Есть сериалы, которые не нравятся. Есть те, которые нравятся, их существенно меньше. А есть сериалы, в которые, натурально, влюбляешься. Их у меня совсем мало – «Звёздный крейсер Галактика», «Игра престолов», а в 2015 г. появился третий и в общем-то самый главный – «Лучше звоните Солу». Что любопытно, так это то, что мне не особенно понравился сериал «Во все тяжкие» (чьим сиквелом, приквелом и спиноффом одновременно и является «Сол»). Мне не был симпатичен главный герой, его семейка и сообщники, женские персонажи вообще, по-моему, писались женоненавистниками. А вот всяческие бандиты и полубандиты как раз вызывали большой интерес. Плюс к этому, конечно, сама картинка: Альбукерке, штат Нью-Мексико, одноэтажная Америка, вечное лето, уходящее вдаль голубое небо, кактусы – всё это снималось с огромной любовью и вниманием к деталям. Сериал, вроде, даже получил какой-то престижный приз за операторскую работу.

Очевидно, не одному мне в «Во все тяжкие» понравились именно второстепенные персонажи, в том числе criminal lawyer Сол Гудман, а также представители картеля. Собственно, если в изначальном сериале главные герои не вызывали никаких симпатий, я за них не болел, то в «Соле» другая проблема – ты болеешь практически за всех одновременно, а Ким Векслер – это прямая противоположности жены Уолтера Уайта, как там её звали. (Кстати, под конец «Игры престолов» я тоже болел практически за всех, включая Короля Ночи.) И да, конечно, те же пейзажи Альбукерке.

Сага о Соле Гудмане закончилась не так, как я предполагал. Но признаю, что финал получился сильным – не таким постмодернистским, как в «Звёздном крейсере Галактика», и точно не таким пустоватым, как в «Игре престолов». Не нарушайте, граждане!

Попытка вести политику под лозунгом «если американцам можно, то почему нам нельзя?» плоха примерно всем, но прежде всего – каким-то избирательным применением наиболее плохих практик. Тех практик, которые американцы уже переосмыслили и назвали неудачными. Некоторые – многие десятилетия назад, другие – относительно недавно. Но до советских бэби-бумеров эта информация ещё, видимо, не дошла. Отсюда и игры в маккартизм, и – сами понимаете. Кстати, идея о том, что в случае победы коммунистов во Вьетнаме случится эффект домино по всей Азии, которая станет красной, тоже не оправдалась. Если вдруг кто не заметил.

Обратный карго-культ – это, как известно, наше всё. Кроме того, наше всё – это Егор Летов. В этом я убедился вчера, слушая концерт «Гражданской обороны». Казалось бы, что нового я уловлю в тех песнях, которые слушаны-переслушаны уже бессчётное количество раз? Ан-нет, всякий раз проявляются какие-то новые смыслы. К примеру, в знаменитой композиции «Всё идёт по плану», я, натурально, расслышал гимн обратного карго-культа. Просто вчитайтесь в эти строчки:

Я купил журнал «Корея» – там тоже хорошо,
Там товарищ Ким Ир Сен, там то же, что у нас;
Я уверен, что у них то же самое
И всё идёт по плану.

Критически отношусь к национальной мифологии о братских народах и/или едином народе. Вместе с тем те упорность, склонность к повышению ставок и нежелание идти на уступки, что демонстрируют стороны конфликта, могли бы и поколебать мой скепсис. (Но нет. )

Краткая эпопея ГКЧП - один из лучших, пожалуй, примеров unintended consequences. Действия Комитета, исходившего из желания предотвратить распад СССР, внезапно привели к обратному - к форсированию центробежных тенденций. Сторонники теории заговора не понимают этой центровой концепции англосакса Адама Смита. И кстати, дилемма безопасности - она ведь о том же.

Трудно, конечно, придумать какую-то более унылую историю to rally around, чем всемирная борьба за многополярность. Но они сумели! Международный антифашистский конгресс.

Трагедии последних шести месяцев, личные и общие, переживаются по-разному. Кто-то утверждается в своём взгляде на мир, кто-то переосмысливает, а кто-то ощущает внутреннюю пустоту, которую не получается ничем наполнить. В любом случае важно понять, чем настоящая жизнь отличается от фантомной. Настоящая жизнь – это улыбка, радость или печаль, голос, эмоции и чувства, другие люди, понимание и спор, дыхание и летний ветер, запах гари на юге Москвы, музыка и сериал «Лучше звоните Солу». Фантомная жизнь – это идеология, историческая справедливость, битва за многополярность, крах гегемонии доллара, геополитика и возвращение традиционных ценностей. Фантомы интересны в качестве объектов для исследования – как всякие жучки-паучки или поверхность Марса. За фантомами не нужно следовать. Фантомы, которые заслоняют собой настоящую жизнь, опасны. Фантомы чреваты трагедиями, личными и общими. Живите настоящей жизнью.

В рамках коллективной психотерапии, которую проводила Екатерина Шульман со впавшими в уныние по известной причине согражданами, политолог говорила о кейсе Стефана Цвейга. Будучи в депрессии и считая, что победа зла неизбежна, Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством 22 февраля 1942 г. Хоть дело было в солнечном Рио-де-Жанейро, это не изменило пессимистический настрой бежавшей из Германии и Европы пары. А вот помешкали бы они годик, говорит Шульман, там бы уже и узнали о Сталинграде, о высадке Союзников на Сицилии, ну и далее по списку.

Я бы продолжил психотерапевтическую линию Шульман с более зловещей стороны. 1 мая 1945 г., сидя в окружённом бункере, министр пропаганды и преемник Гитлера Йозеф Геббельс и его жена Магда решили, что единственным верным решением в сложившейся ситуации будет убить пятерых своих малолетних детей и затем покончить с собой. Что и было исполнено. Последняя опубликованная статья Геббельса вышла 22 апреля в газете Das Reich и называлась «Сопротивление любой ценой». Существует, однако, апокриф, что перед самым самоубийством Геббельс надиктовал заключительную статью «Наш конец будет концом Вселенной», текст которой был утерян или уничтожен курьером во избежание.

Мораль сей басни такова: не будьте как Цвейг и как Геббельс – когда и так всё плохо, не драматизируйте дополнительно.

Вот смотрите. В медиа проходит мнение некоей дамы, представляемой как политолог, что за гибелью Дарьи Дугиной «безусловно стоят англосаксы». Это суждение, безусловно, не имеет никакого отношения к политологии, да и к какой-либо науке вообще. Политология, напомню, – это наука о политике, а не paranoia. Гуглю представляемую как политолог даму и вижу образование. Итак, Абрамцевское художественно-промышленное училище им. Васнецова, отделение резьбы по дереву. Позже – Литературный институт им. Горького, отделение прозы. Честность – лучшая политика, а точность – вежливость королей. Так и пишите: «По мнению резчика по дереву и прозаика, за гибелью Дугиной стоят англосаксы». Шлю журналистам дружескую открытку-напоминание.

Уже говорил, что политические убеждения у меня простые: кандидат политических наук. Действительно, я эти убеждения трактую несколько шире, чем фундамент в виде защищённой кандидатской диссертации и полученного по итогам защиты документа. Считаю, что в понятие кандидата наук входит (или, по крайней мере, должна входить) ещё и общая просвещенческая и гуманистическая направленность. Кто-то возразит, что существуют не только кандидаты, но даже целые доктора наук (далеко ходить не надо), чья направленность, натурально, контрпросвещенческая и даже антигуманистическая. Что же, всякое аберрации случаются. Человек вообще слаб. Разве это должно нас останавливать?

А что с Россией? Есть ли у меня, исходя из моих политических убеждений, какой-то образ желаемого будущего для страны? Да, собственно, ничего необычного. Желаемый образ будущего – это чтобы русские жили хорошо. А если конкретнее, то чтобы повышалось качество жизни. В этом словосочетании нет никакой мистики и вредных фантомов вроде геополитики. Нет, качество жизни связано с показателями здравоохранения, образования, демографии, экономических условий, экологической обстановки, условий жизни, занятости и реализации гражданами конституционных прав. Это очень просто. Соответственно, всё, что способствует повышению качества жизни в России, я приветствую. Всё, что снижает, отвергаю. Этой простой в общем-то меркой всё и измеряю, включая события истекшего полугодия.

Осенью, прекрасной мирной осенью 2016 г. был в Минске на конференции, посвящённой исторической памяти, защите правильной трактовки Второй мировой войны и пр. Организаторы были приличные люди, не любившие эхо-камер. Поэтому, видимо, и пригласили меня, зная мою скептическую позицию по 1) потенциалу этой темы в качестве инструмента мягкой силы России и 2) технической возможности – и необходимости – принудить иностранные государства к принятию правильной трактовки Второй мировой войны, особенно если они сами сознательно работают над утверждением неправильной. С этими посылами я и выступил на конференции.

Во время моего выступления джентльмен средних лет из РИСИ, сидевший в зале на первом ряду и чья речь должна была следовать как раз за моей, не мог сдержать чувств. Вскакивал, что-то бормотал, всячески демонстрируя своё несогласие с тем, что я говорю. Не всех джентльменов средних лет из РИСИ в детстве учили вести себя прилично на конференциях. Ну да ладно, я сейчас не о культуре дискуссии в Восточной Европе. Я о другом.

Когда джентльмен средних лет из РИСИ всё-таки добрался до подиума, то зашёл с козырей, разбив мою слабенькую аргументацию относительно невозможности принудить иностранные государства к принятию современной российской трактовки истории Второй мировой. Он рассказал залу о своём ноу-хау, так сказать, своей борьбе за историческую справедливость. Это, говорит, делается очень просто и каждый человек может принять посильное участие, став сеятелем разумного-доброго-вечного. Есть, говорит аналитик из РИСИ, такие сайты – Твиттер.ком и Фейсбук.ком (именно так, с «комом»). На них, говорит, все ведущие западные издания, которые пишут о нас недоброе и вообще искажают, размещают ссылки на свои публикации. И там, говорит, есть возможность публично комментировать – спорить и даже оставлять ссылки на правильные источники информации, дающие объективную картину. А можно даже писать комментарии от разных имён.

Так джентльмен средних лет из РИСИ открыл прекрасной мирной осенью 2016 г. соцсети, флуд и фейк-аккаунты. А вы говорите…

Суждения «вода долго остывает» и «вода долго не остывает» означают одно и то же. Раздумывая над этим обстоятельством (не водой, а фактом полного тождества суждения с «не» и суждения без оного), можно впасть в глубокий транс. Возможно, даже случится просветление. Главное – чтобы поблизости от вас в это время не было воинствующих трансфобов.

Казалось бы, при чём здесь геополитика? Несмотря на то, что геополитика является псевдонаукой, она плотно сидит в политическом дискурсе. В своей «Морфологии российской геополитики» покойный Вадим Цымбурский первую главу «Геополитика как мировидение и род занятий» посвящает как раз исследованию того, как это самое слово используют в России. И что любопытно, он убедительно доказывает, что в отечественном дискурсе суждения «это геополитика» и «это не геополитика» тоже могут означать одну и ту же реальность. Хотя, в отличие от (не) остывающей воды, такое происходит не всегда. Некоторые, говоря о том, что некое внешнеполитическое решение государства является «продиктованным геополитикой», имеют в виду, что решение это не «просто» политическое и не зависит от каких-то идеологических особенностей режима, но базируется на гораздо более серьёзных, фундаментальных основаниях. С другой стороны, говоря, что некое решение «не геополитика», иные могут иметь в виду, что решение принято, исходя из трезвой, технократической оценки текущей ситуации, а не ориентируясь на какие-то завиральные теории.

Контент в контексте.

Некоторые до сих пор спорят по поводу на/в Украины и Беларуси/Белоруссии. Но это же прошлый век, мои дорогие чувствительные к криптоколониальному дискурсу персоны! Нужны новые формы. Мне вот недавно сторонники теории заговора рассказали, что существует величайшая разница, как говорить: Средняя Азия или Центральная Азия. Я, правда, забыл, как нужно говорить правильно, согласно конспирологам, чтобы не стать невольным соучастником подрывных планов англосаксов. Но всё равно нельзя терять бдительность!

В контексте совершенно никем и ничем не спровоцированного энергетического кризиса на Западе самое время, пожалуй, записываться в свидетели заката Европы. Но вот беда: я хоть и ленив, но всё же любопытен. В частности, знаю, что подъём Запада в мировом масштабе начался до всяческих углеводородов и бесовского электричества. Более того, я читал, помимо всего прочего, книгу «Цивилизация: Запад и остальные» Нила нашего Фергюсона. Там автор описывает – вполне в духе времени – шесть убийственных приложений (killer apps), которые, с его точки зрения, действуя одновременно и подкрепляя друг-друга, стали основой процветания этого региона мира. А приложения эти довольно простые:

1) соревновательность, в т.ч. соревновательность идей и политических программ, внутри стран и между странами;
2) наука, расцвет которой связан с победой идей Просвещения над традиционным обскурантизмом;
3) право частной собственности, мотивирующее развивать собственные производства без опасения экспроприации со стороны вышестоящих;
4) медицина, делающая жизнь каждого отдельного человека длиннее, продуктивнее и – в конечном счёте – счастливее;
5) общество потребления, напрасно проклинаемое критическими теоретиками (и практиками), в действительности рождает предложение и поддерживает конкуренцию производителей;
6) трудовая этика, предполагающая ценность – моральную и материальную – всякой законной работы.

Так что не газом единым, не газом…

В нормативной реальности проблемы должны возникать у клиентов "Диссернета", а не наоборот.

Что общего между Леонидом Гозманом и Джоном Миршаймером? Они оба публично отождествляют государства друг с другом. Но есть нюанс, который, исходя из современных российских реалий, как раз играет – внезапно – в пользу Гозмана, а не Миршаймера. И это при том, что последний весьма популярен в российских внешнеполитических кругах: в 2019 г. он даже стал лауреатом премии клуба «Валдай» за значительный вклад в понимание и объяснение изменений и тенденций, происходящих в мировой политике.

Олег Кашин обращает внимание вот на какое обстоятельство. Довольно субстантивное – во всяком случае, в нормативной реальности. Из того, что вам запрещено публично отождествлять государство А с государством В, вовсе не следует, что, сравнивая их, вам нельзя публично озвучивать вывод, что одно из государств лучше (или хуже) другого. И вот ведь загогулина. Если вы публично говорите, что А и В – это один чёрт, то нарушаете запрет, вам грозит штраф или административный арест. Но если вы говорите, как Гозман, что нет, А существенно хуже (или лучше) В, – это уже, строго говоря, вовсе не нарушение. Вы ведь не отождествляете, но, напротив, разграничиваете. Очевидно, подобное не должно быть нарушением в нормативной реальности – ни по букве, ни по духу.

При чём здесь Джон Миршаймер? Да при том же, при чём и вообще вся школа структурного реализма в международных отношениях. Эта школа, если вкратце, рассматривает все государства мира как по сути одинаковые – такие чёрные ящики или, правильнее сказать, бильярдные шары. Все государства хотят более-менее одного и того же – внутреннего процветания и внешней безопасности, причём не имеет вообще никакого значения, какая у них политическая система. Государства опасаются своих соседей, что зачастую приводит к попаданию в ловушку безопасности и к войнам, включая те, которые сами государства-инициаторы объявляют превентивными. Иными словами, в центре политической мысли Джона Миршаймера – публичное отождествление любого одного государства с любым другим. Даже, страшно сказать, государства А с государством В. Его, кстати, за это в контексте украинского кризиса сильно так критикуют. А он продолжает улыбаться и махать. И молодец.

Если мерить историю величайшими геополитическими катастрофами распада, то принципиальным событием ХХ в. был, конечно же, распад континентальных европейских империй по итогам Великой войны. Вторую мировую, кстати, современники поначалу воспринимали не как самостоятельное явление, но как серию локальных войн-продолжений. Не только лишь все могли заглянуть в завтрашний день. Unintended consequences никто не отменял.

Что же касается распада СССР, то его реформаторы не могли предусмотреть всех последствий своих шагов. Тем более не могли их предусмотреть наиболее радикальные сторонники сохранения Союза в лице, извините за выражение, ГКЧП+. Если же пытаться найти какого-то одного человека, на котором «висит» демонтаж СССР (хотя это и нелепо), то здесь мы должны говорить о Борисе Ельцине. Михаил Горбачёв, напомню, работал президентом СССР, а упразднение данной структуры лишало его работы. Ельцин оказался сильнее Горбачёва. Да и плюс был миллион непросчитываемых факторов, которые в итоге сложились так, как сложились.

А отношение к Михаилу Сергеевичу у меня предельно простое. Спасибо деду за попытку.

Не успел я поиронизировать по поводу Центрально-Средней Азии, как тут на днях ведущий Максим Курников на эфире поправил Екатерину Шульман, которая по старинке использовала криптоколониальный дискурс в отношении этого региона. Несколько ранее бдительный Курников уже поправлял Шульман – тогда, правда, за термин "инфоцыгане". Хорошо, когда есть те, кто следит за правильностью нашей речи. Без них мы скатимся неизвестно куда. А вы ещё жалуетесь, что вам государство запрещает называть что-то чем-то и что-то к чему-то приравнивать. Запрещают все!

Русофобия и украинофобия – очевидно разные категории. Русофобия, как правило, предполагает существование отдельного от других русского народа, который, правда, какой-то не такой, какой-то неполноценный в своей государственности, культуре или даже в своём расовом составе. "Что ни делает русак, всё от делает не так" – такова в общем виде генеральная линия русофобии. (Кстати, некоторые варианты идеи "особого пути" тоже считаю в значительной мере русофобскими.)

Украинофобия, в свою очередь, основывается именно на идее отсутствия украинцев как самостоятельно существующего народа и даже на отсутствии у украинцев государственности. Впрочем, государственность может и присутствовать (трудно отрицать очевидное), но она какая-то хреновая (здесь схожесть с русофобией), а уж украинцев-то как отдельно стоящей нации точно нет.

Учитывая принципиальное различие русского и украинского национализмов, вполне понятен отказ, скажем, русских националистов признавать украинофобию как реально существующий феномен (в отличие от русофобии). Верно и обратное утверждение. Так и живём.

Несколько смущает, когда критики-охранители, говоря о «цветных революциях», используют приставки вроде псевдо-, квази- и пр. То есть подразумевается, что если бы это были «настоящие» революции вроде большевистской, тогда всё было бы очень даже неплохо и политически корректно. Но в «оранжевом» виде – тьфу, безобразие сплошное! А ведь боремся, граждане, с раскачиванием лодки и с прочим культурным марксизмом. Но враг – он же вот здесь, натурально, прямо у нас под носом охранительно критикует «неправильные» революции, в душе мечтая о новом Октябре.