Фотографія Николая Гумилёва и Маши Кузьминой-Караваевой на террасѣ усадьбы Слѣпнёво въ 1911 году.

Марія Кузьмина-Караваева — возлюбленная Николая Гумилёва, съ которой онъ былъ знакомъ по имѣнію Слѣпнёво, гдѣ они встрѣчались въ 1911 году.

Поэтъ съ перваго взгляда произвёлъ на Машу неизгладимое впечатлѣніе. Какъ-то раз Маша откровенно сказала Гумилёву, что не вправѣ кого-либо полюбить и связать себя, такъ какъ она давно больна и чувствуетъ, что ей недолго осталось жить. Это тяжело подѣйствовало на поэта. Осенью они разстались, и судьба ихъ навсегда разлучила.

Поэтъ много стихотвореній посвятилъ Машѣ, во многихъ онъ упоминаетъ о своей любви къ ней, напримѣръ, въ «Фарфоровомъ павильонѣ», въ «Дорогахъ».

#Фотографіи

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

* * *

Я ненавижу свѣтъ
Однообразныхъ звѣздъ.
Здравствуй, мой давній бредъ,—
Башни стрѣльчатой ростъ!

Кружевомъ камень будь
И паутиной стань:
Неба пустую грудь
Тонкой иглою рань.

Будетъ и мой черёдъ —
Чую размахъ крыла.
Такъ — но куда уйдётъ
Мысли живой стрѣла?

Или свой путь и срокъ
Я, исчерпавъ, вернусь:
Тамъ — я любить не могъ,
Здѣсь — я любить боюсь...

Осипъ Мандельштамъ, 1912

#Стихотворенія

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

Пѣснь о собакѣ.

Утромъ въ ржаномъ закутѣ,
Гдѣ златятся рогожи въ рядъ,
Семерыхъ ощенила сука,
Рыжихъ, семерыхъ щенятъ.

До вечера она ихъ ласкала,
Причёсывая языкомъ,
И струился снѣжокъ подталый
Подъ тёплымъ ея животомъ.

А вечеромъ, когда куры
Обсиживаютъ шестокъ,
Вышелъ хозяинъ хмурый,
Семерыхъ всѣхъ поклалъ въ мѣшокъ.

По сугробамъ она бѣжала,
Поспѣвая за нимъ бѣжать,
И такъ долго, долго дрожала
Воды незамёршей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая потъ съ боковъ,
Показался ей мѣсяцъ надъ хатой
Однимъ изъ ея щенковъ.

Въ синюю высь звонко
Глядѣла она, скуля,
А мѣсяцъ скользилъ тонкій
И скрылся за холмъ въ поляхъ.

И глухо, какъ отъ подачки,
Когда бросятъ ей камень въ смѣхъ,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звѣздами въ снѣгъ.

Сергѣй Есенинъ, 1915

#Стихотворенія

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

Ива.

Сядемъ здѣсь, у этой ивы,
Что за чудные извивы
На корѣ вокругъ дупла!
А подъ ивой какъ красивы
Золотые переливы
Струй дрожащаго стекла!

Вѣтви сочныя дугою
Перегнулись надъ водою,
Какъ зелёный водопадъ;
Какъ живые, какъ иглою,
Будто споря межъ собою,
Листья воду бороздятъ.

Въ этомъ зеркалѣ подъ ивой
Уловилъ мой глазъ рѣвнивый
Сердцу милыя черты…
Мягче взоръ твой горделивый…
Я дрожу, глядя, счастливый,
Какъ въ водѣ дрожишь и ты.

Аѳанасій Фетъ, 1854

#Стихотворенія

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

Тучи.

Тучки небесныя, вѣчные странники!
Степью лазурною, цѣпью жемчужною
Мчитесь вы, будто какъ я же, изгнанники
Съ милаго сѣвера въ сторону южную.

Кто же васъ гонитъ: судьбы ли рѣшеніе?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на васъ тяготитъ преступленіе?
Или друзей клевета ядовитая?

Нѣтъ, вамъ наскучили нивы безплодныя…
Чужды вамъ страсти и чужды страданія;
Вѣчно холодныя, вѣчно свободныя,
Нѣтъ у васъ Родины, нѣтъ вамъ изгнанія.

Михаилъ Лермонтовъ, 1840

#Стихотворенія

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

Въ ломбардѣ.

Въ ломбардѣ стараго ростовщика,
Нажившаго почётъ и милліоны,
Оповѣстили стукомъ молотка
Моментъ открытія аукціона.

Чего здѣсь нѣтъ! Чего рука нужды
Не собрала на этихъ полкахъ пыльныхъ,
Отъ генеральской Анненской звѣзды‌
До ризъ иконъ и крестиковъ крестильныхъ.

Былая жизнь, увы, осуждена
Въ осколках быта, потерявшихъ имя…
Поблёскиваютъ тускло ордена‌,
И въ запылённой связкѣ ихъ — Владиміръ.

Дворянства знакъ. Рукой ростовщика
Онъ брошенъ на лотокъ аукціона,
Кусокъ металла въ два золотника,
Тѣнь прошлаго и тема фельетона.

Потрескалась багряная эмаль —
Слѣдъ времени, его непостоянство.
Твоихъ отличій никому не жаль,
Бездарное, послѣднее дворянство.

Но какъ среди купеческихъ судовъ
Надмененъ тонкій очеркъ миноносца —
Среди тупыхъ чиновничьихъ крестовъ
Бѣлѣетъ грозный крестъ Побѣдоносца.

Святой Георгій — бѣлая эмаль,
Простой рисунокъ… Вспоминаешь кручи
Фортовъ, бросавшихъ огненную сталь,
Бетонъ, звенѣвшій въ вихрѣ пуль пѣвучихъ,

И юношу, поднявшаго клинокъ
Надъ пропастью бетоннаго колодца,
И бѣлый — окровавленный платокъ
На саблѣ коменданта — врагъ сдаётся!

Георгій, онъ — въ рукахъ ростовщика!
Но не залить зарю лавиной мрака,
Не осквернитъ негодная рука
Его неоскверняемаго знака.

Пусть пошлости неодолимый клёвъ
Швыряетъ насъ въ трясучій жизни кузовъ, —
Твой знакъ носилъ прекрасный Гумилёвъ,
И первымъ кавалеромъ былъ Кутузовъ!

Ты гордость юныхъ — доблесть и мятежъ,
Ты гимнъ побѣды подъ удары пушекъ.
Среди тупыхъ чиновничьихъ утѣхъ
Ты — браунингъ, забытый межъ игрушекъ.

Не алчность, робость чувствую въ глазахъ
Тѣхъ, кто къ тебѣ протягиваетъ руки,
И ухожу… И сердце всё въ слезахъ
Отъ злобы, одиночества и муки.

Арсеній Несмѣловъ, 1928

#Стихотворенія

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

* * *

«Мороженно!» Солнце. Воздушный бисквитъ.
Прозрачный стаканъ съ ледяною водою.
И въ міръ шоколада съ румяной зарёю,
Въ молочныя Альпы мечтанье летитъ.

Но ложечкой звать; но умильно смотрѣть —
Чтобъ въ тѣсной бесѣдкѣ, средь пыльныхъ акацій,
Принять благосклонно отъ булочныхъ грацій
Въ затѣйливой чашечкѣ хрупкую снѣдь...

Подруга шарманки, появится вдругъ
Бродячаго ледника пёстрая крышка —
И съ жаднымъ вниманіемъ смотритъ мальчишка
Въ чудеснаго холода полный сундукъ.

И боги не вѣдаютъ — что онъ возьмётъ:
Алмазныя сливки иль вафлю съ начинкой?
Но быстро исчезнетъ подъ тонкой лучинкой,
Сверкая на солнцѣ, божественный лёдъ.

Осипъ Мандельштамъ, 1914

#Стихотворенія

Произведенія въ дореформенной орѳографіи

Ночью.

Какъ же терзаетъ меня
Чувство отчуждённости
Отъ міра, друзей и ея
Прекрасной красоты.

Какъ хочется забыться,
Уйти далеко навсегда,
Чтобы просто укрыться,
Вѣдь вселенна мнѣ чужда.

Какъ хочется мнѣ тихо услышать
Лишь одно желанно предложенье:
„Моя любовь къ тебѣ безстыжа,
И быть съ тобой навѣки — желанье“.

Но кто же скажетъ сіи слова?
Никто, никто и собственно никто.
И ночью тихо слышна мольба,
Спи спокойно любвеобильное дитё...

#СтихиСибиряка

Замѣтки Сибиряка