Меж тем написала для "Кинопоиска" про "Йеллоуфейс" Ребекки Куанг. Издательство обещало отредактировать перевод и вскорости заменить текущую версию. Честно - я бы, наверное, рекомендовала подождать этого момента. Но рецензию можно почитать заранее!

Каждое время порождает собственные страхи, которые, в свою очередь, в каждом поколении откликаются собственными антиутопиями. Феминизм с его достижениями и победами породил новый специфически женский страх - страх лишиться своих дорогой ценой купленных завоеваний и вновь скатиться к унизительной роли ходячего репродуктивного агрегата, соединенного со стиральной машиной и пылесосом.

Именно поэтому современные антиутопии очень часто базируются на идее угнетения женщин. Первой еще в 1980-е эту страшилку придумала Маргарет Этвуд, а в 2010-е и в 2020-е это течение в рамках антиутопии стало неимоверно влиятельным. О вторичном, так сказать, угнетении женщин говорят писательницы самого разного калибра - от попсовых Кристин Далчер ("Vox") и Дженни Меламед ("Gather the Daughters") до вполне изысканной Наоми Алдерман (впрочем, ее "Power" разрабатывает эту тему под довольно необычным углом).

Любая идея, популярная сегодня, обладает свойством как бы разворачиваться в прошлое, создавая иллюзию, что так, как сейчас, было всегда. Как результат, зачастую начинает казаться, что идея женской неполноправности заложена в антиутопии как таковой, что все антиутопические миры так или иначе построены на угнетении женщины.

Это, конечно, полная чушь. Вся классическая антиутопия от Замятина до Брэдбери вообще не про гендер. И в "Мы", и в "1984", и в "451 градус по Фаренгейту" много всякой дряни (мягко скажем), но женщины во всем этом абсолютно равны с мужчинами. Более того, даже прародительницы антиутопий ХХ века - античные и возрожденческие утопии - настаивают на равноправии женщин. Так, в "Государстве" Платона - матери всех антиутопий русских - женщины-стражи обладают теми же обязанностями, что и мужчины (с поправкой на физическую силу), и воспитываются наравне с ними.

Дальше всех в этом отношении идет Томас Мор в своей "Утопии". Он, конечно, говорит о том, что старшие в его удивительном государстве направляют младших, а мужчины женщин. Но девочки у Мора ходят в школы вместе с мальчиками, перед ними открыты те же карьерные возможности (например, стать учеными или даже священниками), а желающему отправиться в другой город утопийцу жена выписывает специальное разрешение - точно так же, как и vice versa. Мор даже с известными оговорками признает разводы, при чем инициатором может выступить любой из супругов.

Но самый показательный обычай, демонстрирующий относительное равенство полов в "Утопии", касается брачных практик. Перед свадьбой почтенная матрона приводит будущую невесту в дом жениха, где тот должен увидеть свою нареченную абсолютно голой - чтобы убедиться, что она ему нравится целиком, и что у нее нет каких-то скрытых уродств и изъянов. Казалось бы, при чем тут равноправие? Тонкий нюанс состоит в том, что жених при этом... тоже должен быть полностью обнажен, чтобы невеста имела возможность увидеть товар, если так можно выразиться, лицом, и в случае неудовлетворенности увиденным отказаться от брака. И этот обычай Томасу Мору кажется исключительно разумным и прогрессивным, позволяющим обоим супругам вступить в брак осознанно и ответственно.

Сегодня в "Страдариуме" стартует мой курс про утопии и антиутопии с древнейших времен до наших дней. Приходите - мне кажется, я начитала столько всего интересного, что будет здорово.

Просто нет слов. Лилия Чанышева не виновна настолько, насколько вообще можно быть ни в чем не виновной. Но к её абсурдному сроку сегодня прибавили ещё два года. Отдельно хочется заметить, что водитель, убивший на пешеходном переходе Льва Рубинштейна, получил срок условно. Не то чтобы я хотела кровавого возмездия - в конце концов, на сколько бы ни посадили водителя, Льва Семеновича это не вернет. Но приоритеты нашего государства все очевиднее и очевиднее.

В прошлый раз мы разговаривали с Константином Аркадьевичем Райкиным почти три года назад, в жизни, которую сейчас правильно, наверное, уже называть "той", и тогда отчётливо не договорили. Нынешний разговор получился совсем другой - более грустный, более нервный, но, как мне кажется, и более поддерживающий и ясный. Обсудили, например, моральный облик Сирано де Бержерака, театральные магические ритуалы, а ещё то, почему театральное представление сегодня - это практически митинг. Ну, и Константин Аркадьевич по-прежнему лучше всех читает стихи, так что затертые строки в его устах звучат как в первый раз.

"Почему вы улыбаетесь, как вам не стыдно, гибнут люди!" - "Сколько можно нагонять тоску, надоело уже ваше нытье, надо жить дальше!". Эти комментарии я регулярно читаю в тех соцсетях, где со мной можно вступить в коммуникацию, причем, как правило, относятся они к одним и тем же постам.

Не могу сказать, что комментаторы так уж не правы (хотя я их реплики обычно тру - моя территория, мои правила, а я решила превратить свой блог в цветник, где все только любят друг друга и говорят друг другу хорошее, никакой, короче, "неприятной правды" и "объективной обратной связи").

Да, и я, и мои гости улыбаемся и даже смеемся, болтаем о чепухе или, напротив, о вечном и неактуальном. А еще я путешествую, хожу на книжные ярмарки, встречаюсь с друзьями, пеку пироги и при малейшей возможности очень, очень радуюсь жизни.

Да, мы с гостями регулярно ноем, мы в ужасе от происходящего и не скрываем этого, нам страшно, иногда стыдно, почти всегда больно. А еще, скажем, Константин Аркадьевич Райкин недавно был на границе Бразилии и Аргентины и видел потрясающей красоты и величественности водопады Игуасу.

В своем интервью Райкин сказал очень важную и очень точную вещь, объясняющую, как то и другое уживается в одном человеке. Мы смеемся, шутим, радуемся, живем жизнь, но с началом войны мы перестали использовать определенные выражения лица. Не потому, что сознательно себя контролируем - просто некоторые мимические мышцы самопроизвольно приостановили или изменили свою работу. Смех смеху рознь, шутки бывают разные - это не значит, что в каждой шутке сегодня обязательно скрыта горечь или многозначительный намек, просто что-то стало другим. Что-то абсолютно уместное и нормальное раньше, сегодня выглядит неуловимо неуместным, и это очень трудно вербализовать, но чувствительный человек это мгновенно считывает.

Константин Аркадьевич - настоящий мудрец и гуру, мне, как выяснилось, очень не хватало этой его формулировки.

Еще одна реальная история, вступающая в конкуренцию с литературой и полностью ее делающая.

Я уже много раз говорила, что мир спасут книжные клубы - окей, прямо сейчас не спасут, но совершенно точно сделают (уже делают) мир лучше. Мой опыт наблюдений показывает, что любое пространство, где люди с некоторой периодичностью собираются вокруг книг, немедленно хорошеет - причем это касается как дружеских посиделок или библиотек, так и компаний и корпораций. Ну, а если вам одиноко и пустовато, то книжный клуб - идеальный способ собрать вокруг себя людей, с которыми потом вы сможете пойти в разведку общаться об интересном и вообще дружить.

Если вы хотите принять участие в этом процессе, обсуждая с хорошими людьми разный умный нон-фикшн, то вот он, ваш шанс. Премия "Просветитель" в лице Екатерины Аксеновой (вы знаете ее как автора выдающегося блога "prometa.pro книжки" ) и Александра Гаврилова открывает большой курс для потенциальных мастеров сократического диалога, то есть для будущих модераторов книжных клубов.

Можно подписаться на вариант курса с развернутой обратной связью, а можно просто слушать лекции онлайн и читать подробнейшую методичку.

Старт 25 апреля - не пропустите.

Ну, и мелким шрифтом в конце сообщу, что 25 мая по любезному приглашению авторов проекта я выступлю с кратким докладом на тему "Что я поняла после первой сотни заседаний книжных клубов". Но это, поверьте, в курсе не главное.

По некоторой служебной надобности открыла презентацию к лекции, которую читала студентам три года назад. Обнаружила, что трое из четырех современных популярных (буквально народных) поэтов, которых я упоминала тогда, признаны иноагентами. Tempora-то как mutantur. И как возросла роль поэзии в обществе - смели ли, как говорится, мечтать.

Уже год магистратура "Литературное мастерство" в НИУ ВШЭ, увы, плывет в счастливое будущее без меня, но это по-прежнему прекрасное место, царство света и добра - не верите мне, спросите у выпускников. 20 апреля коллеги проводят день открытых дверей - если вы хотите писать или переводить лучше, непременно загляните.

Издательство "НЛО" задумало переиздать "Нью-Йоркский обход" моего любимого Александра Стесина - книгу, которую, как мне кажется, нужно читать в качестве пособия по толерантности и гуманизму (ну, а ещё просто потому, что она отличная). По этому случаю ведущие подкаста "НЛО" - два Дениса, Ларионов и Маслаков, позвали нас с Мариной Степновой поговорить об этой книге и ее трудноопределимой жанровой принадлежности. Ну, а мы и рады.

Ещё два писателя в списке иноагентов - автор романов "Тень" и "Мышь" Иван Филиппов, а также Ася Казанцева, научная журналистка, лауреат премии "Просветитель", автор книг "Кто бы мог подумать", "В интернете кто-то не прав" и "Откуда берутся дети".

Ну что тут скажешь. Во-первых, растёт, растёт значимость литературы в российском обществе, всё чаще (увы) получаем мы тому свидетельства и подтверждения. А во-вторых, дорогие Ася и Иван, вы и сами знаете, но я на всякий случай ещё разочек скажу: вас читатели любят, а их всех - не очень. Вы очень нужны, а от них - сплошь вред.

Ну, и традиционно - всем фигурантам сегодняшнего иноагентского списка (а также всех предыдущих и последующих списков) - мои поддержка и солидарность.

Пока я тут судорожно доделывала разные работы, дорогой коллега Максим Мамлыга очень, как мне кажется, точно подвел итоги весенней ярмарки "Нон-фикшн" - полностью совпадает с моими ощущениями и наблюдениями. Кстати, я простояла на вход полчаса в будний день, в рабочее время - это было, пожалуй, не самой приятной частью ярмарки, но объяснимой. Что называется, не в претензии.

Прочла эссе Льва Лосева о "Посвящается Ялте" Иосифа Бродского. Общий смысл эссе - вы не подумайте, пожалуйста, что это детектив, это антидетектив, а пародия или, не дай бог, диалог с "популярным жанром", конечно же, не входила и не могла входить в круг целей и задач поэта. Он выше этого.

Мне в этом видится с одной стороны пуризм и интеллектуальный снобизм (великий поэт не может обращать внимание на низменный жанр, даже допускать такую возможность смешно), а с другой, рискну предположить, некоторая фактическая неточность. Известно, что одним из важнейших для Бродского поэтов и своего рода ролевой моделью был Томас С. Элиот, огромный поклонник, знаток и критик детективов, автор нескольких очень глубоких и вдумчивых эссе об этом жанре. Можно предположить, что то, что хорошо для Элиота, и у Бродского скорее всего не вызовет отвращения.

В целом же мне кажется, что презрение к жанру и стремление любой ценой вынести его за скобки (нет-нет, это не то, что вы подумали, любые совпадения случайны!) настолько устарело, so XX century, что прямо неловко. Впрочем, грех сказать, эссе Лосева тоже не новое - возможно, тогда так еще носили.

Не так давно прослушала великолепную лекцию социолога Виктора Вахштайна* о механизмах испанского стыда и, наконец, поняла, что же со мной всё последнее время происходит. Господи, как же стыдно видеть, что творится с моей alma mater, нашим Хогвартсом, лучшим местом в мире. Особенно про украинскую агентуру - вот от этого реально уши пунцовеют. И ведь я в РГГУ не работаю уже десять лет, и центр Дугина имени Ильина открываю не я, в стыдно так, как будто и библиотеку тоже я.

*Минюст считает Виктора Вахштайна иноагентом.

Подумала и добавила в список возможных реакций на моем канале голубя мира. Мне кажется, голубь мира нам всем сейчас совершенно необходим - пользуйтесь почаще.

Обсуждали, что любимые Бродским знаменитые анжамбманы создают эффект странных, немотивированных пауз в речи и воспринимаются как интонационная особенность самого поэта, как его живой голос. Некоторые люди и правда вот так зависают посреди фразы на мгновение - почему бы не он.

А потом читаем в "Посвящается Ялте" про убитого, самого загадочного и неотразимо притягательного из персонажей поэмы:

"Вообще-то
он как-то странно составлял слова.
Речь состояла более из пауз,
всегда смущавших несколько. Ведь мы
молчанье собеседника обычно
воспринимаем как работу мысли.
А это было чистое молчанье.
Вы начинали ощущать свою
зависимость от этой тишины,
и это сильно раздражало многих".

Вынесенный за скобки, мертвый герой говорит так, как говорит автор. Авторские паузы в речи становятся паузами в речи героя.

Из всех, кого я знала, более всего это описание узнается в Григории Дашевском, в самом неожиданном месте фразы ни с того, ни с сего вдруг замолкавшем на несколько секунд. Вообще подумала, что если на кого этот странный убитый мужчина из "Посвящается Ялте", про которого мы почти ничего не знаем, и похож, то только на Григория Михайловича, конечно. И дело не только в паузах, но в каком-то общем ощущении, что мы все похожие, а он - другой.

Если вдруг у вас сегодня выдался свободный вечер, то через 15 минут на "Живом гвозде" будем обсуждать с Антоном Орехом новости литературы. Запись тоже будет, но вживую же всегда веселее.

Думаю о тех словах, которые временно, на мой взгляд, стоило бы ограничить в циркуляции - по крайней мере в рамках моей персональной головы.

Первой жертвой самоцезуры стало у меня слово "мы" - очень трудно перестать говорить от лица каких-то абстрактных людей и признать: что бы ты ни говорил, ты говоришь только от себя. Потом были "геополитика", "суверенитет", "стратегические интересы", "зет-литература", "патриоты", "либералы" и еще кое-что по мелочи (не люблю слова, истершиеся, как старая монета, и утратившие, как писал поэт, "вес и звон").

Давно подумывала о внутреннем табу на слово "предатели" - очень уж у него неприятный шлейф коннотаций в рамках нашей культурной традиции. Попытка просмотра кинофильма Марии Певчих о 90-х годах окончательно утвердила меня в верности этой мысли - слово "предатель" исключается из моего лексикона до лучших времен - за вычетом, разумеется, цитат, буде таковые случатся (впрочем, следует признать, что я и прежде им не злоупотребляла).