СКОМОРОХ ОХЛОБЫСТЬ-ОХЛОМОНОВИЧ, МИХАИЛ-БАТЫР И ДЕЛО ПРАВОЕ
(одна из частей неумирающей сюиты про М.Прохорова)

Как на зависть всем врагам да гонителям процветало на Руси дело правое,
Из рук в руки все переходящее, но живое, озорное, неуемное.
Дело правое, оно, брат, не левое, ох, не левое оно, не центральное,
Это как в той песне об осени, это осень, осень просто, понимаешь ли.
Так и тут, хоть объяснять как бы и нечего, а иным дуракам непонятица -
Кто правей в деле правом: Владимир-царь, Михаил-батыр да сын Прохоров,
Все его лизоблюды да приспешники, или кто иной, позаковыристей?

Жил да был вблизи Москвы, в сельце Тушино, хитрован Охлобысть-Охломонович,
Он к поповскому был делу приученный, что детей крестить, что кутью месить,
Но видали его и средь жидовинов, отсекал он де младенцам шкурку крайнюю,
Кровь жидятам орущим заговаривая и менорой пред раввином помахивая.
Сочетал он кротость голубиную с изворотливостью лисьей и хитростью,
Чтоб кормить своих малых детушек он еще и скоморохом подрабатывал,
Потешал он в развлекательных ящиках слобожан и дочек купеческих
Немудреными байками про лекарей, что пердолили сестер милосердия.

Слух ходил, что до баек про лекарей тот Ивашка Охлобысть-Охломонович
Послан был к эмиру бухарскому по заданью патриарха московского,
Обратить эмира в веру христианскую и вернуть его под руку царя-батюшки,
Да не больно-то радел он о задании, уминаючи сласти восточные.
И хоть паству окормлял он умеючи, о своем промышляя кормлении,
Но не смог вдолбить эмиру Ваня истину о троичности Бога Единого,
Добродетели привить христианские, объяснить, зачем молиться Богоматери -
Рассердился владыка неправедный и все церкви там предал поруганию.

Воротившись бесславно в Московию, рясу снял Охлобысть-Охломонович,
И, бухнув с режиссером Бонч-Бруевичем, роль пердольщика-лекаря вымолил,
Так пердолил и шуточки пошучивал, что любимцем стал всенароднейшим,
С Гошей Куцым зеркала бил трактирные, ну а Гоша свел его с Прохоровым.
"Хватит дуру валять, Охломонович, - объявил Михайла сын Прохоров,
Мухоморы вдыхая толченые, оделяя зельем безобразников. -
Попросил меня царь наш набольший поднять на смех смуту боярскую,
Кандидатом пойдешь ли на царствие, чтоб отвлечь народец посмешливее?
Я серьезных отвлеку, ты - охальников, а царем кого надобно выберут.
А когда я в улусы полярные вновь вернусь богатеть и боярствовать,
Примешь ты из моих рук дело правое, чтобы все от смеха обоссалися,
Даже те, кому смеяться не положено - царь Владимир с царевичем Дмитрием". -
"Ничего, что я звания духовного, а допрежь того воришкой был тушинским,
Что, не выполнив волю патриаршую, сан сложил, вернувшись в скоморошество?" -

"Не боись, Ванюша свет Охломонович, так накроют нас переменушки,
Что померкнет твоя слава охальная и не вспомнит, кем ты был, юность резвая.
Будет молодь борзая боярская рисовать наших царей вурдалаками,
Всех попов заплюют за стяжательство, патриарха - за царские милости,
Будут в храмах девки непотребные голосить и плясать в цветных куколях,
И кресты православные спиливать, как сто лет назад хазары краснопузые". -
"Коли так, - ответил Охломонович, - коль все видишь ты скрозь дымы шаманские,
Не страшны мне бразды дела правого, послужу-ка ино я Расеюшке!
Был я левый поп и левый актеришка, лекаришка-острячок, постриги-стручок,
А возьмусь за правый борт нашей лодочки, так качну, что мало не покажется!"

По многочисленным просьбам выкладываю еще одну былину о болотных гульбищах. Как говаривал Александр Сергеевич, «… клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал». Ну, вот в 10-е дал такую.

СКАЗ О МАКФФОЛ-НОЙОНЕ, ПУТЯТЕ И БОЯРСКОМ ГУЛЬБИЩЕ

На Новинском на холме над Москва-рекой,
во палатах во шатрах семиярусных,
во становище лихом посла ордынского,
собирался пир в честь посланника,
то ль смотрящего, то ль нового наместника,
по прозванию Макфол – “сын падения”.
А послал того наместника Обама-хан,
черный ликом и душой царь Ордерики.
Достославен, говорят, еси Макфол-нойон,
семь правителей Востока и Запада
скинул с трона Макфол своей хитростью.
Для пригляда посол прислан хозяйского
за московским князем Путятою:
не таит ли Путята злого умысла
против набольшей державы Ордерики,
дани платит Ордерике не мало ли,
войско ль нынче у Путяты не усилилось? –
ибо много уже своеволия
проявляет безродный Путята-князь.

Тот Путята был простым опричником
у боярина Баруха в подчинении,
царь Бориска трон хотел Баруху отдать,
да народ тому бы воспротивился,
ибо нехристь был и даже не татарин он,
хоть дружил с патриархами и муфтиями.
И решил Барух Буратинович,
что Путята послужит ему правдою
и поможет кровь сосать из Расеюшки,
отдавая Орде ясак и промыслы.
Ой ошибся ты, Барух Буратинович!
Нет предела вероломству опричному,
пред опричником любой сын Израилев
как хомяк перед лисицей матерою.
Правит ныне Путята Московией
да дружину и крепости усиливает,
замирил он непокорных горных суфиев,
от Орды малой данью откупается.

Далеко глядит тот Макфол-нойон,
примечает, что в Московии делается,
а творится там смута непонятная,
скука гложет бояр и посадский люд.
Пока правил ими Бориска-царь –
всё терпели, все юшкой утиралися,
нет жратвы – зато море водки импортной,
вместо стражников – лихие разбойнички,
а купцы, мастеровые и пирожники
откупаются от них по понятиям,
а коль нет – жуют подковы раскаленные,
а еще горным суфиям кланяются.
А теперь, при Путяте Володимирыче,
как-то тускло стало жить с непривычки-то,
ту же мзду платить дьякам да опричникам
и не бегать по Москве от горных суфиев.
На подмостках будок развлекательных
не видать теперь кликуш да юродивых,
что велели бояться горных суфиев
и любить пауков буратинычей.
Всё какие-то дьяки мордатые,
про проблемы бюджета блеющие,
да тупые телки сисястые,
шуткам жопошным усердно смеющиеся.

И придумали посадские с боярскими
на болоте устраивать гульбища,
чтобы жизнь болотом не казалася,
костерить Путяту да опричников:
отчего же вы, сатрапы душегубычи
отодвинули барухов буратинычей?
Сами всё сосете да не лопнете –
возвращайте назад боярску вольницу!
И посадские вон с нами, им все равно,
кто сосет их трудовую кровушку,
лишь бы им дозволяли хоть раз в году
под Кремлем побиться с горными суфиями.
Возвратите нам сидельцев и изгнанников,
возвратите их кликуш и юродивых,
чтобы снова в будках развлекательных
голосила свобода буратинная.

(Продолжение следует.)

(Продолжение.)

Видел-слышал все это Макфол-нойон,
доносили ему нукеры верные
про гетер и светских львиц Торчак и Рыльскую,
превратившихся в фурий революции,
про Воробышкову, женку посадскую,
что любила наблюдать как собаченьки
сладко ссут под чахлыми березками,
и про Борьку Шведова, картежника.
Этот Борька был любимцем Бориса-царя,
развлекал его картишками и байками,
как-то выиграл в очко он губернаторство,
да едва не просрал всю губернию.
Знал про Гришку Явора он и дружков его,
что назвали неудачно свою партию
в честь плода от змея-искусителя
и шкатулок заморских затейливых.
Всё про всех недовольных знал Макфол-нойон,
и позвал их в свой шатер отобедати,
про Путяту потрещать и опричнину,
про свободушку нашу забубенную.

- Исполать вам, борцы за свободушку!
Нам, ордынцам, нужна Россия вольная,
чтобы каждый вор с ее поляны хапал бы,
а все честные слонялись по митингам,
чтоб посадский люд и суфии горные
на кулачный бой к Кремлю бы сходилися,
чтоб вернулся Барух Буратинович,
чтобы было все как при дедушке!
- Ай заступа ты наша, Макфол-нойон, -
завопили в голос приглашенные, -
слаще слов мы в жизни не слыхивали,
помоги свалить власть неправедную!
- Кто ж еще вам, дуракам, и поможет-то, -
усмехнулся в усища Макфол-нойон. –
Выводите люд русский на площади,
посылайте гонцов в горы к муфтиям,
пусть горит вокруг Путяты кольцо огненное,
да и вы погреетесь маленечко!
Спалим с вами мы дотла ворье опричное
и вернем на пепелище прежних жуликов.

(2012)

Читайте Степанцова, россияне. По этим стихам потомкам предстоит изучать историю России XXI века.

Всё началось 11 лет назад в Одессе. Кастрюлеголовые уже отскакали на майдане с гилякой, уже полегла Небесная сотня и вернулся Крым, но ликование революционеров достоинства по поводу жареных колорадов навсегда изменило когнитивный ландшафт. И, наверное, меня. Пепел унтерменшей стучит в мое сердце. Я не верю в единственную правду. Но моя — с людьми, которые победили юберменшей. Надеюсь, можем повторить.