Очень поучительное размышление молодого француза в Канаде. И, в общем, глядя из наших дней, обнадеживающее. Правда, время написания - 1831 год - несколько охлаждает мой энтузиазм. Но все же.
Население в большинстве своем везде состоит из французов. Однако нетрудно заметить, что французы здесь потерпели поражение. Почти все богатые люди — выходцы из Англии. Хотя говорят почти все жители по-французски, большая часть газет, афиши и даже вывески французских торговцев — английские. Почти все торговые предприятия принадлежат англичанам. Поистине они составляют в Канаде правящий класс. Сомневаюсь, что такое положение вещей продлится. Духовенство и большинство людей, принадлежащих к сословиям небогатым, но просвещенным, — французы; они начинают роптать против второстепенного положения, ими занимаемого.
Французские газеты, которые мне довелось прочесть, атакуют англичан яростно и неустанно. Простой народ, живущий безбедно в отношении материальном и чуждый страстей умственных, пока мало ощущает свою принадлежность к нации побежденной и слабо поддерживает просвещенные классы. Однако с недавних пор Палата общин, состоящая почти полностью из канадцев, приняла свои меры для просвещения жителей. Новое поколение, судя по всему, будет непохоже на нынешнее, так что если в течение нескольких ближайших лет приток англичан не увеличится в значительной степени и им не удастся запереть французов в пределах той территории, какую они занимают сегодня, двум народам грозит неминуемое столкновение. В то, что они когда бы то ни было сольются воедино или заключат союз нерасторжимый, я поверить не в силах.
Население в большинстве своем везде состоит из французов. Однако нетрудно заметить, что французы здесь потерпели поражение. Почти все богатые люди — выходцы из Англии. Хотя говорят почти все жители по-французски, большая часть газет, афиши и даже вывески французских торговцев — английские. Почти все торговые предприятия принадлежат англичанам. Поистине они составляют в Канаде правящий класс. Сомневаюсь, что такое положение вещей продлится. Духовенство и большинство людей, принадлежащих к сословиям небогатым, но просвещенным, — французы; они начинают роптать против второстепенного положения, ими занимаемого.
Французские газеты, которые мне довелось прочесть, атакуют англичан яростно и неустанно. Простой народ, живущий безбедно в отношении материальном и чуждый страстей умственных, пока мало ощущает свою принадлежность к нации побежденной и слабо поддерживает просвещенные классы. Однако с недавних пор Палата общин, состоящая почти полностью из канадцев, приняла свои меры для просвещения жителей. Новое поколение, судя по всему, будет непохоже на нынешнее, так что если в течение нескольких ближайших лет приток англичан не увеличится в значительной степени и им не удастся запереть французов в пределах той территории, какую они занимают сегодня, двум народам грозит неминуемое столкновение. В то, что они когда бы то ни было сольются воедино или заключат союз нерасторжимый, я поверить не в силах.
Родители выдали 16-летнюю девочку за боевого генерала, не спрашивая ее мнения. Генерал брал с Суворовым Измаил, был весь в орденах по самые бакенбарды, но на момент свадьбы ему стукнуло 52, тонкостью чувств он не отличался, был незатейлив, как мортира, и невеста, девушка возвышенных мыслей, питала к простоватому и самоуверенному вояке сильнейшее отвращение. Тем не менее отец решил побыстрее пристроить хорошенькую дочь от греха подальше. Греха с таким мужем ей действительно совсем не хотелось. «От любезничаний генеральских меня тошнило, я с трудом заставляла себя говорить с ним и быть учтивою». Бедняга генерал привозил ей вишен и заказывал платья, но физическую неприязнь никуда не денешь, ей было так скверно, что в конце концов она удрала от него, невзирая на детей. Жила одна, крутила романы, заслужив более чем сомнительную славу в свете, и в 36 лет влюбилась в шестнадцатилетнего мальчика, воспитанника кадетского корпуса. Или сначала он в нее, что вероятнее. Она наплевала на общественное мнение, мальчишка на вопли родни и карьерные соображения – хотя какие карьерные соображения могут быть в шестнадцать лет, - они родили сына и жили душа в душу несколько лет. Старый муж, грозный муж оказался крепок и отправился на тот свет, только когда ей перевалило за сорок. Будучи вдовой, она могла получать за генерала приличный пенсион и жить безбедно, тем не менее выбрала другой путь и обвенчалась со своим Сашей. Прожили они вместе 40 лет. Он писал в дневнике: «Без нее, моей душечки, я бы изныл скучая. Все надоедает, кроме жены, и к ней одной я так привык, что она сделалась моей необходимостью! Какое счастье возвращаться домой! Как тепло, хорошо в ее объятьях. Нет никого лучше, чем моя жена». Она пережила его на четыре месяца.
Хотелось рассказать, а то какой-то монумент сделали из женщины. Мимолетное виденье, гений чистой красоты Анна Керн была дамой живой и страстной (хоть и порядочной дурындой). И Пушкин мог бы в письмах к приятелям быть повежливее.
Хотелось рассказать, а то какой-то монумент сделали из женщины. Мимолетное виденье, гений чистой красоты Анна Керн была дамой живой и страстной (хоть и порядочной дурындой). И Пушкин мог бы в письмах к приятелям быть повежливее.
Неподалеку от нашего дома есть Бабушкин сад. Соответствующая улица тоже имеется. И много лет я была уверена, что это уютное название - в честь петербургских бабушек, в изобилии выгуливающих вокруг каруселей сада своих внуков и подагру. Надеялась, что и Дедушкин сквер где-нибудь неподалеку образуется. Наконец, впрочем, узнала, что сад торжественно назван в честь революционера Ивана Бабушкина, шлепнутого без суда и следствия генералом Закомельским еще в 1906 году, причем в Бурятии. Долго пыталась приучить себя к этой мысли, пока не приехала мама. Она пошла гулять и для перехода улицы остановилась под светофором. Они у нас говорящие, как печи и яблоньки в русских народных сказках. Так вот мама вернулась впечатленная светофоровой вежливостью.
- Ты знаешь, - сообщила она польщенно, - когда я собиралась перейти улицу, ваш светофор сказал: "Переход улицы бабушкам разрешен"!
И я выбросила из головы большевика-искровца, решив что мамы никогда не ошибаются.
- Ты знаешь, - сообщила она польщенно, - когда я собиралась перейти улицу, ваш светофор сказал: "Переход улицы бабушкам разрешен"!
И я выбросила из головы большевика-искровца, решив что мамы никогда не ошибаются.
В самый разгар ковида у нас возникла необходимость выехать из Черногории. В любую страну, правило такое существует. А поскольку масштабы здесь как в Лилипутии, то до соседней Блефуску - полтора часа неспешной езды на машине. Направо - в Боснию, налево - в Албанию. Проще в Боснию, там ресторанчик, где мы высиживали необходимое время, вообще пять минут от границы. Пограничник спрашивает: "Вы в ресторан, да? Рыбки мне привезите!"
Но тут все было как-то нервно. Начитавшись фейсбука, я с утра жахнула - душевного спокойствия ради - витамина С, вымыла еще разок руки (надолго у сапиенсов останется этот полезный невроз), буркнула мужу, пытавшемуся почесать нос: "Убери руки от лица!" и с трудом удержалась от очередного опрыскивания поверхностей местным аналогом "Белизны".
Смотались до Боснии единым духом. Пообедали в совершенно пустом заведении. Получили у погранца заветный штампик в паспорт. Но, едва отъехали, муж вдруг сказал:
- Возьмем попутчика? - и притормозил возле субтильного парня в заношенном пальтеце, понуро стоявшего у въезда на боснийскую территорию с самодельной табличкой в руках.
От изумления я не сразу ответила - он терпеть не может брать попутчиков, собственно, никогда мы этого не делали. Промямлила:
- Ну... эээ... так ведь эпидемия...
И в тот момент, когда просиявший парень, сверкая круглыми гаррипоттеровскими очками и сыпля бесчисленными "сенкью", подбежал к машине и открыл дверцу, обнаружила, что он китаец. На самом деле, я разбираюсь в азиатах примерно как японцы у Данелии - в русских. Помните вырезанный эпизод из "Мимино", когда они заходят в лифт, видят армянина и грузина, и говорят друг другу: "Эти русские все на одно лицо". Вот я такой японец. Но кто еще может садиться в твою машину в разгар эпидемии? Естественно, житель Поднебесной, и наверняка из Ухани.
Подбросить его надо было в Херцег-Нови. По дороге муж, видимо на нервной почве, вел многословную светскую беседу. Глядя в окно на счастливых барашков, безмятежно гуляющих на остающихся позади полях, я апатично размышляла, что каждый раз, когда подобранец открывает рот, чтобы ответить, полчища вирусов с гиканьем кидаются на нас, словно конница хана Батыя.
Парень, впрочем, горячо заверял, что он кореец. Два месяца назад выехал из Сеула, чтобы попутешествовать. Был во Франции, Израиле, Египте. Пожил в Черногории. А теперь вот ехал на автобусе в Боснию. Но узрев узкоглазую физиономию среди пассажиров, бдительные погранцы вытурили его с вверенной территории решительно и бесповоротно. Топтался он там долго. Пейзаж так себе. Слева горы, справа горы. Никто, понятно, в машину его не сажал.
- А вы почему остановились? - спросил он робко.
И тут муж внезапно с ухарской гордостью ответил:
- Because we are russian! Потому что мы русские! - и не успела я удивиться несвойственному ему вообще-то полоумному патриотизму, как он добавил: - We are brave and stupid!
Слабоумие и отвага, да. И ведь не поспоришь.
Высадив парня у автобуски станицы в Херцог-Нови, двинули дальше.
- Заметь, как я ловко вызнал, откуда он, - скромно похвастался муж, явно чувствуя себя опытным контрразведчиком.
- Можно подумать, ты бы его высадил, узнав что из Китая, - сказала я. - Но все-таки хорошо, что он кореец. Там самый низкий уровень смертности. Говорят, что другой штамм вируса, не такой зловредный. Может, даже иммунитет получим!
А я-то все гадала, почему боженька давно не подсовывал мне кота с лишаем или щеночка с демодекозом. Он просто подыскивал что-то посущественней. Because we are russian.
Но тут все было как-то нервно. Начитавшись фейсбука, я с утра жахнула - душевного спокойствия ради - витамина С, вымыла еще разок руки (надолго у сапиенсов останется этот полезный невроз), буркнула мужу, пытавшемуся почесать нос: "Убери руки от лица!" и с трудом удержалась от очередного опрыскивания поверхностей местным аналогом "Белизны".
Смотались до Боснии единым духом. Пообедали в совершенно пустом заведении. Получили у погранца заветный штампик в паспорт. Но, едва отъехали, муж вдруг сказал:
- Возьмем попутчика? - и притормозил возле субтильного парня в заношенном пальтеце, понуро стоявшего у въезда на боснийскую территорию с самодельной табличкой в руках.
От изумления я не сразу ответила - он терпеть не может брать попутчиков, собственно, никогда мы этого не делали. Промямлила:
- Ну... эээ... так ведь эпидемия...
И в тот момент, когда просиявший парень, сверкая круглыми гаррипоттеровскими очками и сыпля бесчисленными "сенкью", подбежал к машине и открыл дверцу, обнаружила, что он китаец. На самом деле, я разбираюсь в азиатах примерно как японцы у Данелии - в русских. Помните вырезанный эпизод из "Мимино", когда они заходят в лифт, видят армянина и грузина, и говорят друг другу: "Эти русские все на одно лицо". Вот я такой японец. Но кто еще может садиться в твою машину в разгар эпидемии? Естественно, житель Поднебесной, и наверняка из Ухани.
Подбросить его надо было в Херцег-Нови. По дороге муж, видимо на нервной почве, вел многословную светскую беседу. Глядя в окно на счастливых барашков, безмятежно гуляющих на остающихся позади полях, я апатично размышляла, что каждый раз, когда подобранец открывает рот, чтобы ответить, полчища вирусов с гиканьем кидаются на нас, словно конница хана Батыя.
Парень, впрочем, горячо заверял, что он кореец. Два месяца назад выехал из Сеула, чтобы попутешествовать. Был во Франции, Израиле, Египте. Пожил в Черногории. А теперь вот ехал на автобусе в Боснию. Но узрев узкоглазую физиономию среди пассажиров, бдительные погранцы вытурили его с вверенной территории решительно и бесповоротно. Топтался он там долго. Пейзаж так себе. Слева горы, справа горы. Никто, понятно, в машину его не сажал.
- А вы почему остановились? - спросил он робко.
И тут муж внезапно с ухарской гордостью ответил:
- Because we are russian! Потому что мы русские! - и не успела я удивиться несвойственному ему вообще-то полоумному патриотизму, как он добавил: - We are brave and stupid!
Слабоумие и отвага, да. И ведь не поспоришь.
Высадив парня у автобуски станицы в Херцог-Нови, двинули дальше.
- Заметь, как я ловко вызнал, откуда он, - скромно похвастался муж, явно чувствуя себя опытным контрразведчиком.
- Можно подумать, ты бы его высадил, узнав что из Китая, - сказала я. - Но все-таки хорошо, что он кореец. Там самый низкий уровень смертности. Говорят, что другой штамм вируса, не такой зловредный. Может, даже иммунитет получим!
А я-то все гадала, почему боженька давно не подсовывал мне кота с лишаем или щеночка с демодекозом. Он просто подыскивал что-то посущественней. Because we are russian.
Не могу одна наслаждаться, это будет преступлением перед человечеством. В общем, читала про Владимира Масса, автора текста фокстрота "Джон Грей" (и одного из сценаристов "Веселых ребят"), и обнаружила эту роковую драму. Немного поскипаю, она длинная. Предыстория: жил в Москве Серега-пролетарий, любил несознательную Маньку-уклонистку, "вредную гаду". И когда отчаялся ее перевоспитать, сказал, чтобы на брак не рассчитывала.
...Маруська тогда понимает,
Что жизнь ее стала хужей,
И в сердце с размаху вонзает
Шестнадцать столовых ножей.
Мотор все пропеллеры крутит,
Москве показаться пора,
Маруське лежать в институте
Профессора Пастера.
Маруську на стол помещают
Шестнадцать дежурных врачей
И каждый из них вынимает
Свой ножик из ейных грудей.
– Вынай, не вынай, не поможет,
Не быть мне с любимым вместя.
Оставьте один только ножик
На память о милом в грудях.
Маруську везут в крематорий
И в печь ее прямо кладут.
В тоске и отчаянном горе
Серега ее тут как тут.
– Маруся, когда б ты, родная,
Открыть свои глазки могла.
Маруся ему отвечает:
– Нельзя, я уже померла.
Я жизнь всю ее перепортил,
За это отвечу я сам.
Насыпьте, пожалуйста, в портфель
Мне пеплу четыреста грамм.
Насыпьте ж, насыпьте ж мне в портфель
Мне пеплу четырестаграмм.
(Масса, конечно, попозже посадили. Нельзя было оставлять человека с таким чувством юмора на свободе. Ну хоть живой остался.)
...Маруська тогда понимает,
Что жизнь ее стала хужей,
И в сердце с размаху вонзает
Шестнадцать столовых ножей.
Мотор все пропеллеры крутит,
Москве показаться пора,
Маруське лежать в институте
Профессора Пастера.
Маруську на стол помещают
Шестнадцать дежурных врачей
И каждый из них вынимает
Свой ножик из ейных грудей.
– Вынай, не вынай, не поможет,
Не быть мне с любимым вместя.
Оставьте один только ножик
На память о милом в грудях.
Маруську везут в крематорий
И в печь ее прямо кладут.
В тоске и отчаянном горе
Серега ее тут как тут.
– Маруся, когда б ты, родная,
Открыть свои глазки могла.
Маруся ему отвечает:
– Нельзя, я уже померла.
Я жизнь всю ее перепортил,
За это отвечу я сам.
Насыпьте, пожалуйста, в портфель
Мне пеплу четыреста грамм.
Насыпьте ж, насыпьте ж мне в портфель
Мне пеплу четырестаграмм.
(Масса, конечно, попозже посадили. Нельзя было оставлять человека с таким чувством юмора на свободе. Ну хоть живой остался.)
Был такой писатель в двадцатые - Баршев. Железнодорожный инженер по профессии. Практически забыт, да и часть рукописей, насколько поняла, сгинула в Большом доме. А жаль. Вот вошедшее в его не то рассказ, не то повесть. Из объяснения агентов по поводу несчастного случая. Наверняка же скопировал дословно.
«После прохода поезда № 26 мне сказали, что на путях ктото стонет. Тогда я совместно с рабочим Андроновым отправился к месту происшествия, где действительно обнаружился неизвестный посторонний человек с тяжелыми признаками жизни и отрезанной правой ногой ниже колена. Однако с большим трудом я успел добиться от него, что имеет он от роду 32 года, женат первым браком и имеет троих детей в возрасте от семи до трех лет. Больше добиться мне ничего не удалось, так как неизвестный пополз от меня прочь с пути под платформу, а отрезанная нога осталась лежать на конце шпалы. Рабочий же Андронов полез за ним под платформу и там досконально допытался, что 313 гражданин беспартийный, а зовут его персонально Морозов, и что от него исходит запах винных паров, от которых по-видимому он и впал в бессознание. Тогда я решил поспешить к дежурному по станции и сообщил ему о случае, но когда тот прибыл к месту происшествия, пострадавший уже находился в мертвом состоянии. Что же касается отрезанного кармана, обнаруженного мною на пути, то в нем оказался кусочек морковки. Больше показать ничего не могу».
«После прохода поезда № 26 мне сказали, что на путях ктото стонет. Тогда я совместно с рабочим Андроновым отправился к месту происшествия, где действительно обнаружился неизвестный посторонний человек с тяжелыми признаками жизни и отрезанной правой ногой ниже колена. Однако с большим трудом я успел добиться от него, что имеет он от роду 32 года, женат первым браком и имеет троих детей в возрасте от семи до трех лет. Больше добиться мне ничего не удалось, так как неизвестный пополз от меня прочь с пути под платформу, а отрезанная нога осталась лежать на конце шпалы. Рабочий же Андронов полез за ним под платформу и там досконально допытался, что 313 гражданин беспартийный, а зовут его персонально Морозов, и что от него исходит запах винных паров, от которых по-видимому он и впал в бессознание. Тогда я решил поспешить к дежурному по станции и сообщил ему о случае, но когда тот прибыл к месту происшествия, пострадавший уже находился в мертвом состоянии. Что же касается отрезанного кармана, обнаруженного мною на пути, то в нем оказался кусочек морковки. Больше показать ничего не могу».
Ужасно - не то слово. Огромный кусок жизни будет выдран с мясом, если админа Флибусты не смогут спасти. И очень странное чувство из-за того, что человек, годами упорно работавший на просвещение, цивилизацию, никому не известен. Он чем-то похож на Ивана Ткаченко, капитана ярославской хоккейной команды, который много лет инкогнито перечислял миллионы в помощь Адвите. Но после той бессмысленной авиакатастрофы хотя бы все узнали, кого благодарить, а тут, похоже, так и останется - просто Stiver.
Самый замечательный флибустьер в истории.
Самый замечательный флибустьер в истории.
Просто пустяковина, чтобы рассмеяться.
Для неспикающих: "Тот исторический момент, когда Иисус встретил битлов".
Для неспикающих: "Тот исторический момент, когда Иисус встретил битлов".
Небольшой любитель слушать всякое там фоном, дома хмуро прячусь в какой-нибудь укромный уголок, если любознательный муж заодно и мне пытается причинить пользу, но в машине спрятаться можно разве что в багажник. А он укромен чрезмерно, кроме того, там уже ехали два хека, у них выражения лиц неприветливые. В общем, пока ехали, поневоле пришлось вникать. Интернеты бубнили что-то про первую мировую, и внезапно прозвучало такое, что я мигом проснулась и навострила уши. Мне в голову никогда не приходило узнать, что произошло с семьей эрцгерцога Фердинанда после сараевский встречи с Гаврилой Принципом. Да и в целом, неловко признаться, представление о Фердинанде имею в основном благодаря яркому рассказу Швейка. И тут вдруг из монотонного бубнежа выяснилось, что выросшие сыновья Фердинанда, австрийские аристократы Гогенберги, брезговали нацизмом вообще и Гитлером в частности настолько, что оказались в Дахау. Дома первым делом побежала к компьютеру. Ну ладно, первым - разогрела борщ, конечно, покормить сторонника автомобильного просвещения. А потом уже к компу. Так вот действительно - отсидели в Дахау. Старшего, Максимилиана, выпустили через полгода после заступничества Геринга (небось опять Альберт-когда-же-ему-поставят-памятник надавил), а младшего Эрнста перевели в Бухенвальд. В общей сложности пробыл в концлагерях пять лет. Вышел живой, но с разрушенным в прах здоровьем. Немецкого увы, не разумею, а так бы любопытно покопаться в тамошней мемуаристике. В общем, впечатлилась я. Хотя чему бы - нацистов аристократы духа бесили так же, как бесят везде любых дорвавшихся до власти серых жлобов.
Но интересна история братьев не только сама по себе. У них ведь была еще и сестра. Так вот в том числе сестрой, точнее ее отпрысками, отбиваются сейчас чехи от иска внучки Максимилиана, которая из своего Люксембурга требует вернуть ей замок прадеда в Конопиште вместе со всеми коллекциями и прочими ценностями, отобранный сто лет назад чешским парламентом по закону о реституции. Чехи сильно против и напирают на неприятные стороны убиенного сербским радикалом эрцгерцога. А когда их спрашивают, неужели антинацистская позиция его сыновей не стоит возврата потомкам замка, тут же вспоминают про дочь. Пока истощенные Максимилиан с Эрнстом, лагерные говновозы, изучали надпись Jedem das Seine над воротами Бухенвальда, их племянники в составе вермахта воевали в России. Где, впрочем, и погибли. Один на фронте, а второй умер в лагере для военнопленных уже после войны.
Не такие уж, мол, эти Гогенберги и хорошие.
К теме о семейных разногласиях на политической почве, к чему они приводят и как оцениваются в будущем.
Но интересна история братьев не только сама по себе. У них ведь была еще и сестра. Так вот в том числе сестрой, точнее ее отпрысками, отбиваются сейчас чехи от иска внучки Максимилиана, которая из своего Люксембурга требует вернуть ей замок прадеда в Конопиште вместе со всеми коллекциями и прочими ценностями, отобранный сто лет назад чешским парламентом по закону о реституции. Чехи сильно против и напирают на неприятные стороны убиенного сербским радикалом эрцгерцога. А когда их спрашивают, неужели антинацистская позиция его сыновей не стоит возврата потомкам замка, тут же вспоминают про дочь. Пока истощенные Максимилиан с Эрнстом, лагерные говновозы, изучали надпись Jedem das Seine над воротами Бухенвальда, их племянники в составе вермахта воевали в России. Где, впрочем, и погибли. Один на фронте, а второй умер в лагере для военнопленных уже после войны.
Не такие уж, мол, эти Гогенберги и хорошие.
К теме о семейных разногласиях на политической почве, к чему они приводят и как оцениваются в будущем.
Большая часть умиленных воспоминаний ув. публики приходится на сцену вызволения Атоса из винного погреба. И конечно, у всех тут же встает перед глазами иллюстрация Ивана Сергеевича Кускова. История ее создания включает чудесную подробность. Цитирую самого Кускова:
"Когда я делал «Три мушкетера» (1957 г.), то подсчитал, что Атос, сидя в 'погребе (вместе с Гримо), выпивал в день 12 бут. вина. Я тоже купил 12 бут. по 98 коп.— «Плодовоягодное». Стал пить, но не хватило терпения — пил одну рюмку за другой. После 6-ой бут .— заснул. Меня разбудил Дима Краснопевцев — принес еще 6 бут. Выпили все. Сбились со счета".
"Когда я делал «Три мушкетера» (1957 г.), то подсчитал, что Атос, сидя в 'погребе (вместе с Гримо), выпивал в день 12 бут. вина. Я тоже купил 12 бут. по 98 коп.— «Плодовоягодное». Стал пить, но не хватило терпения — пил одну рюмку за другой. После 6-ой бут .— заснул. Меня разбудил Дима Краснопевцев — принес еще 6 бут. Выпили все. Сбились со счета".
Зависла по ссылке в инсте. Что с этим делать, непонятно, но оторваться сложно. Правда, одни красивые мужики - даже чересчур, словно варенье столовой ложкой ешь. И названия книжек редко видны, это большой недостаток. Но чувак с товарищем на спине все искупил.
https://www.instagram.com/hotdudesreading/
https://www.instagram.com/hotdudesreading/
Так странно. Наткнулась на воспоминания провинциального батюшки, каким-то чудом уцелевшего в 20-30-е. Сначала был дьяконом в селе Тутки, потом священствовал в Чухломском уезде. Очень трогательные и безыскусные. И дохожу до описания его путешествия по Волге в Бабайский монастырь, еще в период обучения на педагогических курсах. А там фраза: "Нашим путешествием на Бабайки руководил секретарь Еп. Виссариона Александр Иванович Крылов, из окончивших Костромскую дух. семинарию, авторитетный человек для духовенства и монашествующих. Поэтому монахи Бабаевского монастыря приняли нас очень гостеприимно и задушевно". Где только родню не встретишь. Привет, прадед Александр Иванович.
https://soligalich.prihod.ru/2013/08/01/vasilij-rumyancev-svyashhennik-iz-vospominanij/?fbclid=IwY2xjawFja5lleHRuA2FlbQIxMAABHVCAksHmOJ4pP4XrOVP2Jq4uRBuU-B3ne0CwsTs-Up8hSP7jt1bSCXuVIA_aem_RXIKqcrtab7uViQm6CZoCA
https://soligalich.prihod.ru/2013/08/01/vasilij-rumyancev-svyashhennik-iz-vospominanij/?fbclid=IwY2xjawFja5lleHRuA2FlbQIxMAABHVCAksHmOJ4pP4XrOVP2Jq4uRBuU-B3ne0CwsTs-Up8hSP7jt1bSCXuVIA_aem_RXIKqcrtab7uViQm6CZoCA
А если интеллигентная немочь задавила в вас нормального россиянина, то вот картинка для поддержания оптимизма и жизненной цепкости.
Еду в метро. Глухо раздражаюсь, оттого что на каждой станции одичавшие жители мегаполиса лезут в вагон, как на приступ последнего уходящего в тыл состава, не дожидаясь пока изнутри выйдет народ. Все толкаются и орут. А в уголке притулилась сухонькая бабуся божий одуванчик в белом платочке. Поезд подъезжает к станции Александра Невского. Бабуся нашаривает за собой новенькую, в остатках полиэтилена и оберточной бумаги, табуретку. Приставляет ее к тому месту, где был когда-то живот. Защитив таким образом свое теловычитание, встает у дверей. Машинист Нострадамусом вещает: "Осторожно, двери открываются..." И бабуся вырывается наружу, табуретным дрекольем поражая приготовившихся к штурму нахалов.
Поднимались на параллельных эскалаторах. Я ошеломленно косилась на беленький платочек. Старуха вдруг начала улыбаться кому-то наверху, кивать, что-то приговаривать и осенять мелкими крестиками. "Встречают", - подумала я. Мы сошли с эскалатора. Старуха в последний раз кивнула опирающемуся на меч исполинскому мозаичному Александру Невскому, перекрестила его и, вновь приставив табуретку к животу, бодро засеменила к выходу, где турбулентными завихрениями передвигался вечерний пассажиропоток.
Еду в метро. Глухо раздражаюсь, оттого что на каждой станции одичавшие жители мегаполиса лезут в вагон, как на приступ последнего уходящего в тыл состава, не дожидаясь пока изнутри выйдет народ. Все толкаются и орут. А в уголке притулилась сухонькая бабуся божий одуванчик в белом платочке. Поезд подъезжает к станции Александра Невского. Бабуся нашаривает за собой новенькую, в остатках полиэтилена и оберточной бумаги, табуретку. Приставляет ее к тому месту, где был когда-то живот. Защитив таким образом свое теловычитание, встает у дверей. Машинист Нострадамусом вещает: "Осторожно, двери открываются..." И бабуся вырывается наружу, табуретным дрекольем поражая приготовившихся к штурму нахалов.
Поднимались на параллельных эскалаторах. Я ошеломленно косилась на беленький платочек. Старуха вдруг начала улыбаться кому-то наверху, кивать, что-то приговаривать и осенять мелкими крестиками. "Встречают", - подумала я. Мы сошли с эскалатора. Старуха в последний раз кивнула опирающемуся на меч исполинскому мозаичному Александру Невскому, перекрестила его и, вновь приставив табуретку к животу, бодро засеменила к выходу, где турбулентными завихрениями передвигался вечерний пассажиропоток.
История знаменитая, но сейчас особенно не грех напомнить.
В 60-е в Советском союзе были опубликованы стихи никому не известного англичанина Джеймса Клиффорда. Погибшего, как было сказано в аннотации, во время Второй мировой. А переводчика, Владимира Лифшица, у нас в основном знали как автора слов все к той же бодрой песенке из "Карнавальной ночи" - "Пять минут" и сентиментальной "Ах Таня, Таня, Танечка". Приставлена к борщам которая. Цензура стихи Клиффорда, в том числе "Квадраты", пропустила, сочтя, видимо, что раз англичанин, значит речь про капитализм. И только много лет спустя, уже после смерти Лифшица, выяснилось, что никакого Клиффорда никогда не существовало. "Квадраты" написал он сам. И понятно про что.
И всё же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
Ткущие ткани, пекущие хлеб, —
Кто-то бессовестно вас обокрал.
Не только ваш труд, любовь, досуг —
Украли пытливость открытых глаз;
Набором истин кормя из рук,
Уменье мыслить украли у вас.
На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
Ваши безропотные мозги.
Вручили ответ на каждый вопрос…
Одетых серенько и пестро,
Утром и вечером, как пылесос,
Вас засасывает метро.
Вот вы идете густой икрой,
Все как один, на один покрой,
Люди, умеющие обувать,
Люди, умеющие добывать.
А вот идут за рядом ряд —
Ать — ать — ать — ать —
Пока еще только на парад,
Люди, умеющие убивать…
Но вот однажды, средь мелких дел,
Тебе дающих подножный корм,
Решил ты вырваться за предел
Осточертевших квадратных форм.
Ты взбунтовался. Кричишь: — Крадут!
Ты не желаешь себя отдать.
И тут сначала к тебе придут
Люди, умеющие убеждать.
Будут значительны их слова,
Будут возвышенны и добры.
Они докажут как дважды два,
Что нельзя выходить из этой игры.
И ты раскаешься, бедный брат,
Заблудший брат, ты будешь прощен.
Под песнопения в свой квадрат
Ты будешь бережно возвращен.
А если упорствовать станешь ты:
— Не дамся!.. Прежнему не бывать!.. —
Неслышно явятся из темноты
Люди, умеющие убивать.
Ты будешь, как хину, глотать тоску,
И на квадраты, словно во сне,
Будет расчерчен синий лоскут
Черной решеткой в твоем окне.
В 60-е в Советском союзе были опубликованы стихи никому не известного англичанина Джеймса Клиффорда. Погибшего, как было сказано в аннотации, во время Второй мировой. А переводчика, Владимира Лифшица, у нас в основном знали как автора слов все к той же бодрой песенке из "Карнавальной ночи" - "Пять минут" и сентиментальной "Ах Таня, Таня, Танечка". Приставлена к борщам которая. Цензура стихи Клиффорда, в том числе "Квадраты", пропустила, сочтя, видимо, что раз англичанин, значит речь про капитализм. И только много лет спустя, уже после смерти Лифшица, выяснилось, что никакого Клиффорда никогда не существовало. "Квадраты" написал он сам. И понятно про что.
И всё же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
Ткущие ткани, пекущие хлеб, —
Кто-то бессовестно вас обокрал.
Не только ваш труд, любовь, досуг —
Украли пытливость открытых глаз;
Набором истин кормя из рук,
Уменье мыслить украли у вас.
На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
Ваши безропотные мозги.
Вручили ответ на каждый вопрос…
Одетых серенько и пестро,
Утром и вечером, как пылесос,
Вас засасывает метро.
Вот вы идете густой икрой,
Все как один, на один покрой,
Люди, умеющие обувать,
Люди, умеющие добывать.
А вот идут за рядом ряд —
Ать — ать — ать — ать —
Пока еще только на парад,
Люди, умеющие убивать…
Но вот однажды, средь мелких дел,
Тебе дающих подножный корм,
Решил ты вырваться за предел
Осточертевших квадратных форм.
Ты взбунтовался. Кричишь: — Крадут!
Ты не желаешь себя отдать.
И тут сначала к тебе придут
Люди, умеющие убеждать.
Будут значительны их слова,
Будут возвышенны и добры.
Они докажут как дважды два,
Что нельзя выходить из этой игры.
И ты раскаешься, бедный брат,
Заблудший брат, ты будешь прощен.
Под песнопения в свой квадрат
Ты будешь бережно возвращен.
А если упорствовать станешь ты:
— Не дамся!.. Прежнему не бывать!.. —
Неслышно явятся из темноты
Люди, умеющие убивать.
Ты будешь, как хину, глотать тоску,
И на квадраты, словно во сне,
Будет расчерчен синий лоскут
Черной решеткой в твоем окне.
Лет пять назад в момент обнаружения этой максимы я втирала что-то до невозможности культурное американскому мальчику двадцати двух лет. Мне так хотелось, чтобы Петербург и русская культура произвели на него впечатление. Ну понятно, что когда мы совместно разобрали смысл, он посмотрел на меня сияющими глазами: "Я оучень хочу еще раз приехать в Россия! И учить здесь русский язык!"
Мда. Надписи теперь все закрашивают в принципе, чтобы не проскочила крамола, иностранные мальчики в Россию больше не едут.
(И здесь написано не про кота против ленинизма, если что. А про бога против анонизма. Но этот вариант мне все больше нравится.)
Мда. Надписи теперь все закрашивают в принципе, чтобы не проскочила крамола, иностранные мальчики в Россию больше не едут.
(И здесь написано не про кота против ленинизма, если что. А про бога против анонизма. Но этот вариант мне все больше нравится.)
На Васильевском первым делом пошла, конечно, осмотреть свежеприбывшего туда академика, любезного сердцу Мединского графа Сергея Семеновича Уварова. Когда в прошлом году разнеслась весть, что от университета турнут "крылатого гения", известного между своими как "памятник отчисленному студенту", и вместо него водрузят прославленного минпросвещения, я с интересом подумала, что видный наш популяризатор истории прямо-таки рискует. Как же тут насчет гейпропаганды, это же очень и очень. Тем более было очевидно, что легкомысленные студиозы, ознакомившись подробнее с биографией Уварова, мгновенно натрут ему всю триаду, до которой дотянутся. Но я недооценила творцов памятника. Дотянуться до триады нет никакой возможности. Однако обойдя любознательно памятник по периметру, обнаружила, что творцы недооценили юношество. Таки оно нашло что натереть.
Картина называется "Министр просвещения. Деталь". И заметно, что с каждым днем она, деталь то есть, будет сиять все ярче и ярче.
Картина называется "Министр просвещения. Деталь". И заметно, что с каждым днем она, деталь то есть, будет сиять все ярче и ярче.
"С нами в камере находилась балерина Большого театра Кудрявцева. По чьему-то доносу ее обвиняли в намерении убить Сталина из оружия, которым она пользовалась на сцене. Многие догадывались об абсурдности клеветы - оружие было бутафорским".
Причем про Кудрявцеву ни в одной биографии не видела, что и ее наши славные органы успели притянуть. Только так, в воспоминаниях сидельцев.
"Многие догадывались". А многие нет. В этой же камере сидела одна из жен Куйбышева. Так вот во время ее ареста дочь отказалась выйти из комнаты с ней проститься. И мать оправдывала дочь: "Я ведь сама воспитывала ее в слепой вере в обоснованность арестов. Если наши органы кого-то берут, то наверняка есть основания".
Так что если органы взяли балерину, то есть же основания? Ну может же бутафорский пистолет стрелять? Нет? А вдруг? Бедные, несчастные, слепые дураки.
Причем про Кудрявцеву ни в одной биографии не видела, что и ее наши славные органы успели притянуть. Только так, в воспоминаниях сидельцев.
"Многие догадывались". А многие нет. В этой же камере сидела одна из жен Куйбышева. Так вот во время ее ареста дочь отказалась выйти из комнаты с ней проститься. И мать оправдывала дочь: "Я ведь сама воспитывала ее в слепой вере в обоснованность арестов. Если наши органы кого-то берут, то наверняка есть основания".
Так что если органы взяли балерину, то есть же основания? Ну может же бутафорский пистолет стрелять? Нет? А вдруг? Бедные, несчастные, слепые дураки.