Shraibman
15.9K subscribers
21 photos
263 links
Политический обогреватель
Download Telegram
Ввод войск ОДКБ в Казахстан - это, конечно, игра ва-банк. Если это не распугает протестующих (повстанцев?), то будет большая кровь. И после этого имидж постсоветской интеграции в Казахстане, и так не самый благостный до сих пор, будет подорван как в Украине, кто бы ни победил.

Удивительно, сколько уверенности в обратном у тех, кто одобряет такое решение. Это даже не говоря о риске получить домой поток гробов с парнями, погибшими на защите чужой неуклюжей автократии, что нигде не бывает популярным.

И ведь всем же этим пенсионным президентам достаточно лет, чтобы помнить Афганистан. Неужели так пугает проекция на себя, что аж рука дергается?
Перекрытие транзита белорусского калия со стороны Литвы в одностореннем порядке со ссылкой на «нацбезопасность» - смелый шаг, потому что, кроме прямых убытков, придется защищаться в настоящем суде, скорее всего - суде ЕС в Люксембурге (но пусть меня поправят специалисты, будут ли там еще какие-то инстанции перед ним).

Нужно будет доказать, что сделка с Минском, которая не мешала нацбезопасности Литвы много лет, вдруг стала ей угрожать. Это нетривиальная задача, и против Вильнюса будут точно работать хорошие юристы, потому что дело громкое, в ЕС найдется много юрфирм, готовых представлять Минск.

Евросоюз и его страны-члены уже проигрывали в своем же люксембургском суде много раз, поэтому будет интересно. На кону не только репутация Литвы, но и, в случае проигрыша, огромная компенсация, которую придется платить Минску. Впрочем, процесс может затянуться на годы.

Но а пока, если Литва и ее железные дороги не согласятся работать с Белкалием через прокладки (что технически несложно, но политически - зашкварно для самих литовцев на любом уровне), то это будет самый сильный одномоментный экономический удар из всего, что Запад делал с Минском до сих пор.

Лукашенко не сможет оставить такое без ответа. Будет торговая война и, скорее всего, нарушение других транзитных цепочек через Беларусь. Проверку на прочность пройдет и российско-белорусский союз. Одно дело солдат вместе возить попозировать восле военных частей в Казахстане, другое - в ущерб «Уралкалию», да еще и со скидками пускать белорусских конкурентов к своей транзитной инфраструктуре. Особенно, когда можно вместо этого освоить освобождающиеся ниши на мировых рынках удобрений и через полгодика постучаться в похудевший Солигорск с предложением продавать тот же калий россиянам, но с большим дисконтом.
Написал для Карнеги о новой роли Лукашенко в регионе и в каком раскладе он может выйти бенефициаром всей ситуации.

«Даже не начавшись, учения ярко продемонстрировали новую региональную роль Минска и ее контраст с прошлыми мечтами о восточноевропейской Швейцарии.

До 2020 года Лукашенко эксплуатировал обострения в отношениях России и Запада. Минск балансировал между сторонами, продавая одной из них риски, а другой – возможности.

Но в 2020 году западный вектор обрушился, и у Минска больше нет ни поля для дипломатических маневров, ни выбора, как себя вести во время эскалации в регионе. Новую попытку дистанцироваться от Москвы почти наверняка не оценят на Западе и, мягко говоря, не поймут в России. 

Среди экспертов и политиков много лет шли споры о том, насколько автономным будет Лукашенко, когда замаячит угроза реальной войны: станет ли он послушным исполнителем воли Кремля или будет сопротивляться, чтобы сохранить и показать всем свою суверенность? 

Начало 2022 года стало экспериментом, который, возможно, временно, но завершил этот спор в пользу сторонников первой точки зрения. Больше никто всерьез не задается вопросом, как воспринимать белорусскую территорию. Теперь это полноценный российский плацдарм. А степень угрозы, исходящая с белорусского балкона, определяется лишь одной переменной – желанием Кремля воевать.



Вообще для сегодняшней белорусской власти неудобны оба крайних сценария в отношениях России и Запада – война и перемирие.

В первом случае пришлось бы идти на рискованные и, вероятно, саморазрушительные уступки Кремлю, а во втором становится сложно заинтересовать его своей показной антизападностью. 

А вот серая зона управляемого конфликта идеальна для того, чтобы без серьезных потерь продавать свою риторическую лояльность Москве»
Продолжим заметки об аналитической гигиене. В прошлый раз писал о неуместном использовании слова «прагматизм», а теперь хочу обсудить еще один мифический термин, который любят эксперты-международники и политики. Речь о «национальных интересах».

Проблема в том, что это классический сферический конь в вакууме. Когда вам говорят, что какое-то международное действие противоречит национальным интересам страны А, всегда надо спрашивать, а кто решил, что именно это национальный интерес страны А? У кого есть такой мандат?

Например, догматом стало, что расширение НАТО на восток противоречит интересам России? Почему? Когда оно стало им противоречить? Что такое та самая «Россия», которая собралась и решила, что ей плохо от НАТО под боком?

Президент Путин и его друзья так считают? Но ведь чуть больше 20 лет назад он сам говорил, что Россия может войти в НАТО. Тогда это не было угрозой (уже после бомбардировок Сербии), а теперь стало? Национальные интересы настолько гибки, что меняются вслед за переменами взглядов одного президента?

Аналогично, признание Крыма российским – в национальных интересах Беларуси или нет? Если вы спросите Лукашенко, то его ответ зависел бы от года, когда вы к нему подошли. В какой момент поменялись национальные интересы? Или Лукашенко сначала действовал в этих интересах, а потом перестал?

Есть народ, возразят мне, и его мнение – и есть национальный интерес. Тут тоже есть вопросики. Общественное мнение в диктатурах как база для определения национальных интересов – очень зыбкая материя.

По всем независимым опросам еще 2015-2019 годов (НИСЭПИ, «Белорусская аналитическая мастерская» Вардомацкого - гугл в помощь), больше половины белорусов считали, что Россия справедливо присоединила Крым. Получается, что Лукашенко действовал наперекор мнению большинства все это время? Или большинство затуманено российской пропагандой и не понимало своего интереса, а Лукашенко все это время понимал, но перестал понимать в конце 2021-го?

Можем ли мы говорить, что национальный интерес немцев в 30-е был в том, чтобы развязать мировую войну? А национальный интерес итальянцев был в том, чтобы быть с Германией? Или все-таки с ее противниками, как бОльшую часть Первой мировой и последние годы Второй?

Не сравниваю Россию или Беларусь с диктатурами первой половины прошлого века. Но волатильность общественного мнения в авторитарном государстве при смене власти, ее курса и информационной политики может поражать воображение.

Победила бы в конце 90-х другая группа в борьбе за власть в Москве, сегодня «национальный интерес» российское общество могло бы осознавать совершенно иначе. Например, как интеграцию в НАТО, чтобы вместе бороться с исламизмом или Китаем.

Окей, уйдем от автократий, в демократичных же странах есть свобода слова, конкуренция идей, там национальный интерес осознается куда более надежно. Ой ли?

Быть в Евросоюзе для Великобритании – национальный интерес? Ну, зависит от того, в каком месяце вы проведете опрос.

Война в Ираке была в национальных интересах американцев? Несколько месяцев до и пару лет после момента принятия этого решения – безусловно да, так считало большинство и общества, и политического класса, спасибо развернутой антииракской кампании в СМИ. Теперь же сложно найти тех, кто не считает это чуть ли не самой большой ошибкой Вашингтона в 21 веке.

Я могу продолжать часами, но мораль вы уже поняли. Либо надо признать, что нечто такое пафосное и значительное, как «национальный интерес», может меняться под действием политической и медийной конъюнктуры по несколько раз за десятилетие. Либо единственная возможность сформулировать, что такое «национальные интересы» - сделать это максимально общо, в русле таких непреложных ценностей, как мир, развитие, свобода, стабильность. (первая часть)
(вторая часть) Как только кто-то пытается перейти на ступеньку конкретнее и заявляет, что конкретное международное событие или действие противоречит чьим-то объективным национальным интересам, перед вами либо политик, которому нужна ваша поддержка, либо политолог-манипулятор, который боится признаваться в симпатиях или антипатиях к конкретному курсу конкретных властей конкретной страны.
Речь Путина - это очень четкая демонстрация того, как важно помогать бывшим империям сразу после коллапса выйти из пост-травматического синдрома (или не войти в него).

Если этого не сделать, мы получаем на какой-то дистанции непреодолимый соблазн лидеров травмированного общества переключиться с коррекции себя на коррекцию исторических несправедливостей по отношению к себе.

Для Беларуси не так важен донбасский чижик, которого, кажется, решил съесть Путин, не добившись от Запада затребованных уступок. Важнее сам подход этого человека и его окружения к вторичности современного статус-кво, его границ и «случайных государств» при первичности травм и унижений, которые перенесло его поколение советских людей.

Важно запомнить ошибки работы с этими травмами в то время, пока их можно было лечить. Возможно, нашему поколению придется предотвращать такие же проблемы у тех, чьей травмой будет конец России Путина и Беларуси Лукашенко.
Сценарий переворота в России из прошлого поста, естественно, не единственный из возможных. Многие режимы прошлого на годы переживали свои самоубийственные внешние авантюры.

Эти годы не были стабильными, но ресурсов на кормление элиты и ее охранников хватало. Если Путину удастся завершить острую фазы войны соглашением с Украиной, которое можно будет преподнести дома как достижение заявленных целей, риск переворота в обозримой перспективе снизится. Можно ли достичь такого соглашения, купит ли народ и элита России, насколько оно будет устойчивым – всё важные вопросы, но пока оставим их в стороне.

Проблема в том, что даже такой исход не уведет нас с траектории, на которую встала Россия. Будет ли этот процесс быстрым или вялым, линейным или волнообразным, но нас ждет многолетний закат российского государства.

Как бы ни закончилась война с Украиной, отношения Запада (и всех, кто не хочет с ним ссориться) с режимом Владимира Путина не восстановимы. Даже если удастся снять часть санкций, курс на отказ от российских энергоресурсов и экономическое отмежевание от России выглядят необратимыми.

Отсутствие как денег на покупку лояльности союзников, так и способности производить привлекательные для них идеи и ориентиры развития приведут к остыванию связей России с ее союзниками. Мы уже это видим в нейтральной или мягко проукраинской позиции центральноазиатских стран или, например, Азербайджана.

Судьба же нашей страны становится более туманной. Беларусь при всей своей зависимости от России (которая только усугубляется из-за неспособности Лукашенко отличить свои интересы от национальных) может оказаться как шлюпкой, которая в последний момент успеет отплыть от Титаника, так и той, что будет затянута в его воронку.

И здесь важно смотреть на то, какие из форм зависимости приобретут институциональный характер, а какие останутся по своей сути временными. Даже сегодняшнее использование территории Беларуси российской армией – это временный, пусть и очень значимый процесс. Не подписывается никаких соглашений об их постоянном базировании, Минск не берет на себя никаких вечных обязательств.

То же самое касается переориентации белорусского экспорта на Россию. Все это не обязанность Беларуси. При изменении санкционной конъюнктуры и при наличии воли, перенаправить их обратно будет сложно, но возможно.

Из-за чего стоит переживать, так это из-за таких соглашений, которые замещают белорусские институты российскими или дают Москве экстерриториальные права, своеобразные якоря на белорусской земле.

Это, например, новые военные базы и объекты с договорами на десятилетия пребывания в Беларуси, переход все еще перспективных госпредприятий, банков или стратегической инфраструктуры в российскую собственность, единая валюта, переход на российское программное обеспечение в критических отраслях регулирования (налоги, таможня, банки и т.д.).

Уничтоженные собственные госинституты намного сложнее отстроить, чем вернуться к довоенным цепочкам торговли, открытым границам, нейтральной внешней политике и даже отстроить национальное информационное пространство.

Мосты с миром у лукашенковской Беларуси сожжены еще не настолько, как у путинской России. Москву и Минск в мире все еще разделяют на главного агрессора и неохотного соучастника.

Ситуация в регионе стала настолько катастрофичной и динамичной одновременно, что я не знаю, хватит ли у белорусской власти хитрости, воли и ресурсов не сдать институциональные основы суверенитета. Желания в этих областях ложиться под Москву у власти в Минске и среди белорусов нет. Но мы давно прошли ту стадию, когда желания Лукашенко или мнение народа были единственной переменной в уравнении.

Если же у Беларуси получится пройти фазу российской агонии без необратимых потерь, то так же, как закат СССР дал шанс его сателлитам вырваться из колхоза за колючей проволокой, закат России будет вторым шансом для ее бывших колоний, которые не смогли сделать правильный выбор 30 лет назад.
Минобороны РФ прокладывает Кремлю дорогу к отступлению от максималистских задач. Раньше были угрозы Путина государственности Украины, если она не капитулирует, а теперь сами говорят, что приоритет – Донбасс, а остальные цели – ну, может быть, попробуем.

Иначе говоря, это признание, что нет сил взять Киев и другие крупные города, армия увязла, поэтому снижаем планку по схеме: «А кто вам сказал, что мы хотели этого всего? Мы только за Донбассом шли».

Среднему российскому телезрителю это можно будет продать как победу: демилитаризировали Украину, уничтожив ее военную инфраструктуру, денацифицировали, разгромив «Азов» в Мариуполе (что, видимо, произойдет, пусть и ценой превращения города в руины), «спасли» Донбасс от геноцида, заняв его своими войсками. На переговорах можно выбить из Киева то, на что он, кажется, готов: нейтралитет, отказ от и так мифического вступления в НАТО и какой-то формальный статус для русского языка.

Сложнее с признанием Крыма и ЛДНР. Зеленский не пойдет на это, особенно в новых границах «республик». Значит придется искать какие-то промежуточные варианты, вроде декларации о том, что «статус регионов спорный, но решать конфликт силой не будем, поговорим об этом потом», или просто исключать вопрос из повестки, замораживая конфликт.

Большинство россиян это примет, недовольны будут только имперцы, пропагандисты и прочие славянофилы (включая тех из них, кто еще проживает в Беларуси), которые уже месяц фонтанируют мечтами про расчленение и переустройство Украины.

Такой сценарий «почетного отступления» я описывал пару недель назад как возможность избежать политических катаклизмов внутри России или сильно отложить их.

Рано судить, пойдет ли Путин на этот вариант, в нем очень много «но»: и мировая изоляция останется, и эго самого Путина будет задето (он-то будет знать, что не смог взять Украину), и решение лишь временное – Украина останется враждебной и быстро милитаризуется обратно. Ну и непонятно, какой урок из этого вынесет окружение, не будет ли ощущения, что Акела промахнулся.

Но если этот вариант реализуется, он будет выгоден Минску. Держать российские войска под Киевом бесконечно не будет надобности, да и возможности. Если удастся согласовать их вывод еще и из Беларуси, это вернет Лукашенко хоть какой-то люфт для балансирования.

Ясное дело, дорога к полному признанию легитимности и нормализации с Западом для него закрыта. Доверие уничтожено, никто не будет рассчитывать на устойчивость нового дистанцирования от Москвы. Да и похолодания отношений с Россией по модели 2015–2020 годов белорусская экономика сегодня не переживет. Но какое-то смягчение западных санкций, введенных именно за соучастие в войне, выторговать можно.

Ведь у ЕС и США в этом сценарии появится интерес увеличить зазор между Минском и Москвой, чтобы снизить вероятность повторения броска на Киев с севера. И если Лукашенко превратит последние случаи освобождения политзаключенных (тутбаевцы, женщины к 8 марта, Анжелика Борис) в устойчивый тренд, то после вывода российских войск из Беларуси и севера Украины западные столицы задумаются, как подбодрить этот процесс.

Помню, когда за долгие месяцы до войны меня спрашивали, есть ли у Лукашенко шанс на выход из изоляции, я говорил, что конечно же нет, если не случится какой-то региональный катаклизм, новая война, где диалог с Минском будет для Запада меньшим злом. Говорил я это для галочки, вероятность такого сценария считал мизерной.

Парадоксально, но Путину снова удалось переплюнуть Лукашенко в международной токсичности. А это значит, что создается фон для того, чтобы Запад мог оправдать для самого себя контакты с Минском в формате «это нужно, чтобы решить проблему посерьезнее».

P.S. Для тех, кто привык замечать только главную мысль поста и игнорировать оговорки, а потом приписывать мне однозначные прогнозы, которых я не делал, подчеркну еще раз: мы пока далеко не в точке, о которой я пишу, и даже не в этой колее. Все может пойти по совершенно другим сценариям. Но и эту, описанную, траекторию уже тоже нельзя исключать.
Многие даже антикремлевские спикеры восхищались и восхищаются эффективностью российской пропаганды. Но работать на накачку и так латентно живущего в имперском сознании версальского синдрома - дело нехитрое. Были бы бюджеты.

Настоящий тест на профпригодность для Соловьевых-Киселевых-Скабеевых начинается сейчас. После месяца рассказов про окончательное решение украинского вопроса, разделение Украины на части и свержение хунты Зеленского им придется открутить всю эту шарманку назад и объяснить своему пассионарному зрителю, что отступление от Киева, согласие на членство Украины в Евросоюзе в обмен на «освобожденные» руины Донбасса и отказ Киева от НАТО - это победа.
Записали вчера подкаст с Медузой, в котором я и предполагал про возможный скорый вывод войск с Полесья, что при определенном стечении обстоятельств может расширить поле для маневра у Лукашенко с сегодняшнего «около нуля» к чему-то минимально осязаемому.

В общем, для любителей аудио-формата
Лукашенко вдруг обиделся, что его восприняли как «пособника агрессии». А еще заявил, что хочет отдельное место за столом мирных переговоров как страна, которой тоже нужны гарантии безопасности. И не смейте там подписывать что-то без нас, добавил он.

Есть большой соблазн высмеивать эти неуклюжие попытки восстановить свою субъектность. Но интереснее их подоплека. Уже давно очевидно, что Лукашенко некомфортно в роли площадки для войны против Украины: он сам преуменьшает масштаб использования территории страны и ее аэродромов, эти факты замалчиваются в госСМИ (искренний союзник гордился бы своей ролью в спецоперации), а дипломаты Макея в интервью до сих пор (!!!) подчеркивают, что Беларусь предоставляла территорию не для агрессии, а только для учений.

Теперь же Лукашенко демонстрирует, что Минску неприятно, что его вообще перестали замечать как региональную единицу. Того и гляди, по итогам переговоров с Москвы будут сняты санкции, а про Беларусь забудут. А санкции против Минска в относительном выражении могут быть даже более болезненными, потому что блокируют основные позиции белорусского экспорта, в то время как Россия может продолжать торговать своими главными товарами – нефтью и газом. И в теории Москве легче переориентировать какие-то экспортные потоки в Азию, чем нам.

Есть ли у Минска шансы снова найти какую-то свою, отдельную от России и востребованную другими игроками нишу? Если коротко, их очень мало. Планка сегодня слишком высока.

Чтобы заинтересовать собой Запад, Лукашенко придется предложить что-то действительно геополитически ценное. Продавать лишь риторику про донорство стабильности и «мы за мир», когда ты по факту стал чужим военным плацдармом, можно только своему наивному телезрителю.

С точки зрения Запада, им пытаются впарить даже не девальвированную валюту, а купюры, вышедшие из обращения. Дела говорят громче слов. А дела тут простые: белорусской территорией пользуются как проходным двором, и мало кто на Западе верит, что ключи от двора у Лукашенко.

Более заметным шагом могла бы стать инициативная нейтрализация территории Беларуси. То есть вывод из нее всех российских войск, и предложение ключевым региональным игрокам подписать соглашение о том, чтобы не использовать для размещения иностранных баз и маневров, которые кто-то из соседей считает опасными, не только Украину (что обсуждается на переговорах), но и Беларусь. И даже в этом случае Лукашенко пришлось бы позаботиться о том, чтобы снять главный раздражитель для разговора с собой – освободить политзаключенных и прекратить репрессии.

Пока и первая, и вторая части уравнения выглядят совершенно нереалистичными. Первое – откровенная пощечина России, второе – пощечина своим силовикам и пропагандистам, которые уже два года требуют еще больше крови врагов народа.

Все это в сумме – серьезный риск дестабилизации для Лукашенко: российской поддержки станет меньше, западная не придет, санкции снимут не мгновенно, на свободе будут популярные лидеры протеста, а опричники будут дезориентированы.

Но это если мы смотрим на ситуацию в статике, как сейчас. А если представить себе, что динамика процессов приведет нас к стремительно беднеющей и неохотно помогающей России, неспособности Минска перенаправить экспорт хоть куда-то, торговой блокаде со стороны Польши и стран Балтии, дефициту товаров из-за проблем с логистикой, дыре в бюджете, которую нечем затыкать, рекордной инфляции, банковскому кризису и остановке важных предприятий, то восприятие рисков у Лукашенко может тоже измениться. То, что сегодня кажется политически немыслимым, будет не таким уж смертельным вариантом на фоне альтернатив.
Наша Нива предложила порассуждать, может ли генпрокурор Швед, явный фаворит из силовиков, быть преемником Лукашенко. В таких системах, как наша, вообще нет смысла рассуждать о преемничестве, пока не объявлен не то, что кастинг, но даже намерение куда-то уходить.

Проблема не в том, кто лоялен или надежен, а в том, что до транзита еще может произойти много зигзагов, которые сопровождаются кадровыми экзекуциями. Кто теперь вспоминает такого борца с "дырявыми" и защитника памятников как Шуневича?

Швед – явный ястреб даже по меркам сегодняшнего окружения Лукашенко. Он инициативен, ему всегда не хватает работы. Те, кто недостаточно рьяно мочит врагов, мешает ему работать. А на самом деле – помогает, потому что на их фоне можно показать свое рвение в выгодном свете.

Но если у режима до отхода Лукашенко от руля еще будут метания в сторону меньшей репрессивности или попыток снять санкции, именно такие как Швед, первыми пойдут в послы в какую-нибудь Индонезию. И это в хорошем случае.

Я не склонен видеть в репрессивном активизме Шведа именно политические амбиции. Пока это могут быть вполне себе номенклатурные амбиции. Человек почувствовал направление ветра и решил стать в авангарде нового курса, чтобы укрепить свое положение и заработать очков.

Куда больше признаков потенциально публичного политика в этом ястребином лагере у Карпенкова. Тут и регулярные интервью с угрозами убивать врагов, и программно-политическое выступление на февральском концерте-митинге Гигина (объективно, самая стройная речь из остальных) и своя сеть подростковых «патриотических» клубов «Рысь».

Швед же не делает ничего такого, что формально не входит в обязанности генпрокурора авторитарного государства. А вот Карпенкову явно тесно в своей скромной замминистерской должности.

Но даже если пофантазировать и представить, что на момент, когда (и если) Лукашенко решится на плавную передачу власти, персональный состав силового блока не изменится, я бы все равно не поставил на этих людей именно как на преемников. Они могут попытаться перехватить власть, опираясь на свои штыки, если система будет дестабилизирована, но сам Лукашенко вряд ли сделал бы ставку на кого-то из «силовых активистов».

Основная функция преемника при живом Лукашенко – блюсти его интересы, продолжать его курс и защищать его неприкосновенность. Любой человек с тенью амбиций и, тем более, с кучей подчиненных вооруженных людей будет стремиться выйти из-под опеки патрона.

По сути, к этому будет стремиться почти любой преемник - аппетит приходит во время еды. Но чем больше признаков рвения и самостоятельности человек проявил при «президенте Лукашенко», тем больше эти опасные качества в нем проявятся, когда у него будет свой дворец.

Надежнее найти кого-то с харизмой и амбициями белого шпица. А такой человек сегодня либо невидим, либо занят тихим обхаживанием лидера и не отсвечивает без санкции начальника.
После закрытия Московского центра Карнеги и переезда большей части его команды из России, он будет потиху возобновлять работу в каком-то новом виде, а значит и периодически публиковать мои пять копеек про Беларусь.

Мой первый после перезапуска текст - про потенциал Лукашенко к балансированию в новых условиях (текст на английском, но скоро будет перевод). А для вас, мои дорогие, короткое резюме.

Интерес Лукашенко к новым маневрам уже виден невооруженным взглядом. Кажется, Минску хватает реализма, чтобы разглядеть, что союзник прочно завяз, и от войны для Беларуси остаются одни проблемы. Но препятствия для нового балансирования пока слишком сильны. Я насчитал их как минимум четыре.

1. Барьеры моральные. Лукашенко не признан легитимным, он слишком увлекся репрессиями, количество политзаключенных несовместимо с устойчивым диалогом с его режимом на любом уровне.

Преодолеть все это можно либо большими уступками с его стороны, либо очень большой нуждой Запада в Беларуси.

2. Пойти на такие уступки проблематично, как никогда. Слишком сильна силовая инерция, слишком многих людей в погонах придется задвигать на второстепенные позиции. Это делать боязно, когда ждешь экономического кризиса и рейтинг колеблется в зоне 30%. Да и реакция Москвы может быть куда более нервной, чем обычно.

3. Лукашенко перестал восприниматься как субъект. 100% моих интервью с западными СМИ и, наверное, 80% разговоров с дипломатами, в последние месяцы начинаются с одного вопроса - а у Лукашенко хоть какой-то суверенитет еще остался?

Даже каким-то чудом выведя из страны российские войска, например убедив Москву оставить белорусской армии свои искандеры или С-400, неясно, как Лукашенко сможет гарантировать Западу, что эти войска не вернутся в страну за ночь, по щелчку путинских пальцев?

Один раз устроив из страны проходной двор для чужой армии, очень сложно кому-то доказать, что ты способен закрыть ворота.

Иными словами, прежде чем начать диалог, придется доказывать свое право быть услышанным.

4. Минску нечего предложить Западу, чтобы вернуть к себе интерес, который был, например, 7-8 лет назад. Мирные переговоры перекочевали в Стамбул прежде чем заглохли вообще.

Резкое военно-политическое дистанцирование от России - рискованно, да и конституцию в обратную сторону поменяли, убрав из нее нейтралитет.

Транзитный статус Беларуси, поставки калия или топлива - все это уже услуги из довоенного прошлого. Возможная схема с перевалкой украинского зерна в Балтику - единственная соломинка, за которую Минск может ухватиться, но пока на это, кажется, нет политической воли на Западе.

В отсутствии ощутимого интереса к разговору с той стороны и такой высокой планке для начала этого разговора, Лукашенко едва ли будет слишком гибок со своей стороны.

Ситуацию в более отдаленной перспективе могут изменить ВСУ и их союзники. В случае военного поражения и полноценного экономического упадка России, мы получим аромат поздних 80-х в регионе, и стимулы для Минска будут настроены совершенно иначе.
После переезда из Украины были вынуждены сделать технический перерыв в нашем видеопроекте с «Зеркалом». Перерыв закончился, поэтому вот свежее видео.

В бот приходит много вопросов про то, что же еще можно сделать в самой Беларуси, чтобы добиться целей 2020 года. Простите все, кто их задает, но я не считаю моральным давать советы из-за границы тем, кому потом жить с последствиями твоих советов.

Грузить здесь этими ссылками больше не буду, телеграм все же для текстов. Поэтому подписывайтесь на ютуб-канал.
Дал сегодня два интервью, которые, как это часто бывает, повторяются. Не буду делать анонсов, там просто обо всем, о чем можно - от даже немного личного до глобального.

Радио Свобода: с текстом и видео

Еврорадио: только видео