Этим вечером каждый простой пацан имеет возможность без зазрения совести и стыда перед незримым батей пустить слезу из-за того, что не был рождён мажором и вынужден в одиночку возиться в этом ебучем батлфилде

​​Российское кино практически всегда сторонилось глубокой и тяжелой рефлексии относительно войны. Об ее экзистенциальной, травмирующей составляющей. ВОВ закончилась давно (и уже давно превратилась в милитари-ритуал без связи с реальностью), а после были поражения в Афганистане, о котором не сняли практически ничего (но «Афганский излом» рекомендую), была Чечня, о которой тоже нет никаких больших высказываний за исключением двух-трех фильмов. Если война во Вьетнаме для американской культуры и кинематографа в частности, стала тем самым поворотным моментом, после которого мир увидел с десяток культовых фильмов с глубокой рефлексией травм и болячек, то в российской культуре сама идея рассуждения о поражениях, войне и смерти мгновенно принималась за антигосударственные песни идиотов.

Одна из основных свойств авторитетной (авторитарной) российской культуры при Путине – отказ от самой возможности разговаривать о поражениях. Замалчивать их, лишать их гласности, а, значит, и возможности рефлексии. Начиная от сталинских репрессий, заканчивая проигранными войнами. В этом плане довольно удивительно, что приостановки деятельности «Мемориала» и некоторых других организаций, пытающихся разговаривать о темных сторонах российской и советской истории, случились сравнительно недавно.

Собственно, российское кино, которое почти полностью зависит от государственных дотаций, а значит должно соответствовать авторитетной государственной повестке, всегда была лишено возможности говорить о войне честно. Либо «Битва за Севастополь», либо пустота с редкими вспышками сравнительно смелых высказываний.

Такой "вспышкой" можно назвать фильм Владимира Битокова «Мама, я дома».

«Мама, я дома» практически сходу принялись сравнивать с «Тремя билбордами». И действительно, схожести между этими двумя фильмами присутствуют, да и довольно явные – сильная протагонистка, социальная направленность, схожесть фабул, общая терапевтическая направленность в контексте бездействия институций. Но я во время просмотра проводил параллели с «Конференцией» Твердовского, что была снята за год до «Мамы…». Объединяющей составляющей этих двух фильмов – призыв к диалогу на темы, которые оставались и остаются под завалами замалчиваний и страха рефлексии. «Конференция» шептала про трагедию Норд-Оста, а «Мама, я дома» бунтует против «чужих войн» под саундтрек Айспик (странно немного, да).

Это история о матери, которая узнает о том, что ее сын был убит на войне. Сын втайне от нее записался в некую «ЧВК» и отправился воевать в Сирию, где и был убит. Шокированная мать не верит, что это правда и принимается бунтовать против вонючей реальности – шатается по кабинетам местных чиновников и военных, где неизменно разводят руками, отбивается от увещеваний родственников, выходит на одиночные пикеты и делает много чего еще. Главное – она не собирается верить официальной информации, согласно которой ошметки его сына заносят восточные пески. Этого быть не может.

Говоря о «Мама, я дома» сейчас, сложно абстрагироваться от происходящих военных действий в Украине и как бы априорно не поставить Владимира Битокова в ряд этаких предсказателей грядущего развала, а сам фильм не назвать однозначным шедевром. Сегодняшняя реальность подталкивает к разного рода крайностям, но поддаваться им все-таки не стоит.

«Мама, я дома» – крепко сбитый, тяжелый, точно не идеальный фильм, обремененный некоторыми проблемами. Но и правда безумно актуальный.

История, снятая Владимиром Битоковым и написанная дебютанткой (кажется) Марией Изюмовой уже на момент выхода (21 год) выглядела этаким камешком в ботинке. Сейчас же оценить и как-то адекватно описать актуальность этой истории не представляется возможным. Кино, рассказывающее о преодолении боли и отчаяния женщиной, которая потеряла собственного сына «на чужой земле, на чужой войне» в 22 году выглядит особенно ужасно и тяжело.

Рецензенты говорили о терапевтическом свойстве этого кино. Не знаю. Но это точно нужное кино. Сейчас особенно.

​​Вспомнилась вдруг трагикомичная история из книги "Театр моей памяти" Смехова. Про Параджанова (который трижды сидел, два раза – за мужеложество) и Юрия Никулина (любимца советской публики, большого артиста).

Случай этот произошел, когда Сергей Параджанов мотал второй срок по обвинению в мужеложестве (ему сверху инкриминировали "создание притона разврата", вдобавок еще собрали неких потерпевших, которых режиссер якобы изнасиловал).

"В 1976 году ситуация казалась безнадежной. В 1977-м, в Париже на гастролях, я услыхал от друзей Л.Ю., что Луи Арагон и ряд видных деятелей Франции возглавили Комитет спасения Параджанова. Рузанна приезжала в театр, сидела в кабинете Любимова, ездила к С.Герасимову, С.Бондарчуку. На дне рождения доктора Л.Бадаляна я увидел председателя Госкино Л.Кулиджанова. Спросил его: как, мол, вы себя чувствуете, когда Параджанов в тюрьме, в ужасных условиях, когда он плачет от унижений и безысходности? Кулиджанов твердо ответил: "Мы сделали все, что могли. Мы втроем, с Бондарчуком и Герасимовым, обратились "наверх". И генеральный прокурор Союза Руденко ответил: "Не могу. Это украинская прерогатива". У зубров, облаченных титулами и властью, – не вышло. У Лили Брик – вышло. Помню, она показывает очередной (122-й? 213-й?) роскошный и трагический коллаж Сережи и дважды громко перечитывает место из его письма: "Делайте что-нибудь! Не уставайте! Каждый день – хоть что-нибудь!" Лиля рассказывала: "Не эти, мол, начальники кино, а клоун Юрий Никулин – не походами наверх, а пешком, ну, не пешком, на поезде, но сам! – приехал в лагерь… Сережа пишет, что, желая хоть чуть облегчить себе жизнь, он сказал начальнику: дайте полегче работу, я задыхаюсь… вам мои друзья могут сказать, что я болен, – знаете артиста Никулина? И тут начальник, мол, вдарил ему – ах ты, трепач, кто – ты и кто – Никулин?! Он – народный артист, а ты – зэк. И вдруг является сам Ю.Никулин и – к начальнику: "Помогите моему другу!" И сразу дали работу терпимую, облегчили муки..."

Пришёл в гости к товарищу Николаю и составил список повлиявших на меня фильмов. Влезло не всё – некоторые не придумал, как вписать, про некоторые тактично умолчал, а про бОльшую часть сладко забыл.

Ну а на Колю подписывайтесь. Знаю и читаю давно – его отмороженная вера в российское кино не может не подкупать, благо я сам приблизительно такой же.

@newrussianwvve

Мистер Николай Кубрак попросил меня поучаствовать в его новой рубрике без названия, где мне (и, думаю, не только мне) предстоит собрать некий список из фильмов, благодаря которым меня будет легче понять и "прочитать" (как бы претенциозно это, мать твою, не звучало).

Изначально я думал, что соберу мощный список из каких-то высокохудожественных фильмов, одно название которых заставит ваших сестер содрогаться в экстазе, а ваших отцов вынудит искать алко-заначку под матрасом, дабы нажраться и забыть собственную ущербность перед моим светлым разумом. Я действительно так думал, ибо тщеславен и скотина.

Но, увы, начав размышлять о фильмах, значительно на меня повлиявших, о фильмах, к которым я периодически мысленно или непосредственно возвращаюсь, я столкнулся с несколько противоречивым и неприятным фактом – я, Павле, оказался поп-культурной подстилкой, что виртуозно прячет от себя это знание. Но, как говорится, от правды не убежишь, штрибан, смотри на нее честно и сдавай своих подельников.

Погнали.

"Гладиатор"

Это вообще первый фильм, который я посмотрел в своей жизни. Мне его показал батя. Под каким предлогом и с какими мотивами взрослый мужик решил показать пятилетнему пацану жесткое рубилово гладиаторов – сказать точно не могу. Но с этого момента я примерно раз в год возвращаюсь к "Гладиатору" за своеобразным советом и успокоением, что все, блять, не напрасно и нужно продолжать бороться.

"Черепашки-Ниндзя" (1987)

У меня была кассета с этим мультиком. Собственно, это была единственная кассета, которая у меня была, поэтому я был попросту обречен на то, чтобы выучить каждую реплику в каждой серии каждого персонажа. История про четырех черепах мутантов, которых драться обучила антропоморфная крыса умудрилась выступить для моего детства в роли эдакого катехизиса. В каждый трудный момент своего детства (всякие неразделенные влюбленности, драки и т.д) я обращался к опыту зеленых накачанных героев и пытался поступать так, чтобы при встрече с ними я точно попал в их тусовку.

"Властелин колец"

Я тупо охуел, когда это увидел.

"Социальная сеть"

Мне кажется, этот фильм стал моим первым опытом "осознанного" просмотра кино. Не так, чтобы смотрел, запоминал цитаты для использования их во дворе или просто бездумно наблюдал за драками и взрывами, а вот именно смотрел. Восхищался режиссерской работой (не понимая на тот момент, как это все работает), удивлялся тому, как круто играют актеры, наслаждался саундтреком и т.д. Спустя время я выделил значительное время в своем крайне забитом подростковом графике (встречи, бизнес, долбоебизм, сами понимаете) и разобрал покадрово этот фильм. Не то что бы я стал умнее, но квази-умным занятием позанимался.

"Жить" Юрия Быкова

Большую часть своей жизни я прожил со своей бабулей. Она дала мне много хорошего, но довольно продолжительное время своей жизни, ввиду ее влияния и телевизора на кухне, я искаженно представлял себе реалии российского кинематографа. Российское кино представлялось мне мыльным дерьмом про любовь под сенью березы, которая способна разрушиться из-за неловкой измены за трактором. Поэтому, когда я в первый раз самостоятельно включил российское кино, которое снял малоизвестный на тот момент режиссер Юрий Быков, то тотально охуел. В целом, именно благодаря Юрию я полюбил ебучее российское кино, будь оно неладно.

"Тайная жизнь"

Каюсь, только в 2019 году открыл для себя режиссера Терренса Малика. После "Тайной жизни" посмотрел, кажется, все его фильмы и могу сказать, что это один из моих любимых режиссеров. Великий дед.

"Исчезнувшая"

Ради этого фильма я проехал на электричке по Ярославскому направлению станций 15, прошел еще три километра с тяжелым рюкзаком за спиной (я был пиздюком и прогуливал школу). И это один из худших моих киноопытов в жизни. Эта работа Финчера значима для меня именно способностью кинематографа разочаровывать и злить, заставлять биться в пароксизмах ненависти и отвращения совсем юного пацана, который, блять, вообще не понимает, почему это кино может кому-то понравиться. До сих пор принципиально его не пересматриваю.

​​Мне нравится фильм "Человек-невидимка". Это как бы умный хоррор выстроенный вокруг темы домашнего насилия. Тема, прямо скажем, щепетильная и сложная, о которой только учатся художественно разговаривать, не скатываясь в радикальные заявления и бронебойную полемику. Начиная снимать фильм, в основе которой находится тема домашнего насилия, режиссёр берёт на себя обязательство – помимо, собственно, обязательства сделать хорошее кино – сохранить герметичность истории. Cделать так, чтобы она работала в отрыве от громких заголовков и противоречивых транспарантов.

И, на мой взгляд, крутость "Человека-невидимки" в том, что, несмотря на свою социальную составляющую (ух, вонючая повестка), фильм создаёт атмосферу и способен пугать, не скатываясь в банальное морализаторство и проговорку непреложных истин (которые многим недоступны, знаю) – женщин бить нельзя и вообще никого бить нельзя, дурак.

История остаётся в рамках непосредственно художественного повествования, в центре которой находится разбитая травматичными отношениями героиня и её попытки разобраться с внутренней болью и преследованием. Где-то вдалеке вспыхивают то яркие, то тусклые зарницы имманентной социальной направленности, но глобально история остаётся герметичной. Защищённой от напылений времени, алармистких заголовков и так далее. "Человек-невидимка", пусть и хватает узкую, сложную тему, однако использует универсальный язык и не бежит от условностей и конвенций жанра.

Завтра в прокат выходит фильм "Сестры" – российский, скажем так, пост-хоррор, который берёт на себя ношу в российских реалиях разговаривать о домашнем насилии художественным языком. И вот эта лента как раз выступает примером того, каким образом отсутствие герметичности способно испещрить ткань повествования ненужными для художественной ленты расшаркиваниями.

В российском кино тема домашнего насилия никогда особенно не поднималась. Посему сама возможность того, что выйдет кино, которое будет пытаться хотя бы неловко разговаривать об этом – уже круто. Другое дело, что художественная ценность подобных фильмов, вне контекстов социальных и политических, стремится к нулевой отметке.

"Сестры", позиционируя себя как хоррор/триллер – не выполняет ни одну из функций, разваливаясь практически сразу на короткие зарисовки о тяжёлой участи женщины, находящейся в абъюзивных отношениях. Здесь показали, как он пытается выставить её безумной, вот тут он закрывает её в квартире, изолируя от внешнего мира, здесь девушка обращается в интернете за помощью, но получает лишь усмешки и осуждение, а вот здесь героиня фотографирует синяки на спине и шее.

Темпоральность фильма скачет и разваливается на разухабистой дороге пояснений, отсутствия смелости и глубокой рефлексии, которые бы позволили выйти за рамки банальных сюжетных зарисовок в финале каждой из которых напрашивается появление телефона доверия на чёрном фоне. Элемент напряжённой атмосферы и непреходящего ужаса не может возникнуть там, где герои являются набором дискретных свойств, но не набором сложных личностных противоречий и болячек, а сама история катит ржавым поездом по рельсам очевидных выводов и понятных решений. 

"Сестры" Ивана Петухова – важный шаг для российского кино в контексте самой по себе попытки начать разговаривать о такого рода отношениях и жертвах, однако требований к себе, как к цельному, плотному художественному произведению фильм не выдерживает. С одной стороны печально, с другой – прогресс.

​​​​Недавно подумал, что не могу представить утопичных сюжетов в рамках современной России. Собственно, как не могу представить сюжетов и антиутопичных. Утопия и её девариация в лице антиутопии подразумевает под собой наличие определённого стабильного центра современной нормативности, отталкиваясь от которого автор может позволить себе либо помечтать (утопия), либо кричать о грядущем крахе (антиутопия). Антиутопия, будучи жанром крайне сильно зависимым от современности и порождаемой этой современностью некоторой "стабильностью", неспособен хорошо чувствовать себя в контексте, где текущая повседневность каждодневно разваливается, пересобирается и трещит под напором давления оголтелого безумия.

Условно, чтобы написать антиутопичную историю, проживая во Франции, то нужно просто периодически сверять пульс своей исламофобии с текущими сводками новостей – при определённом градусе злобы и неудовлетворённости непременно возникнет "Покорность" Уэльбека.

Проживая в США, чтобы написать антиутопию, нужно просто сверить пульс собственного страха перед технологиями и искусственным интеллектом со сводками научных журналов – при должном старании и страхе возникнет около десятка разношерстных антиутопичных рассуждений.

Антиутопия невозможна вне нормативного центра, от которого она способна отталкиваться. В нацисткой Германии не могла возникнуть антиутопия, потому что они уже в ней были, находились в болтанке пропаганды, военных сводок и бомбардировок. Критиковать хаос нужды не было никакой.

В современной России жанр антиутопии потерял всякую актуальность. Сложно писать печальные рассказы о мрачном будущем тогда, когда нет никакого фундамента нормативности. Потому что практически любая антиутопия, при текущих обстоятельствах, начнёт скатываться в неизбежное цитирование жёлчных комментариев и констатации приближающейся действительности.

Тем интереснее читать/перечитывать антиутопичные книги из прошлой жизни. Они как раз таки умудряются работать в современных хтонических, военных обстоятельствах, оборачиваясь самосбывающимся пророчеством.

«День опричника» Сорокина – книжка из этой категории. В последнее время её довольно часто вспоминают в контексте новых законов о русском языке и глобально взятого вектора на осознанную самоизоляцию (Гойда!). В целом, не зря, учитывая сюжет "Дня", вращающегося вокруг опричника в России будущего, что окончательно ушла от попыток интеграции в мировое сообщество и принялась пестовать внутри страны собственную квази-неповторимость с помощью привычных методов – насилия, контроля, непотизма, пропаганды и челобитной веры, смутно напоминающей православие.

Есть определённый символизм и прикол в том, что практически всю историю современной России по-настоящему культовыми и популярными становятся книги, в которых критика действительности редко когда способна существовать без поднятого градуса абсурда и безумия. Да даже кино, как культовое "Ширли-Мырли", которое после очистки от зазеркального безумия превращается в жуткий портрет неизбывного настоящего.

И есть существенный прикол в том, что эти абсурдные сюжеты, как правило, в точности сбываются.

Сергей Курёхин как-то говорил, что русское искусство отличает от любого другого "искусства" тот самый элемент безумия. Именно оно делает русское искусство таким, какое оно есть.

"День опричника" в любых других условиях выглядел бы, как чистое безумие и алармисткое рассуждение относительно будущего. Но, как оно, впрочем, всегда и бывает – безумие стало явью.

Пока все вокруг форсят танец Дженны Ортеги в «Уэнсдей», реальные игроки пересматривают танец Сальмы Хайек в «От заката до рассвета»

https://youtu.be/7oJ6sbYRSmw

У Эдуарда Артемьева есть альбом «Солярис/Зеркало/Сталкер», выпущенный в 1990 году.

В него вошла музыка, которую написал Артемьев для этих трех фильмов – «Солярис», «Зеркало» и «Сталкер» соответственно. Вне фильмов эти композиции приобретают совершенно новую жизнь – становятся гораздо более трогательными, нежными и источающими парадоксальное спокойствие мудрого человека, оказавшегося посреди неприспособленной для жизни вселенской пустыни.

Заканчивается этот альбом «Посвящением Андрею Тарковскому» – девятиминутным полотном запредельного и достижимого, сложного и простого, тяжелого и легкого, странного и привычного. Девять минут абсолютного волшебства гения, который прощается с другим гением без свойственной человеческой душе в такие моменты грусти или трагизма. Девять минут космического безграничного торжества и празднования величия жизни человеческого существа, что растворилась в бездонной непроглядной тьме вечного и непреходящего.

Сегодня Эдуард Артемьев последовал за своим товарищем в вечность.

В добрый путь.

https://youtu.be/VppIUGfHYH4

​​Немного запоздало, но все-таки добрался до «Пиноккио Гильермо дель Торо» – нетипичной сказки с пестрым рассадником звезд на озвучке (Тильда озвучивает сразу двух вау как неожиданно). Остался в восторге от ее неизбывной актуальности и чарующей красоты неудобной/непривычной анимации.

Сам Гильермо дель Торо неоднократно говорил, что снять фильм про Пиноккио – одно из главных его чаяний, как режиссера. В целом, немудрено, учитывая, что банально краткое описание этого персонажа при правильной расстановке интонаций уже способно вогнать в непрошибаемую печаль – маленький деревянный мальчик, который обречен быть «вечным ребенком», уязвимый и мало знающий об окружающем его мире.

В оригинальной сказке Пиноккио успевает отсидеть в тюрьме, попадает в цирковое рабство, обрастает кругом друзей-дебилов, что постоянно его подставляют или кидают, оказывается в пузе морского чудища – короче неистово страдает и тупит, ввиду собственной наивности и недальновидности. Пока советский брат по имени Буратино трещал с Карабаса-Барабаса, не боялся роста носа после вранья, тусил с Мальвиной и большой черепахой, итальянец Пиноккио хавал жизнь половниками и страдал за двоих, вдобавок – в отличие от Буратино – фрустрировал от невозможности стать обычным мальчиком.

Мытарства и жизненные неурядицы сюрреалистичного персонажа, при виде которого есть риск ввалиться в экзистенциальную бездну – идеальный персонаж для Гильермо дель Торо. Человеку, который снял «Форму воды» уже ничего не страшно.

Прикол в том, что в «Пиноккио Гильермо дель Торо» деревянный мальчик буквально с первых секунд начинает обрастать совсем уж мрачными контекстами. Выясняется, что его появление на свет обусловлено самоубийственным отчаянием мастера, который не может смириться со смертью своего малолетнего сына, погибшего от бомбы вражеской авиации – мужик так страдал, что духи леса дали ему второй шанс воспитать сына. Пиноккио материализуется в Италии, где у власти фашисты, идет война, военная цензура, а его «отец» – раздавленный горем дедушка.

Как бы странно это, возможно, не звучало, но при всей вышеописанной мрачности, «Пиноккио» практически полностью лишен пошлого трагизма и пораженческой рефлексии о неизбывности зла и страданий людских. Фильм выступает, наоборот, терапевтической пощечиной о необходимости сопротивления силам зла и ужаса, не готовой принимать расшаркивания о сковывающих обстоятельствах и утилитарной необходимости.

Фильм попадает в нерв времени, появляясь в период, когда все происходящее вокруг выглядит, как неловкая прелюдия перед страстным ядерным апокалипсисом. Посему параллелей между современностью и вымыслом сказки про деревянного мальчика можно найти множество – от авторитарных правителей, заканчивая войной, конформизмом и подспудным страхом.

Да и сам «Пиноккио» этих параллелей не стесняется совсем. Не чурается ошибаться и выбирать совсем не ту сторону. Он работал не с теми людьми, пел панегирики войне и разрушению, совершал уйму неправильных и глупых поступков. Но главным свойством характера, что оригинального Пиноккио, что Пиноккио у дель Торо – готовность и способность меняться, дабы выйти на тропинку, ведущую к свету.  

В этом его существенное преимущество перед Буратино. Советский Буратино не менялся никогда, что бы в его жизни не происходило. Он был монументален в собственной наивности, уверенности в собственном мировоззрении и поступках – изменить его было невозможно. Пиноккио же всегда был готов учиться, меняться и расти, понимая собственную изначальную ограниченность. Поэтому Пиноккио в финале и становится мальчиком/смертным, потому что он готов нести бремя внезапной смертности и сопутствующей ей ответственности за время и окружающих.

Не будьте Буратино. Меняйтесь.

Популярный в прошлом блогер не может смириться с тем, что пик популярности рухнул за горизонт уже очень давно. В том месте, где раньше было ощущение нужности, народная любовь и востребованность – возникла монументальных размеров экзистенциальная дыра, которую Герой принялся латать наркотиками, беспорядочными половыми связями, бухлом и невротичной уверенностью, что величие никуда не ушло.

По ходу действия он сталкивается с обманом, предательством, передозом, его отвергают родители, близкие в прошлом люди его высмеивают и глумятся, а наркотическое безумие почти полностью заменило жизнь реальную. На одной из вечеринок Герой перебирает с наркотой, спотыкается на лестнице и падает, сильно ударяясь об пол.

Чувствуя, как кровь тонкой струйкой вытекает из его головы, Герой вспоминает весь свой путь – большие деньги в юности, выступления на разогреве у Бибера, многочисленные номинации и популярность, резкое падение, наркотики, эскорт, ужас от настоящего, безумные выходки и высказывания – после чего просыпается в тюремной камере розового цвета с женщиной-надзирателем, которая заставляет его безостановочно исполнять паршивого качества каверы и танцевать, будто не больно и совсем не обидно.

Герой понимает, что выхода из этого ужасающего лимбического безумия нет и принимает правила игры.

И начинает танцевать и петь.

https://youtu.be/tQaXPAwbnxM

Прочитал на спортсе прикольный материал об актерской карьере Карима Абдул Джаббара – великого центрового из эпохи, когда Пончичей еще даже в планах не было.

Очень понравился отрывок (я о нем до этого не слышал) про то, каким образом Абдул Джаббар оказался в фильме «Аэроплан» – история шикарная:

«Когда мы предложили роль Мердока Кариму, то гонорар был 30000 долларов. Позже агент Джаббара связался с нами и сказал, что его клиент согласится, если мы увеличим его на 5000. Мы спросили: «Почему?» Ответ был настолько обезоруживающий, что мы немедленно согласились. Агент сказал: «Кариму очень нравится ковер за 35000 долларов. Это восточный ковер – произведение искусства. Не думаю, что по нему можно ходить, но Карим просто влюбился в него.

Мы переглянулись и такие: «Это лучшая реплика, которую мы когда-либо слышали от агента. Боже, похоже, этот парень – Карим – действительно человек творческий, раз просит повышение зарплаты таким образом!». А через пару недель в журнале «Time» появилась статья с фотографией Карима, стоящего перед восточным ковром, он его купил за 35 000 долларов, которые мы ему заплатили», – рассказывал Джерри Цукер в интервью looper.com.

​​Есть такой замечательный трагикомедийный сериал «Конь Боджек» – про антропоморфного коня актера, который на излете карьеры переживает кризис за кризисом, очень много употребляет легального и нелегального, блядствует, совершает уйму нехороших поступков – от предательств и измен, заканчивая совсем ужасными делами.

С самой первой серии мы встречаем самовлюбленного, эгоистичного, замкнутого на себе, корыстного и саморазрушительного персонажа – и практически сразу принимаемся ему сопереживать. Не то что бы одобрять его поступки или поддерживать во всех разрушительных и очень разрушительных начинаниях или одобрять его образ жизни и некоторые взгляды, нет, однако возникает ощущение сопереживания и своеобразного отождествления – насколько она в данном случае возможна и уместна. И на четырехколесном велосипеде без руля зритель умудряется доехать до финальных серий последнего сезона, концовка которого умудряется трогать/печалить/радовать/разочаровывать, (или все одновременно) несмотря на то, что Боджек за весь сериал натворил столько дичи и ужаса, что перечислять заебешься.

Здесь можно сказать, что условный Джокер – тоже ублюдок, который творит дичь, да и вообще его роль быть врагом (с), а собственного кино у него никогда не будет, как у Бэтмена и Кэтвумен. Но ему сопереживают, создали аж кучу пабликов Мысли Волка-Джокера, лепят татуировки в сельских тату-салонах. Таких примеров можно еще несколько точно привести – хоть лайтового Пия 13го, хоть Хайзенберга.

Выделяю я Боджека из общего ряда отрицательных персонажей, ввиду его «бытовой ублюдочности». Боджек существует – при принятии некоторых условностей – во вполне узнаваемых контекстах. Политика, твиттер, быт, СМИ, общение, окружающий мир – все это вполне узнается среднестатистическим зрителем, взращенном на поп-культурном комбикорме, благодаря чему соотносить себя с персонажем и его окружением довольно просто. Отличие Боджека от многих других отрицательных персонажей в том, что он делает дерьмо в мире реальном, не преследуя больших целей или амбиций, без желания изменить мир или построить церковь для реально истовых верующих.

Боджек мразь просто так.

Так почему мы ему сопереживаем?

Если так подумать, то «Боджек» 2014 года – один из первопроходцев своеобразного жанра без названия, призванного подвести существующую «проблему» (?) инфантилизма/позднего взросления под некую новую базу, позволяющую зрителю не чувствовать себя одиноким и несчастным уебаном, который до сих пор себя не полюбил и по-прежнему не понимает, что вообще делать с врученной ему жизнью. Потом в 2016 году появится «Дрянь», а под конец десятилетия подобного рода проекты встанут на смазанный конвейер и пачками будут вылетать из студийных маток.

В эпоху психотерапии и саморефлексии (зачастую, бесполезной и губительной) персонаж Коня Боджека перестает восприниматься, как злой или плохой – он становится глубоко травмированным существом с ворохом различных диагнозов. В интернете есть целая прорва популярных статей «ПРЛ и депрессия: чему учит нас Боджек», «Психиатр ставит диагнозы Боджеку» и прочие другие материалы, в которых неизбежно речь заходит о депрессии, ПРЛ, биполярном расстройстве и так далее. Само понятие «плохо» Боджек умудрился растворить в мутном коктейле из абсурда, искренности, самоедстве и беспощадной бессмысленности собственных действий – таким образом, превратившись из больного и извращенного персонажа в бестелесное существо, застрявшее на сеансе терапии длинною в жизнь.

«Боджек» выступил терапевтом для сформировавшихся поколений, чья замкнутость на самих себе значительно превосходит все предыдущие поколения вместе взятые. Отсутствие внятных ориентиров плохого и хорошего, смешного и ужасного, морального и аморального в контексте сериала является самым главным его преимуществом – конь Боджек примет вас любыми, потому что сам он еще хуже. И где-то в этом самом «хуже» мы все пересекаемся, жмем руки и расходимся, надеясь, что никогда больше не увидимся.

А вот конь Боджек остается.

Недавно на Палаче вышла статья Ивана Ковальчука, в которой проводилось небольшое исследование, по результатам которого автор пришел к неутешительным выводам – высокие оценки на КП не всегда говорят о реальном качестве продукта, ввиду низкого качества самих оценок. Пользователи ставят «десятки» на отъебись, сам стриминг-сервис выстраивает алгоритмы проставления оценок таким образом, чтобы минимизировать получение низких, а рейтинг одного и того же тайтла может существенно разниться в зависимости от сервиса, в котором он получил оценку.

Короче, это всё та же старая песня о главном – оценки пользователей далеко не всегда отражают реальное качество, посему не стоит отталкиваться от них для чего бы то ни было, кроме отчетностей для спонсоров (ну, в большинстве случаев).

​​И если с противоречивыми оценками «домашних» проектов того или иного сервиса всё более или менее понятно, то вот с вечным вопросом «хули у хорроров такие низкие оценки» нет. Хотя этот феномен меня всегда прикалывал и удивлял. Не так важно, хороший ли это хоррор или плохой, результат практически всегда будет одинаковый – средняя оценка едва ли будет перелазить через 6-ку. А хорроры с оценкой выше семерки вообще можно пересчитать по пальцам двух рук корявого фрезеровщика.

Мельком взглянув на топ250 Кинопоиска, можно заметить, что значительную часть списка оккупировали фильмы, чьей основной задачей было расшатать ту часть человеческого нутра, отвечающую за разнородные «высокие» эмоции – сострадание, сочувствие, любовь к свободе и родине и так далее.

Грубо говоря, бОльшая часть топа занята так называемой «душещипательной ебаниной» в хорошем смысле слова – фильмы глобально мало что значащие, не привнесшие ничего нового, художественно заурядные, однако оказавшиеся способными жахнуть по душеньке среднестатистического зрителя так, что он следующую неделю будет ходить и кляться по сотне раз на дню, что не сделает никогда никому ничего плохого.

Кроме матери. Она не стучится и заходит в комнату, когда ей вздумается – она заслужила.

Еще есть десяток фильмов о войне и пара десятков советских фильмов, но об этой удивительной и невзаимной любви российского к советскому как-нибудь попозже.

Интересно другое. В топе 250 Кинопоиска нет ни одного хоррора. Даже культовые «Сияние», «Ребенок Розмари», «Чужой» там отсутствуют. Если делать выводы, исходя из подобного топа, получается, что нормальных хорроров человеческая цивилизация за почти 130 лет существования кинематографа делать так и не научилась. Комедии – да, драмы – да, боевики – да, приключения – да, а вот с хоррорами серьезная и нерешаемая проблема.

При этом, хорроры выходят постоянно. Довольно часто собирают внушительную кассу и хороший сарафан. Но вот чет не нравятся они никому, как выясняется.

В чем проблема?

Мне кажется, проблема лежит непосредственно в самом жанре и в его восприятии среднестатистическим зрителем. До сравнительно недавнего времени большинство хорроров не преследовали никакой цели, кроме, собственно, испуга зрителя. Они ни о чем не рассказывали, не поднимали никаких серьезных/несерьезных тем, двигаясь по известной проторенной дороге из говна, палок, экзорцистов, ручных камер и бездарных актеров:  мало-мальская экспозиция – происходит пиздец страшно вырубай – володя мы победили зло но оно сука неискоренимо, увидимся в следующей части. И никогда особенно не стеснялись своей «низкой» принадлежности.

По моей памяти ни один хоррор не пытался вызвать у зрителя глубокого сопереживания к коряво рисованным скримерам, хотя это могло бы придать монументально буржуазному процессу просмотра хоррора сладкий привкус высоконравственного пюре. Я бы с кайфом посмотрел инверсию «Побега из Шоушенка», где коряво нарисованный монстр втихаря прокопал подземный лаз на свободу, претерпев по ходу действия изнасилования от экзорциста-священника, издевок сокамерников-скримеров и избиений азиатов-смотрителей за призрачной хатой.

Хоррор призван удовлетворять как бы конвенционально низкие человеческие потребности мальца попугаться, подрожать, да и выйти в пресыщенные капиталистические прерии с чувством выполненного долга. И негласный социальный контракт попросту не позволяет ставить типа-низкопробному аттракциону, не заставившему рыдать по собаке-ждуну, или сопереживать двери, на которой лежала Роза, высокие оценки. Ибо таким образом разрушится незыблемый культурный баланс элитарного и массового, а там уже и до всемирного хаоса недалеко.

Бигмак вкуснее огромнейшего количества блюд из дорогих пафосных ресторанов, но он никогда не окажется в рейтинге выше блюд с непроизносимым названием. Ибо бигмак – продукт массового, «низкого», а, значит, при всех своих плюсах и приколах находится как бы ниже в контексте противостоянии элитарного-массового.

​​Российский дубляж по общепризнанному мнению считается одним из лучших в мире. После, наверное, немцев, которые выстроили такую индустрию дубляжа, что практически каждый второй «дубляжист» – это немец.

И если с профессиональным дубляжом всё более или менее ясно – у него длинная и обширная история становления и развития. Начиная с глубоких советских времён с «идеологически правильными переводами», заканчивая передовыми нововведениями в индустрии дубляжа и всеобщим восхищением озвучкой Шрека и тд. То вот с историей авторских дубляжей всё куда интереснее и запутаннее. В России немыслимое количество авторских студий дубляжа, некоторые из них являются практически звёздами в своей среде, либо уже стали нарицательными – Кубик в Кубе, Кураж-Бамбей, HDRezka, Лостфильм и тд.

На днях я пытался найти первую серию «The Last of Us» в сербской озвучке – и обнаружил, что такой на тот момент попросту не существовало. Ах, как гадки чувства собственной избалованности и неизмеримой требовательности!

В России же в первые сутки появилась озвучка минимум в пяти разных версиях и в следующие дни их количество неизменно увеличивалось. В целом, это уже привычная практика, что вне зависимости от выхода у нас того или иного релиза официально – разнородные подпольные или понтовые студии озвучки не позволят российскому зрителю чувствовать себя хотя бы малость обделённым.

Стриминги приехали в Россию достаточно поздно, западные компании расширялись неохотно, кинопрокат не всегда мог удовлетворить все извращённые хотелки зрителей. Да и существование вне гигантского англоязычного кластера, несмотря на свои определенные экзистенциальные преимущества, всю дорогу создаёт проблемы для потребления контента. Добавим к этому историческую сегрегированность, ввиду которой всю заморскую хуйню приходилось обменивать на холодильник, параллельно следя, чтобы бельё не сварилось – и на выходе получается Гаврилов на стероидах помноженный на бесконечность.

Идеальный мир.

Засилье различных студий перевода, в свою очередь, создаёт совершенно удивительную штуку – реальность зрителей меняется в зависимости от озвучки, в которой они смотрели. Оригинальной, убогой, матерной или с претензией на самобытность.

Условная «Теория большого взрыва» в реальности людей, которые смотрели в озвучке Бамбея и страшных представителей мордор-коммуны, смотревших в любой другой – значительно отличается.

«Голяк» у Кубика и «Голяк» у любого другого – разные сериалы.

Ранние «серьезные» переводы Гоблина, будучи непрофессиональными и полными ошибок, меняют раннего Гая Ричи до неузнаваемости.

По сути, российский зритель по-прежнему стоит перед палаткой с палеными дисками. Но если раньше российский зритель прохаживался по рынку и не особо выбирал, в каком переводе ему смотреть – кайф вообще, что он есть. То теперь российский зритель на том же самом рынке выбирает себе реальность. Благо выбор огромен и цветаст.

​​Весной вроде как выходит новый сезон (возможно, последний) «Теда Лассо» – замечательного сериала про американского тренера-любителя, который по стечению странных обстоятельств оказался во главе команды Английской Премьер-Лиги.

Сам сериал, как ни странно, отнюдь не про футбол. «Тед Лассо» – это жутко обаятельная и теплая комедия, органично гуляющая между откровенной фантастикой и бытовой непосредственностью, затрагивая практически все темы, которые можно только придумать. И футбол выступает, скорее, катализатором для харизматичных и милых перфомансов персонажа Судейкиса – самой игры показывается довольно мало, снята она в духе «что если бы убойный футбол был чуток реалистичнее», а внутряк футбольной команды упрощен в пользу рассказываемой истории.

Однако, несмотря на подчеркнуто-противоречивое отношение к «реалистичности» у «Теда Лассо» мне всё равно два сезона не давала покоя одна задротская штука: каким образом Тед Лассо получил возможность тренировать без лицензии?

поздравляю! вы наткнулись на рубрику неожиданных фактов «без которых я бы вполне круто прожил, но ладно, давай»

Дело в том, что стать тренером просто так невозможно (привет, Мостовой). Тед Лассо попал в «Ричмонд» из американского футбола и сходу занял позицию главного тренера, что в реальной жизни, увы, невозможно – изначально нужно отучиться несколько лет, отработать на всех уровнях, по пути получая лицензии.

Что за лицензии?

Европейский футболом руководит «УЕФА», организация, которая занимается организацией матчей, объединяет под собственной эгидой весь европейский и частично азиатский футбол, распределяет доходы, проводит турниры, спонсирует развитие футбола в регионах и делает много чего еще. А еще она выдает тренерские лицензии, без которых тренировать можно разве что команду Ковылкинской водокачки «Рехаб-Юнайтед», собранную из наркоманов, что в свое время делали детройт-рэп, но растеряли популярность. Участь не то что бы плохая, но некоторым хочется большего.

Лицензии делятся на несколько типов:

Категория «С»
Категория «В» УЕФА
Категория «А» УЕФА
Категория «PRO»

И по каждой из вышеуказанных лицензий тренер должен поработать не менее года.

То есть, чтобы Теду Лассо – тренеру-любителю из американского футбола – стать профессиональным тренером в АПЛ, ему нужно было бы пройти путь длиной в несколько лет и только потом вступить на пост главного тренера «Ричмонда» или любой другой профессиональной команды из топовых европейских лиг.

И это нисколько не ломает кайф от просмотра сериала – благо он, повторюсь, совсем не про футбол. Однако, почему эту штуку никаким образом не отработали, хоть комедийно, хоть просто по касательной – меня искренне удивлял всю дорогу (вполне возможно, что я что-то проглядел, но вряд ли).

Вот такая вот духота, дамы и господа.