«Непокорного генерала Преснякова фашисты решили под благовидным предлогом убрать из Кальварии (лагерь для военнопленных - прим. автора).
Его вызвал к себе начальник лагеря. Мы не находили себе места от нетерпения и беспокойства. Зачем его вызвали? Ясно, что не к добру!
От начальника Пресняков вышел с задумчивой усмешкой, затаившейся где-то в уголке губ. На наши вопросительные взгляды он после паузы ответил:
— Еще одна красивая фашистская сказка… Меня отправляют самолетом в Берлин.
Видите ли, немцы хотят сохранить свои подвиги в веках…
Военачальники всех наций, и я в их числе, будут писать историю Второй мировой войны… Очень красиво и культурно. Не правда ли?
Ни Пресняков, ни мы не верили этой выдумке, и когда Иван Андреевич усаживался в легковую машину, которая должна была доставить его на аэродром, у меня и у всех знавших Преснякова (а знал и любил его весь лагерь) тоскливо сжималось сердце.
Предчувствие не обмануло нас».
Конечно же, ни в какой Берлин Пресняков не полетел. Его перевели в Нюрнбергскую тюрьму, где 5 января 1943 года расстреляли...
источник: МуZей Победы
Его вызвал к себе начальник лагеря. Мы не находили себе места от нетерпения и беспокойства. Зачем его вызвали? Ясно, что не к добру!
От начальника Пресняков вышел с задумчивой усмешкой, затаившейся где-то в уголке губ. На наши вопросительные взгляды он после паузы ответил:
— Еще одна красивая фашистская сказка… Меня отправляют самолетом в Берлин.
Видите ли, немцы хотят сохранить свои подвиги в веках…
Военачальники всех наций, и я в их числе, будут писать историю Второй мировой войны… Очень красиво и культурно. Не правда ли?
Ни Пресняков, ни мы не верили этой выдумке, и когда Иван Андреевич усаживался в легковую машину, которая должна была доставить его на аэродром, у меня и у всех знавших Преснякова (а знал и любил его весь лагерь) тоскливо сжималось сердце.
Предчувствие не обмануло нас».
Конечно же, ни в какой Берлин Пресняков не полетел. Его перевели в Нюрнбергскую тюрьму, где 5 января 1943 года расстреляли...
источник: МуZей Победы
КРАСНЫЙ ШАРФ
Война пахла жжёной резиной и страхом.
Семилетний Витя заполз под обвалившуюся печную трубу, прижимая к груди деревянного зайца — последний подарок отца, ушедшего на фронт.
Где-то рядом грохотало так, что дрожала земля, а в горле стоял комок от желания крикнуть:
«Мама!».
Но мама лежала во дворе, прикрыв собой сестрёнку, обе — холодные, припорошенные пеплом.
Он видел, как чёрные сапоги солдат топтали их огород, как искорёженный танк въехал в яблоню, которую сажал дед.
Его спасло то, что он замер. Затаился, как заяц из сказки, которую мама читала вслух.
Но когда огонь добрался до сарая, где он прятался, тонкий писк вырвался сам — от боли: горящая балка упала на ногу, прожгла валенок.
Витя завыл, захлёбываясь дымом, и тут сквозь треск пламени услышал женский голос:
— Живой! Ребёнок! Держись, солнышко, держись!
Лида ползла к нему по раскалённым углям, смахивая огонь с рукавов шинели. Её лицо, исцарапанное, осунувшееся, было мокрым от слёз и пота.
Она вцепилась в балку, обжигая ладони, смогла приподнять и отодвинуть ее в сторону. Все! Вытащила.
Витя впился пальцами в её красный шарф, окровавленный и пропахший дымом, а она прижимала его к себе. Побежала, спотыкаясь о воронки:
— Видишь вон ту берёзу? Добежим — песенку спою!
Она пела её всю дорогу до землянки, хотя сама хрипела от ожогов в лёгких.
Витя не отпускал шарф, даже когда Лида вырезала из его ноги обугленные куски кожи.
Она давала ему сосать снег, завернутый в марлю, чтобы заглушить боль, и рассказывала про волшебный сад, где после войны расцветут все яблони, даже сгоревшие.
— Вот вырастешь, посадишь дерево над моей могилой, — шутила она, прикрывая ему глаза перед перевязкой.
Однажды ночью, когда гул бомбёжки сливался с воем ветра, Лида сунула ему в руку фотокарточку. На ней — она с маленькой сестрой у озера, обе в платьях с ромашками.
— Если меня не станет, отдашь Кате, — прошептала. — Скажешь, я не боялась.
Красный шарф Лида повязала поверх его рваной шапки.
«Чтобы не простудился», — говорила она.
...Она погибла через три дня, закрыв его собой от осколка.
Взрыв швырнул их в сугроб.
Витя, оглушённый, долго тёр её щёки снегом, пытаясь разбудить.
Её руки сцепились вокруг него, как корни молодого дерева,
…Виктор Степанович опустил на могильную плиту деревянного зайца с обгорелым ухом. Рядом легла пожелтевшая фотография двух девочек у воды.
— Катя умерла в блокаду, — сказал он, гладя гранит. — Но яблоня… та самая, выросла.
Сквозь шелест листьев ему почудился смех — лёгкий, как звон бьющегося стекла.
Он закутался в красный шерстяной шарф, который вязала внучка Лида, и вдруг ясно ощутил, как чьи-то грубые пальцы поправляют прядь его седых волос.
Тепло разлилось по спине, будто её снова обняли сзади, спрятав от войны.
— Спасибо, — прошептал он пустоте. — Что дала возможность дышать.
И тогда ветер донёс до него запах яблок — сладкий, настойчивый, как обещание.
автор: Дмитрий Моргуновский
всегда Ваш Админ
фото: иллюстрация
Война пахла жжёной резиной и страхом.
Семилетний Витя заполз под обвалившуюся печную трубу, прижимая к груди деревянного зайца — последний подарок отца, ушедшего на фронт.
Где-то рядом грохотало так, что дрожала земля, а в горле стоял комок от желания крикнуть:
«Мама!».
Но мама лежала во дворе, прикрыв собой сестрёнку, обе — холодные, припорошенные пеплом.
Он видел, как чёрные сапоги солдат топтали их огород, как искорёженный танк въехал в яблоню, которую сажал дед.
Его спасло то, что он замер. Затаился, как заяц из сказки, которую мама читала вслух.
Но когда огонь добрался до сарая, где он прятался, тонкий писк вырвался сам — от боли: горящая балка упала на ногу, прожгла валенок.
Витя завыл, захлёбываясь дымом, и тут сквозь треск пламени услышал женский голос:
— Живой! Ребёнок! Держись, солнышко, держись!
Лида ползла к нему по раскалённым углям, смахивая огонь с рукавов шинели. Её лицо, исцарапанное, осунувшееся, было мокрым от слёз и пота.
Она вцепилась в балку, обжигая ладони, смогла приподнять и отодвинуть ее в сторону. Все! Вытащила.
Витя впился пальцами в её красный шарф, окровавленный и пропахший дымом, а она прижимала его к себе. Побежала, спотыкаясь о воронки:
— Видишь вон ту берёзу? Добежим — песенку спою!
Она пела её всю дорогу до землянки, хотя сама хрипела от ожогов в лёгких.
Витя не отпускал шарф, даже когда Лида вырезала из его ноги обугленные куски кожи.
Она давала ему сосать снег, завернутый в марлю, чтобы заглушить боль, и рассказывала про волшебный сад, где после войны расцветут все яблони, даже сгоревшие.
— Вот вырастешь, посадишь дерево над моей могилой, — шутила она, прикрывая ему глаза перед перевязкой.
Однажды ночью, когда гул бомбёжки сливался с воем ветра, Лида сунула ему в руку фотокарточку. На ней — она с маленькой сестрой у озера, обе в платьях с ромашками.
— Если меня не станет, отдашь Кате, — прошептала. — Скажешь, я не боялась.
Красный шарф Лида повязала поверх его рваной шапки.
«Чтобы не простудился», — говорила она.
...Она погибла через три дня, закрыв его собой от осколка.
Взрыв швырнул их в сугроб.
Витя, оглушённый, долго тёр её щёки снегом, пытаясь разбудить.
Её руки сцепились вокруг него, как корни молодого дерева,
…Виктор Степанович опустил на могильную плиту деревянного зайца с обгорелым ухом. Рядом легла пожелтевшая фотография двух девочек у воды.
— Катя умерла в блокаду, — сказал он, гладя гранит. — Но яблоня… та самая, выросла.
Сквозь шелест листьев ему почудился смех — лёгкий, как звон бьющегося стекла.
Он закутался в красный шерстяной шарф, который вязала внучка Лида, и вдруг ясно ощутил, как чьи-то грубые пальцы поправляют прядь его седых волос.
Тепло разлилось по спине, будто её снова обняли сзади, спрятав от войны.
— Спасибо, — прошептал он пустоте. — Что дала возможность дышать.
И тогда ветер донёс до него запах яблок — сладкий, настойчивый, как обещание.
автор: Дмитрий Моргуновский
всегда Ваш Админ
фото: иллюстрация
«Вдруг в полночь страшный обстрел, такой сабантуй нам устроили». Фронтовые воспоминания радиста Евгения Пешкова
Кавалерист Евгений Пешков прошел Великую Отечественную от Витебска до Эльбы. Он пережил несколько месяцев оккупации, затем вступил в ряды Красной Армии, стал первоклассным радистом, был награжден медалью «За отвагу».
В сегодняшнем материале рассказываем удивительные подробности из жизни фронтовика. Вы узнаете, что он вспоминал о войне и как сложился его боевой путь.
Евгений родился 17 августа 1926 года в Краснодаре. Великая Отечественная застала его во время учебы. Летом 1941 года 14-летний Пешков окончил восемь классов школы и поступил в станкостроительный техникум.
Но окончить его не успел — в августе 1942 года войска противника захватили Краснодар. Во время оккупации Евгению удалось избежать облав, и вот что он вспоминал об этом:
«Они ведь хватали, кого придется. Например, рынок окружат, и уж не знаю по какому принципу, хватали людей и грузили в две-три душегубки...
У них же задача была уничтожить весь народ, вот и хватали безо всякого…
Я ведь сам дважды чудом ушел от душегубки. Дважды на рынке попадал в облаву, но я там знал все выходы, и сбегал. Но это чудо, что смог сбежать. Ведь две собаки сопровождали, одна впереди, другая сзади, от них не сбежишь».
В доме, где жила семья Пешковых, поселились немецкие радисты. Солдаты противника не закрывали дверь на замок. Евгений дожидался удобного момента, и скрытно заходил к ним в квартиру, чтобы послушать сводки Совинформбюро.
Позже выяснилось, что эти радисты были одними из немногих солдат вермахта, кто лояльно относился к мирным жителям. Пешков вспоминал:
«Этот Ганс рассказывал сестре, что наши уже близко. Что партизаны там что-то делают: "Партизаны по квартирам бум-бум, вот нас и собирают в одном месте". А сестра ему отвечает: "Вот и отлично, партизаны подложат и всех вас к чертовой матери…"
Он же не понимает, но тут понял: "Тамара, нихтс гут…" И подчеркнул: "Не все фашисты!" А когда уходили, оставил телефон и две катушки кабеля. И говорит мне: "Женя, вот это не бери! Придут русские камрады — это им!"».
12 февраля 1943 года Красная Армия освободила Краснодар. Вскоре Пешков был призван в ряды РККА. Он прошел подготовку и был зачислен радистом в 32-ю кавалерийскую дивизию в начале 1944 года.
Свой первый бой принял в июне 1944 года во время наступательной операции в Белорусской ССР. К этому моменту за успешную службу Пешков был повышен в звании до сержанта. Евгений успешно справлялся со всеми поставленными задачами.
Так, 29-29 июля 1944 года он вошел в состав разведывательной группы и участвовал в боях на подступах к польскому городу Августов. Вот что сержант вспоминал об этом:
«Мы шли в головном отряде … дорога проселочная, узенькая, и впереди, метрах в ста, такой кустарник. И вдруг из этого кустарника как дали по нам из автоматов…
Я впервые видел, что когда в упор стреляют, листочки отлетают и выхлоп со ствола…
Ну, мы все сразу попадали, кто на левую сторону, кто на правую. Автоматчики стреляли, потом в кустарнике кровь увидели. В итоге немцы ушли, а мы их и не преследовали.
Отрыли хороший окоп, в нем соорудили хорошую нишу, в нее упаковку питания поставили и на нее приемопередатчик. А кругом такой густой мох, что мы как на подушке. Вдруг в полночь страшный обстрел, и прямо по этому месту. Такой сабантуй нам устроили…
Я вот как сидел в плащ-палатке, и трубка у меня к уху —слушаю. И получалось так, что я с трубкой сижу, от близких разрывов обваливается наш окоп, и все это оказалось под песком. Повезло, что я сидел под плащ-палаткой, и передатчик тоже под ней, короче говоря, все обвалилось и завалило песком, даже шевелиться почти не могу».
Находясь в засыпанном окопе под сильным артобстрелом, Пешков продолжил поддерживать бесперебойную связь. За это его наградили медалью «За боевые заслуги».
продолжение дальше ⬇️
Кавалерист Евгений Пешков прошел Великую Отечественную от Витебска до Эльбы. Он пережил несколько месяцев оккупации, затем вступил в ряды Красной Армии, стал первоклассным радистом, был награжден медалью «За отвагу».
В сегодняшнем материале рассказываем удивительные подробности из жизни фронтовика. Вы узнаете, что он вспоминал о войне и как сложился его боевой путь.
Евгений родился 17 августа 1926 года в Краснодаре. Великая Отечественная застала его во время учебы. Летом 1941 года 14-летний Пешков окончил восемь классов школы и поступил в станкостроительный техникум.
Но окончить его не успел — в августе 1942 года войска противника захватили Краснодар. Во время оккупации Евгению удалось избежать облав, и вот что он вспоминал об этом:
«Они ведь хватали, кого придется. Например, рынок окружат, и уж не знаю по какому принципу, хватали людей и грузили в две-три душегубки...
У них же задача была уничтожить весь народ, вот и хватали безо всякого…
Я ведь сам дважды чудом ушел от душегубки. Дважды на рынке попадал в облаву, но я там знал все выходы, и сбегал. Но это чудо, что смог сбежать. Ведь две собаки сопровождали, одна впереди, другая сзади, от них не сбежишь».
В доме, где жила семья Пешковых, поселились немецкие радисты. Солдаты противника не закрывали дверь на замок. Евгений дожидался удобного момента, и скрытно заходил к ним в квартиру, чтобы послушать сводки Совинформбюро.
Позже выяснилось, что эти радисты были одними из немногих солдат вермахта, кто лояльно относился к мирным жителям. Пешков вспоминал:
«Этот Ганс рассказывал сестре, что наши уже близко. Что партизаны там что-то делают: "Партизаны по квартирам бум-бум, вот нас и собирают в одном месте". А сестра ему отвечает: "Вот и отлично, партизаны подложат и всех вас к чертовой матери…"
Он же не понимает, но тут понял: "Тамара, нихтс гут…" И подчеркнул: "Не все фашисты!" А когда уходили, оставил телефон и две катушки кабеля. И говорит мне: "Женя, вот это не бери! Придут русские камрады — это им!"».
12 февраля 1943 года Красная Армия освободила Краснодар. Вскоре Пешков был призван в ряды РККА. Он прошел подготовку и был зачислен радистом в 32-ю кавалерийскую дивизию в начале 1944 года.
Свой первый бой принял в июне 1944 года во время наступательной операции в Белорусской ССР. К этому моменту за успешную службу Пешков был повышен в звании до сержанта. Евгений успешно справлялся со всеми поставленными задачами.
Так, 29-29 июля 1944 года он вошел в состав разведывательной группы и участвовал в боях на подступах к польскому городу Августов. Вот что сержант вспоминал об этом:
«Мы шли в головном отряде … дорога проселочная, узенькая, и впереди, метрах в ста, такой кустарник. И вдруг из этого кустарника как дали по нам из автоматов…
Я впервые видел, что когда в упор стреляют, листочки отлетают и выхлоп со ствола…
Ну, мы все сразу попадали, кто на левую сторону, кто на правую. Автоматчики стреляли, потом в кустарнике кровь увидели. В итоге немцы ушли, а мы их и не преследовали.
Отрыли хороший окоп, в нем соорудили хорошую нишу, в нее упаковку питания поставили и на нее приемопередатчик. А кругом такой густой мох, что мы как на подушке. Вдруг в полночь страшный обстрел, и прямо по этому месту. Такой сабантуй нам устроили…
Я вот как сидел в плащ-палатке, и трубка у меня к уху —слушаю. И получалось так, что я с трубкой сижу, от близких разрывов обваливается наш окоп, и все это оказалось под песком. Повезло, что я сидел под плащ-палаткой, и передатчик тоже под ней, короче говоря, все обвалилось и завалило песком, даже шевелиться почти не могу».
Находясь в засыпанном окопе под сильным артобстрелом, Пешков продолжил поддерживать бесперебойную связь. За это его наградили медалью «За боевые заслуги».
продолжение дальше ⬇️
После освобождения Польши в начале 1945 года 32-я кавалерийская дивизия, где служил Евгений Пешков, начала бои за Восточную Пруссию. Сержант был прекрасным радистом, но нередко его отправляли на выполнение заданий в качестве телефониста.
В боях на территории Германии он успешно провел линию связи, а также своевременно устранял все повреждения на линии. В 1945 году Евгений Степанович Пешков был награжден медалью «За отвагу».
День Победы Евгений Пешков встретил на Эльбе. В послевоенное время перевелся из кавалерии в авиацию. Был демобилизован в 1951 году, работал на заводе измерительных приборов в Краснодаре.
В 1963-м году окончил Всесоюзный юридический институт, устроился на работу в милицию.
На протяжении всей жизни Евгений Степанович занимался поиском информации о своих однополчанах, активно участвовал в ветеранском движении.
Евгений Степанович Пешков в настоящее время проживает в Краснодаре, в 2024 году фронтовику исполнилось 98 лет.
источник: МуZей Победы
В боях на территории Германии он успешно провел линию связи, а также своевременно устранял все повреждения на линии. В 1945 году Евгений Степанович Пешков был награжден медалью «За отвагу».
День Победы Евгений Пешков встретил на Эльбе. В послевоенное время перевелся из кавалерии в авиацию. Был демобилизован в 1951 году, работал на заводе измерительных приборов в Краснодаре.
В 1963-м году окончил Всесоюзный юридический институт, устроился на работу в милицию.
На протяжении всей жизни Евгений Степанович занимался поиском информации о своих однополчанах, активно участвовал в ветеранском движении.
Евгений Степанович Пешков в настоящее время проживает в Краснодаре, в 2024 году фронтовику исполнилось 98 лет.
источник: МуZей Победы
Сестры. Памяти молодогвардейцев Тони и Лили Иванихиных
Те, кто читал роман Фадеева "Молодая гвардия", возможно, даже вспомнят сестер Иванихиных. Очень жаль, но ни одной общей фотографии у них нет. Их вообще совсем немного, у Тони всего две. Хотя фото Лили те, кто читает очерки о героях Молодой гвардии на этом канале , уже могли ее видеть - вместе с Ангелиной Самошиной. (фото 5)
Девочки были средними детьми в большой семье Иванихиных. Из воспоминаний их младшей сестры Любы:
«Наш отец родился в Краснодоне. Он с 1900 года рождения, Александр Иванович. Мать, Ольга Дмитриевна с 1895 года рождения. Отец был из казаков, мать работала поваром в колхозе "Пятилетка", отец работал там же конюхом. Потом отец работал в "Донбассэнерго" и тоже конюхом. В семье было восемь детей».
Тоня родилась в 1923 году, а Лиля - в 1925. Девочки с детства дружили, несмотря на разницу характеров - активная жизнерадостная Тоня и скромная тихая Лиля.
«С детства росла быстрой девчонкой, любила драться с мальчишками и никому не уступала» - так вспоминали о Тоне ее близкие.
А вот что написала о Лиле их с Тоней младшая сестра Вера:
«Она с детства очень любила читать и свое свободное время проводила за книгой. Хотя сколько там было свободного времени! Работал на производстве один отец, его небольшого заработка не хватало.
Семья в основном кормилась с огорода, с домашнего хозяйства, которые обрабатывала и обихаживала мама с детьми. Лиле, как и Тоне, и старшим детям, приходилось и копать, и поливать, и корову доить, и вязать, да еще с нами, младшими, возиться».
А ещё Лиля мечтала стать учительницей. Вот как об этом увлечении дочери говорила мама, Ольга Дмитриевна:
«Соберет, бывало, малышей, рассадит их, начинает уроки задавать".
Лиля помогала неуспевающим ученикам, много времени отдавала работе с детьми, на протяжении трех лет была вожатой в младших классах».
Училась Лиля в Первомайской школе №6, вместе с многими другими будущими членами Молодой гвардии. Вот они на фотографии - Лилия Иванихина - в первом ряду вторая слева, Ангелина Самошина - в первом ряду пятая слева, Нина Герасимова - в первом ряду седьмая слева, Майя Пегливанова - второй ряд, пятая слева. (фото 3)
Еще до войны девушки стали комсомолками - в 1939 году вступила в комсомол Тоня, а осенью 1940 - Лиля.
Тоня с детства мечтала стать врачом. Если дома кто-то болел, ухаживала за больным и делала это как настоящая сиделка. Поэтому после окончания семи классов Первомайской школы у нее не было сомнений, что делать дальше. Она стала слушательницей школы медицинских сестер. (фото 4)
Вот как вспоминает о ней преподаватель М. Г. Емельянцева:
"Тося Иванихина - веселая, жизнерадостная девушка. Небольшого роста, худенькая, веснушчатая, она носила коротко подстриженные волосы. Добрая, отзывчивая, обладала большим юмором и остроумием".
В июне 1940 года Тоня окончила школу медсестер и поступила на работу медицинской сестрой в городскую больницу Краснодона. Краснодонцы вспоминали, что Тоня всегда чутко относилась к больным, для каждого умела найти ласковое слово.
В апреле 1941 года Антонина была направлена в Ивано-Франковскую (тогда Станиславскую) область в город Надворная, где стала работать в хирургическом отделении городской больницы.
А дальше началась война. Во время войны Лиля, которой в мае исполнилось 16 лет, продолжала учиться в школе. Вместе с другими учениками собирала хлеб на полях совхоза "Первомайский", ухаживала за ранеными в госпитале, который размещался в здании родной школы, которую она закончила летом 1942.
Судьба Тони в первый год войны оказалась куда тяжелее, чем у сестры. Как медик она в первый же день войны была призвана в действующую армию.
продолжение дальше ⬇️
Те, кто читал роман Фадеева "Молодая гвардия", возможно, даже вспомнят сестер Иванихиных. Очень жаль, но ни одной общей фотографии у них нет. Их вообще совсем немного, у Тони всего две. Хотя фото Лили те, кто читает очерки о героях Молодой гвардии на этом канале , уже могли ее видеть - вместе с Ангелиной Самошиной. (фото 5)
Девочки были средними детьми в большой семье Иванихиных. Из воспоминаний их младшей сестры Любы:
«Наш отец родился в Краснодоне. Он с 1900 года рождения, Александр Иванович. Мать, Ольга Дмитриевна с 1895 года рождения. Отец был из казаков, мать работала поваром в колхозе "Пятилетка", отец работал там же конюхом. Потом отец работал в "Донбассэнерго" и тоже конюхом. В семье было восемь детей».
Тоня родилась в 1923 году, а Лиля - в 1925. Девочки с детства дружили, несмотря на разницу характеров - активная жизнерадостная Тоня и скромная тихая Лиля.
«С детства росла быстрой девчонкой, любила драться с мальчишками и никому не уступала» - так вспоминали о Тоне ее близкие.
А вот что написала о Лиле их с Тоней младшая сестра Вера:
«Она с детства очень любила читать и свое свободное время проводила за книгой. Хотя сколько там было свободного времени! Работал на производстве один отец, его небольшого заработка не хватало.
Семья в основном кормилась с огорода, с домашнего хозяйства, которые обрабатывала и обихаживала мама с детьми. Лиле, как и Тоне, и старшим детям, приходилось и копать, и поливать, и корову доить, и вязать, да еще с нами, младшими, возиться».
А ещё Лиля мечтала стать учительницей. Вот как об этом увлечении дочери говорила мама, Ольга Дмитриевна:
«Соберет, бывало, малышей, рассадит их, начинает уроки задавать".
Лиля помогала неуспевающим ученикам, много времени отдавала работе с детьми, на протяжении трех лет была вожатой в младших классах».
Училась Лиля в Первомайской школе №6, вместе с многими другими будущими членами Молодой гвардии. Вот они на фотографии - Лилия Иванихина - в первом ряду вторая слева, Ангелина Самошина - в первом ряду пятая слева, Нина Герасимова - в первом ряду седьмая слева, Майя Пегливанова - второй ряд, пятая слева. (фото 3)
Еще до войны девушки стали комсомолками - в 1939 году вступила в комсомол Тоня, а осенью 1940 - Лиля.
Тоня с детства мечтала стать врачом. Если дома кто-то болел, ухаживала за больным и делала это как настоящая сиделка. Поэтому после окончания семи классов Первомайской школы у нее не было сомнений, что делать дальше. Она стала слушательницей школы медицинских сестер. (фото 4)
Вот как вспоминает о ней преподаватель М. Г. Емельянцева:
"Тося Иванихина - веселая, жизнерадостная девушка. Небольшого роста, худенькая, веснушчатая, она носила коротко подстриженные волосы. Добрая, отзывчивая, обладала большим юмором и остроумием".
В июне 1940 года Тоня окончила школу медсестер и поступила на работу медицинской сестрой в городскую больницу Краснодона. Краснодонцы вспоминали, что Тоня всегда чутко относилась к больным, для каждого умела найти ласковое слово.
В апреле 1941 года Антонина была направлена в Ивано-Франковскую (тогда Станиславскую) область в город Надворная, где стала работать в хирургическом отделении городской больницы.
А дальше началась война. Во время войны Лиля, которой в мае исполнилось 16 лет, продолжала учиться в школе. Вместе с другими учениками собирала хлеб на полях совхоза "Первомайский", ухаживала за ранеными в госпитале, который размещался в здании родной школы, которую она закончила летом 1942.
Судьба Тони в первый год войны оказалась куда тяжелее, чем у сестры. Как медик она в первый же день войны была призвана в действующую армию.
продолжение дальше ⬇️
Вспоминает подруга Тони, Любовь Максимцева, с которой Тоня подружилась еще в школе медсестер и вместе с которой уехала на Западную Украину:
«В первые же дни мы были мобилизованы в армию, получили военную форму - сержанта медицинской службы. Вместе с войсками отступали на восток. Были стычки с фашистами, Тоню как-то брали на передовую, перевязывать раненых. Начальник санчасти был ею доволен».
Вот и пригодилось умение Тони бинтовать, как бинтовала она кукол в таком далеком теперь детстве.
«Во время отступления я, Тоня и еще две девушки из Полтавской области, которые вместе с нами работали в Надворной и были призваны в армию, очень сдружились, держались вместе.
Дошли до Киевской области. Километрах в 20 от Звенигородки Черкасской области попали в окружение. Прятались в хлебах, они в тот год были очень высокими. Кругом горело. То тут, то там попадались брошенные машины. В одной из них мы (нас по-прежнему было четверо) нашли одежду. Переоделись.
Пробрались в село Терновку. Но там были немцы, нас арестовали и с большой группой арестованных погнали к Звенигородке, поместили в лагерь.
Похоже было, для лагеря использовали двор бывшего хлебозавода. Лагерь временный, обнесен плетнем, охранялся полицейскими. В нем были только женщины, человек 50: жены командиров, медработники и др. Нам разрешили стирать бинты, перевязывать раненых.
Она (Тоня) удивила меня. Сначала при обыске спрятала в укромное место нашу маленькую книжечку с текстом советских песен. Потом, уже в лагере, мы все поражались ее неуемной жажде жизни, оптимизму, вере в избавление от фашистского ига. Для каждого умела найти ласковое слово.
Из Звенигородки перегнали в Белую Церковь. В центре лагеря размещался какой-то подвал. Там находились люди, к которым оккупанты особенно плохо относились. Наверное, коммунисты или евреи.
Об этом узнала Тоня. К лагерному забору часто подходили женщины - жительницы города, бросали заключенным хлеб. Тоня соберет, бывало, несколько кусков и, когда не видят часовые, бросает в подвал обреченным.
Тоня была небольшого роста, необыкновенно смелая, решительная. Она никогда не боялась и, если нужно, шла на риск. Рядом, через проволоку; находились советские военнопленные - мужчины.
Мы перекликались с ними. Тоня спрашивала своих земляков. Нашелся человек из Краснодона. Он и помог нам бежать. Это было в сентябре 1941 года».
Двигались по направлению к линии фронта, сумели переправиться через Днепр, добрали до Славянска, повернули на Красный луч, но пересечь линию фронта не смогли и решено было попытаться добраться до дома.
Но дома уже хозяйничали фрицы. Вот как вспоминала о возвращении дочери мама Тони и Лили, Ольга Дмитриевна:
«Пришла очень замученная, прошли они, когда убегали, 70 верст. Все одежда Тони была из мелких, мелких заплаток. Тоня рассказала, что у них были ножницы и они перерезали проволоку и прибежали к яру.
Оттуда добежали они до колхоза, но в колхозе был голод, есть было нечего. Тогда бригадир взял у лесника лошадь и отвёз девушек в глухую деревню. Там их обогрели, одели и накормили. Но тут выяснилось, что всех девушек забирают в Германию...
На этом воспоминания, к сожалению, обрываются.
Во время окружения Тоне пришлось уничтожить свои документы, и дома она продолжала скрываться от оккупантов, уходя из дома, чтобы выменять какие-то вещи на еду.
А Лиле грозил угон в Германию (прим. автора - это не просто слова, я знаю, как боялась этого старшая сестра моей мамы, которой было всего 17, как пряталась в погребе, им повезло, что немцы были в их деревне меньше месяца).
Лиля знала, что вероятнее всего попадет в списки молодежи, которую в лучшем случае заставят работать по месту жительства, в худшем - отправят на работу в Германию. На помощь многим своим бывшим воспитанникам пришел их учитель Иван Арсентьевич Шкреба, и сам вынужденный работать в период оккупации.
продолжение дальше ⬇️
«В первые же дни мы были мобилизованы в армию, получили военную форму - сержанта медицинской службы. Вместе с войсками отступали на восток. Были стычки с фашистами, Тоню как-то брали на передовую, перевязывать раненых. Начальник санчасти был ею доволен».
Вот и пригодилось умение Тони бинтовать, как бинтовала она кукол в таком далеком теперь детстве.
«Во время отступления я, Тоня и еще две девушки из Полтавской области, которые вместе с нами работали в Надворной и были призваны в армию, очень сдружились, держались вместе.
Дошли до Киевской области. Километрах в 20 от Звенигородки Черкасской области попали в окружение. Прятались в хлебах, они в тот год были очень высокими. Кругом горело. То тут, то там попадались брошенные машины. В одной из них мы (нас по-прежнему было четверо) нашли одежду. Переоделись.
Пробрались в село Терновку. Но там были немцы, нас арестовали и с большой группой арестованных погнали к Звенигородке, поместили в лагерь.
Похоже было, для лагеря использовали двор бывшего хлебозавода. Лагерь временный, обнесен плетнем, охранялся полицейскими. В нем были только женщины, человек 50: жены командиров, медработники и др. Нам разрешили стирать бинты, перевязывать раненых.
Она (Тоня) удивила меня. Сначала при обыске спрятала в укромное место нашу маленькую книжечку с текстом советских песен. Потом, уже в лагере, мы все поражались ее неуемной жажде жизни, оптимизму, вере в избавление от фашистского ига. Для каждого умела найти ласковое слово.
Из Звенигородки перегнали в Белую Церковь. В центре лагеря размещался какой-то подвал. Там находились люди, к которым оккупанты особенно плохо относились. Наверное, коммунисты или евреи.
Об этом узнала Тоня. К лагерному забору часто подходили женщины - жительницы города, бросали заключенным хлеб. Тоня соберет, бывало, несколько кусков и, когда не видят часовые, бросает в подвал обреченным.
Тоня была небольшого роста, необыкновенно смелая, решительная. Она никогда не боялась и, если нужно, шла на риск. Рядом, через проволоку; находились советские военнопленные - мужчины.
Мы перекликались с ними. Тоня спрашивала своих земляков. Нашелся человек из Краснодона. Он и помог нам бежать. Это было в сентябре 1941 года».
Двигались по направлению к линии фронта, сумели переправиться через Днепр, добрали до Славянска, повернули на Красный луч, но пересечь линию фронта не смогли и решено было попытаться добраться до дома.
Но дома уже хозяйничали фрицы. Вот как вспоминала о возвращении дочери мама Тони и Лили, Ольга Дмитриевна:
«Пришла очень замученная, прошли они, когда убегали, 70 верст. Все одежда Тони была из мелких, мелких заплаток. Тоня рассказала, что у них были ножницы и они перерезали проволоку и прибежали к яру.
Оттуда добежали они до колхоза, но в колхозе был голод, есть было нечего. Тогда бригадир взял у лесника лошадь и отвёз девушек в глухую деревню. Там их обогрели, одели и накормили. Но тут выяснилось, что всех девушек забирают в Германию...
На этом воспоминания, к сожалению, обрываются.
Во время окружения Тоне пришлось уничтожить свои документы, и дома она продолжала скрываться от оккупантов, уходя из дома, чтобы выменять какие-то вещи на еду.
А Лиле грозил угон в Германию (прим. автора - это не просто слова, я знаю, как боялась этого старшая сестра моей мамы, которой было всего 17, как пряталась в погребе, им повезло, что немцы были в их деревне меньше месяца).
Лиля знала, что вероятнее всего попадет в списки молодежи, которую в лучшем случае заставят работать по месту жительства, в худшем - отправят на работу в Германию. На помощь многим своим бывшим воспитанникам пришел их учитель Иван Арсентьевич Шкреба, и сам вынужденный работать в период оккупации.
продолжение дальше ⬇️
В числе других он помог Нине Герасимовой, Ангелине Самошиной, Лилии Иванихиной, устроив их преподавателями немецкого языка в близлежащих хуторах и селах. Лиля оказалась в хуторе Великий Суходол. Раиса Самохина впоследствии вспоминала:
"Когда хутор заняли немцы, в нашу школу была направлена молодая учительница немецкого языка. Она постоянно тянулась к молодежи. Хуторяне под ее руководством собирались несколько раз на вечеринки, где Лилия вела даже политическую агитацию. Когда на хуторе появились листовки, я догадалась, чьих рук это дело...".
К этому моменту Лиля и Тоня уже стали участницами Молодой гвардии. К ним домой часто приходили две Нины - Герасимова и Минаева. Все вместе они работали над тестом листовок - до того как у молодогвардейцев появился радиоприемник, это было непросто, ведь никакой информации о том, что происходит на фронте не было.
Решение было найдено следующим образом - девушки приносили листовки-обращения на немецком языке, разбрасываемые нашими самолётами для немецких солдат. Подруги переводили (часто со словарем) текст с немецкого.
Потом эти листовки Лиля относила к Ульяне Громовой, где собирались командиры пятёрок и троек - Пегливанова, Бондарёва, Самошина. Там листовки размножали, и после расклеивали по всему Краснодону.
В то время когда Лиля ходила к Громовой держала связь с поселковой группой Толи Попова. Тоня держала связь с Краснодонской группой, бывая у Кошевого и Земнухова. Таким образом они служили одним из связующих звеньев Краснодонской группы с Первомайской.
По заданию штаба Антонина и Лилия, как и другие молодогвардейцы распространяли листовки, собирали медикаменты и оружие - оно было необходимо, так как молодогвардейцы планировали поднять в городе восстание при подходе Красной Армии.
Но 1 января 1943 года начались аресты. Из воспоминание Любы Иванихиной:
«Вечером как-то Лиля, разговаривая с родителями, сказала: "Никогда я на немцев работать не буду". Отец отвечает: "Заставили же Любу работать" "А я не буду" - все-равно настаивает Лиля. Отец говорит: "Ну, шлепнут". Она: "Ну и пусть шлёпают".
Мы так поговорили, легли спать, а в десятом часу - полиция.
Сразу забрали Лилию. Нина (самая старшая из сестер - прим. автора) предложила Тоне уйти из дому, взять вещи и идти менять. За это, дескать, ничего не будет. Тоня ответила, что она никуда не пойдёт. Я, говорит, буду там, где Лиля.
Утром мы понесли передачу, пришли домой, а Тоню тоже забрали».
Что пришлось перенести девушкам в тюрьме - просто невозможно представить. Тоня осталась верна себе - до последнего дня, когда озверевший начальник полиции при свидетелях выжег ей глаза, она ухаживала за ослабевшими после пыток товарищами, стараясь хоть как-то облегчить их страдания. Лиля, судя по записке родителям, находилась в другой камере.
«Не плачьте, наши мамы… мы держимся бодро».
Эти слова были подписаны Майей Пегливановой, Александрой Дубровиной и Лилией Иванихиной.
16 января Тоня и Лиля Иванихины были живыми сброшены в шурф шахты номер 5. А меньше чем через месяц Краснодон был освобожден советскими войсками.
Вспоминает Вера Ткаченко (Иванихина) . В 1943-м ей было 10 лет:
«14 февраля с утра еще ехали на машинах остатки отступающих немцев и удирали на подводах полицаи. А в обед подъехали три наших всадника - разведка. Мы плакали от радости, обнимали их, рассказывая свое горе и пережитый страх.
А к вечеру в город вступили части Советской Армии. Через два дня после освобождения Краснодона начали из шахты доставать молодогвардейцев, по одному...
И только по одежде родные узнавали своих детей.
На десятый день, 27 февраля, из шурфа, достали моих сестер Тоню и Лилю».
В каком виде достали Тоню и Лилю, я писать тут не буду, иначе очерк в очередной раз рискует оказаться "не рекомендованным".
Вряд ли кто-то станет спорить, что самое страшное для человека горе - это пережить смерть своих детей. И такое горе выпало на долю Ольги Дмитриевны. Трудно даже представить, сколько горя выпала на долю этой невероятно мужественной женщины. (фото 2)
продолжение дальше ⬇️
"Когда хутор заняли немцы, в нашу школу была направлена молодая учительница немецкого языка. Она постоянно тянулась к молодежи. Хуторяне под ее руководством собирались несколько раз на вечеринки, где Лилия вела даже политическую агитацию. Когда на хуторе появились листовки, я догадалась, чьих рук это дело...".
К этому моменту Лиля и Тоня уже стали участницами Молодой гвардии. К ним домой часто приходили две Нины - Герасимова и Минаева. Все вместе они работали над тестом листовок - до того как у молодогвардейцев появился радиоприемник, это было непросто, ведь никакой информации о том, что происходит на фронте не было.
Решение было найдено следующим образом - девушки приносили листовки-обращения на немецком языке, разбрасываемые нашими самолётами для немецких солдат. Подруги переводили (часто со словарем) текст с немецкого.
Потом эти листовки Лиля относила к Ульяне Громовой, где собирались командиры пятёрок и троек - Пегливанова, Бондарёва, Самошина. Там листовки размножали, и после расклеивали по всему Краснодону.
В то время когда Лиля ходила к Громовой держала связь с поселковой группой Толи Попова. Тоня держала связь с Краснодонской группой, бывая у Кошевого и Земнухова. Таким образом они служили одним из связующих звеньев Краснодонской группы с Первомайской.
По заданию штаба Антонина и Лилия, как и другие молодогвардейцы распространяли листовки, собирали медикаменты и оружие - оно было необходимо, так как молодогвардейцы планировали поднять в городе восстание при подходе Красной Армии.
Но 1 января 1943 года начались аресты. Из воспоминание Любы Иванихиной:
«Вечером как-то Лиля, разговаривая с родителями, сказала: "Никогда я на немцев работать не буду". Отец отвечает: "Заставили же Любу работать" "А я не буду" - все-равно настаивает Лиля. Отец говорит: "Ну, шлепнут". Она: "Ну и пусть шлёпают".
Мы так поговорили, легли спать, а в десятом часу - полиция.
Сразу забрали Лилию. Нина (самая старшая из сестер - прим. автора) предложила Тоне уйти из дому, взять вещи и идти менять. За это, дескать, ничего не будет. Тоня ответила, что она никуда не пойдёт. Я, говорит, буду там, где Лиля.
Утром мы понесли передачу, пришли домой, а Тоню тоже забрали».
Что пришлось перенести девушкам в тюрьме - просто невозможно представить. Тоня осталась верна себе - до последнего дня, когда озверевший начальник полиции при свидетелях выжег ей глаза, она ухаживала за ослабевшими после пыток товарищами, стараясь хоть как-то облегчить их страдания. Лиля, судя по записке родителям, находилась в другой камере.
«Не плачьте, наши мамы… мы держимся бодро».
Эти слова были подписаны Майей Пегливановой, Александрой Дубровиной и Лилией Иванихиной.
16 января Тоня и Лиля Иванихины были живыми сброшены в шурф шахты номер 5. А меньше чем через месяц Краснодон был освобожден советскими войсками.
Вспоминает Вера Ткаченко (Иванихина) . В 1943-м ей было 10 лет:
«14 февраля с утра еще ехали на машинах остатки отступающих немцев и удирали на подводах полицаи. А в обед подъехали три наших всадника - разведка. Мы плакали от радости, обнимали их, рассказывая свое горе и пережитый страх.
А к вечеру в город вступили части Советской Армии. Через два дня после освобождения Краснодона начали из шахты доставать молодогвардейцев, по одному...
И только по одежде родные узнавали своих детей.
На десятый день, 27 февраля, из шурфа, достали моих сестер Тоню и Лилю».
В каком виде достали Тоню и Лилю, я писать тут не буду, иначе очерк в очередной раз рискует оказаться "не рекомендованным".
Вряд ли кто-то станет спорить, что самое страшное для человека горе - это пережить смерть своих детей. И такое горе выпало на долю Ольги Дмитриевны. Трудно даже представить, сколько горя выпала на долю этой невероятно мужественной женщины. (фото 2)
продолжение дальше ⬇️
А еще через несколько дней пришла похоронка на сына Бориса, ушедшего в армию в 1940 году и с первых дней войны находившегося на фронте.
Отец не выдержал такого горя, слег, а в ноябре 1943 умер. Но и это был еще не конец ...
Шурф шахты номер 5 продолжал собирать свою страшную жатву. Больше чем через год, в апреле 1944 года от туберкулеза умерла старшая дочь Иванихиных - Нина.
Она, будучи, как и Тоня, медиком, в феврале 1943 года участвовала в опознании тел, извлеченных из шурфа, и подготовке их к похоронам, простудилась , долго болела и ослабевший организм в конце концов не выдержал.
Заботы по воспитанию маленькой Нининой дочери Надюши легли на плечи бабушки. А ведь у нее еще оставалось и своих четверо...
Ольга Дмитриевна не имела права уйти вслед за мужем. Ей нужно было выжить, чтобы всех поставить на ноги. И она это сделала.
Низкий поклон ей за это.
И низкий поклон бесстрашным девушкам. Мы будет вас помнить.
Антонина Александровна и Лилия Александровна Иванихина награждены орденами Отечественной войны 1-й степени и медалями "Партизану Отечественной войны" 1-й степени (посмертно).
При подготовке публикации использованы материалы сайта Дмитрия Щербинина "Молодая гвардия. Героям Краснодона посвящается".
PPS. Вот цитата из романа Фадеева "Молодая гвардия".
- Нет, в самом деле, ведь положение ужасное? - робко взглядывая то на Вырикову, то на Майю, сказала Тоня Иванихина, самая младшая из девушек, длинноногая, почти девочка, с крупным носом и толстыми, заправленными за крупные уши прядями темно-каштановых волос. В глазах у нее заблестели слезы.
С той поры как в боях на Харьковском направлении пропала без вести ее любимая старшая сестра Лиля, с начала войны ушедшая на фронт военным фельдшером, все, все на свете казалось Тоне Иванихиной непоправимым и ужасным, и ее унылые глаза всегда были на мокром месте.
Зачем писателю было менять сестер местами - на фронте была старшая, Тоня - я не знаю. Спросить было у кого, их мама была жива, когда он работал над романом.
Не говоря уже о таких мелочах как возраст - Лиля (которая в романе названа Тоней) и Майя Пегливанова ровесницы, и та и другая родились в мае 1925.
Да, благодаря роману о молодогвардейцах узнал весь Союз, но чему бы помешало более бережное отношение к реальным фактам, мне не понять.
автор текста: maksina.livejournal.com
источник: дзен канал «Космическая погода и всё-всё-всё»
Отец не выдержал такого горя, слег, а в ноябре 1943 умер. Но и это был еще не конец ...
Шурф шахты номер 5 продолжал собирать свою страшную жатву. Больше чем через год, в апреле 1944 года от туберкулеза умерла старшая дочь Иванихиных - Нина.
Она, будучи, как и Тоня, медиком, в феврале 1943 года участвовала в опознании тел, извлеченных из шурфа, и подготовке их к похоронам, простудилась , долго болела и ослабевший организм в конце концов не выдержал.
Заботы по воспитанию маленькой Нининой дочери Надюши легли на плечи бабушки. А ведь у нее еще оставалось и своих четверо...
Ольга Дмитриевна не имела права уйти вслед за мужем. Ей нужно было выжить, чтобы всех поставить на ноги. И она это сделала.
Низкий поклон ей за это.
И низкий поклон бесстрашным девушкам. Мы будет вас помнить.
Антонина Александровна и Лилия Александровна Иванихина награждены орденами Отечественной войны 1-й степени и медалями "Партизану Отечественной войны" 1-й степени (посмертно).
При подготовке публикации использованы материалы сайта Дмитрия Щербинина "Молодая гвардия. Героям Краснодона посвящается".
PPS. Вот цитата из романа Фадеева "Молодая гвардия".
- Нет, в самом деле, ведь положение ужасное? - робко взглядывая то на Вырикову, то на Майю, сказала Тоня Иванихина, самая младшая из девушек, длинноногая, почти девочка, с крупным носом и толстыми, заправленными за крупные уши прядями темно-каштановых волос. В глазах у нее заблестели слезы.
С той поры как в боях на Харьковском направлении пропала без вести ее любимая старшая сестра Лиля, с начала войны ушедшая на фронт военным фельдшером, все, все на свете казалось Тоне Иванихиной непоправимым и ужасным, и ее унылые глаза всегда были на мокром месте.
Зачем писателю было менять сестер местами - на фронте была старшая, Тоня - я не знаю. Спросить было у кого, их мама была жива, когда он работал над романом.
Не говоря уже о таких мелочах как возраст - Лиля (которая в романе названа Тоней) и Майя Пегливанова ровесницы, и та и другая родились в мае 1925.
Да, благодаря роману о молодогвардейцах узнал весь Союз, но чему бы помешало более бережное отношение к реальным фактам, мне не понять.
автор текста: maksina.livejournal.com
источник: дзен канал «Космическая погода и всё-всё-всё»
Как 16-летняя девочка стала матерью 150-и детей
Осень-зима 1941‑1942 годов ‑ самое страшное время блокады. Ранняя зима, холод, голод, непрерывные бомбёжки.
Март 42-го... Эвакуация детей в возрасте от полутора до 12 лет. Прорывались из осажденного города через Ладожское озеро. Детей вывозили грузовиками.
Токтогон Алтыбасарову в родных краях называют «женщиной-легендой». Она была известна тем, что во время Великой Отечественной войны заботилась о детях, эвакуированных из Ленинграда.
Токтогон Алтыбасарова родилась в 1924 году в Иссык-Кульской области в Киргизии. Она была обычной колхозницей.
Начало войны встретила в 16 лет, тогда же её назначили председателем сельского совета в селе Курменты.
27 августа 1942 года Токтогон Алтыбасарова приняла на свое попечение 150 эвакуированных детей из Ленинграда. Они проживали в общежитии местного колхоза и жили большой семьей последующие десять лет, получили образование и лишь потом разъехались кто-куда.
«Детей привезли голодными, рваными, неодетыми», — со слезами на глазах вспоминала Токтогон, — «Некоторым было по два, по три с половиной года. Они не знали, где остались родители».
Многие дети получили новые имена и фамилии. Токтогон вместе с врачами на глазок определяла возраст малолетних детей, многим из них придумывала имена и фамилии. Потому что дорога от Ленинграда до Иссык-Куля была долгой, и привязанные к ручкам материи с записанными именами, выцветали от детских слез.
Токтогон не просто заботилась о детях. В свои 16 лет она, как отмечали жители, смогла передать им материнские внимание и тепло.
Ее называли «матерью 150 детей», хотя вместе с мужем-фронтовиком, который также недавно скончался, она воспитала не только 150 детей из блокадного Ленинграда, но и восемь родных. У нее осталось 23 внука и 13 правнуков.
Люди, которые знали эту женщину, говорят, что она всю жизнь получала письма от своих воспитанников, которые потом разъехались по всему Советскому Союзу, и тщательно их хранила.
О ней часто писали газеты и снимали передачи по ТВ, в которых Токтогон рассказывала:
«Этих детей я любила, как своих. И всегда жду их».
В парке Победы имени Даира Асанова в Бишкеке стоит памятник, на котором высечен образ Токтогон в обнимку с одним и ее «детей».
Последние дни Токтогон Алтыбасарова жила в окружении своих родных детей и внуков и желала, чтобы «на земле больше никогда не было войны».
Скончалось героическая женщина у себя на родине, в Киргизии.
источник: pravmir.ru
15.06.2015
Осень-зима 1941‑1942 годов ‑ самое страшное время блокады. Ранняя зима, холод, голод, непрерывные бомбёжки.
Март 42-го... Эвакуация детей в возрасте от полутора до 12 лет. Прорывались из осажденного города через Ладожское озеро. Детей вывозили грузовиками.
Токтогон Алтыбасарову в родных краях называют «женщиной-легендой». Она была известна тем, что во время Великой Отечественной войны заботилась о детях, эвакуированных из Ленинграда.
Токтогон Алтыбасарова родилась в 1924 году в Иссык-Кульской области в Киргизии. Она была обычной колхозницей.
Начало войны встретила в 16 лет, тогда же её назначили председателем сельского совета в селе Курменты.
27 августа 1942 года Токтогон Алтыбасарова приняла на свое попечение 150 эвакуированных детей из Ленинграда. Они проживали в общежитии местного колхоза и жили большой семьей последующие десять лет, получили образование и лишь потом разъехались кто-куда.
«Детей привезли голодными, рваными, неодетыми», — со слезами на глазах вспоминала Токтогон, — «Некоторым было по два, по три с половиной года. Они не знали, где остались родители».
Многие дети получили новые имена и фамилии. Токтогон вместе с врачами на глазок определяла возраст малолетних детей, многим из них придумывала имена и фамилии. Потому что дорога от Ленинграда до Иссык-Куля была долгой, и привязанные к ручкам материи с записанными именами, выцветали от детских слез.
Токтогон не просто заботилась о детях. В свои 16 лет она, как отмечали жители, смогла передать им материнские внимание и тепло.
Ее называли «матерью 150 детей», хотя вместе с мужем-фронтовиком, который также недавно скончался, она воспитала не только 150 детей из блокадного Ленинграда, но и восемь родных. У нее осталось 23 внука и 13 правнуков.
Люди, которые знали эту женщину, говорят, что она всю жизнь получала письма от своих воспитанников, которые потом разъехались по всему Советскому Союзу, и тщательно их хранила.
О ней часто писали газеты и снимали передачи по ТВ, в которых Токтогон рассказывала:
«Этих детей я любила, как своих. И всегда жду их».
В парке Победы имени Даира Асанова в Бишкеке стоит памятник, на котором высечен образ Токтогон в обнимку с одним и ее «детей».
Последние дни Токтогон Алтыбасарова жила в окружении своих родных детей и внуков и желала, чтобы «на земле больше никогда не было войны».
Скончалось героическая женщина у себя на родине, в Киргизии.
источник: pravmir.ru
15.06.2015