Этот эпизод из Винни-Пуха вспоминаю, когда гляжу на новогодний дизайн Музея Арсеньева. Палочки разлетелись во все стороны, собирай из них что хочешь. Хочешь — ключевое слово. На всякий случай, чтобы ребус не был слишком сложен, среди палочек лежат пять букв, которые собираются в «я хочу», а оно и есть — главное. Драконы, ёлочные шары, хвойные лапки, серебряный дождик все равно никуда не денутся.

И вот когда я задумалась, чего я хочу, в носу у меня защипало и стало очень грустно. Это ли не новогоднее настроение, о котором все говорят?

Вот на это я иду. Тридцать лет и три года!

Зафиксирую две вещи, которые в этом году произошли в моем родном музее, и которые я бы очень не хотела забыть.

На стене дома-музея Арсеньева
(есть большой Музей Арсеньева, а это его филиал) появилась первая во Владивостоке табличка «Последнего адреса». Память о Маргарите Арсеньевой, которую расстреляли после смерти мужа.
В этом доме не живут соседи, которые могли бы эту табличку сорвать, как это было в других городах. Она не мозолит глаза прохожим, которые могли бы пожаловаться. Она, в общем-то, существует не для душевного спокойствия соседей и прохожих. Но сейчас главное, что табличка есть и никуда не денется.
Есть ещё история про их дочь Наташу Арсеньеву, но мне нужно немного времени, чтобы подобрать слова.

Вторая важная: с саперного редута № 4 Владивостокской крепости (тот самый филиал, к которому я привязана сердцем и делом) убирают автомобильную стоянку.
Старожилы вспомнят, сколько ей лет? Короче, тонны автохлама годами гнили на территории исторического памятника — чисто владивостокская роскошь. У нас есть ещё гаражи на форте и не только.

Сколько для этого было проделано работы, у меня воображение не вмещает.
Что будет дальше, другой разговор. Потому что лечить пространство от синдрома «заброшки» — дело долгое и сложное. Про это тоже есть истории, которые я вам тоже потом расскажу. Но пока перед Новым годом сосредоточимся на том, что придаёт сил и надежды.

Обсуждаем, как музейная кошка бегает мимо египетских артефактов в музее Арсеньева. Работу принимает, не шутка.

Сейчас будет смертельный номер, но я скажу пару невосторженных слов о египетской выставке.

Застройка залов не в моем вкусе. Разделы выставки обозначены громоздкими арками в псевдоегипетском стиле. За редкими исключениями не люблю стилизацию в музеях. Если есть предметы с историей, декорации вокруг них кажутся мне лишними.

На стенах, конечно, тексты. Хорошие грамотные тексты. Обильные, уложенные во много столбцов. Этикетки тоже убористо упакованы длинным комментарием. Тоже не моя чашка чаю.

Но такой путь. Потому что впервые привезти Египет во Владивосток — это значит иметь дело с мощнейшим эгрегором народных чувств к этому вопросу. Разбередить все душевные заломы, оставленные учебником Годера за 5 класс и прочей домашней библиотекой. И посетитель — число ему тысячи — идёт смотреть на Египет, и хочет текстов, и декораций, и двухчасовых лекций о тонкостях мумификации.

Что он Исиде? Что ему Исида? Ну вот что-то. У каждого своё что-то. И в эту странную весну Исида ближе, чем была когда-либо.

У меня осталось 12 часов до защиты магистерской диссертации. В ней очень много сердца, но мало мозгов, потому что она родилась из глубоких чувств — любви и гнева, а знаний и воли, чтобы сделать хорошее исследование, мне отчаянно не хватило.

Научный руководитель написал мне такой отзыв — как будто обнял.
А рецензент написал такой отзыв — как будто танцевать пригласил.

С этим ощущением завтра иду рассказывать кафедре философии, как игра шатает музей и все диспозитивы на земле.

Когда-то мне казалось, что название канала должно отражать его тему, но единственная его тема — это я и мои истории про выставки, художников, перформансы, музеи и галереи, современное искусство и культурное наследие, про искусство на улицах и в быту, моду, архитектуру, про мелкое и крупное хулиганство, игры, головоломки, пародии, про абсурд, остранение, авангард, эксперименты с сюжетом и языком, про новости и сплетни, интервью директоров, социальные медиа, популяризацию науки, психологию, книги, сериалы, про работу с детьми, работу со взрослыми, просто работу, про анекдоты и мемы, про руины, подземелья, лиминальные пространства, сказочные пространства, общественные пространства, карты, территории, про закаты, музыку, головокружение, про все, что меня волнует.

Мне нравится желтый цвет и искусство из картона и палок.

Меня зовут Кристина.

На заглавной картинке канала: фрагмент выставки художника Ричарда Малой в Артэтаже, 2019 год

Мужчины в тиндере шлют дикпики, а музеи в твиттере публикуют дакпики — duck pics. Зачем? Стоило пойти в магистратуру, чтобы рассказать об этом старшим коллегам, а ещё в одной презентации совместить слайд про философские идеи Николая Фёдорова и скрин из твиттера. Я думаю, что настоящая игра — это форма здорового хулиганства, и для меня было большой радостью исследовать, как и зачем можно хулиганить, то есть играть в музее.

Кто болел и спрашивал:

▫️защитилась на четвёрку
▫️тема работы «Игра в пространстве публичной истории на примере современного музея»
▫️идея работы проста, я её не раз излагала
▫️в процессе работы захлебнулась материалом и не вывезла, поэтому читать не дам
▫️но планирую написать хотя бы статью…

К чему был мой вопрос вчерашний.

Сходила на «Минус-музей», минусов не обнаружила. Шутка, обнаружила, конечно, но все равно рада, что сходила.

Это просто очень красивая и самая остроумная выставка из всех, что сейчас работают во Владивостоке. Вы давно видели остроумную выставку?!

В мастерской резиденции на «Заре» спрятался музей-мистификация художника Валерия Гриковского, созданный с участием научных сотрудников ННЦМБ ДВО РАН и Института Мирового океана ДВФУ, а также топографа-отшельника Александра Казанцева, который создаёт карты островов архипелага Императрицы Евгении, и ещё — как мне сказали — «боцмана с фрегата «Надежда». В комментариях ещё добавляют — экобиоцентр ВДЦ «Океан» и лично Александр Крамар, его руководитель.

Я понимаю, что указание авторства разбивает мистификацию, но эта информация необходима, ей можно и нужно найти место.

Стилизация великолепная: под стёклами лежат библиографические карточки, гербарии, архивные изображения. Образцы почв аккуратно разложены по чашечкам Петри, мелкие запчасти животных любовно надеты на булавочки. Только из этих запчастей складываются несуществующие животные, а комментарии к находкам — это небылицы одна краше другой. Биохимическая теория возникновения письменности, культ прародительницы двустворчатых моллюсков и разгон о том, как сон-трава примерялась в политических противостояниях и городском проектировании.

Вот на пробу отрывки из экспликаций:

Результаты исследований (с частичной реконструкцией образцов) фонда культурных инициатив «Альтернативное Языкознание и Факультативное Почвоведение»

Избранные представители широколиственного леса, почти целиком покрывающего остров Елены, приветствуют инвесторов тотальной застройки территории элитным жильем.
Из сборов внештатного корреспондента ЦСИ «Заря», экспедиция в мае-июне 2024.

Фрагменты архитектурной отделки монумента. Примеры применяемых фактур. Материал — известняк.
Взято из выборочных сновидений жителей по улице Лазо, дома 16-26, многолетние наблюдения сер. ХХ в.

Дальневосточный морской таракан. Стадии принятия необходимости.

Шрифт, тонкая полоска по краю и даже сама фактура бумаги подобраны так точно, что можно все принять за чистую монету, и если не читать текст, эта виртуозная ахинея может пролететь мимо вас. И что останется? Очень красивая инсталляция с влиянием Геккеля и советских энциклопедий.

Увидеть ее можно до 4 августа в мастерской резиденции «Зари» (сегодня должен был быть последний день, но обещали продлить).

Некоторые читатели этого канала знают, что в моей семье вирус совриска не только у меня — я живу с человеком, который с 2017 года то и дело монтирует выставки на Заре и не может перестать. Назовём этого человека Техкор (потому что это так и называется).

Кроме всей выставочно-менеджерско-кураторско-медиаторской банды на Заре есть ещё бойцы невидимого фронта, которые заслуживают отдельных рассказов. Например, самые лучшие уборщицы, которые не только смогут отличить кучу мусора от произведения искусства, но и знают, как её правильно обеспылить, чтобы она не потеряла свой статус.

Ещё был дядя Миша (если он все ещё работает, поправьте меня). Дядя Миша работал в охране, его рабочее место было в будке у одного из нижних цехов. Он ходил на все выставки и потом с Техкором в курилке их обсуждал. Нигде, кроме Зари, он не бывал, но этого опыта ему хватало за глаза, он вспоминал и сопоставлял различные работы и проекты, включая десятки резидентских, и рассуждал о них с лёгкой предвзятостью старожила.