Публикуем эссе Никиты Немцева @shelobey с параллельным прочтением «Всех страхов Бо» Ари Астера и «Прочь» Джордана Пила, которое обнажает неожиданно пересекающиеся и одновременно деконструирующие друг друга эдипальные (и анти-эдипальные) мотивы обоих фильмов.

https://spectate.ru/beau-is-get-out/

«Помимо комедийно-драматического элемента (в принципе характерного для постхоррора), оба фильма сходятся в точке травмы, а именно — смерти матери. У Джордана Пила это первосцена, выявляемая на сеансе гипноза: когда Крис сидел дома один, с его матерью случился приступ, и ещё было время её спасти, но он сидел, зачарованный телевизором, и не звонил, запрещая себе поверить, что это произошло, прячась от мысли о её смерти экраном (иномирно-голубоватое свечение, всё в блюре, поза лотоса, ракурс с затылка) <...> У Астера смерть матери — это центральное событие фильма, которое и запускает движение Бо. Сцена начинается с крупного плана (он звонит матери), камера отъезжает на средний (отвечает другой человек, говорит, что нашёл тело), возвращается на крупный (Бо предлагают перезвонить: "Может, ошиблись номером?") — *экран телефона* — Бо перезванивает, камера приближается вплотную к лицу ("Мне очень жаль") — Бо роняет телефон. Общий план: обездвиженный Бо посреди комнаты плачет — вода из ванной доползает до самых ног».

#читальня

Андрей Тавров. Эдип завершает скитания

Телескоп – ведро для звёзд,
дом Эдипа-царя ах царь! царь!
зачем ты носишь с собой букварь
где на сотню вёрст
роща тянется как янтарь
и миллион слов, все на «М», все без звука,
все они – мука.

В глазницах моих розы стоят в земле,
соловей на плече как колодец глубок
говорит мне богиня Ананке кати клубок,
ты смертен как все ты так же, как все, убог
твой соловей фальшив и сам ты оглох

Я говорю ей – да, слева течёт вода
которую можно выпить наощупь ртом.
понимаешь, что будет с тобой потом? –
говорит мне богиня, я отвечаю – да!

чудо-юдо мудрец в репейнике борода
морда разбита, ублюдок среди людей,
ты сфингу свалил, её ли судьба лютей?
безглазый обрубок. Я говорю ей, да!

не ушли от меня, ни ветр, ни огнь, ни вода
ни Зевс, ни Ахилл – все взвешены, предопределены
люди боги и бухты, все вы – чужие сны
ты уже понял? Я отвечаю, да!

Я уже там – нигде, я уже он и она,
уже свиристель, что ослеп, отжился, оглох,
река без рыб без реки, без дна,
свист вены без вены без гроба на гробе мох,

я ушёл на войну я рождаюсь в избе опять,
вот белой тарелкой в воздух плывёт лицо
я спать кузнечик я баба в ночи кричать
я жизнь без формы без скорлупы яйцо
и вселенная ищет пустое мое крыльцо
себя и меня во мраке двойном зачать

#странсы

1.
На 38м доехал до обводки и потопал на трассу (ну до Феса-то уж 200км доберусь): топал-топал – перед знаком 120 в каком-то кривом месте встал, думаю, кто ж на 100 км в час остановится. Почти тут же останавливается фура (картонно-пузатая, подпрыгивающая: индусские напоминает), я на своём ужасном французском спрашиваю, куда он едет, водитель чё-то там бубнит, я не понимаю, он не понимает – вылезаю. А потом смотрю, он на месте стоит с аварийкой, подхожу – показывает: запрыгивай, мол.

Ну это я потом понял, что по-французски он не говорит (равно как и по-английски), нашарил в интернете разговорник арабского, а тот – друга франкоговорящего набрал по кнопочному телефону. Последовал разговор следующего содержания:

– Ytuyiuorejkjerokfdmn.
– Ага, ага.
– Renjkpmvpmreimrevreccxre.
– Ага, ага.
– Тебя зовут Ага?
– Ой! Non. Je m’appelle Nikita!

Какую-то базовую коммуникацию установили – правда, я так и не понял, куда фурщик едет, а потом смотрю – он в сторону Феса поворачивает (я-то только 16км до поворота проехать рассчитывал)

А по сторонам жёлтые выжженные просторы, сухие кости деревьев, рассыпанные пуантилистом старинные кустарники, разливы песков, переливы солончаков, нежные холмы.

Высадил он меня прям у Феса (16км оставалось). Поблагодарив, я спрыгнул, прошёл круг (в Марокко все дороги состоят из круговых развязок): стою, стоплю. Ну ладно, думаю, если с каучем фигня такая – хостел сниму, там вещи кину и поеду в нацпарк Ифран, про который чувак под Касабланкой рассказывал.

Я даже не стопил (выбирал какой альбом Летова послушать) – задом подъезжает машина: один чувак в дредах, другой бородат как пророк:

– Ты как тут бро? Нас остановила твоя гитара.

Зовут их Абдул и Боб, и они ёбнутые: с каждым-то человеком на дороге они саламалейкум, всех пропускают, всем махают и говорят про то какие у всех прекрасные лица:

– Я расскажу тебе про город, в котором живут художники и музыканты, я расскажу тебе про город, где круглый год ветер и солнце,я расскажу тебе про город, где лучшая на свете рыба, я расскажу тебе про город, где собрались люди из всех стран – я расскажу тебе про Эс-Суэйру!..

В ответ тихонечко что-то забрасываю про Китай, про Индию – ребята слушают, слушают, а потом Абдул спрашивает:

– Какой у тебя план?
– Вообще говоря, плана у меня нет.
– Обожаю таких людей!!!

По пробкам и марокканским кругам добираемся до дома Боба, он остаётся (детей в школу надо собрать). Мне дают виноград, прямо с гроздочкой пересаживаюсь на переднее, Боб в окошко пожимает руку и говорит, что я повстречал ангела, а не человека – и мы едем, Абдул (ему 42) рассказывает про тёмный Марокко, про виллы богачей, которые перед самым морем сверлят скважины для бассейнов, оставляя поля без воды, про систему образования (марокканцам проще и дешевле поступить в российский вуз, чем у себя), про кумовство, про взяточничество, про мафию короля, про гашишных дилеров, про то как он поднимался из самых низов (8 братьев!), ездил в универ на двух автобусах, всегда без денег (еле-как на обед, который делил с ещё более бедным товарищем), как контролёры его поймали и продержали в коморке 2 часа, из-за чего Абдул опоздал на экзамен, а пересдача у них в системе не предусмотрена, как он собрался уходить, но сердобольный учитель готов был занять ему 600 евро, чтобы он только остался, а Абдул всё равно ушёл, и пошёл водить туристов по Фесу, иногда за копеечку, иногда за две, иногда за так, и один раз ему повстречались три японки, которых он повёз в Мерзугу, смотреть пустыни, и вместе с комиссиями от продавцов и гостишек (а с одной из японок и роман случился), у него в кармане оказалось 700 евро, мать сразу решила, что он партию гашиша продал, и они с братьями долго думали, что сказать отцу, который был муэдзин.

Примерно на этом моменте я замечаю знак и понимаю, что мы, кажется, вернулись к Рабату и проезжаем знак 120, у которого я утром стопил – потом я понимаю, что уже и Рабат мы проехали, и подъезжаем к Касабланке…

– Слушай, Абдул, а мы куда вообще едем?
– В Эс-Суэйру.

Ну тут я расхохотался (вместо 16км до Феса вышло 650км до Эс-Суэйры) – ладно, я не против.

#странсы

2.
После замороченной развязки Касабланки, мы поехали на Маракеш и Шишау – уже по темноте. Останавливались на заправках, ели пиццу, виноград, инжир, и говорили, говорили, говорили: Абдул рассказывал, как он женился на немке, как он стал заниматься кожаными изделиями, как он стал продавать их в Германии, как у него умерла мама, как он впал в депрессию, как он много курил (10г в день – так что, пожалуй, впервые в жизни я увидел человека, который хотя бы приблизился к тому, сколько выкуривает Снуп Дог), как он подолгу висел в Марокко, а его жена с детьми оставалась в Германии (к слову – владеет Абдул арабским, немецким, французским, английским и немного испанским), как они развелись, как он закидывал денег Бобу и проч. братишкам, чтобы те могли купить квартиру и тэдэ, как после смерти мамы она стала Абдулу ангелом-хранителем, как они открыли рест в Фесе и всё у них шло зашибись, но тут случился ковид, как он пахал в Германии курьером, продолжая платить аренду, посылая деньги ребятам, надеясь, что ковид уйдёт через месяц, через два – а тот не ушёл.

Тут – мы заехали в Эс-Суэйру, и так забавно: я думал, ещё минут 20 по окраинам будем чалиться, а наш дом первый же (Эс-Суэйра и сама по себе небольшая) – впервые прозвучало слово project.

Отзавтракав марокканским омлетом с хлебом у одного и того же мужичка, мы отправлялись в голубые-белые улочки со слоняющимися музыкантами (и Хендрикс тут жил: Castle made of sand - песня про Эс-Суэйру). Мы ходили в кафешку, где Абдул пишет свою книгу (пророческого толка, на арабском): на террасе, с голубыми стульчиками и видом на море, на раскиданные плоские белые крыши. Мы приходили играть в бильярд: зелёное сукно, дым сигарет, чай с мятой и сахаром на подносике и бесконечная молитва из динамика (игрок я, впрочем, никудышный). Ну и всё это время проходило в бесконечных разговорах о PROJECT’е: ага, ага – вот тут рест можно, вот тут хостел (только аренду везде просят на год вперёд, т.е. 10к евро).

В какой-то момент начались прям интриги:

– Помнишь у вчерашней Женщины... – (хотя за пару дней мы обошли около десяти мест, ни у кого из этих героев нет имени: просто The Woman, The Man), – ...дочка в футболке с Тупаком? Их отец тяжело болен, когда он умрёт, всё достанется ей – ты поговори с ней про Ист-кост и Вест-кост, может, она ценник скинет?

И тут же начинает мне затирать про то, что я вчера подпортил дело тем, что попросился в туалет, когда мы смотрели место The Woman – что это НЕВОСПИТАНО заходить в туалет у незнакомых людей (лучше мочевой пузырь лопнет). В целом, начинаю уже чувствовать какое-то странное давление, но типа ладно (они ещё про бизнес свой по-арабски трут-трут, а я глаза прикрываю: что я тут забыл?).

В один из дней получилось выпрыгнуть из этого круга «кафешка-бильярдная-очередное-место-где-можно-открыть-проект» и просто побродить по улочкам, пощупать шершавые белые стены, пошариться в книжном, залипая в книжки на французском, понырять в узкие проходы между голубых ставень, под призыв на намаз уйти на пляж, в совершенно пустынные виды, письмена барханов, вострые линии теней, где песчинки иррадиируют какой-то подвижностью-устойчивостью (как у Абэ – дюны ползут), и ветер ослепительно-голубого моря подхватывает всё это, и песок забивается в глаза, чем-то странно похожий на снег – точно так же ветер мягко подтачивает сугроб у подъезда – и скала у отлива, и белые вздыбия волн, и эти песчинки везде

А потом снова Абул, снова базар за проект.

Только я внутренне решил ехать дальше в пустыню – Абдул объявил, что завтра едет в Фес. Ну что – Танжер посмотреть я всё равно хотел, спросил, могу ли я поехать с ним. Тот сказал – разумеется: это логично, я всё равно еду в Фес и всё равно буду платить за хайвеи и бензин, так что даже если бы ты был не мой брат Ник, а враг, я бы всё равно взял тебя с собой . И стал рассказывать историю, про то как он как-то раз такого врага и вёз, но я запутался в родственниках родственников, которых он описывал.

– И всё это записано в книге судьбы ещё за 40 000 лет до моего рождения!

И мы поехали, увлекаемые этим потоком непонятно куда и зачем.

Кстати – на днях в «Знамени» опубликовали пару моих рассказов (почему-то из раза в раз я попадаю в сентябрьский/октябрьский номер). Правда, кажется, кусочек кода из рассказа умудрился сломать сайт...

https://znamlit.ru/publication.php?id=9172

Алахдар Барака
(род. 1963, Алжир, Мухаммадия)
الأخضر بركة

Мечтатели

Мечтатели забывают про открытые окна,
забывают про одежду на бельевой веревке в дождливый день,
забывают про воду на огне.
У них грязные ноги,
их лица наполнены крыльями,
их жизни — капли в море надежд,
их мысли — мед,
хотя пчела еще не подумала его изготовить.
Они беспокойны как рыбы в воде,
они колеблются как поля кукурузы
в ожидании облачного почтальона.
Они залечивают раны прошлого со скоростью удара пишущей машинки,
они подсыпают будущее в кошелек настоящему,
как нежные девушки в ожидании жениха.

Они всегда уходят…
Уходят даже когда возвращаются…
Их сердца вытягиваются перед ними как удочки в реке,
их умы трепещут как паруса тонущей лодки,
их двери полуоткрыты и мобильники разрываются от звона.
Они населяют зеркала,
они населяют романы, населяют бессонницы,
они населяют песни,
они населяют крыши, что завидуют пропастям,
они населяют существование с его ненавистью к небытию,
они населяют пар, поднимающийся по мере беспокойства.
Они населяют воздух, пропитанный морской испариной,
они населяют точку, бремененную линиями,
они населяют путешествия.

Мечтатели не имеют времени следить за временем —
медлительные как древесный сок,
быстрые как глиняная тарелка, падающая из рук официантки,
медлительные как вино при подъеме на верхний этаж мозга,
быстрые как листок, подхваченный ветром,
медлительные как вакцина в плече пациента,
быстрые как ростки травы, застигнутой дождем.

Они выращивают камни,
они выращивают перья для камней,
они скоблят луну воем сиротливого волка,
они выращивают надежду как дрожжи в кастрюле сердца.

Мечтатели —
химики медлительности, служители прибытий,
назовите их отсутствием света в туннеле,
назовите их настенным цветком,
назовите их слабым звеном в арсенале отчаяния,
назовите их безрассудством перемен и изумлений,
назовите их тычком
в глаз циклопа-пути.

#всячина #кинч

Пожалуй, есть какая-то очень утрясшаяся и и зафиксированная монополия на описание картины реальности 90х. Владеет ей мафия московских концептуалистов, которые на свой вкус просеяли советский канон (Ерофеев и Рубинштейн – тру, Шукшин и Трифонов – параша советская), а Сорокина и Пелевина выдвинули как две главные иконы: 90е это либо декадендски-эзотерический «Чапаев и Пустота», либо психоделически-конспирологический «Generation П» – выбирайте.

А что происходит в кино?

«Брат» Балабанова (с его немотивированной ксенофобией и русской идентичностью, сводимой к некоей Правде), «Бумер» (с его гоголевской тройкой и сказочным сюжетом), «Бригада», «Жмурки» – все эти фильмы снимаются либо в 90е, либо на краешке эпохи, в начале 00х. Классические тропы гангстерского/криминального жанра (Балабанов буквально косплеит «Таксиста» Скорсезе) транспонируются на русскую действительность (притом, гангстерская тема куда-то вытесняет Чеченскую войну: фильмов про неё в разы меньше) и voila. 90е сводятся либо к анархии и бандитизму, либо к времени весёлого постмодерна, когда на людей с полок посыпались Блаватская, Кастанада и психоделики.

Но всё это только первая волна рефлексии, сейчас же потихоньку набирает силу вторая. Возьмём один пример из популярного кино («Слово пацана») и один из андеграунда (фильмы Романа Михайлова).

При обсуждении сериала Жоры Крыжовникова (имя-то какое) всё почему-то скатывается в обсуждение этических вопросов. Да, в финале висит кьюаркод с службой поддержки подросткам в трудной ситуации, а «Седая ночь» Шатунова, пройдя путь от того, что вытесняет Шуберта у мальчика-пианиста, до гимна пацанов – в фиале поёт хор исправительной колонии, но факт есть факт: эта долбанная «Седая ночь» звучит столько раз, что из башки не лезет, как будто я её 12 часов в фуре на репите слушал (ну тут же и хиты группы «Мираж», и проч.; в целом можно наблюдать какой-то ироничный ревайвал попсы 90х). И реальное содержание сериала, это не история про то, что пока менты махались с пацанами, реальность под себя подмяли комсомольцы, которые и джинсы варили, и партии присягу давали, а вот эта самая эстетическая реабилитация (хотя речь не совсем о 90х, а о чуточку до, но ведь это крайне логично - зайти на уже занятую территорию с другого бока), ну и то, что школьники теперь знают слово "чушпан".

Если вдуматься – это ведь чистый симулякр: большинство актёров здесь зумеры 2000 и далее года рождения, которые знают о 90х по фильму «Брат» и по книжкам Пелевина.

С другой стороны – Роман Михайлов, про которого я уже писал несколько критических текстов. Хотя снимают они, как он сам выражается «сны», из этого безвременья постоянно прорываются 90е и 80е – то кнопочным телефоном, то какими-то гротескными гопниками. В порыве, до странности напоминающем ресентимент по временам своей юности, Михайлов переобъясняет 90е как странное соседство мира шизиков-метафизиков и мира гопников, которые друг друга обосновывают и обособляют. С видом блаженного, он как бы выбегает перед экран и кричит, что вы всё не так поняли, этот образ 90х на самом деле ложный, на самом деле секты это хорошо («Снег, сестра, россомаха» которые эээ… кто-то вообще воспринимает этот фильм как фильм про секту?), и азартные игры хорошо («Макао»), ну а гопники - то необходимая составляющая мира, так Кришна Арджуне завещал.

Как ни странно, при всех цензурных ограничениях, изоляции и проч., киноиндустрия-то в рф последние годы растёт – люди научились работать свет, делать продакшн. Если раньше сочную картинку мог позволить себе только какой-нибудь Кирилл Серебренников, то теперь у нас и «Витька Чеснок», и «Капитан Волконогов», и «Казнь» Кватани, и «Король и шут» (да, в общем-то, и «Отпуск в октябре» выглядит дорого-богато, ну а «Слово пацана» - усреднённый образец современной картинки). Думаю, если пристально вглядеться в эти довольно цветастые и, преимущественно, цифровые картины – можно считать что-то навроде этой характерной зелены плёнки «Свема», какой-то узор эпохи, впечатавшийся в эти пиксели намертво.

#странсы

1.
– В Марокко «Никита» – это женское имя, а «Ник» (Nique) по-французски означает «ебать». Учитывая, что ты с длинными волосами, тебя все будут принимать за гея.
– И что же делать? – спрашиваю Абдула.
– Тебе нужно новое имя.
– Какое?
– Как ты говоришь brother по-русски будет? Brat? Ну всё, теперь ты Brat будешь.

Так я обрёл новое имя (а что – могу хоть Brat представляться, хоть Brat Dwa). Ну а пока мы ехали до Феса, я ставил разную музыку: и дроун, и хип-хоп, и метал – заодно наслушался, что если блэк-метал включаешь, то, это равносильно тому, чтобы призывать сатану, что от лсд мужчины пидорами становятся, что если ты с девушками не флиртуешь и только с парнями болтаешь, то тебя за гея принимают (что в целом забавно, учитывая, что в среднеазиатских странах наоборот женщины подчёркнуто дистанцируются, а тут прям сразу руку пожимают), что Абдул специально спал с девушками из разных стран, чтобы понять как думают французы, русские, немцы, японцы (экстравагантный способ), что гомосексуалисты будут гореть в самом адском аду (фиксация у него на этой теме, что ли?), но в ещё более адском аду будут гореть педофилы, что в Марокко это целая индустрия, когда богатым людям приводят 12-летнюю девочку или мальчика, а другая бедная семья видит, сколько за это платят, и отправляет своего ребёночка тоже.

Были и прикольные тейки: например, что деньги это шайтан, но приходят они только от Аллаха (у Абдула есть свой топ-10 шайтанов: первые два – правители Ирана и Израиля, номер шесть – Илон Маск, девятый – Путин, король Марокко – десятый; ну а КНДР вообще красавчики, лучшие люди на земле – нет, извините, лучшие на земле марокканцы). Что Хадж сегодня это харам, а лучше отдать эти деньги бедным.

И вот посреди разговора как-то вдруг вкрадывается: «слушай, а ты можешь занять у своих друзей 10к евро? Мы тогда сразу же запустим проект, лучший на земле! Ну если не 10к, то хотя бы 3к – я тебе буду платить 400 в месяц, вернёшь за полгода».

Без калькулятора соображаю, что 400 в месяц, это нифига не полгода, и в целом какая-то сомнительная хуйня, но вынужден признать, что мысль поколебалась, но ни да, ни нет я не сказал. Ну а мы уже подъезжаем к Фесу – главной гашишной столице Марокко. На въезде строгие кпп (самые строгие в Марокко), но Абдула менты знают, т.ч. проскакиваем без проблем:

– Мы фесские вообще не паримся насчёт короля – мы сами короли, мы тигры. Однажды мы даже сожгли королевский дворец. – (В каждом крупном городе Марокко у короля есть дворец; если перевести на деньги всю личную собственность короля – будет больше 5млрд баксов.) – После этого, конечно, всё ужесточили, у нас постоянная война, есть наши, фесские менты, а есть офицеры из Рабата. – (Тут в целом трёхступенчатая схема, где есть просто полиция, есть фсб а есть Жандармерия (а-ля Росгвардия), но парадокс в том, что здесь условным омоновцам платят невероятно мало и никакую академию, чтоб поступить туда, заканчивать не надо.) – Вот эта заправка принадлежит не королю, а мафии, вон та тоже. Ну а если кто-то из Касабланки везёт партию гашиша в Танжер и не заплатил процент в Фесе – фесские приедут и зарежут его семью.

Мы заруливаем за Бобом, меня знакомят с его семьёй (очень милые женщины, прекрасно говорят по-французски), мы едем ужинать с боссом прокатного салона, на столе всевозможные марроканские закуски, супы, тажин, они там чё-то трут, трут – и тут я понимаю, что это какой-то косплей Керуака: вот вам Дин Мориарти, несущийся по бешеным потокам, вот вам рассказчик Нил Кэссиди, который зачем-то за ним следует – и мы отправляемся в бильярдную (вообще-то полночь, всё закрыто, но специально для нас открыли) побеседовать с гашишным дилером насчёт бабок на проект: все курят сплиффы, слушают гнаву – звучит-то оно весело, а на деле просто мужики трут на арабском тёрки за бизнес, один из них хвастается фотками какой-то бабы, они играют в бильярд, а мне даже подойти к столу не дают. Плывущими глазами пытаюсь читать Негарестани.

#странсы

2.
Отрубающегося меня закинули домой (ну как домой – Абдул на эрйбинби аппарты снял), а сами поехали подвозить родственников Боба в аэропорт. Ключи Абдулу я кинул в окно, но сунул их в карман почему-то Боб: когда Абдул вернулся домой, я уже спал: Абдул поехал обратно к Бобу, убил на это два часа и почти не спал («но всё это было записано в книги судьбы за 40 000 до моего рождения!»).

Просыпаюсь и собираюсь на прогулку по Фесу (уж сегодня-то мы остаёмся?) – и узнаю, что мы едем в Шефшауэну:

– Почему ты постоянно спрашиваешь про мои планы, а не рассказываешь про свои?

– Эм. Ладно. Окей.

Пересобираюсь за пятнадцать минут, небольшая копошня с ключами, но всё – едем. Абдул невыспанный, саламалейкум каждому встречному-поперечному не кричит. А я тихонько говорю:

– Хорошо, ты спросил про мои планы. Я тоже хочу посетить Шефшауэну и Танжер.

– Зачем ты рассказываешь про свои планы, а не спрашиваешь про мои?

И начинает попрекать а-ля старший Brat в моей несамостоятельности, и я вообще этот эйрбинби только для тебя снял за 40 баксов, ты что думаешь , чё ты как двухлетний и проч-проч.

– Слушай, братан, знал бы, я бы тут в палатке заночевал. И вообще, раз такое дело, высади меня здесь, я разберусь как добраться до Танжера.

– Да??? Здесь??? Тогда верни 50 дирхам за вчерашний ужин!!!!

Базару ноль. Выхожу из тачки, меняю двухсотку в магазине, протягиваю Абдулу 50.

– Садись, – говорит.

Сажусь. Он отдаёт мою пятидесятку мусорщикам со словами:

– Ты не достоин этих денег, надо было просто отдать их бедным.

Ооокей.

– Ты не знаешь, что такое автостоп в Марокко, люди будут ждать от тебя денег, ты будешь трястись в палатке, боясь каждого шороха!!! Они украдут твои вещи, они украдут твою гитару в первую очередь!!!!

Ооооооооокей.

– Я вас знаю, я знаю всех вас неверных!!! Я видел два миллиона таких как ты, вы все такие же!!!! Я бы мог взять за тебя ответственность, если бы ты был хотя бы мусульманином, если бы ты хотя бы верил в единого Бога!!!! Тысяча моих друзей перешли в ислам, они не изменили привычек, продолжают пить и курить, но ты не мусульманин!!!!!!

Оооооооооооооооооооокей.

– Но любой самый худший марокканец лучше любого самого умного русского, знай это!!! И я уверяю тебя – я самый лучший человек, которого ты когда-либо встретишь в своей жизни, в целом мире!!!!!

Оооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооокей.

После таких речей (а из Brat я в ту же секунду стал boss), он хотел демонстративно отвезти меня на место, где подобрал неделю назад. Я попросил оставить меня на трассе в сторону Танжера («окей, босс!») – возле заправки я вытащил рюкзак и гитару, ещё пару раз послушал какой Абдул ахуенный, мы пожелали друг другу всего наилучшего, и он уехал.

Я сел на пластиковый стульчик за пластиковым столом, и вдруг вижу – автобус проезжает: с русскими буквами ЗА ГАРАЖ.

Я посидел, послушал Летова, дотопал до трассы километра три и застопил тачку.

(Зашёл, называется, Бродского почитать, а русская культура говорит: ты бот!)

Иосиф Бродский. С видом на море

VI

Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот ещё резон,
что это — временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берёт —
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орёл двугривенника прав,
четыре времени поправ!

///Удивительное свойство поэзии Иосифа Александровича в том, что он прекрасно себя чувствует в интернете: прикрепил к этим строфам картинку зимнего моря - и вуа-ля, пост для инстаграма готов. Т.е. с одной стороны он последний действительно Большой поэт русской литературы, а с другой стороны - он популярен и доходчив до самой разной аудитории. Не потому что Нобелевка, а потому что он и бытийствует как-то интернетно - странствует по ссылкам и вкладкам культуры.///

#всячина

Как устроен книжный рынок в рф 2024го: ты пишешь роман, пишешь, пишешь, – а потом тебе не то что гонорар не платят, а ещё 100к литагентству отстегнуть надо (из которых 40к за профессиональную экспертизу, просто чтобы человек сел у компьютера и соизволил прочитать текст) – не чтобы его опубликовали, нет, исключительно чтобы протащили через ады до издателя, а там уж по монаршей воле. Или, вот, случай с переводом Infinite Jest: за титанический труд, который длился два года (просто посмотрите на объём) – Алексею Поляринову и Сергею Карпову на двоих (!) заплатили 200к рублей.

Литература на Руси – это не про рынок, а про подвижничество. Если в 90е было безумное количество разных (и разного качества) издательств, то теперь по факту всё слилось во единого во дракона эксмо-аст. До 2022 года отправка рукописи в аст выглядела так: отправляешь текст на почту и получаешь игнор (ну серьёзно – если бы там сидел человек и просто отвечал «спасибо, мы получили, ответим через 6 месяцев» – было бы намного проще). В какой-то момент они запустили форму отправки, в которой текст просто машет ручкой и улетает в трубу, а в 22м даже такую форму прикрыли и запустили аст-самиздат (выложи свой текст вникуда, собери 10к просмотров и может быть мы его напечатаем!). Ну то есть кпд примерно как перегнать текст в txt, закинуть на флэшку и выбросить в окно, хотя в общем-то и не скажешь, мол, негодяи, не публикуют и тэдэ.

И вот она классическая русская схема – имперская вертикаль. Конечно, есть независимые издательства, но либо они заняты выживанием, либо становятся достаточно крупными, начинается неистовый самотёк и им приходится выстраивать такую же вертикальную структуру отсева текстов. Разумеется, есть премии (из которых половина свернулась, а другая зиговать пошла), но и у них вертикаль: либо текст опубликован в Большом Издательстве (см. пункт А), либо нужно выдвижение от кого-то из около-премиальной-движухи (и по гравитационным полям этих премий вьются более-менее одни и те же люди).

Ну то есть – элитизм же (премия «Лицей» в этом плане действительно достаточно пролетарская – второе место я получил в глаза никого не зная и нигде не публикуясь, т.ч. допускаю, что есть и другие). И либо ты пробиваешься в элиту - один из пузырей - и начинаешь множить эту структуру, либо колотишь своё издательство (см. пункт B). Всё это, впрочем, про официоз и книжный рынок - в телеграме/интернете возможностей больше, но зато огромная проблема навигации по информационным потокам.

А между этих пузырей скользят действительно хорошие редакторы, которые искренне делают своё дело и пытаются наладить артерии литературного процесса. Но сама по себе – система максимально сломана: задача «опубликовать крутой текст», для которой просто НЕОБХОДИМА коммуникация между тем, кто текст произвёл, и тем, кто его может реализовать, – похоже, вовсе не ставится. И одними деньгами это не объяснишь: налаженная коммуникация тупо выгоднее.

Целиком пересвёл и пересобрал этот трек (альбом пилю уже, блин, год, но финал, кажется, становится обозрим; в скором времени, надеюсь, сингл выкачу). Послушать и купить можно на бэндкемпе.

https://atomichrist.bandcamp.com/track/alternative