...Но что такое «стратегия»? Для одних — это жесткий план на десятилетия вперед. Для других — адаптивность, способность действовать гибко в условиях изменчивого мира. Мы убеждены, что это то и другое. Это и маршрут путешествия, и навыки вождения, и знание правил дорожного движения. И может быть, самое главное, — понимание возможностей вашего «транспортного средства». Вашего тела и психики, вашей личности, вас самих.

Стратегия рождается из глубокого осознания себя, своих возможностей и контекста, в котором вы действуете. База для стратегии, то, что делает личную стратегию на самом деле личной, — ваши ценности, цели, способности, ваше видение будущего. Личная стратегия — это в первую очередь стратегия саморазвития.

Стратегия — это осознанное воплощение обдуманной системы ценностей, приоритетов.

Матрица Эйзенхауэра, популярный инструмент стратегического управления, говорит нам, что задачи нужно сортировать по срочности и важности.
Сначала мы делаем дела важные и срочные, а уже во вторую очередь — важные, но не срочные. Стратегия дает ответ на вопрос «Как отличить важные дела от неважных?». Стратегия задает критерии оценки — стратегические приоритеты.

Именно таким образом стратегия помогает принимать решения в условиях неопределенности. Несколько лет назад Алексей Каптерев учился на магистерской программе по управлению изменениями в бизнес-школе INSEAD. Его тогда интересовала тема принятия решений в условиях неопределенности, и он проинтервьюировал полтора десятка топ-менеджеров и венчурных инвесторов, чтобы понять, как у них получается делать прогнозы. Он обнаружил, что честный ответ — «довольно плохо». Эти люди, как и все, не умели предсказывать будущее. Но что явно отличало их — это сильный внутренний компас, вера в свои ценности, умение быстро различать «хорошо» и «плохо». В условиях неопределенности они опирались на то, в чем у них не было внутренних сомнений, — на свои принципы. Они буквально следовали давнему завету «делай что должен, и будь что будет».

... во время экзамена по патологии профессор Мареш спросил меня о причинах, вызывающих язву желудка. В ответ я процитировал известную теорию, которую хорошо помнил по конспекту. Он возразил на это:
- Хорошо, однако существуют другие гипотезы – известны ли они вам?
- Разумеется, – ответил я и тут же развил другую теорию.
- Кому принадлежит эта версия? – пожелал узнать экзаменатор.
Я принялся экать и мекать, покуда он не пришел мне на помощь, назвав весьма известную фамилию.
- Конечно, конечно! – подхватил я. – Как это у меня из головы вылетело?
На самом деле я сам изобрел эту теорию прямо на экзамене и никогда прежде ничего о ней не слыхал.

Я не только сочиняю остроты, но и с удовольствием их изучаю. Долгое время я даже носился с мыслью написать книгу о метафизике остроумия, о метафизическом его источнике. Самый любимый мой анекдот – о человеке, который приехал в польский городок с большой долей еврейского населения и надумал посетить бордель. Ему казалось неловким так прямо спрашивать адрес борделя, и потому он обратился к старому еврею в лапсердаке с вопросом:
- Где тут живет раввин?
- Там, в зеленом доме.
- Как! – с деланным ужасом переспросил стремившийся в бордель приезжий. – Неужели прославленный учитель в доме порока?
А еврей ему:
- Что вы говорите! Бордель – там, в стороне, красный дом который.
- Большое спасибо! – поблагодарил искатель борделя и устремился по названному адресу.

... И примерно в то же время, в том же возрасте, я вижу себя воскресным вечером на Таборштрассе, в тех местах, где я так часто прогуливался, и слышу свои мысли, скорее даже внутренний гимн: "Благословенна судьба, да утвердится ее смысл!"
Из этого следует, что любые события, какие с нами случаются, обладают этим предельным, непознаваемым смыслом – высший смысл недоступен нам, но мы должны в него верить. В сущности, я заново открыл "любовь к року", проповеданную Спинозой, его amor fati.

... всякий раз, когда я хотел произвести впечатление на девушку, а моей внешности для этого явно не хватало, я прибегал к маленькой хитрости. Скажем, мы впервые встречаемся на танцах: я пускаюсь в восторженный рассказ о некоем Франкле, чьи занятия в Народном университете я никогда не пропускаю, и настойчиво предлагаю новой знакомой непременно посетить вместе со мной семинар или лекцию. Ближайшим вечером мы приходим в парадный зал гимназии на Циркусгассе, где этот Франкл читает свой курс, – зал всегда переполнен. Я предусмотрительно устраиваюсь с края в передних рядах, и можете себе представить, какое впечатление это производит на девушку, когда спутник внезапно покидает ее и под аплодисменты публики выходит на авансцену.

Что касается меня лично, я убежден, что выжил отчасти и благодаря твердому намерению восстановить утраченную рукопись.

Рассуждения о "коллективной вине" попросту неправильны. Всюду, где я сталкивался с этим понятием, я старался его опровергнуть. В книге о концлагере – на английском языке было продано 9 миллионов экземпляров толкло в США – я привожу такую историю.
Начальником последнего лагеря, из которого меня в итоге освободили, был эсэсовец. Однако после освобождения лагеря обнаружилась тайна, о которой до тех пор был осведомлен только лагерный врач (тоже из числа заключенных): этот эсэсовец на собственные средства закупал в соседнем городе медикаменты для своих заключенных!

В одной книге у меня есть страниц, которую я десять раз переделывал. Там фраза, над которой я бился три часа подряд. Диктуя, я так погружаюсь в предмет, что ничего вокруг не замечаю, не чувствую, как бежит время. И вот я все еще лежу в постели с микрофоном и знай себе диктую, хотя Элли предупредила: через полчаса нужно выезжать на вокзал. Чтобы поторопить меня, она тихо уходит в мою комнату, и я, так и не вынырнув из процесса диктовки, обращаюсь к ней: "Элли, запятая, наполни мне ванну, восклицательный знак!"

Доклады — вот что доставляет мне величайшее удовольствие. Правда, готовиться к выступлению не так-то легко. К выступлению на 600-летнем юбилее Венского университета я набросал не более не менее как 150 страниц. И при этом ведь я не собирался брать с собой эту рукопись — я всегда выступаю без бумажки.

Мне кажется, если и существует универсальный способ передачи идей от человека к человеку, то это юмор. Хорошая шутка может стать прекрасным началом дружбы, снять возникшее напряжение между людьми и послужить поводом задуматься над чем-то серьезным.
На моих уроках нет места скучным самостоятельным, серьезным контрольным, молчаливому переписыванию с доски.
Уроки — это место общения и совместного обучения: я учу детей, а в благодарность они учат меня.

Работа с текстом — это, на мой взгляд, лучший инструмент для тренировки мышления.

Чтение — это механика, а размышление — это творчество. Требовательный читатель умело комбинирует механическую работу с творческой.

Современное технологически развитое поколение слишком полагается на интеллект, вычислительные мощности, нейронные сети — и забывает об инстинктах. Чтение художественной и нехудожественной прозы требует от читателя умения развитой «чуйки» и быстрого мышления. Чтобы получить максимальное удовольствие от книги, читатель обязан на интуитивном уровне понимать, что происходит с героями, почему они поступают так, а не иначе, какие решения принимают и по каким причинам.