Психиатрия & Нейронауки
15.6K subscribers
946 photos
18 files
2.69K links
Упоминание запрещенных ПАВ без доказанной эффективности ни к селу ни к городу в комментариях карается перманентным баном.
Download Telegram
Наша уже традиционная рубрика "Философия нейронаук". Тревога и фобии: феноменология, концепции, объяснения (обзор из The Oxford Handbook of Philosophy and Psychiatry)

История концепции тревожности начинается в “Корпусе Гиппократа” (V-IV вв. до н. э.), в котором тревожность включена в состав симптомокомплекса меланхолии, а причиной меланхолии в те времена считался избыток черной желчи.

С конца XVIII в. становится ясно, что причины меланхолии следует искать не в печени, селезенке или крови. Анатомия постепенно раскрывает значение нервов и мозга. Современная научная концепция тревожности начинает развиваться в середине XIX в. Первые работы о тревожности были сосредоточены на разборе страха, который переживает солдат на войне, например, феномену “солдатского сердца” – аритмии, провоцируемой страхом.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_1785
Философия нейронаук: история о том, как бензодиазепины стали вызвать тревогу (обзор статьи Andrea Tone “Listening to the past: history, psychiatry and anxiety”)

До середины XX в. многие сомневались, а является ли психиатрия научной дисциплиной? На тот момент в ней не сформировалась стандартизованная нозология, не был принят универсальный лексикон и, наконец, психиатрия не могла похвастаться такими грандиозными прорывами, какими была наполнена история медицины начала XX в. Канадский психиатр Хайнц Леманн, первый, кто описал в Северной Америке эффект хлорпромазина и имипрамина (стоит всё же отметить , что первые описания хлорпромазина дал в 1949 г. французский хирург Анри Лабори - прим. админ ПиН) вспоминал, что в 1930 гг. работа психиатром воспринималась как “карьера для изгоев”, в нее шли только “те, кому больше некуда было пойти, или алкоголики”.

После Второй мировой войны в психиатрии происходит биологическая революция. Сферу ментального начинают описывать в терминах биохимии и это сразу поднимает статус психиатрии как науки. Апофеозом и торжеством этой революции стала публикация DSM-III в 1980 г. В этом документе было все, что ожидалось от медицинской науки (главное – диагностические критерии).

Когда психиатрия стала использовать достижения нейронауки, наследие времен фрейдовского психоанализа было утоплено в забытьи. Теперь причины болезней искали не в психологии семейных отношений, а в нейробиологии, а раз так – то к психическим заболеваниям следует относиться так же как и к таким “очевидным” болезням как рак или гипертония. Если у источника проблемы биологическая природа, то проблему призвано решить химическое вещество, и здесь как раз подоспела психофармакология.

Как выглядит в этом контексте история тревожности?

Читать далее: vk.com/wall-120580572_1859
Философия нейронаук: порок и психическое расстройство (обзор из The Oxford Handbook of Philosophy and Psychiatry)

Прежде чем разбираться в теме “порок и психические расстройства”, надо выяснить, что считать “пороком”. Обычно мы так называем сомнительную, с точки зрения морали, привычку, например, пьянство.

Для эллинов порок – это нечто противоположное добродетели, поощряемой культурой, например, трусость. Христиане несколько усложнили представление о природе порока, введя учение о первородном грехе, т. е. природной испорченности человека, которая делает возможным то, что греки называли акрасией – состояние, при котором, человек знает, что А - это хорошо, но все равно делает В.

Реформация, Возрождение, Просвещение привели к тому, что порок в Европе стали трактовать более дифференцированно. Порок может быть психической болезнью, следствием социального неблагополучия, результатом плохого политического устройства и т. д.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_1898
Традиционно историю психиатрии делят на два периода: до 1950 гг. и после. До 1950 гг., как принято считать, у психиатрической практики не было достаточной научной базы. На самом деле, до 1950 гг. в науке было сделано очень много для выяснения того, как “душевные расстройства” связаны с головным мозгом. Просто в те времена в центре внимания психиатрии были другие эпистемиологически приоритетные объекты. Главный из них – промежуточный мозг.

Начало изучению промежуточного мозга положили австрийцы Иоганн Карплюс и Алоис Кредль, которые в 1909-11 гг. выяснили, что промежуточный мозг отвечает за вегетативную нервную систему. Большое количество случаев летаргического энцефалита после Первой мировой войны подтолкнуло к изучению роли промежуточного мозга в эмоциональной сфере. В конце 1930 гг. накопилось много публикаций о том, что у пациентов с галлюцинациями, изменениями настроения, навязчивостями, вспышками гнева post mortem обнаруживаются повреждения промежуточного мозга.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_1921
Философия нейронаук: традиция в астрономии и психиатрии — а за кого проголосуете вы?

Сам факт существования, продолжительность и интенсивность дебатов вокруг диагностических классификаций в психиатрии дают людям, скептически настроенным к психиатрии, дополнительный повод сомневаться в научности этой медицинской дисциплины. Психиатры упорно стремятся к тому, чтобы их диагностическая система соответствовала критериям научности, но, как показывает история, иногда довольно сложно следовать научному подходу с безупречной последовательностью.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_1960
Psychiatry and Neuroscience:
В 1952 г. Американская Психиатрическая Ассоциация опубликовала DSM-I. У этого “каталога” психических заболеваний была теоретическая основа – взгляды авторитетного психиатра Адольфа Мейера.

Главная идея Мейера, повлиявшая на DSM-I, связана с определенной точкой зрения на симптомы, которые трактуются не как внешние проявления некоего нарушения в биологии организма, а как комплексная реакция на жизненные обстоятельства. Ключевое слово – реакция. В DSM-I есть раздел “Расстройства психогенного происхождения или без физической причины или структурных изменений в мозге”, в котором указаны такие диагнозы:

- аффективная реакция
- шизофреническая реакция
- психофизиологическая сердечно-сосудистая реакция

Кроме Мейера на DSM-I повлиял психоанализ. Лично Мейер дистанцировался от Фрейда, но фрейдистское влияние сложно не заметить. Взять, например, диагностическое определение “психоневротического расстройства” – это тревога, которая переживается или ставится под автоматический контроль разного рода защитных систем вроде депрессии, диссоциации, фобии, навязчивости и т. д.

Читать далее: https://vk.com/wall-120580572_2029
Внедрение в психиатрическую диагностику МРТ и фМРТ (технологий нейровизуализации), по мнению некоторых оптимистично настроенных специалистов, позволит увидеть материальный субстрат психических расстройств. Валидность таких исследований многими принимается без малейших сомнений. Теперь в руках медиков есть технология, с помощью которой можно зафиксировать физическую структуру или физиологический процесс и, как предполагается, на основе полученной картинки можно делать выводы о ментальных процессах.

Такой подход иногда называют “нейрореализмом”: нейровизуализация важнее жалоб пациента при постановке диагноза, нейровизуализация дает объективную, научно достоверную информацию, а жалобы пациента раскрывают только субъективный опыт.

Нейрореалистический подход влияет на разработчиков новой классификации психических расстройств RDoC. В их работе чувствуется тенденция к тому, чтобы на первое место при изучении психических болезней ставить нейробиологию (т. е. генетические, молекулярные, клеточные факторы, влияющие на то, как функционируют нейронные цепи) и объективные данные о функционировании этих цепей.
С точки зрения философии сознания, этот поворот в парадигме психиатрической науки является шагом к отрицанию феноменального опыта. Субъективное измерение в психической болезни обесценивается или рассматривается как некая добавка к главной информации, которая есть у врача – к объективным данным, полученным с помощью нейровизуализации.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2066
Философия нейронаук: Японская грусть и американские антидепрессанты

Один из самых известных примеров того, как психиатрическая нозология вступает в конфликт с культурной традицией, это сложности с внедрением антидепрессантов в Японии.

Последовательность инноваций в Японии в этой области выглядела так: сначала формирование маркетинговой стратегии производителей лекарств, потом изменение общественных стереотипов и параллельно с этим трансформация врачебной практики. Получилось так, что одной из причин культурного сдвига стала маркетинговая активность, расширившая не только представление о методах лечения психических заболеваний, но и видение психопатологии как таковой.

В Японии всегда был крупный фармацевтический рынок и всегда было много психиатров по сравнению с другими азиатскими странами. Японская психиатрия воспитывалась под влиянием немецкой традиции и поэтому получила более биологический уклон, что способствовало активному применению психотропных препаратов. Никаких проблем с продвижением антидепрессантов нового поколения (СИОЗС) в Японии, по идее, не должно было быть.

Однако все 1990 гг. Япония прожила без антидепрессантов группы СИОЗС. Флувоксамин появился только в 1999 г., пароксетин – в 2000 г. До этого компания Eli Lilly отказалась входить на японский рынок со своим революционным антидепрессантом – прозаком. Почему?

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2150
Психиатрический симптом состоит из того, что наблюдается объективно и из субъективного опыта больного человека. Рапорт о переживаемом, который передает пациент, формулируется под влиянием нескольких факторов. Один из них – фактор культуры, в которой вырос и живет человек.
Для медицинской дисциплины, которая на протяжение всей истории своего развития стремится подтвердить собственную однородность с другими биологическими науками, – это проблема. В других областях медицины постановка диагноза не обязательно осложняется тем, как пациент концептуализирует переживаемый опыт. Но в случае с психиатрией от артикуляции пациентом своих переживаний зависит очень многое.
Практика показывает, что симптомы психических болезней, которыми может заболеть любой человек вне зависимости от национальной и культурной принадлежности, по-разному озвучиваются пациентами в разных культурах.

Вариативность отмечается при сравнении культур, считающихся более коллективистскими, с культурами, поощряющими индивидуализм. В кросскультурных исследованиях такое деление культур пользуется большой популярностью. Это простой и доступный способ классифицировать культуры на типы, не отвлекаясь на параметры вроде уровня жизни, религиозности общества, политического устройства. Соответственно, объяснение получают отличия в том, как протекает болезнь. Замечено, что у мигрантов из развивающихся стран психозы протекают легче и лучше лечатся, чем у коренных жителей Запада [1]. Предположительно из-за того, что мигранты воспитывались в более социоцентричной культуре, а значит, развили в себе такие качества как общительность, эмпатия и способность к кооперации.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2218
На территории, которую философия сознания делит с психиатрией, выделяются участки, пользующиеся особенной популярностью в современной литературе. Во-первых, большой материал для размышлений дает шизофрения, а именно симптомы первого ранга, представляющие собой уникальный материал для любопытного феноменолога. Во-вторых, диссоциативное расстройство личности, на примере которого можно потренироваться в искусстве определения понятия self. Есть еще много интересных диагнозов, обогащающих представление о “патанатомии” сознания. Один из них – аутизм.

Биологического маркера для диагностики аутизма нет, но биологическая основа вроде бы понятна. У аутистов плохо функционируют связи между фронтальной и теменной областью мозга.

Из-за анатомических особенностей мозга затрудняется обмен информацией между разными участками мозга. У аутистов не происходит синхронной активации нейронов в нужный момент, поэтому в их поведении есть известные особенности: социально неадекватные реакции, сложности с переключением между задачами, замедление когнитивных процессов.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2255
Фармакологические компании уменьшают инвестиции в разработки новых лекарств для психиатрии. В 2006-2016 гг. количество исследовательских программ в области психофармакологии, организованных Большой Фармой, сократилось на 70% [1] . Pfizer уменьшил объем исследовательских программ, а GSK фактически остановил разработку новых препаратов психиатрического профиля [2].

Может быть, люди перестали болеть? Может быть, существующие лекарства настолько эффективны, что новые просто не нужны? Может быть, психофармакология не приносит прибыль? Ничего подобного. Люди болеют, эффективность лекарств ограничена, а психофармакологический бизнес прекрасно помнит легендарный успех таких брендов как Валиум и Прозак.

Конечно, у этого бизнеса есть свои особенности. Даже для монстров Большой Фармы работа в психиатрии затруднена риском потерять инвестиции, не завершив испытания новых препаратов. Время исключительных прав на коммерческие хиты, вроде препаратов группы СИОЗС, прошло. К 2019 г. антидепрессанты, произведенные Большой Фармой, уступят дженерикам половину рынка в сопоставлении с 2004 г [1]. И большие компании как будто не стремятся придумывать что-то новое в этой сфере медицины.

Главное объяснение лежит в плоскости развития науки. Психиатрия просто не может предложить ничего нового. Лекарства, используемые в начале XXI века, по сути ничем не отличаются от тех веществ, с изобретения которых в середине XX века началась эра психофармакологии.

Принцип действия современных антидепрессантов – изменение уровня нейротрансмиттеров – тот же, что у имипрамина, разработанного в 1957 г. Принцип современных антипсихотиков – воздействие на дофаминовые рецепторы – тот же, что у хлорпромазина, изобретенного в 1950 г. Бензодиазепины, действующие на ГАМК-систему, изобретены тоже в 1950 гг.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2287
Философия нейронаук: Когда мозг боится, а человек этого не осознает.

Эксперименты со “зрячей слепотой” предоставляют уникальный материал для размышлений о сознании и о том, какое место в психиатрическом симптоме занимает субъективный, осознаваемый опыт. В этих экспериментах демонстрируется возможность существования симптома без феноменологической составляющей, т. е. без участия сознания. Некий внешний стимул активирует реакцию центральной нервной системы, но “я” видимо не включается в этот процесс.

Подходящие пациенты для таких исследований – люди с гемианопсией, которым, из-за повреждений в зрительной коре, не видна значительная часть поля зрения. Эксперименты показывают, что изображения, находящиеся в слепом поле, влияют на таких людей, хотя они не осознают их присутствие. Это явление называют “зрячей слепотой”.

Участнику эксперимента поручается какое-то задание, а в слепом поле во время выполнения задания демонстрируются картинки, среди которых, например, “страшные” лица. В те моменты, когда эти лица появляются в слепом поле, значительно изменяется время реакции [1].

Получается, что для того, чтобы эмоциональный стимул подействовал на человека, он не обязательно должен обрабатываться в коре. Стимул, вызывающий страх, может пойти другим путем, обращаясь к таким структурам как верхнее двухолмие, таламус, амигдала.

Эти наблюдения согласуются с теориями сознания, говорящими о нескольких этапах, которые проходит информация в мозге. В одних структурах информация обрабатывается, а потом репрезентируется в других структурах, где, собственно, и происходит осознание опыта [2]. Интересно, что в экспериментах со “зрячей слепотой” надежно фиксируются только неосознаваемые реакции на “страшные” стимулы.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2349
Психиатрический симптом не существует вне контекста. Для концептуализации переживаемого опыта задействуется арсенал слов, понятий и образов, которые свойственны данной культуре. Болезненные переживания самоорганизуются в сознании человека в некую речевую модель. Подобная работа проводится и в сознании врача, а лучше сказать, в науке в целом, в которой явлениям психической жизни больного человека подбираются термины-обозначения.

В 1872 г. немецкий врач Карл Вестфаль опубликовал работу, в которой впервые в истории было использовано слово агорафобия для обозначения некоего болезненного состояния, на которое жаловались его пациенты. Вестфаль считается автором этого термина, но у появления нового диагноза была своя предыстория, а у термина были свои прототипы.

В 1860 гг. другой немецкий врач-психиатр Вильгельм Гризингер описал особенные приступы дурноты (schwindelanfalle). Это было время, когда одной из центральных тем научной дискуссии была связь эпилепсии с психическими расстройствами. Гризингер был из тех, кто считал, что такая связь существует чуть ли не всегда. По мнению Гризингера, эпилептические припадки бывают очень разными, иногда настолько необычными, что их можно вовсе не заметить. Зато заметно специфическое состояние между приступами, некая растянутая во времени аура, которую врачи часто ошибочно связывают с болезнями пищеварения. В сторону живота врачи смотрят потому что пациенты жалуются на так называемых “бабочек в животе”, то есть на чувство дискомфорта, начинающееся где-то в абдоминальной области. К этому добавляется тревога, онемение конечностей, сердцебиение, слабость, головокружение – все это, как считал Гризингер, говорит об эпилепсии.

В 1867 г., незадолго до своей смерти, Гризингер обсуждал этот симптомокомплекс в компании врачей, одним из которых был австриец Мориц Бенедикт. В беседе родилось слово platzschwindel – буквально дурнота/головокружение на площади. В 1870 г. Бенедикт опубликовал статью с описанием этого состояния.

Читать далее: vk.com/wall-120580572_2380
📜 Философия нейронаук: Самочувствие для феноменолога и психиатра.

#психиатрия #нейронауки #неврология #мозг #философия #СМУРОП #psyandneuro_philosophy

Виктор Франкл рассказывал о двух военных, оказавшихся под обстрелом в одном окопе во время Первой мировой войны. Один – врач, еврей, второй – аристократ, полковник. Полковник дразнил товарища: «Боитесь ведь, а? Еще одно доказательство превосходства арийской расы над семитской». «Конечно, боюсь, – ответил врач, – но что касается превосходства, то если бы вы, мой дорогой полковник, боялись так, как я, вы бы давно уже удрали».

Примерно через 60 лет после этого диалога американский философ Томас Нагель опубликовал статью “Каково быть летучей мышью?”, эпохальный текст в истории философии сознания, начинающийся с заявления колоссальной силы: “Самосознание – вот, что делает проблему тело/разум практически неразрешимой”

Читать далее новый потрясающий текст Дмитрий Филиппова о феноменологической психиатрии, Ясперсе, нейроинтерфейсах, сознании и мозге: psyandneuro.ru/?p=528
📝 Философия нейронаук: Переименование шизофрении

#психиатрия #нейронауки #неврология #мозг #философия #СМУРОП #psyandneuro_philosophy

Проблема психиатрических диагнозов не в том, что они бывают недостоверными. Недостоверность и ненадежность диагнозов – это проблема всей медицины. Пока в роли медиков выступают люди, а не безошибочные роботы, разногласия при оценке тех или иных состояний организма неизбежны. Правда, в области диагностики психопатологий такая несогласованность воспринимается особенно чувствительно.

Исследования показывают, что разные психиатры с одинаковым уровнем компетенции весьма часто ставят разные диагнозы одному и тому же пациенту. Например, в одном исследовании приводятся прискорбные сведения о том, как американские психиатры ставят диагнозы по DSM-5 [1]. Для анализа согласованности количественных данных в статистике используется коэффициент Каппа Коэна. Значение Каппы Коэна выше 0,8 говорит о хорошей согласованности систем. Так вот в этом исследовании ни один из психиатрических диагнозов не набрал 0,8. Только три диагноза поднялись выше 0,6, а показатель шизофрении – 0,46. Это значит, что вероятность получить один и тот же диагноз у двух разных врачей удручающе мала.

Но дело в том, что эта вероятность не очень велика и в других сферах медицины. При диагностике инфекции послеоперационной раны Каппа Флейса (аналог Каппы Коэна для сравнения более чем двух систем оценки) составляет 0,44 [2]. При выявлении метастаз в позвоночнике – до 0,59 [3].

Читать далее новый материал Дмитрия Филиппова: http://psyandneuro.ru/rubriki/filosofija-nejronauk/pereimenovanie-shizofrenii/
📝 Переименование шизофрении на сайте РОП

#психиатрия #нейронауки #неврология #мозг #философия #СМУРОП #psyandneuro_philosophy

Между тем, полный текст статьи "Переименовании шизофрении" нашего постоянного автора Дмитрия Филиппова был опубликован в специализированном разделе официального сайта Российского Общества Психиатров, который посвящен шизофрении. Если вы ещё не читали данную статью, то настоятельно советуем это сделать:
sch.psychiatr.ru/news/704
Шизофрения и self

#психиатрия #нейронауки #неврология #мозг #философия #СМУРОП #psyandneuro_philosophy

Как страдает при психической болезни self (Я, собственное я, самость, эго, das Ich, The I)? Предполагается, что есть нарушения, которые не затрагивают self и не коверкают минимальную самость человека, и есть болезни с более серьезными последствиями. То, что в DSM-IV отнесено к “Расстройствам личности”, не вредит self или, пользуясь терминами Уголовного кодекса, наносит self легкие повреждения или повреждения средней тяжести. Малая психиатрия работает именно с такими болезнями, при которых повреждения self квалифицируются как незаметные, легкие и средние.

Что происходит с self при шизофрении? Быть может, именно из-за катастрофической поврежденности self эта болезнь считается такой “страшной”?

Изучение шизофрении со времен Блейлера не проходит мимо понятия “чувство self”. В феноменологии шизофрении испорченность “чувства self” понимается как одна из ключевых характеристик больного сознания пациента. Эта испорченность проявляется по-разному.

Во-первых, self начинает слишком активно само себя осознавать. Яйность (ipseity), которая в норме остается незамеченной, и другие имплицитные, невидимые слои психики становятся заметными. Внутрипсихические события становятся настолько рельефными, что воспринимаются как объекты внешнего мира.

Во-вторых, вместе с гиперрефлексией приходит ослабление субъектности. Self ненормально активизируется и одновременно теряет силу. Ослабление субъектности проявляется в изменении ощущения собственной агентности (представлении о себе как о действующем субъекте, авторе своих поступков).

Читать далее: http://psyandneuro.ru/rubriki/filosofija-nejronauk/shizophrenia-and-the-self/
📝 Философия нейронаук: DSM и Адольф Мейер

#психиатрия #нейронауки #неврология #мозг #философия #СМУРОП #psyandneuro_philosophy

В 1952 г. Американская Психиатрическая Ассоциация опубликовала DSM-I (Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам). У этого “каталога” психических заболеваний была своя, довольно эклектичная философия и яркая предыстория, связанная с именем авторитетного психиатра Адольфа Мейера.

О Мейере говорят, что куда бы историк ни посмотрел в поисках основ американской психиатрии, все дороги приведут к Мейеру. Главная идея Мейера, повлиявшая на DSM-I, связана с определенной точкой зрения на симптомы, которые трактуются не только как внешние проявления нарушений в работе организма, а как комплексная реакция на жизненные обстоятельства. Ключевое слово – реакция. Психическая болезнь – это плохая (неадаптивная) реакция на факторы среды.

Считать, что жизненные проблемы, включая проблемы с психикой, ни в коем случае не предопределены, но всегда связаны с условиями, которые человек в силе изменить – такой взгляд был созвучен духу времени. Американская культура рубежа XIX-ХХ вв. не может смириться с идеей наследственного характера психических болезней. Во-первых, Америка – молодая страна, которая была создана как раз для того, чтобы люди могли начать жизнь сначала, с белого листа. Во-вторых, если в Европе сыновья наследовали дело отцов и всю жизнь жили в одном доме, то в Америке ценились социальная мобильность и вера в способность собственными руками переделать свою жизнь.

Таким образом, в Америке была подготовленная культурой почва для принятия психодинамического подхода к болезням психики. Еще до знакомства с психоанализом американцы были настроены на то, чтобы искать в психопатологиях знаки жизненного сценария, который в каком-то месте коверкается под влиянием внешних факторов.

Читать далее: http://psyandneuro.ru/rubriki/filosofija-nejronauk/dsm-and-adolf-meyer/
📝 Японская грусть и американские антидепрессанты (лучшее за 2017 г.)

#лучшее2017 #ПиН #психиатрия #нейронауки #неврология #psyandneuro_philosophy

Один из самых известных примеров того, как психиатрическая нозология вступает в конфликт с культурной традицией, это сложности с внедрением антидепрессантов в Японии.

Последовательность инноваций в Японии в этой области выглядела так: сначала формирование маркетинговой стратегии производителей лекарств, потом изменение общественных стереотипов и параллельно с этим трансформация врачебной практики. Получилось так, что одной из причин культурного сдвига стала маркетинговая активность, расширившая не только представление о методах лечения психических заболеваний, но и видение психопатологии как таковой.

В Японии всегда был крупный фармацевтический рынок и всегда было много психиатров по сравнению с другими азиатскими странами. Японская психиатрия воспитывалась под влиянием немецкой традиции и поэтому получила более биологический уклон, что способствовало активному применению психотропных препаратов. Никаких проблем с продвижением антидепрессантов нового поколения (СИОЗС) в Японии, по идее, не должно было быть.

Однако все 1990 гг. Япония прожила без антидепрессантов группы СИОЗС. Флувоксамин появился только в 1999 г., пароксетин – в 2000 г. До этого компания Eli Lilly отказалась входить на японский рынок со своим революционным антидепрессантом – прозаком. Почему?

Самое простое объяснение – сложности с регистрацией нового препарата. Испытания нужно было проводить в Японии, результаты испытаний в других странах японские регуляторы лекарственного рынка не принимали. С этим у западных компаний были серьезные проблемы.

Испытания в Японии не прошли сертралин и буспирон. Даже такой повсеместно признанный препарат как диазепам провалил тестирование. Впрочем, у испытаний диазепама был не совсем корректный дизайн: маленькие выборки и слишком широкий разброс симптоматики в экспериментальных группах.

Eli Lilly планировала провести исследование эффективности прозака в Японии, но расчеты показали его нерентабельность. Существовало оправданное опасение, что у прозака и подобных ему лекарств просто не будет покупателей. Ни врачи, ни пациенты не оценят возможности новых антидепрессантов, потому что состояние психики, которое призваны исправить эти лекарства, не считается в японской культуре чем-то патологическим и требующим врачебного вмешательства.

Читать далее: http://psyandneuro.ru/rubriki/filosofija-nejronauk/japonskaja-grust-i-amerikanskie-antid/#more-297
📝 Нейронаука: нужно ли “убивать”, чтобы вылечить?

#лучшее2017 #ПиН #психиатрия #нейронауки #неврология #psyandneuro_philosophy

В эпиграфе, который Деннет добавил к одной из первых глав “Объясненного сознания”, есть строфа Вордсворта со словами “We murder to dissect” (“Мы убиваем, чтобы разъять на части”). Все цитируемое стихотворение – о том, что хватит читать книги, в них все равно нет истинной мудрости. Лучше пойти погулять в лес. Рациональное познание мира не даст того, что дает общение с природой. В рациональном методе скрыта парадоксальная угроза – чтобы понять что-либо, например человека, приходится “убивать” его, уничтожать его необъяснимую красоту, разделяя уникальную целостность на мелкие части. По-другому машина рационального понимания мира не работает. Это беспокоит поэта и он предлагает свой вариант – интуитивное, осязательное восприятие истины, которая, по вере поэтов и не только поэтов, вложена в природу, окружающую человека.

Научный метод безоговорочно рационален. В этом его сила и в этом причина распространенности художественного образа “безумного ученого”, воплощающего один из общественных страхов – страх избыточной рациональности, вредящей не только моральному чувству, но и здравому смыслу.

Обосновывать доверие к научной рациональности нет нужды. Наука слишком многого добилась в XX веке в том, что касается спасения жизни, продления жизни и улучшения качества жизни. Медицина, кстати сказать, не первая в списке жизнеспасающих наук современности. Самые важные инновации были совершены в сельском хозяйстве. Благодаря изобретению химических удобрений в начале ХХ в., удалось предотвратить 2,7 млрд голодных смертей. Самый масштабный эффект от изобретений в медицине – создание системы групп крови в 1900-1902 гг. – оценивается в 1,09 млрд спасенных жизней [1].

От медицинской науки, и от психиатрии в частности, ждут результативности в решении главной проблемы – в ослаблении страданий пациента. Эффективность в науке проверяется средствами из инструментария, чье философское обоснование лежит в плоскости материалистического монизма. Чтобы помощь была эффективной, она должна иметь основания, укрепленные в материалистической научной парадигме.

Это значит, что для того, чтобы помочь человеку, нужно его “убить” (“murder to dissect”).

Читать далее новый текст Дмитрия Филиппова в рубрике философия нейронаук: http://psyandneuro.ru/rubriki/filosofija-nejronauk/ne..

⚡️Не забывайте подписываться на наш паблик в Facebook — www.facebook.com/psyandneuro, наш официальный Instagram — instagram.com/psyandneuro и канал вTelegram — telegram.me/psy_and_neuro⚡️