Forwarded from – «️中太» ;; HER-syndrome princess. (朔风-3с²⁷³)
tag's: #soukoku; #sketch; #au!beast
Его комната была полна зеркал, их холодный блеск насмешливым огнём опаляет опухшие глаза. В них лунным серебром отражаются беззвучные слёзы, медленно стекающие по щекам. Человек в отражении покачивает ногой, продолжая что-то лениво писать в своём блокноте. Дазай не может отвести взгляд от книги за его спиной – она влечёт к себе, забивает собой разум шуршанием страниц, обещает даровать столь желанное долго и счастливо. Книга может исполнить любое желание. Книга может уничтожить всё.
— Верни его...
Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?
Человек в зеркале громко захлопывает свой блокнот, крутя между пальцев механическое перо. Ласково улыбается ему.
— Вернуть? — насмешливо тянет отражение, чей голос ничем не отличается от звона разбивающегося стекла. — Что именно ты хочешь, чтобы я вернул?
Дазай тяжело дышит, прижимает к круги колени, игнорируя боль в сломанных рёбрах. На его рубашке расцветаю алые бутоны, по груди стекают густые капли крови. Нос неприятно щекочет металлический запах, что смешивается со смрадом свалки. Слёзы не останавливаются, они продолжают течь, даже несмотря на то, что тело Дазая находится на грани обезвоживания. Он бы уже давно потерял сознание, но никто ему это не разрешал.
— Верни его...
— Ты ведь сам всё только усложняешь, — отражение разочаровано качает головой, поднимаясь со стула. Медленно движется в сторону, переходит из одного зеркала в другое, из второго в третье, из третьего в четвёртое – он делает это до тех пор, пока не оказывается у Дазая за спиной. — Какого чёрта ты сидишь здесь и бесишь меня, если должен быть у его дома?
— Верни его... — потеряно повторяет Дазай. Его тело дрожит от смеси страха и отчаяния, ощущая на себе весь гнев человека в бежевом. Он не знает, что с ним сделают за неповиновение, за сорванный в самом начале сценарий, но ему так невыносимо плохо. — Я всё сделаю, только верни его...
Звук удара. Оглушающий звон прямо над головой. Осколки осыпаются Дазаю на голову, некоторые из них царапают кожу, впиваются в тело. Человек тяжело дышит, что-то шипит себе под нос – Дазай его не слышит, но не понимает, причина в том, что тот говорит слишком тихо, или в том, что в его ушах всё ещё звонит – переходя в соседнее зеркало. Следует долгая минута молчания – Дазай едва успевает разомкнуть губы, как его сразу же перебивают.
— В этом мире, — нежный шёпот бьёт по нервам сильнее, чем град пуль. — Чуя тебе не принадлежит. Ты можешь сколько угодно скулить, чтобы я вернул его, но этого не случится. Он останется с Одасаку, чтобы охранять и защищать его.
Дазай переводит взгляд с книги на человека, смотрит на него своими пустыми глазами.
— Я не буду подчиняться тебе, — упрямо заявляет он. — Он дорог тебе, а не мне. Если это поможет вернуть Чую – я лично спущу курок.
Ответа не следует. Человек смотрит на него, прожигает дыру. Неожиданно лампочка над головой начинает мерцать, потухая. Дазай напряжённо сидит в темноте, ждёт неминуемое наказание, очередной перезапуск, да что угодно. Но, в итоге, получает лишь тихий смех, что раздаётся, кажется, из всех зеркал одновременно.
Этой ночью Дазай умирает от заражения крови – его смерть долгая и мучительная. Человек в бежевом с улыбкой наблюдает за его криками и метаниями, прежде чем вырвать из книги очередной лист.
***
Дазай пустым взглядом смотрит на ясное небо. Каждый кусочек тела отдаётся невыносимой болью, но он смиренно терпит, молчит. Ни одним мускулом на лице не выдаёт свои истинные чувства, которых так много, что впору сойти с ума. Особенно когда на грудь опускается нога в тяжёлых берцах, не давая нормально дышать.
Сверху раздаётся громкий смех, из-за которого в груди сердце заходится в бешенном ритме.
Его комната была полна зеркал, их холодный блеск насмешливым огнём опаляет опухшие глаза. В них лунным серебром отражаются беззвучные слёзы, медленно стекающие по щекам. Человек в отражении покачивает ногой, продолжая что-то лениво писать в своём блокноте. Дазай не может отвести взгляд от книги за его спиной – она влечёт к себе, забивает собой разум шуршанием страниц, обещает даровать столь желанное долго и счастливо. Книга может исполнить любое желание. Книга может уничтожить всё.
— Верни его...
Голос тихий, сорванный. Слова обдирают горло, обжигают язык – после затяжной истерики говорить ужасно больно. Дазай сбился со счёта, который раз проживает этот момент – он перестал считать ещё на восемьдесят девятом перезапуске. Сколько раз он проваливал свою миссию? Сколько раз мужчина в бежевом плаще одаривал его презренным взглядом? Сколько раз он слышал фразу "Ты снова облажался"? Сколько раз он умирал?
Человек в зеркале громко захлопывает свой блокнот, крутя между пальцев механическое перо. Ласково улыбается ему.
— Вернуть? — насмешливо тянет отражение, чей голос ничем не отличается от звона разбивающегося стекла. — Что именно ты хочешь, чтобы я вернул?
Дазай тяжело дышит, прижимает к круги колени, игнорируя боль в сломанных рёбрах. На его рубашке расцветаю алые бутоны, по груди стекают густые капли крови. Нос неприятно щекочет металлический запах, что смешивается со смрадом свалки. Слёзы не останавливаются, они продолжают течь, даже несмотря на то, что тело Дазая находится на грани обезвоживания. Он бы уже давно потерял сознание, но никто ему это не разрешал.
— Верни его...
— Ты ведь сам всё только усложняешь, — отражение разочаровано качает головой, поднимаясь со стула. Медленно движется в сторону, переходит из одного зеркала в другое, из второго в третье, из третьего в четвёртое – он делает это до тех пор, пока не оказывается у Дазая за спиной. — Какого чёрта ты сидишь здесь и бесишь меня, если должен быть у его дома?
— Верни его... — потеряно повторяет Дазай. Его тело дрожит от смеси страха и отчаяния, ощущая на себе весь гнев человека в бежевом. Он не знает, что с ним сделают за неповиновение, за сорванный в самом начале сценарий, но ему так невыносимо плохо. — Я всё сделаю, только верни его...
Звук удара. Оглушающий звон прямо над головой. Осколки осыпаются Дазаю на голову, некоторые из них царапают кожу, впиваются в тело. Человек тяжело дышит, что-то шипит себе под нос – Дазай его не слышит, но не понимает, причина в том, что тот говорит слишком тихо, или в том, что в его ушах всё ещё звонит – переходя в соседнее зеркало. Следует долгая минута молчания – Дазай едва успевает разомкнуть губы, как его сразу же перебивают.
— В этом мире, — нежный шёпот бьёт по нервам сильнее, чем град пуль. — Чуя тебе не принадлежит. Ты можешь сколько угодно скулить, чтобы я вернул его, но этого не случится. Он останется с Одасаку, чтобы охранять и защищать его.
Дазай переводит взгляд с книги на человека, смотрит на него своими пустыми глазами.
— Я не буду подчиняться тебе, — упрямо заявляет он. — Он дорог тебе, а не мне. Если это поможет вернуть Чую – я лично спущу курок.
Ответа не следует. Человек смотрит на него, прожигает дыру. Неожиданно лампочка над головой начинает мерцать, потухая. Дазай напряжённо сидит в темноте, ждёт неминуемое наказание, очередной перезапуск, да что угодно. Но, в итоге, получает лишь тихий смех, что раздаётся, кажется, из всех зеркал одновременно.
Этой ночью Дазай умирает от заражения крови – его смерть долгая и мучительная. Человек в бежевом с улыбкой наблюдает за его криками и метаниями, прежде чем вырвать из книги очередной лист.
***
Дазай пустым взглядом смотрит на ясное небо. Каждый кусочек тела отдаётся невыносимой болью, но он смиренно терпит, молчит. Ни одним мускулом на лице не выдаёт свои истинные чувства, которых так много, что впору сойти с ума. Особенно когда на грудь опускается нога в тяжёлых берцах, не давая нормально дышать.
Сверху раздаётся громкий смех, из-за которого в груди сердце заходится в бешенном ритме.
Forwarded from – `heɑvy l!ke velvət ¡! (fᵃ2d`m̲e̲s̲𝘴ive)
!!ᝰ
— Эй, эй, вы слышали? — он обхватывает колени руками, вслушиваясь в опустившийся до шёпота голос подруги – Исобе в нетерпении заёрзала по ту сторону костра. — Говорят, что за исчезновениями стоит босс мафии.
Дазай не реагирует, – даже если сердце его заходится в бешенном танце, он не может позволить себе большего – ресницы дрожат под гнётом осыпающейся со звёзд пыли. Щёки зарумянились от первого – в этой, такой короткой и беззаботной – в жизни алкоголя, распитого на четверых. Последний экзамен остался далеко позади, наступило их последнее беззаботное лето.
— Какая глупость, — Дазай подбрасывает в костёр несколько тонких веток, сжигает лежащие по правую руку обёртки от шоколада. — Зачем ему заниматься подобным? Это просто слухи.
Всем, от мала до велика, известно – Накахара Чуя жесток и безжалостен. Ему неведомы человеческие чувства – Дазай с вязкой тоской вспоминает когда-то сверкающие жизнью глаза. Как же давно это было, сколько же крови пролилось за последние годы; и пусть Дазай знает, что вины его в этом нет и никогда не было, невыносимая боль закипает в собранной из осколков душе.
С момента его смерти прошло каких-то пять лет.
Всего за пять лет Чуя лишился рассудка.
— Эй, Шуджи, а разве это не тебе нужно собирать сплетни? — Китамура наваливается на него со спины, громко смеётся прямо на ухо, полностью игнорируя возмущённое сопение.
— С чего бы это?
— Ну, как же, это ведь ты у нас точная копия прошлого босса.
Дазай улыбается. Происходящее не кажется смешным, происходящее пугает до нервного смеха на грани с истерикой. Над головой проносится пылающая алым комета, но никто из них не торопится загадывать желание.
— Неправда, мы совсем не похожи.
Каждый пропавший – шатен. У каждого пропавшего – карие глаза. Бледная кожа, обилие родинок, длинные ресницы и тонкие губы. Типаж очевиден, все жертвы похожи; Дазай смотрит на их фото как в отражение рябящего озера. Лишь последний глупец не поймёт, что именно происходит.
Дазай, к его собственному отчаянию, глупцом никогда не был – ни в той, ни в прошлой жизни. Он выкрасил волосы в белый, отрастил их до плеч. Сделал всё, чтобы не выглядеть подобно чужому безумию – Дазай уверен, что Чуе неизвестно о его перерождении, а значит получится сбежать, притворившись кем-то другим.
В конце концов, он занимался этим всю свою жизнь. Если потребуется, Дазай изогнётся узлом, но отыграет свою роль на отлично. Его ненавистный режиссёр и сценарист в неизменном бежевом плаще оказался прекрасным учителем.
Дазай никогда в учителе не нуждался.
В спасении чужих лучших друзей никогда участвовать не хотел.
Судьба никогда не давала ему выбора, бросая из пучин океана прямо в жерло извергающегося вулкана.
***
Над головой слышится треск, костёр гаснет под резко поднявшим ветром – окровавленное тело бьётся о заваленную проржавевшим железом землю. Расплющенный труп заливает внутренностями пространство, выпавшее глазное яблоко катится прямо в их стороны, останавливаясь в паре метров под истошные крики сразу трёх голосов. Дазай задерживает дыхание, медленно отступает назад.
Ноги подкашивается, Дазай падает вниз, обдирая в кровь колени с ладонями. Осознание бессмысленности каждого действия накрывает волной...
— Я наконец-то нашёл тебя, — Чуя раскрывает руки в приглашающих объятиях, некогда каряя радужка почернела до нулевого оттенка. Он делает шаг и в воздух взлетают обломки – вся территория заброшенного комплекса охвачена алыми всполохами одержимости. — Дазай.
...ведь нет никакой разницы, как он выглядит. Чуя узнает его из тысячи двойников.
#soukoku; #dazai; #chuuya; #beast!post-canon; #sketch
— Эй, эй, вы слышали? — он обхватывает колени руками, вслушиваясь в опустившийся до шёпота голос подруги – Исобе в нетерпении заёрзала по ту сторону костра. — Говорят, что за исчезновениями стоит босс мафии.
Дазай не реагирует, – даже если сердце его заходится в бешенном танце, он не может позволить себе большего – ресницы дрожат под гнётом осыпающейся со звёзд пыли. Щёки зарумянились от первого – в этой, такой короткой и беззаботной – в жизни алкоголя, распитого на четверых. Последний экзамен остался далеко позади, наступило их последнее беззаботное лето.
— Какая глупость, — Дазай подбрасывает в костёр несколько тонких веток, сжигает лежащие по правую руку обёртки от шоколада. — Зачем ему заниматься подобным? Это просто слухи.
Всем, от мала до велика, известно – Накахара Чуя жесток и безжалостен. Ему неведомы человеческие чувства – Дазай с вязкой тоской вспоминает когда-то сверкающие жизнью глаза. Как же давно это было, сколько же крови пролилось за последние годы; и пусть Дазай знает, что вины его в этом нет и никогда не было, невыносимая боль закипает в собранной из осколков душе.
С момента его смерти прошло каких-то пять лет.
Всего за пять лет Чуя лишился рассудка.
— Эй, Шуджи, а разве это не тебе нужно собирать сплетни? — Китамура наваливается на него со спины, громко смеётся прямо на ухо, полностью игнорируя возмущённое сопение.
— С чего бы это?
— Ну, как же, это ведь ты у нас точная копия прошлого босса.
Дазай улыбается. Происходящее не кажется смешным, происходящее пугает до нервного смеха на грани с истерикой. Над головой проносится пылающая алым комета, но никто из них не торопится загадывать желание.
— Неправда, мы совсем не похожи.
Каждый пропавший – шатен. У каждого пропавшего – карие глаза. Бледная кожа, обилие родинок, длинные ресницы и тонкие губы. Типаж очевиден, все жертвы похожи; Дазай смотрит на их фото как в отражение рябящего озера. Лишь последний глупец не поймёт, что именно происходит.
Дазай, к его собственному отчаянию, глупцом никогда не был – ни в той, ни в прошлой жизни. Он выкрасил волосы в белый, отрастил их до плеч. Сделал всё, чтобы не выглядеть подобно чужому безумию – Дазай уверен, что Чуе неизвестно о его перерождении, а значит получится сбежать, притворившись кем-то другим.
В конце концов, он занимался этим всю свою жизнь. Если потребуется, Дазай изогнётся узлом, но отыграет свою роль на отлично. Его ненавистный режиссёр и сценарист в неизменном бежевом плаще оказался прекрасным учителем.
Дазай никогда в учителе не нуждался.
В спасении чужих лучших друзей никогда участвовать не хотел.
Судьба никогда не давала ему выбора, бросая из пучин океана прямо в жерло извергающегося вулкана.
***
Над головой слышится треск, костёр гаснет под резко поднявшим ветром – окровавленное тело бьётся о заваленную проржавевшим железом землю. Расплющенный труп заливает внутренностями пространство, выпавшее глазное яблоко катится прямо в их стороны, останавливаясь в паре метров под истошные крики сразу трёх голосов. Дазай задерживает дыхание, медленно отступает назад.
Ноги подкашивается, Дазай падает вниз, обдирая в кровь колени с ладонями. Осознание бессмысленности каждого действия накрывает волной...
— Я наконец-то нашёл тебя, — Чуя раскрывает руки в приглашающих объятиях, некогда каряя радужка почернела до нулевого оттенка. Он делает шаг и в воздух взлетают обломки – вся территория заброшенного комплекса охвачена алыми всполохами одержимости. — Дазай.
...ведь нет никакой разницы, как он выглядит. Чуя узнает его из тысячи двойников.
#soukoku; #dazai; #chuuya; #beast!post-canon; #sketch
Forwarded from архив cigarettes after sex
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from – `heɑvy l!ke velvət ¡! (fᵃ2d`m̲e̲s̲𝘴ive)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Idk, Федор-исповедник в мире Искателя истины. Мать смиловалась над ним, уповав надежде, что он не вырастит монстром, как все другие мальчики-исповедники (которых вообще-то тут же убивали при рождении). Но увы надежды не оправдались, она умерла от рук собственного сына, а он сам начал странствовать по миру, скрывая могущественный дар подчинять людей своей воле через исповедь.
#art #sketch #fyodor
#art #sketch #fyodor