Вчера мы получили серьёзные пизды, фронт сдвинулся не в нашу сторону. Все живы, но на поле боя осталась техника. Я наблюдал с места своего расположения, как одна из наших БМП, перевозившая штурмовиков, проследовала в сторону лесополосы через поле. Когда БМП выгрузила штурмовиков, их разбили ВСУ. А когда БМП стала возвращаться назад, её подбили из ПТУР. Он загорелся, но водитель остался жив и успел убежать.

Таким образом, мы снова проебали одну лесополосу. Теперь нам необходимо уйти в правую сторону, а потом будем двигаться за село Сеньковка в Купянском районе Харьковской области, чтобы попробовать зайти с другой стороны. До Сеньковки максимум 5 км, и я вижу село со своей позиции.

Мы слышали, что Путин предложил оставить в составе РФ Донецкую и Луганскую область, а Сумскую и Харьковскую область трогать не будут. Однако окончательного решения по этому поводу нет. Наша задача – только вперёд.

Оксана, мне очень тяжело осознавать, что может быть, я больше не смогу вернуться домой.

У нас нет интернета, потому что все наши тарелки разбили. Для пополнения пайка, боеприпасов и воды приходится ходить пешком по 20 километров, потому что машин у нас не осталось – их вывели из строя дронами-камикадзе.

Очень тяжело без воды и припасов. Каждый день – это испытание. Недалеко от нас находится посёлок Красный Лиман, который является главным опорным пунктом обороны противника. Там есть водохранилище и вода. Вокруг него расположено много других населённых пунктов, которые сильно разрушены. Но у нас нечем давить противника, и это сводит с ума.

Светлана, прошу тебя не пугаться, если кто-либо позвонит тебе и начнёт рассказывать, что со мной что-то случилось. Понимаю, что это очень тяжело, но нужно быть готовыми ко всему.

Стараюсь держаться, но на душе очень тяжело. Надеюсь, что мы снова сможем быть вместе.

Мы держим оборону, и с трёх часов наши позиции подверглись обстрелу. «Прилёты» ложатся всего в 10-15 метрах от нас. Ощущение, что каждый момент может стать последним.

У нас оружие старое, со складов. Есть, например, «ДШКа» 1963 года. Я огнемётчик, и мой боекомплект всего 10 выстрелов. Дальность стрельбы – 800 метров, но чтобы осуществить выстрел, мне нужно подойти к позициям противника на 200 метров. Это невозможно из-за дронов противника, дальность действия которых больше наших.

Завтра ночью что-то намечается. Предполагаю, что пойдут прорывать, но по телефону не могу рассказывать детали. Раньше я находился в Луганске и мог свободно созваниваться, а сейчас на Харьковском направлении у нас проблемы со связью.

Каждый день здесь – это борьба за выживание. Стараюсь держаться, но на душе очень тяжело.

Равиль, наш «штурмовик», приехал в отпуск с СВО в феврале или марте и отказался возвращаться назад. Ему до сих пор продолжают начислять зарплату. Причина, по которой он не вернулся, ужасна: его сослуживца забили до смерти пьяные командиры. Его товарищам приказали выкопать могилу, закопать его и никому не рассказывать.

Сейчас Равиль с женой поселился в Федоровке, строит там дом. Но недавно ему позвонили из подразделения и предупредили, что будут выезжать за ним, чтобы вернуть назад. Командиры нас уже заебали. На передовой возле Волчанска есть военнослужащий, у которого контракт закончился три недели назад, но его домой не отпускают. Вообще, с этого направления никого не отпускают. Такое чувство, что мы здесь до самого конца.

Сегодня нас, пять групп по пять человек, отправляют брать хохловскую лесополосу. Там полный пиздец, туда вообще никто не смог зайти. Все пацаны прощаются, звонят родным. Мы понимаем, что это может быть последний раз, когда мы говорим с вами.

Ещё ставят "заградотряд". Если нас начнут долбить танки ВСУ, нельзя будет "откатиться". Если начнём отказываться – по нам будут стрелять свои же. Мы поговорили с другими группами: даже если будем "откатываться", они будут с нами. Пацаны с эвакуации будут помогать сзади, чтобы нам выбраться. Мы для них просто мясо.

Наш полк, 25-я армия, была ещё при Сталине. Её расформировали, и она всегда была такой: пока нас мочат, другие заходят завоёвывать, а мы как отвлекающие. Сейчас нас кинули на убой на Харьковское направление.

Если мы до 1-го числа не возьмём Волчанск, нашу армию расформируют, и зайдёт 27-я армия. По документам то, что мы сейчас не можем взять, у них уже взято, они отдали эти позиции на бумаге. Если сейчас зайдёт 27-я армия, они будут залупаться, почему не взяты эти бассейны, и вставят нам пизды. Командование хочет свою жопу прикрыть: «Дохуя трупов, "200", извините, получилось так, что мы оставили позиции».

Я домой «500-тым» не поеду, это точно. Мы заходим, 5-я группа. Первые группы заходят, там ещё может быть заминировано. Мы следом за ними заходим, их обходим, если кто-то не "вывозит", мы помогаем. Разницы нет, первая или вторая группа пройдёт, укропы начнут бить по остальным, как только увидят, что мы заходим.

Вернусь домой только разве что "затрёхсотить".

Привет, мама. Это Дмитрий. Хочу поговорить с тобой о важных вещах. Если меня убьют, прошу тебя на деньги, которые я заработал, купить квартиру для моего сына Максима. Очень важно, чтобы он не вырос без опеки родственников. Знаю, что это тяжело слышать, но надо быть готовыми к самому худшему.

Сейчас у нас тут полный пиздец. Обстановка ужасная, и иногда у меня возникает намерение застрелиться нахуй, чтобы не мучиться. Но держусь ради вас и ради Максима.

На протяжении предстоящей недели связи со мной не будет. Прошу не волноваться и ждать, пока я сам выйду на связь. Никому не рассказывай о моём звонке. Если со мной что-то случится, купи Максиму жильё и позаботься о нём. Он должен вырасти в безопасности и окружённый любовью. Прошу тебя, береги себя и Максима. Если со мной что-то случится, позаботься о нём, чтобы он вырос в безопасности и окружённый любовью.

Сегодня снова идём подыхать – обратно в "накат". Вряд ли мы выйдем оттуда, разве что "300-ми" или "200-ми". Хохлы сегодня точно пойдут в штурм! И ещё весь день и ночь ливень, лужи в окопах по колено. Не представляю, как мы пойдём. Просто идеальные условия для героических подвигов.

Сказали, что сзади стоит "заградотряд", чтобы нас не выпускали. Ни "300-х", ни "200-х" не унесут. Идёт 20 человек, 20 остаётся. У нас в группе идёт пятеро: двое контуженных, двое раненых и пара инвалидов. Отличный отряд для штурма, не правда ли?

Есть ещё один сослуживец, который по штату не состоит в нашей 9-й роте в 1009 мсп. По их словам, эти места уже взяты. Да, конечно, взяты – только на бумаге. У них дохуя народу – целых 40 человек. Видимо, расходный материал у них в избытке.

А теперь самое весёлое: нам ВСУ не видно, у них работают два пулемёта "Корда", два снайпера, всё небо в "птичках" и артиллерия. А у нас? У нас ничего! Просто идеально сбалансированное сражение.

Война идёт полным ходом. Сегодня утром мы пошли в наступление на Харьковском направлении. Видимо, командование решило, что пора снова бросать нас в мясорубку.

Рядом с нами стоит подбитое БМП, и лежит наш "200-й". Никто его не забирает, потому что просто некому его нести. Очень тяжело смотреть на это. Командование, похоже, считает, что у нас нет времени на такие "мелочи".

Сегодня по нам ударила мина, и теперь у нас много "300-х". Это просто ужасно. Всюду хаос и паника. А тут ещё и "Комик" ударил прямо в нашу "Беху", которая находится всего в 15 метрах от наших позиций. Чудо, что мы вообще ещё живы.

Условия просто невыносимые. Каждый день – это борьба за выживание. Я очень надеюсь, что этот кошмар когда-нибудь закончится, и я смогу вернуться домой. Но я также понимаю, что могу не вернуться.

Привет, мама. Хочу рассказать тебе, что у нас тут происходит. Возвращаюсь обратно на позиции, только что ходил за водой и едой. Обстановка здесь мрачная, как будто всё вокруг погружено в тёмный кошмар.

На днях мы взяли шестую точку. Это было тяжело, но мы справились. Единственное – не доехало две БМП. Один сломался прямо в поле, другой у "обоза" стоит повреждённый. Никто не погиб, все успели убежать, потому что над нами летали "камикадзе". Они словно призраки, беззвучно нависают над нами, принося разрушение.

Сегодня начался штурм. Ночью будем продолжать штурмовать. Планируют дивизионное наступление, из которого осталось только половина наших. Многие погибли, и их тела никто не забирает. Кажется, как будто они навечно останутся на поле битвы, как немые свидетели этого ужаса.

Мама, здесь всё пропитано страхом и смертью. Каждый шаг даётся с трудом, как будто нас преследуют тени погибших. Мы постоянно находимся в ожидании следующего удара, следующей атаки. Надежды на спасение тают с каждым днём.

Привет, Татьяна. Это Максим, позывной «Умка». Хочу рассказать тебе, что у нас здесь происходит. Мы сделали ходку, но ещё полностью не перебрались и нужно сделать ещё одну. Вчера, когда мы пошли по полю, за нами следом послали нашу Мотолыгу. Она, словно некая зловещая тень, притягивала к себе огонь ВСУ – «птицы» и миномёты. Мы успели забежать в «полку», но страх от этой погони остался.

Сегодня утром мы снова хотели пойти, но они опять пустили Мотолыгу. Кажется, она ожила, как проклятая машина, и притягивает смерть к себе и к нам. На рассвете, в «первой полке», сразу двое стали «300-ми». Их ранения словно метки тьмы, напоминающие нам о нашей хрупкости перед лицом этого ужаса.

Каждый шаг здесь даётся с трудом, как будто мы идём по земле, которая ожила и противится нам. Вокруг нас раздаются звуки, как шёпоты призраков, невидимые руки тянут нас вглубь этого кошмара.

Дела у меня, честно говоря, хреновые. Остался один, все остальные отправились ближе к фронту, к Волчанску. Вчера был особенно плохой день. Прилетела «кассета» на крышу блиндажа наших сослуживцев, и теперь у нас много раненых.

Сегодня в 4 часа ночи мы должны были идти в наступление, но команда так и не поступила. Мы сидим в режиме ожидания, как будто тени, замерзшие в предрассветной мгле. Возможно, никуда и не пойдём. Ходили слухи о наступлении ВСУ, но, по слухам, это наступление пресекли.

Кажется, что вокруг нас сгустился мрак, и время замерло. Каждое мгновение наполнено ожиданием и страхом. Пули свистят в ночи, и каждый шорох кажется предвестником чего-то ужасного. Тени скользят по стенам, и страх проникает в каждую трещину нашей реальности.

Я чувствую, как тьма сжимает нас в своих ледяных объятиях. Здесь, на передовой, мы стали призраками, живущими в постоянном страхе и ожидании. Каждый день – это борьба за выживание, и я не знаю, сколько ещё смогу выдержать.

На Харьковском направлении, в сторону Волчанска, наши военные штурмовики, численностью 200 человек, оказались в окружении на каком-то заводе. Уже второй день не могут пробиться к ним. Им довозят боеприпасы и еду дронами, но это лишь временная мера.

Особой информации о штурмовиках нет. Возможно, вокруг завода нет украинских военных, а нас просто атакуют дронами, из-за чего наши не могут выйти. Эта неопределённость угнетает больше всего. Кажется, что мы окружены со всех сторон, и выхода нет.

Слышал, что есть интернет-ресурс, где ведётся подсчёт разгромленной техники. По их данным, у нас каждый день минус 40-60 единиц техники. Это просто кошмар. Техника у нас убывает с ужасающей скоростью, и это сильно сказывается на моральном духе.

Штурмовиков теперь отправляют на бронированных Уралах и даже на мотоциклах. Времена меняются, и не в лучшую сторону. Путин пока мобилизацию не объявляет, но никто не знает, что будет дальше. Мы живём в постоянном ожидании и тревоге.

Нам поставили задачу дойти до речки Оскол. Это будет непросто, учитывая все обстоятельства. Птичек, то есть дронов, сейчас хватает – летают постоянно, как жуткие стражи над нашими головами.

Украинская артиллерия работает 24 часа в сутки, без передышки. У нас же совсем не так. У нас не «дох@я снарядов», и мы вынуждены экономить каждый выстрел. Толком не стреляем, а когда это делаем, то чувствуем, как будто выпускаем последнее.

Согласно информации, украинским военным силам привезли огромное количество снарядов. Это создает для нас невыносимые условия – постоянно под обстрелом, и ощущение, что нас загнали в угол.

Сообщили, что китайские банки перестали с нами работать. Инфляция растет – была 8 процентов, а сейчас уже 15. Похоже, скоро налоги поднимут до 15 процентов. Раненых, которых хотели демобилизовать, направляют в штурмовики. Это просто невероятно – как будто они хотят выжать из нас последние силы. Обстановка накаляется с каждым днём, и будущее кажется всё более мрачным.

В результате наших наступательных действий бойцы 36-го полка, 7-й и 9-й рот понесли потери: два раненых и один погибший. Это страшно и больно видеть, как наши ряды редеют.

В поле рядом с нашей позицией стоит полностью заряженный БТР. Он напоминает о том, как близка опасность. Минометчики начинают работать, но они быстро «вскрываются». Они производят два выстрела и сразу же прячутся на 2-3 дня, оставляя миномет на месте. Эта игра в прятки продолжается каждый день. Такое ощущение, что мы находимся в какой-то безумной игре, где не можем выиграть.

Каждый день одно и то же. У нас ничего не получается. Кажется, что все наши усилия напрасны. Мы словно бьемся головой об стену, и эта стена не сдвигается ни на дюйм. Чувствуется усталость и отчаяние, но мы продолжаем идти вперёд, потому что другого выбора у нас нет.

Сегодня я скину тебе видео, как нас почти полностью разхуярили. Взрывы были повсюду. Два наших БТРа сожгли, один стоит не далеко по дороге, полностью сгоревший, и четвёртый тоже сожгли нахуй. Украинцы сожгли их и ебашили по нам всем, чем только можно – стволками, миномётами, автоматами. Наши нагло туда зашли и нагло пизды получили.

Они ебашили по нам всем, чем только можно. А мы стоим там, 300 метров от них, может 500, даже до хохлов больше 500 метров до той полки. Кажется, что мы в каком-то аду. Вокруг только взрывы и крики. Наши ребята падают один за другим. Это ужасно.

Отправляют 10 человек на передовую, как будто «на мясо». Вся эта ситуация напоминает какую-то зловещую шутку, но, увы, это наша реальность. Мы тут уже давно не в наряде, потому что всё «разхуярили танком». Одному из наших связистов оторвало руки, и он умер. Ужасно видеть такое своими глазами.

После последнего «наката» у нас четыре человека стали «200-ми», остальные – «300-е». Командирам всё равно, кого отправлять, даже если ты контуженый или хромой. Если кто-то отказывается идти, ему простреливают ноги или же отводят к командиру полка. Там его просто калечат: ломают ноги, руки, или простреливают ноги. Это просто ад какой-то.

Меня переводят в другой округ, но я не уверен, что это что-то изменит. У нас тут постоянная нехватка воды и еды. Живём как в каком-то кошмаре. Если со мной что-то случится, знай, что я всегда любил вас больше всего на свете.

Обстрелы со стороны Украины не прекращаются. Мы стреляем в ответ минами, но это мало что меняет. Сегодня уходили машины, но их спалили нахуй. Это были наши машины – четыре машины и маленький танчик. Их сожгли. Пацаны, может, и успели выбежать, но машины сгорели дотла.

Все дороги здесь усеяны сгоревшими машинами, танками, КАМАЗами и «Бехами». ВСУ засекают наши машины и дронами их поджигают. Это просто ужас какой-то. Кажется, что вокруг нас нет ни одного целого транспортного средства.

Через полтора месяца нас должны заменить на 27-ю армию. Но командование уже отписалось, что мы взяли позиции, звездочки получили, и теперь нам ничего не дают: ни технику, ни поддержку. В итоге, мы остаёмся на позициях дольше, чем положено, и без должного обеспечения.

Беспредел в нашей армии просто зашкаливает. Плохое обеспечение, неправомерные приказы – это наша реальность. Мы здесь, как расходный материал. Командование заботится только о своих звёздочках, а мы должны выживать в этих условиях.

Ночью мы наступали, и это было нечто. Жертв полно, до сих пор собирают и выносят раненых. Радуюсь, что начали наступать, потому что перерезали дорогу противника. Бой был жесткий, много техники разбили, везде лежат обломки.

Нас подняли всех по тревоге, и мы были группой прикрытия. К счастью, наша рота обошлась без жертв, что в таких условиях кажется чудом. Я сейчас пойду отдыхать, но не знаю, что будет дальше. В посадке стоят танки, БМП, и по-любому опять что-то будет ночью. Командиры кричат "давай, давай, вперёд", а у нас уже просто нет сил.

Кажется, что это никогда не закончится. Стараюсь держаться, но на душе очень тяжело.

Теперь в Россию забирают только очень тяжёлых «300-х». У кого осколки, те получают справку по форме 100 и отправляются обратно в часть. Представь себе, одному военному из нашей роты осколок залетел под сердце, и его даже не вытаскивали. Почти каждый второй здесь ходит с осколками в теле. Мы словно ходячие магниты для металлолома.

Сегодня был ещё один эпизод из нашей "сказочной" жизни. Миномётчики напились и вместо того, чтобы обстрелять «хохлов», обстреляли нас. Даже есть «300-е». Это просто полный дурдом. Здесь уже никто ничего не понимает, что происходит. Иногда просто хочется умереть, чтобы не видеть это всё.

Жизнь здесь стала каким-то жутким фарсом. Вокруг хаос и смерть, а мы как марионетки в этом ужасном спектакле.

Мы оказались в самой гуще ада. Нас со штурмом обманули, не можем зайти в лесок. Я только что выбежал, остался один, остальные – «200». Мой сослуживец «Ангара» пропал, возможно, он «300».

Радиостанция не работает, не могу ни с кем связаться. Из моего призыва никого не осталось. Не знаю, кто лежит там горелый. Здесь такой хаос, что не понять, кто жив, а кто мёртв. Иногда кажется, что легче самому лечь, чем продолжать этот ужас.

Жизнь здесь – это настоящий дурдом. Вокруг только смерть и разрушение, а мы как пешки в чужой игре. Пытаюсь держаться, но силы на исходе. В этом хаосе я только и думаю о том, как вернуться назад и сообщить жене «Ангары» по телефону лично, что с ним случилось. Но как это сделать, когда сам не уверен, что доживу до завтра?