Рассказ 2014 года.
Иисус похвалялся, что сможет целую неделю смотреть телевизор, и ему ничего от этого не будет. Другие говорили, что нет, не сможет. Друзья уверяли его, что не стоит даже начинать. А он храбрился и готов был со всеми спорить на большие деньги.
Некоторые рекомендовали смотреть, но только так, как Одиссей, когда он плыл мимо сирен – заткнув себе уши ватой, и привязавшись к дивану. Врачи предупредили, что смотреть телевизор целую неделю будет небезопасно для умственного состояния. Иисус никого не слушал. Он уверял всех, что никакая пропаганда не переломит его политических убеждений. Ну, ок. Сделали в воскресенье пари. А в понедельник он сел перед телевизором, и включил нтв.
Первый день Иисус, действительно, затыкал себе уши руками, мотал головой, чтобы не видеть картинку, смотрел большую часть в ковер на полу, и громко орал песни, чтобы перекричать диктора. Одиннадцать раз он бегал за молотком, чтобы разбить экран.
Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, едва засыпал – просыпался от ужаса. Ему казалось, что он проваливается в расщелину в горах, а она сужается, и он падает всё глубже, и застревает, и не может там поворотиться, и двинуться, и даже позвать никого на помощь.
На второй день за телевизором ему стало казаться, что он сходит с ума, и все это происходит не с ним, а с каким-то другим Иисусом в его голове. Два голоса в нем иногда говорили в унисон, а иногда начинали раздваиваться. Это его так испугало, что он даже выпил двести пятьдесят грамм, хоть и не пил уже лет двести.
Полночи Иисус вскакивал от кошмаров. Ему снились горящие танки и распятые младенцы, и к утру закровоточили старые раны.
На третий день он подумал так: я ведь могу смотреть только часть всего этого. Всякие развлекательные передачи, от которых с ума точно не сойду. А новости и прочие киселя буду пропускать, разговаривая сам с собой. Отлично! – согласился второй Иисус в нём.
На четвертый ему стало интересно, что там будет дальше, и он с утра включил телевизор уже без всякого насилия над собой. Не без удовольствия Иисус посмотрел пару сериалов, интересную передачу про слонов, советы экстрасенса, фильм об инопланетянах, репортаж из армии, где всё не так уж плохо, и историю банкротства Детройта.
Заполночь либерал в нём попробовал вякать, но тот, второй Иисус, быстро заткнул ему рот колбасой и водкой.
Отлично выспавшись, на следующий день он наконец-таки дождался анонсированного в четверг журналистского расследования «Чёрт признан наукой!», которое глядел на одном дыхании, распереживался на сериале, и от корки до корки прослушал полуторачасовое интервью президента, и даже нашел, что оно сделано не без изящества и не лишено здравых мыслей.
На шестой – всплакнул на репортаже из Донецка, сжал кулаки от гнева, и чтобы забыться – купил четыре пива и чипсы, и с удовольствием посмотрел футбольный матч, хоть прежде совсем и не был болельщиком. И очень радовался, когда наши победили, и дали этим [удалено цензурой] пиздюлей.
Наконец, поздно ночью седьмого дня Иисус с сожалением выключил телевизор, наделал себе из трусов и фломастеров георгиевских ленточек, и украсил ими нимб. Всё-таки быть нормальным, подумал он, гораздо лучше, чем быть ненормальным.
Иисус похвалялся, что сможет целую неделю смотреть телевизор, и ему ничего от этого не будет. Другие говорили, что нет, не сможет. Друзья уверяли его, что не стоит даже начинать. А он храбрился и готов был со всеми спорить на большие деньги.
Некоторые рекомендовали смотреть, но только так, как Одиссей, когда он плыл мимо сирен – заткнув себе уши ватой, и привязавшись к дивану. Врачи предупредили, что смотреть телевизор целую неделю будет небезопасно для умственного состояния. Иисус никого не слушал. Он уверял всех, что никакая пропаганда не переломит его политических убеждений. Ну, ок. Сделали в воскресенье пари. А в понедельник он сел перед телевизором, и включил нтв.
Первый день Иисус, действительно, затыкал себе уши руками, мотал головой, чтобы не видеть картинку, смотрел большую часть в ковер на полу, и громко орал песни, чтобы перекричать диктора. Одиннадцать раз он бегал за молотком, чтобы разбить экран.
Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, едва засыпал – просыпался от ужаса. Ему казалось, что он проваливается в расщелину в горах, а она сужается, и он падает всё глубже, и застревает, и не может там поворотиться, и двинуться, и даже позвать никого на помощь.
На второй день за телевизором ему стало казаться, что он сходит с ума, и все это происходит не с ним, а с каким-то другим Иисусом в его голове. Два голоса в нем иногда говорили в унисон, а иногда начинали раздваиваться. Это его так испугало, что он даже выпил двести пятьдесят грамм, хоть и не пил уже лет двести.
Полночи Иисус вскакивал от кошмаров. Ему снились горящие танки и распятые младенцы, и к утру закровоточили старые раны.
На третий день он подумал так: я ведь могу смотреть только часть всего этого. Всякие развлекательные передачи, от которых с ума точно не сойду. А новости и прочие киселя буду пропускать, разговаривая сам с собой. Отлично! – согласился второй Иисус в нём.
На четвертый ему стало интересно, что там будет дальше, и он с утра включил телевизор уже без всякого насилия над собой. Не без удовольствия Иисус посмотрел пару сериалов, интересную передачу про слонов, советы экстрасенса, фильм об инопланетянах, репортаж из армии, где всё не так уж плохо, и историю банкротства Детройта.
Заполночь либерал в нём попробовал вякать, но тот, второй Иисус, быстро заткнул ему рот колбасой и водкой.
Отлично выспавшись, на следующий день он наконец-таки дождался анонсированного в четверг журналистского расследования «Чёрт признан наукой!», которое глядел на одном дыхании, распереживался на сериале, и от корки до корки прослушал полуторачасовое интервью президента, и даже нашел, что оно сделано не без изящества и не лишено здравых мыслей.
На шестой – всплакнул на репортаже из Донецка, сжал кулаки от гнева, и чтобы забыться – купил четыре пива и чипсы, и с удовольствием посмотрел футбольный матч, хоть прежде совсем и не был болельщиком. И очень радовался, когда наши победили, и дали этим [удалено цензурой] пиздюлей.
Наконец, поздно ночью седьмого дня Иисус с сожалением выключил телевизор, наделал себе из трусов и фломастеров георгиевских ленточек, и украсил ими нимб. Всё-таки быть нормальным, подумал он, гораздо лучше, чем быть ненормальным.
В интернет надо запретить заходить людям в алкогольном опьянении. Я знаю множество людей, которые трезвыми —вежливые и обходительные, деликатные и сдержанные. Они толерантны и оставляют в комментариях элегантные записочки, пахнущие одуванчками и лавандой. Они внимательно выслушают собеседника, и если несогласны с его мнением, то просто пожмут плечами, и дальше станут откусывать серебрянной ложечкой пирожное и запивать его чаем. Другое дело, когда они пьяные.
Это вылитые Джекил и Хайд. Глаза у них наливаются кровью, едва они видят такое, что им не по нраву. Из ноздрей у них катится густая сопливая пена. Они скрежещут стиснутыми зубьями и бьют копытом паркет. Они мечут кругом себя молниями, строчат паскудные оскорбления всем вокруг, и банят каждого, кто имеет наглость иметь мнение, отличное от единственно верного. Когда такое чучело проспится, оно забанит до кучи еще с десяток попавших под руку, из злобы не на них, а только на себя и на свою пьяную выходку. На другой день, очистившись от скверны душой и телом, оно погуляет в парке и забудет о своем разгроме, расчувствовавшись только от вида завявшего листка или околевшей птички. И ангелы в душе его споют осанну воскресшему благоразумию
Это вылитые Джекил и Хайд. Глаза у них наливаются кровью, едва они видят такое, что им не по нраву. Из ноздрей у них катится густая сопливая пена. Они скрежещут стиснутыми зубьями и бьют копытом паркет. Они мечут кругом себя молниями, строчат паскудные оскорбления всем вокруг, и банят каждого, кто имеет наглость иметь мнение, отличное от единственно верного. Когда такое чучело проспится, оно забанит до кучи еще с десяток попавших под руку, из злобы не на них, а только на себя и на свою пьяную выходку. На другой день, очистившись от скверны душой и телом, оно погуляет в парке и забудет о своем разгроме, расчувствовавшись только от вида завявшего листка или околевшей птички. И ангелы в душе его споют осанну воскресшему благоразумию
Многие удивляются, как образованные люди в России могут поддерживать войну? Ничего удивительного: все они прошли школу гегелевской диалектики.
Каждое государство, согласно Гегелю, является естественным врагом всех иных государств и должно утверждать свое существование посредством войны. К государству не применимы никакие моральные ограничения, его оправданием является только исторический успех. То же самое относится и к правителям государств. Война, судьбы и слава — вот их стезя.
Также недооценивается влияние гегелевской диалектики на стиль мышления современных россиян. То, что все видят «нелогичного» в рассуждениях Кучеры (Америка и хороша и плоха одновременно) не является «нелогичным» в диалектике. Наоборот, оно является, согласно ей, фундаментом всякого знания.
Диалектика, речь идет о гегелевской или марксистско-ленинской диалектике, представляет собой философскую теорию, утверждающую внутреннюю противоречивость всего существующего и мыслимого. Она считает эту противоречивость основным или даже единственным источником всякого движения и развития.
В диалектике три может быть равно одному, и наоборот. Обычная логика в диалектике не работает. Формальное логическое мышление, по мысли Гегеля, есть только рассудок, но для самой высокой ступени развития мышления необходим диалектический разум.
«В диалектике все логически раздельное, основанное на взаимном отрицании, вместе с тем внутренне слито; одно не есть другое и вместе с тем и есть это другое, и только с ним, в нем и через него есть то, что оно подлинно представляет в своей последней глубине и полноте» (Гегель).
Такой стиль мышления, свойственный средневековой схоластике и обществам закрытого типа, вроде СССР, позволяет объяснить переход из мира дольнего в мир горний, от общества несовершенного — к идеальному раю на Земле.
P.S. Не следует путать гегелевскую диалектику с древнегреческой диалектикой. В античности под диалектикой понимался особый метод ведения дискуссии: выдвигался тезис, против ставился антитезис, затем выводилось следствие. И так до тех пор, пока не станет ясным, какое из двух первоначальных утверждений истинно.
Каждое государство, согласно Гегелю, является естественным врагом всех иных государств и должно утверждать свое существование посредством войны. К государству не применимы никакие моральные ограничения, его оправданием является только исторический успех. То же самое относится и к правителям государств. Война, судьбы и слава — вот их стезя.
Также недооценивается влияние гегелевской диалектики на стиль мышления современных россиян. То, что все видят «нелогичного» в рассуждениях Кучеры (Америка и хороша и плоха одновременно) не является «нелогичным» в диалектике. Наоборот, оно является, согласно ей, фундаментом всякого знания.
Диалектика, речь идет о гегелевской или марксистско-ленинской диалектике, представляет собой философскую теорию, утверждающую внутреннюю противоречивость всего существующего и мыслимого. Она считает эту противоречивость основным или даже единственным источником всякого движения и развития.
В диалектике три может быть равно одному, и наоборот. Обычная логика в диалектике не работает. Формальное логическое мышление, по мысли Гегеля, есть только рассудок, но для самой высокой ступени развития мышления необходим диалектический разум.
«В диалектике все логически раздельное, основанное на взаимном отрицании, вместе с тем внутренне слито; одно не есть другое и вместе с тем и есть это другое, и только с ним, в нем и через него есть то, что оно подлинно представляет в своей последней глубине и полноте» (Гегель).
Такой стиль мышления, свойственный средневековой схоластике и обществам закрытого типа, вроде СССР, позволяет объяснить переход из мира дольнего в мир горний, от общества несовершенного — к идеальному раю на Земле.
P.S. Не следует путать гегелевскую диалектику с древнегреческой диалектикой. В античности под диалектикой понимался особый метод ведения дискуссии: выдвигался тезис, против ставился антитезис, затем выводилось следствие. И так до тех пор, пока не станет ясным, какое из двух первоначальных утверждений истинно.
Настоящие писатели никогда других писателей не читают, это каждый писатель знает. Не потому, что примета плохая, а чтобы случайно в голове не отложилось, и потом в каком-то романе не всплыло, и чтобы все не закричали, что – плагиат! И поэтому писатели больше уже другие книги не читают, а то отвлекает. И если его спросить, как он относится к новому писателю N, то он так и отвечает: – «Мне другие книжки читать нельзя, поэтому я ничего и не читаю, а только себя. Сам я себе нравлюсь. В моих романах всё вот так изложено и с такой стороны…» И дальше подробно рассказывает, чем он знаменит.
Всех писателей писатели прочитывают годам к тридцати, когда сами садятся писать романы. К этому времени уже надо всех приличных писателей одолеть, чтобы общий литературный багаж был примерно сформирован. А потом сверху еще каким-нибудь Шекспиром прижать, и там, в голове, все промариновалось хорошенько. И год раздумывать и анализировать. И план составлять. Некоторые делают неправильно: прочитают какого-то модного писателя и бегут сами писать, дескать, делов-то – его за пояс заткнуть! Так мало чего путного получается, потому что на то он и модный, что таких писателей – пруд пруди. Сегодня его читают, а завтра – забыли.
Иногда писатель, когда свой роман делает, не выдерживает, все-таки, и открывает осторожно какого-нибудь классика. Примерно так же, как влюбленная девушка – аккаунт бросившего её полгода назад возлюбленного: с кем он там теперь? Смотрит – а там такая страхолюдина, слов нет. Ни кожи, ни рожи, нос картошкой, глаза навыкате, одета, как пугало. И на душе становится приятнее. Так и писатель – глядит в классика, а там ерунда на постном масле, и так все бездарно изложено, что он радуется, как ребенок, дескать, у меня – гораздо лучше. И дальше свой роман гениальный пишет.
Всех писателей писатели прочитывают годам к тридцати, когда сами садятся писать романы. К этому времени уже надо всех приличных писателей одолеть, чтобы общий литературный багаж был примерно сформирован. А потом сверху еще каким-нибудь Шекспиром прижать, и там, в голове, все промариновалось хорошенько. И год раздумывать и анализировать. И план составлять. Некоторые делают неправильно: прочитают какого-то модного писателя и бегут сами писать, дескать, делов-то – его за пояс заткнуть! Так мало чего путного получается, потому что на то он и модный, что таких писателей – пруд пруди. Сегодня его читают, а завтра – забыли.
Иногда писатель, когда свой роман делает, не выдерживает, все-таки, и открывает осторожно какого-нибудь классика. Примерно так же, как влюбленная девушка – аккаунт бросившего её полгода назад возлюбленного: с кем он там теперь? Смотрит – а там такая страхолюдина, слов нет. Ни кожи, ни рожи, нос картошкой, глаза навыкате, одета, как пугало. И на душе становится приятнее. Так и писатель – глядит в классика, а там ерунда на постном масле, и так все бездарно изложено, что он радуется, как ребенок, дескать, у меня – гораздо лучше. И дальше свой роман гениальный пишет.