительна короткое мгновение, или туда, где кого-то ограбили на берегу неизвестной реки в два счёта? Неизбежное действие, проклятие или длящаяся секунда раскрытия цветка, преданности бестиарной собаки? Низкий регистр, синкопы ударов, роза ветров, нестерпимая память мира.

“Memoria” (2021, directed by Apichatpong Weerasethakul)

​​Эмили Дикинсон, покорившая американскую поэзию, в тот день, когда the word was put into the world - неуловимая и тихая, безрассудно храбрая и шепчущая короткие слова. Увлекаясь с детства ботаникой, Эмили составила свой первый гербарий к 14 годам в своём доме с оранжереей в Амхёрсте (совсем недалеко от Конкорда, где жил Генри Дэвид Торо). Её гербарий – как предвестник чего-то несоизмеримо большего, трансформировавшегося в прозрачный слог, беспредельный и ускользающий. Её гербарий хранится в библиотеке Гарварда, и его никому не дают посмотреть, но есть оцифрованная версия с жасмином на первой странице.

Цветы для Эмили были медиаторами, сокращая расстояния между заботливыми руками садовника и её пером, они как будто постоянно напоминали о том, что может быть. Цветы были символами смертного и божественного, но были и символами бессмертия и вечного возрождения, особенно после зимы.

I hide myself within my flower
That, fading from your vase
You, unsuspecting, feel for me
Almost a loneliness