Вадим Степанцов forever Z
8.63K subscribers
2.79K photos
520 videos
4 files
1.78K links
Рифмы на сиюминутное и не очень
Download Telegram
У Найка Борзова, говорят, сегодня день рожденья. А это мой пост и скрин с его странички - пятилетней давности:

Русские панк- и просто рокеры думают, что если они, как Sex Pistols в 77-м, будут трендеть, что вот охуительно было бы завалить государство, - то этот бубнеж сделает их неэпически модными. Да не модные вы, ребята, вы стадные. Сид Вишиз был модный, эксклюзивный. Джонни Роттен - веселый дедок, знающий, как правильно стареть попавшему в буржуи клоуну. А вот наши седомудые протестуты, из своих особнячков жалующиеся на ужасы рижыма, - нелепые плюшевые бараны. Давайте, мычите, блейте в стаде, бейте копытцами, серьте под ноги. Серьте обильнее, пока корм есть. Может, и усрёте это ненавистное государство.
(Надеюсь, всё-таки скотники справятся.)

https://vk.com/wall12123559_32287
Большая радость для меня, как для читателя, так и для сотен других читателей и почитателей современной русской поэзии.
Книга поэта #ИгорьКараулов "Главные слова" удостоена премии "Гипертекст" в номинации "Выбор читателя".

Это достойнейший выбор, как написал сегодня другой большой русский поэт Андрей Полонский.
Трепетное чувство возникает оттого, что многие из стихов этого сборника мне и знакомы, и даже родные (поэты сразу выкладывают свежие стихи в сеть, Игорь Караулов делает это всегда). Что-то знаешь наизусть, что-то разобрано уже на цитаты. Многие тексты пережиты. Я не могу иначе относиться к литературе вообше, и к поэзии в частности..
Радость переполняет потому ещё, что читатель долгие годы был "выставлен за скобки", не имел своего голоса.
На вечера поэзии до СВО приходило слушателей едва ли больше, чем самих выступающих (я застала такие вечера)).
А сейчас полные залы.. Читатель чуткий, внимательный, умный.

Сил и вдохновения большому русскому поэту Игорю Караулову!
Браво, мастер!
Я любил поджигать кадиллаки,
Хоть и был я не очень богат,
Но буржуи, такие собаки,
Норовили всучить суррогат.

"Подожги, - говорили, - Вадюша,
Хоть вот этот поганенький джип." -
"Нет, давай кадиллак, дорогуша,
Если ты не петух, а мужик".

И обиделись вдруг богатеи,
Что какой-то пьянчуга-поэт
Вытворяет такие затеи,
А они, получается, нет.

Да, ни в чём не терпел я отказа,
Власть я шибко большую имел,
Ведь чесались сильней, чем от сглаза,
От моих пиитических стрел.

Знали, твари, что если вафлёром
И чмарём обзовёт их поэт,
То покроет навеки позором
И заставит смеяться весь свет.

И боялись меня хуже смерти
Все министры, менты и воры,
А потом сговорились ведь, черти,
И отрыли свои топоры.

Дали денег, приказ подмахнули
И услали меня в Парагвай.
Стал я там атташе по культуре,
А работа - лишь пей-наливай.

Познакомился с девкой хорошей.
Хуанитою звали её,
Часто хвост ей и гриву ерошил,
Загоняя под кожу дубьё.

Но ревнива была, асмодейка,
И колдунья была, вот те крест,
И при мне угрожала всем девкам,
Что парша у них сиськи отъест.

Целый год остальные мучачи
За версту обходили меня.
И тогда Хуаниту на даче
Утопил я. Такая фигня.

Вот иду я однажды по сельве
С негритянкой смазливой одной,
Запустил пятерню ей в кудель я
И притиснул к платану спиной.

Ну-ка думаю, чёрная стерлядь,
Щас ты мне соловьем запоёшь.
Вдруг откуда-то из-за деревьев
Просвистел ржавый кухонный нож

И вонзился девчоночке в горло -
Кровь мне брызнула прямо в лицо,
И нечистая сила попёрла
Из густых парагвайских лесов.

Мчатся три одноногих гаучо
На скелетах своих лошадей,
Ведьмы, зомби и Пако Пердуччо,
Выгрызающий мозг у людей,

И под ручку с бароном Субботой,
Жгучий уголь в глазах затая,
Вся в пиявках и тине болотной,
Хуанита шагает моя...

В общем, съели меня, растерзали,
Не нашлось ни костей, ни волос,
Лишь от ветра с платана упали
Мой ремень и обгрызенный нос.

В Парагвае меня схоронили,
Там, в провинции Крем-де-кокос.
В одинокой и скорбной могиле
Мой курносый покоится нос.

В полнолуние он вылезает,
Обоняя цветы и плоды,
И к девчонкам в постель заползает,
Чтоб засунуть себя кой-куды.

(Где-то середина 90-х)
Я, проклиная вчерашнюю пьянку,
Тихо и скромно в пакетик блюю,
Рядом узбек в телефон обезьянку
Зырит, наверное, внучку свою.

Зал ожидания, утро, вокзалы,
И обезьянки заливистый смех.
Мама узбеку когда-то сказала:
Жизнь без детишек и внуков, мол, грех.

Жизнь без детишек - пустыня и горе,
Всюду узбеки с дитями, смотри.
И среди этого черного моря
Белый несвежий мужчина чайлдфри -

Хата-хрущевка и нету работы,
Да и работать охоты нема,
Разве на рынок? Но там азерботы,
Душит кругом черномазая тьма.

Было б годочков и сала поменьше,
Можно б контрактником на СВО,
Впрочем, как там без вина и без женщин?
Пуля вдруг - бац, а потом ничего.

Можно б и старенький велик наладить,
Яндекс-курьером педали крутить,
Но все равно будут черные гадить,
Буллить, харасить и попросту бить.

Вот и осталось гулять где попало,
Где не прогонят и пойла нальют.
Жмется к обочинам белое сало,
Плачет, блюет по московским вокзалам:
Сталин, верни наше право на труд!
С фестиваля на фестиваль. На этот раз в пучину быдлопанка. Красная плесень, Хитобои, Сектор Газа (что бы это ни значило). Из приличных людей только БахКомпот и Тайм-аут.
Касабланка, на пересадке. С группой товарищей ждём борта на Сан-Паулу.