И въ нашей жизни повседневной
Бываютъ радужные сны,
Въ край незнакомый, въ міръ волшебный,
И чуждый намъ и задушевный,
Мы ими вдругъ увлечены.
Мы видимъ: съ голубого своду
Нездѣшнимъ свѣтомъ вѣетъ намъ,
Другую видимъ мы природу,
И безъ заката, безъ восходу
Другое солнце свѣтитъ тамъ...
Все лучше тамъ, свѣтлѣе, шире,
Такъ отъ земного далеко...
Такъ розно съ тѣмъ, что въ нашемъ мірѣ, –
И въ чистомъ пламенномъ эѳирѣ
Душѣ такъ родственно-легко.
Проснулись мы, – конецъ видѣнью,
Его ничѣмъ не удержать,
И тусклой, неподвижной тѣнью,
Вновь обреченныхъ заключенью,
Жизнь обхватила насъ опять.
Но долго звукъ неуловимый
Звучитъ надъ нами въ вышинѣ,
И предъ душой, тоской томимой,
Все тотъ же взоръ неотразимый,
Все та жъ улыбка, что во снѣ.
Тютчевъ Ѳ. И, 1831
Бываютъ радужные сны,
Въ край незнакомый, въ міръ волшебный,
И чуждый намъ и задушевный,
Мы ими вдругъ увлечены.
Мы видимъ: съ голубого своду
Нездѣшнимъ свѣтомъ вѣетъ намъ,
Другую видимъ мы природу,
И безъ заката, безъ восходу
Другое солнце свѣтитъ тамъ...
Все лучше тамъ, свѣтлѣе, шире,
Такъ отъ земного далеко...
Такъ розно съ тѣмъ, что въ нашемъ мірѣ, –
И въ чистомъ пламенномъ эѳирѣ
Душѣ такъ родственно-легко.
Проснулись мы, – конецъ видѣнью,
Его ничѣмъ не удержать,
И тусклой, неподвижной тѣнью,
Вновь обреченныхъ заключенью,
Жизнь обхватила насъ опять.
Но долго звукъ неуловимый
Звучитъ надъ нами въ вышинѣ,
И предъ душой, тоской томимой,
Все тотъ же взоръ неотразимый,
Все та жъ улыбка, что во снѣ.
Тютчевъ Ѳ. И, 1831
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Безсмысленный и тусклый свѣтъ.
Живи еще хоть четверть вѣка -
Все будетъ такъ. Исхода нѣтъ.
Умрешь - начнешь опять сначала,
И повторится все, какъ встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Блокъ А. А, 1912
Безсмысленный и тусклый свѣтъ.
Живи еще хоть четверть вѣка -
Все будетъ такъ. Исхода нѣтъ.
Умрешь - начнешь опять сначала,
И повторится все, какъ встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Блокъ А. А, 1912
Зима недаромъ злится:
Прошла ея пора,
Весна въ окно стучится
И гонитъ со двора.
И все засуетилось,
Все гонитъ зиму вонъ,
И жаворонки въ небѣ
Ужъ подняли трезвонъ.
Зима еще хлопочетъ
И на весну ворчитъ,
Та ей въ глаза хохочетъ
И пуще лишь шумитъ!
Взбѣсилась вѣдьма злая
И, снѣгу захватя,
Пустила, убѣгая,
Въ прекрасное дитя.
Веснѣ и горя мало:
Умылася въ снѣгу
И лишь румянѣй стала
Наперекоръ врагу.
Тютчевъ Ѳ. И, 1826
Прошла ея пора,
Весна въ окно стучится
И гонитъ со двора.
И все засуетилось,
Все гонитъ зиму вонъ,
И жаворонки въ небѣ
Ужъ подняли трезвонъ.
Зима еще хлопочетъ
И на весну ворчитъ,
Та ей въ глаза хохочетъ
И пуще лишь шумитъ!
Взбѣсилась вѣдьма злая
И, снѣгу захватя,
Пустила, убѣгая,
Въ прекрасное дитя.
Веснѣ и горя мало:
Умылася въ снѣгу
И лишь румянѣй стала
Наперекоръ врагу.
Тютчевъ Ѳ. И, 1826
Тайно сердце проситъ гибели.
Сердце легкое, скользи...
Вотъ меня изъ жизни вывели
Снѣжнымъ серебромъ стези...
Какъ надъ тою дальней прорубью
Тихій паръ струитъ вода,
Такъ своею тихой поступью
Ты свела меня сюда.
Завела, сковала взорами
И рукою обняла,
И холодными призорами
Бѣлой смерти предала...
И въ какой иной обители
Мнѣ влачиться суждено,
Если сердце проситъ гибели,
Тайно просится на дно?
Блокъ А. А, 1907
Сердце легкое, скользи...
Вотъ меня изъ жизни вывели
Снѣжнымъ серебромъ стези...
Какъ надъ тою дальней прорубью
Тихій паръ струитъ вода,
Такъ своею тихой поступью
Ты свела меня сюда.
Завела, сковала взорами
И рукою обняла,
И холодными призорами
Бѣлой смерти предала...
И въ какой иной обители
Мнѣ влачиться суждено,
Если сердце проситъ гибели,
Тайно просится на дно?
Блокъ А. А, 1907
Какъ вынесло утро тяжелыя стрѣлы,
пронзившія плоть винограда безбольно,-
Душа моя снова назвать захотѣла
веселую землю - планетой престольной;
Мнѣ велѣно вѣдать немудрой наукой,
что царское счастье - веселье поэта;
Да будетъ мое ликованье порукой
твоихъ горностаевъ, родная планета!
Асенинъ Н. Н, 1911
пронзившія плоть винограда безбольно,-
Душа моя снова назвать захотѣла
веселую землю - планетой престольной;
Мнѣ велѣно вѣдать немудрой наукой,
что царское счастье - веселье поэта;
Да будетъ мое ликованье порукой
твоихъ горностаевъ, родная планета!
Асенинъ Н. Н, 1911
Я сразу смазалъ карту будня,
плеснувши краску изъ стакана;
я показалъ на блюдѣ студня
косыя скулы океана.
На чешуѣ жестяной рыбы
прочелъ я зовы новыхъ губъ.
А вы
ноктюрнъ сыграть
могли бы
на флейтѣ водосточныхъ трубъ?
В.В.Маяковскiй, 1913
плеснувши краску изъ стакана;
я показалъ на блюдѣ студня
косыя скулы океана.
На чешуѣ жестяной рыбы
прочелъ я зовы новыхъ губъ.
А вы
ноктюрнъ сыграть
могли бы
на флейтѣ водосточныхъ трубъ?
В.В.Маяковскiй, 1913