"Ярмарка в Гавре"
1906 г.
Альбер Марке
Музей изящных искусств, Бордо.
«Ярмарке в Гавре» написана в период расцвета фовизма. Марке до конца своих дней дружил с Анри Матиссом. Но даже в разгар увлечения фовизмом его картины все же не были в достаточной мере «дикими».
Черты фовистического направления – яркие цвета, широкие окрашенные плоскости, декоративность – присущи этой картине. Но вместе с тем Марке не спешит уходить от пространства к плоскости, с помощью усиления интенсивности цветовых аспектов он создает перспективу. А яркие цвета так изящно распределены по холсту, что, пожалуй, в отношении этой работы знаменитое высказывание Луи Вокселя, обвинившего группу Матисса в том, что «они швырнули публике в лицо банку с красками», – несколько избыточно.
Ранние работы Марке представляли собой импрессионистические пейзажи. К 1906 году он с импрессионизмом окончательно простился. Его мазок во многом похож на импрессионистический, но отход от этой традиции выдает в том числе благосклонность к черному цвету, который импрессионисты не использовали, а фовисты – вполне. Марке любил применять черный как цветовой камертон, позволяющий зрителю видеть контрасты самого светлого и самого темного. С удовольствием он использует и контур, чаще всего в виде штриха-мазка, нередко черного цвета.
«Ярмарку в Гавре» по тональности и общему настроению сравнивают с работами Альфреда Сислея. Но по тонкости изображения, общему лиризму и изяществу рисунка Марке того периода до Сислея, пожалуй, не дотягивает.
Нередко, характеризуя работы Марке, говорят об идеальном сочетании конкретного и общего. В отношении этой картины – весьма конкретен пейзаж, а люди представляют собой скорее некий образ людей, идею о людях, в них никакой конкретики мы не найдем. Такой подход достаточно типичен для Марке: в его пейзажах практически всегда есть следы людей, так или иначе фигурируют люди, но при этом они максимально обобщены. А вот в картинах, изображающих Неаполь, уже и сам пейзаж теряет конкретику, и Неаполитанский залив становится не самим морем, а чудесной мечтой о море.
#АльберМарке
@pic_history
1906 г.
Альбер Марке
Музей изящных искусств, Бордо.
«Ярмарке в Гавре» написана в период расцвета фовизма. Марке до конца своих дней дружил с Анри Матиссом. Но даже в разгар увлечения фовизмом его картины все же не были в достаточной мере «дикими».
Черты фовистического направления – яркие цвета, широкие окрашенные плоскости, декоративность – присущи этой картине. Но вместе с тем Марке не спешит уходить от пространства к плоскости, с помощью усиления интенсивности цветовых аспектов он создает перспективу. А яркие цвета так изящно распределены по холсту, что, пожалуй, в отношении этой работы знаменитое высказывание Луи Вокселя, обвинившего группу Матисса в том, что «они швырнули публике в лицо банку с красками», – несколько избыточно.
Ранние работы Марке представляли собой импрессионистические пейзажи. К 1906 году он с импрессионизмом окончательно простился. Его мазок во многом похож на импрессионистический, но отход от этой традиции выдает в том числе благосклонность к черному цвету, который импрессионисты не использовали, а фовисты – вполне. Марке любил применять черный как цветовой камертон, позволяющий зрителю видеть контрасты самого светлого и самого темного. С удовольствием он использует и контур, чаще всего в виде штриха-мазка, нередко черного цвета.
«Ярмарку в Гавре» по тональности и общему настроению сравнивают с работами Альфреда Сислея. Но по тонкости изображения, общему лиризму и изяществу рисунка Марке того периода до Сислея, пожалуй, не дотягивает.
Нередко, характеризуя работы Марке, говорят об идеальном сочетании конкретного и общего. В отношении этой картины – весьма конкретен пейзаж, а люди представляют собой скорее некий образ людей, идею о людях, в них никакой конкретики мы не найдем. Такой подход достаточно типичен для Марке: в его пейзажах практически всегда есть следы людей, так или иначе фигурируют люди, но при этом они максимально обобщены. А вот в картинах, изображающих Неаполь, уже и сам пейзаж теряет конкретику, и Неаполитанский залив становится не самим морем, а чудесной мечтой о море.
#АльберМарке
@pic_history
Лодки – не самая традиционная для Серова натура, но попробуйте отыскать его работу.
Anonymous Quiz
71%
1
16%
2
13%
3
"Закрытые глаза"
1890 г.
Одилон Редон
Музей д’Орсе, Париж.
«Некоторые люди решительно хотят свести работу художника к изображению того, что он видит. Те, кто остаются в пределах этих узких рамок, ставят перед собой невысокую цель. Старые мастера доказали, что художник, выработавший собственный язык и заимствовавший у природы необходимые средства выражения, - обретает свободу и законное право черпать свои сюжеты из истории, из поэзии, из своего собственного воображения...», - говорил Одилон Редон. Он был ровесником большинства импрессионистов, ценил талант художников-революционеров, но искренне считал «потолок их искусства слишком низким» для себя. Потому что писать только то, что видишь глазами, - бессмысленно. Глаза – лишь один из способов видеть мир, причем самый простой.
Глаза – любимый физиологический символ Редона. Глаза сами по себе, плавающие в пространстве, глаз, парящий как воздушный шар, в небе, глаз-призрак, предстающий крошечным героям в замковой арке. Глаза разного размера у одержимых какой-то страстью героев. Трогательно созерцательный циклоп, панически испуганные глаза яйца, зажатого в подставке. Наконец, закрытые глаза. Ничего еще не видившие или уже насмотревшиеся? Уснувшие или еще не проснувшиеся?
У Одилона Редона несколько работ с таким названием. После двадцати черно-белых лет он начинает работать с маслом и пастелью – и переписывает, расцвечивает некоторые из собственных литографий. Живописный вариант «Закрытых глаз» хранится сейчас в Музее Орсе: тонкая полупрозрачная красочная поверхность, сквозь которую проступает плетение холста, сдержанная и почти не цветная. Мираж. Эта картина в точности повторяет литографию Редона и очень схожа по композиции с его же работой, которая хранится в Музее Ван Гога и которую в свое время купил у художника Тео Ван Гог. Наконец, еще одни «Закрытые глаза» находятся в частной коллекции. Взгляд, обращенный не на мир, а внутрь, к собственному сознанию, повторяется у Редона постоянно: он пишет так и Богоматерь, и Будду. Старых, огромных богов, посетивших видимый мир.
Образы, рожденные воображением, были для Редона так же реальны, как ветра и грозы, как штормы и солнечный свет – все то, что невозможно потрогать, но что можно явственно ощутить. Джон Ревалд писал о Редоне: «Редон жил в мире прекрасных и беспокойных грез, неотделимых от действительности. Поскольку они были для него реальностью, он не давал себе труда раскрывать их значение; он стремился лишь выразить их самыми чувственными красками, самыми сильными или самыми тонкими противопоставлениями черного и белого». Ни для мрачных, фантасмагорических нуаров, ни для ярких, шквальных цветных работ Редона нет однозначного толкования и не должно быть. Этот факт невероятно выводил из себя критиков, язвивших о том, что «глаз» на литографии Редона может быть оком Совести, оком Неопределенности или просто булавкой для галстука. Этот же факт невероятно раззадоривал поэтов символистского лагеря искать и формулировать значение образов в работах Редона.
Редон утверждал, что не вкладывал в картины определенного смысла, но и не возражал и даже ждал, что эти смыслы будет искать сам зритель. Он говорил: «Мои работы вдохновляют, но не обозначают сами себя. Они ничего не называют. Подобно музыке они переносят нас в мир многозначный и неопределенный».
#ОдилонРедон #Портрет #Символизм
@pic_history
1890 г.
Одилон Редон
Музей д’Орсе, Париж.
«Некоторые люди решительно хотят свести работу художника к изображению того, что он видит. Те, кто остаются в пределах этих узких рамок, ставят перед собой невысокую цель. Старые мастера доказали, что художник, выработавший собственный язык и заимствовавший у природы необходимые средства выражения, - обретает свободу и законное право черпать свои сюжеты из истории, из поэзии, из своего собственного воображения...», - говорил Одилон Редон. Он был ровесником большинства импрессионистов, ценил талант художников-революционеров, но искренне считал «потолок их искусства слишком низким» для себя. Потому что писать только то, что видишь глазами, - бессмысленно. Глаза – лишь один из способов видеть мир, причем самый простой.
Глаза – любимый физиологический символ Редона. Глаза сами по себе, плавающие в пространстве, глаз, парящий как воздушный шар, в небе, глаз-призрак, предстающий крошечным героям в замковой арке. Глаза разного размера у одержимых какой-то страстью героев. Трогательно созерцательный циклоп, панически испуганные глаза яйца, зажатого в подставке. Наконец, закрытые глаза. Ничего еще не видившие или уже насмотревшиеся? Уснувшие или еще не проснувшиеся?
У Одилона Редона несколько работ с таким названием. После двадцати черно-белых лет он начинает работать с маслом и пастелью – и переписывает, расцвечивает некоторые из собственных литографий. Живописный вариант «Закрытых глаз» хранится сейчас в Музее Орсе: тонкая полупрозрачная красочная поверхность, сквозь которую проступает плетение холста, сдержанная и почти не цветная. Мираж. Эта картина в точности повторяет литографию Редона и очень схожа по композиции с его же работой, которая хранится в Музее Ван Гога и которую в свое время купил у художника Тео Ван Гог. Наконец, еще одни «Закрытые глаза» находятся в частной коллекции. Взгляд, обращенный не на мир, а внутрь, к собственному сознанию, повторяется у Редона постоянно: он пишет так и Богоматерь, и Будду. Старых, огромных богов, посетивших видимый мир.
Образы, рожденные воображением, были для Редона так же реальны, как ветра и грозы, как штормы и солнечный свет – все то, что невозможно потрогать, но что можно явственно ощутить. Джон Ревалд писал о Редоне: «Редон жил в мире прекрасных и беспокойных грез, неотделимых от действительности. Поскольку они были для него реальностью, он не давал себе труда раскрывать их значение; он стремился лишь выразить их самыми чувственными красками, самыми сильными или самыми тонкими противопоставлениями черного и белого». Ни для мрачных, фантасмагорических нуаров, ни для ярких, шквальных цветных работ Редона нет однозначного толкования и не должно быть. Этот факт невероятно выводил из себя критиков, язвивших о том, что «глаз» на литографии Редона может быть оком Совести, оком Неопределенности или просто булавкой для галстука. Этот же факт невероятно раззадоривал поэтов символистского лагеря искать и формулировать значение образов в работах Редона.
Редон утверждал, что не вкладывал в картины определенного смысла, но и не возражал и даже ждал, что эти смыслы будет искать сам зритель. Он говорил: «Мои работы вдохновляют, но не обозначают сами себя. Они ничего не называют. Подобно музыке они переносят нас в мир многозначный и неопределенный».
#ОдилонРедон #Портрет #Символизм
@pic_history
"Две девушки за фортепиано"
1892 г.
Пьер Огюст Ренуар
Музей д’Орсе, Париж.
У самого бесстрашного и дальновидного французского маршана Поля Дюран-Рюэля в 1892 году открывается выставка. Выставка посвящена одному Ренуару. Еще 10 лет назад Дюран-Рюэль скупал у импрессионистов картины, чтоб они не умерли от голода, и идея такого мероприятия выглядела дерзко даже для него. А теперь ему пришлось собирать экспозицию, выпрашивая самые значимые полотна Ренуара у новых владельцев.
111 произведений, написанных совсем недавно и очень давно, оказались собраны в галерее и представлены восхищенным парижанам. За последние 20 лет они научились видеть иначе: солнечные блики на коже «Обнаженной» уже не кажутся им трупными пятнами, объемные, страстные мазки не выглядят мазней. На этой выставке происходит важное для 50-летнего Ренуара событие: впервые его картину покупает Департамент изящных искусств для Люксембургского музея. Когда-то продававший картины по 50 франков, Ренуар получает за нее 4 тысячи! Эта картина – «Две девушки за фортепиано». Дальше ее ждала феерическая звездная судьба: Лувр, Галерея современного искусства Же-де-Пом и, наконец, Музей д'Орсе.
А пока французы привыкали к импрессионизму, каждый импрессионист уже подумывал, к чему приучать французов дальше, изобретал новые техники и замешивал на палитре новые краски. После путешествия в Италию, после встречи с Рафаэлем и Энгром Ренуар счистил со своей палитры весь этот яркий изумрудный и прозрачно-розовый, аккуратно выдавил краски из тюбиков с охрой и кобальтом и начал обводить фигуры настойчивым контуром. Он убежден, что импрессионизм недооценивал значение классического рисунка. Очень скоро ренуаровской палитре становится скучно – и он возвращает туда для начала красный, белый, черный и все остальные.
Картину «Девушки за фортепиано» Ренуар написал в тот восторженный период выхода из классицистического кризиса и обретения собственного живописного языка. «Жемчужный» период – называют его искусствоведы за особую, уже не импрессионистскую и не совсем не энгровскую, переливчатость цветов. И тени на платьях, и волосы двух девушек, и штора на заднем плане, и отблески света на рояле создают цельную переливающуюся, полную взаимных рефлексов, светящуюся изнутри маленькую вселенную, где все со всем связано и ничто друг без друга невозможно. В этот художественный мир ничего не добавишь и ничего не убавишь. Он идеально уравновешен.
#ПьерОгюстРенуар #Импрессионизм
@pic_history
1892 г.
Пьер Огюст Ренуар
Музей д’Орсе, Париж.
У самого бесстрашного и дальновидного французского маршана Поля Дюран-Рюэля в 1892 году открывается выставка. Выставка посвящена одному Ренуару. Еще 10 лет назад Дюран-Рюэль скупал у импрессионистов картины, чтоб они не умерли от голода, и идея такого мероприятия выглядела дерзко даже для него. А теперь ему пришлось собирать экспозицию, выпрашивая самые значимые полотна Ренуара у новых владельцев.
111 произведений, написанных совсем недавно и очень давно, оказались собраны в галерее и представлены восхищенным парижанам. За последние 20 лет они научились видеть иначе: солнечные блики на коже «Обнаженной» уже не кажутся им трупными пятнами, объемные, страстные мазки не выглядят мазней. На этой выставке происходит важное для 50-летнего Ренуара событие: впервые его картину покупает Департамент изящных искусств для Люксембургского музея. Когда-то продававший картины по 50 франков, Ренуар получает за нее 4 тысячи! Эта картина – «Две девушки за фортепиано». Дальше ее ждала феерическая звездная судьба: Лувр, Галерея современного искусства Же-де-Пом и, наконец, Музей д'Орсе.
А пока французы привыкали к импрессионизму, каждый импрессионист уже подумывал, к чему приучать французов дальше, изобретал новые техники и замешивал на палитре новые краски. После путешествия в Италию, после встречи с Рафаэлем и Энгром Ренуар счистил со своей палитры весь этот яркий изумрудный и прозрачно-розовый, аккуратно выдавил краски из тюбиков с охрой и кобальтом и начал обводить фигуры настойчивым контуром. Он убежден, что импрессионизм недооценивал значение классического рисунка. Очень скоро ренуаровской палитре становится скучно – и он возвращает туда для начала красный, белый, черный и все остальные.
Картину «Девушки за фортепиано» Ренуар написал в тот восторженный период выхода из классицистического кризиса и обретения собственного живописного языка. «Жемчужный» период – называют его искусствоведы за особую, уже не импрессионистскую и не совсем не энгровскую, переливчатость цветов. И тени на платьях, и волосы двух девушек, и штора на заднем плане, и отблески света на рояле создают цельную переливающуюся, полную взаимных рефлексов, светящуюся изнутри маленькую вселенную, где все со всем связано и ничто друг без друга невозможно. В этот художественный мир ничего не добавишь и ничего не убавишь. Он идеально уравновешен.
#ПьерОгюстРенуар #Импрессионизм
@pic_history
"Портрет Винсента ван Гога, рисующего подсолнухи"
1888 г.
Поль Гоген
Музей Винсента Ван Гога, Амстердам.
Полотно «Ван Гог, рисующий подсолнухи» может служить одним из самых ярких напоминаний о том, что двум поистине творческим натурам крайне тяжело уживаться вместе. Тем более, в таком крохотном пространстве, как знаменитый Желтый дом, где Гоген провел вместе с Ван Гогом несколько «незабываемых» недель в конце 1888 года.
Это время стало для обоих художников очень продуктивным в творческом плане, но назвать их отношения добрососедскими никак нельзя. Почти всем необходимым их снабжал брат Ван Гога Тео, и Гогену пришлось стать фактически нянькой для Винсента, удивительно беспомощного в бытовых вопросах и мало обращавшего внимание на беспорядок. Гоген, который и так жаловался на то, что Тео купил его, «как проститутку», не мог добиться взаимопонимания ни уговорами, ни скандалами, ни ультиматумами. Кроме того, художники еще и все время соперничали друг с другом – и на творческом, и на любовном фронте. По одной из версий, главный конфликт между ними, закончившийся отрезанным ухом и отъездом Гогена, произошел как раз из-за женщины.
При таких сложных отношениях неудивительно, что за все время, прожитое вместе, художники написали только по одному портрету друг друга. Ван Гогу было гораздо интереснее писать кресло друга, чем его самого. Что же касается работы Гогена, то здесь можно усмотреть не столько дань уважения таланту коллеги, сколько саркастическую усмешку в его адрес. Художника раздражала страсть Ван Гога к желтому цвету и его одержимость подсолнухами.
Интересно то, что Гоген изобразил Винсента, словно глядя на него сверху вниз. Впрочем, для живописца, позже изобразившего себя с нимбом, такой взгляд на окружающих не кажется удивительным. Мужчина на этой картине мало похож на того Ван Гога, к которому мы привыкли благодаря его автопортретам (и немногочисленным фотографиям). Гоген наделил его крупными и грубоватыми чертами лица, оставив узнаваемой лишь ярко-рыжую бороду.
#ПольГоген #Портрет #Импрессионизм
@pic_history
1888 г.
Поль Гоген
Музей Винсента Ван Гога, Амстердам.
Полотно «Ван Гог, рисующий подсолнухи» может служить одним из самых ярких напоминаний о том, что двум поистине творческим натурам крайне тяжело уживаться вместе. Тем более, в таком крохотном пространстве, как знаменитый Желтый дом, где Гоген провел вместе с Ван Гогом несколько «незабываемых» недель в конце 1888 года.
Это время стало для обоих художников очень продуктивным в творческом плане, но назвать их отношения добрососедскими никак нельзя. Почти всем необходимым их снабжал брат Ван Гога Тео, и Гогену пришлось стать фактически нянькой для Винсента, удивительно беспомощного в бытовых вопросах и мало обращавшего внимание на беспорядок. Гоген, который и так жаловался на то, что Тео купил его, «как проститутку», не мог добиться взаимопонимания ни уговорами, ни скандалами, ни ультиматумами. Кроме того, художники еще и все время соперничали друг с другом – и на творческом, и на любовном фронте. По одной из версий, главный конфликт между ними, закончившийся отрезанным ухом и отъездом Гогена, произошел как раз из-за женщины.
При таких сложных отношениях неудивительно, что за все время, прожитое вместе, художники написали только по одному портрету друг друга. Ван Гогу было гораздо интереснее писать кресло друга, чем его самого. Что же касается работы Гогена, то здесь можно усмотреть не столько дань уважения таланту коллеги, сколько саркастическую усмешку в его адрес. Художника раздражала страсть Ван Гога к желтому цвету и его одержимость подсолнухами.
Интересно то, что Гоген изобразил Винсента, словно глядя на него сверху вниз. Впрочем, для живописца, позже изобразившего себя с нимбом, такой взгляд на окружающих не кажется удивительным. Мужчина на этой картине мало похож на того Ван Гога, к которому мы привыкли благодаря его автопортретам (и немногочисленным фотографиям). Гоген наделил его крупными и грубоватыми чертами лица, оставив узнаваемой лишь ярко-рыжую бороду.
#ПольГоген #Портрет #Импрессионизм
@pic_history