В советское время была такая книжная серия "Писатели о писателях". Вот и я решила продолжить традицию - оттолкнулась от всем, я думаю, уже, памятного "Йеллоуфейса" Ребекки Куанг и вспомнила ещё несколько менее очевидных книг о писателях.

Скромное напоминание о том, для чего на самом деле нужны проекты вроде нашей "Закладки". Дорогие независимые книжные, мы с вами, не останавливайтесь!

В "Утопии-модерн" Герберта Уэллса (самой, пожалуй, причудливой и одной из самых поздних утопий, которые мне довелось прочесть в рамках подготовки к курсу в "Страдариуме") прямым текстом сказано: хочешь принадлежать к элите - изволь каждый месяц прочесть хотя бы одну книжную новинку. Манкирующие этой обязанностью подвергаются штрафам, при накоплении которых могут быть изгнаны из рядов элиты.

Вот так-то. Каждый месяц, хотя бы одну.

(впрочем, у этой самой уэллсовской элиты есть и более сложные обязательства - бриться каждый день, например, или мыться только холодной водой, уж не говоря об обязательном альпинизме)

А еще Уэллс придумал биткойны до того, как это стало мейнстримом, поскольку в его мире в основе валютной единицы лежит определенный объем энергии.

Долгое чтение антиутопий и всякого вокруг (как же я люблю преподавать - получаешь легальный повод заняться, наконец, углубленным самообразованием) приводит к осмыслению очевидных вещей, которые наверняка все давно знают, но всегда же приятно дойти своим умом.

Почему-то никогда раньше не думала, что "дикарь Джон" из "Дивного нового мира" Олдоса Хаксли ("благородный дикарь", высвечивающий благодаря своему не замутненному взгляду чудовищные недостатки этого самого "мира") - это же явно Гурон из "Простодушного" Вольтера.

Так же, как и Гурон, Джон - белый, но родился и вырос далеко от родины, в чуждой культуре. Так же, как Гурон, он возвращается на историческую родину, где становится настоящей сенсацией. Так же страдает от неспособности в силу душевной чистоты встроиться в деградировавший мир, для которого чистота эта - не более, чем архаичная и нелепая наивность. Так же вступает в сложные любовные отношения с местной красавицей, и отношения эти оказываются так же разрушительны для обоих.

Словом, Вольтер как он есть. Почему-то у нас из текста в текст кочует утверждение, что Хаксли ориентировался на "Мы" Замятина - вон даже на "Полке" об этом написано. В то время как по собственному утверждению Хаксли Замятина не читал (да и в целом это было немного затруднительно с учетом обстоятельств), зато явно читал "Утопию-модерн" Уэллса и вот "Простодушного", с которыми и состоит в увлекательном диалоге.

Какое чудесное наблюдение - и правда, никогда не думала о связи fast food и fast women в жизни Корморана Страйка, а она есть!

В нашей семье много лет бытует реплика из не вообразимого сегодня фильма "День выборов" - "Вот что я сейчас непонятного сказал? Звездограмма!", произносить которую полагается с характерной интонацией Максима Виторгана. Но вообще-то, я думаю, все знают, что Максим не сводится к ролям в чудесных комедиях "Квартета И". Мы поговорили с Максимом о (сюрприз) любимых книгах, о родительстве и детском чтении, о Янагихаре (до того, как её запретили за экстремизм), о базовом доверии к искусству и о том, как соотносится то, что "хочет сказать автор", с тем, что считывает реципиент его или её высказывания.

Пере- и прочитав в процессе подготовки к курсу про утопии и антиутопии в "Страдариуме" все классические антиутопии ХХ века - "Мы" Замятина, "О, дивный новый мир" Хаксли, "1984" Оруэлла, "451 градус по Фаренгейту" Брэдбери и еще несколько менее известных, пришла к очевидному, в общем-то, выводу. Самая лучшая, самая болезненная и самая по-настоящему страшная из всех - это "1984", конечно. Не зря именно ей такая слава и почет.

И дело тут не только в том, что из всех перечисленных Оруэлл, пожалуй, единственный по-настоящему великий писатель. В первую очередь "работает" сама авторская интенция.

Для остальных авторов главная задача - организовать читателю максимально подробную экскурсию по любовно сконструированному миру-аду, а герои, по сути своей, инструментальные - они всего лишь позволяют логически обусловить необходимость заглянуть в самые темные этого мира уголки. Хаксли так даже не скрывает своего намерения, первую - программную - главу осознанно превращая в информативную экскурсию по фабрике деторождения. Герои в этих антиутопиях проговаривают вещи, которые нормальный житель их мира проговаривать бы не стал, и в целом они обращаются не друг к другу, а в первую очередь к нам, читателям, постоянно взламывая четвертую стену и создавая тем самым эффект театральности, ненастоящести, а значит - и безопасности.

Оруэлл действует иначе. В центре его романа живой человек - Уинстон Смит, которому выпало жить в аду. В фокусе авторского внимания - человеческая душа, и инструментален на сей раз не герой, но мир. Автор загоняет нас внутрь героя, выталкивая, выпихивая из комфортной позиции наблюдателя-экскурсанта. Боль и ярость Уинстона становятся нашей болью и нашей яростью, это мы переживаем страх, униженность, отчаяние, призрачную надежду, а после окончательную, беспросветную уже безнадежность. В мире 1984 четвертая стена надежно закупорена, и мы - внутри, а не снаружи.

Разумеется, это со-пере-живание, которому подвергает нас Оруэлл, действует - то есть ужасает и травмирует - куда сильнее, чем организованные индивидуальные туры, сколь бы ни были искусны проводящие их чичероне. Никакая великая слава не бывает понапрасну, "1984" и правда великая книга, одна из лучших и важнейших в ХХ веке. А остальные антиутопии - умные, остроумные, изящные интеллектуальные игрушки, но и только.

(с вами был ваш капитан очевидность, да)

Я восхищаюсь людьми, которые сегодня вообще находят в себе силы писать что-то отличное от постов в соцсеточки. А уж люди, готовые писать а) нон-фикшн, б) нон-фикшн о современной России - это просто какие-то былинные богатыри, иначе не скажешь. И вот этим самым богатырям подоспела подмога - знаете, я вообще неплохо ориентируюсь на книжном рынке, но таких щедрых предложений не встречала примерно никогда. Вам заплатят, вас поддержат, вам помогут, а потом еще раз помогут, и еще - с вас только классная идея и готовность ее реализовывать. Ближайший дедлайн по заявкам 15 июня - дорогие богатыри, не пропустите, это прямо роскошный шанс.

Когда-то давно, лет в 11, "Дневник Анны Франк" стал для меня одним из самых сильных эмоциональных переживаний, и это было даже не строго про Холокост - по крайней мере в моменте. Для меня это было что-то очень персональное, почти интимное - как будто я обрела подружку, а потом самым ужасным и несправедливым образом ее потеряла. Уже потом на это душераздирающее чувство наложилось понимание произошедшего - и утрата стала переживаться по-другому, менее персонально, пожалуй, но при этом более глубоко.

Мои дети знакомились с "Дневником" по замечательному комиксу - и это тоже, конечно, здорово, но теперь я жалею, что не дала им вовремя всю книжку целиком. А вот коллеги из проекта "Букутоку" почитают "Дневник Анны Франк" с вашими детьми, а после аккуратно и вдумчиво его с ними обсудят.

5 мая - День памяти жертв Холокоста, и мне кажется очень важным в этот день подумать ну, например, о еврейской девочке Анне, ее сестре Марго, папе Пиме, о ее не сбывшихся планах на жизнь и, конечно, о людях, с риском для жизни пытавшихся спасти Анну и ее семью.

Записывайтесь - участие бесплатное, но надо зарегистрироваться.

Пропустила новость, что умер Петр Толочко - замечательный украинский историк-медиевист, автор множества книг по истории Древней Руси. По его выдающемуся "Древнерусскому феодальному городу" в 1994 году, на первом курсе, мы готовились к экзамену по отечественной истории - экземпляров в "Историчке" было мало, всем не хватало, надо было приходить в библиотеку прямо к открытию, чтобы успеть заказать книгу раньше однокурсников.

За чтением "Древнерусского феодального города" мы, кстати, познакомились с незабвенным Т.(каждый пытался оспорить право другого на чтение), то есть Петр Толочко стал в некотором смысле нашим Галеотом. Только "листа" мы все же дочитали, да и отношения наши двинулись в сторону не любви, но самой близкой, самой главной в жизни дружбы.

Ужасно грустно думать, что Толочко умер в родном Киеве в самое темное время, не дожив до рассвета. Спасибо вам, Петр Петрович. Светлая память, вечный покой.

Обычно, когда придумаешь хорошую мысль, сразу оказывается, что ее кто-то придумал до тебя. Но иногда везет: придумала мысль, которая мне нравится, а ее, кажется, до меня никто не придумал (ну, или придумал, но гуглом не ищется) - о кафкианских мотивах в "Гарри Поттере".

Все, я думаю помнят довольно жуткую сцену, когда Долорес Амбридж заставляет Гарри писать особым Черным Пером фразу "Я не должен лгать". Перо устроено таким образом, что текст, который ты пишешь, автоматически вырезается у тебя на коже, причем сколько раз написал, столько и вырезалось, с каждым разом все глубже и глубже. Воспитательная идея состоит, если не ошибаюсь, в том, что, буквально на собственной шкуре прочувствовав смысл совершенного тобой правонарушения, ты достигаешь катарсиса, а вместе с ним и искреннего, неиллюзорного раскаяния. А без раскаяния, как учит нас секта хлыстов, нет спасения (без преступления же не бывает раскаяния, поэтому, преступление тоже необходимо, но это тема для другого разговора).

Мне кажется, что у этого сюжета есть вполне конкретный источник - рассказ Франца Кафки "В исправительной колонии", входивший в тот же сборник, что и знаменитое "Превращение", но почему-то несколько менее известный. В рассказе этом человека, осужденного за преступление (денщик, получив от офицера удар кнутом, оказал ему сопротивление), закладывают в специальный аппарат, который начинает медленно вращаться. На протяжении многих часов специальные зубья, составляющие ключевой элемент аппарата, выбивают на теле преступника суть его преступления. После долгих часов мучений жертва полностью проникается тяжестью своего прегрешения, переживает глубинный катарсис и прямо на пороге неизбежной смерти достигает полного, безусловного раскаяния - бинго, человек умирает полностью спасенным и духовно преображенным.

Согласитесь, параллель очевидна, даже если проникла в текст не осознанно. Джоан наша Роулинг, как известно, весьма bookish girl, а рассказ Кафки таков, что, извините за невольный каламбур, врезается в память намертво - единожды прочитав, не забудешь. Не удивлюсь, если и Роулинг его не смогла забыть - вот он и всплыл у нее в романе.

Ха, ну конечно же, размечталась - коллеги быстро и справедливо указали, что мысль я придумала не первой! Вот, оказывается, Лев Оборин обо всем этом написал задолго до меня, только гораздо подробнее и с большим количеством примеров. Прочтите, очень интересно!

Кому не хватило "Тоннеля" Вагнер? Коллеги из Редакции Елены Шубиной говорят, допечатали! А то я в последние две недели работала примерно справочным бюро - где брать, куда бежать, сколько дают в одни руки.

Прекрасная формулировка - присоединяюсь к Саше!

А вот и любимый мой отец Алексей Уминский служит Пасхальную службу - не в Хохлах, как должно бы, а в Париже, но служит! Воистину, отец Алексий!

(С осторожной надеждой) Ну, а вот эту мысль я же сама придумала, да?

Роман Рэя Брэдбери "451 градус по Фаренгейту" практически начинается с того, что одурманенная бесконечными интерактивными развлечениями жена главного героя пытается покончить с собой, разом съев целую пачку снотворного - или не пытается, просто так плохо соображает, что перестает контролировать процесс приема препаратов. А специальная бригада, приехавшая ее откачивать, говорит - да ничего страшного, у нас уже технология отработана, мы с таким постоянно имеем дело, сплошь и рядом.

В своей выдающейся книге "Загадка женственности", написанной в 1963 году, феминистка Бетти Фридан пишет о положении женщин в Америке после Второй мировой. Казалось бы, все хорошо - война кончилась, мужчины вернулись, экономика растет, улучшаются бытовые условия жизни (холодильники, телевизоры, пылесосы, полуфабрикаты, стиральные машины), количество жилой площади на душу населения неуклонно увеличивается. И при этом - жуткий всплеск женского алкоголизма, массовое подсаживание женщин на снотворные и успокоительные, огромная волна женских самоубийств и смертей в результате передозировок, резкое снижение успеваемости девочек в старшей школе...

Фридан соотносит это с послевоенным откатом в сфере эмансипации. За время мировой войны женщины, оставленные без присмотра, изрядно раскрепостились - в частности повыходили на работу, замещая воюющих мужчин, и неожиданно многим из них это понравилось. Честно говоря, они не очень-то стремились возвращаться к домашнему очагу даже после возвращения с фронта любимых.

У любимых же на этот счет были свои планы. Женщины занимали рабочие места, обзаводились собственными деньгами, не горели желанием рожать третьего ребенка и вообще распоясались - отказывались работать бесплатными горничными, сиделками, нянями. В этот момент и звучит властный призыв - "назад, в семью!" Разворачивается большая государственная компания в поддержку традиционных семейных ценностей, женщин понемногу выдавливают из офисов и вузов, а в качестве утешительного приза выдают пылесос, телевизор и хорошенький домик в пригороде.

Ну, а дальше имеем то, что имеем - женщины теряют свежеобретенный смысл жизни и начинают искать его в разных не очень для этого приспособленных местах. Например, в бутылке с виски или в пачке снотворного.

Ситуация, описанная Брэдбери в романе, удивительно точно воспроизводит этот паттерн. Живущая в относительном комфорте домохозяйка лезет на стенку от скуки и нереализованности, а то, что это происходит в неком условном будущем с соответствующими ему формами бытия - ну, мало ли, вся фантастика, по сути своей, так или иначе о настоящем.

Современники и последующие поколения читали "451 градус" как протест против маккартизма с его грубым консерватизмом и борьбой с "высокой" культурой. Сам Брэдбери в 2007 уже году говорил, что главный объект его критики - телевидение и сопутствующее ему тотальное упрощение всего, в первую очередь культуры (именно ее и символизируют в романе сжигаемые книги). Но мы знаем, что писателю в таких вопросах доверять нельзя, особенно писателю хорошему - откуда ему знать, про что он на самом деле пишет. Что ноосферой надуло, то и пишет. Так что почему бы Брэдбери заодно не написать о том же, о чем и Фридан - пусть и в метафорической форме.

В скобках замечу, что примерно об этом же знаменитый (и гениальный) рассказ Сэлинджера "Лапа-растяпа", написанный в 1948 году. И ту же проблему, кстати, воспроизводит песня группы Rolling Stones 'Mother's Little Helper' (1968 году), в которой ошалевшая от экзистенциального кризиса домохозяйка накачивается валиумом до полной утраты ориентации в пространстве.

(Смиренно начинаю ждать, прихода в личку специалистов, которые расскажут, что об этом написано по меньшей мере две монографии, не считая десятка научных статей. Но пока - минут пятнадцать, наверное - планирую наслаждаться оригинальностью собственной мысли)

Вот Путин на параде говорит буквально следующее:

— Первые годы Великой Отечественной Войны СССР сражался один на один с нацистами, в то время как на Гитлера работала вся Европа.

И я думаю - а как ему, интересно, не стыдно? А потом вспоминаю, что ведь только что же перечитала "1984" - и сразу понимаю, как именно ему не стыдно. И почему вообще задавать этот вопрос не стоит.

Вот она, великая объясняющая сила литературы. Ничему не помогает, всё рефлексирует, описывает и объясняет.

В моей семье войну прошла моя бабушка - важнейший человек в моей жизни, меня, в сущности, вырастивший и научивший правильно держать веник, а также тщательно мыть тарелки с обратной стороны (важнейшие в жизни навыки, между прочим). Медали - включая самую для нее важную, за взятие Кенигсберга, с черно-зеленой лентой - она надевала только если надо было, условно говоря, идти качать права в ЖЭК, а все истории про войну были обкатанными, как речные камешки, и преимущественно смешными или по крайней мере интересными - мне-ребенку они очень нравились, поскольку полностью совпадали с моими ожиданиями.

Кроме одной истории - не истории даже, а зарисовки, про то, как ее госпиталь входил в разрушенный, покинутый жителями Кенигсберг (столы в уцелевших домах еще накрыты, свет не погашен). Бабушка ехала на передней машине, и за поворотом на подъезде к городу увидела большое поле, заваленное трупами коров - видимо, хозяева, спасаясь бегством, перебили скотину. А позади этого поля, на красной кирпичной стене было написано еще не до конца просохшей белой краской Sic transit gloria mundi.

Морали не будет. С Днем Победы, дорогие. Пусть скорее мир.

В переводе на русский - да вы охренели, пойдите хоть книжку прочитайте, которую доследственно проверяете, умники. А для начала проспитесь.

Из выдающейся книги Андрея Зорина "Появление героя" узнала, что в 1790 году, в пьесе "Федул с детьми", написанной лично Екатериной II и поставленной под ее непосредственным руководством в императорском театре, появляется героиня по имени Нимфодора. Простая, между прочим, русская крестьянка. Как говорится, Тонкс наш! Русский след в "Гарри Поттере"!