Владимир Губайловский, видимо, сам того не желая, в посте о Софье Ковалевской сформулировал общее отношение к женщинам в мировой культуре:

"Мой скепсис был вызван в первую очередь тем, что я знал о Ковалевской, а согласие тем — что знания мои были какие-то зыбкие, и мне давно хотелось многое прояснить.
Знал я совсем немного. Как у многих людей, интересовавшихся математикой XIX века, знания эти основывались на классической книге Феликса Клейна «Лекции о развитии математики в XIX столетии». Книжка очень известная, хотя и не самая простая. Клейн пишет в своей книге о десятках математиков-мужчин, и только об одной женщине — это Ковалевская. И одна его фраза предопределила отношение к ней, которое в целом закрепилось. По крайней мере в моей отдельно взятой голове.
Клейн пишет, что Ковалевская боролась за права женщин на образование, пишет про ее «мировую известность». А о ее математических работах замечает: «Первое, что бросается в глаза, это то, что ее работы находятся в очень тесной связи с работами Вейерштрасса и в такой мере написаны в стиле Вейерштрасса, что не видно, в какой мере эти работы заключают ее собственные мысли». Что там дальше пишет Клейн о значении работ Ковалевской меня уже не особо интересовало. Мне в лучших традициях («мы ленивы и нелюбопытны») все было ясно. «Ну, конечно, за нее все Вейерштрасс придумал». А если она что-то там добавила несущественное, это несущественно".
Взято отсюда.

То есть достаточно просто быть женщиной, чтобы отношение изначально было пренебрежительным и чтобы никто тебя всерьез не принимал.

Интеллектуальный застой или стагнация (отказ правителей и политиков реализовывать идеи, благодаря которым они пришли к власти) является благодатной почвой для безумия.

<...>

На первой стадии интеллектуального застоя устанавливаются принципы и границы, которые нельзя нарушать при решении той или иной проблемы. На второй стадии, когда появляются разногласия и нет возможности для нормальной деятельности, первоначальные принципы ужесточаются. Это период, когда в случае своевременного проявления благоразумия есть возможность переоценки, пересмотра взятого курса и его изменения, но подобные случаи — такая же редкость, как рубины на помойке. Ужесточение принципов ведет к увеличению вклада и возникновению потребности защищать собственные персоны. Число ошибочных политических решений умножается, но от них никогда не отказываются. Чем больше вклад и чем больше личное участие, тем более неприемлемым является выход из игры. На третьей стадии череда неудач настолько увеличивает размеры ущерба, что это приводит к падению Трои, падению папства, потере трансатлантических колоний и классическому унижению во Вьетнаме.

Упорство, с которым совершаются ошибки, является серьезной проблемой. Исполнители государственной власти продолжают идти по неверной дороге, словно покорившись Мерлину, волшебством направляющему их шаги. В старинной литературе такие волшебники, как Мерлин, существуют, чтобы объяснять различные человеческие заблуждения и отклонения, но есть и свобода выбора, если, конечно, мы не признаем в бессознательном Фрейда нового Мерлина. Как написал один историк, который был поклонником Джона Ф. Кеннеди, правитель будет оправдывать свое дурное или неверное решение тем, что «у него не было выбора». Но дело не в том, насколько мало могут отличаться друг от друга два возможных варианта, ведь всегда есть свобода выбора, с помощью которой можно внести изменения или полностью отказаться от непродуктивного курса, если, разумеется, лицо, принимающее политические решения, обладает достаточным мужеством, чтобы пойти на это, следуя своим нравственным принципам. Ведь он не является, как описано у Гомера, созданием, судьба которого уже предопределена прихотью богов. Однако признать ошибку, выйти из игры, изменить курс — все это самые невыносимые для государственной власти альтернативы.

Почти никогда не идет речь о том, чтобы глава государства признал ошибку. Своими злоключениями в период вьетнамской войны американцы обязаны тому обстоятельству, что у них были президенты, не обладавшие уверенностью в себе, необходимой для того, чтобы решиться на такой благородный поступок, как вывод из страны всех войск. Вновь обратимся к Берку: «Великодушие в политике не является редкостью, но высочайшая мудрость, великая империя и мелкие умы плохо сочетаются друг с другом». Настоящим испытанием становится необходимость признать ошибку, когда упорство, с каким она совершается, уже нанесло ущерб тому, кто ее совершает. Государь, утверждает Макиавелли, всегда должен быть тем, кто великолепно умеет задавать вопросы и терпеливо выслушивать правду о том, о чем он уже спрашивал, и ему следует гневаться, если он видит, что кто-то не решается сказать ему правду. Именно в тех, кто умеет задавать вопросы, так нуждается государственная власть.

Отказ делать выводы из негативных признаков, часто называемый на страницах этой книги «тупоголовостью» и весьма широко в ней проиллюстрированный, был выявлен в самой пессимистической работе нашего времени — романе Джорджа Оруэлла «1984». Это то, что Оруэлл называл «краймстопом». «Краймстоп — это способность заблаговременно, словно благодаря инстинкту, подавлять любую, едва зародившуюся опасную мысль. Это понятие включает в себя власть, которая не проводит аналогий, не приемлет логические ошибки, неправильно понимает простейшие аргументы… и воспринимает со скукой и отвращением любой ход мыслей, который может увести в еретическом направлении. Короче говоря, краймстоп есть глупость, которая защищает».


Барбара Такман
Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама

Сильвия Плат (27 октября 1932 — 11 февраля 1963) — американская поэтесса, наряду с Эмили Дикинсон одна из самых важных поэтесс для XX века. «Под стеклянным колпаком» — ее единственный роман. Писательница сомневалась в его художественной ценности и выпустила книгу в Англии под псевдонимом Виктория Лукас. Мать Плат и ее муж, крупный американский поэт Тед Хьюз, препятствовали выходу романа в Америке из-за его очевидной автобиографичности и нелестных оценок, которые выносит главная героиня своему окружению, в том числе и семье. Тем не менее книга вышла в 1971 году и с тех пор стала эталоном современного женского романа воспитания.

«Под стеклянным колпаком» — история молодой девушки Эстер Гринвуд, способной студентки колледжа, которая получила возможность пройти стажировку в нью-йоркском глянцевом журнале. Однако Эстер не очарована большим городом и образом жизни, который поощряется в среде, в которую ей предложено погрузиться. Девушка покидает Нью-Йорк, испытывая внутренний разлад, который приводит ее к неудачной попытке суицида и длительному лечению. Это идеальная книга для молодой девушки, в которой открыто и смело обсуждается поиск своего места в мире, проблемы психических расстройств и сексуальности. Элизабет Вурцель, автор романа «Нация прозака», считает, что героиня Плат обладает «голосом желающей того, чтобы ей было позволено желать. Она претендует на роскошь желать не чего-то одного, а множества вещей… Она опустошена, настоящая эмоциональная развалина».

Этот внутренний разлад становится результатом вызовов, с которыми приходилось столкнуться женщинам, получившим доступ к высшему образованию в послевоенной Америке. Эти женщины часто испытывали фрустрацию от предлагаемых моделей будущего. Большинство из них должны были стать образованными женами и матерями, не претендуя на что-то большее. Критик культуры и феминистка белл хукс (автор принципиально пишет себя с маленькой буквы) называет Плат иконой своего поколения: «Мы хотели быть равными мужчинам во всех аспектах, но мы также хотели быть собой, и в нас не было уверенности, что эти два пути когда-нибудь сойдутся».

Путь, который проделывает Эстер Гринвуд, от подающей надежды всеобщей любимицы до «эмоциональной развалины», показывает, чем может обернуться традиционная для жанра социальная интеграция героя в женской версии романа воспитания. Модернисты часто маркировали тексты, написанные женщинами, как безумные, как сырой нерафинированный материал, продукт пошатнувшейся психики. «Под стеклянным колпаком» подрывает стигму вокруг ментальных расстройств женщин, претендующих на то, чтобы их голос был услышан. В эпоху брежневского застоя увидеть такой роман на русском едва ли было возможно. Вероятно, это одна из причин, по которой книга не получила у нас такой же популярности, как ее нашумевший мужской эквивалент — «Над пропастью во ржи» Дж. Сэлинджера. Книга была издана на русском в 1990 году в не слишком удачном, как мне кажется, переводе Виктора Топорова и пережила три издания.



Александра Шадрина
Энциклопедия для девочек: как менялась главная героиня романа воспитания в XX веке

Ещё чо страшное скажу: феминистская деятельность носит кумулятивный характер.
Одна замечательная акция -- это каэшн хорошо, но мало.
И один замечательный центр -- это хорошо, но мало.

Чтобы произошли изменения в обществе, чтобы бить и насиловать считалось чем-то неправильным, а не "все так живут" нужны те самые килотонны комментариев, ненужные паблички, диванные самисебефеминистки, стопицотыщ отдельных разрозненных пикетов и тд и тп.

И вот этот унылый тред, в котором куча женщин тратит свою энергию, это тоже строительство того самого слона.

Потому что для любого яркого события (чемпиона, героя, шедевра и так далее) нужен фундамент, из которого будет производиться выборка. Мы сейчас находимся на этапе создания этого фундамента, а от нас уже спрашивают Результат™.


Наталья Тимофеева

В своей книге «Порнландия. Как порно присвоило нашу сексуальность» писательница Гэйл Дайнс описывает очень наглядный пример такого пропитывания внедрёнными паттернами. Одна студентка отпустила шутку насчёт «трюка», с помощью которого можно избежать секса: отправляясь на свидание или вечеринку, девушка намеренно не делает эпиляцию, чтобы стесняться своей «неухоженности» и, таким образом, не иметь возможности заняться сексом. Остальные согласно закивали. Когда Гейл спросила их, почему нельзя просто сказать «нет», если не желаешь заниматься сексом, ответ был неожиданным: слишком сложно сказать «нет», когда ты уже угостилась несколькими напитками или на дружеской вечеринке. Те же самые юные женщины, которые отстаивали свой выбор эпилировать интимные места, не нашли никакого противоречия между этими заявлениями и словами о том, как сложно сказать «нет» нежеланному сексу.

Эта история очень точно описывает суть того, как порнография влияет на жизнь женщин на многих уровнях. Мы можем вообще не смотреть порно, но все равно быть глубоко подверженными его влиянию, так как образы и послания оттуда доставляются женщинам поп-культурой. Идеология порно закрепляется в нашей психике, маскируясь под советы из масс-медиа как «привлечь и удержать мужчину». Отличным примером этого является эпиляция «зоны глубокого бикини», которое из порнофильмов просочилось реальную жизнь, болезненная процедура, ставшая частью «культа красоты». Теперь многими женщинами такая эпиляция воспринимается как обязательная часть «ухода за собой», эта тенденция пришла именно из порнофильмов.

Та беседа со студентками наглядно показала, как терпимость к порнокультуре лишь кажется девушкам «свободным выбором». Это заблуждение повсеместно. Но стоит копнуть глубже — и окажется, что вопрос о свободе воли сложнее, чем кажется на первый взгляд. В какой вообще степени личность может ей обладать? Ведь люди — социальные существа, которые создают самоидентификацию в определенных социальных условиях.

Избежать влияния культуры невозможно, ведь само понятие социализации подразумевает усвоение культурных норм и образцов поведения. И, раз теперь вся культура является «одним большим насильником», то можно предположить, что количество травмированных девушек и женщин неуклонно возрастает. То есть, будучи социализированными этой культурой, они видят себя всего лишь объектами для секса и переживают разнообразные когнитивные, эмоциональные и сексуальные расстройства.


Лариса Суслова
Серия очерков «Мифы о женской сексуальности»

Как-то попалась мне на глаза цитата Макса Хардкор (порнорежиссер и актер): «В наши дни женщины гораздо лучше понимают своё место в жизни, чем раньше. Конечно же, это предназначение — быть сосудом любви, иными словами, куклой для ебли.» Эта фраза «мужчины в теме» как нельзя лучше характеризует мужской взгляд на женщин: «Ты кукла для моего сексуального удовлетворения».

Печально? Отвратительно? «Мой не такой»? Может быть. Некоторая часть мужчин всё же способна к построению эмоционально близких отношений, как правило с родственницами. Возможно, не буду отрицать эту вероятность. Но гораздо больше ситуаций, что отражено в печальной статистике преступлений против женщин, когда женщина дегуманизируется. Современная порнокультура, конечно же, не сама выдумала эту дегуманизацию, а продолжила традицию последних тысячелетий. Но сам факт налицо. Как же это выглядит на практике? Например так.

Порнографы используют самый очевидный способ — вербальную сегрегацию группы женщин, маркирование их «шлюхами», мерзкими, гадкими и похотливыми. Секс в порно изображен не просто добровольный — женщина ищет его, потому что ей нравится быть сексуально использованной. Таким образом, зритель перестаёт чувствовать вину, так как может убедить себя, что либо ей совсем не больно, либо она этого хочет.

Процесс дегуманизации группы — это способ узаконить и оправдать жестокость в отношении их отдельных представителей. Это проверенный метод применялся веками, а как только эта группа становится невидима, совершать насильственные акты против членов социально порицаемой группы намного легче. Отсутствие человеческих качеств у женщины в порно приводит к неспособности мужчин замечать всю жестокость полового акта, воспроизводимого на видео. Зачастую мужчины уверены, что «женщинам это нравится». Проблемы в происходящем они также не видят, даже когда пытаются воспроизводить сцены из просмотренного в реальной жизни, с реальными женщинами, будучи убеждёнными, что «нормальная» женщина обязана получать удовольствие именно таким образом, а если не можешь, не хочешь или не считаешь нужным, значит ты ненормальная какая-то. Порнография формирует некую «норму использования» женщин, новые грани сексуального обслуживания мужчины, которое она обязана предоставить ему по умолчанию.

Огромное влияние на формирование образа женской сексуальности оказывает глянец. В эпоху моей молодости (да и буквально до последних лет) Cosmopolitan и подобные ему журналы успешно формировали представление о том, что настоящая женщина хочет именно того, чего хочет «Он», наслаждается именно тем, чем он наслаждается. Внимание в такого рода журналах уделялось, по большей части, «Его» нуждам, желаниям, предпочтениям и, главное, оргазмам. Все возможности, предлагаемые Cosmo, касались выбора типа секса и его количества. Отказ мужчине в сексе даже не рассматривался как вариант.

СМИ, целевой аудиторией которых являются женщины, продолжают создавать невероятно последовательную и почти полностью закрытую для иных посланий социальную реальность. Так как эти послания окружают нас, где бы мы не были, их узнаваемость и обыкновенность создаёт впечатление, что они — наши собственные индивидуальные стремления и мнения. Эта способность проникать в самое ядро нашей личности создаёт иллюзию, что мы сами выбираем выглядеть и поступать определенным образом, чтобы быть уверенными в себе, привлекательными и счастливыми.

Утром вспомнили с мужем, как институциализировался Харьковский Центр Гендерных Исследований в 1994 году.

Нам выдали из местного фонда Сороса компьютеры и ещё какую-то технику, к-ю мы расположили в помещении (одна комната) харьковского отделения кафедры философии Академии наук Украины (сейчас эта кафедра называется Центром гуманитарного образования НАН Украины).

Через несколько дней ночью (!) зав. универской кафедры теории культуры в те далёкие годы, к-й подрабатывал и на "нашей" академической кафедре, 1) украл железную дверь этой комнаты и установил её на своей даче и 2) украл один из компьютеров и установил его в своём универском кабинете заведующего.

Я негуманно подумала, что можно же в милицию о ночной пропаже заявить, но муж сказал: но ты же понимаешь, как ему трудно было тащить каким-то образом эту неподъёмную дверь за 60 км. от Харькова. Надо пожалеть человека.

Иначе говоря, институциализация успешно состоялась.


Ирина Жеребкина

Эмоциональное насилие наносит человеку такой же вред, что и физическое, а порой даже больший. Наглядно проиллюстрируем это следующим примером. В случае физического насилия на пострадавшей остаются видимые следы — к примеру, синяки. Она может предпринять законные меры против своего обидчика: написать на него заявление, получить в суде запретительный приказ, который будет ее защищать от контактов с насильником. Но в случае с насилием эмоциональным ничего подобного сделать нельзя.

Эмоциональный абьюз встречается гораздо чаще и в большинстве случаев предшествует и сопутствует насилию физическому и сексуализированному. Тревога и напряжение ходят по кругу, нарастая раз за разом, достигая пика и сброса агрессии в виде скандала. Раз за разом масштабы психологического нападения разрастаются и рискуют перейти в физическое нападение. Эмоциональный или психологический абьюз может служить эффективным инструментом контроля, поскольку подрывает в человеке его уверенность в себе и заставляет сомневаться в собственных чувствах. Он разрушает человека изнутри. А его действенность строится главным образом на частых переключениях между заботой и агрессией, что еще больше сбивает с толку и обескураживает.

Эмоциональный абьюз включает в себя любое нефизическое воздействие — как очевидное, так и скрытое, — которое со временем приобретает шаблонный характер. В список абьюзивных тактик входят:

1) Критика — оскорбления, обзывательства, инфантилизация. Например, при инфантилизации агрессор намеренно навязывает беспомощность, неумелость и несостоятельность своему партнеру, обращается с ним как с маленьким ребенком: «Да что ты можешь!», «С этим тебе не справиться», «Тебе нельзя доверить, ты как маленькая».

2) Унижение — когда то, что человек о вас знает, используется, чтобы вас пристыдить.

3) Враждебность — крики, игнорирование, вербальная агрессия. Например, игнорирование — одна из самых сильных манипуляций, человек ощущает себя покинутым, брошенным, ему кажется, что восстановить отношения невозможно, если сам агрессор не решит пре­рвать свое молчание.

4) Харассмент — настойчивые, повторяющиеся требования, когда партнер считает, что может проявлять сексуализированные домогательства в любом месте. Например, шлепки, пощипывания, зажимания и приставания, когда вы разговариваете по телефону с мамой, а партнер начинает «лезть под юбку».

Цель всех абьюзивных тактик — установить контроль над близким человеком и подавить его волю и свободу выбора, демонстрируя свою власть и силу. Со временем у того, кто вынужден жить в таких условиях, понижается самооценка и вера в себя, растет тревожность и усили­вается страх, появляются депрессивные и ментальные симптомы, суицидальные мысли. Психологическое насилие можно определить как комплекс действий и форм коммуникации, основанных на контроле, осуждении и доминировании. В таких отношениях присутствует дисбаланс сил, поэтому их можно наблюдать между сексуальными партнерами, родителями и детьми, начальниками и подчиненными.


Тереза Комито
Так можно: выйти из отношений, которые причиняют боль

О «Джейн Эйр» критики писали, что "книга была бы шедевром, будь она написана мужчиной, однако она шокирующа или отвратительна за авторством женщины». Неудивительно, что это вызвало рост количества женщин, публикующихся под мужскими псевдонимами. Это гораздо удобнее в материальном плане и в отношении психического спокойствия, но также размывает авторство, так как прячет женщин. Долорес Паломо замечает, что критики 19 века постоянно использовали двойные стандарты, а также разрешали женщинам писать скучные моралистические трактаты, но никогда - что-то свободомыслящее и дерзкое. Любые интересные темы порицались, как недостойные и нескромные.

Несмотря на то, что прямое порицание и взывание к женским добродетелям осталось в 19 веке, в своих разновидностях оно никуда не делось и сейчас. То, что в 19 веке порицалось как «нескромное», сейчас подвергается презрению как «исповедальное». Такое отношение сочетает в себе две идеи:

1) то, что написано женщинами, - ненастоящее искусство,
2) то, что относится к преимущественно женскому миру, - позорно или чересчур лично (об этом не стоило никому рассказывать).

При этом ни признания Руссо или Св. Августина, ни экстатические поэмы Джона Донна, ни сонеты Хопкинса не ругают за «исповедальность». Критик Джулия Стенли заключает, что разница между автобиографией и личным потоком сознания в этом случае просто уловка. Говоря проще, ярлык очень удобен для принижения искусства, которое критик хочет превратить в банальность. «Исповедальный» - это сексистский ярлык для поэзии и текстов женщин.

Табу для женщин остались прежними — проявление ярости и сексуальность, выходящая за границы потребления ее мужчинами.

Другая форма очернения авторства — это выражение мнений о том, что женщина-автор недостойна любви. Руссо писал об этом так: “Женский ум — проклятье для ее мужа, детей, слуг и всех окружающих (…) она постоянно пытается изобразить из себя мужчину». В таком разрезе мужчины боятся конкуренции, поэтому пытаются устранить половину человечества, убеждая ее в неполноценности. Этот людоедский взгляд по большей части отошел в прошлое, однако насаждение мнения, что женщина-писатель или художник слишком сложная, а потому недостойна любви, широко распространено.


Из выдержек критиков часто становилось ясно, что есть что-то ненормальное в том, чтобы просто быть женщиной. Кроме того, критикуя женский текст, критики часто прибегают к неуместным сексуальным, сравнениям или оценивают авторов как женщин (красивая или некрасивая, веселая, милая или слишком уж жесткая и т. д.), что не имеет никакого отношения к тексту. Часто в тексте появляются даже косметические термины.

Чтобы было понятно, о чем речь, вот цитата из одного обзора: «Бедная Франсуаза Саган (…) Ее карьера в Америке напоминает жизнь средневековых красоток, расцветающих в 14, лишенных девственности в 15, старых в 30 и развалин в 40». Еще один пример из книги Джоанны Расс — это отзыв о кинокритике Сьюзан Зонтаг. В нем успех интеллектуалки Зонтаг сведен к ее фигуре, волосам и умению грязно выражаться. Критик старается максимально принизить текст, полностью окутав его женскими маркерами, сразу выводя в некое гетто.


Джоанна Расс
Как помешать женщинам писать книги

#записки_неизвестной
Соцсети, по-моему, совершили самую настоящую гендерную революцию. Ведь они дали возможность женщинам обмениваться опытом. И тут же стало ясно, что мужчины действуют по одной и той же схеме. Раньше эту информацию взять было фактически неоткуда, литература была (и есть) андроцентричной и убеждала женщин, что мужик вовсе не мудак, а тонкая страдающая натура, которой требуется постоянная поддержка. Труды феминисток были (и есть) маргинализованы, не каждая могла к ним обратиться: во-первых, не все о них знали, во-вторых, у женщин вообще нет свободного времени. И только соцсети наглядно показали, что есть неистребимые паттерны мужского поведения и что бороться с ними бесполезно. Потому что мужчины используют женщин, а не договариваются с ними.

Люблю, знаете ли, фтыкать в сериалы без особого смысла, чтоб кринжеватые и красивые. Чтоб думать ни о чем было не нужно, проблемы решались при помощи рояли в кустах и богов из машины, лица чтоб прекрасны, а жопы чтоб упруги.

И одним из ярчайших образцов жанра является, конечно же, Эмили в Париже. Однако же и он нонеча не то что давеча, потому как в год выхода первого сезона он натурально показался мне розовой жвачкой для мозгов, а теперь смотрю и испытываю стойкий ахуй.

Ведь каждый, каждый без исключения мужской персонаж суть записной мудак, и вот среди этого ликалепия и лавирует в своих цирковых костюмах прекрасная Лилия Филипповна. И это, заметьте, не считая тех, кого авторы и так изначально поместили в раздел "мудаки".

Ну смотрите сами:
Один скрывает наличие официальной гёрлфренд и обаёвывает героиню с риском для своих отношений, при этом ни одной не признается – чего же он не самом деле действительно хочет. Вроде как обеих любит, но там хуй его знает. Шоураннеры: это очень романтический персонаж, прост запутался чуток.

Второй оскорбляет героиню в открытую и выставляет ее идиоткой, а также имеет претензии ко времени, проведенному ею на работе, в то время как его работа – это, конечно же, другое. Шоураннеры: этот у нас ориентирован на серьезные отношения и семейные ценности, прост слишком хорош для героини.

Третий просто ходит и присматривает куда бы ещё присунуть, игнорируя наличие жены и даже постоянной любовницы. Шоураннеры: у него столько бабла, что ващета может себе позволить, отъебитесь.

Четвертый тянет героиню в отношения, даже не спросив ее, хочет ли она этого, а после кидает одну в непростой ситуации, выяснив что таки нет. Шоураннеры: обманутая невинность! Парня поюзали!

Пятый ревнует как пятиклассник, заставляя героиню постоянно извиняться не только за то, что она делает, но и за то, кем является. Шоураннеры: ну он творческий человек, нищий музыкант, конечно ему сложно смириться с тем, что баба из другого социального слоя. Сама дура.

Шестой обижается на показанный мизинчик и сваливает в туман, оставив героиню в чужой стране, куда перед этим ее буквально заманил. Шоураннеры: это вообще-то у нас парень с традиционными ценностями, а тут баба только о работе и думает.

Седьмой не может вынести наличия бывшего мужа. Шоураннеры: ну да, женщина и в шысят должна стремиться быть девственницей без прошлого. Бедный мальчик.

Восьмой просто наебываает всех и кидает. Шоураннеры: сложный характер у парня, понять и простить, отгрузить талантливую девушку, помочь, исправить, вылечить.

То есть вот этот весь бестиарий – это все, по мнению создателей, хорошие парни.

Женщины в кино при этом терпеливы, толерантны, тратят время на пояснения и оправдания, входят в положение и испытывают чувство вины. И если это не мизогиния, то я не знаю тогда, что это ещё и чему может нас научить это полотно.

Теперь я с нетерпением жду пятого сезона, чтобы узнать, какой там у нас непонятый мудак на очереди и что надо сделать женщинам, чтобы его каменное сердце дрогнуло, а мудацкое нутро посветлело.

Ну а украшают это творение комменты, в которых мужской хор дружно и в унисон называет Эмили шлюхой. Нельзя, бабоньки, выбирать из мудаков одного мудака, надо брать какого сразу дали и не пиздеть.

Чот блядь оптика отросла на плюс пятнадцать, последней радости лишилась, сук(



Nuretz Bird

Федеральной службой судебных приставов представлен социальный портрет типичного должника по алиментам: это мужчина в возрасте от 30 до 42 лет, не работающий либо имеющий случайный источник дохода, которым невозможно обеспечить принудительные выплаты детям в полном объеме. Типичный неплательщик задолжал в качестве алиментов 142 тысячи рублей. Среднестатистически это денежные средства для троих детей - несовершеннолетних алиментополучателей.

Зарубежный опыт свидетельствует, что наиболее распространенными мерами принуждения и воздействия на злостных неплательщиков алиментов являются: во-первых, лишение свободы (Австрия, Китай); во-вторых, принудительное трудоустройство посредством уголовно-правовых норм (Армения, Таджикистан); в-третьих, запрет на выезд за границу (Англия; Казахстан); в-четвертых, отзыв водительских прав (Франция, США, Канада). Практикуются также иные меры воздействия в отношении алиментщиков. Так, в Италии вступление в последующий брак возможно только при условии предоставления специально оформленного соглашения об уплате алиментов в пользу ребенка. В Латвии и Швеции функционирует алиментный фонд, среди компетенций которого - государственная поддержка и содержание детей


Зиядова Дурея
Харламов В.
Уклонение от уплаты средств на содержание детей в криминологическом контексте

Когда мужчины ушли на фронт, все жизненные трудности легли на плечи женщин: всю работу в колхозах выполняли они. В общем балансе трудоспособной рабочей силы уральских колхозов женщины составляли: 69,7% в 1941 г., 77,6 – в 1942, 81,5 – в 1943,
81,3 – в 1944. И только в 1945 г. в связи с начавшейся массовой демобилизацией фронтовиков после окончания войны доля женщин уменьшилась до 74,6%.

Женщины работали трактористами, прицепщиками, сноповязальщицами, конюхами, телятницами, свинарками, доярками и т.д. С середины лета и до осени все женщины на колхозных полях серпами и косами убирали урожай, зимой ухаживали за скотом на ферме. Им приходилось думать о том, как прокормить свою семью и детей; как весной распахать и сажать огород; как заготовить дрова на зиму, распилить и насколоть их; как заготовить сено для домашней скотины и как сохранить её до весны от падежа и волков, которых много развелось в годы войны (волки осмелели и зимой забегали в деревни, так что приходилось на ночь заводить скот в дом); как ремонтировать протекавшую крышу и т.д., т.е. вся мужская работа, все мужские обязанности легли на хрупкие женские плечи наряду с их собственными заботами.

Домашние дела – стирка, уборка, готовка пищи и пр. – также нужно было ежедневно выполнять. А еще ждать писем с фронта, получать похоронки и находить силы, чтобы жить дальше ради детей. Семьи тогда были многодетные, у некоторых было по 5-6, иногда 8-9 детей, да еще старики и старухи, за которыми тоже нужен был уход, их тоже нужно было прокормить. В то время пенсию колхозники не получали, за работу в колхозе получали немного продуктов, или вовсе ничего. На трудодни мало что выдавали. В некоторых колхозах в течение всей войны на трудодни не выдавали хлеба.

В Чкаловской области был развит пуховязальный промысел. Женщины по ночам вязали платки, затем ездили в областной центр, чтобы их продать и на вырученные деньги купить продукты, чтобы прокормить детей. По воспоминаниям Сании Гизрахманованы Ишкуватовой (к началу войны ей было 12 лет), в их семье было 7 детей, чтобы всех прокормить, они с матерью вязали платки, особенно зимой, когда в
колхозе было меньше работы, в неделю вязали один платок, и её мать каждую неделю ездила в Чкалов (100 км), чтобы продать и купить детям какие-то продукты. Все женщины села в свободное от колхозной работы время вечерами при свете лучины вязали платки, девочек с раннего детства (6-7 лет) приучали вязать. Это был дополнительный источник дохода, который позволял женщинам прокормить детей.

Запасы в деревне закончились уже к лету 1942 г. «В июне 1941 года началась война, а в мае родители еще успели посадить картошку, и в первый год еда была. А потом уже ничего не было».
В 1943 г. засуха охватила основные зерновые районы страны, урожая собрали мало, а надо было кормить армию и городское население, поэтому с 1943 г. в деревне начинает проводиться новая продразверстка, когда хлеб почти полностью сдавался государству, а для выдачи на трудодни колхозникам мало что оставалось. Это привело к локальным очагам голода в деревнях.

Р.Р. Хисамутдинова
Женщина – хранительница семейного очага в селе в годы Великой Отечественной войны

#однафеминисткасказала

За мужчину всякие вопросы пособий или медицины порешает женщина, у женщин доступа к такой помощи обычно нет - и потому женщины положенную им помощь просто не получают в итоге, у них нет ресурса, чтоб в очередной раз бороться с обесцениванием и унижениями от системы и персонала в одиночку.

Разве что обеспеченная женщина может нанять себе юристку, к примеру, но не пойдет же юристка с ней в больницу. А мужчине, кстати, женщина для решения проблем нужна вовсе не потому, что его игнорируют, посылают и унижают, а он бедняга не в ресурсе, а потому, что у него лапки, пусть лучше жена сама-сама выбьет ему направления и пособия.

Требования эмоционального труда во многом поддерживаются гендерными стереотипами. Основываясь на них, люди обычно думают, что женщины должны быть заботливыми, добрыми и осторожными с эмоциями других. Они не ожидают того же от мужчин, которые в целом придерживаются более низких стандартов в общении.

Поэтому неудивительно, что к женщинам предъявляются более высокие требования в отношении выполнения эмоционального труда на работе. Если женщины выражают свой гнев в профессиональном контексте, то подобное поведение рассматривается как неоправданное и заслуживающее наказания, в то время как мужской гнев в том же контексте оценивается как приемлемый и закономерный. Вследствие этого даже в одной и той же организационной роли женщины сталкиваются с более сильным внешним давлением в плане необходимости реализации эмоционального труда.

В силу указанных причин эмоциональный труд в организации реализуется по преимуществу женщинами. Проблема заключается в том, что этот эмоциональный труд не оценивается должным образом. Во-первых, эта деятельность не расценивается как труд: реализуемые женщинами усилия рассматриваются как естественные для их образа жизни, а потому не требующие энергии и времени. Таким образом, эмоциональный труд становится невидимым и обесценивается имеющимися представлениями о женственности. Как следствие, затраты женщин на эмоциональный труд не компенсируются или компенсируются не в полной мере.

Кроме того, непропорциональное распределение эмоционального труда между мужчинами и женщинами создает определенные преимущества для мужчин, которые высвобождают время и ресурсы для достижения более интересных и перспективных карьерных целей.

Иными словами, можно наблюдать гендерное неравенство, обусловленное сложившимися эмоциональными практиками в современных организациях. Более того, некоторые исследователи говорят об особых формах гендерной эксплуатации, при которых энергия и силы женщин тратятся, оставаясь часто незамеченными и непризнанными, для того, чтобы принести пользу мужчинам, освобождая их для более важной и творческой работы. При этом реализуемый женщинами эмоциональный труд повышает статус мужчин – на это работает избыточное внимание и забота женщин о мужских проектах.


Е.Б. Петрушихина
Концепция эмоционального труда и гендерное неравенство
в современных организациях

#однафеминисткасказала

Когда мы говорим, что энный процент преступников росли в жутких условиях, пусть даже это бóльший (но никогда не преимущественный!!) процент - тем не менее не меньшее число людей, выросших в таких же жутких условиях, НЕ стали преступниками и никогда НЕ совершили ни единого правонарушения.

У Бэнкрофта было как раз о том, что примерно половина абьюзеров сами росли в насилии - но другая-то половина росли вне насилия! То есть роль насилия в детстве в формировании абьюза в будущем - 50/50 или, по чесноку, ничтожно мала.

А знаете, почему?
Потому что мужчинам не нужно проходить через насилие в детстве, чтобы стать абьюзерами - всё общество учит их абьюзу и насилию, вся культура.

#однафеминисткасказала

Всегда рекомендую периодически заходить на канал Прошмандовцы русской эмиграции. Помимо очевидной практической пользы там можно получить знания и весьма точный профиль сынов патриархата. Эти протерапевтированные феминисты (никаких кавычек--это самые настоящие протерапевтированные феминисты!)-материал для исследований и колонок феминисток буквально этого и следующего десятка лет, не надо быть вангой, чтоб понять это, увидеть, что это неопатриархалы наши сыновья, мужья, бойфренды и лучшая френдзона.

Конечно, эти типы упоминаются и в классике, но тогда их молги разглядеть буквально десяток, а уж детально описать вообще единицы самых суровых радфемок.
Буквально недавно там появился чуть ли не первый пост о прошмандовце, которому хватило глупости сказать, что феминизм - говно. Остальные все с пониманием, знанием нюансов и про важность осознанного партнёрства, про многолетнюю качественную терапию, многие с тесным позитивным контактом со своими родителями(и только парочка списали надобность терапии и свой непростой нрав на напряжённые отношения с родичами в детстве!). Многие -- с бесконечным терпением перебирать на СЗ или затаиться и ждать свой особый сорт жертвы.

Вы более-менее хорошо меня знаете и в курсе, что я без иллюзий вообще, но и то была сначала поражена точности прогноза феминисток изучающих неопатриархат. И это не какие-то особенные ребята ( один очевидный маргинал попался из тех сотен), это симпатичные талантливые, хорошо воспитанные и образованные молодые и средних лет мужчины, которые хорошо социализированы и знают, что теперь нужно говорить и делать.

Патриархат сыновей без розовых очков уже тут.

Повседневными практиками улучшения и поддержания здоровья в семье заняты преимущественно женщины, трудясь для себя и других членов семьи, что связано с гендерным разделением труда — традиционным представлением о семейной роли женщины и культурными моделями женственности . Исследователями отмечается, что в патриархатном обществе женщины несут основную ответственность за здоровье близких. Поддержание эмоционального и физического благополучия в семье и уход в случае болезни считаются традиционно женскими обязанностями. Жены и матери выполняют эту функцию, даже если они интенсивно вовлечены в профессиональную деятельность, обладают высоким социальным статусом и вносят существенный вклад в бюджет домохозяйства. Независимо от социального положения семьи забота о здоровье ее членов сопряжена с расходованием финансовых средств, времени, физических и эмоциональных усилий. И в то же время практики заботы о здоровье характеризуют социально-классовое положение индивидов и групп.

Привлечем для дальнейшего рассуждения концепт гендерного контракта. В современном обществе женщина включена в публичную сферу, играя роль работающей матери. Контракт «работающая мать» имеет свои особенности в семьях с низким доходом. Часто на женщине лежит двойная нагрузка: она обеспечивает основной доход семьи и одновременно выполняет функцию заботящегося, что сопряжено с гендерными ролями жены и матери. Двойная нагрузка в сочетании с ограниченными ресурсами может сформировать особую конфигурацию дефицита заботы в семье, в том числе дефицит заботы о собственном здоровье. Как же сказывается такой недостаток ресурсов на практиках заботы?

Для женщин с невысоким социальным статусом и сложными условиями труда характерна значительная эксплуатация собственного здоровья. Их забота о себе сводится к набору практик для соответствия внешним предписаниям и по обеспече-нию минимальных потребностей. Внешний контроль на них действует как механизм, принуждающий заботиться о своем благополучии. Поскольку забота о членах семьи является особым видом домашней работы, связанной с расходом физических, интеллектуальных и эмоциональных сил, мы можем предположить, что представительницы рассматриваемой социаль-ной группы следуют режиму экономии ресурсов в отношении собственного здоровья. Российская исследовательница Л. Шилова называет такое отноше-ние инструментальным, и далее мы используем это определение. Подобное отношение предполагает, что здоровье (и здоровое тело) рассматривается человеком исключительно в качестве средства для выполнения предписаний, связанных с ролью работающей матери. На фоне общего инструментального отношения к здоровью далее выстраиваются специфические практики заботы о себе и о здоровье близких.


Ходоренко Д. К.
Забота женщин о своем здоровье в условиях ограниченных ресурсов

Воспринимайте мужчин как опасность, а не как нечто волнующее


Когда женщин с рождения учат переоценивать мужчин, трудно остановиться. Даже те женщины, что читают меня годами, признаются, что иногда ловят себя на волнении по поводу посредственных мужчин. Вместо того чтобы пытаться подавить эти чувства или стыдиться их, попробуйте перевести это чувство волнения в чувство страха.

Потому что это та эмоция, которая здесь наиболее уместна. Мужчины - главная угроза благополучию женщин. Когда вы перестанете относиться к ним как к чему-то интересному и волнующему, и начнёте видеть в них опасность, которой они являются, вы сможете лучше принимать взвешенные и разумные решения.


Zawn Villines
Как перестать ставить мужчин в центр своей жизни
Перевод: авторка канала “Осторожно, окрашено”

Предполагается, что женщина, прервавшая беременность, должна жалеть о принятом решении, если и не всю оставшуюся жизнь, то хотя бы некоторое приличное время.

Что такое аборт? Аборт – это медицинская манипуляция для искусственного прерывания беременности. Аборты (без показаний) проводятся на таком сроке, что говорить о каком-либо ребенке, кроме условного, бессмысленно. Беременность это не ребенок, это функция тела женщины, в результате которой, при соблюдении определенных условий, за 9 месяцев формируется плод.

Таким образом, сожаления о проведенном аборте – это сожаление о медицинской процедуре, которая, если не карательное выскабливание по живому, в подавляющем числе случаев не несет вреда здоровью и не оказывает влияние на работу организма.

О чем тогда должны сожалеть женщины? О ребенке, который родился бы, если бы случайное зачатие не было прервано. Но если бы это конкретное зачатие не произошло, то сожалела бы эта конкретная женщина о ребенке, который мог бы быть?

Например, каждый месяц, когда очередной раз отторгается слой эндометрия, сожалеют ли женщины, что менструации не было бы, если бы была беременность? Думаю, что в основном женщины так не думают, иначе пришлось бы признать, что вся жизнь женщин подчинена репродуктивной функции и рожать они хотят и будут при любой удобной или не удобной возможности. Это значит, что в каждый момент времени женщина готова – не по принуждению, конечно, потому что обязанности рожать законодательно не закреплена, а под действием суровых природных сил или мифического «инстинкта материнства», – стать матерью. Причем столько раз, сколько получится. Но наша жизнь регулируется регулами только в части тампонов и обезболивающих, а не количеством гипотетических детей, впитавшихся в прокладку. Так же, как и мужчины не сожалеют о сперматозоидах, путешествующих по канализационной системе. Сперматозоиды – это не дети, яйцеклетки – это не дети, зиготы – это не дети. Беременность – это не ребенок. Это условия, при которых возможно рождение ребенка, если будет соблюдено еще одно необходимое условие – желание женщины, в чьей матке, при желании, будет проходить процесс.

Так о чем должна сожалеть женщина, в случае прерывания нежелательной беременности? О медицинской процедуре? Вряд ли. О зародыше, который на ранних сроках не сильно отличается от менструальных сгустков? Нет. О внезапном ребенке? Тоже нет, потому что она не собиралась становиться матерью.

Сожаление о прерванной нежелательной беременности – это социальное ожидание. Это сожаление патриархального общества, которое считает, что женщина ценна только своей репродуктивной возможностью. Поэтому все, что делает женщина вне репродукции, считается несерьезным и неважным, а вся ее жизнь – это подготовка к родам и если внезапно случилась беременность, то надо рожать, иначе зачем ты живешь.


Паблик Женская Сила