лучше отдай это сердце - зверю:
голодному, злому, дикому,
трёхликому,
одинокому
волку или медведю
пусть ничего не останется
от его трепета птичьего,
от его стука бычьего,
пусть зарастёт травой
в груди впадина
нет, не любовная ссадина,
не бытовая ссора,
пусть в заячьих тёмных норах
останется навсегда,
рыбой и осьминогом
плывёт чистым божьим слогом,
а я буду им солёным
морем внутри огня
голодному, злому, дикому,
трёхликому,
одинокому
волку или медведю
пусть ничего не останется
от его трепета птичьего,
от его стука бычьего,
пусть зарастёт травой
в груди впадина
нет, не любовная ссадина,
не бытовая ссора,
пусть в заячьих тёмных норах
останется навсегда,
рыбой и осьминогом
плывёт чистым божьим слогом,
а я буду им солёным
морем внутри огня
то, что значимо для психической жизни, всегда лежит за горизонтом сознания, и когда мы говорим о проблеме души современного человека, мы говорим о едва заметных вещах — самых сокровенных и хрупких, о цветах, распускающихся только ночью.
Карл Густав Юнг
Душа моя, блуждая среди ночи,
в туманном облаке молитвенной луны,
дыханием окутана цветочным,
ты звёзды ткёшь из собственной тиши,
своей таинственной, и мрачной, и печальной,
своей неведомой и дальней стороны.
любимая Душа!
рукой астральной ты вышиваешь дивные миры,
в которых лилии и мрак единорогов,
в которых пчелы собирают мёд
сердец, влюблённых в сумрачного бога,
вино струящих преисподних вод.
любимая Душа,
о тёмная царица!
пространств моих кочующих внутри,
в которых вспыхнула звезда жар-птица
из огненного хаоса крови.
в твоих лесах и пламенных и диких
свирелью Пан приветствует луну,
и песней станут возгласы и крики
вакханок, обнаживших тишину.
Карл Густав Юнг
Душа моя, блуждая среди ночи,
в туманном облаке молитвенной луны,
дыханием окутана цветочным,
ты звёзды ткёшь из собственной тиши,
своей таинственной, и мрачной, и печальной,
своей неведомой и дальней стороны.
любимая Душа!
рукой астральной ты вышиваешь дивные миры,
в которых лилии и мрак единорогов,
в которых пчелы собирают мёд
сердец, влюблённых в сумрачного бога,
вино струящих преисподних вод.
любимая Душа,
о тёмная царица!
пространств моих кочующих внутри,
в которых вспыхнула звезда жар-птица
из огненного хаоса крови.
в твоих лесах и пламенных и диких
свирелью Пан приветствует луну,
и песней станут возгласы и крики
вакханок, обнаживших тишину.
разбужена стою в туманном облаке:
мне холодно и нет опоры -
Господь меня к Себе призвал,
а я не сдвинусь с места,
я в водах августа по слёзы и по горло
Господь, зачем зовёшь?
зачем меня Ты кличешь?
Ты так далёк и близок от сердца моего:
Ты ближе чем дыханье, запутанное в лёгких,
чем руки, чем ключицы,
Ты ближе, чем сплетение сосудов,
нервов,
и
Ты дальше, чем Другой,
в котором дремлют птицы,
Ты дальше, чем звезда в ветвящейся ночи.
мне холодно и я...
ловлю свои виденья -
бесплотных призраков несбыточной мечты,
а Ты, мой Господин,
разрезал приведенье
и вынул внутренности
и выпотрошил сны
и нет во мне теперь ни образа, ни цвета
обманчивой надежды, влекущей за собой,
на перекрёстке вся я в письменах из света
стою,
насквозь разрезана
божественною тьмой
мне холодно и нет опоры -
Господь меня к Себе призвал,
а я не сдвинусь с места,
я в водах августа по слёзы и по горло
Господь, зачем зовёшь?
зачем меня Ты кличешь?
Ты так далёк и близок от сердца моего:
Ты ближе чем дыханье, запутанное в лёгких,
чем руки, чем ключицы,
Ты ближе, чем сплетение сосудов,
нервов,
и
Ты дальше, чем Другой,
в котором дремлют птицы,
Ты дальше, чем звезда в ветвящейся ночи.
мне холодно и я...
ловлю свои виденья -
бесплотных призраков несбыточной мечты,
а Ты, мой Господин,
разрезал приведенье
и вынул внутренности
и выпотрошил сны
и нет во мне теперь ни образа, ни цвета
обманчивой надежды, влекущей за собой,
на перекрёстке вся я в письменах из света
стою,
насквозь разрезана
божественною тьмой
в августе, как в чашечке цветка,
прячется, как мёд -
моя тоска
и в тебе,
как в августе густом,
прячусь я -
таинственным вином...
прячется, как мёд -
моя тоска
и в тебе,
как в августе густом,
прячусь я -
таинственным вином...
я пою тебя:
волны твоей нежности,
тишину твоей боли
я пою тебя
там за скалами -
русалкой
о, я сплету песнь:
из ракушек, жемчужин и водрослей,
из поцелуя, истомы и ревности,
и в новолуние
ты попадёшь в мои сети
волны твоей нежности,
тишину твоей боли
я пою тебя
там за скалами -
русалкой
о, я сплету песнь:
из ракушек, жемчужин и водрослей,
из поцелуя, истомы и ревности,
и в новолуние
ты попадёшь в мои сети
корни трепещут в долине мёртвых,
кроны немеют в звёздном служении
Именами Твоими испещрена моя кожа,
и поцелованы листья Твоими устами
молитвы древесная вертикаль -
лишь подражание Твоему Свету
кроны немеют в звёздном служении
Именами Твоими испещрена моя кожа,
и поцелованы листья Твоими устами
молитвы древесная вертикаль -
лишь подражание Твоему Свету
я не готов утешиться в степи,
и не готов утешиться в обиде.
я только вол на кованой цепи,
я только бык в безжалостной корриде
и мне уже давно маячит смерть,
и рукавами обнимает ложе...
а я хотел туманами белеть,
и прикаснуться твоей нежной кожи
своим запятнаным алеющим ребром,
в котором движется змеиным жалом
вся жизнь моя - меня быком,
приговорившая своим кинжалом
и не готов утешиться в обиде.
я только вол на кованой цепи,
я только бык в безжалостной корриде
и мне уже давно маячит смерть,
и рукавами обнимает ложе...
а я хотел туманами белеть,
и прикаснуться твоей нежной кожи
своим запятнаным алеющим ребром,
в котором движется змеиным жалом
вся жизнь моя - меня быком,
приговорившая своим кинжалом
у сгоревшего сердца
мотыльки по инерции вьются
в груди темно
как на безлюдной улице
своды рёбер сходятся в сердцевине
отсутствия светотени
вычеркни моё имя
как только свернётся время
29.2.2020
мотыльки по инерции вьются
в груди темно
как на безлюдной улице
своды рёбер сходятся в сердцевине
отсутствия светотени
вычеркни моё имя
как только свернётся время
29.2.2020
Отныне любое Ваше прикосновение в прошлом - это дымящаяся рана в настоящем.
как дар небес,
спускается -
голубка
твоих слов...
я думала, что я - скала,
но оказалась - слишком хрупкой,
как паутинка,
лепесток цветка...
о, Господи,
душа моя - слаба...
...
во мне дымящийся остался след....
....
мой друг,
в своей душе
ты носишь свет,
и я - целительством твоим полна -
латаю тихим светом -
небеса
моей растерзанной
разлюбленной души...
и в каждую твою строку
закутываю раны,
и влеку
их к сердцу -
звёздному костру,
который ты разжёг
моей душе..
моей бескрылой
сломленной душе...
что не летает больше,
по земле
влачит два срезанных крыла...
я думала, что я - скала...
а я бескрылая голубка...
в которой свет -
твои слова...
спускается -
голубка
твоих слов...
я думала, что я - скала,
но оказалась - слишком хрупкой,
как паутинка,
лепесток цветка...
о, Господи,
душа моя - слаба...
...
во мне дымящийся остался след....
....
мой друг,
в своей душе
ты носишь свет,
и я - целительством твоим полна -
латаю тихим светом -
небеса
моей растерзанной
разлюбленной души...
и в каждую твою строку
закутываю раны,
и влеку
их к сердцу -
звёздному костру,
который ты разжёг
моей душе..
моей бескрылой
сломленной душе...
что не летает больше,
по земле
влачит два срезанных крыла...
я думала, что я - скала...
а я бескрылая голубка...
в которой свет -
твои слова...
о долгая бессонница ночи,
о долгий поцелуй в пределах храма..
о ты, которая молчит
и ждёт даров на жертвеннике раны
о не храни молчания обет,
раскрой уста, исполненные мёда,
и дай нам пить свой тихий тайный свет,
которым орошается природа,
которым оживляется душа,
и жаждет твоих сладких песнопений,
о дай нам пить, как пьёт тебя луна
и управляет водами затмений
а сердце раскрывает лепестки
и ждёт, когда придёт рассвет-садовник,
и срежет тяжесть плода и тоски,
как нежный врачеватель и любовник
о долгий поцелуй в пределах храма..
о ты, которая молчит
и ждёт даров на жертвеннике раны
о не храни молчания обет,
раскрой уста, исполненные мёда,
и дай нам пить свой тихий тайный свет,
которым орошается природа,
которым оживляется душа,
и жаждет твоих сладких песнопений,
о дай нам пить, как пьёт тебя луна
и управляет водами затмений
а сердце раскрывает лепестки
и ждёт, когда придёт рассвет-садовник,
и срежет тяжесть плода и тоски,
как нежный врачеватель и любовник
как невестится ночь, приближаясь к тебе,
тёмной фатой, закрывая медовые губы.
так и я за тобою иду этой ночью,
в лунных псалмах, забывая людскую речь
так и я поднимаю руки: кричу им - пойте!
пойте ночную хвалу тому, кто близок!
близок настолько, что сердце его дыханье
чувствует, как пульсацию собственной крови
пойте ему сады и дикие рощи,
пойте ему белоснежную юную плоть,
пойте ему озёра, кентавров и стрелы,
которые я выпускаю в тоске по нему
как ты далёк, как близок, как необъятен,
как ты желанен, ласков и строг,
к той, что приходит в церковь твою лесную,
к той, что в жаре бессонницы шепчет, целуя воздух,
и называет тебя: мой неведомый бог
тёмной фатой, закрывая медовые губы.
так и я за тобою иду этой ночью,
в лунных псалмах, забывая людскую речь
так и я поднимаю руки: кричу им - пойте!
пойте ночную хвалу тому, кто близок!
близок настолько, что сердце его дыханье
чувствует, как пульсацию собственной крови
пойте ему сады и дикие рощи,
пойте ему белоснежную юную плоть,
пойте ему озёра, кентавров и стрелы,
которые я выпускаю в тоске по нему
как ты далёк, как близок, как необъятен,
как ты желанен, ласков и строг,
к той, что приходит в церковь твою лесную,
к той, что в жаре бессонницы шепчет, целуя воздух,
и называет тебя: мой неведомый бог
В чертогах Плутона изобильно от мрака, от смарагдов его и злата, от нарциссов, растущих вдоль берега, и собака трехголовая смотрит в тебя, сердце учуяв живое. Его влаги не пей, не вкушай и зёрен граната. Наберись терпения, мужества, страх свой крепко держи на самой тонкой, невидимой, невесомой цепи. Когда будет молчать Аид, отвечай ему - песней Орфея, проведи по струне, изнутри темнотой своей пламенея. Когда будет тебя владычица Персефона встречать с алым цветком в волосах - пой ей песню вольную об Элевсинских огнях. Пусть Ахерон мелодией заструится, пусть погребённые покажут стёртые смертью лица, пусть каждый мертвец рыдает и душу свою зовёт из густого мрака. Трехголовая псина твои раны залижет - тебе же останутся только шрамы тайными знаками. И сам ты рыдай и пой, и душу свою зови крылатую. У Владыки подземного Царства беременны только тьмою - и светом... смертью - и воскресеньем злаками.
о дева прекрасная!
впитавшая кожей сребролунный огонь -
холодный и томный, как эта осенняя ночь.
о дева, печальная Кора!
тебя я заступницей молю моей быть перед ликом ада,
который в себе ношу.
тебя, белокрылую птицу, с глазами почерневшими от слёз,
тебя - Прозерпину, которую изнасиловал бог,
тебя, о владычица преисподней!
молю будь мне огнём мягкоструйным,
когда он будет сжигать меня изнутри
от самых костей до самого сердца,
будь мне благоуханной слезой мироточивой,
тишиной и садом во мраке пламени.
собери мой пепел, о царица ночи,
ороси слезами мой прах, будь ему колыбелью.
темноокая Прозерпина, кому, как ни тебе,
познавшей печать насилия, страдания и смерти,
направлять мне речи, взыскующие твоего покрова.
о божественное дитя!
о душа, принявшая жребий самых жестоких и таинственных метаморфоз,
научи меня смирению и усилию, способному пробиться сквозь толщу ада
нежным колосом новой жизни.
впитавшая кожей сребролунный огонь -
холодный и томный, как эта осенняя ночь.
о дева, печальная Кора!
тебя я заступницей молю моей быть перед ликом ада,
который в себе ношу.
тебя, белокрылую птицу, с глазами почерневшими от слёз,
тебя - Прозерпину, которую изнасиловал бог,
тебя, о владычица преисподней!
молю будь мне огнём мягкоструйным,
когда он будет сжигать меня изнутри
от самых костей до самого сердца,
будь мне благоуханной слезой мироточивой,
тишиной и садом во мраке пламени.
собери мой пепел, о царица ночи,
ороси слезами мой прах, будь ему колыбелью.
темноокая Прозерпина, кому, как ни тебе,
познавшей печать насилия, страдания и смерти,
направлять мне речи, взыскующие твоего покрова.
о божественное дитя!
о душа, принявшая жребий самых жестоких и таинственных метаморфоз,
научи меня смирению и усилию, способному пробиться сквозь толщу ада
нежным колосом новой жизни.
Сентябрь уже на исходе, и тонкая струйка убывающей луны - саднит моё сердце.
Приходит время - прощаний с щедростью. Приходит время траура - погребальных огней октября. Чрево октября - могила. Освежёванная земля, в которую я уложу мягко - ещё пахнущую летними яблоками и виноградом - свою психею, завернув её невесомый дух в плащаницу слёз.
Зажгутся кленовые и берёзовые факелы, мой старый возлюбленный дуб - воспламенит свои кроны, солнце ударит в золотые свои колокола, и свинец с ртутью прольются из тучной утробы октябрьского неба на затуманенную скорбью землю.
Птицеловы и птицегадатели, где вы? Нет больше птиц в этих широтах, нет и насекомых, ни поздних цветов. Лишь от редкой солнечной стрелы зажгутся ещё где-то из-под земли солнечные кудри одуванчика, и также стремительно отгорят.
Отныне октябрь будет беременен плодом. Плодом моей души, которая заточена землёю, околдована подземными хладными источниками, загипнотизирована взглядом медузы - смерти.
О тихая древняя ночь, будь милосердна к незримому плоду моей души, погребённой с надеждой и верой, что взойдет душа - младенческими зелёными вскриками из промерзшей почвы с другими узниками - первыми весенними травами и цветами в назначенный срок.
Приходит время - прощаний с щедростью. Приходит время траура - погребальных огней октября. Чрево октября - могила. Освежёванная земля, в которую я уложу мягко - ещё пахнущую летними яблоками и виноградом - свою психею, завернув её невесомый дух в плащаницу слёз.
Зажгутся кленовые и берёзовые факелы, мой старый возлюбленный дуб - воспламенит свои кроны, солнце ударит в золотые свои колокола, и свинец с ртутью прольются из тучной утробы октябрьского неба на затуманенную скорбью землю.
Птицеловы и птицегадатели, где вы? Нет больше птиц в этих широтах, нет и насекомых, ни поздних цветов. Лишь от редкой солнечной стрелы зажгутся ещё где-то из-под земли солнечные кудри одуванчика, и также стремительно отгорят.
Отныне октябрь будет беременен плодом. Плодом моей души, которая заточена землёю, околдована подземными хладными источниками, загипнотизирована взглядом медузы - смерти.
О тихая древняя ночь, будь милосердна к незримому плоду моей души, погребённой с надеждой и верой, что взойдет душа - младенческими зелёными вскриками из промерзшей почвы с другими узниками - первыми весенними травами и цветами в назначенный срок.
Тихо в сердце твои слова
разливаются хмелем и солодом.
Огнезрачная, многоструйная,
о сестра моя!
Будь мне - золотом
потаённым,
со дна морей,
сладко дремлющим у корней,
там, где мёд соткан дикими пчелами.
Солнцеокую речь из чертогов огня,
в буйном пламени сердца чистого,
ты ко мне несла,
о сестра моя,
о звезда моя,
напоив -
влюблённым неистовством.
Буду я - тебе -
оберег и сад,
буду сердцу -
лесное убежище,
тихо спи, сестра,
у еловых оград,
окружённая нашей нежностью.
разливаются хмелем и солодом.
Огнезрачная, многоструйная,
о сестра моя!
Будь мне - золотом
потаённым,
со дна морей,
сладко дремлющим у корней,
там, где мёд соткан дикими пчелами.
Солнцеокую речь из чертогов огня,
в буйном пламени сердца чистого,
ты ко мне несла,
о сестра моя,
о звезда моя,
напоив -
влюблённым неистовством.
Буду я - тебе -
оберег и сад,
буду сердцу -
лесное убежище,
тихо спи, сестра,
у еловых оград,
окружённая нашей нежностью.
бессонницей листья были сегодня полны
и ночь выходила услышать тревожный распев
на тонком осеннем стекле серповидной луны
их тёмные ноты струились по ветру летев
в такой же бессонной тревоге смотрю на тебя
октябрь в терновом венце и сплетении крыл
ты птиц занебесную пряжу под сердцем тая
прощальные песни в ладони мои положил
стигматами звёзд раскрылась твоя нагота
священная осень в бессонной холодной ночи
зажглась погребальным огнём в котором себя
сжигаю и листьев тревожные всюду пылают костры
и ночь выходила услышать тревожный распев
на тонком осеннем стекле серповидной луны
их тёмные ноты струились по ветру летев
в такой же бессонной тревоге смотрю на тебя
октябрь в терновом венце и сплетении крыл
ты птиц занебесную пряжу под сердцем тая
прощальные песни в ладони мои положил
стигматами звёзд раскрылась твоя нагота
священная осень в бессонной холодной ночи
зажглась погребальным огнём в котором себя
сжигаю и листьев тревожные всюду пылают костры
ты, одетый в октябрь, с солнечным затмением в глазах, всегда приходишь нежеланной болью. только радости и только смеха жду от тебя. но ты говоришь: помни хадис: рай - окружён болью.
разве буду готова к октябрю? тем более к боли? значит и к раю не готова душа моя?
да - отвечаешь ты, холодными дождливыми губами касаясь моих волос, и рук, и щёк, и глаз.
да - отвечаешь ты, и ведёшь меня к могилам людей, зверей, цветов, ещё вчера носивших дыхание жизни в своих телах.
да - отвечаешь ты, и обещаешь быть неверным, жестоким и холодным.
чашу полную слёз несёшь - жертвоприношение на тризну осени.
миртом пахнут твои слёзы и тишиной. сном о вечной жизни пахнут волосы, и венок из шиповника на твоей голове раскачивается, как безумный.
не ко сну ты ведёшь меня, не к тлену, радуга светиться в твоём кармане, и райская птица свила гнездо под твоим сердцем. и любовь живёт по ту сторону бледного пламени губ. и рекою твоего взгляда влекусь я по ту сторону ахерона, на острова блаженных.
2023
разве буду готова к октябрю? тем более к боли? значит и к раю не готова душа моя?
да - отвечаешь ты, холодными дождливыми губами касаясь моих волос, и рук, и щёк, и глаз.
да - отвечаешь ты, и ведёшь меня к могилам людей, зверей, цветов, ещё вчера носивших дыхание жизни в своих телах.
да - отвечаешь ты, и обещаешь быть неверным, жестоким и холодным.
чашу полную слёз несёшь - жертвоприношение на тризну осени.
миртом пахнут твои слёзы и тишиной. сном о вечной жизни пахнут волосы, и венок из шиповника на твоей голове раскачивается, как безумный.
не ко сну ты ведёшь меня, не к тлену, радуга светиться в твоём кармане, и райская птица свила гнездо под твоим сердцем. и любовь живёт по ту сторону бледного пламени губ. и рекою твоего взгляда влекусь я по ту сторону ахерона, на острова блаженных.
2023
тихой радугой боли сияешь во мне
нежной птицей зовёшь
а я
разучилась звериным твоим языкам
монотонно сшиваю слова
тку остывшую речь
в такт осенней тяжести неба
не зови...
умерла
как листва у подножия сердца
в котором ты мне позволял молиться
пить из диких источников
и вкушать из садов
нежной птицей летишь
и зовёшь
не зови
не найдёшь
в этом теле зола
и бескровно-истлевшее солнце
над холмами садится
и безумно колышется
смерти уставшая ложь
нежной птицей зовёшь
а я
разучилась звериным твоим языкам
монотонно сшиваю слова
тку остывшую речь
в такт осенней тяжести неба
не зови...
умерла
как листва у подножия сердца
в котором ты мне позволял молиться
пить из диких источников
и вкушать из садов
нежной птицей летишь
и зовёшь
не зови
не найдёшь
в этом теле зола
и бескровно-истлевшее солнце
над холмами садится
и безумно колышется
смерти уставшая ложь
приходит осень в мёртвые сады
где палых листьев пробивается источник
и я стою среди предвечной тьмы
и понимаю
жизнь моя - подстрочник
к стихам Твоим которые изрёк
и свет их ныне бьётся среди ночи
внутри меня
взрывной волною строк
и птицей просится
и быть с Тобою хочет
где палых листьев пробивается источник
и я стою среди предвечной тьмы
и понимаю
жизнь моя - подстрочник
к стихам Твоим которые изрёк
и свет их ныне бьётся среди ночи
внутри меня
взрывной волною строк
и птицей просится
и быть с Тобою хочет