Валерий Фадеев, бесстыжий холуй и глава позорного холуйского муляжа, в который давно уже превратили Совет по правам человека, наговорил много всякого подлого в интервью для РБК. И в том числе говорил на тему памяти о массовых политических репрессиях. Точнее, в сущности, о том, что надо с этой памятью как-то уже заканчивать в сегодняшней России.
Про "Возврашение имен" и другие акции, которые традиционно проходят в октябре, в день памяти жертв политических репрессий, сказал так:
"...люди фактически проводят не акцию памяти, а акцию против сотрудников здания на Лубянке — ФСБ, КГБ, НКВД. Они говорят: мы здесь, мы все помним, а вы такие же.
— Памятный камень же там стоит.
— Значит, надо перенести в конце концов памятный камень. Еще раз — это акция не памяти, а политическая акция. Как бы упрек тем людям, которые сидят в здании на Лубянке...."
Поприветствовал Фадеев и вандализм и агрессию в отношении памятных знаков "Последнего адреса":
"...табличек много, в центре Москвы практически в каждом здании были репрессированные. Вот вы идете по этому прекрасному городу, и на каждом здании таблички. Тут репрессированы одни, тут другие репрессированы. Но ведь в этом великолепном городе и в этих зданиях не только репрессированные и убитые люди жили. Давайте повесим табличку, что тут жила учительница, которую любил весь микрорайон. И вот тут жил токарь седьмого разряда.
— Висят таблички: тут жил народный артист Советского Союза.
— Народных артистов немного, а репрессированных много. Вы идете по городу мертвых, вы идете — и везде мертвые, везде напоминания о том ужасе, который был в 1937 году.
— Чтобы больше не повторился.
— Для этого есть мемориал на Сахарова, для этого есть День памяти политических жертв, политических репрессий, для этого есть соответствующие параграфы в учебнике истории, чтобы дети тоже об этом знали и помнили. А вот так навязчиво каждый день тыкать в физиономии, а вот вы тут убивали друг друга, вот эта страна не имеет будущего. Как это говорят, одни вертухаи, а другие сидельцы. Это неправда. И вот этот проект, он как раз на стороне неправды, а в лучшем случае полуправды. Поэтому он мне не нравится..."
На самом деле, все очевидно.
Главная проблема для них - для начальства, к которому тщательно принюхивается Фадеев, выбирая момент, когда надо выбежать со своими инициативами, - не в самой памяти, не в репрессиях, и даже не в обиде за обитателей дома на Лубянке.
Самое страшное для них - выход людей из-под контроля. Самочинность, самостоятельность, - этого не должно быть в тоталитарном государстве.
Люди собираются там, где сами хотят, а не где мы, хозяева, им сказали, говорят то, что хотят, а не что мы, хозяева, им велели, думают то, что хотят, а не что мы, хозяева, приказали думать, вспоминают то, что им самим важно, а не то, что мы, хозяева, объявили важным. Этого нельзя допустить, это нам вредно, мы это остановим, запретим.
А остальное - повод. Может быть историческая память, могуть быть сексуальные предпочтения, могут быть художественные вкусы. Рано или поздно дойдет до причесок и ширины брюк (собственно, уже и дошло). Все должно быть по приказу хозяина, а не так, как кому-то самому захотелось.
Потому что свобода людей, право самим за себя решать и самим для себя выбирать, - для них, хозяев, смертельно опасна.
Про "Возврашение имен" и другие акции, которые традиционно проходят в октябре, в день памяти жертв политических репрессий, сказал так:
"...люди фактически проводят не акцию памяти, а акцию против сотрудников здания на Лубянке — ФСБ, КГБ, НКВД. Они говорят: мы здесь, мы все помним, а вы такие же.
— Памятный камень же там стоит.
— Значит, надо перенести в конце концов памятный камень. Еще раз — это акция не памяти, а политическая акция. Как бы упрек тем людям, которые сидят в здании на Лубянке...."
Поприветствовал Фадеев и вандализм и агрессию в отношении памятных знаков "Последнего адреса":
"...табличек много, в центре Москвы практически в каждом здании были репрессированные. Вот вы идете по этому прекрасному городу, и на каждом здании таблички. Тут репрессированы одни, тут другие репрессированы. Но ведь в этом великолепном городе и в этих зданиях не только репрессированные и убитые люди жили. Давайте повесим табличку, что тут жила учительница, которую любил весь микрорайон. И вот тут жил токарь седьмого разряда.
— Висят таблички: тут жил народный артист Советского Союза.
— Народных артистов немного, а репрессированных много. Вы идете по городу мертвых, вы идете — и везде мертвые, везде напоминания о том ужасе, который был в 1937 году.
— Чтобы больше не повторился.
— Для этого есть мемориал на Сахарова, для этого есть День памяти политических жертв, политических репрессий, для этого есть соответствующие параграфы в учебнике истории, чтобы дети тоже об этом знали и помнили. А вот так навязчиво каждый день тыкать в физиономии, а вот вы тут убивали друг друга, вот эта страна не имеет будущего. Как это говорят, одни вертухаи, а другие сидельцы. Это неправда. И вот этот проект, он как раз на стороне неправды, а в лучшем случае полуправды. Поэтому он мне не нравится..."
На самом деле, все очевидно.
Главная проблема для них - для начальства, к которому тщательно принюхивается Фадеев, выбирая момент, когда надо выбежать со своими инициативами, - не в самой памяти, не в репрессиях, и даже не в обиде за обитателей дома на Лубянке.
Самое страшное для них - выход людей из-под контроля. Самочинность, самостоятельность, - этого не должно быть в тоталитарном государстве.
Люди собираются там, где сами хотят, а не где мы, хозяева, им сказали, говорят то, что хотят, а не что мы, хозяева, им велели, думают то, что хотят, а не что мы, хозяева, приказали думать, вспоминают то, что им самим важно, а не то, что мы, хозяева, объявили важным. Этого нельзя допустить, это нам вредно, мы это остановим, запретим.
А остальное - повод. Может быть историческая память, могуть быть сексуальные предпочтения, могут быть художественные вкусы. Рано или поздно дойдет до причесок и ширины брюк (собственно, уже и дошло). Все должно быть по приказу хозяина, а не так, как кому-то самому захотелось.
Потому что свобода людей, право самим за себя решать и самим для себя выбирать, - для них, хозяев, смертельно опасна.
Audio
Обсудил сегодняшние откровения холуя Фадеева в информационной программе телеканала Дождь.
Для тех, кому в России трудно смотреть YouTube - вот аудиоверсия.
Для тех, кому в России трудно смотреть YouTube - вот аудиоверсия.
Вот еще "The Moscow Times" попросила вчера вечером суммировать в одной колонкуе все, что я наговорил за день по поводу заявлений этого глиста-Фадеева о сСоловецком камне и Последнем адресе:
https://t.me/moscowtimes_opinion/9459
https://t.me/moscowtimes_opinion/9459
Telegram
The Moscow Times. Мнения
Почему чекисты ненавидят Соловецкий камень и таблички «Последнего адреса» – рассказал Валерий Фадеев, бывший математик, а ныне председатель позорного муляжа, в который при нем превратился Совет по правам человека при Путине
Все те десять лет, что существует…
Все те десять лет, что существует…
Тот нечастый случай сегодня, когда для традиционного "Особого мнения" в 16 часов по Москве (это в прямом эфире вот тут: https://www.youtube.com/live/J4EL3yPHnaI?si=8NF8d6okcdgUJkeC) нет очевидных лидирующих тем, то есть обязательных тем для обсуждения.
Так что именно сегодня - вся надежда на постоянных читателей и комментаторов этого телеграм-канала: предлагайте сюжеты для обсуждения. И вопросы тоже задавайте, они помогают сориентироваться при подготовке разговора.
Прямо сейчас, не тяните долго!..
Так что именно сегодня - вся надежда на постоянных читателей и комментаторов этого телеграм-канала: предлагайте сюжеты для обсуждения. И вопросы тоже задавайте, они помогают сориентироваться при подготовке разговора.
Прямо сейчас, не тяните долго!..
YouTube
Чем завершится «СВО»? Протесты в Грузии. Сирия. Дело Горинова. Пархоменко*: Особое мнение @sparkhom
Поддержать Живой гвоздь:
с карт иностранных банков https://www.donationalerts.com/r/zhivgvozd
Boosty: https://boosty.to/zhivoygvozd
Криптокошелёк: bc1qmdt96xvsun9a8qxvgakfx9gqy4x72penx5rm2p
Trust Wallet: https://link.trustwallet.com/send?address=bc1qmdt9…
с карт иностранных банков https://www.donationalerts.com/r/zhivgvozd
Boosty: https://boosty.to/zhivoygvozd
Криптокошелёк: bc1qmdt96xvsun9a8qxvgakfx9gqy4x72penx5rm2p
Trust Wallet: https://link.trustwallet.com/send?address=bc1qmdt9…
Audio
Для тех, кто предпочитает здесь слушать аудиоверсии программ Youtybe - вот мое выступление вчера в "Утреннем шоу" Александра Плющева.
Хинштейн, похоже, так ох#ел от своего назначения и.о. губернатора Курской области, что не нашел в себе слов, чтоб написать об этом что-нибудь в своем телеграм-канале.
В ближайшие дни мы поймем, что в чем смысл этого назначения. Вариантов, мне кажется два:
1) Или это чисто издевательская выходка, из серии "пусть эти думские ожиревшие бездельники тоже покорячатся, а то чего все мы, да мы", - и Хинштейна начнут заставлять в самом деле чем-то управлять в области и нести ответственность за результаты этого его безнадежного "управления". Об этом будут свидетельствовать его истошные вопли и рыдания насчет того, что ему не дают, чем его не снабжают, чем ему не помогают и в чем ему отказывают.
2) Или это назначение на должность, фактически "пиар-директора" Курской области, задача которого будет рассказывать о том, как все там отлично отбивается обратно у украинских оккупантов, и как освобожденные территории на глазах расцветают, а горе реального оперативного управления, а с ним и реальной ответственности за все, что там происходит, будут хлебать совсем другие люди, не видные на поверхности.
Ну, посмотрим, да.
В ближайшие дни мы поймем, что в чем смысл этого назначения. Вариантов, мне кажется два:
1) Или это чисто издевательская выходка, из серии "пусть эти думские ожиревшие бездельники тоже покорячатся, а то чего все мы, да мы", - и Хинштейна начнут заставлять в самом деле чем-то управлять в области и нести ответственность за результаты этого его безнадежного "управления". Об этом будут свидетельствовать его истошные вопли и рыдания насчет того, что ему не дают, чем его не снабжают, чем ему не помогают и в чем ему отказывают.
2) Или это назначение на должность, фактически "пиар-директора" Курской области, задача которого будет рассказывать о том, как все там отлично отбивается обратно у украинских оккупантов, и как освобожденные территории на глазах расцветают, а горе реального оперативного управления, а с ним и реальной ответственности за все, что там происходит, будут хлебать совсем другие люди, не видные на поверхности.
Ну, посмотрим, да.
Вот эти два собора, две святыни, два представления о христианстве, две веры, два воплощенных идеала - они очень многое говорят, если поставить их рядом, о том, где оказалась Россия в конце пути, который Путин выбрал для неев 2014 году, и по которому с особенной решительностью двинулся навстречу катастрофе в 2022-м.
Вот где осталась Россия, вот на этом капище тьмы. А вот откуда с ужасом и отвращением смотрит на нее христианский мир, из храма, наполненного благодарностью, солидарностью и любовью тех, кто вместе победил злое пламя и бессмысленное разрушение.
Вот где осталась Россия, вот на этом капище тьмы. А вот откуда с ужасом и отвращением смотрит на нее христианский мир, из храма, наполненного благодарностью, солидарностью и любовью тех, кто вместе победил злое пламя и бессмысленное разрушение.
У меня тоже есть мой собственный Дамаск.
И вот такой текст остался когда-то от него.
***
— А дальше вот что: "Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтобы он прозрел".
Виктор разворачивает меня за плечи к стене и тычет пальцем в табличку, укрепленную высоко над головами прохожих, с надписями на трех языках:
— Это тут.
Сначала по-арабски что-то непонятное, потом по-английски — Midhat Pasha Street, а ниже по-французски — rue Droite. Ну да, Прямая улица — так с тех пор и называется, ничуть кривее за последние две тысячи лет не стала.
Люди в Дамаске давно живут. Давно обустроили здесь себе город как удобно, и с тех пор незачем особенно было его перетряхивать, перекраивать. Та же Прямая улица — античный декуманус, традиционная центральная ось римской городской планировки. А великая мечеть Омейядов — третья, как говорят, в мировой иерархии исламских святынь после Мекки и Медины — стоит на фундаменте, сложившемся — именно не сложенном, а сложившемся, как складываются, наплывая друг на друга и друг в друга прорастая, геологические слои,— из остатков византийской базилики во имя Иоанна Крестителя, построенной на руинах римского храма Юпитера Дамасского, водруженного на остатки арамейского святилища, навеки сокрывшего следы доисторического капища, отметившего собою, говорят, точное место, где Каин когда-то поднял руку на бедного доверчивого своего брата.
— А ковры вот эти, которые по всему полу, знаете, отчего так пружинят? — без всякого перехода от несчастного Авеля продолжал свою бесконечную лекцию Виктор, выводя меня из полумрака гигантского молельного зала.— Оттого что тут ковров этих слой — чуть не метр. Новые сверху кладут, старые в глубине спрессовываются, истлевают в пыль. Получается такой слоеный пирог — сам себя поддерживает в одной и той же толщине. Тысячу лет. Понимаете?
Понимаю, а как же. Все слоями — везде и у всех, если вдуматься. Вопрос только, много ли слоев успевает накопиться, куда нижние деваются и хороши ли эти последние, что на виду. А так все слоями, чего уж там.
Виктор не был профессиональным экскурсоводом, но за 12 лет, что просидел корреспондентом большой газеты тут, в дамасском корпункте, научился водить гостей по городу мастерски. Я ему достался по профессиональному, так сказать, признаку — нас и было-то два журналиста на всю делегацию, сплошь составленную из матерых "торговцев смертью" (власть приехала старые советские долги за поставки военной техники из сирийцев выбивать).
— Пойдемте, коллега, свининки, что ль, съедим по куску, а? — Виктор все-таки умел эффектно и вовремя перескакивать с темы на тему. Мы стояли под входной аркой гигантского базара пряностей аль-Бзурия. Я инстинктивно оглянулся, не слышит ли кто.
— Да не бойтесь вы, отличная свинина. Эта вот Прямая улица тем концом в христианский квартал впадает, называется Баб-Тума — Восточные ворота. Там один умелец лавочку держит — конина и свинина во всех видах и состояниях. Могут с собой завернуть, могут на месте отрезать. Христиане местные в нем души не чают, а арабы ему витрину бьют раза два в год минимум. Но ничего, держится. Между прочим, из наших….
***
Дальше вот по этой ссылке: https://www.kommersant.ru/doc/869360
Глава "Прямая улица в старом городе" из книги "Все сначала".
И вот такой текст остался когда-то от него.
***
— А дальше вот что: "Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтобы он прозрел".
Виктор разворачивает меня за плечи к стене и тычет пальцем в табличку, укрепленную высоко над головами прохожих, с надписями на трех языках:
— Это тут.
Сначала по-арабски что-то непонятное, потом по-английски — Midhat Pasha Street, а ниже по-французски — rue Droite. Ну да, Прямая улица — так с тех пор и называется, ничуть кривее за последние две тысячи лет не стала.
Люди в Дамаске давно живут. Давно обустроили здесь себе город как удобно, и с тех пор незачем особенно было его перетряхивать, перекраивать. Та же Прямая улица — античный декуманус, традиционная центральная ось римской городской планировки. А великая мечеть Омейядов — третья, как говорят, в мировой иерархии исламских святынь после Мекки и Медины — стоит на фундаменте, сложившемся — именно не сложенном, а сложившемся, как складываются, наплывая друг на друга и друг в друга прорастая, геологические слои,— из остатков византийской базилики во имя Иоанна Крестителя, построенной на руинах римского храма Юпитера Дамасского, водруженного на остатки арамейского святилища, навеки сокрывшего следы доисторического капища, отметившего собою, говорят, точное место, где Каин когда-то поднял руку на бедного доверчивого своего брата.
— А ковры вот эти, которые по всему полу, знаете, отчего так пружинят? — без всякого перехода от несчастного Авеля продолжал свою бесконечную лекцию Виктор, выводя меня из полумрака гигантского молельного зала.— Оттого что тут ковров этих слой — чуть не метр. Новые сверху кладут, старые в глубине спрессовываются, истлевают в пыль. Получается такой слоеный пирог — сам себя поддерживает в одной и той же толщине. Тысячу лет. Понимаете?
Понимаю, а как же. Все слоями — везде и у всех, если вдуматься. Вопрос только, много ли слоев успевает накопиться, куда нижние деваются и хороши ли эти последние, что на виду. А так все слоями, чего уж там.
Виктор не был профессиональным экскурсоводом, но за 12 лет, что просидел корреспондентом большой газеты тут, в дамасском корпункте, научился водить гостей по городу мастерски. Я ему достался по профессиональному, так сказать, признаку — нас и было-то два журналиста на всю делегацию, сплошь составленную из матерых "торговцев смертью" (власть приехала старые советские долги за поставки военной техники из сирийцев выбивать).
— Пойдемте, коллега, свининки, что ль, съедим по куску, а? — Виктор все-таки умел эффектно и вовремя перескакивать с темы на тему. Мы стояли под входной аркой гигантского базара пряностей аль-Бзурия. Я инстинктивно оглянулся, не слышит ли кто.
— Да не бойтесь вы, отличная свинина. Эта вот Прямая улица тем концом в христианский квартал впадает, называется Баб-Тума — Восточные ворота. Там один умелец лавочку держит — конина и свинина во всех видах и состояниях. Могут с собой завернуть, могут на месте отрезать. Христиане местные в нем души не чают, а арабы ему витрину бьют раза два в год минимум. Но ничего, держится. Между прочим, из наших….
***
Дальше вот по этой ссылке: https://www.kommersant.ru/doc/869360
Глава "Прямая улица в старом городе" из книги "Все сначала".
Для тех, кому важно все-таки понять, что призошло во время пожара собора Нотр-Дам в Париже 15 апреля 2019 года, как пожарные боролись с огнем, и какое решение - трагическое, но в итоге очень верное - спасло собор от полного разрушения, очень рекомендую видео, сделанное Le Monde.
Там есть подробная хроника борьбы с огнем, очень понятные схемы и визуализации работы пожарных, и объяснение того самого решения, которое все спасло: оставить огню крышу и деревянные перекрытия, но удержать от обрушения две главные башни с громадными колоколами внутри.
Вот тут: https://youtu.be/VRWj1c0JT80?si=dKsnwKlIZStCdPlx
Можно настроить субтитры на любом языке (они автоматические, но все же многое помогают понять).
Там есть подробная хроника борьбы с огнем, очень понятные схемы и визуализации работы пожарных, и объяснение того самого решения, которое все спасло: оставить огню крышу и деревянные перекрытия, но удержать от обрушения две главные башни с громадными колоколами внутри.
Вот тут: https://youtu.be/VRWj1c0JT80?si=dKsnwKlIZStCdPlx
Можно настроить субтитры на любом языке (они автоматические, но все же многое помогают понять).
YouTube
Comment l'effondrement total de Notre-Dame a été évité
Un désastre ! A Notre-Dame de Paris, le 15 avril 2019, la toiture et la flèche de la cathédrale disparaissent dans un incendie. Mais en réalité, le bilan aurait dû être bien plus grave, le bâtiment aurait pu s'effondrer entièrement. Comment expliquer ce sauvetage…
Forwarded from Vsya takaya Mongayt
Интересно, что хотел сказать Путин, отправляя презренного Хинштейна губернатором в Курскую область? Ведь у Хинштейна репутация ничтожного человека , доносчика сейчас и сливного бочка в бытность журналистом. Еще в вегетарианские времена я делала ток-шоу на Дожде, не помню , о чем был выпуск. В студии должны были быть 4 гостя. Среди них Сергей Пархоменко и Хинштейн в амплуа мракобеса. Он сильно опоздал на эфир и вломился , даже не извинившись. Тогда Пархоменко встал и громко ему сказал прямо в кадре что-то типа : «Как ты смеешь так себя вести, подставлять людей ? Кем ты себя возомнил?!» Сьемочная группа замерла . А Хинштейн побледнел и ,поджав хвост, бежал. Помню, что вместо того , чтобы прийти в отчаяние от разрушающего выпуска, я выдохнула.
Вот в январе 2020 года, например, ТАСС писал: «До войны русская община в Алеппо была одной из крупнейших в Сирии, здесь проживало более 7 тыс. соотечественников и граждан стран СНГ. Сегодня в городе остается примерно 400 человек, многие во время войны покинули Сирию и переехали в соседние страны. По словам представителей общины, в последние годы люди начинают постепенно возвращаться…»
Интересно, что сейчас стало с этими людьми? И что с ними будет завтра?
Могучая путинская империя, конечно же, не бросила в беде своих подданных? Или как?
А?
Захарова? Лавров? Что с рожами? Куда хари бесстыжие своротили?
Продали людей? Предали, и бросили, гниды?
Интересно, что сейчас стало с этими людьми? И что с ними будет завтра?
Могучая путинская империя, конечно же, не бросила в беде своих подданных? Или как?
А?
Захарова? Лавров? Что с рожами? Куда хари бесстыжие своротили?
Продали людей? Предали, и бросили, гниды?
Я случайно нашел текст, который написал Григорий Ревзин о том, как создавался проект «Последний адрес» одиннадцать лет назад. Причем, это не фейсбук сам мне предложил его в качестве “воспоминания”, каке это иногда делают его алгоритмы, а именно я сам наткнулся на него, в поисках чего-то совсем другого.
Кажется, это вообще самый первый текст, написанный о «Последнем адресе» и опубликованный в большой газете. Вот он здесь: https://www.kommersant.ru/doc/2364094
Я тогда, одиннадцать лет назад, представляя этот текст в посте тут, в фейсбуке, написал, что текст Ревзина очень горький. Сейчас, сегодня, оглядываясь туда, я бы сказал, что он сокрушительный - как его заголовок, что он полон ужаса. Мы знаем теперь, что случилось за эти одиннадцать лет, мы видим, к чему пришла наша страна. На наших глазах «Последний адрес» остался сегодня последним, кажется, действующим публичным гражданским проектом, при помощи которого люди говорят о человеческих жизнях, бессмысленно погубленных свирепым государством. Мы смотрим каждый день, как вандалы, погромщики и доносчики день за днем уничтожают этот мемориал.
И от этого текст Григория Ревзина становится еще страшнее читать. Но вы все-таки прочтите, чтобы заглянуть туда, на одиннадцать лет назад, в декабрь 2013-го. А главное, чтобы оттуда, из-за одиннадцати этих лет, заглянуть сюда, к нам сегодняшним.
В моем посте тогда перед текстом Ревзина было написано, так:
***
“…Текст Ревзина очень горький. Но я ему всей душой рад.
В это невозможно поверить, но кажется "Последний адрес" все-таки стронулся с места. Будем дальше его тащить. Бывают же какие-то чудеса на свете иногда.”
Кажется, это вообще самый первый текст, написанный о «Последнем адресе» и опубликованный в большой газете. Вот он здесь: https://www.kommersant.ru/doc/2364094
Я тогда, одиннадцать лет назад, представляя этот текст в посте тут, в фейсбуке, написал, что текст Ревзина очень горький. Сейчас, сегодня, оглядываясь туда, я бы сказал, что он сокрушительный - как его заголовок, что он полон ужаса. Мы знаем теперь, что случилось за эти одиннадцать лет, мы видим, к чему пришла наша страна. На наших глазах «Последний адрес» остался сегодня последним, кажется, действующим публичным гражданским проектом, при помощи которого люди говорят о человеческих жизнях, бессмысленно погубленных свирепым государством. Мы смотрим каждый день, как вандалы, погромщики и доносчики день за днем уничтожают этот мемориал.
И от этого текст Григория Ревзина становится еще страшнее читать. Но вы все-таки прочтите, чтобы заглянуть туда, на одиннадцать лет назад, в декабрь 2013-го. А главное, чтобы оттуда, из-за одиннадцати этих лет, заглянуть сюда, к нам сегодняшним.
В моем посте тогда перед текстом Ревзина было написано, так:
***
“…Текст Ревзина очень горький. Но я ему всей душой рад.
В это невозможно поверить, но кажется "Последний адрес" все-таки стронулся с места. Будем дальше его тащить. Бывают же какие-то чудеса на свете иногда.”
Коммерсантъ
Сокрушительная память
Григорий Ревзин о том, как сложно в России увековечить имена репрессированных
Это продолжение предыдущего поста.
Еще я нашел свой маленький текстик, опубликованный в “Коммерсанте”, в дополнение к большому тексту Григория Ревзина, тогда же, в декабре 2013. Прошло одиннадцать лет.
Мой текстик и правда небольшой. Я его здесь положу целиком.
Иногда очень важно посмотреть на себя с такого расстояния и послушать свой голос. Тогда понимаешь лучше, точнее, что случилось за это время: что случилось со всем вокруг. И что случилось со мной самим.
***
06.12.2013, 18:42
ЗДЕСЬ ЛЮДИ
Как мы, кстати, будем называть их, вот эти знаки на стенах наших домов?
Между прочим, тоже вопрос. Просто так и будут: знаки? Или — таблички, пластинки, плитки, вставки?
У немецкого проекта Stolpersteine нет такой проблемы в принципе. «Камни преткновения» — они камни и есть, как же еще. Сорок тысяч камней таких они уже расставили — размером с обычный булыжник, бетонный кубик чуть побольше человеческого кулака.
И бронзовая пластинка поверху, с человеческую ладонь, или, может быть, с фотокарточку из старого альбома. Не фотографию именно, а фотокарточку,— понимаете разницу? — размером как раз на одно имя и две даты. Больше не надо.
А у нас?
Механически повторить замечательно ясную и яркую немецкую идею мы не сможем: у нас слишком мало булыжных мостовых, а асфальт слишком часто и грубо вскрывают, да и восемь месяцев в году он покрыт всякой дрянью. Так что камней таких под нашими ногами не будет. Надо какое-то другое придумывать воплощение этого символа, чтоб крепить на уровне наших глаз. Ну и тут же — все эти еще «тех-требования», жестко навязанные особенностями всего этого национального урбанизма…
Антивандальность требуется. Очень надежная антивандальность, да, прежде всего. И чтоб при плохом освещении можно было прочесть текст. И чтоб выносило мороз с ледяным дождем. И чтоб не залепилось грязным снегом. И чтоб держалось на старой крошащейся штукатурке. И чтоб, не дай бог, ничего ценного,— не то до утра не доживет: отковыряют, да и всё…
Но все равно, мне кажется,— это камни. Если не по физической своей сущности, то по смыслу,— это камни, именно камни, ни что иное. Потому что из камней, собственно, должен быть сложен, выстроен этот монумент целиком. А из знаков, пластинок — памятников не строят.
Там ведь вот еще какой важен поворот.
Принцип «одно имя — одна жизнь — один камень», он работает — как бы это сказать? — в обе стороны. Один европейский булыжник из «Камней преткновения» стоит ровно €120. И каждый из 40 тысяч раз эти €120 кто-то заплатил. Кто-то купил этот булыжник. Просто и деловито: пришел на сайт, заполнил несложную короткую заявку-анкету, нажал «enter». И всё: я, такой-то, оттуда-то, хочу мой камень — там-то и там-то, с таким именем, с такой датой, я плачу.
Ударение в данном случае на последний слог: я плачУ.
Никто не может явиться, вытащить золотой «Американ Экспресс» и сказать: «Я тут вам тысячу камней хочу отгрузить, вы уж распорядитесь, любезные, куда, кому…» Так не бывает. Опять точно так же: один камень — один человек, только на сей раз без имени — никто не узнает, нигде не напишут, кто поставил конкретный этот микромемориал.
Ну так вот: у нас тоже нужно этот принцип выдержать. Предположим, это будет тысячи три рублей. Ничего, что мы опять о деньгах?
На каждом таком камне — одно имя, одна жизнь. И за каждым таким камнем — опять одно имя, одна жизнь: моя, или ваша, или вон его — того, кто поставил этот памятник. Кто плачет. Ну, то есть, кто платит.
Гравировать меленько в углу имя «благотворителя» не надо, но важно знать: там человек, живой какой-то человек. А вот это все — все эти камни, весь этот «сетевой», «распределенный» памятник, огромный, бесконечный, покрывающий собой города, сложенный из этих камней с ладонь, с фотокарточку,— это люди. Здесь люди.
Люди здесь.
Сергей Пархоменко
Еще я нашел свой маленький текстик, опубликованный в “Коммерсанте”, в дополнение к большому тексту Григория Ревзина, тогда же, в декабре 2013. Прошло одиннадцать лет.
Мой текстик и правда небольшой. Я его здесь положу целиком.
Иногда очень важно посмотреть на себя с такого расстояния и послушать свой голос. Тогда понимаешь лучше, точнее, что случилось за это время: что случилось со всем вокруг. И что случилось со мной самим.
***
06.12.2013, 18:42
ЗДЕСЬ ЛЮДИ
Как мы, кстати, будем называть их, вот эти знаки на стенах наших домов?
Между прочим, тоже вопрос. Просто так и будут: знаки? Или — таблички, пластинки, плитки, вставки?
У немецкого проекта Stolpersteine нет такой проблемы в принципе. «Камни преткновения» — они камни и есть, как же еще. Сорок тысяч камней таких они уже расставили — размером с обычный булыжник, бетонный кубик чуть побольше человеческого кулака.
И бронзовая пластинка поверху, с человеческую ладонь, или, может быть, с фотокарточку из старого альбома. Не фотографию именно, а фотокарточку,— понимаете разницу? — размером как раз на одно имя и две даты. Больше не надо.
А у нас?
Механически повторить замечательно ясную и яркую немецкую идею мы не сможем: у нас слишком мало булыжных мостовых, а асфальт слишком часто и грубо вскрывают, да и восемь месяцев в году он покрыт всякой дрянью. Так что камней таких под нашими ногами не будет. Надо какое-то другое придумывать воплощение этого символа, чтоб крепить на уровне наших глаз. Ну и тут же — все эти еще «тех-требования», жестко навязанные особенностями всего этого национального урбанизма…
Антивандальность требуется. Очень надежная антивандальность, да, прежде всего. И чтоб при плохом освещении можно было прочесть текст. И чтоб выносило мороз с ледяным дождем. И чтоб не залепилось грязным снегом. И чтоб держалось на старой крошащейся штукатурке. И чтоб, не дай бог, ничего ценного,— не то до утра не доживет: отковыряют, да и всё…
Но все равно, мне кажется,— это камни. Если не по физической своей сущности, то по смыслу,— это камни, именно камни, ни что иное. Потому что из камней, собственно, должен быть сложен, выстроен этот монумент целиком. А из знаков, пластинок — памятников не строят.
Там ведь вот еще какой важен поворот.
Принцип «одно имя — одна жизнь — один камень», он работает — как бы это сказать? — в обе стороны. Один европейский булыжник из «Камней преткновения» стоит ровно €120. И каждый из 40 тысяч раз эти €120 кто-то заплатил. Кто-то купил этот булыжник. Просто и деловито: пришел на сайт, заполнил несложную короткую заявку-анкету, нажал «enter». И всё: я, такой-то, оттуда-то, хочу мой камень — там-то и там-то, с таким именем, с такой датой, я плачу.
Ударение в данном случае на последний слог: я плачУ.
Никто не может явиться, вытащить золотой «Американ Экспресс» и сказать: «Я тут вам тысячу камней хочу отгрузить, вы уж распорядитесь, любезные, куда, кому…» Так не бывает. Опять точно так же: один камень — один человек, только на сей раз без имени — никто не узнает, нигде не напишут, кто поставил конкретный этот микромемориал.
Ну так вот: у нас тоже нужно этот принцип выдержать. Предположим, это будет тысячи три рублей. Ничего, что мы опять о деньгах?
На каждом таком камне — одно имя, одна жизнь. И за каждым таким камнем — опять одно имя, одна жизнь: моя, или ваша, или вон его — того, кто поставил этот памятник. Кто плачет. Ну, то есть, кто платит.
Гравировать меленько в углу имя «благотворителя» не надо, но важно знать: там человек, живой какой-то человек. А вот это все — все эти камни, весь этот «сетевой», «распределенный» памятник, огромный, бесконечный, покрывающий собой города, сложенный из этих камней с ладонь, с фотокарточку,— это люди. Здесь люди.
Люди здесь.
Сергей Пархоменко
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Ровно десять лет тому назад, день в день.
Первые знаки “Последнего адреса” появились на московских домах.
(Олег Дорман снимал тогда)
Первые знаки “Последнего адреса” появились на московских домах.
(Олег Дорман снимал тогда)
Audio
Для тех, кто предпочитает слушать аудиоверсию моих эфиров из Youtube - вот звук от свежего "Особого мнения"
(1)
За последние 23 года я, наверное, раз тысячу произносил по разным поводам и в разговоре с разными людьми одну и ту же фразу: “Все очень просто, пойдите в библиотеку, попросите подшивку журнала “Итоги” и посмотрите, что там про это написано…”
В ответ меня обычно спрашивали, в какую еще библиотеку. И я отвечал, что можно в Российскую Государственную библиотеку (бывшую Ленинку), можно в Российскую Национальную библиотеку (сокращенно “Публичку”), а можно, например, в Библиотеку Конгресса (Вашингтон, Ди-Си). Там есть полная бумажная подшивка “Итогов”.
Так вот: больше я эту фразу произносить не буду. Теперь я вместо этого буду давать ссылку на электронный архив, который вчера выложил во всеобщий открытый и бесплатный доступ проект RIMA - Russian Independent Medis Archive.
Вот здесь лежит этот архив.
Это проект, который постепенно собирает и выкладывает для нас всех лучшие свободные медиа на русском языке, и собирается сделать эту коллекцию очень широкой и всеобъемлющей. Проектом руководят Anna Nemzer, Ilya Venyavkin и несколько других прекрасных людей, очень серьезно и ответственно взявшихся за эту колоссальную миссию: вернуть русскоязычной (и вообще русскочитающей и русско-интересующейся) публике всю историю национальных медиа последних десятилетий, оставшихся фактически в забвении и в небрежении.
Еженедельный журнал “Итоги” впервые вышел в свет в мае 1996 года и прожил в первом составе редакции до середины апреля 2001, чуть меньше пяти лет. Всего мы сделали 253 номера.
После этого редакция журнала (в полном составе, 74 человека, от главного редактора, всех журналистов, фотографов, дизайнеров и вплоть до корректоров и секретарей) была уволена в один день “по сокращению штатов”. Знаменитый “конфликт хозяйствующих субъектов” - а точнее уничтожение крупнейшей медиа-компании “Медиа-Мост”, организованное недавно пришедшей к власти администрацией Путина, - принял для “Итогов” вот такую форму. И случилось это ровно через 24 часа после перехвата контроля над НТВ, которое входило в ту же медиа-группу.
После этого к изготовлению журнала под тем же названием, с тем же логотипом и с макетом, религиозно копировавшим оригинал, вплоть до буквы, точки, оттенка цветов, - приступила другая редакция, специально заранее нанятая и натренированная. Это чучело “Итогов” они изготавливали потом еще тринадцать лет, пока наконец смирились с тем, что он никому не нужен, и не закрыли.
Но настоящие “Итоги” оставались в памяти и тех, кто их делал, и тех, кто их читал.
За последние 23 года я, наверное, раз тысячу произносил по разным поводам и в разговоре с разными людьми одну и ту же фразу: “Все очень просто, пойдите в библиотеку, попросите подшивку журнала “Итоги” и посмотрите, что там про это написано…”
В ответ меня обычно спрашивали, в какую еще библиотеку. И я отвечал, что можно в Российскую Государственную библиотеку (бывшую Ленинку), можно в Российскую Национальную библиотеку (сокращенно “Публичку”), а можно, например, в Библиотеку Конгресса (Вашингтон, Ди-Си). Там есть полная бумажная подшивка “Итогов”.
Так вот: больше я эту фразу произносить не буду. Теперь я вместо этого буду давать ссылку на электронный архив, который вчера выложил во всеобщий открытый и бесплатный доступ проект RIMA - Russian Independent Medis Archive.
Вот здесь лежит этот архив.
Это проект, который постепенно собирает и выкладывает для нас всех лучшие свободные медиа на русском языке, и собирается сделать эту коллекцию очень широкой и всеобъемлющей. Проектом руководят Anna Nemzer, Ilya Venyavkin и несколько других прекрасных людей, очень серьезно и ответственно взявшихся за эту колоссальную миссию: вернуть русскоязычной (и вообще русскочитающей и русско-интересующейся) публике всю историю национальных медиа последних десятилетий, оставшихся фактически в забвении и в небрежении.
Еженедельный журнал “Итоги” впервые вышел в свет в мае 1996 года и прожил в первом составе редакции до середины апреля 2001, чуть меньше пяти лет. Всего мы сделали 253 номера.
После этого редакция журнала (в полном составе, 74 человека, от главного редактора, всех журналистов, фотографов, дизайнеров и вплоть до корректоров и секретарей) была уволена в один день “по сокращению штатов”. Знаменитый “конфликт хозяйствующих субъектов” - а точнее уничтожение крупнейшей медиа-компании “Медиа-Мост”, организованное недавно пришедшей к власти администрацией Путина, - принял для “Итогов” вот такую форму. И случилось это ровно через 24 часа после перехвата контроля над НТВ, которое входило в ту же медиа-группу.
После этого к изготовлению журнала под тем же названием, с тем же логотипом и с макетом, религиозно копировавшим оригинал, вплоть до буквы, точки, оттенка цветов, - приступила другая редакция, специально заранее нанятая и натренированная. Это чучело “Итогов” они изготавливали потом еще тринадцать лет, пока наконец смирились с тем, что он никому не нужен, и не закрыли.
Но настоящие “Итоги” оставались в памяти и тех, кто их делал, и тех, кто их читал.
(2)
В этих 253 номерах - подробнейшая хроника очень важного и очень сложного, внутренне противоречивого времени. Огромное количество сегодняшних споров, скандалов, недоразумений, недопониманий - более или менее добросовестных, - происходят именно от того, что люди плохо помнят, а может быть просто не знают, и никогда не пытались узнать, что тогда происходило, с кем, как и почему. И речь не только о политике. Речь, конечно, о жизни российского общества в целом, и об экономической эволюции, о социальных процессах того времени, и об искусстве, о науке, о спорте, о нравах, об обыкновениях, привычках, страхах и надеждах людей. В России и вокруг России (на эти две основные главы делилась общественно-политическая часть каждого номера).
Это была первая успешная попытка запустить в России классический еженедельник “общего интереса”. И это был первый опыт применения в России настоящих стандартов лучшей мировой журналистики того времени: теснейшее сотрудничество с американским “Ньюзвиком” (тогда он переживал свой золотой век и был, видимо, самым влиятельным и мощным еженедельным изданием мира) оказалось очень эффективным способом эти стандарты найти и удержать.
Когда настоящие “Итоги” были разрушены (“Ньюзвик” в тот же день разорвал все отношения с погромщиками), его новые “владельцы” моментально уничтожили электронный архив журнала, просто стерли все содержимое сайта, которое собиралось там день за днем, неделя за неделей. И с тех пор в сети можно было отыскать только разрозненные обложки, статьи, иногда отдельные номера, чудом кем-то сохраненные.
Теперь архив “Итогов” возвращается. Он возвращается к прежним своим читателям и, я очень надеюсь, к новым, которым предстоит открыть для себя этот журнал, а вместе с ним, может быть, и ту важнейшую эпоху, - во всей ее сложности, противоречивости, страстности, радости и драматизме.
Приходите и читайте. Смотрите на обложки. Вспоминайте поразительных авторов и великолепных фотографов, которые работали в тех “Итогах”. А кто не был знаком с ними - знакомьтесь сейчас. Никто из них не устарел.
Вот например уже сейчас можно прочесть в “Медузе” очерк (он вчера там вышел) о Галине Ковальской, потрясающем репортере, которая открыла для огромного количества читателей жизнь России вдалеке от Москвы, а еще - первую Чеченскую войну, которую сумела увидеть и понять так, как никто больше ее не увидел и не понял. Галя погибла - не на войне, а в другой журналистской командировке, в пожарном вертолете, разбившемся в зоне горящих лесов Читинской области весной 2003 года. Вместе с нею в том же вертолете погиб блистательный итоговский фотограф Руслан Ямалов.
18 декабря проект RIMA, благодаря которому архив “Итогов” возвращается к нам, организует специальную “онлайн-премьеру”. Следите за анонсами (я тоже внизу выложу). там будет своего рода “экскурсия” по одному из номеров журнала, и подробный разговор, почему “Итоги” были устроены именно так, зачем это было нужно, и как, вообще, эта штука работала.
А она работала, вот в чем дело. Она работала - 253 недели, и забыть их невозможно. А теперь можно будет опять увидеть своими глазами.
В этих 253 номерах - подробнейшая хроника очень важного и очень сложного, внутренне противоречивого времени. Огромное количество сегодняшних споров, скандалов, недоразумений, недопониманий - более или менее добросовестных, - происходят именно от того, что люди плохо помнят, а может быть просто не знают, и никогда не пытались узнать, что тогда происходило, с кем, как и почему. И речь не только о политике. Речь, конечно, о жизни российского общества в целом, и об экономической эволюции, о социальных процессах того времени, и об искусстве, о науке, о спорте, о нравах, об обыкновениях, привычках, страхах и надеждах людей. В России и вокруг России (на эти две основные главы делилась общественно-политическая часть каждого номера).
Это была первая успешная попытка запустить в России классический еженедельник “общего интереса”. И это был первый опыт применения в России настоящих стандартов лучшей мировой журналистики того времени: теснейшее сотрудничество с американским “Ньюзвиком” (тогда он переживал свой золотой век и был, видимо, самым влиятельным и мощным еженедельным изданием мира) оказалось очень эффективным способом эти стандарты найти и удержать.
Когда настоящие “Итоги” были разрушены (“Ньюзвик” в тот же день разорвал все отношения с погромщиками), его новые “владельцы” моментально уничтожили электронный архив журнала, просто стерли все содержимое сайта, которое собиралось там день за днем, неделя за неделей. И с тех пор в сети можно было отыскать только разрозненные обложки, статьи, иногда отдельные номера, чудом кем-то сохраненные.
Теперь архив “Итогов” возвращается. Он возвращается к прежним своим читателям и, я очень надеюсь, к новым, которым предстоит открыть для себя этот журнал, а вместе с ним, может быть, и ту важнейшую эпоху, - во всей ее сложности, противоречивости, страстности, радости и драматизме.
Приходите и читайте. Смотрите на обложки. Вспоминайте поразительных авторов и великолепных фотографов, которые работали в тех “Итогах”. А кто не был знаком с ними - знакомьтесь сейчас. Никто из них не устарел.
Вот например уже сейчас можно прочесть в “Медузе” очерк (он вчера там вышел) о Галине Ковальской, потрясающем репортере, которая открыла для огромного количества читателей жизнь России вдалеке от Москвы, а еще - первую Чеченскую войну, которую сумела увидеть и понять так, как никто больше ее не увидел и не понял. Галя погибла - не на войне, а в другой журналистской командировке, в пожарном вертолете, разбившемся в зоне горящих лесов Читинской области весной 2003 года. Вместе с нею в том же вертолете погиб блистательный итоговский фотограф Руслан Ямалов.
18 декабря проект RIMA, благодаря которому архив “Итогов” возвращается к нам, организует специальную “онлайн-премьеру”. Следите за анонсами (я тоже внизу выложу). там будет своего рода “экскурсия” по одному из номеров журнала, и подробный разговор, почему “Итоги” были устроены именно так, зачем это было нужно, и как, вообще, эта штука работала.
А она работала, вот в чем дело. Она работала - 253 недели, и забыть их невозможно. А теперь можно будет опять увидеть своими глазами.
rima.media
№ 188(2) • Итоги • RIMA — архив российских независимых медиа
Уникальная коллекция интервью, расследований и статей, написанных российскими независимыми журналистами в XXI веке. Сохраняем правду, чтобы она оставалась доступной для всех.
Штоа?!
Как мне тут напоминают старинный анекдот про Петьку, который сообщал Васильиванычу скорбную новость: "Слыхал, Васильиваныч, нашу Анку в партию членом записали... - А что? Уж и карандаша не нашлось?"
Видали мы уже каких-то мутных "адвокатов" и непонятных "бизнесменов", объявленных иностранными агентами явно в видах дискредитации почтенного иноагентского сообщества.
А теперь вот профессиональных венецианских истеричек туда же? В жопу таких иноагентов. Сами их ешьте. Не берем.
Как мне тут напоминают старинный анекдот про Петьку, который сообщал Васильиванычу скорбную новость: "Слыхал, Васильиваныч, нашу Анку в партию членом записали... - А что? Уж и карандаша не нашлось?"
Видали мы уже каких-то мутных "адвокатов" и непонятных "бизнесменов", объявленных иностранными агентами явно в видах дискредитации почтенного иноагентского сообщества.
А теперь вот профессиональных венецианских истеричек туда же? В жопу таких иноагентов. Сами их ешьте. Не берем.