Большая часть умиленных воспоминаний ув. публики приходится на сцену вызволения Атоса из винного погреба. И конечно, у всех тут же встает перед глазами иллюстрация Ивана Сергеевича Кускова. История ее создания включает чудесную подробность. Цитирую самого Кускова:

"Когда я делал «Три мушкетера» (1957 г.), то подсчитал, что Атос, сидя в 'погребе (вместе с Гримо), выпивал в день 12 бут. вина. Я тоже купил 12 бут. по 98 коп.— «Плодовоягодное». Стал пить, но не хватило терпения — пил одну рюмку за другой. После 6-ой бут .— заснул. Меня разбудил Дима Краснопевцев — принес еще 6 бут. Выпили все. Сбились со счета".

Зависла по ссылке в инсте. Что с этим делать, непонятно, но оторваться сложно. Правда, одни красивые мужики - даже чересчур, словно варенье столовой ложкой ешь. И названия книжек редко видны, это большой недостаток. Но чувак с товарищем на спине все искупил.
https://www.instagram.com/hotdudesreading/

Так странно. Наткнулась на воспоминания провинциального батюшки, каким-то чудом уцелевшего в 20-30-е. Сначала был дьяконом в селе Тутки, потом священствовал в Чухломском уезде. Очень трогательные и безыскусные. И дохожу до описания его путешествия по Волге в Бабайский монастырь, еще в период обучения на педагогических курсах. А там фраза: "Нашим путешествием на Бабайки руководил секретарь Еп. Виссариона Александр Иванович Крылов, из окончивших Костромскую дух. семинарию, авторитетный человек для духовенства и монашествующих. Поэтому монахи Бабаевского монастыря приняли нас очень гостеприимно и задушевно". Где только родню не встретишь. Привет, прадед Александр Иванович.

https://soligalich.prihod.ru/2013/08/01/vasilij-rumyancev-svyashhennik-iz-vospominanij/?fbclid=IwY2xjawFja5lleHRuA2FlbQIxMAABHVCAksHmOJ4pP4XrOVP2Jq4uRBuU-B3ne0CwsTs-Up8hSP7jt1bSCXuVIA_aem_RXIKqcrtab7uViQm6CZoCA

А если интеллигентная немочь задавила в вас нормального россиянина, то вот картинка для поддержания оптимизма и жизненной цепкости.
Еду в метро. Глухо раздражаюсь, оттого что на каждой станции одичавшие жители мегаполиса лезут в вагон, как на приступ последнего уходящего в тыл состава, не дожидаясь пока изнутри выйдет народ. Все толкаются и орут. А в уголке притулилась сухонькая бабуся божий одуванчик в белом платочке. Поезд подъезжает к станции Александра Невского. Бабуся нашаривает за собой новенькую, в остатках полиэтилена и оберточной бумаги, табуретку. Приставляет ее к тому месту, где был когда-то живот. Защитив таким образом свое теловычитание, встает у дверей. Машинист Нострадамусом вещает: "Осторожно, двери открываются..." И бабуся вырывается наружу, табуретным дрекольем поражая приготовившихся к штурму нахалов.
Поднимались на параллельных эскалаторах. Я ошеломленно косилась на беленький платочек. Старуха вдруг начала улыбаться кому-то наверху, кивать, что-то приговаривать и осенять мелкими крестиками. "Встречают", - подумала я. Мы сошли с эскалатора. Старуха в последний раз кивнула опирающемуся на меч исполинскому мозаичному Александру Невскому, перекрестила его и, вновь приставив табуретку к животу, бодро засеменила к выходу, где турбулентными завихрениями передвигался вечерний пассажиропоток.

История знаменитая, но сейчас особенно не грех напомнить.

В 60-е в Советском союзе были опубликованы стихи никому не известного англичанина Джеймса Клиффорда. Погибшего, как было сказано в аннотации, во время Второй мировой. А переводчика, Владимира Лифшица, у нас в основном знали как автора слов все к той же бодрой песенке из "Карнавальной ночи" - "Пять минут" и сентиментальной "Ах Таня, Таня, Танечка". Приставлена к борщам которая. Цензура стихи Клиффорда, в том числе "Квадраты", пропустила, сочтя, видимо, что раз англичанин, значит речь про капитализм. И только много лет спустя, уже после смерти Лифшица, выяснилось, что никакого Клиффорда никогда не существовало. "Квадраты" написал он сам. И понятно про что.

И всё же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
Ткущие ткани, пекущие хлеб, —
Кто-то бессовестно вас обокрал.

Не только ваш труд, любовь, досуг —
Украли пытливость открытых глаз;
Набором истин кормя из рук,
Уменье мыслить украли у вас.

На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
Ваши безропотные мозги.

Вручили ответ на каждый вопрос…
Одетых серенько и пестро,
Утром и вечером, как пылесос,
Вас засасывает метро.

Вот вы идете густой икрой,
Все как один, на один покрой,
Люди, умеющие обувать,
Люди, умеющие добывать.

А вот идут за рядом ряд —
Ать — ать — ать — ать —
Пока еще только на парад,
Люди, умеющие убивать…

Но вот однажды, средь мелких дел,
Тебе дающих подножный корм,
Решил ты вырваться за предел
Осточертевших квадратных форм.

Ты взбунтовался. Кричишь: — Крадут!
Ты не желаешь себя отдать.
И тут сначала к тебе придут
Люди, умеющие убеждать.

Будут значительны их слова,
Будут возвышенны и добры.
Они докажут как дважды два,
Что нельзя выходить из этой игры.

И ты раскаешься, бедный брат,
Заблудший брат, ты будешь прощен.
Под песнопения в свой квадрат
Ты будешь бережно возвращен.

А если упорствовать станешь ты:
— Не дамся!.. Прежнему не бывать!.. —
Неслышно явятся из темноты
Люди, умеющие убивать.

Ты будешь, как хину, глотать тоску,
И на квадраты, словно во сне,
Будет расчерчен синий лоскут
Черной решеткой в твоем окне.

Лет пять назад в момент обнаружения этой максимы я втирала что-то до невозможности культурное американскому мальчику двадцати двух лет. Мне так хотелось, чтобы Петербург и русская культура произвели на него впечатление. Ну понятно, что когда мы совместно разобрали смысл, он посмотрел на меня сияющими глазами: "Я оучень хочу еще раз приехать в Россия! И учить здесь русский язык!"

Мда. Надписи теперь все закрашивают в принципе, чтобы не проскочила крамола, иностранные мальчики в Россию больше не едут.

(И здесь написано не про кота против ленинизма, если что. А про бога против анонизма. Но этот вариант мне все больше нравится.)

На Васильевском первым делом пошла, конечно, осмотреть свежеприбывшего туда академика, любезного сердцу Мединского графа Сергея Семеновича Уварова. Когда в прошлом году разнеслась весть, что от университета турнут "крылатого гения", известного между своими как "памятник отчисленному студенту", и вместо него водрузят прославленного минпросвещения, я с интересом подумала, что видный наш популяризатор истории прямо-таки рискует. Как же тут насчет гейпропаганды, это же очень и очень. Тем более было очевидно, что легкомысленные студиозы, ознакомившись подробнее с биографией Уварова, мгновенно натрут ему всю триаду, до которой дотянутся. Но я недооценила творцов памятника. Дотянуться до триады нет никакой возможности. Однако обойдя любознательно памятник по периметру, обнаружила, что творцы недооценили юношество. Таки оно нашло что натереть.
Картина называется "Министр просвещения. Деталь". И заметно, что с каждым днем она, деталь то есть, будет сиять все ярче и ярче.

"С нами в камере находилась балерина Большого театра Кудрявцева. По чьему-то доносу ее обвиняли в намерении убить Сталина из оружия, которым она пользовалась на сцене. Многие догадывались об абсурдности клеветы - оружие было бутафорским".

Причем про Кудрявцеву ни в одной биографии не видела, что и ее наши славные органы успели притянуть. Только так, в воспоминаниях сидельцев.
"Многие догадывались". А многие нет. В этой же камере сидела одна из жен Куйбышева. Так вот во время ее ареста дочь отказалась выйти из комнаты с ней проститься. И мать оправдывала дочь: "Я ведь сама воспитывала ее в слепой вере в обоснованность арестов. Если наши органы кого-то берут, то наверняка есть основания".
Так что если органы взяли балерину, то есть же основания? Ну может же бутафорский пистолет стрелять? Нет? А вдруг? Бедные, несчастные, слепые дураки.

А хорошо, что я сохраняю бонмо друзей. Всегда есть что почитать.
Вроде того как по соседству девочки лениво выясняли, в чем разница между мизантропами, социофобами и социопатами. Пришла Яна Вагнер и в считанные секунды все расставила по местам:
"Мизантроп не любит никого, но верх от низа отличает. У социопата просто нет берегов, лишь бы не поймали. А социофоб тихо сидит дома и не хочет выходить, потому что ему невыносимо всех жалко".
Ну, разве не гений?

Пришибло этим... как его... да не маразмом... Когнитивным диссонансом, вот!
Думала, что дурацкое выражение "в рот мне ноги" появилось, когда все смотрели "Дэвида Блэйна". И вот беру Максима Горького. И вижу:
– Э… Ба… гля!.. Тю-тю-тю!.. Фрр!.. В рот те ноги прямо пятками! С чего это тебя так взъерепенило?! Ваше благородие! Подайте товарищу пятак на хлеб и два на выпивку!..

Ихолайнен сходил за спичками. Таня съездила в гости. Вместо того чтобы, как нормальные люди, сесть на автобус, взяла машину. По дороге чертов драндулет заглох. Ровно в ту минуту, видимо из солидарности, сел телефон. Отринув извинения сконфуженного водителя, мысленно выстроила маршрут и деятельно потопала пешком. Заодно растрясу бока, подумала оптимистично. Тем более что иду с отяжелителями, как завзятый зожист, - плечо оттягивали Иван Иваныч Пущин и свежеобретенный, с дивными иллюстрациями Жени Двоскиной, "Недопесок". Опоздав на сорок минут, наконец добрела до требуемой улицы Воскова, вход с Малой Пушкарской. Квартиру я, к счастью, помнила - 25. Однако на табличке с номерами такой квартиры не значилось. Однако разве что-то может остановить вернувшегося отъезжанта, когда он устремился в гости. И я принялась обзванивать в домофон все квартиры по этой лестнице. Пару раз мне испуганно ответили, что никого не ждут. Остальные номера не откликались. Но счастье было так близко, так возможно, и решив, что хозяева просто не слышат звонка из-за поднявшегося галдежа и веселья, еще минут семь трезвонила в квартиру 22, квартиру 50 и квартиру 20. Наконец подошел местный жилец и запустил меня в парадную. И еще минут пятнадцать я обходила все квартиры и упрямо давила пупки звонков уже непосредственно там. Апогеем моей бурной деятельности стал момент, когда из квартиры 23 вышла женщина и обнаружила, что напротив, пригнувшись, стою я и жадно прислушиваюсь к замочной скважине ее соседей - в надежде расслышать скрываемый от меня жестокими хозяева оживленный шум и звяканье вилок о тарелки. Это Петербург, дедки, - с совершенно непроницаемым лицом женщина прошла мимо и спустилась в ночь, как ни в чем не бывало. Тем временем адски захотелось есть. Вспомнив, что купила по дороге к столу палку сырокопченой колбасы, я села на ступеньки, дверным ключом надорвала обертку и как следует откусила от продукта гродненского мясокомбината. Достала из сумки Пущина и углубилась, жуя, в его переписку. Еще оставались надежды, что не дождавшиеся меня хозяева решили поискать пропажу вокруг дома и сейчас придут. Внизу хлопнула дверь. Поднявшийся молодой парень замедлил возле меня шаги и спросил:
- Что вы тут делаете?
- В гости пришла, - мрачно ответила я сквозь колбасу.
Но и парень тоже был настоящий петербуржец и лишних вопросов задавать не стал. Мало ли как люди ходят в гости. Может, так принято у интровертов. В пустой парадной, под чужой дверью с колбасой. Уже в спину ему я на всякой случай осведомилась:
- Не знаете, нет ли здесь 25-й квартиры?
Но он лишь покачал головой.
Дома первым делом влезла в переписку, надеясь что ошиблась Катя, пославшая мне пароли-явки. Вдруг это все же другой дом. Или даже улица! Но Катя не ошиблась. Впрочем, я тоже - квартира действительно была двадцать пятая. С одним маленьким дополнением - в глубине двора.
Как теперь извиняться перед хозяевами, не знаю.

А, забыла совсем. Фейсбучерам показала, а тут зажилила.
Я вчера была в волшебном месте - студии по прокату костюмов "Капусста", и вот результат. Очень жалею, что в поисках 25-й квартиры выглядела не так. Иначе мой визит вошел бы в анналы.

Несколько лет прошло после этого эпизода, а я так и не основала новую религию. Только время зря трачу.

...Отличный пришел в комменты чувак. К посту про экскурсию после Курбан-байрама. Настоящий, между прочим. Живой как жизнь.
"Вот я удивляюсь!Почему здесь не уважают религию мусульмана?Что означает фраза «Что такое Байрам?Сегодня день рождение Лермонтова!».Это уже дискременация религией!Мы же не говорим на вашей кто помер и кто воскрес?Мы так же уважаем религиозные праздники христиан!"
Во мне сразу забурлило злодейство. Уже хотела написать, в каком именно месте я видела религию мусульмана, а также христиана, буддиана и др., но силы добра победили. Промолчала. Зато заглянула на огонек Алиска и культурно, как она умеет мне на зависть, поразила мусульмана прямо в его религиозное чувство.
Жанибек, - объяснила она ему, - а Таня исповедует другую религию. Страшно жестокую и воинственную. Апологеты ее поклоняются даже не Лермонтову, а Пушкину.
Слушайте, мне понравилась эта идея. Пять, нет - восемь раз в день читать вслух "Анчар", повернувшись лицом в сторону Михайловского. Завершать словами "Пушкин акбар и аллилуйя". А Лермонтова, Батюшкова, Мандельштама, Чуковского возвести в ранг почетных святых.
Короче, мы еще там с ней немножко в комментах порезвились.
Наконец вернулся Жанибек и в ужасе констатировал: "Смотря на Ваши комментарии ̶у̶ ̶м̶е̶н̶я̶ ̶с̶л̶е̶т̶е̶л̶а̶ ̶ш̶л̶я̶п̶а̶ тут бесполезно,что либо говорить!"
И ведь прав.

Фейсбук подкинул. Десять лет назад писала:

В интервью с Тодоровским-старшим нашелся ответ на один из давно мучавших вопросов. Почему поколение, на которое свалилось столько страданий, ненависти и страха, смогло не просто пережить все это, но удержать ощущение счастья, мало того - передать его нам. Почему даже когда Тодоровский снимает "Анкор, еще анкор" - лучший фильм об бессмысленном армейском существовании, или "Военно-полевой роман", эта теплая волна смывает неизбежную безнадегу. А ведь его жизненный опыт чудовищен, он один из тех, кто видел своими глазами голодомор и войну. Ну и вот:
"Мы остались живы. А это, знаете, такое чувство… особенное. Это было ни с чем не сравнимое чувство — когда восьмого мая после тяжелейшей битвы на Эльбе вдруг затихли орудия и наступила тишина. И вот мы увидели зеленую траву и голубое небо. Мы не думали в тот момент о том, что мы выжили, нет, мы просто впали в оцепенение. Сняли вонючие сапоги с портянками, пропитанные потом и пылью, распахнули одежду и легли на майскую траву. И мой друг Сережа Иванов через секунду уже храпел. И через какое-то время ему на грязный с подтеками палец сел мотылек. Палец вздрагивал — мотылек на секунды взлетал, но потом садился обратно. И так снова и снова. Я не спал и как завороженный смотрел на это. Где-то уже пиликала гармошка. И вдруг я понял — война ­закончилась. И это было такое чувство… Организм требовал освобождения от ужасов, которые пришлось ­пережить".
Господи, неужели нам нужно повторить их опыт, чтобы увидеть мотылька на грязном пальце ноги.

Митька однажды халтурку взял на перевод. Там часть - подписи к советским плакатам, только текст. И пыхтит, бедняга, - лексика дедов недоступна его воображению.
Приходят ко мне озадаченный.
- Мам, как понять "смотр женских трудящихся масс"?
- Ну, идут бодрые трудящиеся женщины, с флагами, песнями, транспорантами. С портретами вождей, - подумав, добавляю я.
- Куда идут? - панически спрашивает несчастный толмач.
- Вообще идут, в принципе. Маршем. На демонстрацию, например.
- Господи, я было решил, что на медицинский осмотр.

Пересказываю с чужих слов, но источник был так артистичен, что я видела мизансцену как наяву.
Короче, церковь. Снаружи холодно и дождь, все как положено. Заходит женщина с мальчиком и сразу к прилавку с иконками. Озабоченно выбирает. А мальчик такой... ну не заёбушек, но близко. Замурзанный, растянутая вязанная шапка сползла на глаза, из носу течет. Озирается по сторонам, видит что-то наверху, дергает маму за руку и, втянув в очередной раз сопли, гундосо спрашивает:
- Это чо?
- Где?
- Вон там чо?
Тетушка-свечница смотрит в направлении его пальца и отвечает:
- Ангел.
Мальчик деловито:
- Кусается?