Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (朔风-3с²⁷³)
tag's: #soukoku; #sketch; #au; nsfw
Специально для SugarKizzy по феи!ау Лисьих глазок.
— Чуя... — выдыхает тихо, сорвано, в тон лёгкому колыханию ветра над головой.
Руки скользят по талии, оглаживают нити шрамов, что морозными узорами раскрашивают белоснежную кожу. Горячие губы прижимаются к загривку, оставляют багровые пятна и отпечаток зубов, добавляя красок в бесцветную картину ломкого совершенства, которую представляет собой Дазай. Чуя пленён им, он хочет присвоить его себе, заставить изнывать от пронзающего тело наслаждения. В его родной осени сотни оттенков, тысячи тонов, но ни один из них не сможет сравниться с Дазаем и его ослепительной белизной, разбавленной всполохами голубого.
— Ты так прекрасен, — шепчет Чуя, опускаясь чувственными поцелуями ниже, медленно прокладывая себе путь к основанию трепещущих крыльев. — Я готов любоваться тобой вечно.
Дазай в его руках едва стоит, всё тело пронизывает дрожь, ноги так и норовят разъехаться в стороны – Чуя любезно вклинивает своё колено между них, давит на талию, призывая опуститься на него – а от давления на возбуждённый член с губ срываются несдержанные стоны. Слабый толчок, плавное скольжение, из-за которого чувствительная плоть трётся о рельефную поверхность чужих штанов. Вязкая капля предэякулята срывается с головки, тонкой ниточкой тянется вниз.
Ногти царапают шершавую кору дерева, когда язык проходится по основанию правого крыла, очерчивает узоры, поднимается выше и выше, доходит до самого кончика. Дазай громко вскрикивает, его глаза широко раскрыты, а губы дрожат под тяжестью стонов, что готовы сорваться с них в любую секунду. Чуя осторожно, едва смыкая зубы, прикусывает его крыло, тут же зализывая место укуса. Он ждёт несколько секунд, боясь сделать больно или навредить, ждёт просьбы остановиться, но Дазай лишь тихо скулит и прогибается в спине, подставляясь. Его член снова проезжается по колену Чуи – он чувствует, как медленно сходит с ума. Ощущений так много, что они плавят разум, туманят сознание, превращают Дазая в безвольную куклу, способную лишь впитывать в себя всё, что ему могут дать.
Чуя сильнее сжимает в руках его талию, перехватывает его поудобнее. Помогает Дазаю тереться, пока языком и зубами продолжает играться с его крыльями. Языком он обводит каждый узор, каждую линию, каждый завиток. Наслаждается всполохами зимней прохлады, что окутывают чужие трепещущие крылья. Чуя прижимается к ним губами, а в голове бьётся заполошная мысль – могут ли они растаять от его дыхания? Переводит взгляд на второе крыло, на его неровность, на оборванный край. Жмурится и, последний раз прикусив самый кончик, возвращается к основанию крыльев.
Дазай в его руках уже никакой – он едва может сказать хоть слово, с языка слетают одни лишь стоны и бессвязные мольбы. Чуя чувствует, что в месте, где Дазай трётся о него, всё липкое и мокрое. Предэякулята ужасно много, капли скапливаются на головке, стекают медленно вниз. Дают понять, что он уже на грани, что он балансирует на краю пропасти, готовый вот-вот сорваться в темноту бездны. Утонуть в океане удовольствия и не всплыть наружу. С трудом отняв одну из рук от его талии – он бы касался его вечность, будь у него такая возможность – Чуя переносит её на член Дазая, сразу же оглаживая пульсирующую плоть.
Стонов становится больше, они звенят в воздухе, переливаются пением зимних ветров в осеннем гроте. Чуя водит обжигающе горячими – задержись на месте чуть дольше и на белом полотне останется ожог – губами по гладкой коже спины. Прикусывает совсем рядом с местом, откуда растут крылья. Языком собирает капли пота. Медленно водит рукой по эрекции Дазая, давит большим пальцем на головку, оглаживает круговыми движениями.
Как было бы прекрасно, останься они в этом мгновении навечно. Здесь, на границе лесов, где они будут только одни. Никаких больше фей, никаких эльфов, никаких обязанностей и забот, лишь сбитое дыхание – одно на двоих, только так, по-другому просто нельзя – вызванное пламенем страсти. Приправленное безграничным удовольствием. Посыпанное приторно сладкой крошкой любви.
Специально для SugarKizzy по феи!ау Лисьих глазок.
— Чуя... — выдыхает тихо, сорвано, в тон лёгкому колыханию ветра над головой.
Руки скользят по талии, оглаживают нити шрамов, что морозными узорами раскрашивают белоснежную кожу. Горячие губы прижимаются к загривку, оставляют багровые пятна и отпечаток зубов, добавляя красок в бесцветную картину ломкого совершенства, которую представляет собой Дазай. Чуя пленён им, он хочет присвоить его себе, заставить изнывать от пронзающего тело наслаждения. В его родной осени сотни оттенков, тысячи тонов, но ни один из них не сможет сравниться с Дазаем и его ослепительной белизной, разбавленной всполохами голубого.
— Ты так прекрасен, — шепчет Чуя, опускаясь чувственными поцелуями ниже, медленно прокладывая себе путь к основанию трепещущих крыльев. — Я готов любоваться тобой вечно.
Дазай в его руках едва стоит, всё тело пронизывает дрожь, ноги так и норовят разъехаться в стороны – Чуя любезно вклинивает своё колено между них, давит на талию, призывая опуститься на него – а от давления на возбуждённый член с губ срываются несдержанные стоны. Слабый толчок, плавное скольжение, из-за которого чувствительная плоть трётся о рельефную поверхность чужих штанов. Вязкая капля предэякулята срывается с головки, тонкой ниточкой тянется вниз.
Ногти царапают шершавую кору дерева, когда язык проходится по основанию правого крыла, очерчивает узоры, поднимается выше и выше, доходит до самого кончика. Дазай громко вскрикивает, его глаза широко раскрыты, а губы дрожат под тяжестью стонов, что готовы сорваться с них в любую секунду. Чуя осторожно, едва смыкая зубы, прикусывает его крыло, тут же зализывая место укуса. Он ждёт несколько секунд, боясь сделать больно или навредить, ждёт просьбы остановиться, но Дазай лишь тихо скулит и прогибается в спине, подставляясь. Его член снова проезжается по колену Чуи – он чувствует, как медленно сходит с ума. Ощущений так много, что они плавят разум, туманят сознание, превращают Дазая в безвольную куклу, способную лишь впитывать в себя всё, что ему могут дать.
Чуя сильнее сжимает в руках его талию, перехватывает его поудобнее. Помогает Дазаю тереться, пока языком и зубами продолжает играться с его крыльями. Языком он обводит каждый узор, каждую линию, каждый завиток. Наслаждается всполохами зимней прохлады, что окутывают чужие трепещущие крылья. Чуя прижимается к ним губами, а в голове бьётся заполошная мысль – могут ли они растаять от его дыхания? Переводит взгляд на второе крыло, на его неровность, на оборванный край. Жмурится и, последний раз прикусив самый кончик, возвращается к основанию крыльев.
Дазай в его руках уже никакой – он едва может сказать хоть слово, с языка слетают одни лишь стоны и бессвязные мольбы. Чуя чувствует, что в месте, где Дазай трётся о него, всё липкое и мокрое. Предэякулята ужасно много, капли скапливаются на головке, стекают медленно вниз. Дают понять, что он уже на грани, что он балансирует на краю пропасти, готовый вот-вот сорваться в темноту бездны. Утонуть в океане удовольствия и не всплыть наружу. С трудом отняв одну из рук от его талии – он бы касался его вечность, будь у него такая возможность – Чуя переносит её на член Дазая, сразу же оглаживая пульсирующую плоть.
Стонов становится больше, они звенят в воздухе, переливаются пением зимних ветров в осеннем гроте. Чуя водит обжигающе горячими – задержись на месте чуть дольше и на белом полотне останется ожог – губами по гладкой коже спины. Прикусывает совсем рядом с местом, откуда растут крылья. Языком собирает капли пота. Медленно водит рукой по эрекции Дазая, давит большим пальцем на головку, оглаживает круговыми движениями.
Как было бы прекрасно, останься они в этом мгновении навечно. Здесь, на границе лесов, где они будут только одни. Никаких больше фей, никаких эльфов, никаких обязанностей и забот, лишь сбитое дыхание – одно на двоих, только так, по-другому просто нельзя – вызванное пламенем страсти. Приправленное безграничным удовольствием. Посыпанное приторно сладкой крошкой любви.
Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (朔风-3с²⁷³)
tag's: #soukoku; #sketch; #au!beast
Его комната была полна зеркал, их холодный блеск насмешливым огнём опаляет опухшие глаза. В них лунным серебром отражаются беззвучные слёзы, медленно стекающие по щекам. Человек в отражении покачивает ногой, продолжая что-то лениво писать в своём блокноте. Дазай не может отвести взгляд от книги за его спиной – она влечёт к себе, забивает собой разум шуршанием страниц, обещает даровать столь желанное долго и счастливо. Книга может исполнить любое желание. Книга может уничтожить всё.
— Верни его...
Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?
Человек в зеркале громко захлопывает свой блокнот, крутя между пальцев механическое перо. Ласково улыбается ему.
— Вернуть? — насмешливо тянет отражение, чей голос ничем не отличается от звона разбивающегося стекла. — Что именно ты хочешь, чтобы я вернул?
Дазай тяжело дышит, прижимает к круги колени, игнорируя боль в сломанных рёбрах. На его рубашке расцветаю алые бутоны, по груди стекают густые капли крови. Нос неприятно щекочет металлический запах, что смешивается со смрадом свалки. Слёзы не останавливаются, они продолжают течь, даже несмотря на то, что тело Дазая находится на грани обезвоживания. Он бы уже давно потерял сознание, но никто ему это не разрешал.
— Верни его...
— Ты ведь сам всё только усложняешь, — отражение разочаровано качает головой, поднимаясь со стула. Медленно движется в сторону, переходит из одного зеркала в другое, из второго в третье, из третьего в четвёртое – он делает это до тех пор, пока не оказывается у Дазая за спиной. — Какого чёрта ты сидишь здесь и бесишь меня, если должен быть у его дома?
— Верни его... — потеряно повторяет Дазай. Его тело дрожит от смеси страха и отчаяния, ощущая на себе весь гнев человека в бежевом. Он не знает, что с ним сделают за неповиновение, за сорванный в самом начале сценарий, но ему так невыносимо плохо. — Я всё сделаю, только верни его...
Звук удара. Оглушающий звон прямо над головой. Осколки осыпаются Дазаю на голову, некоторые из них царапают кожу, впиваются в тело. Человек тяжело дышит, что-то шипит себе под нос – Дазай его не слышит, но не понимает, причина в том, что тот говорит слишком тихо, или в том, что в его ушах всё ещё звонит – переходя в соседнее зеркало. Следует долгая минута молчания – Дазай едва успевает разомкнуть губы, как его сразу же перебивают.
— В этом мире, — нежный шёпот бьёт по нервам сильнее, чем град пуль. — Чуя тебе не принадлежит. Ты можешь сколько угодно скулить, чтобы я вернул его, но этого не случится. Он останется с Одасаку, чтобы охранять и защищать его.
Дазай переводит взгляд с книги на человека, смотрит на него своими пустыми глазами.
— Я не буду подчиняться тебе, — упрямо заявляет он. — Он дорог тебе, а не мне. Если это поможет вернуть Чую – я лично спущу курок.
Ответа не следует. Человек смотрит на него, прожигает дыру. Неожиданно лампочка над головой начинает мерцать, потухая. Дазай напряжённо сидит в темноте, ждёт неминуемое наказание, очередной перезапуск, да что угодно. Но, в итоге, получает лишь тихий смех, что раздаётся, кажется, из всех зеркал одновременно.
Этой ночью Дазай умирает от заражения крови – его смерть долгая и мучительная. Человек в бежевом с улыбкой наблюдает за его криками и метаниями, прежде чем вырвать из книги очередной лист.
***
Дазай пустым взглядом смотрит на ясное небо. Каждый кусочек тела отдаётся невыносимой болью, но он смиренно терпит, молчит. Ни одним мускулом на лице не выдаёт свои истинные чувства, которых так много, что впору сойти с ума. Особенно когда на грудь опускается нога в тяжёлых берцах, не давая нормально дышать.
Сверху раздаётся громкий смех, из-за которого в груди сердце заходится в бешенном ритме.
Его комната была полна зеркал, их холодный блеск насмешливым огнём опаляет опухшие глаза. В них лунным серебром отражаются беззвучные слёзы, медленно стекающие по щекам. Человек в отражении покачивает ногой, продолжая что-то лениво писать в своём блокноте. Дазай не может отвести взгляд от книги за его спиной – она влечёт к себе, забивает собой разум шуршанием страниц, обещает даровать столь желанное долго и счастливо. Книга может исполнить любое желание. Книга может уничтожить всё.
— Верни его...
Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?
Человек в зеркале громко захлопывает свой блокнот, крутя между пальцев механическое перо. Ласково улыбается ему.
— Вернуть? — насмешливо тянет отражение, чей голос ничем не отличается от звона разбивающегося стекла. — Что именно ты хочешь, чтобы я вернул?
Дазай тяжело дышит, прижимает к круги колени, игнорируя боль в сломанных рёбрах. На его рубашке расцветаю алые бутоны, по груди стекают густые капли крови. Нос неприятно щекочет металлический запах, что смешивается со смрадом свалки. Слёзы не останавливаются, они продолжают течь, даже несмотря на то, что тело Дазая находится на грани обезвоживания. Он бы уже давно потерял сознание, но никто ему это не разрешал.
— Верни его...
— Ты ведь сам всё только усложняешь, — отражение разочаровано качает головой, поднимаясь со стула. Медленно движется в сторону, переходит из одного зеркала в другое, из второго в третье, из третьего в четвёртое – он делает это до тех пор, пока не оказывается у Дазая за спиной. — Какого чёрта ты сидишь здесь и бесишь меня, если должен быть у его дома?
— Верни его... — потеряно повторяет Дазай. Его тело дрожит от смеси страха и отчаяния, ощущая на себе весь гнев человека в бежевом. Он не знает, что с ним сделают за неповиновение, за сорванный в самом начале сценарий, но ему так невыносимо плохо. — Я всё сделаю, только верни его...
Звук удара. Оглушающий звон прямо над головой. Осколки осыпаются Дазаю на голову, некоторые из них царапают кожу, впиваются в тело. Человек тяжело дышит, что-то шипит себе под нос – Дазай его не слышит, но не понимает, причина в том, что тот говорит слишком тихо, или в том, что в его ушах всё ещё звонит – переходя в соседнее зеркало. Следует долгая минута молчания – Дазай едва успевает разомкнуть губы, как его сразу же перебивают.
— В этом мире, — нежный шёпот бьёт по нервам сильнее, чем град пуль. — Чуя тебе не принадлежит. Ты можешь сколько угодно скулить, чтобы я вернул его, но этого не случится. Он останется с Одасаку, чтобы охранять и защищать его.
Дазай переводит взгляд с книги на человека, смотрит на него своими пустыми глазами.
— Я не буду подчиняться тебе, — упрямо заявляет он. — Он дорог тебе, а не мне. Если это поможет вернуть Чую – я лично спущу курок.
Ответа не следует. Человек смотрит на него, прожигает дыру. Неожиданно лампочка над головой начинает мерцать, потухая. Дазай напряжённо сидит в темноте, ждёт неминуемое наказание, очередной перезапуск, да что угодно. Но, в итоге, получает лишь тихий смех, что раздаётся, кажется, из всех зеркал одновременно.
Этой ночью Дазай умирает от заражения крови – его смерть долгая и мучительная. Человек в бежевом с улыбкой наблюдает за его криками и метаниями, прежде чем вырвать из книги очередной лист.
***
Дазай пустым взглядом смотрит на ясное небо. Каждый кусочек тела отдаётся невыносимой болью, но он смиренно терпит, молчит. Ни одним мускулом на лице не выдаёт свои истинные чувства, которых так много, что впору сойти с ума. Особенно когда на грудь опускается нога в тяжёлых берцах, не давая нормально дышать.
Сверху раздаётся громкий смех, из-за которого в груди сердце заходится в бешенном ритме.
"Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?"
—комикс читается справа налево—
cr idea & text: – «中太» ;; HER-syndrome princess.
#dazai #bsd #art
—комикс читается справа налево—
cr idea & text: – «中太» ;; HER-syndrome princess.
Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (朔风-3с²⁷³)
однажды кот нуар говорит: «твои родители соучайно не пекари? тогда откуда у них такая булочка», пока его невозможно длинные руки тянуться к чужой талии. мистер баг на это лишь угрожающе скалится и подвешивает наглеца к ближайшему фонарному столбу.
( и совершеннл ничего в тот миг не выдаёт в нём страх того, что этот невысимый засранец каким-то образом раскрыл его личность )
tag's: #soukoku; #headcanon; #au!miraculous ladybug × misterbug!chuuya & cat noir!dazai
( и совершеннл ничего в тот миг не выдаёт в нём страх того, что этот невысимый засранец каким-то образом раскрыл его личность )
tag's: #soukoku; #headcanon; #au!miraculous ladybug × misterbug!chuuya & cat noir!dazai
Forwarded from [архив] корпорация непревзойдённых (виски)
✩ Дазай/Акико/Чуя, коралловый ✩
Ткань по-змеиному плавно сползает ниже, под взгляд попадают пёстрые после долгих поцелуев плечи; Акико знает Дазая, как пять своих пальцев, и держит за подбородок, не давая сократить дистанцию.
Мимолётно смотрит на Чую. Тот шумно вздыхает и сжимает кисть сильнее, переключаясь на мольберт. Набросок плывёт перед глазами.
Йосано, сидя на коленях у Осаму, полагается на выдержку всякий раз, когда широкая ладонь накрывает бедро или грудь. Чужой нос беззаботно трётся о шею, они шёпотом обсуждают бытовые вещи и разглядывают друг друга, как в первый раз. Дазая приходится щипать: всё надеется спустить шёлковое платье.
Запечатлеть их связь попросила именно Акико, без намёка на смущение. Накахара – мастер любимого дела, его картины берут за душу, передавая эмоции. Осаму не возражал. Это непривычно, но Чуя держит на первом месте совместимость любви и искусства.
Глядя на начало нежного поцелуя, он сходит с ума. Желание коснуться обоих – одинаково трепетно – не даёт закончить работу. Он влюблён в них, влюблён в их любовь и, ловя две пары горящих глаз, тихо ругается под нос.
— Не смотрите так. Продолжайте.
⠂⠄⠄⠂⠁⠁⠂⠄⠄⠂⠁⠁⠂⠄⠄⠂ ⠂⠄⠄⠂☆
tags: #sketch #au #dazai #akiko #chuuya #about_love
Ткань по-змеиному плавно сползает ниже, под взгляд попадают пёстрые после долгих поцелуев плечи; Акико знает Дазая, как пять своих пальцев, и держит за подбородок, не давая сократить дистанцию.
Мимолётно смотрит на Чую. Тот шумно вздыхает и сжимает кисть сильнее, переключаясь на мольберт. Набросок плывёт перед глазами.
Йосано, сидя на коленях у Осаму, полагается на выдержку всякий раз, когда широкая ладонь накрывает бедро или грудь. Чужой нос беззаботно трётся о шею, они шёпотом обсуждают бытовые вещи и разглядывают друг друга, как в первый раз. Дазая приходится щипать: всё надеется спустить шёлковое платье.
Запечатлеть их связь попросила именно Акико, без намёка на смущение. Накахара – мастер любимого дела, его картины берут за душу, передавая эмоции. Осаму не возражал. Это непривычно, но Чуя держит на первом месте совместимость любви и искусства.
Глядя на начало нежного поцелуя, он сходит с ума. Желание коснуться обоих – одинаково трепетно – не даёт закончить работу. Он влюблён в них, влюблён в их любовь и, ловя две пары горящих глаз, тихо ругается под нос.
— Не смотрите так. Продолжайте.
⠂⠄⠄⠂⠁⠁⠂⠄⠄⠂⠁⠁⠂⠄⠄⠂ ⠂⠄⠄⠂☆
tags: #sketch #au #dazai #akiko #chuuya #about_love
Forwarded from [архив] корпорация непревзойдённых (виски)
Нелепая ситуация похожа на момент из фильма; видя подобное по ту сторону экрана, Чуя всегда морщится и думает, как это глупо – свалиться возле объекта симпатии.
Но не зря говорят, что нужно почувствовать на своей шкуре, прежде чем понять.
И потому первым делом Накахара поднимает глаза, когда колени уже столкнулись с полом, а старые учебники из библиотеки полетели под ноги другим.
— Ты чего? — Осаму смеётся, протягивая ладонь. — Не проснулся?
— Иди к чёрту, — поднимается без чужой помощи и отряхивает брюки, — ноги отказывают, когда дебилов вижу. Синдром такой.
— Странно, тут нет зеркал.
Чуя лишь фыркает. Книги собираются в единую стопку; последнюю поднимает Дазай, разглядывая обложку.
— Физика за восьмой класс?
— Слушай, иди уже, куда шёл, — Накахара без церемоний выхватывает вещь из рук, на что получает смешок. — Всё настроение испортил.
— Каким образом? Шнурки завязывать научись, а то так и будешь летать по школе.
Опуская взгляд, Чуя тихо вздыхает. Верно, споткнулся именно из-за такой глупости и даже не понял, что случилось. Каково же совпадение: не удержал равновесия в тот момент, когда мимо проходил Осаму.
— Эй, ты дурак? — спрашивает, глядя, как неожиданно парень присаживается на корточки и принимается завязывать дурацкие шнурки, прямо тут, в коридоре. — Дазай! Идиот...
— Просто помог, боже, чего кричишь? — в отличие от него, младший не смущён. Выпрямляется с улыбкой и пожимает плечами.
А за спиной девчонки стоят, шепчутся и прикрывают рты с завистью в глазах.
Чуя вот-вот умрёт от стыда. Что за ночной кошмар?
— Ещё увидимся. А может и нет, как получится, — Осаму проходит мимо и не забывает потрепать по голове. Такой простой жест, а у Накахары щёки горят, хочется провалиться сквозь землю. — Удачи с физикой.
В глазах уже мутно на оставшемся пути. Он держит учебники крепко, опускает голову и всё-таки улыбается наиглупейшей улыбкой.
Образ школьника из параллельного класса застрял в мыслях снова. И невероятно идиотский момент с падением – тоже; ещё никогда не было так приятно всё ронять и растерянно глядеть на очаровательного парня, что предлагает помощь, сопровождая её безобидным смешком.
Никогда не было приятно смотреть на человека сверху вниз, пока тебе завязывают шнурки.
Как в фильме. И влюблён Чуя так же, как влюбляются главные герои, постоянно прокручивая в голове каждый взгляд в свою сторону.
⠂⠄⠄⠂⠁⠁⠂⠄⠄⠂⠁⠁⠂⠄⠄⠂ ⠂⠄⠄⠂☆
tags: #sketch #au #rus_real #skk
Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (˖ ๋࣭⊹:хозяйка дома снов:･)
tag's: #soukoku; #yuan; #sigma; #sketch; #au!modern
— Выбрать для тебя это задание было ошибкой, — Юан вздыхает, наблюдая за лёгкой улыбкой, что играет на губах Дазая. С наигранным раздражением кусает кончик трубочки, пусть в глазах и читается веселье.
— И почему ты так считаешь, Ю-чан? — спрашивает он, отряхивая юбку от шерсти, что осталась после уличного кота, которого он гладил минутой ранее. Сейчас же животное свернулось на траве под тёплыми лучами солнца, доверчиво подставляя белый пушистый живот.
Дазай зарывается пальцами в слегка спутанный мех и смеётся, когда мягкие лапки обхватывают его руку...
— Выбрать для тебя это задание было ошибкой, — Юан вздыхает, наблюдая за лёгкой улыбкой, что играет на губах Дазая. С наигранным раздражением кусает кончик трубочки, пусть в глазах и читается веселье.
— И почему ты так считаешь, Ю-чан? — спрашивает он, отряхивая юбку от шерсти, что осталась после уличного кота, которого он гладил минутой ранее. Сейчас же животное свернулось на траве под тёплыми лучами солнца, доверчиво подставляя белый пушистый живот.
Дазай зарывается пальцами в слегка спутанный мех и смеётся, когда мягкие лапки обхватывают его руку...
Telegraph
Does it look weird on me?
— Выбрать для тебя это задание было ошибкой, — Юан вздыхает, наблюдая за лёгкой улыбкой, что играет на губах Дазая. С наигранным раздражением кусает кончик трубочки, пусть в глазах и читается веселье. — И почему ты так считаешь, Ю-чан? — спрашивает он, отряхивая…
Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (朔风-3с²⁷³)
tag's: #soukoku; #sketch; #au
Вдохновлено волшебным артом Feltzer.
Старые легенды не врут, и в тот миг, когда в деревне рождается ребёнок из пророчества, над головами взрываются звёзды, погружая мир во тьму грехов.
***
Каждое утро храм открывает свои двери, приветствует прихожан. Чуя с интересом крутится вокруг, подносит вино или свечи – похвала матери, исполняющей обязанности верховной жрицы, согревающим теплом кружит в животе. Помогать ей здесь, в доме надежды, ничто иное, как благословение самих богов. Ребёнок чувствует себя избранным и не смеет пропускать ни дня.
Чуя послушен, жители деревни пророчат ему великое будущее – с каждым днём уроков становится больше, количество заученных молитв растёт также стремительно, как и лунный мох на вершине запретной горы. Люди готово носить его на руках, но всего этого недостаточно, чтобы унять по-детски невинное любопытство.
Одинокий дом – окружённая острыми шипами тюрьма – манит к себе неведомой силой.
***
— Сюда нельзя посторонним.
Голос над головой заглушает саднящую боль, растекающуюся по всему телу от ободранных коленей, отодвигает на задний план текущую по ногам кровь. Голову поднять страшно, взглянуть в лицо того, кто поймал его – задача невыполнимая. Столько усилий, и все они пылью разлетаются по ветру. Если родители узнают, что Чуя сбежал из школы, ведомый заключённым пари, разразится буря, но могут ли они винить его? Проклятое дитя хочется увидеть до дрожи в костях.
Тучи сгущаются в небе, предвещают скорый сезон дождей; в шорохе листвы слышится зловещий шёпот, но это лишь отголоски бурного воображения. Оброненный фонарь куда-то пропал, оставив их без источника света.
— Простите, я... — тихие оправдания застревают в горле, горькой коркой запекаются на губах, стоит только поднять голову и взглянуть на своего собеседника.
Ребёнок с непослушными кудрявыми волосами нависает над ним неведомым созданием – золотые глаза и слабо мерцающие на щеках звёзды тисками оплетают затрепетавшее сердце.
***
Дазай потягивается на кровати, сладко зевает и, приоткрыв один глаз, закутывается в кокон. Сияние звёзд заполняет собой комнату, предательски выдавая чужое настроение.
— В отличие от некоторых, мои дни не расписаны по секундам, будущий верховный жрец, — игриво воркует Дазай, слегка отодвигаясь, чтобы позволить Чуе сесть рядом. Тёплые пальцы ласково оглаживают его щёки, выводят на них подсмотренные в книгах созвездия. — Какие новости?
— Отвратительные. Они не намерены отказываться от обряда.
— Ты знал, что их мнение не изменить, так к чему теперь лить слёзы?
— Я не хочу прощаться.
— До моего совершеннолетия ещё несколько лет – я успею тебе нескончаемо надоесть.
Дазай утягивает его к себе, заключает в свои крепкие, успокаивающие объятия. Он смирился со своей судьбой ещё в далёком детстве, поэтому всё, что ему сейчас остаётся, это дарить свою любовь единственному человеку, что имеет ценность в этом грешном мире.
***
Его слёзы – расплавленное золото, кровь самих звёзд. Дазай смеётся, сквозь боль приподнимается на локтях, игнорируя вонзённый в грудь священный кинжал. Путается длинными пальцами в рыжих волосах, дёргает их обладателя вниз, ближе к своим бледнеющим губам – их последний поцелуй наполнен привкусом металла и соли. Тело стремительно слабеет, теряя остатки жизни.
Толпа кричит, ликует и празднует. Чуя смотрит на них с пьедестала, не даёт мукам сердца отразиться на лице. Не позволяет им всем узнать, как сильна его ненависть и злоба, как жажда мести ядом растекается по венам. Он поднимает голову, вглядывается в тёмное небо и улыбается.
"Я буду ждать тебя на той стороне."
Давным-давно погасшие звёзды вспыхивают над головой, сжигают своим гневом сетчатку глаза, а после градом обрушиваются на землю. Они не способны простить грешникам смерть своего дитя, посланного на землю, чтобы открыть им истинный путь, избавить мир от скверны.
Сегодня – последний день человечества.
Вдохновлено волшебным артом Feltzer.
Старые легенды не врут, и в тот миг, когда в деревне рождается ребёнок из пророчества, над головами взрываются звёзды, погружая мир во тьму грехов.
***
Каждое утро храм открывает свои двери, приветствует прихожан. Чуя с интересом крутится вокруг, подносит вино или свечи – похвала матери, исполняющей обязанности верховной жрицы, согревающим теплом кружит в животе. Помогать ей здесь, в доме надежды, ничто иное, как благословение самих богов. Ребёнок чувствует себя избранным и не смеет пропускать ни дня.
Чуя послушен, жители деревни пророчат ему великое будущее – с каждым днём уроков становится больше, количество заученных молитв растёт также стремительно, как и лунный мох на вершине запретной горы. Люди готово носить его на руках, но всего этого недостаточно, чтобы унять по-детски невинное любопытство.
Одинокий дом – окружённая острыми шипами тюрьма – манит к себе неведомой силой.
***
— Сюда нельзя посторонним.
Голос над головой заглушает саднящую боль, растекающуюся по всему телу от ободранных коленей, отодвигает на задний план текущую по ногам кровь. Голову поднять страшно, взглянуть в лицо того, кто поймал его – задача невыполнимая. Столько усилий, и все они пылью разлетаются по ветру. Если родители узнают, что Чуя сбежал из школы, ведомый заключённым пари, разразится буря, но могут ли они винить его? Проклятое дитя хочется увидеть до дрожи в костях.
Тучи сгущаются в небе, предвещают скорый сезон дождей; в шорохе листвы слышится зловещий шёпот, но это лишь отголоски бурного воображения. Оброненный фонарь куда-то пропал, оставив их без источника света.
— Простите, я... — тихие оправдания застревают в горле, горькой коркой запекаются на губах, стоит только поднять голову и взглянуть на своего собеседника.
Ребёнок с непослушными кудрявыми волосами нависает над ним неведомым созданием – золотые глаза и слабо мерцающие на щеках звёзды тисками оплетают затрепетавшее сердце.
***
Дазай потягивается на кровати, сладко зевает и, приоткрыв один глаз, закутывается в кокон. Сияние звёзд заполняет собой комнату, предательски выдавая чужое настроение.
— В отличие от некоторых, мои дни не расписаны по секундам, будущий верховный жрец, — игриво воркует Дазай, слегка отодвигаясь, чтобы позволить Чуе сесть рядом. Тёплые пальцы ласково оглаживают его щёки, выводят на них подсмотренные в книгах созвездия. — Какие новости?
— Отвратительные. Они не намерены отказываться от обряда.
— Ты знал, что их мнение не изменить, так к чему теперь лить слёзы?
— Я не хочу прощаться.
— До моего совершеннолетия ещё несколько лет – я успею тебе нескончаемо надоесть.
Дазай утягивает его к себе, заключает в свои крепкие, успокаивающие объятия. Он смирился со своей судьбой ещё в далёком детстве, поэтому всё, что ему сейчас остаётся, это дарить свою любовь единственному человеку, что имеет ценность в этом грешном мире.
***
Его слёзы – расплавленное золото, кровь самих звёзд. Дазай смеётся, сквозь боль приподнимается на локтях, игнорируя вонзённый в грудь священный кинжал. Путается длинными пальцами в рыжих волосах, дёргает их обладателя вниз, ближе к своим бледнеющим губам – их последний поцелуй наполнен привкусом металла и соли. Тело стремительно слабеет, теряя остатки жизни.
Толпа кричит, ликует и празднует. Чуя смотрит на них с пьедестала, не даёт мукам сердца отразиться на лице. Не позволяет им всем узнать, как сильна его ненависть и злоба, как жажда мести ядом растекается по венам. Он поднимает голову, вглядывается в тёмное небо и улыбается.
"Я буду ждать тебя на той стороне."
Давным-давно погасшие звёзды вспыхивают над головой, сжигают своим гневом сетчатку глаза, а после градом обрушиваются на землю. Они не способны простить грешникам смерть своего дитя, посланного на землю, чтобы открыть им истинный путь, избавить мир от скверны.
Сегодня – последний день человечества.
Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (朔风-3с²⁷³)
tag's: #soukoku; #sketch; #au!beast
Его комната была полна зеркал, их холодный блеск насмешливым огнём опаляет опухшие глаза. В них лунным серебром отражаются беззвучные слёзы, медленно стекающие по щекам. Человек в отражении покачивает ногой, продолжая что-то лениво писать в своём блокноте. Дазай не может отвести взгляд от книги за его спиной – она влечёт к себе, забивает собой разум шуршанием страниц, обещает даровать столь желанное долго и счастливо. Книга может исполнить любое желание. Книга может уничтожить всё.
— Верни его...
Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?
Человек в зеркале громко захлопывает свой блокнот, крутя между пальцев механическое перо. Ласково улыбается ему.
— Вернуть? — насмешливо тянет отражение, чей голос ничем не отличается от звона разбивающегося стекла. — Что именно ты хочешь, чтобы я вернул?
Дазай тяжело дышит, прижимает к круги колени, игнорируя боль в сломанных рёбрах. На его рубашке расцветаю алые бутоны, по груди стекают густые капли крови. Нос неприятно щекочет металлический запах, что смешивается со смрадом свалки. Слёзы не останавливаются, они продолжают течь, даже несмотря на то, что тело Дазая находится на грани обезвоживания. Он бы уже давно потерял сознание, но никто ему это не разрешал.
— Верни его...
— Ты ведь сам всё только усложняешь, — отражение разочаровано качает головой, поднимаясь со стула. Медленно движется в сторону, переходит из одного зеркала в другое, из второго в третье, из третьего в четвёртое – он делает это до тех пор, пока не оказывается у Дазая за спиной. — Какого чёрта ты сидишь здесь и бесишь меня, если должен быть у его дома?
— Верни его... — потеряно повторяет Дазай. Его тело дрожит от смеси страха и отчаяния, ощущая на себе весь гнев человека в бежевом. Он не знает, что с ним сделают за неповиновение, за сорванный в самом начале сценарий, но ему так невыносимо плохо. — Я всё сделаю, только верни его...
Звук удара. Оглушающий звон прямо над головой. Осколки осыпаются Дазаю на голову, некоторые из них царапают кожу, впиваются в тело. Человек тяжело дышит, что-то шипит себе под нос – Дазай его не слышит, но не понимает, причина в том, что тот говорит слишком тихо, или в том, что в его ушах всё ещё звонит – переходя в соседнее зеркало. Следует долгая минута молчания – Дазай едва успевает разомкнуть губы, как его сразу же перебивают.
— В этом мире, — нежный шёпот бьёт по нервам сильнее, чем град пуль. — Чуя тебе не принадлежит. Ты можешь сколько угодно скулить, чтобы я вернул его, но этого не случится. Он останется с Одасаку, чтобы охранять и защищать его.
Дазай переводит взгляд с книги на человека, смотрит на него своими пустыми глазами.
— Я не буду подчиняться тебе, — упрямо заявляет он. — Он дорог тебе, а не мне. Если это поможет вернуть Чую – я лично спущу курок.
Ответа не следует. Человек смотрит на него, прожигает дыру. Неожиданно лампочка над головой начинает мерцать, потухая. Дазай напряжённо сидит в темноте, ждёт неминуемое наказание, очередной перезапуск, да что угодно. Но, в итоге, получает лишь тихий смех, что раздаётся, кажется, из всех зеркал одновременно.
Этой ночью Дазай умирает от заражения крови – его смерть долгая и мучительная. Человек в бежевом с улыбкой наблюдает за его криками и метаниями, прежде чем вырвать из книги очередной лист.
***
Дазай пустым взглядом смотрит на ясное небо. Каждый кусочек тела отдаётся невыносимой болью, но он смиренно терпит, молчит. Ни одним мускулом на лице не выдаёт свои истинные чувства, которых так много, что впору сойти с ума. Особенно когда на грудь опускается нога в тяжёлых берцах, не давая нормально дышать.
Сверху раздаётся громкий смех, из-за которого в груди сердце заходится в бешенном ритме.
Его комната была полна зеркал, их холодный блеск насмешливым огнём опаляет опухшие глаза. В них лунным серебром отражаются беззвучные слёзы, медленно стекающие по щекам. Человек в отражении покачивает ногой, продолжая что-то лениво писать в своём блокноте. Дазай не может отвести взгляд от книги за его спиной – она влечёт к себе, забивает собой разум шуршанием страниц, обещает даровать столь желанное долго и счастливо. Книга может исполнить любое желание. Книга может уничтожить всё.
— Верни его...
Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?
Человек в зеркале громко захлопывает свой блокнот, крутя между пальцев механическое перо. Ласково улыбается ему.
— Вернуть? — насмешливо тянет отражение, чей голос ничем не отличается от звона разбивающегося стекла. — Что именно ты хочешь, чтобы я вернул?
Дазай тяжело дышит, прижимает к круги колени, игнорируя боль в сломанных рёбрах. На его рубашке расцветаю алые бутоны, по груди стекают густые капли крови. Нос неприятно щекочет металлический запах, что смешивается со смрадом свалки. Слёзы не останавливаются, они продолжают течь, даже несмотря на то, что тело Дазая находится на грани обезвоживания. Он бы уже давно потерял сознание, но никто ему это не разрешал.
— Верни его...
— Ты ведь сам всё только усложняешь, — отражение разочаровано качает головой, поднимаясь со стула. Медленно движется в сторону, переходит из одного зеркала в другое, из второго в третье, из третьего в четвёртое – он делает это до тех пор, пока не оказывается у Дазая за спиной. — Какого чёрта ты сидишь здесь и бесишь меня, если должен быть у его дома?
— Верни его... — потеряно повторяет Дазай. Его тело дрожит от смеси страха и отчаяния, ощущая на себе весь гнев человека в бежевом. Он не знает, что с ним сделают за неповиновение, за сорванный в самом начале сценарий, но ему так невыносимо плохо. — Я всё сделаю, только верни его...
Звук удара. Оглушающий звон прямо над головой. Осколки осыпаются Дазаю на голову, некоторые из них царапают кожу, впиваются в тело. Человек тяжело дышит, что-то шипит себе под нос – Дазай его не слышит, но не понимает, причина в том, что тот говорит слишком тихо, или в том, что в его ушах всё ещё звонит – переходя в соседнее зеркало. Следует долгая минута молчания – Дазай едва успевает разомкнуть губы, как его сразу же перебивают.
— В этом мире, — нежный шёпот бьёт по нервам сильнее, чем град пуль. — Чуя тебе не принадлежит. Ты можешь сколько угодно скулить, чтобы я вернул его, но этого не случится. Он останется с Одасаку, чтобы охранять и защищать его.
Дазай переводит взгляд с книги на человека, смотрит на него своими пустыми глазами.
— Я не буду подчиняться тебе, — упрямо заявляет он. — Он дорог тебе, а не мне. Если это поможет вернуть Чую – я лично спущу курок.
Ответа не следует. Человек смотрит на него, прожигает дыру. Неожиданно лампочка над головой начинает мерцать, потухая. Дазай напряжённо сидит в темноте, ждёт неминуемое наказание, очередной перезапуск, да что угодно. Но, в итоге, получает лишь тихий смех, что раздаётся, кажется, из всех зеркал одновременно.
Этой ночью Дазай умирает от заражения крови – его смерть долгая и мучительная. Человек в бежевом с улыбкой наблюдает за его криками и метаниями, прежде чем вырвать из книги очередной лист.
***
Дазай пустым взглядом смотрит на ясное небо. Каждый кусочек тела отдаётся невыносимой болью, но он смиренно терпит, молчит. Ни одним мускулом на лице не выдаёт свои истинные чувства, которых так много, что впору сойти с ума. Особенно когда на грудь опускается нога в тяжёлых берцах, не давая нормально дышать.
Сверху раздаётся громкий смех, из-за которого в груди сердце заходится в бешенном ритме.
Forwarded from |Особняк Евгения|
Достоевский слабая китайская нечисть с русскими корнями, которая невероятно жаждет пробиться на верхушку. Для этого, он заключает симбиоз с верховным китайским драконом — Тацухико.
Федор обязан носить ему энергию для пропитания ядра, ведь эти создания невероятно ленивы. Но им пользуются, используют как игрушку для грубого секса.
Ворону это не особо нравится, но у него просто напросто нет другого выбора, кроме как оставаться под чужим влиянием и властью.
#шибудосты #кекс #au
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM