Вот так смотришь-смотришь годами и не замечаешь, что…
кутюрное платье «Japanese garden» в коллекции Ли для Givenchy ss’1998 было вдохновлено «большой волной в Канагаве» Хокусая 🌊
кутюрное платье «Japanese garden» в коллекции Ли для Givenchy ss’1998 было вдохновлено «большой волной в Канагаве» Хокусая 🌊
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Тимон для Chanel
Что-то мне смешно от того, что в ролике нет ни одного прямого соприкосновения героя с продуктом. Лишь отдельно рожденная вставка в конце.
Что-то мне смешно от того, что в ролике нет ни одного прямого соприкосновения героя с продуктом. Лишь отдельно рожденная вставка в конце.
Forwarded from Отдел стиль жизни
Модная новость дня: Наоми Кэмпбелл — в Ulyana Sergeenko! Топор войны зарыт!
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Единственное, чего я жду в мае — это премьеры кино-кринжа от Абеля
Если вам интересно, как живут не только Кайли Дженнер и Тимулька Шаломейка, но и те, кого вы можете встретить в «ПЖ» — загляните в VIP-радар.
Это телеграм-радар, где говорят о звёздах кино, музыки, моды и блогерах — и западных, и наших.
Нет пустых инфоповодов и скучной аналитики.
Только проверенная информация, свои источники и фокус на актуальной повестке — без таблоидного шума и политических перекосов.
@vipradarr
Это телеграм-радар, где говорят о звёздах кино, музыки, моды и блогерах — и западных, и наших.
Нет пустых инфоповодов и скучной аналитики.
Только проверенная информация, свои источники и фокус на актуальной повестке — без таблоидного шума и политических перекосов.
@vipradarr
Наконец, прочла рассылку Кэт Розенфилд к уже давнему скандалу с Нилом Гейманом (кто не знает, по данным NY mag, восемь женщин обвинили Геймана в сексуализированном насилии, включая случаи принуждения к БДСМ-практикам без согласия), и хочу сказать, что мне есть что сказать, но для начала привожу и перевожу ее controversial отрывок:
«Очевидно, такая парадигма [когда пострадавшая лжет и даже может по началу сказать, что насильственное действие было по согласию] создаёт странную, замкнутую ловушку для мужчин (верь женщинам — кроме тех, кто говорит, что хочет с тобой переспать: в этом случае нужно начать допрос в стиле Пуаро, пока она не сломается и не признается, что ты ей на самом деле отвратителен). Но меня больше интересует, что происходит с женщинами, когда им отводят роль ненадёжных рассказчиков общества: настолько уязвимых к давлению и настолько приученных угождать, что даже малейший намёк на давление приводит к мгновенной и необратимой утрате их агентности (возможности действовать по своей воле).
А дело в том, что если женщинам нельзя доверять в вопросах их желаний и границ, потому что они якобы всегда будут лгать о своих желаниях, чтобы угодить другим, тогда речь идёт не только о сексе, к которому они якобы не могут дать осознанное согласие. Это касается медицинских процедур. Автокредитов. Соглашений о нераспространении ядерного оружия. Вся наша социальная система основана на предпосылке, что взрослые достаточно сильны, чтобы делать выбор, несмотря на внешнее давление — будь то похотливые мужчины, ушлые продавцы подержанных машин или властолюбивые аятоллы.
Если половина взрослого населения мира — это на самом деле просто милые бобы — беспомощные, нестабильные, хрупкие создания, слишком нежные, чтобы отстоять даже элементарные личные границы — тогда всё начинает рушиться, включая весь феминистский проект. Нельзя добиться подлинного равенства для женщин, если при этом позволять им ускользать в спасительный люк «но я же не это имела в виду», как дети, когда их решения приводят к неприятным последствиям.
Часть этого (а может, и большая часть), как мне кажется, — побочный эффект того, что традиционная сексуальная мораль была отброшена в пользу бессодержательной, «всё разрешено»-позитивности, зацикленной на согласии. У нас почти не осталось слов, чтобы описать поведение, которое было подлым, жестоким или отвратительным — но не изнасилованием. Вместо этого мы живём с двумя категориями секса: по согласию и уголовно наказуемый, с негласным пониманием, что жаловаться можно только на второе.
Потому что, не дай бог, ты испортишь кайф парню, который возбуждается от того, что женщины ползают на четвереньках итд. Неудивительно, что женщины в такой среде прибегают к интеллектуальной акробатике, чтобы обозначить свои ужасные, но формально «согласованные» сексуальные переживания как изнасилование — это единственный способ добиться признания, что с тобой произошло нечто плохое».
Ебать, да?
«Очевидно, такая парадигма [когда пострадавшая лжет и даже может по началу сказать, что насильственное действие было по согласию] создаёт странную, замкнутую ловушку для мужчин (верь женщинам — кроме тех, кто говорит, что хочет с тобой переспать: в этом случае нужно начать допрос в стиле Пуаро, пока она не сломается и не признается, что ты ей на самом деле отвратителен). Но меня больше интересует, что происходит с женщинами, когда им отводят роль ненадёжных рассказчиков общества: настолько уязвимых к давлению и настолько приученных угождать, что даже малейший намёк на давление приводит к мгновенной и необратимой утрате их агентности (возможности действовать по своей воле).
А дело в том, что если женщинам нельзя доверять в вопросах их желаний и границ, потому что они якобы всегда будут лгать о своих желаниях, чтобы угодить другим, тогда речь идёт не только о сексе, к которому они якобы не могут дать осознанное согласие. Это касается медицинских процедур. Автокредитов. Соглашений о нераспространении ядерного оружия. Вся наша социальная система основана на предпосылке, что взрослые достаточно сильны, чтобы делать выбор, несмотря на внешнее давление — будь то похотливые мужчины, ушлые продавцы подержанных машин или властолюбивые аятоллы.
Если половина взрослого населения мира — это на самом деле просто милые бобы — беспомощные, нестабильные, хрупкие создания, слишком нежные, чтобы отстоять даже элементарные личные границы — тогда всё начинает рушиться, включая весь феминистский проект. Нельзя добиться подлинного равенства для женщин, если при этом позволять им ускользать в спасительный люк «но я же не это имела в виду», как дети, когда их решения приводят к неприятным последствиям.
Часть этого (а может, и большая часть), как мне кажется, — побочный эффект того, что традиционная сексуальная мораль была отброшена в пользу бессодержательной, «всё разрешено»-позитивности, зацикленной на согласии. У нас почти не осталось слов, чтобы описать поведение, которое было подлым, жестоким или отвратительным — но не изнасилованием. Вместо этого мы живём с двумя категориями секса: по согласию и уголовно наказуемый, с негласным пониманием, что жаловаться можно только на второе.
Потому что, не дай бог, ты испортишь кайф парню, который возбуждается от того, что женщины ползают на четвереньках итд. Неудивительно, что женщины в такой среде прибегают к интеллектуальной акробатике, чтобы обозначить свои ужасные, но формально «согласованные» сексуальные переживания как изнасилование — это единственный способ добиться признания, что с тобой произошло нечто плохое».
Ебать, да?
Так вот, сейчас не о Геймане. Поразительно вот что: авторка, которая, казалось бы, завуалировано выступает за укрепление женского голоса и право сказать «нет», сводит все смыслы к логике взрослости и ответственности, полностью игнорируя историческую и телесную память порабощения женского тела.
Нихуя себе, тысячу лет нам внушали, что наше «слово» — не более чем пук в никуда в мужском сценарии. И это не могло въестся в поколенческую психику? Страх, склонность подстраиваться, избегать конфликта, замирать — это буквально наш выработанный веками механизм выживания. И наша нынешняя агентность не может быть рассмотрена в отрыве от этой исторической деформации.
Кэт пишет: «Если женщинам нельзя доверять в вопросах их желаний и границ... тогда рушится весь социальный контракт». А можно узнать, почему этот контракт изначально строился без нас? Mb bc men? Прежде, напомню, женска уязвимость — это самое прямое признание дефекта в системе, где наш выбор всегда был привилегией и отстаиванием, а не чем-то универсальным.
Далее. А кто, если не мир мужчин, долгие века воспитывал женщин быть именно такими? Робкими, терпеливыми, не агрессивными, не жалующимися — и, то есть, теперь, когда женщины говорят о своём опыте боли, унижения, стыда в «согласованных» ситуациях, им вдруг предъявляют за зрелую автономию и обвиняют в недостоверности?
Как же меня бомбит. Сам факт того, что мы вынуждены переопределять свои травматичные, но псевдо законные переживания (в тч сексуальные), как насилие — это не «интеллектуальная акробатика» ее словами, а нечто большее, чем убогая бинарная система «согласие/преступление».
И да — если последние сто лет (а на практике куда меньше) наш пол вообще начал формулировать, чего хочет, что нам нравится, и на что мы не согласны — то, возможно, если ты не совсем тупая пикми овца, стоит не осмеивать уязвимость, а признать, насколько хрупок процесс обретения агентности у женщин?
Особенно когда он разворачивается на фоне вот такой культуры, которая до сих пор уверена, что все уже уравнены?
👆 Ее текст выше (не помещалось всё)
Нихуя себе, тысячу лет нам внушали, что наше «слово» — не более чем пук в никуда в мужском сценарии. И это не могло въестся в поколенческую психику? Страх, склонность подстраиваться, избегать конфликта, замирать — это буквально наш выработанный веками механизм выживания. И наша нынешняя агентность не может быть рассмотрена в отрыве от этой исторической деформации.
Кэт пишет: «Если женщинам нельзя доверять в вопросах их желаний и границ... тогда рушится весь социальный контракт». А можно узнать, почему этот контракт изначально строился без нас? Mb bc men? Прежде, напомню, женска уязвимость — это самое прямое признание дефекта в системе, где наш выбор всегда был привилегией и отстаиванием, а не чем-то универсальным.
Далее. А кто, если не мир мужчин, долгие века воспитывал женщин быть именно такими? Робкими, терпеливыми, не агрессивными, не жалующимися — и, то есть, теперь, когда женщины говорят о своём опыте боли, унижения, стыда в «согласованных» ситуациях, им вдруг предъявляют за зрелую автономию и обвиняют в недостоверности?
Как же меня бомбит. Сам факт того, что мы вынуждены переопределять свои травматичные, но псевдо законные переживания (в тч сексуальные), как насилие — это не «интеллектуальная акробатика» ее словами, а нечто большее, чем убогая бинарная система «согласие/преступление».
И да — если последние сто лет (а на практике куда меньше) наш пол вообще начал формулировать, чего хочет, что нам нравится, и на что мы не согласны — то, возможно, если ты не совсем тупая пикми овца, стоит не осмеивать уязвимость, а признать, насколько хрупок процесс обретения агентности у женщин?
Особенно когда он разворачивается на фоне вот такой культуры, которая до сих пор уверена, что все уже уравнены?
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM