Даша живëт с Софико достаточно долго, чтобы знать, в какие моменты стоит начинать волноваться.
Волноваться с Софико стоит по многим причинам. Иногда по всем одновременно. В конце концов, Софико Кардава — это та неуправляемая природная сила, с которой невозможно не считаться. В голове с копной безумных волнистых волос постоянно отскакивают друг от друга безумные идеи: эксперименты на кухне, эксперименты в постели, эксперименты… Даша поначалу пытается предугадывать. Ей нравится быть готовой наперëд: это что-то, что помогает ей не сойти с ума на безумной работе. Но уже на третий раз она понимает — с Софико предполагать бессмысленно. Она всë равно собьëт тебя с ног как тëплый ураган, потом сгребëт в тëплые объятия и начнëт целовать в макушку и выступающую косточку шеи.
И Даша впервые находит в таком хаосе спокойствие.
Но если нельзя предугадать сам план, это не значит, что нельзя предугадать момент, когда у великой Софико Кардавы в голове начинают крутиться шестерëнки. Сейчас на дворе именно тот момент. Они медленно начинают готовиться к Новому году: с их расписанием лучше превращать квартиру в новогоднее чудо постепенно, шаг за шагом. Ну и так говорит Дарья Дмитриевна, с которой спорить не нужно. За окном тот мерзкий декабрь, который ещё не перешëл в настоящую зиму: моросящий дождëм по стеклу и завывающий в щелях. Внутри бегает из угла в угол Софико, и Даша узнаëт то самое предвкушающее беспокойство. Предчувствие новой идеи посреди попыток правильно прикрепить гирлянду.
— Что ты задумала? — Даша пытается звучать строго для вида, но глаза у неë смеются.
— Что я должна была задумать? — невинно парирует Софико, что-то выискивая в коробках, которые она сама же принесла и расставила. — У нас сейчас очень важное дело. Я в нëм участвую.
— А что ищешь?
— Всë-то вам нужно знать, Дарья Дмитриевна.
— Конечно, — Даша не сдерживается: смеëтся не только глазами, а открыто и звонко, как еë смешит только любимый ураган идей. — Лучше вернись и подержи мою стремянку. Я еë боюсь.
— Для вас что угодно, моя королева, — тут же отзывается Софико, закапывая что-то в коробках. — Но только если обещаете потом пройтись со мной по владениям.
Даша вздыхает только для вида. Нужно сохранять репутацию режиссëрки их маленького спектакля. Но когда Софико просит, рассматривая в ожидании еë лицо под огнями только водружëнной гирлянды, Даша даже не задумывается. Делает нарочито медленные шаги по комнате, петляет следом за проводником и останавливается на пороге кухни. Удивиться не получается: Софико притягивает еë ближе за плечи и целует, и Даша оказывается в облаке любимых вишнëвых духов, пробует любимый сладковатый привкус блеска для губ и ответно кладëт руки на любимую талию. Время удивляться поцелуям прошло. Настало время удивляться тому, как Даша любит Софико только сильнее с каждым годом.
— Посмотри наверх, — шепчет Софико в губы после примерно десятка поцелуев и мягких прикосновений ладоней к пояснице. Даша слушается — и круглыми глазами рассматривает обвивающие порог мишуру с огоньками и нежный отблеск омелы. — Ты, наверное, сама знаешь, что говорят об омеле… Тебе придëтся остаться со мной. А я имею право целовать тебя столько, сколько захочу.
— Когда ты только успела?
— Пока ты была занята очень важной планировкой и другими очень важными делами.
Даша смеëтся: потому что с Софико всегда легко и свободно, потому что этот ураган еë любит и ведëт за собой. Она не выдерживает, целует нос, скулы, щëки и линию подбородка, пока Софико начинает шутливо выворачиваться из мягкой хватки.
— Ты же знаешь, что и так можешь целовать меня сколько угодно.
— Так не интересно, — обезоруживающе заявляет Софико, прежде чем снова оставить мягкий поцелуй на губах и блестящий отпечаток на коже.
Даша не может поспорить. Не хочет спорить, когда в комнате и под рëбрами так тепло.
И всë хорошо — и будет только лучше.
Автор: garnelen
Волноваться с Софико стоит по многим причинам. Иногда по всем одновременно. В конце концов, Софико Кардава — это та неуправляемая природная сила, с которой невозможно не считаться. В голове с копной безумных волнистых волос постоянно отскакивают друг от друга безумные идеи: эксперименты на кухне, эксперименты в постели, эксперименты… Даша поначалу пытается предугадывать. Ей нравится быть готовой наперëд: это что-то, что помогает ей не сойти с ума на безумной работе. Но уже на третий раз она понимает — с Софико предполагать бессмысленно. Она всë равно собьëт тебя с ног как тëплый ураган, потом сгребëт в тëплые объятия и начнëт целовать в макушку и выступающую косточку шеи.
И Даша впервые находит в таком хаосе спокойствие.
Но если нельзя предугадать сам план, это не значит, что нельзя предугадать момент, когда у великой Софико Кардавы в голове начинают крутиться шестерëнки. Сейчас на дворе именно тот момент. Они медленно начинают готовиться к Новому году: с их расписанием лучше превращать квартиру в новогоднее чудо постепенно, шаг за шагом. Ну и так говорит Дарья Дмитриевна, с которой спорить не нужно. За окном тот мерзкий декабрь, который ещё не перешëл в настоящую зиму: моросящий дождëм по стеклу и завывающий в щелях. Внутри бегает из угла в угол Софико, и Даша узнаëт то самое предвкушающее беспокойство. Предчувствие новой идеи посреди попыток правильно прикрепить гирлянду.
— Что ты задумала? — Даша пытается звучать строго для вида, но глаза у неë смеются.
— Что я должна была задумать? — невинно парирует Софико, что-то выискивая в коробках, которые она сама же принесла и расставила. — У нас сейчас очень важное дело. Я в нëм участвую.
— А что ищешь?
— Всë-то вам нужно знать, Дарья Дмитриевна.
— Конечно, — Даша не сдерживается: смеëтся не только глазами, а открыто и звонко, как еë смешит только любимый ураган идей. — Лучше вернись и подержи мою стремянку. Я еë боюсь.
— Для вас что угодно, моя королева, — тут же отзывается Софико, закапывая что-то в коробках. — Но только если обещаете потом пройтись со мной по владениям.
Даша вздыхает только для вида. Нужно сохранять репутацию режиссëрки их маленького спектакля. Но когда Софико просит, рассматривая в ожидании еë лицо под огнями только водружëнной гирлянды, Даша даже не задумывается. Делает нарочито медленные шаги по комнате, петляет следом за проводником и останавливается на пороге кухни. Удивиться не получается: Софико притягивает еë ближе за плечи и целует, и Даша оказывается в облаке любимых вишнëвых духов, пробует любимый сладковатый привкус блеска для губ и ответно кладëт руки на любимую талию. Время удивляться поцелуям прошло. Настало время удивляться тому, как Даша любит Софико только сильнее с каждым годом.
— Посмотри наверх, — шепчет Софико в губы после примерно десятка поцелуев и мягких прикосновений ладоней к пояснице. Даша слушается — и круглыми глазами рассматривает обвивающие порог мишуру с огоньками и нежный отблеск омелы. — Ты, наверное, сама знаешь, что говорят об омеле… Тебе придëтся остаться со мной. А я имею право целовать тебя столько, сколько захочу.
— Когда ты только успела?
— Пока ты была занята очень важной планировкой и другими очень важными делами.
Даша смеëтся: потому что с Софико всегда легко и свободно, потому что этот ураган еë любит и ведëт за собой. Она не выдерживает, целует нос, скулы, щëки и линию подбородка, пока Софико начинает шутливо выворачиваться из мягкой хватки.
— Ты же знаешь, что и так можешь целовать меня сколько угодно.
— Так не интересно, — обезоруживающе заявляет Софико, прежде чем снова оставить мягкий поцелуй на губах и блестящий отпечаток на коже.
Даша не может поспорить. Не хочет спорить, когда в комнате и под рëбрами так тепло.
И всë хорошо — и будет только лучше.
Автор: garnelen
❤🔥23🎄7☃6❤1💘1
На подходе к машине Даша вдруг остановилась, чуть повела плечом, подхватывая полу распахнутого пуховика, и посмотрела на Свята с оценивающим прищуром. Когда Даша вот так смотрела на что угодно — от списка песен на концерт до руководства клуба, — стоило бы прикрыться ветошью и отползти в сторону канадской границы, но Свят уже привык. Привык — и, если честно, даже наслаждался такими вот взглядами: расправлял и без того широченные плечи, улыбался навстречу Даше и был готов к любым проявлениям спонтанной её натуры.
— А какой у тебя рост? — спросила Даша, склонив голову набок, и Свят только вопросительно поднял брови.
Гостем на её мероприятия он, вроде, не заявлялся в ближайшее время (хотя с Даши сталось бы вписать его туда и не сказать, точно зная, что он-то не откажет) и костюмы искать на него было не надо. Мелькнула стыдная, шальная и совсем уж несбыточная надежда, что это она о покупке кровати задумалась, но Свят, моргнув, отогнал её, и Даша, поняв, что молчание затягивается, усмехнулась, подошла ближе и, запрокинув голову, заглянула Святу в лицо:
— Я тут ёлку заказала новую, и она сто девяносто…
— Пониже меня будет, — с облегчением (и всё-таки — немного с разочарованием) отозвался Свят и чиркнул себя ребром ладони по переносице. — Вот так примерно.
Тёплые пальцы коснулись его носа там, где он только что провёл черту. Даше пришлось чуть привстать на цыпочки, чтобы пощекотать Святу переносицу, потом — она легонько надавила ему на нос, издав похожий на кукольное пищание звук, и рассмеялась:
— Что ж, без табуретки с украшением не обойтись, разве что…
Даша снова оценивающе посмотрела на Свята, и тому явственно представилось, как он, обхватив её за талию и не позволяя себе скользнуть ладонями ниже, на крутые бёдра, приподнимает её над полом, чтобы она могла нацепить звезду на самую макушку ёлки. Мысль была до того привлекательная, что у него, кажется, что-то на лице отразилось, и Даша засмеялась, ткнувшись лбом ему в грудь.
— Спасибо, что поможешь, — сказала она, отстраняясь, и за полу пальто потянула его к машине. — Ёлка уже в пункте выдачи, заедем по дороге?
— Конечно, — открыв перед ней дверь, отозвался Свят и застыл столбом, когда Даша, привстав на цыпочки и за ворот притянув его ближе, доверительно сказала на ухо, почти касаясь его губами:
— Кстати, кроме ёлки, я ещё и кровать новую заказала, её бы тоже собрать нужно, — сердце ёкнуло, пропустило удар, а потом забилось всё быстрее и быстрее, когда Даша, щекотно выдохнув ему в ухо и мазнув ладонью по макушке Свята, добавила: — И она как раз больше ёлки, вот досюда тебе и даже чуть подлиннее.
Автор: аноним
— А какой у тебя рост? — спросила Даша, склонив голову набок, и Свят только вопросительно поднял брови.
Гостем на её мероприятия он, вроде, не заявлялся в ближайшее время (хотя с Даши сталось бы вписать его туда и не сказать, точно зная, что он-то не откажет) и костюмы искать на него было не надо. Мелькнула стыдная, шальная и совсем уж несбыточная надежда, что это она о покупке кровати задумалась, но Свят, моргнув, отогнал её, и Даша, поняв, что молчание затягивается, усмехнулась, подошла ближе и, запрокинув голову, заглянула Святу в лицо:
— Я тут ёлку заказала новую, и она сто девяносто…
— Пониже меня будет, — с облегчением (и всё-таки — немного с разочарованием) отозвался Свят и чиркнул себя ребром ладони по переносице. — Вот так примерно.
Тёплые пальцы коснулись его носа там, где он только что провёл черту. Даше пришлось чуть привстать на цыпочки, чтобы пощекотать Святу переносицу, потом — она легонько надавила ему на нос, издав похожий на кукольное пищание звук, и рассмеялась:
— Что ж, без табуретки с украшением не обойтись, разве что…
Даша снова оценивающе посмотрела на Свята, и тому явственно представилось, как он, обхватив её за талию и не позволяя себе скользнуть ладонями ниже, на крутые бёдра, приподнимает её над полом, чтобы она могла нацепить звезду на самую макушку ёлки. Мысль была до того привлекательная, что у него, кажется, что-то на лице отразилось, и Даша засмеялась, ткнувшись лбом ему в грудь.
— Спасибо, что поможешь, — сказала она, отстраняясь, и за полу пальто потянула его к машине. — Ёлка уже в пункте выдачи, заедем по дороге?
— Конечно, — открыв перед ней дверь, отозвался Свят и застыл столбом, когда Даша, привстав на цыпочки и за ворот притянув его ближе, доверительно сказала на ухо, почти касаясь его губами:
— Кстати, кроме ёлки, я ещё и кровать новую заказала, её бы тоже собрать нужно, — сердце ёкнуло, пропустило удар, а потом забилось всё быстрее и быстрее, когда Даша, щекотно выдохнув ему в ухо и мазнув ладонью по макушке Свята, добавила: — И она как раз больше ёлки, вот досюда тебе и даже чуть подлиннее.
Автор: аноним
❤18❤🔥11🎄6
в коридоре слышится шум, что-то вроде падения, а потом ручка двери дёргается, как в хоррор-фильмах, и спустя пару неудачных попыток джонатан вваливается в офис.
майк замирает у окна с чашкой кофе, глядя на отвратительную розовую мишуру на его шее. розовая мишура перетягивает на себя внимание с кипы пакетов и коробок, которые он притащил с собой, от гитарного ремня на груди – розовая, как ноготь, пушистая, как шуба. такого цвета нет в жизни ни одного из них, откуда он её достал? джонатан понимает его взгляд, и они сталкиваются в смешливом:
– ты кого-то обокрал...
– спрячь меня, я обокрал...
и замирают, прежде чем рассмеяться. джонатан шумит коробками, курткой и мишурой, пока закрывает за собой дверь офиса. он весь, даже шерстью, пластиком и картоном – симфония, ода их старой, как снег, дружбе.
– я взял мандарины, – бросает раскутанный джонатан, залезая в пакеты; майкл кусает край картонного стаканчика от возмущения:
– у меня аллергия на мандарины! каждый год одно и то же!
и джонатан складывается пополам от смеха, потому что, конечно, каждый раз одно и то же, никаких мандаринов он не покупает, но майкл каждый раз так смешно удивляется, так смешно дёргает плечами и подаётся вперёд, что невозможно бросить эту шутку. каждый год одно и то же.
они чокаются стаканчиками с клубничной газировкой и кофе под этот девиз: каждый год одно и то же, но чуть другое, и пусть получше. майкл смотрит на джонатана, пока пьёт до дна, и по крепко зажмуренным глазам понимает, что нужно поговорить. как джонатан наверняка прочитал по его, когда-то на прошлой неделе, что нужно завалиться с подарками, подешевле, но побольше, чтобы было ощущение праздника, в его офис в новогоднюю ночь.
и момент подворачивается совсем скоро, потому что никто больше не мешает: они вдвоём, белый противный свет (который джонатан порывается выключить и сидеть под свет монитора), длинное лиминальное пространство. если долго смотреть, кажется, что ты на северном полюсе – нет людей, нет воздуха, ничего нет.
майкл скачивает на корпоративный планшет пианино, пока джонатан рассказывает о том, как не пишется, как слова теряют смысл и форму, как звуки спорят и не хотят связываться в предложения. он сидит на полу, прислонившись спиной к столу, и майкл, щипнув брюки на коленях, опускается рядом, молча кладя планшет с клавишами на колени джонатану. тот замолкает тоже, секунду испуганно глядя на пианино, но тут же его лицо просветляется, он поворачивается к майклу и, конечно, не приходится ждать от него прямоты:
– да ладно, майки! ты даришь мне ваш фирменный планшет!
– замолчишь ты, наконец, – смеётся майкл, наугад тыкая несколько клавиш, которые джонатан тут же подхватывает.
подхватывает и развивает. когда начинают свистеть салюты, они сидят в глубоком сытом молчании, согласующимся со снежным офисом, с клубничной газировкой и с мелодией, которую джонатан выводит, рассказывая всё, о чем не мог сказать весь год.
и майкл, подпирая его плечо своим плечом, всё понимает.
автор: эос
майк замирает у окна с чашкой кофе, глядя на отвратительную розовую мишуру на его шее. розовая мишура перетягивает на себя внимание с кипы пакетов и коробок, которые он притащил с собой, от гитарного ремня на груди – розовая, как ноготь, пушистая, как шуба. такого цвета нет в жизни ни одного из них, откуда он её достал? джонатан понимает его взгляд, и они сталкиваются в смешливом:
– ты кого-то обокрал...
– спрячь меня, я обокрал...
и замирают, прежде чем рассмеяться. джонатан шумит коробками, курткой и мишурой, пока закрывает за собой дверь офиса. он весь, даже шерстью, пластиком и картоном – симфония, ода их старой, как снег, дружбе.
– я взял мандарины, – бросает раскутанный джонатан, залезая в пакеты; майкл кусает край картонного стаканчика от возмущения:
– у меня аллергия на мандарины! каждый год одно и то же!
и джонатан складывается пополам от смеха, потому что, конечно, каждый раз одно и то же, никаких мандаринов он не покупает, но майкл каждый раз так смешно удивляется, так смешно дёргает плечами и подаётся вперёд, что невозможно бросить эту шутку. каждый год одно и то же.
они чокаются стаканчиками с клубничной газировкой и кофе под этот девиз: каждый год одно и то же, но чуть другое, и пусть получше. майкл смотрит на джонатана, пока пьёт до дна, и по крепко зажмуренным глазам понимает, что нужно поговорить. как джонатан наверняка прочитал по его, когда-то на прошлой неделе, что нужно завалиться с подарками, подешевле, но побольше, чтобы было ощущение праздника, в его офис в новогоднюю ночь.
и момент подворачивается совсем скоро, потому что никто больше не мешает: они вдвоём, белый противный свет (который джонатан порывается выключить и сидеть под свет монитора), длинное лиминальное пространство. если долго смотреть, кажется, что ты на северном полюсе – нет людей, нет воздуха, ничего нет.
майкл скачивает на корпоративный планшет пианино, пока джонатан рассказывает о том, как не пишется, как слова теряют смысл и форму, как звуки спорят и не хотят связываться в предложения. он сидит на полу, прислонившись спиной к столу, и майкл, щипнув брюки на коленях, опускается рядом, молча кладя планшет с клавишами на колени джонатану. тот замолкает тоже, секунду испуганно глядя на пианино, но тут же его лицо просветляется, он поворачивается к майклу и, конечно, не приходится ждать от него прямоты:
– да ладно, майки! ты даришь мне ваш фирменный планшет!
– замолчишь ты, наконец, – смеётся майкл, наугад тыкая несколько клавиш, которые джонатан тут же подхватывает.
подхватывает и развивает. когда начинают свистеть салюты, они сидят в глубоком сытом молчании, согласующимся со снежным офисом, с клубничной газировкой и с мелодией, которую джонатан выводит, рассказывая всё, о чем не мог сказать весь год.
и майкл, подпирая его плечо своим плечом, всё понимает.
автор: эос
❤🔥17❤7🎄4
Влад всегда скептически относился к концепции отмечания Нового года.
Не в смысле полного отрицания конечно, но ему было свойственно отсутствие энтузиазма по поводу праздников. Типа «вау, у вас сменился день календаря, поразительное событие, по этому поводу срочно нужно что-то сделать, немедленно известите газеты».
Типичный Влад, в общем-то.
Лёша же, напротив, пребывал в ажиотации и начиная с первого декабря ежедневно организовывал вокруг себя этот самый особенный рождественский вайб. Гирлянды, мишура, снежные шары, фонарики и хаотично развешенный по квартире дождик в количестве, всё это превращало обычную двушку в Люберцах в Рождественский вертеп: Лёше был не знаком концепт умеренности.
В общем-то, типичный Лёша
Но вот выбор подарков вдохновлял их обоих одинаково, и это было единственное, что примиряло Влада с самым беспокойным и суетливым временем года.
— Сидоренко понятно, — Влад сверился со списком. — Новый микшер, мы его еще в августе купили. Со скидочкой!
И с удовольствием отпил чая из кружки. Скидочки ему очень нравились.
— А Раковскому? — по непонятной причине эти двое в голове у Влада шли одним комплектом.
— Максу надо подарить то, что ему никогда в жизни никто не подарит, — Лёша сосредоточенно чистил мандаринку.
— Скумбрию в масле? — Влад почесал в затылке.
Лёша минуту подумал, а потом кивнул.
— Давай. Этого он точно не ожидает, — и подсунул Владу под нос почищенную мандаринку.
Мандаринку Ясинский благодарно забрал, а потом поймал внимательный Лёшин взгляд и почти смутился. За все время музыкальной карьеры его частенько раздевали глазами, предлагали отсосать, переспать и подарить себя в безвозмездное рабство, но так как Лёша Зуйков никто никогда не смотрел: с интересом, предвкушением и продуманным планом. Влад видел этот план в Лёшиных зрачках: взять за предплечье, вобрать указательный и средний пальцы губами, слизать цитрусовую сладость, и потом…
— Тарье, я думаю, надо подарить какой-то новый опыт, — на всякий случай Влад прервал поток своих мыслей, потому что список подарков стоило бы закончить.
— Шоу мадемуазель Сызрань-2025? — Лёша принялся за следующую мандаринку. — Что? Меня туда ведущим приглашали.
— Я вообще думал про сертификат в спа или билет в планетарий…
— В спа и в планетарии она точно уже была, а в Сызрани зимой заебись, — уверенно сообщил Лёша и сунул в рот сразу три дольки.
Врал, наверное, но Влад сейчас был готов ему во все безоговорочно поверить. А еще поцеловать, чтобы дух перехватило и ничего вокруг не осталось, кроме него, Лёши, и, может быть ещё мандаринов.
— Всем девушкам по короне, потому что они богини-королевы…
— Кроме Даши Бэ, ей хлыст, — невнятно отозвался Лёша, все еще воюющий с мандаринкой во рту. — А Святу кляп и ананас!
— То есть все подарки Даше?
Они оба гнусно захихикали, и за это Влад отдельно в Лёшу когда-то втрескался.
Он свой подарок приготовил уже давно, вроде как сразу после прошлого нового года, который они благополучно проебали в самом прямом смысле: на двенадцатом удадре часов, доносящемся из телевизора, член Влада все еще был в Лёшиной заднице, и Лёша просил «быстрее» и «ещё» и как-то особенно обращать внимание на сменившийся день календаря не хотелось. Кончили они тогда под грохот салютов, и Влад даже заподозрил, что Зуйков так хочет закрепить у него ментальную связку праздника и чего-то хорошего, но у коварного Зуйкова были другие планы, и про свои подозрения Влад благополучно забыл. И, чтобы точно так же праздновать ближайшие новые года, в красивой коробке приготовил дубликат ключей от своей квартиры с подлейшим брелоком-сердечком, с эмблемой Above the stars, конечно же.
— Нахимовичу надо тамбурин подарить, чтобы он со своим приходил, с домашним!
Влад кивнул, потянулся вперед и поцеловал Лёшу сладким мандаринным поцелуем. В конце концов, список подарков мог и подождать.
Всё могло подождать, всё на свете.
Лёша улыбнулся ему в поцелуй. Он был полностью и абсолютно согласен.
Автор: JanetDi
Не в смысле полного отрицания конечно, но ему было свойственно отсутствие энтузиазма по поводу праздников. Типа «вау, у вас сменился день календаря, поразительное событие, по этому поводу срочно нужно что-то сделать, немедленно известите газеты».
Типичный Влад, в общем-то.
Лёша же, напротив, пребывал в ажиотации и начиная с первого декабря ежедневно организовывал вокруг себя этот самый особенный рождественский вайб. Гирлянды, мишура, снежные шары, фонарики и хаотично развешенный по квартире дождик в количестве, всё это превращало обычную двушку в Люберцах в Рождественский вертеп: Лёше был не знаком концепт умеренности.
В общем-то, типичный Лёша
Но вот выбор подарков вдохновлял их обоих одинаково, и это было единственное, что примиряло Влада с самым беспокойным и суетливым временем года.
— Сидоренко понятно, — Влад сверился со списком. — Новый микшер, мы его еще в августе купили. Со скидочкой!
И с удовольствием отпил чая из кружки. Скидочки ему очень нравились.
— А Раковскому? — по непонятной причине эти двое в голове у Влада шли одним комплектом.
— Максу надо подарить то, что ему никогда в жизни никто не подарит, — Лёша сосредоточенно чистил мандаринку.
— Скумбрию в масле? — Влад почесал в затылке.
Лёша минуту подумал, а потом кивнул.
— Давай. Этого он точно не ожидает, — и подсунул Владу под нос почищенную мандаринку.
Мандаринку Ясинский благодарно забрал, а потом поймал внимательный Лёшин взгляд и почти смутился. За все время музыкальной карьеры его частенько раздевали глазами, предлагали отсосать, переспать и подарить себя в безвозмездное рабство, но так как Лёша Зуйков никто никогда не смотрел: с интересом, предвкушением и продуманным планом. Влад видел этот план в Лёшиных зрачках: взять за предплечье, вобрать указательный и средний пальцы губами, слизать цитрусовую сладость, и потом…
— Тарье, я думаю, надо подарить какой-то новый опыт, — на всякий случай Влад прервал поток своих мыслей, потому что список подарков стоило бы закончить.
— Шоу мадемуазель Сызрань-2025? — Лёша принялся за следующую мандаринку. — Что? Меня туда ведущим приглашали.
— Я вообще думал про сертификат в спа или билет в планетарий…
— В спа и в планетарии она точно уже была, а в Сызрани зимой заебись, — уверенно сообщил Лёша и сунул в рот сразу три дольки.
Врал, наверное, но Влад сейчас был готов ему во все безоговорочно поверить. А еще поцеловать, чтобы дух перехватило и ничего вокруг не осталось, кроме него, Лёши, и, может быть ещё мандаринов.
— Всем девушкам по короне, потому что они богини-королевы…
— Кроме Даши Бэ, ей хлыст, — невнятно отозвался Лёша, все еще воюющий с мандаринкой во рту. — А Святу кляп и ананас!
— То есть все подарки Даше?
Они оба гнусно захихикали, и за это Влад отдельно в Лёшу когда-то втрескался.
Он свой подарок приготовил уже давно, вроде как сразу после прошлого нового года, который они благополучно проебали в самом прямом смысле: на двенадцатом удадре часов, доносящемся из телевизора, член Влада все еще был в Лёшиной заднице, и Лёша просил «быстрее» и «ещё» и как-то особенно обращать внимание на сменившийся день календаря не хотелось. Кончили они тогда под грохот салютов, и Влад даже заподозрил, что Зуйков так хочет закрепить у него ментальную связку праздника и чего-то хорошего, но у коварного Зуйкова были другие планы, и про свои подозрения Влад благополучно забыл. И, чтобы точно так же праздновать ближайшие новые года, в красивой коробке приготовил дубликат ключей от своей квартиры с подлейшим брелоком-сердечком, с эмблемой Above the stars, конечно же.
— Нахимовичу надо тамбурин подарить, чтобы он со своим приходил, с домашним!
Влад кивнул, потянулся вперед и поцеловал Лёшу сладким мандаринным поцелуем. В конце концов, список подарков мог и подождать.
Всё могло подождать, всё на свете.
Лёша улыбнулся ему в поцелуй. Он был полностью и абсолютно согласен.
Автор: JanetDi
❤18❤🔥14🎄8
Дядь Мишина (а еще тёть Агатина, Кошкина и много чейная) коммуналка потихоньку готовится к Новому Году — местные детишки распихивают по углам мишуру, кто-то вешает на торчащие из стен гвозди облезлые ёлочные игрушки, а сам Макс рисует на хаотично расставленных по коридору зеркалах снежинки и домики (на большее его художественных талантов, к сожалению, не хватает) белой краской. Декабрь, несмотря на сессию и внезапные проблемы с жильем, выходит удивительно приятным.
А когда Макс возвращается в коммуналку в сумерках последнего учебного дня в году, на весь коридор восхитительно пахнет настоящей, живой елью. В комнату дядь Миши просочиться удается с трудом — криво подрезанный ствол буквально баррикадирует вход. Сам дядь Миша отзывается из недр кухонного гарнитура.
— Максик, ты? — гудит шкаф под раковиной. — Смотри, какую красавицу я нам захомутал! Только надо придумать, как её поставить…
С одной стороны дядь Мишина ель выглядит очень презентабельно, с другой — несколько облезло, но Макс не видит в этом проблемы. Дядь Миша рассказывает из-под раковины, что дедуля-продавец отдал ему однобокую бедняжку за пол цены. А потом, так и не найдя того, чего искал, но зато ударившись головой, дядь Миша вылезает к Максу. Подходящий для ели горшок, вместе с мешком песка, обнаруживается в закромах у тёть Агаты. Та непрозрачно намекает, что в благодарность за содействие под елкой её должен ждать хорошенький подарок, и Макс записывает это в заметки телефона, туда же, куда бережно вносит варианты подарков для дядь Миши.
Ель они ставят в угол у двери. Обычно там теснятся пустые бутылки, но Макс беспощадно разгребает лишний хлам, а дядь Миша долго верит горшок так, чтобы еловые недостатки сделались незаметными. Потом с верхней полки шкафа он достает пыльную коробку внушительных размеров. Игрушками внутри сначала интересуется появившаяся из неоткуда Кошка, следом — Макс. Те оказываются самыми разными, и он долго вертит в руках фрукты, фонарики, избушки и шарики, но в абсолютный восторг приходит, обнаружив на дне несколько миниатюрных космических кораблей.
— С детства остались. Мы с братом мелкими их на елку вешали. Только звезда разбилась, — дядь Миша забирает коробку, чтобы поставить её на табурет. У Макса в руках остается цветастая ракета. — Ну что, вперёд!
— Надо вместе, — уверенно заявляет он, мысленно листая парочку сайтов на предмет поиска советской звезды на ёлку.
Макс занимает удобную позицию, примеряясь, а дядь Миша пристраивается сзади, ненавязчиво обнимая за талию. Он поднимает руку, мягко обхватывает Макса за подрагивающее запястье, чуть правит траекторию. Пальцы отказываются слушаться, но Макс справляется с накатившей от нежности слабостью, и игрушка находит свое место на одной из самых пушистых веток.
Вложив руку в дядь Мишину ладонь, позволив ей расслабленно опуститься вниз, Макс замирает, старается даже не моргать лишний раз. Дядь Миша, устроивший подбородок у него на плече, ровно дышит на ухо и улыбается. Такую идиллию, случайную в моменте, слишком страшно разрушить любым неосторожным движением.
— Эй, голубки, а гирлянда рабочая у вас имеется? — в опрометчиво не запертую дверь комнаты просовывается голова тёть Агаты. Следом за головой внутри оказывается рука, сжимающая потрепанную упаковку. — Я свою проверила, пашет, как миленькая, но мне её пристроить некуда. Решила вам пожертвовать.
Дядь Миша, коротко ткнувшись носом Максу в щеку, отстраняется. Сразу становится как-то прохладно. Пока дядь Миша рассыпается в благодарностях и пытается заманить тёть Агату на кофе, Макс не двигается с места, продолжая сверлить взглядом игрушку-ракету. Она чуть покачивается и, наверное, всё ещё хранит в себе щепотку человеческого тепла.
— Я к вам попозже загляну, мальчики, вы тут занимайтесь, — в итоге, впечатлившись растерянной мордашкой Макса, от приглашения на кофе тёть Агата отказывается. Закрыв за ней дверь и на этот раз щелкнув замком, дядь Миша возвращается к Максу.
— Ну что, будем наряжать? — спрашивает он, начиная распутывать гирлянду.
Максим с готовностью кивает. Он очень любит Новый Год.
автор: your judas
А когда Макс возвращается в коммуналку в сумерках последнего учебного дня в году, на весь коридор восхитительно пахнет настоящей, живой елью. В комнату дядь Миши просочиться удается с трудом — криво подрезанный ствол буквально баррикадирует вход. Сам дядь Миша отзывается из недр кухонного гарнитура.
— Максик, ты? — гудит шкаф под раковиной. — Смотри, какую красавицу я нам захомутал! Только надо придумать, как её поставить…
С одной стороны дядь Мишина ель выглядит очень презентабельно, с другой — несколько облезло, но Макс не видит в этом проблемы. Дядь Миша рассказывает из-под раковины, что дедуля-продавец отдал ему однобокую бедняжку за пол цены. А потом, так и не найдя того, чего искал, но зато ударившись головой, дядь Миша вылезает к Максу. Подходящий для ели горшок, вместе с мешком песка, обнаруживается в закромах у тёть Агаты. Та непрозрачно намекает, что в благодарность за содействие под елкой её должен ждать хорошенький подарок, и Макс записывает это в заметки телефона, туда же, куда бережно вносит варианты подарков для дядь Миши.
Ель они ставят в угол у двери. Обычно там теснятся пустые бутылки, но Макс беспощадно разгребает лишний хлам, а дядь Миша долго верит горшок так, чтобы еловые недостатки сделались незаметными. Потом с верхней полки шкафа он достает пыльную коробку внушительных размеров. Игрушками внутри сначала интересуется появившаяся из неоткуда Кошка, следом — Макс. Те оказываются самыми разными, и он долго вертит в руках фрукты, фонарики, избушки и шарики, но в абсолютный восторг приходит, обнаружив на дне несколько миниатюрных космических кораблей.
— С детства остались. Мы с братом мелкими их на елку вешали. Только звезда разбилась, — дядь Миша забирает коробку, чтобы поставить её на табурет. У Макса в руках остается цветастая ракета. — Ну что, вперёд!
— Надо вместе, — уверенно заявляет он, мысленно листая парочку сайтов на предмет поиска советской звезды на ёлку.
Макс занимает удобную позицию, примеряясь, а дядь Миша пристраивается сзади, ненавязчиво обнимая за талию. Он поднимает руку, мягко обхватывает Макса за подрагивающее запястье, чуть правит траекторию. Пальцы отказываются слушаться, но Макс справляется с накатившей от нежности слабостью, и игрушка находит свое место на одной из самых пушистых веток.
Вложив руку в дядь Мишину ладонь, позволив ей расслабленно опуститься вниз, Макс замирает, старается даже не моргать лишний раз. Дядь Миша, устроивший подбородок у него на плече, ровно дышит на ухо и улыбается. Такую идиллию, случайную в моменте, слишком страшно разрушить любым неосторожным движением.
— Эй, голубки, а гирлянда рабочая у вас имеется? — в опрометчиво не запертую дверь комнаты просовывается голова тёть Агаты. Следом за головой внутри оказывается рука, сжимающая потрепанную упаковку. — Я свою проверила, пашет, как миленькая, но мне её пристроить некуда. Решила вам пожертвовать.
Дядь Миша, коротко ткнувшись носом Максу в щеку, отстраняется. Сразу становится как-то прохладно. Пока дядь Миша рассыпается в благодарностях и пытается заманить тёть Агату на кофе, Макс не двигается с места, продолжая сверлить взглядом игрушку-ракету. Она чуть покачивается и, наверное, всё ещё хранит в себе щепотку человеческого тепла.
— Я к вам попозже загляну, мальчики, вы тут занимайтесь, — в итоге, впечатлившись растерянной мордашкой Макса, от приглашения на кофе тёть Агата отказывается. Закрыв за ней дверь и на этот раз щелкнув замком, дядь Миша возвращается к Максу.
— Ну что, будем наряжать? — спрашивает он, начиная распутывать гирлянду.
Максим с готовностью кивает. Он очень любит Новый Год.
автор: your judas
❤21❤🔥12🎄7💘1
[ 💌 день 9 ]
фандом: рпф
пейринг: вилена соколова/александр колбая/арина трофимова
— история о поездах
фандом: рпф
пейринг: вилена соколова/александр колбая/арина трофимова
— история о поездах
❤18❤🔥7🎄5
нижняя полка плацкарта крякает под сашей, как резиновая уточка. арина пародирует кряк, тыкая сашу в бок:
— теперь ты точно мама-утка.
саша хлопает по коленям и встает, помогая ей закинуть чемодан на верхнюю багажную полку.
— спина не скрипит, значит, крякнула полка, не я.
вагон полупустой; пред самыми курантами приезжать никто не хочет. они — ну, работа. графики не поддаются прогнозированию.
саша достает свернутый в рулончик журнал сутоку и кроссвордов, арина — макбук и наушники. свет приглушают. их станция — следующая, но время еще есть.
время ползет неоновыми циферками все ближе и ближе к ноль-ноль.
— наслаждайся дорогой, — арина переводит беспокойный взгляд с табло на нежно-спокойного сашу. его уверенность — капибарово смирение — вселяют и в нее уверенность.
все будет хорошо. успеют. даже если не: куранты — это социальный конструкт.
проводник — молодой парень в ободке с оленьими ушками — повторно проверяет паспорта и устало желает хорошего пути. саша просит две кружки, и, когда проводник отходит, достает чай.
— я захватил всю пачку, мало ли вилена забыла.
под стук ложечек о стекло и хруст постельного белья соседей они устраиваются поудобнее, соприкасаясь лодыжками в теплых носках, и улыбаются — в журнал или в экран.
желтые огни за окном плывут, как резиновые уточки. арина складывает макбук, ложится поверх сложенных рук на столе и пялится в запотевающее окно.
— скучаешь?
конечно, скучает. как там она? одна? справилась с натопкой дачи? с старым жигулем?
телефон пиликает сообщением: "я вас очень-очень жду".
арина дрожащими пальцами поворачивает экран к саше.
— и эта скучает, — тепло в его голосе обжигает сильнее кипятка в стакане, — эх, молодежь.
в вагоне кто-то включает джингл беллз, кто-то — чистит мандарины, кто-то — кричит тосты. по расписанию станция — через двадцать минут. с каждой секундой — зуд ожидания хорошего все сильнее.
ожидания встречи. ожидания чуда.
может быть, встретить новый год в тарахтящем жигуле в компании любимых людей — это прекрасный план.
автор: котонесса
— теперь ты точно мама-утка.
саша хлопает по коленям и встает, помогая ей закинуть чемодан на верхнюю багажную полку.
— спина не скрипит, значит, крякнула полка, не я.
вагон полупустой; пред самыми курантами приезжать никто не хочет. они — ну, работа. графики не поддаются прогнозированию.
саша достает свернутый в рулончик журнал сутоку и кроссвордов, арина — макбук и наушники. свет приглушают. их станция — следующая, но время еще есть.
время ползет неоновыми циферками все ближе и ближе к ноль-ноль.
— наслаждайся дорогой, — арина переводит беспокойный взгляд с табло на нежно-спокойного сашу. его уверенность — капибарово смирение — вселяют и в нее уверенность.
все будет хорошо. успеют. даже если не: куранты — это социальный конструкт.
проводник — молодой парень в ободке с оленьими ушками — повторно проверяет паспорта и устало желает хорошего пути. саша просит две кружки, и, когда проводник отходит, достает чай.
— я захватил всю пачку, мало ли вилена забыла.
под стук ложечек о стекло и хруст постельного белья соседей они устраиваются поудобнее, соприкасаясь лодыжками в теплых носках, и улыбаются — в журнал или в экран.
желтые огни за окном плывут, как резиновые уточки. арина складывает макбук, ложится поверх сложенных рук на столе и пялится в запотевающее окно.
— скучаешь?
конечно, скучает. как там она? одна? справилась с натопкой дачи? с старым жигулем?
телефон пиликает сообщением: "я вас очень-очень жду".
арина дрожащими пальцами поворачивает экран к саше.
— и эта скучает, — тепло в его голосе обжигает сильнее кипятка в стакане, — эх, молодежь.
в вагоне кто-то включает джингл беллз, кто-то — чистит мандарины, кто-то — кричит тосты. по расписанию станция — через двадцать минут. с каждой секундой — зуд ожидания хорошего все сильнее.
ожидания встречи. ожидания чуда.
может быть, встретить новый год в тарахтящем жигуле в компании любимых людей — это прекрасный план.
автор: котонесса
❤19❤🔥11🎄5
“Вероятность северного сияния: 100%”
Если Руслану что-то приходило в голову, он был готов расшибиться в лепёшку, но воплотить желаемое в жизнь. Иногда Антон думал, что лучше бы в эту седую голову приходили более практические мысли — например, как заработать денег или как не влезть в новый долг, чтобы покрыть старый…
Северное сияние ему посмотреть захотелось, гляньте на него.
— Ничего ты не понимаешь, — твердил Руслан, заказывая в интернете билеты в богом и властями забытую Териберку. — Только посмотри на фотки!
На фотографиях заполярное небо полыхало зелёными и пурпурными красками. Казалось, даже заснеженная тундра замирает от восторга. Антон только хмыкнул, лишь бы не признавать правоту Руслана, но достал из шкафа чемоданы. Это дело он предпочитал контролировать сам — от шерстяных носков и термобелья до крема для защиты от мороза.
“Облачность: 100%”
Териберка встретила их снегопадом, в котором уже на расстоянии десяти шагов мир проваливался в белое ничто. Девушка на ресепшн “Аврора Вилладж” предупредила, чтобы гости не покидали свои иглу, с бураном шутки плохи. Антон не сразу сообразил, почему они должны куда-то идти в темень — в полярную ночь девять утра от девяти вечера отличались только цифрами на часах в телефоне.
— А когда распогодится? — спросил Руслан с надеждой.
Девушка пожала плечами.
— Сложно сказать. Погода капризная, океан же недалеко.
К счастью, внутри иглу было всё, чтобы переждать даже затянувшийся буран. Антон сразу принялся топить камин: живое пламя всегда поднимало Руслану настроение. Тот не подавал виду, что расстроен, но Антон знал его как облупленного.
“Видимость: 0%”
— Не сошёлся же свет клином на этом северном сиянии, — сказал Антон, забираясь к Руслану под одеяло и передавая ему чашку с шоколадом. — Осторожно, горячо.
Держа чашку обеими руками, Руслан поудобнее устроился у Антона под боком. Буран набирал силу, и стены иглу дрожали под натиском северного ветра.
— Я маленький совсем был, когда мы в Магадане жили, — заговорил Руслан, глядя на снежные завихрения за панорамным стеклом. — Помню: буран был, сильнее даже, чем сейчас. Магазины закрыли, школы, детский сад… Дня три в четырёх стенах сидели, не то, что телевизор, радио не работало… Только и слушали завывания ветра. И вдруг меня мама ночью будит: Русик, говорит, вставай скорее, пойдём, что покажу… — Руслан улыбнулся воспоминаниям. — Она меня к окну на руках несёт и на небо показывает. А там зелёная занавеска развевается… Я сонный, не понимаю ничего. Мама объясняет: это тебе солнце в полярную ночь привет передаёт. Занавеска медленно так над сопками проплыла и погасла, как не было. Мало что помню, а это — как будто вчера было.
Антон живо представил маленького Руслана и то, как северное сияние отражалось в его широко распахнутых от восхищения глазах. Нашлась причина этой поездки на край света — причина из поблекшей со временем памяти, в которой зелёной краской расплескалось чудо.
— У-у-у! — завыл в дымоходе ветер.
— Это тоскует Морра… — пробормотал Руслан. Чашка в его руках накренилась, и Антон аккуратно переставил её на тумбочку. — Она танцует, взметая снег своими юбками, чтобы согреться…
— А северное сияние — это одна из её юбок? — спросил Антон. Ответа не последовало — Руслан вырубился по щелчку пальцев, как он один и умел.
“Счастье: 100%”
Антон проснулся от того, что его толкали в бок. Продрав глаза, он сначала не понял, где он и почему комната залита зелёным светом.
— Вставай скорее, Тош! — В поле зрения появилась встрёпанная голова Руслана. Глаза у него по-детски восторженно блестели. — Смотри!
Буран стих. За стеклянной стеной иглу простиралась тундра, а над ней небо перекатывало свои яркие ленты. Они свивались в спирали и вспыхивали огнями всех оттенков розового. Антон был уверен — это не могло быть всего лишь магнитным возмущением или чем-то таким.
Руслан неотрывно смотрел в небо, а зелёные всполохи танцевали у него на лице и губах. Повинуясь порыву, Антон наклонился к нему.
У магии северного неба был вкус шоколада.
Автор: digital_Orpheus
Если Руслану что-то приходило в голову, он был готов расшибиться в лепёшку, но воплотить желаемое в жизнь. Иногда Антон думал, что лучше бы в эту седую голову приходили более практические мысли — например, как заработать денег или как не влезть в новый долг, чтобы покрыть старый…
Северное сияние ему посмотреть захотелось, гляньте на него.
— Ничего ты не понимаешь, — твердил Руслан, заказывая в интернете билеты в богом и властями забытую Териберку. — Только посмотри на фотки!
На фотографиях заполярное небо полыхало зелёными и пурпурными красками. Казалось, даже заснеженная тундра замирает от восторга. Антон только хмыкнул, лишь бы не признавать правоту Руслана, но достал из шкафа чемоданы. Это дело он предпочитал контролировать сам — от шерстяных носков и термобелья до крема для защиты от мороза.
“Облачность: 100%”
Териберка встретила их снегопадом, в котором уже на расстоянии десяти шагов мир проваливался в белое ничто. Девушка на ресепшн “Аврора Вилладж” предупредила, чтобы гости не покидали свои иглу, с бураном шутки плохи. Антон не сразу сообразил, почему они должны куда-то идти в темень — в полярную ночь девять утра от девяти вечера отличались только цифрами на часах в телефоне.
— А когда распогодится? — спросил Руслан с надеждой.
Девушка пожала плечами.
— Сложно сказать. Погода капризная, океан же недалеко.
К счастью, внутри иглу было всё, чтобы переждать даже затянувшийся буран. Антон сразу принялся топить камин: живое пламя всегда поднимало Руслану настроение. Тот не подавал виду, что расстроен, но Антон знал его как облупленного.
“Видимость: 0%”
— Не сошёлся же свет клином на этом северном сиянии, — сказал Антон, забираясь к Руслану под одеяло и передавая ему чашку с шоколадом. — Осторожно, горячо.
Держа чашку обеими руками, Руслан поудобнее устроился у Антона под боком. Буран набирал силу, и стены иглу дрожали под натиском северного ветра.
— Я маленький совсем был, когда мы в Магадане жили, — заговорил Руслан, глядя на снежные завихрения за панорамным стеклом. — Помню: буран был, сильнее даже, чем сейчас. Магазины закрыли, школы, детский сад… Дня три в четырёх стенах сидели, не то, что телевизор, радио не работало… Только и слушали завывания ветра. И вдруг меня мама ночью будит: Русик, говорит, вставай скорее, пойдём, что покажу… — Руслан улыбнулся воспоминаниям. — Она меня к окну на руках несёт и на небо показывает. А там зелёная занавеска развевается… Я сонный, не понимаю ничего. Мама объясняет: это тебе солнце в полярную ночь привет передаёт. Занавеска медленно так над сопками проплыла и погасла, как не было. Мало что помню, а это — как будто вчера было.
Антон живо представил маленького Руслана и то, как северное сияние отражалось в его широко распахнутых от восхищения глазах. Нашлась причина этой поездки на край света — причина из поблекшей со временем памяти, в которой зелёной краской расплескалось чудо.
— У-у-у! — завыл в дымоходе ветер.
— Это тоскует Морра… — пробормотал Руслан. Чашка в его руках накренилась, и Антон аккуратно переставил её на тумбочку. — Она танцует, взметая снег своими юбками, чтобы согреться…
— А северное сияние — это одна из её юбок? — спросил Антон. Ответа не последовало — Руслан вырубился по щелчку пальцев, как он один и умел.
“Счастье: 100%”
Антон проснулся от того, что его толкали в бок. Продрав глаза, он сначала не понял, где он и почему комната залита зелёным светом.
— Вставай скорее, Тош! — В поле зрения появилась встрёпанная голова Руслана. Глаза у него по-детски восторженно блестели. — Смотри!
Буран стих. За стеклянной стеной иглу простиралась тундра, а над ней небо перекатывало свои яркие ленты. Они свивались в спирали и вспыхивали огнями всех оттенков розового. Антон был уверен — это не могло быть всего лишь магнитным возмущением или чем-то таким.
Руслан неотрывно смотрел в небо, а зелёные всполохи танцевали у него на лице и губах. Повинуясь порыву, Антон наклонился к нему.
У магии северного неба был вкус шоколада.
Автор: digital_Orpheus
❤🔥20❤11🎄8
Миша просыпается резко и прислушивается к тишине, не прорезанной въедливой трелью будильника. Под правой рукой — молчащий телефон, под левой — тёплый бок Макса, который, будто почуяв чужое пробуждение, бормочет что-то сквозь сон и прижимается сверху, придавливая крепче утяжелённого одеяла, и Миша машинально притягивает его к себе ближе. В голове привычным списком выстраивается чеклист предыдущего дня, не упустил ли чего, а потом ударом метеорита приходит опустошающая мысль — сегодня ему никуда (вот прямо совсем никуда!) не надо. Последние бумажки в деканат он отнёс вчера между дневным спектаклем и вечерним затяжным бдением на студии, после которого домой пришлось пробираться на цыпочках. Завтра — грядёт вся эта новогодняя суета с заездом сначала к одним родителям с мешком подарков и пустыми контейнерами под домашние вкусности, потом — к другим с ящиком мандаринов, потом — круг почёта по всем друзьям (у Миши готов оптимальный маршрут в Яндекс Картах, а у Макса — полностью заправленный бак), а потом, уже после всей этой вакханалии, можно будет снова вернуться в так удачно не заправленную постель, и…
Макс под рукой Миши ворочается, закидывает ногу поверх его бёдер и, мотнув головой, чтобы смахнуть с лица выбившиеся из заплетённой на ночь косы пряди, блаженно жмурится:
— Миш, — зовёт он хрипло, — ущипни меня, мне кажется, нам обоим сегодня никуда не надо…
Миша ржёт довольно и немедленно выполняет его просьбу, прихватив пальцами его за зад, и Макс урчит котом, прижимается ещё ближе, вытолкнув складки одеяла, застрявшие между их телами, и полувставшим уже членом трётся о Мишино бедро.
— Это мне за то, что я хорошо себя вёл весь год, — шепчет он Мише в плечо, рассыпая мурашки, и Мише хочется заржать и придумать шутку, в которой явно будет фигурировать фраза «хороший мальчик» и что-нибудь ещё про священников, но возбуждение и накопленная усталость замедляют его мысли, и он рывком поворачивается так, чтобы оказаться с Максом нос к носу.
Тот облизывается, снова двигает бёдрами, и в его расширившихся зрачках Миша ловит своё отражение. Ошалелое от навалившейся свободы, вымотанное предновогодней нагрузкой, но всё равно — влюблённо улыбающееся. Растопыренными пальцами Миша убирает волосы с лица Макса, щекотно ведёт рукой вдоль его спины и, подхватив под задницу, тянет на себя ближе, кожа к коже, а губами ловит его довольный стон. Вот такая ленивая утренняя возня под одеялом достаётся им нечасто, так что сейчас это и вправду напоминает выданный заранее новогодний подарок, и Миша хватается за Макса с энтузиазмом ребёнка, которому подарили долгожданный радиоуправляемый вертолёт. Он жадно шарит ладонями по коже, неловко зубами прихватывает за нижнюю губу, елозит задницей по кровати, спихивая в сторону одеяло, и Макс ржёт, но привычно подстраивается под его движения, незаметно направляя так, как ему хочется. Сползшая с его плеча коса щекочет Мише щёку, но с этим неудобством смириться легко, потому что Макс, перехватив инициативу, просовывает ладонь между их телами и двигает бёдрами вот так, как надо, выбивая из Мишиного горла гортанный, похожий на рык стон. А потом он и сам с негромким вскриком жмурится и, расслабившись, растекается по Мише, придавливает его к кровати и медленно, глубоко дышит, восстанавливая ритм заполошно зашедшегося сердца.
— Душ, — говорит Миша ему в макушку и рассеянно перебирает лежащую между взмокших лопаток косу Макса, — и повторить можно…
— Да, — тягуче-медленно отзывается Макс, — только гирлянду надо включить.
Миша, конечно, за столько-то лет умеет понимать, что у Макса в голове происходит, когда он выдаёт очередную случайную, вроде бы, фразу, но сейчас, в сытой посторгазменной истоме, только мычит вопросительно, и Макс усмехается, приподнимаясь на локтях и заглядывая ему в лицо:
— Подарки надо распаковывать при свете гирлянд, — доверительно говорит он и, отчего-то алея скулами, добавляет: — А ты, вроде как, лучший подарок.
— Это потому что ты хорошо себя вёл, — отзывается Миша и снова тянет его на себя. Сегодня у них есть всё время этого мира.
Автор: аноним
Макс под рукой Миши ворочается, закидывает ногу поверх его бёдер и, мотнув головой, чтобы смахнуть с лица выбившиеся из заплетённой на ночь косы пряди, блаженно жмурится:
— Миш, — зовёт он хрипло, — ущипни меня, мне кажется, нам обоим сегодня никуда не надо…
Миша ржёт довольно и немедленно выполняет его просьбу, прихватив пальцами его за зад, и Макс урчит котом, прижимается ещё ближе, вытолкнув складки одеяла, застрявшие между их телами, и полувставшим уже членом трётся о Мишино бедро.
— Это мне за то, что я хорошо себя вёл весь год, — шепчет он Мише в плечо, рассыпая мурашки, и Мише хочется заржать и придумать шутку, в которой явно будет фигурировать фраза «хороший мальчик» и что-нибудь ещё про священников, но возбуждение и накопленная усталость замедляют его мысли, и он рывком поворачивается так, чтобы оказаться с Максом нос к носу.
Тот облизывается, снова двигает бёдрами, и в его расширившихся зрачках Миша ловит своё отражение. Ошалелое от навалившейся свободы, вымотанное предновогодней нагрузкой, но всё равно — влюблённо улыбающееся. Растопыренными пальцами Миша убирает волосы с лица Макса, щекотно ведёт рукой вдоль его спины и, подхватив под задницу, тянет на себя ближе, кожа к коже, а губами ловит его довольный стон. Вот такая ленивая утренняя возня под одеялом достаётся им нечасто, так что сейчас это и вправду напоминает выданный заранее новогодний подарок, и Миша хватается за Макса с энтузиазмом ребёнка, которому подарили долгожданный радиоуправляемый вертолёт. Он жадно шарит ладонями по коже, неловко зубами прихватывает за нижнюю губу, елозит задницей по кровати, спихивая в сторону одеяло, и Макс ржёт, но привычно подстраивается под его движения, незаметно направляя так, как ему хочется. Сползшая с его плеча коса щекочет Мише щёку, но с этим неудобством смириться легко, потому что Макс, перехватив инициативу, просовывает ладонь между их телами и двигает бёдрами вот так, как надо, выбивая из Мишиного горла гортанный, похожий на рык стон. А потом он и сам с негромким вскриком жмурится и, расслабившись, растекается по Мише, придавливает его к кровати и медленно, глубоко дышит, восстанавливая ритм заполошно зашедшегося сердца.
— Душ, — говорит Миша ему в макушку и рассеянно перебирает лежащую между взмокших лопаток косу Макса, — и повторить можно…
— Да, — тягуче-медленно отзывается Макс, — только гирлянду надо включить.
Миша, конечно, за столько-то лет умеет понимать, что у Макса в голове происходит, когда он выдаёт очередную случайную, вроде бы, фразу, но сейчас, в сытой посторгазменной истоме, только мычит вопросительно, и Макс усмехается, приподнимаясь на локтях и заглядывая ему в лицо:
— Подарки надо распаковывать при свете гирлянд, — доверительно говорит он и, отчего-то алея скулами, добавляет: — А ты, вроде как, лучший подарок.
— Это потому что ты хорошо себя вёл, — отзывается Миша и снова тянет его на себя. Сегодня у них есть всё время этого мира.
Автор: аноним
❤19❤🔥8🎄5
Рождество — это шум, гомон людских голосов, толкучка у прилавков, заваленных всякой всячиной, “Счастливого Рождества!” от каждого, с кем сталкиваешься на улице, хоровое пение гимнов по вечерам и необычайно оживлённый Лимсток.
Рождество — это бесконечные праздничные песни, которые Томас крутит одну за другой и выучил наизусть ещё лет пять назад. От которых он сбегает пить кофе и смотреть в окно на заснеженный город. Которые слушатели заказывают снова и снова, прибавив к ним поздравления и пожелания. Которые превратились из способа создать праздничное настроение во что-то вроде часов. Ещё два повтора — будут новости, пять — прямой эфир с чтением Диккенса, десять — можно будет закутываться в шарф и собираться домой.
А ещё Рождество — это праздничная служба, чтение Святого Писания, молитвы и орган, от которого, Томас знает, легко может разболеться голова. Это одна из важнейших ночей в году, когда все жители Лимстока стекаются в церковь, чтобы услышать слова их пастора. Ночь, когда, если верить Джею, их души похожи на праздничные бенгальские огни.
Под ногами скрипит снег, а ветер бьёт в лицо. Томас упрямо бредёт в противоположную от храма сторону. Томас упрямо бредёт домой, где его ждёт ель, под которую нужно положить подарки (тёплая шапка и перчатки, чтобы их пастор не лишился ушей или пальцев, погрузившись в душеспасительные мысли на морозе, а ещё раритетная пластинка с тяжёлым роком, которую Томас достал не иначе как с божьей помощью), ветчина с картофельным пюре, которую нужно разогреть к окончанию службы, камин, который надо разжечь, и банка с имбирным печеньем, которую всучившая её Томасу Марфа велела передать Джею прямо в руки.
А ещё дома ждёт долгожданная тишина. Которую Томас не решается нарушить ни собственным голосом, ни громким звуком ключей, привычно брошенных на тумбу в прихожей.
Джей приходит часа через три. Уставший, со снегом, налипшим на пальто и запутавшимся в волосах. И блаженно прикрывающий глаза, стоит лишь закрыться входной двери.
Джей тоже любит тишину в Рождество.
И молчаливые объятия Томаса, которому совершенно плевать на то, что сейчас Джей больше похож на снеговика, чем на человека.
А Томас любит лёгкое прикосновение чужих ещё не согревшихся губ ко лбу. И праздничный ужин без лишних слов (они достаточно знают друг друга, чтобы хватало одних только взглядов). И то, как они с Джеем устраиваются у потрескивающего камина, кутаясь в пледы и сжимая в ладонях чашки с горячим шоколадом (который оба пьют только на Рождество, в остальные дни предпочитая кофе).
Пламя танцует странный, определенно языческий, танец. Томас проглатывает щекочущую нёбо остроту и прячет усмешку в кружке. Джей с мягкой улыбкой качает головой и вытягивает ноги поближе к огню.
— С Рождеством, — говорит он едва различимо.
— С Рождеством, — отвечает Томас, кладя голову на чужое плечо.
Сейчас эти слова кажутся как никогда правильными и настоящими. Без песен и молитв.
Автор: Oriv
Рождество — это бесконечные праздничные песни, которые Томас крутит одну за другой и выучил наизусть ещё лет пять назад. От которых он сбегает пить кофе и смотреть в окно на заснеженный город. Которые слушатели заказывают снова и снова, прибавив к ним поздравления и пожелания. Которые превратились из способа создать праздничное настроение во что-то вроде часов. Ещё два повтора — будут новости, пять — прямой эфир с чтением Диккенса, десять — можно будет закутываться в шарф и собираться домой.
А ещё Рождество — это праздничная служба, чтение Святого Писания, молитвы и орган, от которого, Томас знает, легко может разболеться голова. Это одна из важнейших ночей в году, когда все жители Лимстока стекаются в церковь, чтобы услышать слова их пастора. Ночь, когда, если верить Джею, их души похожи на праздничные бенгальские огни.
Под ногами скрипит снег, а ветер бьёт в лицо. Томас упрямо бредёт в противоположную от храма сторону. Томас упрямо бредёт домой, где его ждёт ель, под которую нужно положить подарки (тёплая шапка и перчатки, чтобы их пастор не лишился ушей или пальцев, погрузившись в душеспасительные мысли на морозе, а ещё раритетная пластинка с тяжёлым роком, которую Томас достал не иначе как с божьей помощью), ветчина с картофельным пюре, которую нужно разогреть к окончанию службы, камин, который надо разжечь, и банка с имбирным печеньем, которую всучившая её Томасу Марфа велела передать Джею прямо в руки.
А ещё дома ждёт долгожданная тишина. Которую Томас не решается нарушить ни собственным голосом, ни громким звуком ключей, привычно брошенных на тумбу в прихожей.
Джей приходит часа через три. Уставший, со снегом, налипшим на пальто и запутавшимся в волосах. И блаженно прикрывающий глаза, стоит лишь закрыться входной двери.
Джей тоже любит тишину в Рождество.
И молчаливые объятия Томаса, которому совершенно плевать на то, что сейчас Джей больше похож на снеговика, чем на человека.
А Томас любит лёгкое прикосновение чужих ещё не согревшихся губ ко лбу. И праздничный ужин без лишних слов (они достаточно знают друг друга, чтобы хватало одних только взглядов). И то, как они с Джеем устраиваются у потрескивающего камина, кутаясь в пледы и сжимая в ладонях чашки с горячим шоколадом (который оба пьют только на Рождество, в остальные дни предпочитая кофе).
Пламя танцует странный, определенно языческий, танец. Томас проглатывает щекочущую нёбо остроту и прячет усмешку в кружке. Джей с мягкой улыбкой качает головой и вытягивает ноги поближе к огню.
— С Рождеством, — говорит он едва различимо.
— С Рождеством, — отвечает Томас, кладя голову на чужое плечо.
Сейчас эти слова кажутся как никогда правильными и настоящими. Без песен и молитв.
Автор: Oriv
❤10❤🔥8🎄5🔥1
[ 💌 день 5 ]
фандом: рпф
пейринг: михаил сидоренко/максим раковский
— история о совместном украшении дома
фандом: рпф
пейринг: михаил сидоренко/максим раковский
— история о совместном украшении дома
❤🔥10❤6🔥3
Тридцать первое декабря приближается неумолимо, а у Миши из новогоднего — только график. Тот самый, когда вокруг всё горит, а ты сидишь в центре пожара, замотанный по самые уши в разноцветную мигающую гирлянду. И сам мигаешь с ней в такт.
Лекции и семинары, запись и сведение треков, спектакли и ещё раз спектакли. Неудивительно, что сил на праздничную суету не хватает. И речь даже не о том, чтобы поставить и украсить ёлку (которую предварительно ещё надо принести с балкона) или заранее настругать ковшик оливье — нет. Не получается даже добраться до коробок с игрушками и раскидать по квартире мишуру (Макс с ней играет, словно кот, а Миша потом помогает ему вычесывать блестящие обрывки из волос) и поставить фигурку Деда Мороза к телевизору.
Миша выдыхает облачко пара — в город наконец пришли холода, сделавшие зиму чуть более похожей на зиму, — и думает, что новогодние украшения потому и новогодние, что их можно повесить в новом году. Например, первого января, когда у них с Максом будет небольшое актёрское затишье. Глаз бури посреди праздников.
Мысли похожи на план, и Миша едва заметно улыбается. “Украсить квартиру вместе с Максом” — явно лучший пункт в его графике на ближайшие две с половиной недели.
Дом встречает чужими ключами на тумбочке, запахом мандаринов и налепленными на зеркало бумажными снежинками, которых у Миши не было никогда. В ванной — пара шишек рядом со стаканом с зубными щётками; на кухне — куча мандаринов в кастрюле (видимо, в миску они не влезли), огонёчки гирлянды и шарики на ручках шкафов; в гостинной — украшенная игрушками ёлка, разложенная по полкам мишура, дурацкие мягкие тапки в виде неизвестных науке розовых зверей и Макс, задремавший на диване. Из-под пледа видны пятки в смешных носках с узором из пряничных человечков, кончик носа и волосы, в которых уже запуталось что-то яркое и блестящее.
Сильнее всего хочется подойти, уткнуться в них носом и бормотать слова полные благодарности и нежности. Про то, как Миша Макса любит, про то, какой тот волшебник, про собственные — как становится ясно — совершенно глупые планы на первое января, про то, что вкусный оливье можно будет заказать в кафе через дорогу…
Но Миша подождёт. Потому что будить Макса, который решил устроить им новогоднее чудо, было бы просто подло.
Впрочем, тот сам открывает глаза и сладко зевает. Смотрит на Мишу и рассеянно улыбается.
— Спасибо, — начинает Миша, но Макс прерывает его.
— Я звезду надевать не стал, оставил тебе, — говорит он, разминая шею (диван — это, конечно, хорошо, но кровать куда лучше).
Неозвученное “чтобы мы нарядили елку вместе” Миша считывает легко. И чувствует, как сердце начинает биться быстрее от переполняющей его любви. А Макс игриво подмигивает и потягивается так, что задравшаяся футболка открывает полоску бледной кожи.
Звезду (правильную, красную, оставшуюся с советских времен) Миша, само собой, на макушку ёлки надевает. Часа через два.
Автор: Oriv
Лекции и семинары, запись и сведение треков, спектакли и ещё раз спектакли. Неудивительно, что сил на праздничную суету не хватает. И речь даже не о том, чтобы поставить и украсить ёлку (которую предварительно ещё надо принести с балкона) или заранее настругать ковшик оливье — нет. Не получается даже добраться до коробок с игрушками и раскидать по квартире мишуру (Макс с ней играет, словно кот, а Миша потом помогает ему вычесывать блестящие обрывки из волос) и поставить фигурку Деда Мороза к телевизору.
Миша выдыхает облачко пара — в город наконец пришли холода, сделавшие зиму чуть более похожей на зиму, — и думает, что новогодние украшения потому и новогодние, что их можно повесить в новом году. Например, первого января, когда у них с Максом будет небольшое актёрское затишье. Глаз бури посреди праздников.
Мысли похожи на план, и Миша едва заметно улыбается. “Украсить квартиру вместе с Максом” — явно лучший пункт в его графике на ближайшие две с половиной недели.
Дом встречает чужими ключами на тумбочке, запахом мандаринов и налепленными на зеркало бумажными снежинками, которых у Миши не было никогда. В ванной — пара шишек рядом со стаканом с зубными щётками; на кухне — куча мандаринов в кастрюле (видимо, в миску они не влезли), огонёчки гирлянды и шарики на ручках шкафов; в гостинной — украшенная игрушками ёлка, разложенная по полкам мишура, дурацкие мягкие тапки в виде неизвестных науке розовых зверей и Макс, задремавший на диване. Из-под пледа видны пятки в смешных носках с узором из пряничных человечков, кончик носа и волосы, в которых уже запуталось что-то яркое и блестящее.
Сильнее всего хочется подойти, уткнуться в них носом и бормотать слова полные благодарности и нежности. Про то, как Миша Макса любит, про то, какой тот волшебник, про собственные — как становится ясно — совершенно глупые планы на первое января, про то, что вкусный оливье можно будет заказать в кафе через дорогу…
Но Миша подождёт. Потому что будить Макса, который решил устроить им новогоднее чудо, было бы просто подло.
Впрочем, тот сам открывает глаза и сладко зевает. Смотрит на Мишу и рассеянно улыбается.
— Спасибо, — начинает Миша, но Макс прерывает его.
— Я звезду надевать не стал, оставил тебе, — говорит он, разминая шею (диван — это, конечно, хорошо, но кровать куда лучше).
Неозвученное “чтобы мы нарядили елку вместе” Миша считывает легко. И чувствует, как сердце начинает биться быстрее от переполняющей его любви. А Макс игриво подмигивает и потягивается так, что задравшаяся футболка открывает полоску бледной кожи.
Звезду (правильную, красную, оставшуюся с советских времен) Миша, само собой, на макушку ёлки надевает. Часа через два.
Автор: Oriv
❤🔥13❤6🔥3