«Внутренние перебежчики» и российская стратегия Стивена Коткина. Часть 1.
Неделю назад вышло практически незамеченным интервью ключевого русиста и штатного «кремленолога» внешнеполитического истеблишмента США, профессора Принстона и Гуверевского института Стенфдорда, автора трехтомника-биографии Сталина, Стивена Коткина.

В условиях тумана событий многомерной перестройки баланса сил и перехода к «реалистской многополярности», интерес вызывает предложенная Стивеном Коткиным и связанной с ним элитной группой стратегия создания и поддержки так называемых «внутренних перебежчиков» в российской элите.

По мнению Коткина, существующая система власти в России показала исключительную устойчивость к внешним санкциям и внутренним протестам, эффективно справляясь с любой открытой оппозицией. С его точки зрения, основную угрозу для Кремля представляют не открытые противники (вроде «эмигрантской оппозиции»), а фигуры внутри самой элиты, «разочарованные или сомневающиеся» в текущем политическом курсе и его последствиях. Именно их и предлагает использовать Коткин в долгосрочной борьбе с Россией.

Речь идет прежде всего о людях, занимающих «ключевые позиции в силовых структурах, экономическом блоке и финансовых институтах, критически воспринимающих затяжной конфликт и экономическое противостояние с Западом». В понимании Коткина именно эти «внутренние перебежчики» обладают тем необходимым ресурсом влияния, который может сначала поставить под сомнение устойчивость и единство российского руководства, а после и перехватить рычаги управления страной.

Запад, в свою очередь, намерен использовать этот ресурс, предлагая «перебежчикам» гарантии безопасности, частичное снятие санкций и защищённый выход из текущего кризиса. Подобные предложения Коткин предлагает использовать в качестве своеобразного «пряника», мотивирующего представителей элиты действовать активнее против собственного государства, приближая сценарий распада страны.

Коткин предлагает сформировать сеть «групп давления», организуя сначала непрерывные каналы коммуникации с «внутренними перебежчиками» через Telegram и Sginal дальнейшей организации неформальных встреч потенциальных предателей, которые должны осуществляться (почему-то) на территории в странах Балтии или Северной Европы.

Примечательно, Коткин, очевидно при полном согласовании с руководством признается, что ЦРУ уже якобы имеет сеть подобных информаторов и на постоянной основе взаимодействуют с пятой колонной в русскоязычных мессенджерах. Данное заявление очевидно сделано для создание «эффекта массовости» (групповой консолидации) и во многом является месседжем для тех самых «перебежчиков» и потенциальных предателей.

При этом Коткин обращается к его интерпретации исторического опыта СССР, указывая, как «несогласные с существующим курсом страны силовики» поставили Горбачёва, чей приход в итоге спровоцировал полный крах системы. Аналогичным образом, создание и поддержка спецслужбами США нынешних «внутренних перебежчиков» может инициировать похожий сценарий, направленный не просто на политические изменения, а на деконструкцию российского государства в существующей форме руками.

«Внутренние перебежчики» и российская стратегия Стивена Коткина. Часть 2.
В интервью The New Yorker Стивен Коткин также подчёркивает необходимость расширения внешнеполитического давления, в частности, через «повторение» опыта совместной операции израильских и турецких спецслужб по организации захвата власти в Сирии, что, как он намекает, в том числе является попыткой ослабить влияние России в регионе.

По его мнению, подобные точечные операции на африканском континенте (речь, конечно же, о странах Сахеля) и других регионах российского влияния способны «продемонстрировать российским элитам уязвимость внешнеполитических позиций Кремля, подорвав уверенность в долгосрочной устойчивости текущего курса». Коткин предлагает США пытаться геополитически ослаблять Россию до тех пор, пока слабые звенья внутри элиты не начнут работать против государства, расчитывая на индульгенцию, снятие санкций и «особое отношение» в будущем.

Особую роль в описанной стратегии играет Китай. По мнению Коткина, Вашингтон пытается целенаправленно использовать Россию как инструмент давления на Пекин. Для США наиболее недопустимой ошибкой времен Байдена является сближение России и КНР, так как в контексте Холодной войны 2.0 между США и КНР, роль России в достижение силового паритета и баланса сил между полюсами становится ключевой.

Так, Администрация Трампа, по его мнению, вопреки распространённому восприятию её «дружелюбия» к России, реализует стратегию «доброго полицейского», направленную на провоцирование сомнений в надёжности российско-китайского партнёрства и создание атмосферы неопределённости в стратегических расчётах Москвы. Опять же, с целью разрушить союз и ослабить своего ключевого соперника.

Подобные идеи Коткина излагются не впервые и представляет собой не просто тактический инструмент, а системную консолидированную стратегию, направленную на переформатирование России по позднесоветскому образцу. Предположение Коткина следующее: условиях, когда базовые принципы «неприкасаемости» и внутреннего единства российской властной и финансовой вертикали будут поставлены под сомнение, произойдёт эрозия фундаментальных основ системы, ведущая к её ускоренной деградации.

Эта стратегия, пытаясь комбинировать внутренние противоречия, экономические рычаги и международную изоляцию, имеет целью привести страну к фундаментальному ослаблению и управляемому разложению, одновременно ослабляя и «растягивая» страну изнутри и лишая ее субъектности на международной арене, что позволит США консолидировать силы и сконцентрироваться на противостоянии с Китаем.

На мой взгляд, этот подход представляет собой лишь одну из стратегий США (с точки зрения инструментария и подходов, но не финальных целей в рамках стратегического противостояния с КНР) и на данный момент является скорее «альтернативным планом», который предлагает внешнеполитический блок США (связанный с демократической и трансатлантической бюрократией).

Однако, стоит иметь в виду, что подобные фракции и предлагаемые ими стратегии все еще имеют существенный вес и оказывают колоссальное влияние на процесс принятия решений и, поэтому, требуют внимательного анализа.

США и борьба за Гренландию. Сценарии. Часть 1.
Арктика и Гренландия в частности приобретает всё большее стратегическое значение в контексте растущего глобального геополитического противостояния между США и Китаем и выступает ключевым регионом международной политики благодаря богатым природным ресурсам, стратегическим логистическим маршрутам и возрастающему военному значению.

Исторический контекст взаимоотношений США и Гренландии также свидетельствует о глубокой вовлечённости Вашингтона: начиная с 1867 года и далее в 1910 и 1946 годах, американские политики неоднократно предпринимали попытки приобрести остров у Дании.

Ещё в 1941 году между США и Гренландией был заключён договор, позволивший Соединённым Штатам разместить постоянную военную базу Питуффик, обеспечивая безопасность острова на фоне Второй мировой войны, а ныне служащую в качестве ключевого форпоста США в этом регионе.

Арктическая стратегия Министерста обороны США 2024 года указывает на критическую важность ключевого морского коридора GIUK Gap, соединяющего Северную Атлантику с Арктикой, а также центральную роль Гренландии в укреплении национальной безопасности, обеспечении обороны континентальной части США и контроля стратегических торговых путей.

Так, стратегия предполагает, что Гренландия под контролем США стала бы поражением для других великих держав в Арктике, поскольку её стратегическое значение со временем будет только возрастать.

Важнейшими ресурсами острова являются редкоземельные металлы, литий, никель и кобальт, критически необходимые для технологического лидерства США и победы в гонке вооружений с Китаем. Департамент энергетики США подчеркивает особую важность Гренландии, указывая, что остров располагает 25 из 34 минералов, признанных критическими для технологий, которые производят, передают, накапливают и сохраняют энергию», и которые находятся в «зоне высокого риска нарушения цепочек поставок».

Речь конечно же идет о ресурсах необходимых для обеспечив гонки ИИ как «Манхэттенского проекта 2.0» в рамках холодной войны 2.0 с Китаем.

С 2020 года Гренландия ведет переговоры с США, хотя большинство контактов пока остаются трёхсторонними (Гренландия–Дания–США). Гренландия активно развивает торговые связи с США, начиная с соглашений в Игалику (2004) и продления контракта по обслуживанию американской базы Питуффик. В 2019 году США профинансировали совместные геологические исследования на юге Гренландии. В настоящее время обсуждаются также другие двусторонние проекты, касающиеся тендеров и совместного использования стратегической инфраструктуры, при этом США рассматривают дополнительные инвестиции.

Однако, интересы США в отношении Гренландии обусловлены не только ресурсными и военными соображениями, но и вопросами геополитической конкуренцией с Китаем и определении (борьбы за) в этой конкуренции позиции России, которая уже сегодня значительно укрепила свои позиции в Арктике, располагая мощным Северным флотом и разветвлённой сетью глубоководных портов.

В то же время Канада и США только начинают развивать арктическую инфраструктуру, такую как проект глубоководного порта Grays Bay. При этом для реализации проекта необходима консолидация усилий США и Канада, что также проявляется в заявлениях Трампа.

Китай, заявляющий о себе как об «околоарктическом государстве», пытается реальность проект «Полярного шелкового пути», направленный на создание собственной инфраструктуры в регионе. Однако китайская стратегия ограничена сложностями в отношениях с арктическими государствами, зависимостью от российской поддержки и нестабильностью работы Арктического совета, что делает позиции Пекина уязвимыми, а также потенциально может существенным образом сместить баланс сил.

В условиях таяния льдов Северо-Западный коридора становится всё более доступным для коммерческого судоходства, что может создать новые возможности, но одновременно формирует вызовы для национальной безопасности и кратно усиливает гонку за расширение сфер интересов крупнейших держав.

США и борьба за Гренландию. Сценарии. Часть 2.
В условиях растущей конкуренции в Арктике США могут предпринять ряд конкретных шагов для укрепления своего присутствия в Гренландии.

Ниже я постараюсь разобрать несколько возможных сценариев и шагов, которые потенциально может предпринять администрация Трампа в ближайшее время:

Один из таких шагов — создание специализированной дипломатической платформы с участием Госдепартамента, Министерства обороны и американских корпораций (как технологических, так и энергетических и инфраструктурных). Это позволит оперативно координировать экономические и инфраструктурные проекты, способствуя интеграции острова в американскую сферу влияния.

Эта платформа скорее всего в дальнейшем будет реорганизована в специализированный Арактический инвестиционный фонд, который позволит США привлечь частные и государственные ресурсы для ускоренного экономического развития Гренландии и всей Арктики, который все более завяжет ключевые секторы экономики региона на американский корпоративный контроль (прежде всего на компании высокотетехнологического лобби).

Продвигая эти инициативы, США скорее всего будет пытаться снизить градус публичных дебатов и избегать лишних конфликтов, поскольку США уже имеют доступ к базам и добыче ресурсов в Гренландии. Поэтому администрация Трампа сконцентрируется на использовании существующих структурных преимуществ и минимизирует внешнее вмешательство, чтобы постепенно усилить контроль над регионом.

Важным направлением может стать запуск геологического картирования и комплексного изучения ресурсов Гренландии под эгидой Минобороны США, которое не проводилось уже многие десятилетия.

Так, например, используя слабое развитие добывающей отрасли Гренландии, США могут усилить её зависимость через американские инвестиции и рабочую силу. Возможна организация особого визового режима и развитие вспомогательных отраслей, таких как транспорт, логистика и туризм, что принесёт Гренландии экономические выгоды и доверие к инвестору с минимальными затратами для США.

Также вероятно, что США займутся масштабной модернизацией портовой и транспортной инфраструктуры на территории Гренландии, включая развитие порта в Нууке. Это усилит логистические возможности США в Арктике, снизив зависимость от маршрутов, контролируемых Россией, и укрепив стратегическое положение в регионе. Также возможен вариант развития менее затратных инициатив по взаимовыгодному пользованию существующими маршрутами.

Кроме того, США могут инициировать масштабные образовательные и информационные кампании среди населения Гренландии, объясняя экономические и социальные преимущества сотрудничества. Такие меры помогут заручиться поддержкой местных, усиливая устойчивость американского влияния.

Силовой захват или аннексия острова на данный момент выглядят как наиболее маловероятные сценарии. Среди возможных действий также рассматривается обсуждение уже реализованых моделей интеграции Гренландии с США, таких как свободная ассоциация (подобно Микронезии и Маршалловым островам) или территориальный статус по аналогии с Гуамом. Эти меры обеспечат долгосрочное присутствие и стратегическое преимущество США (оборонная сфера и внешняя политика под управлением США).

Так, с одной стороны, США стремятся использовать Арктику как новую зону стратегического развития и обороны, где укрепление присутствия способно предотвратить усиление Китая (и их тактических союзников, обладающих присутствием в Арктике) и уравновешивание влияния России, формируя новый североамериканский порядок (иногда это называется Технат). США также должны быть готовы к возрастанию активности Китая, чьи корабли уже рассматривают Северо-Западный коридор в качестве важного маршрута.

С другой стороны, Арктика является ключевым регионом для обеспечния технологических и стратегических интересов тех эконоических групп (кремниевая долина и «техно-феодалы»), которые привели Трампа к власти.

Формирование «реалистской многополярности» и перестройки мирового порядка будет охарактеризовано борьбой за оспариваемые географии, ключевой из которых безусловно станет Арктика.

Сегодняшний эфир с моим участием на РБК
Обсудили нюансы российско-американского взаимодействия и потенциал урегулирования украинского конфликта, а также перспективы торговых войн США и потенциал изменений политэкономической ситуации в этом контексте.

Транснациональная бюрократическая «горизонталь» и суверенные «техно-феодалы». Часть 1.
Мы привыкли воспринимать капитализм как нечто устойчивое и непреложное, однако на наших глазах происходит переход к принципиально иной модели – технологического капитализма (восприятие роли технологий определяет характеристики предлагаемой системы ), в рамках которого происходит борьба проектов развития существующей мировой системы.

В одном проекте (называемый «глобалистским», или просто «горизонталью» ) задача сохранить статус-кво и, следовательно, совершить децелерацию, а именно замедлить капитализм с целью сохранения существующей системы (отсюда проекты замедления роста и устойчивого развития).

С другой стороны, молодая агрессивная элита, сделавшая свое состояние за счет эксплуатации пиковых возможностей технологического прогресса и тесно связанная с традиционно «государственными» институтами (армия, разведка, промышленность) видит единственный способ выживания в максимальном усилении и, в конечном итоге, доведении его до предела (акселерационизм).

Если первый ближе к безликому корпоративному капитализму, то второй больше похож на военизированную олигархию или феодализм.

Так, современная экономика всё меньше зависит от предпринимательской прибыли и всё больше – от ренты, которую получают владельцы ключевой цифровой инфраструктуры. Монополии в области данных и платформ стали аналогами феодальных владений, а их собственники – «технолордами», контролирующими ресурсы, без которых невозможна экономическая активность.

Здесь центральное место занимает контроль и монополия на ключевые инфраструктурные платформы: облачные сервисы, платежные системы, информационные и коммуникационные сети, а также разведывательные системы сбора и анализа данных, автономные системы предиктивной аналитики и принятия решений.

Доступ к этим цифровым «землям» становится обязательным условием участия в экономической деятельности, превращаясь в аналог средневекового оброка (в том числе и с государств, которые пользуются услугами). Владельцы платформ оказываются защищены от конкуренции, поскольку сами формируют основу современной экономики, позволяющую получать стабильный доход без значительных рисков. Каким именно образом должна структурно управляться новая экономика и есть суть борьбы проектов.

Однако изменения затрагивают не только экономику. За определенной частью «технолордов» стоит новая элита, кардинально отличающаяся от традиционной «глобалистской» бюрократии (государственные границы мешают коммуникации и координации, а также экспансии капитала).

Последняя опиралась на горизонтальные связи, распределение ответственности, размывание субъектности и минимизацию рисков через коллективные решения. Именно поэтому их стиль принятия решений часто «размазан», инертен и болотист, но при этом в стратегической перспективе эффективен в подавлении планов соперников.

В противоположность ей, «суверенизированная» элита делает ставку на жесткую вертикальную иерархию и персонализированное лидерство.

Центральной фигурой здесь становится CEO – лидер корпорации, который одновременно выступает и политическим субъектом, принимающим быстрые и жесткие решения в условиях кризисов и неопределенности, также несущим личную ответственность за поиск консенсуса и коллективные решения элитных групп.

Транснациональная бюрократическая «горизонталь» и суверенные «техно-феодалы». Часть 2.
Это противостояние не просто борьба за ресурсы, а столкновение двух фундаментально различных управленческих и политэкономических проектов.

Глобалистская модель («горизонталь»/децелерационная модель) стремится сохранить порядок, основанный на горизонтальной координации и консенсусных решениях, избегая концентрации власти и выраженной политической субъектности (яркие лидеры – угроза стабильности системы и устойчивости курса)- власть технократов как профессиональных бюрократов.

«Техно-феодальный» подход, напротив, предполагает создание иерархий, в которых власть концентрируется в руках лидеров-корпораций, способных оперативно реагировать на изменения и кризисы, беря на себя личную ответственность. В данном случае, политическая субъектность - ключевой фактор, а безликая горизонтальная «бюрократия» - естественное зло, тормозящая процессы.

Именно поэтому особой чертой «технофеодализма» является тесное сращивание корпоративного капитала с государственными структурами – особенно с армией, оборонно-промышленным комплексом (ОПК) и разведкой. В Соединенных Штатах этот процесс особенно очевиден: компании Кремниевой долины все более глубоко интегрированы в деятельность силовых ведомств и разведывательных агентств, обеспечивая их технологическими решениями и инфраструктурой.

Даже ЧВК во многом превращаются в технологические компании и налаживают тесную связь с крупнейшими фондами и компаниями Кремниевой долины. Представители разведки и ОПК занимают руководящие позиции в крупных технологических корпорациях, создавая мощную систему взаимодействия и влияния, стирающую границы между частным капиталом и государственной властью.

У их соперников сращивание между государственными и корпоративными сетями также является ключевой чертой, однако в их случае система предполагает объединение бюрократий, в которых «государство» подчиняется логике «процедуры» и «механизмов управления» Наиболее яркий пример – Великобритания, где бюрократическая логика, выраженная доминированием объединённого кластера госслужащих, корпоративной и разведывательной элиты, является подлинным субъектом власти, а политическая власть имеет маргинальное значение.

В результате мы наблюдаем столкновение двух принципиально различных подходов к управлению. «Глобалистская» децелерационная модель, ориентированная на коллективную ответственность и горизонтальные коммуникации, противостоит вертикально-политической модели, делающей ставку на концентрацию власти, четкую иерархию и личную ответственность лидеров.

Конфликт между этими подходами уже привел к эрозии прежней модели глобализации, возврату к геоэкономической регионализации, в которой взаимодействуют и конкурируют различные модели управления и политической субъектности.

Тарифные войны Трампа и новая экономическая архитектура. Часть 1.
Тарифные ограничения, введённые администрацией Дональда Трампа, не следует рассматривать исключительно как экономический инструмент или импульсивное политическое решение.

Тарифное давление представляет собой выверенный и предсказуемый политико-экономический подход, направленный одновременно на изменение внутреннего баланса сил, перераспределение капитала, а также на фундаментальную перезагрузку мировой системы в сторону реализуемого США проекта «Океанской республики» (Технат), предполагающего реорганизации системы в направлении регионализации/глокализации.

Эта политика направлена на ослабление главных бенефициаров глобализации, прежде всего Китая, и на предотвращение достижения им паритетного положения с США, а также на ослабление группы «горизотнали», противостоящей трамповской коалиции.

Данные меры знаменуют собой переломный момент и сигнализируют о завершении эпохи существующего экономического порядка.

Так, гиперглобализация, породившая принцип максимализма свободной торговли и догму сравнительных преимуществ, оказалась не только устаревшей, но и вредной для национальной экономики США. Приверженность этой модели привела в том числе к утрате способности США производить критически важные товары, включая компьютеры, антибиотики, сталь и даже продукты питания.

В результате США стали двигаться к опасной зависимости от решений других стран, что в долгосрочной перспективе означало бы стратегическую уязвимость по отношению к Китаю (и его тактическим союзникам-бенефициарам системы) как стратегическому сопернику в рамках новой холодной войны.

Внутриполитический аспект тарифных ограничений заключается в намерении Трампа не допустить превращения Америки в «богатого пенсионера», лишённого производственной базы и полностью зависимого от коалиции внутренних врагов и внешних соперников (Китай, демократы, финансовый капитал, Британия). Команда Трампа уходит от последовательно реализуемой демократами модели США как «финансового острова», обслуживающего мировые капиталы (модель Сити).

Такая модель долгое время служила кормовой базой для транснационального капитала, наиболее тесно связанного с финансовыми рынками и политическими силами, представленными в США демократами, в Европе – лондонским Сити и Гонконгом. Именно эта "горизонталь" сегодня является главным политическим и экономическим соперником про-трамповской коалиции «суверенных техно-феолдалов».

Напротив, цель администрации состоит в быстром и целенаправленном восстановлении национальных производственных мощностей, что предполагает перераспределение капитала в сторону про-трамповской коалиции и значительную реструктуризацию внутренней экономики (а следовательно, и мировой).

Учитывая, что традиционно такое восстановление занимает много лет, администрация Трампа намерена реализовать его в рамках понятного для стоящих за ней групп людей подхода — принципа венчурного капитала. Это подразумевает высокорисковые, быстро реализуемые проекты, способные перехватывать крупные контракты и занимать рыночные ниши у более неповоротливых и технологически отсталых гигантов, что уже наглядно демонстрируют компании вроде Anduril, успешно забирающие многомиллиардные оборонные заказы у традиционных лидеров военно-промышленного комплекса.

Таким образом, по мнению «суверенных техно-феодалов» энергия для создания этой системы должна поступать из трёх источников: венчурного капитала (который умеет находить эффективных исполнителей, быстро запускать компании и располагает значительными средствами), государственного долга (который оправдан, когда направлен на финансирование реальных инвестиций, а не потребления) и от американских (в рамках океании) потребителей.

Тарифные войны Трампа и новая экономическая архитектура. Часть 2.
Так, даже если до 2026 года произойдёт рецессия (локальная в США или потенциально глобальная), экономика США достаточно сильна и ресурсно обеспечна для того, чтобы впоследствии адаптироваться и вернуться к росту в рамках нового проекта. Прежде всего, это будет происходить из-за постепенного решоринга и локализации производств, нацеленных на американского потребителя.

Изменение в структуре производства уже происходит на практике — это подтверждают действия крупнейших корпораций, таких как Apple, ранее зависевших от Китая и не поддерживавших политику Трампа, однако теперь даже Apple готова инвестировать сотни миллиардов долларов в локализацию производства в США.

Таким образом, тарифы представляют собой способ перераспределения издержек и выгод от глобализации. США заявляют о необходимости финансового участия в этом процессе тех стран и групп, которые на протяжении десятилетий пользовались выгодами от американских гарантий безопасности, дешёвого доллара, финансовых систем вроде SWIFT и свободного доступа к американскому рынку.

В частности, крупнейшие мировые экономики, от Германии до Китая, признаются получателями колоссальной выгоды от послевоенного американского порядка, и сейчас настало время для пересмотра этой системы и перераспределения капитала обратно в США.

Во внешнеполитическом плане тарифы действуют как инструмент перезагрузки мировой системы. Соединённые Штаты, являясь архитектором и главным бенефициаром прежней глобализационной модели, в процессе её реализации невольно вырастили своего основного конкурента — Китай.

Теперь, осознав угрозу своего положения гегемона, США готовы сломать выстроенную ими систему свободной торговли, чтобы предотвратить достижение Китаем экономического паритета.

В этой связи возможны два сценария развития событий для тех, кто понес наибольшие издержки от политики Трампа: Европы и Китая.

Первый — маловероятный адаптивный сценарий, при котором немецкая и китайская экономики идут на сближение, а коллективный Запад начинает создавать межстрановые и межблоковые торговые союзы, не включающие США, что позволит сбалансировать издержки от американских тарифов. Такая система создаст «локализованный» глобальный рынок, разделив мир на несколько систем (подобно Холодной войне).

Второй сценарий предполагает, что страны, пострадавшие от тарифов, будут действовать ответно и вступят в торговые войны против США. Однако такой путь, вероятнее всего, играет на руку Трампу, поскольку его стратегический план в конечном итоге будет реализован. Такой сценарий также предполагает регионализацию, однако без наличия параллельно функционирующих систем, а в рамках единой, навязанной США, системы регионализации, где в каждом регионе - свой ключевой игрок.

Тем не менее, наиболее вероятно, что для Европы лишь одно остается неизменным – курс на военную реиндустриализацию и милитаризацию с усилением блокового мышления, как способа извлечь прибыль на тех, кто понес издержки в результате победы коалиции Трампа. С точки зрения Китая - путь на неизбежную интенсификацию противостояния с США, которые стремительно пытаются вовлечь Китай в гонку на истощение.

Таким образом, тарифные меры администрации Трампа представляют собой не просто защитный экономический инструмент и не истеричное решение, принятое под влиянием одного из некомпетентных советников, а стратегическое решение, нацеленное на восстановление «суверенности» США как государства, усиление экономической автономности США, а также глубокое изменение мировой торгово-политической архитектуры в сторону регионализации и стратегического ослабления главных конкурентов, прежде всего Китая.

«Те, кто спас Киев» или американо-британский конфликт с последствиями.
Статья «The untold story of British military chiefs’ crucial role in Ukraine», опубликованная сегодня в The Times, подробно раскрывает детали, ранее скрытые за общими заявлениями о поддержке Украины Британией и США.

Материал подчёркивает лидирующую позицию Великобритании в коалиции западных союзников и рисует перспективу наращивания военного участия Британии и Европы в конфликте (военная оккупация стратегических регионов под эгидой «коалиции желающих»), подготавливая британское «общество» (тех, кто читает Times) к принятию идеи прямого военного вмешательства.

Центральным аргументом статьи является факт, что британские военные присутствуют в Украине с самого начала конфликта — февраля 2022 года.

Британские солдаты не просто проводили тренировки украинских подразделений, но и занимались установкой и эксплуатацией высокотехнологичных вооружений. Эти действия представлены не как исключение, а как часть регулярной, «нормальной» военной практики Британии.

Подобное освещение служит «прогревом» аудитории перед попыткой зайти оккупационными войсками в стратегическое регионы, формируя мнение о естественности и безопасности открытого вмешательства Британии в конфликт. Подчёркивается также, что британcкие силы не несли потерь, создавая иллюзию минимальных рисков такого вовлечения.

Статья очевидно также является прямым «наездом» на США (ответом на перекладывание США ответственности за провалы на Британию ранее в NYT) и особо выделяет стратегическое превосходство Британии над США в управлении западной военной помощью Украине.

Раскрывается вполне известная читателю канала британская стратегия «starve, stretch and strike», направленная на истощение российской логистики, растягивание фронта отвлекающими манёврами и нанесение точечных мощных ударов.

Стратегия представлена в качестве эффективного подхода против России и подчеркивающая роль Британии в качестве ключевого координатора всех украинских операций, удерживающих единство западной коалиции и, очевидно, делают все возможное для расширения конфликта. Это должно резонировать с подходом американцев, которые представлены как неэффективные поставщики ресурсов.

Так, критикуется и существующее украинское командование, находящееся под влиянием генерала Сырского, которое ослушалось британцев, а также американцы, которые навязывают украинцам неверные решения и «вечно спешат закончить конфликт» (тем самым скидывая вину за провал в «контр-настпулении 2023» на США и нынешнее руководство украины).

Подчеркивается, что только благодаря ключевым британским генералам, таким как адмирал Тони Радакин и генерал Роли Уокер, выступающим посредниками между Киевом и Вашингтоном, удается предотвращать снижение американской вовлечённости (а разведка и «союзники»в качестве ключевого инструмента нарушения переговоров США-Россия).

Таким образом, основным мотивом статьи видится противопоставление британской стратегическая мудрость американской поспешности, что логически подводит читателя к необходимости передачи управления боевыми действиями британским военным.

Особое внимание уделено фигуре Залужного, которого Британия рассматривает в качестве кандидата на роль будущего лидера Украины. Подчёркиваются его тесные контакты с генералом Джимом Хокенхоллом, координатором британской военной разведки и признанным экспертом по России. Залужный становится символом британских амбиций, что дополнительно усиливает тезис о ведущей роли Британии в конфликте.

Итак, статья создает общий фон для усиления и «легитимации» вовлеченности Британии, которая видит нынешний конфликт как шанс не только ослабить Россию и закрепить свои позиции в качестве куратора макрорегиона, но и нанести урон существующей администрации в США.

Англичане активно стремятся навязывать свою повестку и блокировать потенциальные договорённости между США и Россией, поддерживая высокую интенсивность и расширение конфликта в долгосрочной перспективе.

Однако, не менее важно, что обмен «разоблачительными» статьями указывает и на уже вышедший из-под ковра конфликт кузенов.

Британия стремится активнее вовлечься в арктическую геополитическую гонку.
Если ещё несколько лет назад арктическое направление рассматривалось как периферийное, то сегодня оно выдвигается в один из приоритетов британской внешнеполитической и оборонной стратегии.

Для ключевых мировых игроков очевидно, что Арктика перестала быть «научным резерватом» и превратилась в зону системного соперничества, где решается вопрос о доступе к ключевым ресурсам и технологиям, навигационным маршрутам, свободе стратегического манёвра.

Особое значение в этом контексте приобретает GIUK gap — морской коридор между Гренландией, Исландией и Великобританией. Он играет ключевую роль в обеспечении военной мобильности НАТО.

В случае усиления контроля над этим узлом со стороны России, не только будут поставлены под угрозу поставки из США в Европу, но и будет подорвана операционная свобода самого Королевского флота. В этом смысле GIUK gap становится точкой стратегического давления и для США, и для Британии. И это напрямую диктует необходимость тесного взаимодействия между двумя странами в вопросах арктической безопасности, что также подчёркивается в Арктической стратегии Пентагона 2024 г.

Также и Британия в оборонной стратегии 2023 г. обозначает приоритетность «оборонительной, сдерживающей и конкурентной» деятельности в северной Европе и Северной Атлантике.

Особое внимание уделяется арктическому пространству как «воротам к проектированию силы» и региону, в котором необходимо сохранять постоянный доступ и способность к манёвру. В этом смысле выбор в пользу акцента на Скандинавские страны, Исландию и Северное море отчасти продиктован именно арктической повесткой.

Как подчёркивается в бумаге, Великобритания будет «расширять активное присутствие в ключевых регионах Северной Европы, где сохраняется доступ к стратегическим маршрутам, включая арктические»​.

На этом фоне британское прогнозируются конкретные организационные сдвиги: в частности, именно Британия, обладая необходимым военно-политическим капиталом в НАТО, скорее всего инициирует процесс по созданию арктического оперативного командования Альянса.

Это предложение станет логичным шагом в условиях отсутствия у НАТО централизованной арктической стратегии. Скорее всего, в состав такой структуры будут вовлечены Канада, Дания, а также в перспективе — другие арктические союзники, включая Норвегию и, возможно, Финляндию. Это не просто механизм оперативного контроля, но и инструмент политической мобилизации Альянса в интересах англичан.

Именно в этом контексте Британия, по всей вероятности, постарается играть роль перехватывающего лидера в арктическом направлении НАТО — заполняя институциональный вакуум и направляя союзников к формированию общего вектора сдерживания.

Речь не идёт о копировании норвежской модели арктического присутствия, но скорее о координирующей роли в военных инициативах и инфраструктурных инвестициях. Сценарий предполагает, что этот процесс начнётся с создания оперативного командования, но на этом не завершится: следующим шагом станут постоянные арктические патрули, а также развитие двойной инфраструктуры — портов и баз, пригодных как для военных, так и коммерческих нужд.

Эта траектория логично вытекает из концепции британской оборонной модернизации: как подчёркивается в оборонной стратегии, Британия стремится «выстраивать инициативу через партнёрства, но при этом оставлять за собой архитектурную инициативу и лидерство» (создания институциональных и организационных рамок проекта, а также координация и провокация без прямого вовлечения и ответственности).

Арктика, как регион, где США и Британия имеют пересекающиеся интересы, но разную глубину вовлечённости, даёт Лондону шанс именно на такую роль — институционального архитектора нового режима присутствия в регионе по линии НАТО

Мой сегодняшний эфир на РБК
Обсуждали очередной срыв переговоров украинской стороной и роль, которую в этом сыграл Лондон, а также перспективы мирного урегулирования конфликта.

Мое интервью для БЕЛТА.
Обсудили британские планы на украинском направлении, вмешательство Лондона в конфликт и попытки сорвать переговорный процесс, а также участие англичан во внутриполитической борьбе в США.