#Долматовский
👆👆👆Поэт-военкор Евгений Долматовский написал стихотворение "Советские танки в Брюсселе" в 1943 году. Такая история, действительно была. При чём не только в Брюсселе, но и в Берлине в 1942 году. И, возможно, в других городах Германии и Европы. Нацисты демонстрировали подбитую технику, чтобы поднять моральный дух населения.
Евгений Долматовский. Советские танки в Брюсселе
(Быль)
Я не знаю, где их подожгли.
На Кубани, быть может...
Иль за Доном
Погибли носители русской брони,
Был недолог их век,
Но он славно и яростно прожит.
И, уже запылав,
Шли,
Стреляли,
Давили они.
Немцы их захватили.
Огонь вырывался со свистом.
Даже к мертвым машинам
С опаской сползались враги.
Там, под люками,
Черные руки сгоревших танкистов
Крепкой хваткой сжимали
Оторванные рычаги.
Чтобы скрыть
Свой провал и позор своего отступленья,
Чтоб забыть, как гремит
Между Волгой и Доном метель,
Повезли их в Европу —
Показывать для устрашенья,
Так сгоревшие танки
Приехали в старый Брюссель.
Их на площадь поставили.
Хрипло смеялись убийцы,
А советские танки
Стояли угрюмой стеной.
И в глубоком безмолвье
Смотрели на башни
Бельгийцы.
И, пока не стемнело,
Старались пройти стороной.
Ночь настала.
Уснул грустный город немецкого плена.
Груды стали уральской
Мерцали под фландрской луной.
Там, где шел Уленшпигель,
Шагали захватчики в шлемах.
Ночь пугала их всем:
Темнотою, луной, тишиной.
Рассвело.
Что случилось?
Нет башен стахановской сварки.
Все покрыто цветами —
Кровавыми сгустками роз,
И гирлянды тюльпанов
Горят непреклонно и ярко,
И роса в лепестках,
Словно капли искрящихся слез.
Это были «КВ»
Или верные «тридцатьчетверки»,
И казалось брюссельцам —
Сейчас их броня оживет
И над башней поднимется
Парень
В простой гимнастерке
И на битву с врагами
Бельгийский народ позовет.
👆👆👆Поэт-военкор Евгений Долматовский написал стихотворение "Советские танки в Брюсселе" в 1943 году. Такая история, действительно была. При чём не только в Брюсселе, но и в Берлине в 1942 году. И, возможно, в других городах Германии и Европы. Нацисты демонстрировали подбитую технику, чтобы поднять моральный дух населения.
Евгений Долматовский. Советские танки в Брюсселе
(Быль)
Я не знаю, где их подожгли.
На Кубани, быть может...
Иль за Доном
Погибли носители русской брони,
Был недолог их век,
Но он славно и яростно прожит.
И, уже запылав,
Шли,
Стреляли,
Давили они.
Немцы их захватили.
Огонь вырывался со свистом.
Даже к мертвым машинам
С опаской сползались враги.
Там, под люками,
Черные руки сгоревших танкистов
Крепкой хваткой сжимали
Оторванные рычаги.
Чтобы скрыть
Свой провал и позор своего отступленья,
Чтоб забыть, как гремит
Между Волгой и Доном метель,
Повезли их в Европу —
Показывать для устрашенья,
Так сгоревшие танки
Приехали в старый Брюссель.
Их на площадь поставили.
Хрипло смеялись убийцы,
А советские танки
Стояли угрюмой стеной.
И в глубоком безмолвье
Смотрели на башни
Бельгийцы.
И, пока не стемнело,
Старались пройти стороной.
Ночь настала.
Уснул грустный город немецкого плена.
Груды стали уральской
Мерцали под фландрской луной.
Там, где шел Уленшпигель,
Шагали захватчики в шлемах.
Ночь пугала их всем:
Темнотою, луной, тишиной.
Рассвело.
Что случилось?
Нет башен стахановской сварки.
Все покрыто цветами —
Кровавыми сгустками роз,
И гирлянды тюльпанов
Горят непреклонно и ярко,
И роса в лепестках,
Словно капли искрящихся слез.
Это были «КВ»
Или верные «тридцатьчетверки»,
И казалось брюссельцам —
Сейчас их броня оживет
И над башней поднимется
Парень
В простой гимнастерке
И на битву с врагами
Бельгийский народ позовет.
День рождения #деньрождения #Долматовский
5 мая 1915 года родился поэт, автор слов песен, военкор Евгений Аронович Долматовский (1915 - 1994 гг.). 👇
5 мая 1915 года родился поэт, автор слов песен, военкор Евгений Аронович Долматовский (1915 - 1994 гг.). 👇
День рождения #деньрождения #Долматовский
В ранние детские годы Евгений Долматовский жил в Ростове-на-Дону, переехал в Москву в 1924 году. Стихи начал писать уже школьником. Публиковался в пионерской прессе, работал на строительстве московского метро, окончил Литинститут им. Горького в 1937 г.
С 1939 по 1945 гг. в качестве военкора находился в действующих частях РККА. В августе 1941 года попал в Уманское окружение, был ранен в голову и руку, взят в плен, бежал, скрывался на оккупированной территории, 4 ноября 1941 года перешёл линию фронта, что позволило ему вернуться в строй армии. Присутствовал при подписании акта капитуляции Германии.
Наибольшую известность Долматовскому принесли написанные на его слова песни: «Случайный вальс», «Песня о Днепре», «Добровольцы», «Сормовская лирическая», «Моя любимая», «Второе сердце», «Любимый город» и «Лизавета».
В ранние детские годы Евгений Долматовский жил в Ростове-на-Дону, переехал в Москву в 1924 году. Стихи начал писать уже школьником. Публиковался в пионерской прессе, работал на строительстве московского метро, окончил Литинститут им. Горького в 1937 г.
С 1939 по 1945 гг. в качестве военкора находился в действующих частях РККА. В августе 1941 года попал в Уманское окружение, был ранен в голову и руку, взят в плен, бежал, скрывался на оккупированной территории, 4 ноября 1941 года перешёл линию фронта, что позволило ему вернуться в строй армии. Присутствовал при подписании акта капитуляции Германии.
Наибольшую известность Долматовскому принесли написанные на его слова песни: «Случайный вальс», «Песня о Днепре», «Добровольцы», «Сормовская лирическая», «Моя любимая», «Второе сердце», «Любимый город» и «Лизавета».
У Евгения Долматовского есть очень интересное стихотворение 👇
#Долматовский
Евгений Долматовский. Боль Вьетнама
Бомбы падают близко —
у самого сердца.
Не забыть, не забыться, товарищи, нам.
Разбомбленная старость,
убитое детство —
Нашей жизни открытая рана —
Вьетнам.
Забывать не хочу
и забыться не смею.
Вижу хижины,
вижу изгибы траншей.
В джунглях хищники есть,
в джунглях водятся змеи,
Но незваные гости лютей и страшней.
Парни рослые —
сплошь как в команде бейсбольной.
Только это со смертью игра,
а не в мяч.
На горящие джунгли взирает без боли
Аккуратный,
окончивший колледж,
палач.
Вот следы интервентов —
дождями не смыть их.
Поднимается мир на вьетнамский набат.
Превращаются там Сулливаны и Смиты
В неизвестных солдат,
в неизвестных солдат.
Мне на Эльбе встречаться пришлось
с их отцами,
Как известно,
с фашизмом сражались они.
Сыновья показали себя во Вьетнаме.
Виноваты вы сами,
что доброе «ами»
Как позор,
как проклятье звучит в наши дни.
Я не радуюсь гибели диких пришельцев —
Горе их матерей безутешно.
А все ж,
Рисовод и зенитчик — точнее прицелься.
Отбомбились? Уходят?
Нет, врешь, не уйдешь!
Кровью крашены
красные волны в Меконге,
Но Вьетнам до победы сражаться готов.
Мистер Джонсон!
Ужели рыбацкие джонки
Угрожают дредноутам ваших флотов?
Против морд этих бритых
с оскалом злодейским
Непреклонность фарфоровых матовых лиц,
И фигур узкоплечая хрупкая детскость,
И язык, мелодичный, как пение птиц.
Мы-то знаем:
у тех, кто за правое дело
В бой идет,
есть геройства особый запас,
Наливающий сталью тщедушное тело,
Приводящий в смятенье рискнувших напасть.
1966
#Долматовский
Евгений Долматовский. Боль Вьетнама
Бомбы падают близко —
у самого сердца.
Не забыть, не забыться, товарищи, нам.
Разбомбленная старость,
убитое детство —
Нашей жизни открытая рана —
Вьетнам.
Забывать не хочу
и забыться не смею.
Вижу хижины,
вижу изгибы траншей.
В джунглях хищники есть,
в джунглях водятся змеи,
Но незваные гости лютей и страшней.
Парни рослые —
сплошь как в команде бейсбольной.
Только это со смертью игра,
а не в мяч.
На горящие джунгли взирает без боли
Аккуратный,
окончивший колледж,
палач.
Вот следы интервентов —
дождями не смыть их.
Поднимается мир на вьетнамский набат.
Превращаются там Сулливаны и Смиты
В неизвестных солдат,
в неизвестных солдат.
Мне на Эльбе встречаться пришлось
с их отцами,
Как известно,
с фашизмом сражались они.
Сыновья показали себя во Вьетнаме.
Виноваты вы сами,
что доброе «ами»
Как позор,
как проклятье звучит в наши дни.
Я не радуюсь гибели диких пришельцев —
Горе их матерей безутешно.
А все ж,
Рисовод и зенитчик — точнее прицелься.
Отбомбились? Уходят?
Нет, врешь, не уйдешь!
Кровью крашены
красные волны в Меконге,
Но Вьетнам до победы сражаться готов.
Мистер Джонсон!
Ужели рыбацкие джонки
Угрожают дредноутам ваших флотов?
Против морд этих бритых
с оскалом злодейским
Непреклонность фарфоровых матовых лиц,
И фигур узкоплечая хрупкая детскость,
И язык, мелодичный, как пение птиц.
Мы-то знаем:
у тех, кто за правое дело
В бой идет,
есть геройства особый запас,
Наливающий сталью тщедушное тело,
Приводящий в смятенье рискнувших напасть.
1966
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
#звучатстихи #Долматовский
Любимый город. Стихи - Евгений Долматовский. Музыка - Никита Богословский. Исполняет - Марк Бернес. Песня из к/ф "Истребители". 1939 г.
Любимый город. Стихи - Евгений Долматовский. Музыка - Никита Богословский. Исполняет - Марк Бернес. Песня из к/ф "Истребители". 1939 г.
#Долматовский
Евгений Долматовский
Горловские розы
Из своих необычайных странствий
Я тебе, любимая, привез
Сон о звездах,
Дымный запах станций
И букет тяжелых влажных роз.
Пусть они белеют и алеют.
Чуть прищурься -
И увидишь ты
Горловку,
Зеленые аллеи,
Уголь осветившие цветы.
Ты пришла б туда и поглядела,
Как на тонких стебельках стоит
Этот красный,
Этот нежно-белый,
Розовый
Донецкий антрацит.
Всю тебя наполнит чистый воздух
И степное щебетанье птах.
Мы взрастили горловские розы, -
Ничего что стебельки в шипах.
1935 г.
Евгений Долматовский
Горловские розы
Из своих необычайных странствий
Я тебе, любимая, привез
Сон о звездах,
Дымный запах станций
И букет тяжелых влажных роз.
Пусть они белеют и алеют.
Чуть прищурься -
И увидишь ты
Горловку,
Зеленые аллеи,
Уголь осветившие цветы.
Ты пришла б туда и поглядела,
Как на тонких стебельках стоит
Этот красный,
Этот нежно-белый,
Розовый
Донецкий антрацит.
Всю тебя наполнит чистый воздух
И степное щебетанье птах.
Мы взрастили горловские розы, -
Ничего что стебельки в шипах.
1935 г.
#Долматовский
Евгений Долматовский
В Третьяковской галерее,
В Третьяковской галерее
Каждый новый гость московский
Жаждет побывать скорее.
Убегая с заседаний,
Притворяясь беззаботным,
Я хожу, как на свиданье,
К акварелям и полотнам.
В «Незнакомку» в экипаже
В сотый раз могу влюбиться.
В дымке — пажить на пейзаже,
Страшен в гневе царь-убийца.
Кончаловского сиренью
Надышусь до одуренья.
🔷 22 мая 1856 года в Москве была основана Третьяковская галерея. В этот день русский предприниматель и меценат П. М. Третьяков купил две первых картины для своей коллекции — «Искушение» Н. Г. Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» В. Г. Худякова.
Евгений Долматовский
В Третьяковской галерее,
В Третьяковской галерее
Каждый новый гость московский
Жаждет побывать скорее.
Убегая с заседаний,
Притворяясь беззаботным,
Я хожу, как на свиданье,
К акварелям и полотнам.
В «Незнакомку» в экипаже
В сотый раз могу влюбиться.
В дымке — пажить на пейзаже,
Страшен в гневе царь-убийца.
Кончаловского сиренью
Надышусь до одуренья.
🔷 22 мая 1856 года в Москве была основана Третьяковская галерея. В этот день русский предприниматель и меценат П. М. Третьяков купил две первых картины для своей коллекции — «Искушение» Н. Г. Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» В. Г. Худякова.
#Долматовский
Евгений Долматовский. Независимость
Коль к планете нашей приглядеться,
Из ракетной различишь дали:
Африка имеет форму сердца,
Ярко-красен цвет ее земли.
Это цвет бокситов и железа,
А вернее — это крови цвет.
На куски тот континент разрезан,
Догола пришельцами раздет.
Простодушный, чистый, ясноглазый,
Добрый и доверчивый народ
Был за доброту свою наказан
Долгими столетьями невзгод.
Сказки про гигантские растенья
И зверей — глушили скорбный стон.
Вот как получилось, мистер Стенли,
Благородный доктор Ливингстон.
Открывая дикую природу
Для бессмертия своих имен,
Отняли вы детскую свободу
И богатства солнечных племен.
Но теперь не удержать колоний
В жадных склеротических руках.
Дышит бурей воздух раскаленный,
Власть пиратов превращая в прах.
В песне о горящем Трансваале
Старые, знакомые слова
Нынче по-иному зазвучали,
Натянувшись, словно тетива.
Пойте, стрелы партизанских луков,
Точно бей, кремневое ружье!
Независимость родится в муках,
Люди право отстоят свое.
Слышу звонкий, как удары гонга,
Голос независимого Конго.
Не нуждается в двадцатом веке
Камерун в мандатах и опеке!
Хватит! Не владеть пиратам старым
Занзибаром и Мадагаскаром.
И на Береге Слоновой Кости
Европейцы будут только гости.
Ах, каких я видел в Сенегале
Смелых и отчаянных парней!
С этой силой справиться едва ли -
Справедливость подлости сильней.
Переливы пионерских горнов
В молодой Гвинее слышал я.
Африку пришельцы звали черной -
Светлой назовем ее, друзья!
1960, Западная Африка
Евгений Долматовский. Независимость
Коль к планете нашей приглядеться,
Из ракетной различишь дали:
Африка имеет форму сердца,
Ярко-красен цвет ее земли.
Это цвет бокситов и железа,
А вернее — это крови цвет.
На куски тот континент разрезан,
Догола пришельцами раздет.
Простодушный, чистый, ясноглазый,
Добрый и доверчивый народ
Был за доброту свою наказан
Долгими столетьями невзгод.
Сказки про гигантские растенья
И зверей — глушили скорбный стон.
Вот как получилось, мистер Стенли,
Благородный доктор Ливингстон.
Открывая дикую природу
Для бессмертия своих имен,
Отняли вы детскую свободу
И богатства солнечных племен.
Но теперь не удержать колоний
В жадных склеротических руках.
Дышит бурей воздух раскаленный,
Власть пиратов превращая в прах.
В песне о горящем Трансваале
Старые, знакомые слова
Нынче по-иному зазвучали,
Натянувшись, словно тетива.
Пойте, стрелы партизанских луков,
Точно бей, кремневое ружье!
Независимость родится в муках,
Люди право отстоят свое.
Слышу звонкий, как удары гонга,
Голос независимого Конго.
Не нуждается в двадцатом веке
Камерун в мандатах и опеке!
Хватит! Не владеть пиратам старым
Занзибаром и Мадагаскаром.
И на Береге Слоновой Кости
Европейцы будут только гости.
Ах, каких я видел в Сенегале
Смелых и отчаянных парней!
С этой силой справиться едва ли -
Справедливость подлости сильней.
Переливы пионерских горнов
В молодой Гвинее слышал я.
Африку пришельцы звали черной -
Светлой назовем ее, друзья!
1960, Западная Африка
#Долматовский
Евгений Долматовский. Регулировщица
На перекресток из-за рощицы
Колонна выползет большая.
Мадонна и регулировщица
Стоят, друг другу не мешая.
Шофер грузовика тяжелого,
Не спавший пять ночей, быть может,
Усталую поднимет голову
И руку к козырьку приложит.
И вдруг навек ему запомнится,
Как сон, как взмах флажка короткий,
Автодорожная законница
С кудряшками из-под пилотки.
И, затаив тоску заветную,
Не женщине каменнолицей —
Той загорелой, той обветренной,
Наверно, будет он молиться.
1944
Евгений Долматовский. Регулировщица
На перекресток из-за рощицы
Колонна выползет большая.
Мадонна и регулировщица
Стоят, друг другу не мешая.
Шофер грузовика тяжелого,
Не спавший пять ночей, быть может,
Усталую поднимет голову
И руку к козырьку приложит.
И вдруг навек ему запомнится,
Как сон, как взмах флажка короткий,
Автодорожная законница
С кудряшками из-под пилотки.
И, затаив тоску заветную,
Не женщине каменнолицей —
Той загорелой, той обветренной,
Наверно, будет он молиться.
1944
#Долматовский
Евгений Долматовский. Француженка
Уезжают французы. Бегут. Не потеха ли:
От свободы бегут, как от гибели, прочь...
«Почему же, мадам, вы в Гвинею приехали,
Взяв с собою болезненно хрупкую дочь?»
Протекает, как вечность, минута молчания.
Опустились подкрашенных губ уголки:
Надо вспомнить Шестую бригаду в Испании,
Пятый блок Равенсбрюка, отряды маки...
Разговор этот тихо ведется за ужином
В небольшом ресторанчике на берегу.
«Я, вы знаете, врач, да к тому же француженка.
Перед Африкой Франция в вечном долгу».
1960
Евгений Долматовский. Француженка
Уезжают французы. Бегут. Не потеха ли:
От свободы бегут, как от гибели, прочь...
«Почему же, мадам, вы в Гвинею приехали,
Взяв с собою болезненно хрупкую дочь?»
Протекает, как вечность, минута молчания.
Опустились подкрашенных губ уголки:
Надо вспомнить Шестую бригаду в Испании,
Пятый блок Равенсбрюка, отряды маки...
Разговор этот тихо ведется за ужином
В небольшом ресторанчике на берегу.
«Я, вы знаете, врач, да к тому же француженка.
Перед Африкой Франция в вечном долгу».
1960
#Долматовский
Евгений Долматовский. Киевские папиросы
Враги стояли у порога,
Осенний ветер пламя нес.
Из Киева с собой в дорогу
Я взял коробку папирос.
Я до войны курил такие,
Изведав сладость в их дымке.
Там золотая надпись «Киев»
Была на каждом мундштуке.
Мы отступали. Так пружина
Сжимается, и вдруг - вперед.
Запомнит русская равнина
Наш окровавленный поход.
Курили мы махорку злую,
Сухие листья и навоз.
Но не открыл за всю войну я
Коробку этих папирос.
Мечталось так: когда придется
Вновь по Крещатику пройти,
Дымок серебряный взовьется
На праздничном моем пути.
Но мы входили в Киев ночью.
Вдоль улиц орудийный дым
Клубился и свивался в клочья, -
Весь город делался седым.
Мой первый праздник стал угрюмым.
Я папиросный коробок
Достал, хотел открыть, подумал
И спрятал вновь на долгий срок.
Пятнадцать раз его бомбили,
Со мною в пропасть он летел.
Мой скарб сгорел в автомобиле,
Но коробок остался цел.
Побитый ветер завывает.
Немецкий город в небо врос.
У ратуши я открываю
Коробку старых папирос.
Заветную коробку эту
Пронес я через сто дорог.
Горьки мне ваши сигареты,-
И сладок родины дымок!
1944
Евгений Долматовский. Киевские папиросы
Враги стояли у порога,
Осенний ветер пламя нес.
Из Киева с собой в дорогу
Я взял коробку папирос.
Я до войны курил такие,
Изведав сладость в их дымке.
Там золотая надпись «Киев»
Была на каждом мундштуке.
Мы отступали. Так пружина
Сжимается, и вдруг - вперед.
Запомнит русская равнина
Наш окровавленный поход.
Курили мы махорку злую,
Сухие листья и навоз.
Но не открыл за всю войну я
Коробку этих папирос.
Мечталось так: когда придется
Вновь по Крещатику пройти,
Дымок серебряный взовьется
На праздничном моем пути.
Но мы входили в Киев ночью.
Вдоль улиц орудийный дым
Клубился и свивался в клочья, -
Весь город делался седым.
Мой первый праздник стал угрюмым.
Я папиросный коробок
Достал, хотел открыть, подумал
И спрятал вновь на долгий срок.
Пятнадцать раз его бомбили,
Со мною в пропасть он летел.
Мой скарб сгорел в автомобиле,
Но коробок остался цел.
Побитый ветер завывает.
Немецкий город в небо врос.
У ратуши я открываю
Коробку старых папирос.
Заветную коробку эту
Пронес я через сто дорог.
Горьки мне ваши сигареты,-
И сладок родины дымок!
1944
#Долматовский
Евгений Долматовский
На нашем фронте самым старшим
Был сын калужского села,
Неулыбающийся маршал,
Чья слава грозною была.
Всех полководцев был он строже,
Пред ним дрожал заклятый враг.
И мы его боялись тоже,
Теперь признаюсь — было так.
Всегда на главном направленье
Он появлялся в трудный час.
От обороны в наступленье
Он вел войска и верил в нас.
Известно всем, какие бури
Мы одолели в те года.
Над картой маршал брови хмурил,
Не улыбаясь никогда.
Но этот самый маршал грозный
Был наш товарищ, друг большой,
Не из гранита, не из бронзы,
С широкой русскою душой.
В Берлине дымном после боя,
С победой поздравляя нас,
Явился маршал перед строем
И улыбнулся в первый раз.
Евгений Долматовский
На нашем фронте самым старшим
Был сын калужского села,
Неулыбающийся маршал,
Чья слава грозною была.
Всех полководцев был он строже,
Пред ним дрожал заклятый враг.
И мы его боялись тоже,
Теперь признаюсь — было так.
Всегда на главном направленье
Он появлялся в трудный час.
От обороны в наступленье
Он вел войска и верил в нас.
Известно всем, какие бури
Мы одолели в те года.
Над картой маршал брови хмурил,
Не улыбаясь никогда.
Но этот самый маршал грозный
Был наш товарищ, друг большой,
Не из гранита, не из бронзы,
С широкой русскою душой.
В Берлине дымном после боя,
С победой поздравляя нас,
Явился маршал перед строем
И улыбнулся в первый раз.
#Долматовский
🔷 22 декабря 1942 года учреждена медаль "За оборону Севастополя". Инициатором учреждения медалей за оборону Одессы, Севастополя, Ленинграда и Сталинграда в октябре 1942 года выступил Наркомат обороны СССР.
Евгений Долматовский
Миндаль на Малаховом кургане
Бетон, размолотый
Огнем и холодом.
Траву и ту скосило ураганом…
Один миндаль, осколками исколотый,
Остался над Малаховым курганом.
Один-единственный,
Стоял и выстоял,
Хоть раны и сочились и болели.
Он в годы мирные оделся листьями
И оказался посреди аллеи.
Цветеньем радуя,
За юность ратуя,
Как памятник победе и природе,
Он встал за персональною оградою,
Мешая экскурсантам на проходе.
А рядом — новые
Ростки кленовые,
Посадки президентов и премьеров.
Для сада мира стал первоосновою
Миндаль, служивший мужества примером.
Когда бы тополя,
Березку в поле
Или дубы за подвиг награждали,
Миндаль я наградил бы в Севастополе,
Да, он достоин боевой медали!
🔷 22 декабря 1942 года учреждена медаль "За оборону Севастополя". Инициатором учреждения медалей за оборону Одессы, Севастополя, Ленинграда и Сталинграда в октябре 1942 года выступил Наркомат обороны СССР.
Евгений Долматовский
Миндаль на Малаховом кургане
Бетон, размолотый
Огнем и холодом.
Траву и ту скосило ураганом…
Один миндаль, осколками исколотый,
Остался над Малаховым курганом.
Один-единственный,
Стоял и выстоял,
Хоть раны и сочились и болели.
Он в годы мирные оделся листьями
И оказался посреди аллеи.
Цветеньем радуя,
За юность ратуя,
Как памятник победе и природе,
Он встал за персональною оградою,
Мешая экскурсантам на проходе.
А рядом — новые
Ростки кленовые,
Посадки президентов и премьеров.
Для сада мира стал первоосновою
Миндаль, служивший мужества примером.
Когда бы тополя,
Березку в поле
Или дубы за подвиг награждали,
Миндаль я наградил бы в Севастополе,
Да, он достоин боевой медали!
Forwarded from ПОЭЗИЯ | Стихи нового дня
#Инбер #Симонов #Долматовский #Рейн
Вера Инбер. Cinema
Ваши руки пахнут апельсином.
На экране — дальние края.
И в пути, волнующем и длинном,
Всюду вместе, всюду вы и я.
В первый раз я вижу воды Нила.
Как велик он, дивен и далек!
Знаешь, если бы ты меня любила,
Я сгорел бы, точно уголек.
Свет и шум. Глаза болят от света…
Черный кофе буду дома пить,
Думаю, что вы смеетесь где-то
И меня не можете любить.
1914
_____________
Константин Симонов. Тринадцать лет. Кино в Рязани...
Тринадцать лет. Кино в Рязани,
Тапер с жестокою душой,
И на заштопанном экране
Страданья женщины чужой;
Погоня в Западной пустыне,
Калифорнийская гроза,
И погибавшей героини
Невероятные глаза.
Но в детстве можно всё на свете,
И за двугривенный в кино
Я мог, как могут только дети,
Из зала прыгнуть в полотно.
Убить врага из пистолета,
Догнать, спасти, прижать к груди.
И счастье было рядом где-то,
Там за экраном, впереди.
Когда теперь я в темном зале
Увижу вдруг твои глаза,
В которых тайные печали
Не выдаст женская слеза,
Как я хочу придумать средство,
Чтоб счастье было впереди,
Чтоб хоть на час вернуться в детство,
Догнать, спасти, прижать к груди…
Май 1941
_____________
Евгений Долматовский. Я не возьму тебя в кино...
Я не возьму тебя в кино —
Там честь солдата под угрозой:
Не плакавший давным-давно,
Я там порой глотаю слезы.
Но вовсе не на тех местах,
Где разлучаются навеки
Иль с тихим словом на устах
В последний раз смежают веки.
Сдержаться не могу тогда,
Когда встают в кинокартинах
Отстроенные города,
Которые я знал в руинах.
Иль при показе старых лент,
Когда мелькают полустанки,
И монументы ранних лет —
Красноармейские кожанки,
И пулеметные тачанки,
Объехавшие целый свет.
Беспечным девочкам смешно,
Как им понять, что это значит:
Документальное кино,
А человек глядит и плачет.
1957
_____________
Евгений Рейн. Забытый фильм
На занюханной студии в пустом кинозале
Равнодушный механик крутит старую ленту.
Ничему не радуйся поначалу,
Не ищи исчезнувшее бесследно.
Просто ты попал в густую халтуру -
Режиссёр уволился, оператор в запое,
И не вздумай пожаловаться сдуру,
Будто кто-то там нехорош собою.
Всё прекрасно — особенно та девица
В откровенном купальнике на старинном пляже,
А за нею с ухмылкой рецидивиста -
Некто в кепке, годящийся ей в папаши.
Почему он хватает её за плечи?
Никогда я не вёл себя так развязно.
А она отвечает: «А ну, полегче!»
Но видать по глазам, что на всё согласна.
Что-то припоминаю, что-то припоминаю...
В результате, конечно, она его выдаст,
Но из этого, как я понимаю,
Всё равно ничего не выйдет.
Что за актёры? Это не актёры.
Значит, это хроника? Нет, это правда.
Сколько можно? Полфильма идут повторы.
Ах, упрячьте всю эту муру обратно.
Но составьте мне кадрик на память, ладно?
Как оборванный ящеркой хвост судьбины,
Вечный призрак, светлеющий ненаглядно,
Место встречи истины и картины.
Вера Инбер. Cinema
Ваши руки пахнут апельсином.
На экране — дальние края.
И в пути, волнующем и длинном,
Всюду вместе, всюду вы и я.
В первый раз я вижу воды Нила.
Как велик он, дивен и далек!
Знаешь, если бы ты меня любила,
Я сгорел бы, точно уголек.
Свет и шум. Глаза болят от света…
Черный кофе буду дома пить,
Думаю, что вы смеетесь где-то
И меня не можете любить.
1914
_____________
Константин Симонов. Тринадцать лет. Кино в Рязани...
Тринадцать лет. Кино в Рязани,
Тапер с жестокою душой,
И на заштопанном экране
Страданья женщины чужой;
Погоня в Западной пустыне,
Калифорнийская гроза,
И погибавшей героини
Невероятные глаза.
Но в детстве можно всё на свете,
И за двугривенный в кино
Я мог, как могут только дети,
Из зала прыгнуть в полотно.
Убить врага из пистолета,
Догнать, спасти, прижать к груди.
И счастье было рядом где-то,
Там за экраном, впереди.
Когда теперь я в темном зале
Увижу вдруг твои глаза,
В которых тайные печали
Не выдаст женская слеза,
Как я хочу придумать средство,
Чтоб счастье было впереди,
Чтоб хоть на час вернуться в детство,
Догнать, спасти, прижать к груди…
Май 1941
_____________
Евгений Долматовский. Я не возьму тебя в кино...
Я не возьму тебя в кино —
Там честь солдата под угрозой:
Не плакавший давным-давно,
Я там порой глотаю слезы.
Но вовсе не на тех местах,
Где разлучаются навеки
Иль с тихим словом на устах
В последний раз смежают веки.
Сдержаться не могу тогда,
Когда встают в кинокартинах
Отстроенные города,
Которые я знал в руинах.
Иль при показе старых лент,
Когда мелькают полустанки,
И монументы ранних лет —
Красноармейские кожанки,
И пулеметные тачанки,
Объехавшие целый свет.
Беспечным девочкам смешно,
Как им понять, что это значит:
Документальное кино,
А человек глядит и плачет.
1957
_____________
Евгений Рейн. Забытый фильм
На занюханной студии в пустом кинозале
Равнодушный механик крутит старую ленту.
Ничему не радуйся поначалу,
Не ищи исчезнувшее бесследно.
Просто ты попал в густую халтуру -
Режиссёр уволился, оператор в запое,
И не вздумай пожаловаться сдуру,
Будто кто-то там нехорош собою.
Всё прекрасно — особенно та девица
В откровенном купальнике на старинном пляже,
А за нею с ухмылкой рецидивиста -
Некто в кепке, годящийся ей в папаши.
Почему он хватает её за плечи?
Никогда я не вёл себя так развязно.
А она отвечает: «А ну, полегче!»
Но видать по глазам, что на всё согласна.
Что-то припоминаю, что-то припоминаю...
В результате, конечно, она его выдаст,
Но из этого, как я понимаю,
Всё равно ничего не выйдет.
Что за актёры? Это не актёры.
Значит, это хроника? Нет, это правда.
Сколько можно? Полфильма идут повторы.
Ах, упрячьте всю эту муру обратно.
Но составьте мне кадрик на память, ладно?
Как оборванный ящеркой хвост судьбины,
Вечный призрак, светлеющий ненаглядно,
Место встречи истины и картины.
#Долматовский
Евгений Долматовский. Взлёт в века
Это всё началось не сегодня, а раньше –
В низком рубленом доме в калужской глуши.
Небосвод был таинственен, грозен, заманчив,
Звёздный путь приоткрылся для русской души.
Начался этот подвиг от залпа «Авроры»,
От огней в Ильичёвых лукавых глазах.
Нашим стартом к неведомым звёздным просторам
Были звёзды на шапках и на картузах.
Мы прошли по дорогам суровым и лютым,
Не ища и не ведая лёгких побед,
Сорок пятого года стихийным салютом
Открывалась для мира эпоха ракет.
Древний край небоскрёбов в трясучке военной,
Пропустив своё время, не понял свой век.
От соломенных крыш до вершины вселенной
Самым первым советский взошёл человек.
Он открыл человечеству трассу к планетам.
Знал – вернётся, но был ко всему он готов.
И вернулся на милую землю Советов
В день последних снежинок и первых цветов…
1961
Евгений Долматовский. Взлёт в века
Это всё началось не сегодня, а раньше –
В низком рубленом доме в калужской глуши.
Небосвод был таинственен, грозен, заманчив,
Звёздный путь приоткрылся для русской души.
Начался этот подвиг от залпа «Авроры»,
От огней в Ильичёвых лукавых глазах.
Нашим стартом к неведомым звёздным просторам
Были звёзды на шапках и на картузах.
Мы прошли по дорогам суровым и лютым,
Не ища и не ведая лёгких побед,
Сорок пятого года стихийным салютом
Открывалась для мира эпоха ракет.
Древний край небоскрёбов в трясучке военной,
Пропустив своё время, не понял свой век.
От соломенных крыш до вершины вселенной
Самым первым советский взошёл человек.
Он открыл человечеству трассу к планетам.
Знал – вернётся, но был ко всему он готов.
И вернулся на милую землю Советов
В день последних снежинок и первых цветов…
1961
#Долматовский
Евгений Долматовский. Город вдали
Мы бинокли к глазам поднесли
И увидели город вдали.
В синеве проплывали дома,
Как огромные корабли.
Горизонт был от зноя волнист,
Слышен пуль беспорядочный свист.
«Вижу Киев», — тихонько сказал,
Вылезая из башни, танкист.
Улыбнулся устало другой:
«Ошибаешься, мой дорогой.
Это старый печальный Смоленск
Белым камнем блестит под горой».
«Что за город? Дешевый вопрос! -
Заворчал черноморский матрос. -
Как Одессы своей не узнать,
Если я там родился и рос».
Мы на запад глядели - туда,
Где сурово дымилась беда,
И, готовясь к атаке ночной,
Узнавали свои города.
1942
Евгений Долматовский. Город вдали
Мы бинокли к глазам поднесли
И увидели город вдали.
В синеве проплывали дома,
Как огромные корабли.
Горизонт был от зноя волнист,
Слышен пуль беспорядочный свист.
«Вижу Киев», — тихонько сказал,
Вылезая из башни, танкист.
Улыбнулся устало другой:
«Ошибаешься, мой дорогой.
Это старый печальный Смоленск
Белым камнем блестит под горой».
«Что за город? Дешевый вопрос! -
Заворчал черноморский матрос. -
Как Одессы своей не узнать,
Если я там родился и рос».
Мы на запад глядели - туда,
Где сурово дымилась беда,
И, готовясь к атаке ночной,
Узнавали свои города.
1942
Forwarded from ПОЭЗИЯ | Стихи нового дня
#Долматовский
Евгений Долматовский
Горловские розы
Из своих необычайных странствий
Я тебе, любимая, привез
Сон о звездах,
Дымный запах станций
И букет тяжелых влажных роз.
Пусть они белеют и алеют.
Чуть прищурься -
И увидишь ты
Горловку,
Зеленые аллеи,
Уголь осветившие цветы.
Ты пришла б туда и поглядела,
Как на тонких стебельках стоит
Этот красный,
Этот нежно-белый,
Розовый
Донецкий антрацит.
Всю тебя наполнит чистый воздух
И степное щебетанье птах.
Мы взрастили горловские розы, -
Ничего что стебельки в шипах.
1935 г.
Евгений Долматовский
Горловские розы
Из своих необычайных странствий
Я тебе, любимая, привез
Сон о звездах,
Дымный запах станций
И букет тяжелых влажных роз.
Пусть они белеют и алеют.
Чуть прищурься -
И увидишь ты
Горловку,
Зеленые аллеи,
Уголь осветившие цветы.
Ты пришла б туда и поглядела,
Как на тонких стебельках стоит
Этот красный,
Этот нежно-белый,
Розовый
Донецкий антрацит.
Всю тебя наполнит чистый воздух
И степное щебетанье птах.
Мы взрастили горловские розы, -
Ничего что стебельки в шипах.
1935 г.
Forwarded from ПОЭЗИЯ | Стихи нового дня
#Долматовский
Евгений Долматовский
В Третьяковской галерее,
В Третьяковской галерее
Каждый новый гость московский
Жаждет побывать скорее.
Убегая с заседаний,
Притворяясь беззаботным,
Я хожу, как на свиданье,
К акварелям и полотнам.
В «Незнакомку» в экипаже
В сотый раз могу влюбиться.
В дымке — пажить на пейзаже,
Страшен в гневе царь-убийца.
Кончаловского сиренью
Надышусь до одуренья.
🔷 22 мая 1856 года в Москве была основана Третьяковская галерея. В этот день русский предприниматель и меценат П. М. Третьяков купил две первых картины для своей коллекции — «Искушение» Н. Г. Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» В. Г. Худякова.
Евгений Долматовский
В Третьяковской галерее,
В Третьяковской галерее
Каждый новый гость московский
Жаждет побывать скорее.
Убегая с заседаний,
Притворяясь беззаботным,
Я хожу, как на свиданье,
К акварелям и полотнам.
В «Незнакомку» в экипаже
В сотый раз могу влюбиться.
В дымке — пажить на пейзаже,
Страшен в гневе царь-убийца.
Кончаловского сиренью
Надышусь до одуренья.
🔷 22 мая 1856 года в Москве была основана Третьяковская галерея. В этот день русский предприниматель и меценат П. М. Третьяков купил две первых картины для своей коллекции — «Искушение» Н. Г. Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» В. Г. Худякова.
Forwarded from ПОЭЗИЯ | Стихи нового дня
#Долматовский
Евгений Долматовский. Независимость
Коль к планете нашей приглядеться,
Из ракетной различишь дали:
Африка имеет форму сердца,
Ярко-красен цвет ее земли.
Это цвет бокситов и железа,
А вернее — это крови цвет.
На куски тот континент разрезан,
Догола пришельцами раздет.
Простодушный, чистый, ясноглазый,
Добрый и доверчивый народ
Был за доброту свою наказан
Долгими столетьями невзгод.
Сказки про гигантские растенья
И зверей — глушили скорбный стон.
Вот как получилось, мистер Стенли,
Благородный доктор Ливингстон.
Открывая дикую природу
Для бессмертия своих имен,
Отняли вы детскую свободу
И богатства солнечных племен.
Но теперь не удержать колоний
В жадных склеротических руках.
Дышит бурей воздух раскаленный,
Власть пиратов превращая в прах.
В песне о горящем Трансваале
Старые, знакомые слова
Нынче по-иному зазвучали,
Натянувшись, словно тетива.
Пойте, стрелы партизанских луков,
Точно бей, кремневое ружье!
Независимость родится в муках,
Люди право отстоят свое.
Слышу звонкий, как удары гонга,
Голос независимого Конго.
Не нуждается в двадцатом веке
Камерун в мандатах и опеке!
Хватит! Не владеть пиратам старым
Занзибаром и Мадагаскаром.
И на Береге Слоновой Кости
Европейцы будут только гости.
Ах, каких я видел в Сенегале
Смелых и отчаянных парней!
С этой силой справиться едва ли -
Справедливость подлости сильней.
Переливы пионерских горнов
В молодой Гвинее слышал я.
Африку пришельцы звали черной -
Светлой назовем ее, друзья!
1960, Западная Африка
Евгений Долматовский. Независимость
Коль к планете нашей приглядеться,
Из ракетной различишь дали:
Африка имеет форму сердца,
Ярко-красен цвет ее земли.
Это цвет бокситов и железа,
А вернее — это крови цвет.
На куски тот континент разрезан,
Догола пришельцами раздет.
Простодушный, чистый, ясноглазый,
Добрый и доверчивый народ
Был за доброту свою наказан
Долгими столетьями невзгод.
Сказки про гигантские растенья
И зверей — глушили скорбный стон.
Вот как получилось, мистер Стенли,
Благородный доктор Ливингстон.
Открывая дикую природу
Для бессмертия своих имен,
Отняли вы детскую свободу
И богатства солнечных племен.
Но теперь не удержать колоний
В жадных склеротических руках.
Дышит бурей воздух раскаленный,
Власть пиратов превращая в прах.
В песне о горящем Трансваале
Старые, знакомые слова
Нынче по-иному зазвучали,
Натянувшись, словно тетива.
Пойте, стрелы партизанских луков,
Точно бей, кремневое ружье!
Независимость родится в муках,
Люди право отстоят свое.
Слышу звонкий, как удары гонга,
Голос независимого Конго.
Не нуждается в двадцатом веке
Камерун в мандатах и опеке!
Хватит! Не владеть пиратам старым
Занзибаром и Мадагаскаром.
И на Береге Слоновой Кости
Европейцы будут только гости.
Ах, каких я видел в Сенегале
Смелых и отчаянных парней!
С этой силой справиться едва ли -
Справедливость подлости сильней.
Переливы пионерских горнов
В молодой Гвинее слышал я.
Африку пришельцы звали черной -
Светлой назовем ее, друзья!
1960, Западная Африка
#Долматовский
Евгений Долматовский. Курская дуга
В тургеневских охотничьих местах
Воронки, груды мертвого металла.
Здесь за день до двенадцати атак
Отчаянная рота отбивала.
А как бомбили нас! Не говори -
Такого в Сталинграде не видали.
Всю ночь качались в небе фонари,
Кровавым светом озаряя дали,
С рассветом "тигры" шли на нас опять
И вспыхивали дымными столбами,
И приникали мы, устав стрелять,
К горячей фляге пыльными губами.
А все же удержали рубежи,
В июльской битве оправдав надежды.
Окопы на полях примятой ржи
Проходят там, где проходили прежде.
И на скелете пушки "фердинанд",
Прорвавшейся на русские пригорки,
Фотографируется лейтенант,
А над пилоткой нимбом - дым махорки
Евгений Долматовский. Курская дуга
В тургеневских охотничьих местах
Воронки, груды мертвого металла.
Здесь за день до двенадцати атак
Отчаянная рота отбивала.
А как бомбили нас! Не говори -
Такого в Сталинграде не видали.
Всю ночь качались в небе фонари,
Кровавым светом озаряя дали,
С рассветом "тигры" шли на нас опять
И вспыхивали дымными столбами,
И приникали мы, устав стрелять,
К горячей фляге пыльными губами.
А все же удержали рубежи,
В июльской битве оправдав надежды.
Окопы на полях примятой ржи
Проходят там, где проходили прежде.
И на скелете пушки "фердинанд",
Прорвавшейся на русские пригорки,
Фотографируется лейтенант,
А над пилоткой нимбом - дым махорки