Спорт и Стрит одежда со славянской символикой. И топоры )
Интересный бренд мужской одежды "Дух предков".
Главная цель бренда — нести русскую культуру и традиции в современность.
#РС_мода
Интересный бренд мужской одежды "Дух предков".
Главная цель бренда — нести русскую культуру и традиции в современность.
#РС_мода
Зельфира гадит как умеет. "Узбекский авангард". Даже Венеция кринжует.
https://t.me/courierofculture/13457
https://t.me/courierofculture/13457
Telegram
ку-ку
Forwarded from Другая речь
ТЕМА ЛЕСКОВА
Хайдеггер в начале своего «Ницше» заявляет: если мы не умеем расслышать Ницше, то что дадут нам все эти ницшеведы? а что они тем более нам дадут, если мы расслышали голос самого Ницше?! Подобное рассуждение не следует понимать в духе отрицания любого академического комментирования больших книг. Речь идет о моменте исходной раскрытости текста — моменте, к которому не приближает нас академизм. С некоторыми авторами такой раскрытости нужно добиваться, добиваться неизвестным усилием ума.
Хотя мы много говорим о Достоевском, хотя я не устаю комментировать Достоевского, мне самому Достоевский не кажется «сложным» писателем. У Достоевского, правда, не проглядывает предела, дна, но войти в Достоевского нетрудно, его мир открыт. Читая, скажем, «Преступление...», мы что, не понимаем — причем чуть не с самого начала — какую историю и с какой интенцией рассказывает автор? Тема «Преступления и наказания», как знает всякий, имеет своей ремой грех и искупление. Прочитав «Братьев Карамазовых», разве кто-то останется в недоумении относительно этических оценок и базовых нравственно-философских установок этого захватывающего текста? Кто-нибудь не понимает, что такое смердяковщина? Или не догадывается, в чем причина катастрофы Ивана Карамазова? Или — что может быть проще основной идеи «Бесов»? Другое дело, что в Достоевском — тьма нюансов, что там открывается мысль (онтология, мистика, политическая теология) — открывается и раскидывается в трансцендентную и духовную даль.
Итак, в Достоевского нужно вчитываться. Но нет проблемы в том, чтобы начать его читать.
Совсем не то Лесков. Вот это — фигура трудная. Разбирая Лескова из года в год, я остаюсь в недоумении: что там вообще происходит в его текстах? Куда он клонит? Что именно он обсуждает? Очень быстро мне стало ясно, что наивное чтение — умиление русскими характерами, русской самобытностью, которое позволяли себе многие комментаторы Лескова — никуда не годится. Никем Лесков не умиляется: ни Левшой, ни «очарованным странником» Флягиным, ни «человеком на часах», ни даже «соборянами» протопопом Савелием и дьяконом Ахиллой. Это не идиллия, не героика, не сатира, не ирония. Это дивное искусство, которое на поверхности потрясает мастерством. И которое не даётся в глубине. Требуется особое предприятие — «введение в» Лескова.
Красиво, искусно... Нам в помощь, когда мы имеем дело с областью красоты, русская категория пошлость — категория, фильтрующая дурное прочтение и настраивающая наш слух на красоту. Мы должны взять «умильного» Лескова: этих русских богатырей и праведников, этих уделавших всю Европу русских даровитых мужичков типа Левши — и прочитать это таким образом, чтобы не испошлить. Не мог ли, однако, сам Лесков быть отчасти пошляком, умилявшимся русской забубенности? — Нет, не мог; безупречно изыскан его текст, красота текста позволяет настроить чтение на его глубину.
С этой настройки я бы начал Введение в Лескова.
Хайдеггер в начале своего «Ницше» заявляет: если мы не умеем расслышать Ницше, то что дадут нам все эти ницшеведы? а что они тем более нам дадут, если мы расслышали голос самого Ницше?! Подобное рассуждение не следует понимать в духе отрицания любого академического комментирования больших книг. Речь идет о моменте исходной раскрытости текста — моменте, к которому не приближает нас академизм. С некоторыми авторами такой раскрытости нужно добиваться, добиваться неизвестным усилием ума.
Хотя мы много говорим о Достоевском, хотя я не устаю комментировать Достоевского, мне самому Достоевский не кажется «сложным» писателем. У Достоевского, правда, не проглядывает предела, дна, но войти в Достоевского нетрудно, его мир открыт. Читая, скажем, «Преступление...», мы что, не понимаем — причем чуть не с самого начала — какую историю и с какой интенцией рассказывает автор? Тема «Преступления и наказания», как знает всякий, имеет своей ремой грех и искупление. Прочитав «Братьев Карамазовых», разве кто-то останется в недоумении относительно этических оценок и базовых нравственно-философских установок этого захватывающего текста? Кто-нибудь не понимает, что такое смердяковщина? Или не догадывается, в чем причина катастрофы Ивана Карамазова? Или — что может быть проще основной идеи «Бесов»? Другое дело, что в Достоевском — тьма нюансов, что там открывается мысль (онтология, мистика, политическая теология) — открывается и раскидывается в трансцендентную и духовную даль.
Итак, в Достоевского нужно вчитываться. Но нет проблемы в том, чтобы начать его читать.
Совсем не то Лесков. Вот это — фигура трудная. Разбирая Лескова из года в год, я остаюсь в недоумении: что там вообще происходит в его текстах? Куда он клонит? Что именно он обсуждает? Очень быстро мне стало ясно, что наивное чтение — умиление русскими характерами, русской самобытностью, которое позволяли себе многие комментаторы Лескова — никуда не годится. Никем Лесков не умиляется: ни Левшой, ни «очарованным странником» Флягиным, ни «человеком на часах», ни даже «соборянами» протопопом Савелием и дьяконом Ахиллой. Это не идиллия, не героика, не сатира, не ирония. Это дивное искусство, которое на поверхности потрясает мастерством. И которое не даётся в глубине. Требуется особое предприятие — «введение в» Лескова.
Красиво, искусно... Нам в помощь, когда мы имеем дело с областью красоты, русская категория пошлость — категория, фильтрующая дурное прочтение и настраивающая наш слух на красоту. Мы должны взять «умильного» Лескова: этих русских богатырей и праведников, этих уделавших всю Европу русских даровитых мужичков типа Левши — и прочитать это таким образом, чтобы не испошлить. Не мог ли, однако, сам Лесков быть отчасти пошляком, умилявшимся русской забубенности? — Нет, не мог; безупречно изыскан его текст, красота текста позволяет настроить чтение на его глубину.
С этой настройки я бы начал Введение в Лескова.
Forwarded from Readovka
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Американский журналист Такер Карлсон опубликовал интервью с русским философом Александром Дугиным
Интервью длится почти 21 минуту и, по словам самого журналиста, было записано в Москве. В разговоре с Александром Дугиным Такер Карлсон подчеркнул, что идеи философа настолько опасные, что Украина расправилась с его дочерью, а Amazon отказался продавать его книги.
Главное из интервью:
— Индивидуализм — неправильное понимание природы человека, поскольку, соединяя индивидуализм с человеком и человеческой природой, происходит разрыв последнего со всем остальным миром;
— Освобождение от пола привело к трансгендерам, ЛГБТ* и к новой форме сексуального индивидуализма;
— Последний шаг на пути либерализма будет означать необязательность самого человека. Трансгуманизм, постгуманизм, сингулярность, искусственный интеллект подразумевают, что можно выбрать свою идентичность, выбрать не быть человеком;
— Классический либерализм был в пользу демократии, понимаемой как власть большинства. Новый либерализм — это про проблемы меньшинства;
— Либерализм всю историю боролся с предписаниями, а сейчас сам стал тоталитарным, предписывающим;
— Издание Владимиром Путиным указа о политический защите традиционных ценностей стало поворотным моментом в российской политике.
* — движение признано экстремистским и запрещено в РФ
Интервью длится почти 21 минуту и, по словам самого журналиста, было записано в Москве. В разговоре с Александром Дугиным Такер Карлсон подчеркнул, что идеи философа настолько опасные, что Украина расправилась с его дочерью, а Amazon отказался продавать его книги.
Главное из интервью:
— Индивидуализм — неправильное понимание природы человека, поскольку, соединяя индивидуализм с человеком и человеческой природой, происходит разрыв последнего со всем остальным миром;
— Освобождение от пола привело к трансгендерам, ЛГБТ* и к новой форме сексуального индивидуализма;
— Последний шаг на пути либерализма будет означать необязательность самого человека. Трансгуманизм, постгуманизм, сингулярность, искусственный интеллект подразумевают, что можно выбрать свою идентичность, выбрать не быть человеком;
— Классический либерализм был в пользу демократии, понимаемой как власть большинства. Новый либерализм — это про проблемы меньшинства;
— Либерализм всю историю боролся с предписаниями, а сейчас сам стал тоталитарным, предписывающим;
— Издание Владимиром Путиным указа о политический защите традиционных ценностей стало поворотным моментом в российской политике.
* — движение признано экстремистским и запрещено в РФ
Damnatio Memoriae - проклятие памяти. Так называется характерное для разных культур стремление вымарать из истории человека целиком. Не просто убить, но и уничтожить его наследие, труды, весь его род. Современная культура отмены - прямой потомок средневековых сожжений книг, способ сделать бывшее небывшим. Вообще попытки вымарывания Ильина, Флоренского, Дугина из лора современной культуры - тема для отдельной диссертации. От убийства Даши до запрета на публикации в Европе и снятия книг с продажи. Вот только онтологическое оружие - обоюдоострая вещь, украинцы сжегшие крест в Киеве, а потом людей в Одессе не дадут соврать. Да и мы, в нашем Отечестве убедились в обоюдоострой сущности онтологического оружия на примере депутата Семигина, он - червь, конечно. Его не жалко. А Прилепина, который продолжает бороться с фантомами - жалко. Он вместе со своими взглядами выглядит даже не винтажным коммунистом, а архаическим троцкистом. А Дугин сегодня - не просто современный мыслитель. Нет, он - сверхновая русской мысли.
Forwarded from Новый русский // Культурный код
но Наде Куликовой удалось, она виртуозно превращает старые покрывала и одеяла с Авито в эксклюзивные шедевры
еще больше в комментариях
[новый русский]
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM