Гражданские стратегии: между жизнью и выживанием
 
Светлана Маковецкая, директор Центра гражданского анализа и независимых исследований «ГРАНИ» на конференции «Российские реалии»:
 
При авторитарном режиме жить труднее, чем при диктатуре. Ограничения есть, но применяются они избирательно. Это порождает огромное количество страхов. Наказание за еще вчера обыкновенное и обыденное может оказаться совершенно непропорциональным. Это результат функционирования законодательства об инагентах. Гражданские организации и индивиду шельмуются, они представляются как манипулируемые и несамостоятельные. Резко увеличились бюрократические барьеры для гражданских организаций. Растет самоцензура, в тч среди тех, кто не сталкивался с репрессиями и вряд ли будут инагентами: они все равно несет рост издержек регулирования.
 
Значительное число гражданских организаций воспринимает репрессии как процесс постоянного понижения качества жизни НКО (лишиться льготной аренды, не получить грант, потерять респектабельность и тд). Они видят это как потерю оснований для собственных действий. Российское государство разлюбило самостоятельные общественные организации. Результатом становится «стратегия красных флажков» - они обозначают избегаемые опасности. Именно такой стратегии требует гигантская неопределенность ситуации. Чем больше «красных флажков» - тем лучше.
 
Организации адаптируются к репрессиям, пытаясь избегать максимального числа опасностей. Некоторые уходят из публичного поля и переходят к вертикальной интеграции в составе крупных холдингов. Перестают размещать информацию о себе. Исключают опасности – например, закрывают юрлица, Избегают опасностей, меняя риторику и сферу деятельности, избегая финансов, которые кажутся токсичными. Есть и попытка и противостоять опасностям, накопить резервы для санкций и тд. Все боятся опасностей и так или иначе на них реагируют.
 
Возможны ли в такой ситуации солидарные действия? Мне кажется, сейчас опасным становится противопоставление «важного для всех» и «малых дел». Солидарности требует и то, и другое. В «малых делах» часто содержится ответ на «важные вопросы» - например, как практиковать в нынешней ситуации свободу и самостоятельность.
 
Сейчас вокруг низовых инициатив солидарность собирается быстрее. Солидарность нужна, чтобы уйти от дамоклова меча страха. Это важнее, чем бегать от одной «красной кнопки» к другой – даже в условиях надвигающейся опасности.
 
Мы остались зимовать. Но это не значит, что мы собираемся замерзнуть.

Выборы как катализатор активности государственного аппарата и общества
 
Григорий Мелконьянц, сопредседатель движения “Голос*” на конференции «Российские реалии»:
 
Репрессии не стихли после парламентских выборов. У репрессий есть множество интересантов, которые кормятся на этих угрозах, повышая тем самым свою значимость в госаппарате. Руки у всех развязаны, и просто ради предотвращения мнимых угроз оказалось возможным сильно эскалировать репрессии. Это теперь «рамка допустимого». Мы были удивлены масштабом этих событий в 2021 году.
 
Госаппарат начал готовиться к этим выборам заранее. Избирательное законодательство менялось бесчетное число раз, восприняв их как возможность для закручивания гаек. Множество граждан (включая «причастных к деятельности экстремистских организаций) лишилось пассивного избирательного права на длительные сроки. Это было сделано специально для структур Навального. Просто за участие в их деятельности. Это было сделано задним числом. Всего порядка 9 млн – 8% избирателей – были лишены избирательного права.
 
Оснований, поражающих граждан в правах, стало очень много. Эти нормы используются против политиков и гражданских активистов. Административная ответственность с штрафом в 1000 руб. – и ты уже не можешь баллотироваться. Или вид на жительство в другом государстве. Становиться кандидатом на выборах даже от «оппозиционных» парламентских партий стало непривлекательным – число таких кандидатов заметно снизилось. Спорить с партией власти становится все более опасным. Рост голосов за КПРФ вызвал атаку на ее региональные отделения.
 
В то же время «Голос» испытал серьезный приток наблюдателей. Власть обеспокоена проектами консолидированного голосования. Борьба со списком УмГ дискредитировала сами выборы. Но власть была слишком не уверенна в себе. Тем не менее ЕР и ЛДПР «просели», выросло число голосов за КПРФ.
 
Все это происходило на фоне репрессивной компании в отношении «инагентов» - такого количество их видов нет ни в одной юрисдикции. «Голос» стал инагентом за 200 руб. от гражданки Армении с мужским именем. 20 представителей «Голоса» лично стали инагентами-медиа. Партнер «Голоса», «Лига избирателей», была ликвидирована Минюстом за 225 руб от гражданки Молдавии.
 
Имея статус СМИ-инагента, эти физлица не могут создавать СМИ. Абсолютно абсурдное законодательство. Прав СМИ у него при этом не возникает. Конечно, власть делает это все не от хорошей жизни. Гражданское общество не сдается. Мы видим новые проекты и инициативы, надеемся пережить и этот период тьмы.

Предопределенность репрессий и культура пассивной адаптации. 
 
Лев Гудков, научный руководитель Левада-Центра на конференции «Российские реалии»:
 
Меня удивляют разговоры о новой волне репрессий. Это странная реакция на происходящая, связанная с отсутствием понимания логики эволюции режима. Репрессии начались в начале 2000-х гг. НТВ, ЮКОС, мы, дальнобойщики, религиозные репрессии (исламисты, сектанты)… Это непрерывно идущий процесс, но почему-то каждыйраз он воспринимается вне связи с предыдущими этапами. «Пришли за коммунистами, но я не коммунист… А когда пришли за мной, некому было вступиться». Опора на силовой аппарат и политические технологии потребовались уже в середине 1990-х. Уголовное дело против Лужкова в конце 1990-х… Это непрерывный процесс формирования и укрепления режима, только объекты насилия были разные.
 
Не было люстрации и кадровых изменений в спецслужбах, они сохранили всю свою силу, все свои институты воспроизводства – подготовки специалистов. Регенерация проводящих экспансионистскую политику спецслужб была заложена в бюрократической логике. Парадигма тоталитаризма означает лишь экспансию государства на области, где его не должно быть. Именно это у нас и происходило. На фоне гибели «Курска», чеченской войны и борьбы с терроризмом были введены внеправовые ограничения на деятельность общественных организаций. Эта логика определена внутренними интересами силовых институтов, которые обеспечивают существование нашего политического режима. Легитимация этой системой сопровождалось уничтожением многообразия и апелляцией к истории. Сегодня объектом репрессий стали медиа, а уничтожение «Мемориала» может иметь символический эффект.
 
Фасеточное сознание репрессий – сегодня они направлены против одной, а завтра против другой группы – показывает ограниченность нашего социального анализа. Так, понятие авторитаризм неадекватно, поскольку не учитывает степень поддержки режима населением. К примеру, даже в Мурманской и Ленинградской областях 66-78% ничего не знают о Сандармохе (в Карелии таких 46%). «Лошадь можно подвести к воде, но нельзя заставить ее пить». Информация есть, но не воспринимается. Чем моложе респондент, тем выше вероятность, что о Сандармохе он ничего не слышал. И лишь 15-30% из числа слышавших о Сандармохе знают, что это восстановление памяти о сталинских репрессиях. Остальные предпочитают версии, не создающие конфликта с официальным нарративом (думая, что это памятник советским солдатам или всем жертвам советским репрессий).
 
О деятельности «Мемориала» знают всего 6% (среди молодежи – меньше). Одобрение его деятельности – 18% от общего числа, или 58% от тех, кто знает. Это проблема неспособности переживать чувства вины: прошлое дереализуется, вытесняется (Маргарет Митчелл). Только 12% от всех опрошенных считают процесс против «Мемориала» политическим (почти половина от доли знающих о его деятельности). Среди телезрителей чуть выше доля тех, кто относится к «Мемориалу» негативно. Но разница нерадикальна. Концентрированная среда поддержки «Мемориала» есть лишь в Телеграме.
 
Люди одобряют деятельность репрессивного государства. У них нет горизонта будущего, нет надежды на изменение ситуации. Они принуждены к лояльности режиму.

Искусство жить в темные времена, или получится ли заставить себя не стать негодяем
 
Иван Микиртумов, философ на конференции «Российские реалии»:
 
Общественная активность, имеющая политический характер, находится под большой угрозой. Но остается частная жизнь. Надо как-то жить и в эти темные времена. Это времена, когда Другого не видно и не слышно, когда мы не чувствуем общества как собрания свободных людей. Когда Другой под давлением и страхом, не имея свободы и будучи окружен со всех сторон, теряет свою автономию в коллективном теле.
 
Люди живут в стремлении к счастью, представляя его как то, чего можно достичь только совместно. Альтернативный порядок кажется нам «темным». Но то, что для одних «темные времена», для других – светлые. Возможны разные оттенки, разные пути достижения общего блага. Выбор о выборе политического строя – это вопрос о свободе людей. Люди достигают общего блага, когда они разные, и эту разность могут проявить в коммуникативном процессе. Иначе мы попадаем в пространство произвола, когда истиной объявляются случайные вещи.
 
Происходящее в мире – это борьба за жизнь. Она зависит от здравого смысла, от представлений о человеческом достоинстве, стремления к знанию и воли к истине. Борьба за жизнь предполагают рационализацию этих стремлений в политическом процессе, через организацию разнообразия. Если бы был единый способ сделать всех счастливыми, этого бы не потребовалось. Но такого способа нет.
 
Организовать тоталитарное общество на основе общественной дезинтеграции очень просто. Но сейчас она строится не на всеобщей борьбе за выживание, а на потребительском малодушии. Ты борешься за зарплату и комфорт. Это малодушие имеет характер нормы – культивируется нервность, ранимость, драма. Но мы можем оказаться в ситуации, когда нас уже некому будет жалеть.
 
Философия как искусство жизни – это то, что не должно нас никогда покидать. Но почему надо оценивать нынешние времена как «темные»? Может быть, проще стать негодяем – им в темные времена проще? Советский застой, тоже темные времена, наступившие, когда идея прогресса утратила для людей свой смысл, сопровождался постоянной ложью и униженностью, разрушением социальной коммуникации. Это странное постоянное давление осознавалось как тупик. Ключевой аффект этого времени – меланхолия, ощущение конца, ощущение приближающегося конца режима. Это выражалось и в цинизме, грязи, запустении, в специфическом вандализме (доблесть оставить запись на стене лифта), и в пьянстве – меланхолический тупик.
 
Советская власть не могла понять смысл этих явлений. Но отмененная нормальная жизнь «возвращалась» таким образом. Сейчас происходит что-то похожее – нам предлагается форма эскапизма, или презентизм, отказ мыслить свою жизнь в терминах большой истории. Мы можем купиться на аффекты насилия, мысленно становясь на сторону власти, принимая сторону сильного и получая от этого удовольствия. Еще один инструмент «покупки» - ложь. Покупать будут не деньгами, а именно этим – чувством вины, ложью, нормализацией всех этих практик. Иначе есть риск стать «белой вороной». Противодействовать этому можно только за счет стремления к счастью.
 
Что делать? Не вступать в разговоры лжецов. Отказываться от амбициозных целей, связанных с государством. Обозначать позицию, но не пытаться переубедить. Не водиться с негодяями, не контактировать, реабилитируя тем самым их существование (общаясь с ними, будешь утянут в их мир). Общая стратегия власти – сделать всех виновными, тогда притеснение и угнетение оказывается оправданным. Мы все оказываемся в чем-то замешаны. Противостоять этому можно за счет культивирования духа истины и стремления к счастью. Не суетиться, притормаживать – в данной ситуации ускорение ведет лишь ко злу. Удерживать себя в состоянии достоинства – это достаточно для социально мудрого и ответственного поведения.

DIY институты: как построить европейскую Россию по обе стороны новой стены и сохранить надежду на будущее
 
Кирилл Мартынов, редактор отдела политики "Новой газеты", сооснователь Свободного университета на конференции «Российские реалии»:
 
Я буду говорить о том, что можно делать прямо сейчас. К примеру, у издателей перспективы не слишком блестящие. Если сотрудничаешь с государством, рискуешь разделить судьбу ректора Зуева, а если берешь деньги у иностранцев – ты уже инагент. Куда податься? Но ведь была, например, ИМКА-Пресс. Вы в Праге, Париже или Берлине, и начинающие все с нуля. Но почему мы не можем сделать русскоязычное издательство, зарегистрированное в Европе, не находясь там физически? Этому ничто не мешает. Мы можем издавать переводные книги на русском языке на территории ЕС. Но это почему-то не приходит в голову.
 
Мы предполагаем, что делая свою работу экстерриториально, ты становишься заложником диаспоры, отрываешься от корней и тд. Это уже не так. Таким проектам сложно помешать. В списке кандидатов на премия Пятигорского было пять десятков позиций, и все они никак не связаны с государством. Государственное идеологическое производство практически равно нулю, интеллектуального влияния государство на нас не оказывает (в отличие от силового).
 
Полагаю, мы уже с 2014 попали в ситуацию разделенной Европы. Стена упала в 1989, но снова восстановлена и проходит намного восточнее, по границам ДНР, Беларуси и тд. Выезд все еще полусвободный, но твоя физическая безопасность и перспективы зависит от того, по какую сторону стены ты находишься.
 
Второй важный фактор – у нас уже другая социальность, она сильно отличается от 1970-х или 1930-х. Наше общество уже не индустриальное и не аграрное. Это высокоурбанизированное общество, близкое к не самым богатым европейским странам. «У России 3 пути – вебкам, закладки и IT». Люди живут временными заработками, это прекариат. Молодежь широко мигрирует в направлении Петербурга и Москвы и осмысляет социальную иерархию в терминах IT (junior, senior, leader). Наложить старые схемы социальности на то, что происходит в обществе, невозможно.
 
Наши власти вдохновляются уходящим образом СССР, когда они были молодыми. Воссоздание потерянного «райского ЦК», где впереди и позади комсомольская стройка. Эстетика власти окаменевает. Мы вслед за властью слишком поверили, что воссоздание СССР возможно всерьез. Творятся отвратительные вещи, но это повторение пройденного в других социальных и технологических условиях. Возродить ХХ век уже невозможно.
 
Вилли Брандт в свое время сделал немыслимую ставку на нормализацию отношений с ГДР поверх Берлинской стены. Исторически он играл вдолгую, выстраивал культурные институты и оказался прав. Разделенная Европа закончилась. Сейчас похожая ситуация: нет разделенной страны, но есть разделенное общество, часть которого находится вне России. К счастью, у нас есть союзники, - например, Германия. Это позволяет строить культурные и образовательные институты, которые едва ли может остановить российская власть.
 
Нужно переосмыслить понятие иммиграции. Общество больше не аграрное и не индустриальное, поэтому не столь важно, где ты находишься. Времена Герцена и Солженицына прошли. Нет причин, почему вы, находясь за границей, не можете полноценно участвовать в здешней жизни. Нужно политическое воображение – новый статус для политических иммигрантов и их включение в политическую жизнь. Мы можем попытаться в нынешних опасных условиях придумать проекты экстерриториальной европейской России – конгломерат издательств, медиа, образовательных и культурных институтов и т.д., исходящих из того, что когда-нибудь стена падет, и Россия вернется в свой европейский статус. Сейчас – хорошее время создавать институты. Если ты не создашь институт, за тебя этого никто не сделает.

Система и режим: социологический анализ распада политических объектов
 
Константин Гаазе, социолог, ведущий подкаста "Перцев и Гаазе" на конференции «Российские реалии»:
 
Политический режим отличается от практик властвования. Это формальные и неформальные правила, определяющие, какие интересы представлены в авторитарной верхушке, и могут ли они сдерживать диктатора. Режим – это правила и практики. А Система – порядок распоряжения пространством. Это формальные и неформальные правила, практики и процедуры.
 
Режим и «система» - понятия, по-разному описывающие один объект. Хорошая метафора – режимный объект, допуска на который можно лишить. Алюминиевый завод или дворец политического лидера. Вы не можете туда прийти просто так, люди там передвигаются по правилам. Система там – это функциональные элементы: цеха, гостевые и хозяйские зоны. Функциональные элементы системы – «силовики», «двор», «либералы». Среди них нет акторов, людей – только функции и программы, там есть план, как в советском производстве.
 
Режим – это правила и практики доступа – к контактам, к передвижению по объекту. Пропуска, зоны, «вход воспрещен» - составляющие режима: кто куда может пойти. Различение хозяев и обслуги – тоже режим (тут проявляется двойственная роль силовиков). Это важно для понимания репрессивной функции режима.
 
У нашей Системы есть цеха:
 
- State Capacity – это мощность государства – что оно может сделать;
 
- Пропаганда – производства смысла, идеологий, картины мира. Раньше цеха Пропаганды и Политики были объединены. Этого больше нет;
 
- Политическая машина (губернаторы, вице-губернаторы, московский ДИТ);
 
- Производство коалиций (высшая бюрократия, финансовые власти, госолигархат, представляющий свои интересы и ответственный за выработку социальных «политик» в интересах «путинского большинства»). Этот цех отвечает за то, из кого строить путинское большинство. Это заброшенный цех, не очень понимающий, что ему делать, обделенный ресурсами.
 
Конфликты между цехами проявились в неудаче вакцинации и в образовании (можно ли оцифровать «скрепы»)? При плохом дизайне авторитарной системе подмораживание не поможет. Правительство быстро оцифровывается (госуслуги, Сбербанк). В политическом цехе тоже хотят работать в цифре (поэтому мы получили цифровые фальсификации). Но есть аналоговые цеха. Цех пропаганды, например, - он имеет дело с эмоциями, аффектом (напр., украинофобия). От цеха пропаганды не требуется «результата», ведь за него отвечает другой цех – политическая машина.
 
Функция строительства коалиций переходит к быстро оцифровываевому цеху State Capacity. Ручного управления больше нет – коалиции формируются через выплаты через госуслуги. Строительство коалиций больше не нуждается в политической легитимации. Нужда в пропаганде сводится возбуждению аффектов, а коалиции уже не нужны – все будет делаться через цифровую среду. Меняешь финансовые показатели, вводишь акции Дерипаски в ломбардный список – и рабочие облагодетельствованы.
 
В результате происходит раскол элит: у цехов несогласованные и несоизмеримые планы. Цех политической машины может дать лидеру любой результат. Хоть 150%. Потом возникает вопрос: нам нужен митинг. А людьми уже никто не занимается. Собрать митинг в пользу власти в 2024 будет практически невозможно. Политмашина скажет: «Зачем нам митинг? Ковид же». Поэтому режим закончится конфликтом цехов, занимающихся разными задачами. В одни цеха поставили станки с программным управлением, а в другие нет. Это и есть раскол элит-2022-2024.
 
В режиме много поломок. Если вы существуете в режиме политического действия – тогда есть все эти развилки. Если нет – можно сидеть в котельной с Вебером. Вести диалог с элементами Системы? Думаю, да. Это продуктивнее, чем чинить сломанный забор. Строить коалиции опасно, это будет вызывать большую ревность власти. И описывать происходящее в стране как «туркменизацию»? Думаю, нет: страна автономна от режимного объекта, который мы описываем как Систему.

💬 Дмитрий Дубровский, политолог, доцент НИУ ВШЭ, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований

Права человека сегодня: современные вызовы интеллектуальной свободе

В прошлую пятницу, 10 декабря, Всемирной декларации прав человека исполнилось 73 года. За то время изменился и мир, и глобальные ему угрозы: а значит, и вызовы, которые сегодня актуальны для человека, его прав и свобод.

Андрей Дмитриевич Сахаров в своей известной работе писал, что одной из важных составляющих мировых проблем является угроза «интеллектуальной свободе» (в современном понимании — академической свободе), и именно ей угрожает как бюрократизация образования и науки, так и «излишняя апелляция к авторитетам, сужение рамок дискуссий и интеллектуальной смелости выводов в том возрасте, когда происходит формирование убеждений». Действительно, академическая свобода — вернее, ее отсутствие — напрямую влияет на стагнацию науки и образования (Сахаров приводит пример средневекового Китая). Отсутствие критического мышления становится препятствием для развития свободной мысли, а постоянная апелляция к авторитетам исключает фантазию, необходимую для всех профессий (Дэвиду Гильберту приписывают шутку об одном из своих учеников: «он стал поэтом, для математика у него не хватало фантазии»).

Очевидно, что академическая свобода сегодня, прежде всего, испытывает похожие сложности, только в их новом изводе. Бурное распространение известной Сахарову кибернетики привело, в том числе, и к появлению Интернета, который начал сильно трансформировать сферу образования и науки; окончание Холодной войны (что Андрей Дмитриевич еще успел застать) усложнило политическую карту мира, сделав ее из черно-белой многоцветной; наконец, появление новых видов авторитаризма, гибридных, даже цифровых, сделало вызовы интеллектуальной свободе более разнообразными, а рецепты ее защиты менее понятными. В ситуации кимовской «сила против правды» интеллектуальная свобода была, понятно, на стороне правды, а не силы. Теперь же сложность в защите академической свободы связана с тем, что ее ограничения все чаще рядятся «защитой прав человека», а обман или фальсификация выступает в качестве «альтернативной научной гипотезы».

Однако наиболее серьезным вызовом интеллектуальной свободе является так называемый «захват понятий» и мимикрия. Например, работу Диссернета по очищению российской науки от фальсификаторов и плагиаторов назвать, как это недавно сделал главный секретарь ВАК И. Мацкевич — «средневековой охотой на ведьм», и даже преследованием научного инакомыслия, ведь «какие-то люди решают, что является наукой, а что — нет». В таком понимании у интеллектуальной свободы появляется еще одна опасность — перестать быть, собственно, интеллектуальной. Проблема всегда была в том, что академическая свобода никогда не была прямой родственницей свободы слова — они, как сказал один исследователь, кузины.

Еще одним способом сузить «Рамки дискуссий» — а, следовательно, пространство академической свободы высказывания — можно, подражая законам и практикам других стран, мимикрируя под них. Например, ссылаясь на запрет отрицания Холокоста — то есть, самого факта Холокоста — ввести уголовную ответственность за «…распространение заведомо ложных сведений о роли СССР в годы Второй мировой войны», фактически преследуя тех, кто осмелится напомнить о неприятных деталях прямого сотрудничества между нацистской Германией и сталинским СССР. Это, разумеется, угрожает интеллектуальной свободе — потому что отрицание факта Холокоста верифицируемо, а вот что такое «заведомо ложные сведения» — это исключительно произвольно.

Однако еще большим вызовом академической свободе стал спор между сторонниками «чистой науки» и научной гуманистической этикой, стоящей на запрете опытов над людьми. Это спор продолжается до сегодняшнего дня — столкновением людей, уверенных что защита интеллектуальной свободы требует этических ограничений и тех, кто полагает возможным такие научные исследования, которые игнорируют такие ограничения.▪️

32 года назад, 14 декабря 1989 года, умер Андрей Сахаров. Мы публикуем текст великого культуролога Сергея Аверинцева, опубликованный в журнале "Огонек" (#52, 1989): нам кажется, он наиболее соответствует сегодняшнему дню.

Кто видел облик Андрея Дмитриевича Сахарова, имея глаза, чтобы видеть, и сердце, чтобы понимать, никогда его не забудет.

Задумчивый, вдумчивый наклон головы и плеч, пригнутых под незримой ношей мысли и совести, движение того, кто прислушивается то ли к собеседнику, то ли к внутреннему голосу,— и рыцарская прямота осанки. Негромкий голос, не имеющий в своем диапазоне ни единой демагогической интонации,— и непреложная твердость того, что выговаривается этим голосом. Хрупкость физического состава, да попросту обреченность, которую, положа руку на сердце, все мы более или менее чувствовали,— и сила духа, уже не зависящая от тела, вышедшая из-под власти всего внешнего.

Мирная сила. Редкий, благородный контраст, опровергавший сразу два расхожих представления: будто для радикала неизбежно быть шумным, агрессивным демагогом — и будто либералу на роду написано являть расслабленность, размягченность воли. Какая там расслабленность! При одном взгляде на Андрея Дмитриевича вспоминались мандельштамовские слова: «Человек должен стать тверже всего на земле и относиться к ней, как алмаз к стеклу».

Наука потеряла творческий ум — об этом пусть говорят коллеги. Общественная жизнь потеряла деятеля уникального масштаба — это так очевидно, что едва ли нуждается в констатации. Но для сердца внятно и чувствительно другое: люди потеряли праведника.

Праведность — больше мужества, хотя без мужества не стоит, просто по­ тому, что у труса до нравственного выбора дело не доходит: за него все решено обстоятельствами. Никогда не будет забыто, что Сахаров разогнулся во весь рост, не дожидаясь, пока это разрешат, и этим в несравненной степени помог подготовить миг, когда прямохождение оказалось возможно для более слабых, то есть для всех нас — от ученого до рабочего. Мы не смеем забыть, как он годы стоял в одиночестве — «один из всех, за всех, противу всех». Пока люди остаются людьми, они высоко ставят храбрость, и тот, кто отказывается уважать ее даже в противнике, выводит себя из числа людей. Но праведность — выше героизма, больше героизма. Отзывчивость к чужой боли; готовность принять на себя общую со­ виновность: вера в единую для всех истину, стоящую превыше хотя бы и героического самоутверждения,— свойства более драгоценные, чем храбрость сама по себе.

Этот западник, этот либерал по-своему продолжил исконно русскую тради­цию юродивых, верных слову Нового завета: «не сообразуйтесь веку сему». В нем жила очень характерная для России сосредоточенность на моральных проблемах, для которой все иное — «баловство». (Разговаривая с ним, отнюдь не историком по роду занятий, я имел случай убедиться, насколько широко изучена была им история, но строго в одном аспекте — не богатство красок, а черно-белая геральдика справедливости и несправедливости.)

Что до его западничества, в его душе жил тот Запад, о котором нынче все, забыли: героический Запад пуритан, искавших Божией правды. Слова Декларации независимости сохраняли для него первозданную свежесть и полноту буквального смысла.

Сбудется ли то добро, которого Андрей Дмитриевич желал своему обществу и всему человечеству, зависит теперь уже не от него, а от нас всех. Но то, что зависело только от Бога и от его свободной воли, сбылось: он сам.

«Господи! Душа сбылась:
Умысел Твой самый тайный».

С.С. Аверинцев

член-корреспондент АН СССР

💬 Ольга Романова, глава фонда «Русь сидящая»

Очень странное убийство

Августовским днем 2019 года я сидела в берлинском кафе. Из кухни вышла повариха, с которой мы обычно киваем друг другу. Она говорила по телефону, у нее было странное выражение лица. Не снимая фартука, она ринулась к остановке. Я переглянулась с хозяйкой кафе, она тоже не поняла, что случилось. Потом пошли горячие новости под заголовком «Убийство в Моабите». Через час хозяйка сказала:

- Оказывается, наша повариха – тёща убитого. Ну, этого… грузина. Или чеченца. Она перед работой отводила внука в детский сад и они проходили рядом с местом убийства. Там уже было всё оцеплено. Она не поняла, что случилось.

Как всё в Берлине близко. К вечеру стало известно, что благодаря двум подросткам киллера удалось поймать. Парни увидели, как некий мужчина в кустах снял парик и принялся сбривать бороду, утопив в реке велосипед. Они вызвали полицию. Возможно, полиция и не подоспела бы вовремя, если бы не вечные берлинские сбои: свежевыбритый мужчина никак не мог справиться с замком на электросамокате. Дальше – больше. У следствия никак не получалось установить личность задержанного. У него был настоящий паспорт с настоящей визой на имя Вадима Соколова, но такого человека не существовало. Однако существовал другой человек, Вадим Красиков, который несколько лет назад был объявлен в розыск в Интерпол за серию заказных убийств. А потом РФ отозвала розыск. Но фото того Красикова осталось. Нашлись родственники – первая жена, вторая жена, дети. И теперь нет сомнений, что киллер именно он.

И тут выступил Владимир Путин. Причём дважды – в декабре 2019 года. Сначала Путин ответил Меркель на парижском саммите, а затем на пресс-конференции в Москве, отвечая на вопрос немецких журналистов. Путин заявил, что убитый в Берлине человек "не просто грузин" и вообще не грузин по национальности, а "боевик, причем очень жесткий, кровавый человек", который "принимал активное участие в боевых действиях на стороне сепаратистов на Кавказе", был одним из организаторов взрывов в московском метро. О каких именно взрывах идет речь, Путин не сказал.

Меркель тогда настаивала, что Германия ожидает от России сотрудничества в расследовании этого дела. Путин уверял, что РФ неоднократно требовала от Германии выдачи Хангошвили. Позже выяснилось, что это не совсем так. Но посыл был ясен: «Посмотрите, у вас бандиты гуляют по Берлину!», сказал Путин. Впрочем, кооперацию и сотрудничество в расследовании убийства он пообещал. Чего тоже не случилось.

Быстро стало понятно, почему. Журналистам The Insider, Bellingcat и Der Spiegel удалось найти подтверждения того, что убийство Хангошвили было организовано спецподразделением ФСБ «Вымпел». Они выяснили, как Центр специальных назначений ФСБ готовил киллера-рецидивиста Вадима Красикова для этого убийства.

Это не перестаёт удивлять. Хангошвили при грамотной юридической работе немецкие власти могли выдать России. Но власти РФ не захотели юристов, предпочтя киллера. Кем бы ни был Хангошвили, ни одно государство не потерпит, чтобы на его территории по заказу властей другого государства совершались убийства. О котором, судя по контексту, Путин был прекрасно уведомлён и заранее его оправдывал. Дескать, бандитов – можно.

Киллер Красиков получил на этой неделе пожизненное. Между ФРГ и РФ началась очередная дипломатическая война. А два месяца назад 35-летний российский дипломат (и, судя по всему, разведчик) Кирилл Жало, сын высокопоставленного генерала ФСБ, погиб, «выпав из окна» посольства. Он был переведен в Берлин за месяц до убийства Хангошвили. А погиб накануне приговора Красикову.

Похоже, что эта моабитская история далеко еще не закончена. И кто знает, как это связано: отец Кирилла курирует в ФСБ подразделение, причастное к отравлению Навального. ▪️

💬 Сергей Медведев, профессор Свободного университета

Мужчины на грани нервного срыва

«Мне некомфортно. Я не в ресурсе. Я не в моменте. Я не в потоке. Надо уважать личные границы. Это токсичные отношения. Ты обесцениваешь. Ты газлайтишь. Ты нарцисс. Это непроработанная травма. А фарму не пробовали? Вот номер моего терапевта. Надо принять. Надо отпустить. Никто никому ничего не должен. Спасибо, что поделились».

С такого вымышленного монолога начинается книга «Сложные чувства» -- разговорник «новой эмоциональности» под редакцией Полины Аронсон (Москва: Индивидуум, 2022). За словами «абьюз» и «выгорание», «газлайтинг» и «созависимость», «травма» и «харассмент» стоит новая эмоциональная реальность, в которой многие осознали ценность своих переживаний, начали открыто о них говорить, а порой и фетишизировать. У каждого и каждой появилась собственная травма, которую надо проработать, гештальт, который надо закрыть, ситуация, которую надо отпустить: это придает человеку значимость в собственных глазах и в социальных коммуникациях.

Над этим «птичьим языком» можно иронизировать, но нельзя не признать, что за ним стоит глобальный социальный сдвиг: мы переходим от века принудительного коллективизма, от больших нарративов и институтов к гибкому, текучему сетевому миру встревоженных и разобщённых индивидов, сфокусированных на своих ощущениях и эмоциях, пытающихся превратить их в ресурс, подороже продать окружающим – эпоха «эмоционального капитализма». Отчасти это плод «терапевтической революции» последнего полувека в западном обществе, когда визит к психотерапевту становится таким же привычным делом, как к стоматологу, отчасти – продукт растущего рынка «саморазвития» с его армией гуру, мотиваторов и коучей по личностному росту и со стеллажами книг по «позитивному мышлению» и «лучшей версии себя».

Эпоха жизни «на эмоциях» тесно связана с феминизмом и освобождением от оков патриархата, но ее протагонисты – не только уязвимые девушки, выходящие из «токсичной созависимости», но и не менее уязвимые и фрустрированные мужчины, внезапно обнаруживающие в своем прошлом травму и строящие на ней свой жизненный проект. Так, например, Владимир Путин уже много лет назад заговорил о травме распада СССР и выстроил на ней свой эмоциональный дискурс обиды и отмщения, постоянно ища вокруг признаки обесценивания России. Вслед за ним вся российская элита провалилась в болото фрустрации и ресентимента, лелея свои (по большей части вымышленные) обиды, провоцируя столкновения с внешним миром, которые еще сильнее укрепляют ее в ощущении оставленности и тщеты.

Главным триггером здесь является развод с Украиной. Токсичная созависимость девяностых и нулевых закончилась разрывом 2014го, который стал для Кремля глубокой травмой. Россия превратилась в хрестоматийного абьюзера с полным ассортиментом приемов: от хейт-спича и харассмента до буллинга, шейминга и виктимблейминга. Статья Путина о «едином народе», украинофобские и антисемитские инвективы Дмитрия Медведева, разговор о «красных линиях» России (те же самые «личные границы» из терапевтического языка) и «последнее китайское предупреждение» Западу о нерасширении НАТО на восток (вся суть которого сводится к истеричному выкрику «Украина – моя!») -- все это не «геополитика», не «стратегия» и не «национальные интересы», а фрустрация брошенного мужа, который бузотерит под дверью бывшей жены, грозя высадить дверь и спалить дом. Токсичный нарцисс, эмоциональный тиран, неумолимо стареющий мужчина, сделавший из своей частной травмы трагедию вселенского масштаба.

Что тут можно посоветовать? Надо проработать травму. Принять. Отпустить. Никто никому ничего не должен. Позвоните терапевту, вот номер. Или попробуйте фарму: одной подруге уже помогло. Спасибо, что поделились. Ваше мнение очень важно для нас.▪️

💬 Аркадий Дубнов, политолог, эксперт по СНГ

Попробуй их удержи

К 30-летию распада СССР и созданию СНГ, юридическое оформление которого произошло в Алма-Ате 21 декабря 1991 года, было сказано уже много слов и названо изрядное количество причин этого, для кого-то последнего, а для кого-то крайнего излома в судьбе российской империи.

Ничего принципиально нового не прозвучало.

Единственно, что обратил на себя внимание один из двух ныне живущих патриархов советского руководства, бывший член политбюро ЦК КПСС и руководитель советского и постсоветского Казахстана, Нурсултан Назарбаев. Он упрекнул в отсутствии политической воли пришедшее к власти в Союзе горбачевское руководство, объявившее перестройку и демократизацию. «Такие изменения надо было проводить в условиях дисциплины, порядка, крепкого руководства», сказал в общем-то не слишком старый патриарх, еще 82-х нет…

В его словах забавно то, что он позабыл, — попытки употребить «дисциплину, порядок и крепкое руководство» уже были апробированы в «Вильнюсе, в Прибалтике», как он вспоминает в том же комментарии, сетуя на то, что Горбачев «не смог объяснить, что там произошло».

Да, потому и не смог, что иначе уже должен был признаться в крахе имперских инструментов, заточенных под коммунистическую идеологию. Советский Союз не Китай, методы удержания власти в котором до сих пор импонируют Назарбаеву.

Пора перестать морочить себе голову надеждами на победы в прошлых войнах. Стоит уже подумать, что происходит сегодня на пространствах развалившегося Союза, а главное, как аукнется происходящее на ближайшем, а то и отдаленном будущем.

Есть два, а то и три сегмента этого имперского наследства — европейское, южнокавказское и центральноазиатское.

Европейское — Украина и Молдова (Белоруссию при условно еще дееспособном диктаторе вынесем за скобки) утеряны для полного возвращения под имперский зонтик Кремля. То, что буквально в эти дни происходит между Москвой и коллективным Западом, в будущем, возможно будет оценено как последняя схватка за удержание европейской части бывшего Союза под контролем бывшей метрополии. Даже, если произойдет военный конфликт между Россией и Украиной, локальный или не дай Б-г, масштабнее, в ближайшей перспективе это не вернет «мать городов русских» под владычество Первопрестольной.

Не менее проблематично выглядит будущее пребывание в поле российского притяжения Армении, Азербайджана и Грузии. С большим или меньшим успехом, все они, включая Армению, чуть ли не целиком нынче зависимую от России, и автократический Азербайджан, сторонятся близких отношений с Москвой. Баку так и вовсе можно считать частью влиятельного тюркского тандема с Анкарой.

Так что сегодня с полным основанием можно говорить о сохранении в орбите российского влияния, пусть в разной степени, лишь стран Центральной Азии.

Но и тут происходят глубокие изменения, что не может не беспокоить Кремль. В первую очередь, речь идет о заметном укреплении тюркской составляющей во внешнеполитических ориентациях столиц региона. Создание Организации тюркских государств (ОТГ), оформленное 12 ноября с.г. в Стамбуле, членами которой стали Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Турция, Узбекистан, и в качестве наблюдателя — Туркмения, заметно изменило геополитический ландшафт региона. Считающийся одним из отцов-вдохновителей ОТГ Нурсултан Назарбаев, стремясь оправдать перед Москвой необходимость тюркского тренда, рассуждает о полезности объединенных действий ОТГ, ЕАЭС и ШОС.

Но вряд ли кто-то в правящей российской элите сомневается, что эта риторика всего лишь ширма, прикрывающая новые центробежные тренды в ЦА, выводящие регион из-под российского зонтичного патроната.

Вот уже президенты Казахстана и Узбекистана в начале декабря подписали Декларацию о союзнических отношениях. А в Ташкенте вслед за этим состоялось «инаугурационное заседание» Диалога стратегического партнерства Узбекистана и США.

Попробуй их удержи…▪️

💬 Андрей Колесников, руководитель программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги

Год тотальных расколов

2021-й — год расколов, поляризации мнений и их радикализации. Год языка ненависти и всеобщего хейтерства.

На диалекте власти это называется «единство нации»: большинство обязано ненавидеть меньшинства, в этом его гражданский долг и навязанный государством Gleichschaltung, предустановленная покорность и готовность соответствовать ожиданиям власти. В результате те, «кто не с нами» объявляются теми, «кто против нас» и помечаются особыми аналогами желтых звезд, главная из которых — статус иностранного агента, синонимичный понятию «враг народа».

Социальные и политические меньшинства, в свою очередь, как никогда раньше не способны к солидарности и коллективным действиям. Они деморализованы и дезориентированы, «нарциссизм малых различий» порождает взаимную ненависть — не меньшую, а то и большую, чем к власти.

Социальная среда делится на: равнодушное большинство, которое живет, адаптируясь к предлагаемым обстоятельствам и даже ухудшение своего положения оценивает как new normal; агрессивное меньшинство, яростно поддерживающее авторитарный режим и ненавидящее все либеральное и западное; демократически ориентированных граждан, то есть собственно гражданское общество. Агрессивное прогосударственное меньшинство в западной научной литературе в последнее время называют «консервативным гражданским обществом» (что-то вроде казаков, по зову сердца атакующих мероприятия в Сахаровском центре), хотя язык не поворачивается называть этих персонажей гражданским обществом. Есть, в конце концов, термин Стивена Коткина «негражданское общество», хотя им, скорее, можно было бы пометить то болото, то невнятное конформистское индифферентное большинство, которое остается в середине. Оно, собственно, и есть просто общество.

Но и внутри этого глубоко патерналистски настроенного «просто общества» есть колоссальные расколы. Они обнаружилось в ходе парламентских выборов-2021. Наряду с конформистским патернализмом существует раздраженный и разочарованный. Два патернализма и конкурировали на выборах-2021: конформистский, представленный «Единой Россией», и другой, раздраженный и разочарованный, — коммунистами. Причем в голосовании за вторую опцию сошлось множество мотиваций — глухое недовольство, протестные настроения, поиски более справедливой системы (это необязательно левый поворот, даже если многие граждане ориентированы на мифологическую коммунистическую ретро-утопию).

Язык ненависти, практикуемый государством для эмоциональной мобилизации вокруг флага, удивительным образом отразился во фрустрации, испытываемой меньшинствами. Среда социальных медиа оказалась зоной открытого хейтерства. Понятно, что в наибольшей степени фрустрировано событиями 2021 года ядро сторонников Алексея Навального. Однако отвага и последовательность в борьбе с коррумпированной властью породили невероятную степень нетерпимости в той же логике «кто не с нами, тот против нас». Все, кто не следовал канону «умного голосования», объявлялись дураками, как и все, кто посмел порадоваться Нобелевской речи Дмитрия Муратова. Зачистка партии «Яблоко» от симпатизантов Навального — феномен того же порядка. Проблема только в том, что расколотые меньшинства становятся еще меньшими по своему размеру и политическому (и даже гражданскому) весу.

И все же тот проблеск солидарности, который проявило гражданское общество в связи с преследованием «Мемориала», породил слабую надежду — есть по-настоящему важные, фундаментальные ценности, которые способны объединить.▪️

💬 Как сделать науку популярной? И как сохранить психическое здоровье, когда твоя страна подвержена историческому регрессу?

Комментарий Екатерины Шульман (политолог, доцент кафедры политических и правовых учений факультета политических наук «Шанинки» — Московской высшей школы социальных и экономических наук) на обсуждении книги Стивена Пинкера «Просвещение продолжается»

Как сделать науку популярной? Значительную роль здесь играют всеобщая грамотность и новые технологии распространения информации. К примеру, во все предыдущие века вспышки заразных заболеваний вызывали у человечества всплеск иррациональности. А сегодня даже поведение, которое мы в ситуации пандемии считаем иррациональным (отрицание пользы вакцин или санитарных ограничений), паразитирует на научном мышлении и пользуется наукообразным языком. Практически никто не проповедует магические способы лечения; не появилось религиозных лидеров, обещающих излечение путем чтения молитв, поста или самопожертвования. Погромов и коллективных самоубийств тоже что-то не видно. Вместо этого мы слышим от людей, отрицающих Covid-19, утверждения о намеренной разработке вируса как биологического оружия, о недостаточной проверенности или надежности вакцин, о том, что маски не помогают, а надо всем переболеть и приобрести коллективный иммунитет. Это может быть верным или неверным, но это не иррациональные и не мистические объяснения: конспирологическое утверждение, постулируя альтернативный тип причинности, отсылает к рациональности, хотя само рациональным может не являться. Это мышление секулярного, нерелигиозного социума.

Всеобщее образование, как минимум среднее, дало нам широкое распространение языка рациональности, языка науки. Все больше людей знают, например, что такое процент. Большинство людей оперируют этой концепцией и используют ее в повседневной жизни, как будто они с ней родились. Между тем, это довольно сложное математическое понятие. Все меньше людей полагает, что, когда гремит гром — это пророк Илья на колеснице по небу несется и т.д.

Еще одно показательное явление — взрывной рост на рынке образовательных услуг. Часть этого рынка заполнена шарлатанами, часть курсов неизвестно чему посвящена, часть — малопонятный «коучинг личностного роста», но посмотрите, каков спрос! Посмотрите, как люди хотят учиться хоть чему-то: от выпечки пирогов до написания кода.

Поэтому нам нужно больше беспокоиться о том, чтобы людей, пропагандирующих лженауку, и обманщиков, которые неизбежно будут всегда, становилось меньше. Для этого было бы здорово внушать образованным людям, что у них есть некоторый долг перед обществом: рассказывать о том, что знаешь. Действительно, коммуникативная функция становится центральной и в экономическом обороте, и в гражданской жизни. И мы должны быть заинтересованы, — как люди, желающие блага своей стране и человечеству в целом, — чтобы распространялись коммуникативные навыки. Необходимо, чтобы «факел просвещения» несли максимально высоко и по возможности повсеместно.

Что делать тем, кто живет на территории, переживающей ярко выраженный исторический регресс? Есть одна базовая вещь, которую нужно держать в голове: не забывайте о том, что такое нормальная человеческая жизнь. Самое страшное, что может случиться — это ваше сомнение относительно того, что такое норма. Если впустить этого червя в свой мозг, он вас сожрет. До момента возвращения своего социума на дорогу прогресса вы доживете нравственным инвалидом и не сможете воспользоваться теми благами, которые обещает нам будущее. Помните, что такое правда и неправда, где верх и где низ, где лево и право. В этом смысле книга Стивена Пинкера «Просвещение продолжается: в защиту разума, науки, гуманизма и прогресса» поможет удерживать эти координаты.

Присоединиться к тому, что кажется всеподавляющей силой, очень легко. Это человеческий инстинкт. Противостоять такой силе хотя бы внутри собственной головы бывает очень сложно. Но это необходимо для того, чтобы не остаться с «поломанной головой», чего всем хотелось бы пожелать избежать.▪️

💬 Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра

Время для террора

Вчера Верховный суд принял решение о ликвидации «Международного Мемориала».

Ответ на вопрос, что произошло, был сформулирован заранее уже не раз за последние недели. Власти уничтожают нашу память, наш голос в борьбе за наши права. «Мемориал» — институциональное выражение нашей гражданской идентичности, традиции защиты свободы и человеческого достоинства, сахаровского императива — исходить в общественных вопросах из правды и совести, а не из стремления к национальному величию.

Однако остается другой вопрос — почему сейчас? И один из вариантов ответа, который приходит на ум, возможно, еще более грозен, чем борьба с памятью. И при этом наполнен печальной символикой.

«Мемориал» как общественное движение возник из стремления увековечить память жертв политических репрессий сталинского времени. Символическим апогеем сталинских репрессий считается Большой террор.

По меньшей мере с 1956 года ведутся споры о его целях и мотивах. Борьба за власть, вытеснение поколения старых большевиков молодыми выдвиженцами, личная сталинская паранойя, объективная динамика тоталитарного государства, демонстративный поиск «виновных» за провалы и тяготы индустриализации и тому подобное. Все это в какой-то мере правда. Но, судя по всему (то есть в соответствии с постепенно формирующимся у историков консенсусом), основной задачей было уничтожение и нейтрализация всех неблагонадежных, консолидация общества через страх и насилие перед лицом внешних угроз.

Сколько бы ни говорили о том, что история — плохой учитель, страх Большого террора глубоко укоренен в нашей общественной памяти. Однако он понимается как кампания массовых и предельно жестоких репрессий. Причем с использованием «политических обвинений». «Предсказания» о наступлении нового Большого террора время от времени всплывали в оппозиционной риторике с первых случаев применения уголовного преследования в политических целях. То есть с первого года президентства Путина. Тем не менее, и сегодня, спустя 20 лет и несколько витков ужесточения политического режима, статистика репрессий походит, скорее, на позднесоветские годы, и никак не на сталинские.

Но давайте изменим оптику. Посмотрим не на цифры и приговоры, а на вырисовывающиеся цели репрессивной кампании. Политический режим России в 2014 году вступил в последовательную конфронтацию с Западом. Словесные обороты последних месяцев, манипуляции концентрацией войск — неприкрытая политика эскалации. Причем в кремлевской картине мира, Россия не атакует, а отвечает на угрозы.

Если использовать оптику противодействия угрозе, то властная активность последнего времени (может быть, двух лет) приобретает законченные очертания. Унитаризация и вертикализация системы госуправления вплоть до местного уровня, «чистки» среди чиновников (держать в тонусе и страхе), и, конечно, уничтожение оппозиции и независимого гражданского общества.

Давайте не мыслить стереотипами. Тем более, простым историческим подобием. Совершенно необязательно раскрывать «заговоры». Можно использовать и «борьбу с коррупцией». Впрочем, один политический контур очевиден — фактическая криминализация всего, что связано со стремлением жить в большом, общем с Европой и Западом, мире универсальных ценностей. Именно поэтому ликвидация Мемориала как «иностранного агента» — символический шаг, превосходящий только лишь уничтожение главного института национальной памяти о репрессиях.

И сейчас я готов сказать: мы воочию наблюдаем новый Большой террор. У него другие характеристики, чем 80 лет назад, но та же цель. Собирание памяти, безусловно, будет продолжено, борьба за права человека — тоже. Но главная опасность в том, что политический режим вновь готовит российское общество к большому противостоянию, разрушительные последствия которого невозможно предсказать. Таков страшный приговор, который судья Назарова, сама того не ведая, огласила во вторник 28 декабря 2021 года.▪️

💬 Лев Рубинштейн, писатель

Что-то ведь надо же и пожелать?

«Каким вам запомнился уходящий год? — неоправданно бодрым голосом спрашивает медиа-барышня из телефона. — Каким он был для вас?»
«Ну, такое…» — неопределенно говорю я.
Нет, ну а все же?

Ну, а все же - это был год тревог – за родных, за друзей, за себя самих. Это был год дальнейшей эскалации абсурда, бушующего в общественном, в политическом, в медийном пространстве.

Это был год нескончаемых потерь.

Таков, разумеется, каждый год. Но этот, прошедший, по густоте человеческих потерь сопоставим лишь с предыдущим, а тот в свою очередь — с годами войн или с годами массового государственного террора.

Но моему поколению ведь и то, и другое известно лишь по рассказам старших, по художественной литературе, по мемуарам, по кино. Поэтому мы постоянно «вспоминали» то, чего не могли помнить сами. О похоронках, о бомбежках и бомбоубежищах, о светомаскировке, о шуме ночного мотора в гулком пустынном дворе, о резко хлопающей в ночной напряженной тишине дверце лифта, о ночных шепотах: «Это за кем?»

За кем сегодня пришла эта поганая бездушная зараза, что бы это ни значило? За кем она явится завтра?

Сейчас тоже гибнут или страдают, и не только на «ковидных» фронтах. Людей хватают, людей пытают, людей за просто так держат в тюремных камерах, таскают на допросы или являются к ним с обысками в пять часов утра. Их мучает, им ломает жизнь не вирус, их мучают другие люди, устроенные, казалось бы, несколько сложнее, чем вирусы, но точно так же, как и они, лишенные органов чувств.

Да, все так! Но все равно!

Но все равно нам что-то кажется смешным и от чего-то нам весело. Мы живые, и едва ли так уж надо этого стесняться.

Когда я узнаю о том, что кто-то у кого-то родился, кто-то излечился от тяжкой хвори, кто-то издал долгожданную книжку, кто-то показал фотографию смеющегося ребенка, кто-то продемонстрировал спящего среди подушек толстого теплотворного кота, кто-то сообщил о том, что у него или у нее с утра непонятно почему хорошее настроение и хочется петь, я думаю, что в наши времена вот это все вместе и каждое по отдельности необходимо аккуратно складывать в специальную непромокаемую и несгораемую коробочку и бережно хранить ее в укромном и надежном месте, время от времени открывая ее и любовно разглядывая эти драгоценности.

Новогодние дни с их невольно повышенной возбудимостью обладают способностью выуживать из памяти какие-то случайные эпизоды, ощущения, запахи, звуки. И не только выдергивать их из памяти, но и неизбежно наделять их не всегда свойственной им значительностью, тайными какими-то смыслами и не без некоторого основания подозревать их в причастности к миру чудес.

Что-то ведь надо же и пожелать? Вам, себе, нам всем?

Давайте пожелаем друг другу выжить. Не просто физически выжить — это, разумеется, само собой, особенно если учитывать некоторую специфическую, мягко говоря, фактуру нынешних времен.

Это само собой. Но не только. Пожелаем друг другу выжить такими, какие мы есть, то есть не теряющими ощущения внутренней свободы, способности к диалогу, к трезвому анализу, к спасительному здравому смыслу.

Можно также пожелать сохранять в меру возможности веселые и непредвзятые отношения с реальностью, учась при этом отличать реальность, даже не самую комфортабельную, от навязчивого бреда, пусть даже и соблазнительного.

Давайте понадеемся также на то, что все наши любимые останутся с нами, что все те, с кем нам всегда интересно и весело, останутся живыми, здоровыми и бодрыми, насколько это позволят обстоятельства… Ну, и на обстоятельства понадеемся тоже.

Впадая хотя и не в смертный, но все же в несомненный грех самоцитирования, позволю себе сказать, что «самое главное — это найти наиболее адекватную форму сочувствия друг другу». Попробуем преуспеть и в этом деле тоже.

С Новым годом, мои дорогие!▪️

«Искусство жить в темные времена, или получиться ли заставить себя не стать негодяем», - так называлось выступление философа Ивана Микиртумова на конференции «Российские реалии». То есть как проскочить между шестеренками авторитаризма и остаться порядочным человеком. Леонид Никитинский из «Новой» поговорил с Иваном по мотивам этого доклада. Разговор о счастье тут уместен, поскольку происходящее с нами ставит вопрос о том, не станут ли некоторые пути проигрышем всей жизни, провалом и неудачей. Не лучше ли принять правила игры и искать счастье в предлагаемых обстоятельствами вариантах, нежели скрываться во внутреннюю или в настоящую эмиграцию? Несколько фрагментов (https://novayagazeta.ru/articles/2021/12/30/vremia-zastoikov):
 
Человек устремлён к тому, чтобы жить счастливо и с приятностью, а потому, если, например, государство этому способствует, то оно есть благо, а если вредит, то зло. Для древних греков эпохи расцвета полисной демократии счастье не может быть достигнуто вне общества. В центре всего здесь добродетель — социальное проявление добра. Счастье, говорит тот же Аристотель, — это добродетельная жизнь. Счастливая жизнь обретается здесь как процесс, ты не достигаешь однажды состояния, в котором ты полностью и окончательно счастлив, ты всегда занят воспроизводством своей счастливой жизни. И на этом пути ты не можешь не взаимодействовать с другими просто потому, что человек один не выживает.
 
Темные времена» — как у Ханны Аренд, — они же — «времена глухие», в которых мы проживаем, — это когда мы не видим ближнего и не слышим его, хотя бы он был плотнейшим образом прижат к тебе в метро. Вся оптика и все звукоуловители направлены наверх, к власти, так как от нее зависит неизмеримо большее, нежели от ближнего. А ближний — потенциальный конкурент за ресурсы или орудие власти против тебя, или же тот, против которого орудием власти будешь ты, но, главное, ни в коем случае не союзник в деле движения к общему благу. Это состояние российский режим поддерживает и культивирует. Здесь любая позиция, дающая хоть какую-то власть, есть соблазн превратить ее просто в орудие подавления, то есть стать в той или иной мере негодяем.
 
Сила одного использует слабость другого — неумение сопротивляться, неспособность к солидарности, но эта сила поддаётся слабости не устоять перед соблазнами и стать орудием против ближнего, предать себя самого в лице другого — такого же как ты. Сущность негодяйства состоит в предательстве человека в себе.
 
Авторитаризм застоя, старый режим, в котором мы сегодня живем, идет против жизни, поэтому работа на него есть негодяйство. Тут, конечно, много градаций. Можно рассуждать так, что лучше я буду сидеть на некотором властном месте, делать что-то плохое вполсилы, сдерживать зло, иногда поступая и по совести, чем другой придет и примется негодяйствовать с размахом. Так рассуждают многие, и часто в пользу негодяйства склоняет простое малодушие, — за зарплату, возможности карьерного движения или просто, чтобы не вредить отчетности ты готов, например, отправить за решетку невиновного человека. Но всякий негодяй знает, что он негодяй, знает, что делает то, чего не нужно делать, что предаёт человека в себе и знает, что в этом нельзя признаваться.
 
В темные и глухие времена, когда мертвые пытаются тащить с собой живых и вся эта игра в нежить сопровождается нарастанием опасности для жизни человечества как таковой, следует заботиться о себе, культивируя непричастность к негодяйству, выстраивая вокруг себя и как получится далеко миры нормальных человеческих отношений. Следует быть бдительным к соблазнам негодяйства, не нужно стесняться помогать другим в него не впасть. Но, при этом следует и беречь себя, понимая, что жизнь однажды потребует добросовестного к себе отношения, и ты будешь в этом полезен, не нужно рисковать собой без нужды. Мы знаем, с какими мертвяками мы имеем дело, иногда при встрече лучше перейти на другую сторону улицы. И вот, ведя такую непростую жизнь, можно, иногда пытаться думать, что ты счастлив.

💬 Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в СПб, научный руководитель Центра исследований модернизации

Почему Россия отстала?

Если мы хотим понять причину экономического отставания России, то надо изучать в первую очередь не её, а те страны, которые ушли вперед. До какого-то времени «отставали все»: не по сравнению друг с другом, а по сравнению с современным нам состоянием экономики, политики, общественной жизни, которые сейчас наблюдается и в нашей стране, и особенно в развитых странах Запада. Запад стал таким не с самого начала. В ходе модернизации успешные страны проходили долгий путь от состояния слаборазвитости через быстрое экономическое развитие к развитию политическому и социальному.

Для понимания того, что происходит в любой стране, нужно изучить ее длительный исторический путь, посмотреть, с чего страна начинала, какие вызовы со стороны соседей она испытывала на протяжении своего пути, как на эти вызовы отвечала и что происходило дальше, в результате этого ответа.

Фернан Бродель, французский историк из школы Анналов, который много писал об экономической истории Европы, обратил внимание, что в XI веке, после долгого периода стагнации, в разных европейских регионах постепенно начинается экономический подъем. Бурная европейская урбанизация происходит в XII-XIII веках, появляется много городов. Я связываю это с тем, что в Европе примерно к X веку исчезла проблема набегов на города, которые раньше, в «темные века», осуществлялись с трех сторон: викинги с севера и северо-запада, сарацины с юга и юго-запада, мадьяры с востока. Набеги кончались уничтожением целых городов и их населения, уводом людей в плен. Если сравним ситуацию в Центральной и Западной Европе с ситуацией в русских землях, то увидим, что проблема набегов стояла у нас гораздо дольше, фактически до XVII века. Монгольское нашествие — самое тяжелое время, которое началось в XIII веке, но и после его окончания постоянно были набеги на Русь из Крыма.

Со времен Карамзина и Костомарова монгольское нашествие интерпретируется странно: считается, что мы стали рабами, рабский менталитет проник в наше сознание на века, и теперь его никак не вытравить. Но нет никакого подтверждения тому, что рабский менталитет существует, и тем более, что он передается через поколения. Дело в другом: невозможно нормально развивать экономику, если постоянно происходят набеги, если чужаки сжигают твой город, уничтожают созданные богатства и уводят пленников. Северо-западные русские города, которые не подверглись нашествию, находились в гораздо лучшем положении и лучше развивались. Торговали в средние века в основном Новгород и Псков, это были самые экономически развитые наши города, торговавшие с немецкими городами Ганзы. Они не страдали от нашествия, и у них была возможность развиваться экономически.

Кроме незащищенности от набегов, на развитие России сильно влияла периферийность нашего положения относительно Европы. В первой главе моей книги приводятся факты, свидетельствующие, как набеги замедляли развитие экономики. В частности, я полемизирую с довольно распространенной концепцией Льва Гумилева, которая сводилась к тому, что от монгольского нашествия Русь только выигрывала. Современное состояние науки не сочетается с гумилевскими представлениями.▪️

Импортировала ли Россия в ходе монголо-татарского ига административные особенности и черты, впоследствии ставшие институтами авторитарной власти? Как набеги помешали сформироваться правам собственности? Смотрите об этом в полной версии выступления Дмитрия Травина на презентации его новой книги “Почему Россия отстала”, организованной Сахаровским центром 25 ноября 2021.

Также предлагаем вам посмотреть видео с презентации книги Владимира Гельмана, Дмитрия Травина и др. «Российский путь: идеи, интересы, институты, иллюзии».

💬 Аркадий Дубнов, политолог, эксперт по СНГ

Чем елбасы отличается от Ататюрка

Кровавая драма, развернувшаяся в Казахстане, ужасает. Количество ее жертв, по разным данным, уже превысило 150 человек. Впрочем, сразу скажем, что реляции официальных властей Казахстана относительно происходящего выглядят сумбурно, противоречиво и, скорее, затуманивают картину событий, чем ее проясняют. Так бывает во времена подобных тектонических сдвигов в жизни любой страны. А в Казахстане с его жесткой властной вертикалью, отсутствием традиций свободы слова, СМИ, свободы политической деятельности и ограничений публичной активности эти потрясения власть рассматривает, в первую очередь, с точки зрения сохранения своей устойчивости.

Власть в Казахстане все 30 лет его суверенного существования необычайно персонифицирована, ее принято звать Нурсултан Назарбаев. Можно и покороче — елбасы, отец нации. Хотя грамотные казахи сомневаются, что такое слово есть в казахском языке. Но вот взяли и придумали. Чтоб жило в народе в веках, как у турков, — Ататюрк, отец турок. Так и умер с этим именем, так и вошел с ним в историю.

Назарбаев спешил при жизни увидеть величие своего имени. Отдав президентский пост преемнику Касым-Жомарту Токаеву, позволив ему в первый же день дарованного президентства переименовать столицу из Астаны в Нур-Султан, не возражая, а то и провоцируя соотечественников на установку себе прижизненных памятников (некоторые из них уже начали сносить), сегодня он исчез из поля зрения города и мира. Можно ли себе представить, что такое бы случилось с Ататюрком?..

Волнения начались на западе страны 2 января: они были связаны с беспрецедентным 150-процентным повышением цен на сжиженный газ, являющийся основным автомобильным топливом для огромного региона. А бикфордов шнур был протянут по всему Казахстану. Власть растерялась и постоянно опаздывала, пытаясь реагировать на события. Можно предположить, что Токаев не обладал полномочиями для принятий решительных мер, его руки были скованы верными елбасы бюрократией и силовиками.

Когда события стали угрожающими, Токаев решил дезавуировать второй центр власти (на самом деле, первый) в лице Назарбаева, занимавшего пост президента Совбеза. Он также произвел перестановки в руководстве Комитета нацбезопасности: свой пост потерял первый зам.председателя КНБ, любимый племянник елбасы, 43-летний генерал Самат Абиш. Затем был отставлен и глава КНБ, влиятельный тяжеловес казахстанской политики, бывший премьер, бывший глава администрации Карим Масимов.

Судя по всему, это и стало триггером для перехода кризиса в брутальную фазу. В дело вступили теневые подразделения вооруженных боевиков, чья принадлежность мало для кого в Казахстане представлялась тайной: они готовились под началом имевшего неограниченные ресурсы и полномочия племянника елбасы.

Так социально-экономический протест снизу перешел в фазу верхушечного контрпереворота, призванного сохранить власть, влияние и собственность Семьи и обширного клана Назарбаева и отодвинуть от власти президента Токаева.

Такой разворот событий угрожал не столько возвращением на «трон» старого и не слишком дееспособного елбасы, сколько воцарением команды, не вполне лояльной России и ориентированной на мировые центры силы, идеологически чуждые Кремлю.

Срочный ввод миротворцев ОДКБ в Казахстан призван не столько удержать Токаева у власти, сколько упредить разворот важнейшего российского партнера в сторону от Москвы.

Однако события последних дней в столице Казахстана свидетельствует, что присутствие союзных войск то ли вынудило, то ли позволило Токаеву «переписывать историю» верхушечного контрпереворота. Арест экс-главы КНБ Масимова и демонстративное возвращение на свой пост племянника Назарбаева, генерала Абиша, говорит о том, что Масимов может оказаться «стрелочником», ответственным за разгул бандитствующих групп. А назарбаевской Семье позволено будет выйти чистыми из воды.

Священные символы суверенитета не должны быть преданы забвению.▪️

💬 Иван Преображенский, эксперт по странам Центральной и Восточной Европы, приглашенный комментатор DW, политолог

Политика Германии в отношении России непоследовательна

Германия — один из крупнейших торговых партнеров России. 55% её экспорта в Россию — продукция машиностроения, станков и технологий. Россия поставляет в Германию энергоносители, жемчуг и драгоценные металлы. Без помощи Германии Россия не смогла бы так быстро провести программу перевооружения. Германский бизнес — главный сторонник сохранения и укрепления отношений с Россией. Бизнесмены, боящиеся потерять долгосрочные инвестиции в России, постоянно лоббируют смягчение санкций.

Сергей Алексашенко и Сергей Гуриев на форуме “Свободная Россия”, обсуждая вопрос устойчивости российской экономики, сошлись на том, что она неэффективна, архаична, устойчива и управляется адекватным менеджментом. Замедлить ее еще сильнее можно, а вот “повалить” никаким способом, кроме лишения ее доходов от торговли энергоресурсами, нельзя. При этом любое экономическое давление вызовет в России, во-первых, сплочение пострадавших вокруг правящего режима, даже если они были в умеренной оппозиции Кремлю, и, во-вторых, давление на внутреннюю оппозицию, включая гражданскую. Владимир Путин понимает, что режимы в крупных государствах меняются только изнутри и никогда — снаружи.

В 2014 году Германия выбрала курс на сдерживание, и он был реактивный, а не проактивный. Никакой стратегической политики в отношении России у Германии не было. Она лишь реагировала на вызовы, которые создавала Россия. Германия поддерживала Украину, но устанавливала эмбарго на поставку ей летального вооружения, сдерживала Россию в энергетической сфере и участвовала в строительстве Северного потока 2. Пока не видно предпосылок к тому, чтобы правительство Олафа Шольца изменило эту стратегию. Жесткие действия со стороны новой главы МИДа — это опять реакция на вызов, который создала Москва.

Есть несколько вызовов, которые в будущем создадут сложности Германии и в меньшей степени — России. Первый — это зеленый поворот в экономике ЕС. Присутствие зеленых в германском правительстве дополнительно обостряет этот вопрос. Россия — поставщик традиционных энергоресурсов, а Германия пытается выйти из зависимости от них и вывести из неё значительную часть мира, то есть лишить Россию доходов.

Второй вызов — это конкуренция за человеческие ресурсы. Германия присутствует в качестве работодателя в Украине, Узбекистане, Беларуси, активно конкурирует с Россией на постсоветском пространстве. Россия борется за человеческие ресурсы своеобразными методами: помогая оккупации Донбасса, она создает марионеточные государства, что способствует эмиграции людей в Россию, где они становятся дешевой рабочей силой, или аннексирует Крым, получая 2 млн граждан.

Третий вызов — это дигитализация, которая заявлена в качестве одной из главных целей нового германского правительства. А Россия сейчас — главный игрок на рынке угроз в этой области, она ведет кибервойну и совершает хакерские атаки.

У Германии отсутствует четкий взгляд на отношения с Россией сейчас и в будущем. Желание Германии, чтобы Россия была демократической страной, с развитым гражданским обществом, не является стратегическим видением. Германии предстоит в ближайшие несколько лет пройти весь путь, который прошли страны, давно находящиеся в сложных отношениях с Россией, почувствовать болезненность агрессивных действий с ее стороны, и потерять значительную часть связей на уровне гражданского общества.▪️

Как Германия и другие демократические страны могут повлиять на процесс демократизации в России, смотрите в полной версии выступления Ивана Преображенского в дискуссии “Российско-немецкие отношения после Меркель”, организованной Сахаровским центром и Немецким Сахаровским обществом 15 декабря 2021.

💬 Ольга Романова, глава фонда «Русь сидящая»

Надо спокойненько

Глава Следственного комитета Александр Бастрыкин довольно давно и успешно занимается клоунадой. То в лупу пиксели рассмотрит, то обсудит с Мирей Матье духовность, то назначит Светлану Светличную воспитателем кадетов — незадолго до того, как её печальное состояние станет очевидно благодаря усилиям Первого канала и вопреки врачебно-психиатрической тайне.

Любой из этих закидонов стал бы поводом не только для мемов, но и для административного опасения, по крайней мере, за имидж следствия. Видимо, перевешивает кровавый раж главы СК, который увлёкся поисками оправданий фашизма и оскорблениями чувств верующих. Всё ж масштабные посадки за голые задницы и за просушку носков бомжами в не самых подходящих местах были бы тоже очень смешными, кабы не реальные сроки и сломанные судьбы.

Расследование хорошо всем известного саратовского дела о швабрах заканчивается такой же клоунадой. Поначалу возбудили 17 уголовных дел, кого-то уволили. А потом Путин на пресс-конференции сказал слово «спокойненько» — про пытки сказал. Дескать, везде пытают, а мы чем хуже. Надо спокойненько.

И вот на неделе Бастрыкин доложил, как он спокойненько расследовал саратовские пытки. И что в итоге.

Кто виноват?

Да понятно, кто. Сами заключённые.

К уголовной ответственности (пока не очень понятно, к какой именно, дело еще не в суде) привлечены шесть человек. Из них четверо — заключенные. И два служивых стрелочника. Потерпевшими признаны 13 человек, их личные данные стали известны. Теперь любой козёл может поиздеваться над ними, над их семьями, передать привет соседям или что там ещё придёт в голову любому козлу.

Это всё? Нет, не всё. Бастрыкин добавил, что «на причастность к этим преступлениям проверяются и иные осужденные». А с сотрудниками всё, больше не проверяются. Зато Бастрыкин установил, зачем они всё это делали. «Их целью было устрашение и вымогательство денежных средств», — пояснил глава СКР.

Да что вы говорите! Пытать бедолаг, чтобы они платили? Давайте с этим разберёмся подробнее.

У заключённых наличных денег нет, это запрещено УИК. Есть некоторые деньги на лицевых счетах, но их использование строго регламентировано. С этих счетов нельзя взять и перевести кому-то деньги. Оттуда делает свои вычеты ФСИН (да-да, заключенные платят за своё содержание в колониях), с этих счетов могут отчислять деньги потерпевшим, и можно оплатить покупку еды и сигарет в тюремном ларьке. Ни у какого заключенного, даже самого богатого, нет на этих счетах не то, что сотен тысяч, но и десятка тысяч рублей.

Деньги вымогают у родственников. Однако для такого вымогательства нужно два условия: чтобы были родственники и чтобы у них были деньги.

А такая роскошь есть далеко не у каждого.

Людей более или менее состоятельных, да еще и с родственниками, в тюрьме берегут. Не в смысле пальцем не трогают, нет — могут и тронуть. Их берегут как дойных коров. И доят. Если, конечно, могут: у таких людей обычно есть адвокаты, то есть, со швабрами особо не побалуешься. Да и не нужно это. Такую коровку — они так и называются коровками — доит начальство. Устанавливают неформальные связи, родственники как бы помогают зоне делать, например, ремонт в бараке, переводят деньги, хотя на самом деле на это есть бюджет.

С бедолаг попроще тоже можно что-то стрясти по мелочи. Кто-то разведёт на бабки наивную заочницу по переписке, кто-то в карты выиграет, кто-то удачно поработает в тюремном колл-центре — ну знаете, это про службу безопасности Сбербанка. Но это и правда по мелочи.

Зачем пытать швабрами под видеорегистратор? Только с одной целью — заставить сотрудничать. Но с кем? Да с операми. С коллегами Бастрыкина. Это была вербовка. Как говорят опытные следователи, самое главное в их работе — не выйти на самих себя.▪️